Мар Тын, мозги и ноздри

Мар Тын, мозги и ноздри

............................«Блокбастер» в девяти частях,
............................вместе с финализацией,
............................две из которых – веселые  («Горошинка» и «Операция»),
............................остальные несут в себе функции
............................отвлекающих тактических операций

............................Июль 2008 г., эскизик полевой, чтоб был.
............................Про «Мар Тына» см. также
............................в книжечках «Буча», «Туда. Сюда. Нельзя»,
............................«Красавицы лёгки, братишки суровы», «В излом ракушек»



Часть первая. Гуманоид


Причем тут, скажете, Мар Тын? При чём тут мозги?
Ну, как же так – «при чём»!?
Мар Тын - один из давних и добрых юмористических персонажей. А Мар Тын и мозг - понятия вполне гармонично стыкующиеся, несмотря на некоторую несуразность творящихся вокруг них - Мар Тына и его мозга – веселух залипушечного толка.

Вот с ноздрями объяснить сложнее. Да. Сложнее. Но, это - с одной стороны. А, если с другого ракурса очами заглянуть во суть проблемы, то ничего и не сложнее: раз есть Мар Тын, значит имеется у него мозг; а любой мозг гуманоида - а Мар Тын, если кто еще колебался в определениях, вполне гуманоид - располагается в голове; а любая голова имеет ноздри.

Воооот. Вот так! Заворотисто, но, согласитесь, вполне лежит в руслах ещё не вполне высохших логических потоков бытия. И сознания, конечно же.

Важно! В случае с Мар Тыном и мозгом ноздри-то как раз и не имели к Мар Тыну никакого отношения. Потому как были не его ноздрями. Как и мозг, в общем-то. Не его был мозг в конкретной ситуации изюма. Чужим он был. Однако дружеским.

Одним словом, просто случилась одна веселушка-приколюшка с Мар Тыном, а описать ее качественно в конкретное мимолетье исторической реальности, ну, не успеваю я в силу некой своей дезорганизованности, жёсткого лимита времени и, наоборот, необузданной в своей шири лени; без последней, ну, никак...

То, что ниже идёт – это вроде напоминалки себе о необходимости поделиться с друзьями хохотательным моментом. Чуть позже. Чуть. Хотя вряд ли. Судя по всему, оставлю так.

Ну, а сейчас – фактура! Фактура событийных срезов доли. Нет-нет. Не лобной доли, ни какой-нибудь другой, имеющей касание со мозгом! А доли, что суровою зовут, когда имеют счастье описать процессы, что движимы ребятами простыми.



Часть вторая. Байлеко-пум



Взревел - «Байлеко-пум!» -
сержант морской пехоты Короля -
«байлеко-пум» по-нашему, примерно,
ну что-то вроде «ну, чего застыли?
Поехали уж, хлопцы; бой кипит!» -
и по-сиамски так вцепился в бортик джипа,
ногою правою болтая над землёй,
свистящим взглядом залихватски – в джунгли…

А в мордочки хлестало всякой пакостью лиан и обдувало ощущением тревоги.

И тут подумал брАтка Йо Горон:

«Давненько уж не выходил на связь с Мар Тыном.
Сейчас вернёмся, всполосну мордашку, почищу инструмент похода,
глотну, всхрапну и намострячу спутник,
телефонирую без проводов курилке».


Часть третья. Дезинфекция


Пока перекусил. Пока развёл антенны. Глотнул вискарика капульку. Так – не много. Для дезинфекции сугубых восприятий. Для духу. Для настроя.

И тут - с чего бы? – потянуло в сон.

«Пойду к ручью – бабахнусь телом, оледенюсь под водопадною струёю», -
- решил Гороныч.

Но. Не пошёл. Уснул. Чуть шевеля усталой носопыркой.

