Эльфийская тропа

(In the sheltering shade of the forest
Calling calming silence
Accompanied only by the full moon
The howling of a night wolf
And the path under my bare feet...
...The Elvenpath)

Hearing music from the deepest forest
Songs as a seduction of sirens
The elf-folk is calling me…
Nightwish, “Elvenpath”
***
Тропка раздваивалась и аккуратными рогами уходила в разные стороны, огибая старый разлапистый вяз. В его дупле сидела сова и злобно смотрела на окружающий мир круглыми, как блюдца, глазами.
Тришка осоловело сидел на козлах и ожесточенно чесал в вихрастом затылке, судорожно вспоминая, с каких это пор тропинка стала страдать жестким раздвоением личности. Память напоминала лесное болото – в вязкой жиже сознания с утробным звуком лопались какие-то пузыри, но ничего дельного на поверхность не всплывало. Кроме напоминания о том, что пить надо меньше…
Рыжая Брусничка меланхолично щипала траву. Тришка беззлобно обругал лошадь и опять уставился на тропу, безрезультатно решая в уме архисложную задачу «ехать или не ехать по ней». В предыдущие его поездки на ярмарку и обратно лесная дорожка вела себя как и положено всем приличным лесным тропкам – вела в одном и том же направлении. Теперь же…
Купцу показалось, что грибы, в простонародье называемые «сатанинскими», чинно выстроившиеся вдоль тропки почетным конвоем, ехидно ему подмигнули.
Брусничка подняла голову и с интересом посмотрела на хозяина.
Тот поерзал на жестком сиденье и жалобно посмотрел на лошадь, словно спрашивая у нее совета. Уже совсем стемнело, а возвращаться заполночь домой ой, как не хотелось – жена так «приласкает» скалкой по затылку, что мало не покажется. Потом дня три будешь звезды днем в небе видеть, да корову с поросенком путать.
И тут Тришка услышал что-то. Сперва неотчетливые, вскоре звуки, доносившиеся мерными волнами из глубины леса, превратились в единую стройную мелодию, какую Тришка ни до, ни после никогда не слышал. В ней слышалось то пение соловья поздней весной, когда под окнами одуряющее пахнет сиренью и жимолостью, шелест босых ног по мокрой от росы траве, вой одинокого волка на луну…волк, кстати, действительно взвыл, то ли, услышав музыку, то ли решив ей подпеть.
Купцу стало не по себе. От непонятной жути, охватившей все тело, сладостно заныло где-то в низу живота, волосы на голове зашевелились, а ноги онемели. Дрожащими руками он взял поводья и легонько стеганул лошадь.
Брусничка тряхнула пышной гривой, от неаккуратности хозяина, давно ее не расчесывающего, свалявшуюся неаккуратными космами, и неторопливо пошла вперед.