И снилось.
Мозолисто так снилось. Не смешно.
Часть четвертая. Сон, ошмётки, мозоли

Цепко.
Памяти хруст
по ракушкам прошёлся.
Смятым хлебом засунуто сухо в кадык -
не сглотнуть, не вздохнуть, не всосать, не запить...
Полегли.
Щёлкнет тихо,
как в тире том школьном винтовка ТОЗ-8...
Вроде мимо... Ан нет!
Вроде мимо... Ан нет!
Вроде... Нет!
И опять, и опять, и опять
жесткий пять-сорок-пять мясорубит мышцу -
для котлет, для пельменей космических далей...
«Эээээээээээээээээээээээх...»
Взлететь...
Хрен с ним - с этим вот взорванным пузом:
пусть колышет кишки на ветру,
пусть трясёт...
Хуже.
Хуже всё.
Хуже и ...
Больно...
АКС мясорубит не пузо, но мысль...
И беззвучным,
как та эРГэДэха
в синей ночке - во шмяк до соплей и ошмётков средь скал,
и беззвучным бабахом
вдруг лопнет в груди...
«Э-э-э-э-э... х... кхь... кхь...» - Со ветвей в валуны
опадают остатки...
Не живые уже.

Мы!
Живые!
Уже!!!



Часть пятая. «Сержант, поехали в Бангкок!»



Проснулся Йо Гороныч.
«Йох, ты ж! Опять проспал все мыслимые сроки!
Звонить! Звонить Мар Тыну срочно!
А то – тоска! Как брАтка там?
В своей душнючей и чужбинной дали?»

Мар Тын на связи. Весело сопливит
поплывшим - от чего бы? - носом.
Гундосит про житьё-бытьё своё.
Безотносительно. О всяком.
Но с бравадой.
Нам фигли унывать.
Ну, жарко! Так зато – папайя
и ананасы прямо из-под ног!

- Простыл? – Гороныч.

- Не! Пустое!
Вчера глотнул буржуйского напитка,
заснул в процессе
прямо под кондёром.
Но, всё – нормуль,
ведь даже изморозью не покрылся!
Нормально! Лишь чуть мозг болит!
Так это – знамо дело – логика событий!
Не пей, - глаголит суть, - в жару излишков,
не превышай стандартный литр на шнобель вискаря! –
- ответствовал Мар Тын.

Уж он-то знает, что волненье друга – приятное, конечно, дело, но
своих беречь необходимо от излишеств всяких,
тем более на расстояниях сквозь лес…

- Ты там смотри… - Гороныч, типа, воспитатель.

- Да ладно-ладно! Ладно! Сам-то как? – Мар Тын.

- Да вот сижу и размышляю как бы
нам стыкануться где-нибудь на днях?

- Ты где?

- Да, как обычно – глыбы, тараканы, джунгли…

- Такой же коленкор! А ты когда, куда?

- Да я бы предложил на послезавтра. Ну…. Где-нибудь… В Бангкоке, например.

- Легко! Щас доложусь начальству и – на бортик. Тут от меня-то – часик-полтора!

- Замётано! До встречи у баньяна. Немного, правда, времени. Но – что ж.
Хоть пару часиков! Огнём обжечься, обнимахой – в память… То ж – всё…


«Сержант, поехали в Бангкок…» - в восьмидесятых пел Минаев Сержик.
Эээх. Знали б! Кто ж так угадал...?


Часть шестая. Горошинка (юмор)


Бангкок.
И Йо Горону душно.
До встречи со Мар Тыном – три часа.

«Пожрать, что ль? Время есть ещё». –
- И завернул в какой-то быстропит, подобный «Бургеру» иль «Маку», иль «КурЕ»,
что кентуккийской жареной зовут.

Сидит Гороныч в общепите чуждом.
Глотнул с размаху ледяной стакан.
Потом ещё.
Ещё.
Уфффффффф! Жажда отпустила.

«Ну, что – по супчику, иль как?» - сам для себя приказ горошит Йо Гороныч.

Сидит. Хлебает дрянь. Оглядывает зал.
ЗевОта! Не зацепиться взглядом – скукота: одни какие-то германцы, шведы, бритты.
Все толстые. Все жрут.
Какой тут романтизм.

На фоне беспросветья злого случается изюмистый спотык.
В зал входит дива. Всё при ней! При теле.
Стройны ходилки. Выпуклости – ох!
И личико…

О, как! – вздыхает с интересом Йо Гороныч,
готовясь ко оценке форм
и к событийности возможных гипотЕтик…

И вместе с предвкушением вдыхает
в себя…
нежданную горошину из супа!

Попёрхнуто - «кирдык!» - мелькнула мысль.
«Откуда гадь такая тут валялась,
в супах с морскими, типа, живностями в ряд?» -
- нет, не подумал, не успел – случилось.

«Кхыр-кхыр, кхыр-кхряк-с!» – сработал рефлекторным залпом
испуганный – что ж? воздуха-то нет! – Гороныча служивый организм.
«Кхыр-кхыр, кхыр-кхряк-с!» - и вылетела та горошина в просторы!
Но вылетела не без каверзы. Нет-нет!
Нет! Не без изгибов полетела в волю!
Не просто так! А через правую ноздрю.
Хотя, конечно, то – по барабану, через какую, чрез ноздрю летела дрянь.
Но вот запомнил, почему-то. Странно.

Да ладно б с ней, с ноздрёй.
Она ж ещё извилисто шустрила. Ракета, блин!
По траектории! Да с самонаведением в объект!
Да длинно так!
Во зал.

Перелетела пару столиков игриво. И шмякнулась спокойно на один из них.
Там толстый немец медленно и с чувством
подобный супчик возъедал спокойно.
И смаковал. Глоточек. Мааааленький. Ещё один.

И тут. Горошина. Во блюдо. Шмяк. Без звука.
Ну, присупилась, что ж!? Не век же ей летать!?

А немец сделал паузу как раз. Вздохнул. И глазки к потолку направил.
Философ, видимо, он был. Бывает.
И пропустил момент тот немец. Пропустил.
Не зафиксировал изюм бултыха в блюдо
горошины моей. Да. Прозевал.
Естественно! Отвлекся.
А нефиг в потолки да очи возводить!

И, опуская глазки к супчику,
вздохнул еще разок зачем-то, ну не знаю,
германец.
Да и черпнул мою горошинку лихую.
Да и глотнул её со смаком. Со душой.

Так неудобно стало мне чего-то.
Даже хотел к персоне подойти.
Ну, извиниться, мол бывает, что же…

Уж встал. Но... тут же передумал,
основываясь на моментах гуманизмах и принципах «не навреди». Ээээх – жизнь!

А то бы, представляете, подвигнул члены
ко столику страдальца без вины
и начал объяснять германцу,
что так и так, из носа – прямо в суп
горошина попала к Вам,
Вы съели, такая вот, простите, кутерьма!
Ну, а они-то – вежливый народ!
И начал бы тот немец извиняться –
- простите, съел случайно,
всё верну
и компенсирую финансово потери
известного количества калорий,
что концентрировались во горошине-ракете…

И неудобно было бы вдвойне.



Часть седьмая. Операция (улыбистая, чего уж тянуть)



Сурово - много лет без кисти,
без ощущения прямого кисти друга –
обнялись Йо Горон с Мар Тыном.
Сопливиться не стали, ко чему узор?

Бутылочка «Глен Эдвардса» открыта.
Мар Тын её припас и ко столу доставил
сквозь перелёты над волнами и горами,
над джунглями и квадратурой риса.

Бутылочка «Глен Эдвардса» открыта.
Вискарик такой чудненький. Скот-лЭнд!
Эт не хухры-мухры! Не «блендид» всякий суррогатно-мутный.
А вовсе даже подобающий им, брАткам, «молт»!

Свинтили крышечку. Хрусь-хрусь, - балдёжно манит.
Подносят горлышко ко шнобелькам черёдно.
Вдыхают молча.
Ымммммм - а-ро-ма-тец! А-ро-ма-тик! Уууух!
Капульки булькают в широкие стаканы.
Палитра! Цвет играет комплексностью дум.
Обмакивают сдержанно язЫки.
И медленно кайфуют от приятных смакований,
от - временного пусть - отрыва
от тараканов, от жуков, от влаги,
слипающейся в воздухе в куски
противной мерзкой ваты
и прущей, нет не в ноздри, а в мозги,
мешая жить и верить во спасенье…

Особо-то не пили!
Брызнули во третий, накрыв его – традиция – хлебцОм.
И поделились коротко о трудном.

- Ну, ладно о трудах служивых! –
- разбавил в общем-то ненужный пластилин Гороныч. –
- Ты о себе давай! Как? Что?

- Да чё там обо мне? Устал немного в целом. А в остальном всё как-то… Как всегда. –
- Мар Тын, как был крестьянин, так им и остался,
ну хоть чего-нибудь да светлого изрёк.


Глотнули. Позвенели льдом.
Стрельнули взорами по циферблатам.
Мар Тыну через полчаса в полёт,
Горонычу чрез час.

- Тут, знаешь, выдался особенно тяжёлым
прошедший месяц. Редкостный загруз! –
- так отстранённо, как бы мимо проходя, пустил затравку для фразеологий
Мар Тын и щёлкнул зажигалкой.

- Чего такое? Бусурманов сдвиги?

- Да не совсем. – И вкратце излагает
Мар Тын свои невзгоды, что украсили досуг.

***

«Сижу я как-то раз. Во стенах.
Кондёры. Хладь. Во службе перерыв на месяц.
Мечтаю – вот и отдышусь.
Фиг вам!
Звонок.
Тревожат те «комрады», с которыми лет десять уж тому трудил.

- Чего? – вспрошаю.

- Ты помоги, дружище!

- В чём соль? Конкретизируйте – поможем!

- Да, понимаешь, помощь минимальна. О многом мы не просим. Так – пустяк.

- Рубите!

- Тут в твои края, Мар Тын, направить мы решили командира.
Ну, то есть одного из них. Ты с ним по-раннему пересекался в джанглах.
Так вот. Ему потребна операция с мозгами. У Вас там, говорят, мастырят их чудесно…

- Стоп-стоп! Где тут, у нас!?
Я тут и сам, ребята, гость.
Моя родимая сторонка – совсем географически не здесь!

- Ну, это мы для упрощенья!
Конечно же, не у тебя,
а в той стране, где ты сейчас страдаешь деловито!

- А что с мозгами? Идиот? Иль так – раненье!? Уж уточните, плиз! –
- витийствую мартынисто, дотошно, нет, без злобы.

- Да опухоль возникла в голове. Нестрашная, глаголят. Но потребно вырезанье.

- Из мозга? Прям из головы?

- Ну, да! Чего тут удивляться – прогресс же по планете марширует громко!

Так вот.
Его, страдальца, мы приземлим в столице.
С ним будет парень для контролю.
Чтоб не упал и не пропал случайно командир.
С тебя попросим лишь принять участие во встрече.
Взять у сопровождающего чемодан с деньгами на оплату операций.
До вечера его занять обедом иль досугом.
Потом в больницу возложить.
Там всё уж нами оговорено, с тебя лишь передача денежек из чемодана.
В нём всё нормально – хватит, даже очень.
Ну вот.
Потом, чрез два денька забрать – там всё успеют, в госпитале том, -
- ну, и сопроводить в день выписки ко трапу – билеты в чемодане.
Всё! Делов-то!

- Нннннууууу, прямо даже и не знаю. Ведь всё же - голова!
А ну как, не дай Высь, чего случится?
Вы ж мне потом без всяких харакири наружу извлечёте ливер весь!

- Всё будет чики-пики, не волнуйся. Мы – парни дела, понимаем соль.


Мозолисто ударили по лапам и совершили телефонный договор.

День настаёт.
Встречаю в Эропорте.
И командира принял. Да и чемодан.
Пожал сопровождающему руку.
Страдальца усадил в кабриолет.
Повёз к себе домой.
Усаживаю, наливаю чай –
- ему ж вискарь нельзя, всё ж с мозгом перебои!

Попутно набираю телефон.

Контакт имею с докторами –
- мол, так и так, готовы ль Вы парнягу моего принять на изрезанье мозга!?

«Готовы, - отвечают мне, - но нужно подождать.
Сегодня ну никак. Дня через два звоните».

«Ну, вот, - вздыхаю, - начинается. Попал!
Ведь чувствовал, что что-то будет здесь с изгибом.
Зачем согласье помогать озвучил? Дурак – чего с меня ещё?»

Устраиваю командира джунглей,
что болен мозговым опушьем,
в гостиницу.
По статусу.
По ценовым высотам.
Кормлю. Пою. Экскурсии ему.
Как с малышом, короче.
А ведь билет его теперь менять к тому же.
Ведь дата-то сместилась.

Вот, отдохнул мечтатель. Я.

День настаёт.
Везу его к врачам.
Устраиваю. Всё в порядке, вроде.

Вопрос бросаю к профессуре, как мол,
как ориентироваться мне –
- когда порежете, когда забрать возможно пациента?

- Порежем мы его сегодня.
До завтрашнего вечера – у нас,
чтоб убедились мы во гладкости и качестве деяний наших,
что с парнем будет всё путём,
чтоб…
Ну, вот так.

- Как так!? Как можно быстро так?
Это ж серьёзный член-то организма!
А кости? Трепанация!? А мозг!?
Не верю, что так быстро зарастут разгромы черепные! –
- прошу тех лекарей ответ мне дать надёжный.

- Вы, господин Мар Тын, так сильно не страдайте!
Не будем резать мы его! Без трепанаций обойдёмся.
До мозга доберёмся мы другим путём!

- Шутить изволите!? Как так – другим путём!? –
- настойчив я и недоверчив,
«чрез зад, что ль, добираться будут?
Нет, так нельзя! Он - боевой пацан! Ему в проход нельзя совать!
Ведь это как-то… некорректно».

- Через ноздрю! – Хирурги профессуры отвечают. - Запустим зонд. На нём - аппаратура для просмотру. Найдём ту опухоль. В экране всё рассмотрим. И высосем всю дрянь, что лишняя в мозгу.

- Ааааа! Ну раз так… - спокойный уезжаю.

Спокойный-то – спокойный. Но всё ж волнуюсь в муках.
Звоню в госпиталя! Как мол прошло?

- Отлично, - отвечают. – Как и обещали. Живой! Здоровый! Можете забрать!

Скачу в кабриолете. Забираю хлопца.

- Ему лететь-то можно завтра? Или как? – у доктора беру последний комментарий.

- Без всяких, без сомнений! – уверен во успехе профи медицины мозга.

Билеты перепрограммировали мы.
На завтра.
Ко мне рвём шины – надо же отметить!
Чтоб завтра с целым, излечённым мозгом
в полёт домой отправился герой.

Сидим.
Глотаем.
Ни о чём болтаем.
Короче, коротаем жизнь.

Вдруг отвернулся – слышу – «Шмык!», как будто кто соплю втянул в себя.
«Не понял!?» - возвращаюсь взором к командиру.
На том висит сопля.
Прям из ноздри!
Да из второй к тому же тоже!

«Кирдык!» - мелькнуло. -
– «Какие могут сопли быть
после изрезов головного мозга!?»

А он, засранец, уже пытается платочком их стереть.

- Застынь! - Ору, а сам смотрю…
И медленно офигеваю.
Из тех ноздрей – чего я и боялся – не сопли вовсе лезут,
а стекает
зеленоватый, весь в прожилках и извилинах,
сам
МОЗГ!

- Не трожь мозги! – командую братишке, который тянется всё к ним платочком. – Ты голову бросай назад! И так держи! Поедем срочно в госпиталь обратно! Да запрокинь ты, бездарь! Вытекают!

«Вот же поганец, доктор империализма!
Наврал! Некачественно высосал дерьмо из мозга,
и зацепил, видать, последний… Тот потёк.»

Трясусь в кабриолете. Лечу в ту хирургию злую. На крыльях, на колёсах, то бишь.
Рядом, запрокинув мозг из носа, в страхе
блюдёт баланс и равновесье мой герой,
старающийся всё не расплескать!
Боиться, сволочь!
Хм, конечно!
Я сам боюсь! Засранцы! Вот подстава, гады!

На месте мы.
Вызвал я в скандале всю больницу –
- врачей, хирургов,
медсестер и братьев,
охрану, дворников…

- Спасайте, изверги! Мозги - наружу!
Убили хлопца боевого!
Пропал мужик!
«Через ноздрю! Через ноздрю!» - дразню.
«Светилы, блин, из Нижнего Тагила! Туда вас, изуверы! Научились бы!»

Короче, напугались все.
И сам герой.
И я – Мар Тын крепчайший.
И оперировавший лекарь,
который всё бурчал во сдвиге:
«Как так? Ведь это же прогресс! Не может быть! Как так!? Как вытекли мозги…»

- Через ноздрю! Через ноздрю! - дразню уже в эфир по-полной.
- Ведь, если лезешь в мозг, будь добр – зашей!

Перепугались все.
Да чего уж.
Вструхнёшь тут до обсЕру в мир.
Конечно.
Брррррр.

Спасали долго.
Очень.
Очень долго.

Но, спасли.
Хотя, конечно… Кто ж ответит твёрдо?

Фуууух! Настрадался я, Йо Гороныч, очень настрадался.
Забрал я своего опекаемого через пару дней.
Опять выпили.
И опять они потекли. Мозги.
Ужас просто.
Намаялся.

Вместо тройки дней мучался я с тем командиром и с теми профессорами месяц!
Оказалось, что не мозги были. Ну, это хирург так меня успокоил. Не мозги, а просто мол остаточные какие-то пост-операционные вспомогательные жидкости вытекали. Да наврал, вероятно. Я ж ясно видел – они с прожилками были, с извилинами! Да и не жидкими вовсе выглядели. А смотрелись, как вполне нормальные мозги. Бррррррр!»

***

Закончил свой блокбастер Тын.
Всмехнулись.
ДзИнькнули стаканством.
Поднялись молча,
даже не вздохнув – работа.
Обнялись кратко.
В путь!
Когда теперь ещё…


Часть восьмая. Цветок (философичная)


Бывают у нас такие территории заморские, чужие, баклажанные, которые очень уж интересны своими обычаями, взглядами, воззрениями, нормами. В одну вот из таких и завернул Йо Гороныч после встречи с Мар Тыном.
Территория та - в принципе, пацифистки настроенная. Однако ж, парадокс - военные перевороты там случаются очень уж традиционно. К счастью без жертв. Ну, разве что случайных, не со зла.
А всё потому, что один из неосознанных там до конца – а, может, и осознанных, но вряд ли, - моментов восприятия бытия характеризуется постулатом «Мы все - дети одного Цветка». Он вечен. Он светел. Он - Душа.
Да, его можно сорвать. Он, всё равно, будет жить.
«На! Бери, белая обезьяна, только что срезанный! Он тебе подарит Свет и ощущение Добра! Ощущение тебя в Добре. Не бойся! Бери! Это ничего, что в нём ты видишь массу муравьёв и других насекомых. Они в нём живут! Как и мы живём в нём! Он ведь живой. Пусть даже и срезан. Его же не покидают муравьи. И мы его не покидаем. Мы - в нём! И он выбирает нам путь. Он ведь нас знает, как никто, как и мы себя не знаем. Кому-то он подарил путь воина – если выпал черный лепесток, кому-то путь мира – раз выпал красный лепесток. Это не важно! Он с нами! И значит - так и надо!»
И хорошо, что нам выпадают свои лепестки. Каждому – свой лепесток.
Финализация

Такие ноздри вот. Такие вот мозги.

====================
………………………………..Про «Мар Тына» см. также:


…………………………http://www.proza.ru/2006/08/26-51

………………………………..http://www.proza.ru/2006/11/03-35

.................http://www.proza.ru/2015/02/15/365

………………………………...а также в других штучках, что размещены
…………………………………в книжечках «Буча», «Туда. Сюда. Нельзя»,
........................"В излом ракушек", "Вышел амфибий на берег".