***
Тропа вилась причудливой змеей, убегая в глубь леса. Над хорошо утоптанной землей вились светлячки, выписывая в воздухе затейливые узоры, а Тришка пребывал в глубоком недоумении.
Такое ощущение, будто что-то заставило его лошадь свернуть именно на эту неизведанную дорожку. И что самое удивительное, как только он брался за поводья и пытался повернуть назад, накатывала дикая головная боль, все вокруг темнело и плыло рассеянным туманом. Кто-то или что-то подталкивало его ехать именно по этой тропе. Купец боязливо вжимал голову в плечи, ожидая ежесекундного подвоха, однако все пока было нормально. Лошадь уверенно вышагивала вперед, не выказывая ни малейшего испуга или раздражения, хотя, вообще-то, Брусничка отличалась пугливым и вспыльчивым характером. Тришка слегка успокоился и даже начал подсчитывать в уме сегодняшнюю выручку за ярмарочный день.
Выходила приличная сумма. Если бы та глупая баба, вдова его покойного приятеля Марка, не уперлась рогом и не стала нести какую-то околесицу относительно «малых детей», «худого дома» и «нищеты проклятой», которые не позволили ей отдать долг, все было бы еще лучше. А так…что ж, придется снова ехать к ней. Через неделю, за которую она обязана где-то достать деньги или самой пойти к Тришке на двор – в счет долга.
Купец довольно потер руки, чувствуя, как от мыслей о деньгах внутри разливается приятное тепло. Тропа перестала казаться такой уж зловещей, и жизнь мало-помалу начала вновь обретать краски.
Неожиданно тропа резко вильнула вправо, и все вокруг озарилось странным зеленоватым светом, выхватив из ночной тьмы стволы окружающих деревьев, густо покрытых мхом, как кровать – пуховыми перинами. Не успел Тришка вновь испугаться, как его телега, мерно раскачиваясь, выехала на просторную клеверную поляну, усеянную розовыми головками, как праздничный пирог – свечками. Брусничка шумно вздохнула и с чувством выполненного долга остановилась.
До ушей купца долетел звонкий смех, журчанием разносившийся по поляне, а вскоре он увидел и его обладателей. Вернее, обладательниц.
На траве, среди клевера и пряных трав, мотыльками порхали три девушки в струящихся, невесомых даже на первый взгляд одеждах, переливающихся, как вода в горном ручье. Они перекидывали друг другу небольшой золотистый мяч, заливисто хохоча и двигаясь с такой легкостью, словно действительно не касались травы. При взгляде на их стройные ножки Тришка судорожно сглотнул густую слюну, с горечью вспоминая рыхлые ляжки собственной супруги.
Лошадь неодобрительно покосилась на хозяина и прерывисто фыркнула, разрушив волшебство момента. Красавицы ойкнули, выронили мяч и обернулись.
Под их пронзительными взглядами Тришка почувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Действительно, наверное, со стороны он выглядел глупо – грузный мужик с бородой, в расшитом кафтане, медведем сидящий на козлах телеги, с бортиков которой свешиваются отрезы нераспроданной за сегодняшний день ткани.
Девушки пошептались между собой и несмело, как показалось Тришке, приблизились к нему. Они были похожи друг на друга как две, точнее, три капли воды, кабы не цвет длинных, чуть ли не до самых пят, волос. У одной они отливали медвяным золотом, у второй по плечам словно огонь разлили, а у третьей локоны были чернее воронова крыла.
-Смотри-ка, - сказала черноволосая, которую девушки, видимо, почитали за главную, - человек!
Тришка немного не понял, что она имела в виду, поэтому приосанился, и для пущей важности уточнил:
-Позвольте представиться, купец Первой Гильдии Трифон Кагарыч. А вас как зовут, сударыни?
Девушки поморгали и расхохотались, словно рассыпав по земле мелкие серебряные колокольчики. Тришка насупился, не поняв, что именно показалось красавицам смешным.
-Очень приятно, - отсмеявшись, сказала все та же девушка, - что ж, добро пожаловать к нам, Трифон Кагарыч, - и обвела рукой все залитое чудесным сиянием пространство, словно этот жест должен был что-то объяснить купцу.
-К кому это, вам? – не понял тот, в глубине души насторожившись: уж больно необычно вели себя прелестницы.
-К нам, - терпеливо пояснила собеседница, - эльфам.
И только тут купец с ужасом увидел то, чего не замечал раньше: кожа у волшебных созданий отливала светло-оливковым оттенком, а из-под густых прядей волос любопытно торчали острые кончики ушей.
Тришка уже и не знал, где сидел. Ноги будто приросли к телеге, а сердце бешено заколотилось где-то в районе живота, настойчиво требуя развернуться и поспешить домой. Даже жена вдруг показалась милой и ласковой на фоне этих трех красавиц, в холодных улыбках которых теперь проглянуло что-то зловещее.
Рыжая первой заметила его испуг и посеревшее лицо.
-Да ты не бойся, - дружелюбно сказала она, - слезай, пойдешь с нами.
-К-куда? – прокудахтал испуганной курицей Тришка.
-К костру. Посидим, поговорим…обратного-то пути для тебя нет, раз уж сюда заехал.
Она кивнула ему за спину. Мгновенно обернувшись, купец успел увидеть только тающую в воздухе тропку и ветви деревьев, с тихим шелестом переплетающихся между собой и отрезающих ему путь к отсуплению.
Деваться было некуда. Купец слез с козел и на деревянных негнущихся ногах побрел вслед за тремя эльфийками, оставив невозмутимую Брусничку на произвол судьбы.

***
У костра обнаружился еще один обитатель леса: высокий эльф в зеленой куртке и штанах древесного цвета, с мрачным видом чистящий картошку длинной тонкой саблей, при взгляде на которую Тришке отчего-то стало дурно. Эльф поднял голову, посмотрел на девушек и недовольно буркнул:
-Кого это вы притащили, сестры? Человечьим духом пахнет. Теперь нормально не поужинаешь.
-Сам к нам приехал, - высоким голосом пропела светловолосая, подталкивая одуревшего от страха купца к костру, - садись, человек, да рассказывай, кто ты и откуда, что делал в лесу, да какие грехи за тобой водятся.
Тришка рухнул на мягкую траву рядом с огнем, на всякий случай, отодвинувший подальше от сестер и неприветливого эльфа. Все четверо уселись напротив него, скрестив ноги и выжидательно поглядывая на купца.
Тот, запинаясь, начал нехитрое повествование. Зовут Трифоном Кагарычем, родился там-то, женился сям-то. Купец Первой Гильдии, весьма уважаемый человек, капитал сколотил на торговле тканью, в особенности ситцем и щелком. Налоги платит исправно…
-А грехи какие за тобой водятся? – повторила вопрос сестры черновололосая, с нехорошим прищуром глядя Тришке прямо в глаза. Ее зрачки напоминали льдинки на поверхности темной талой воды по весне, и эти льдинки, казалось, проникают в самое сердце.
Из леса выскользнула лиса-чернобурка, пробралась к костру и безо всякого страха улеглась рядом с черноволосой. Тонкая женская рука легла зверю на холку, и глаза у лисы загорелись потусторонним зеленым светом.
Чуть не потеряв сознание от ужаса, Тришка выдавил:
-Да какие особенные грешки, госпожа…иногда копеечку, да приходится утаить, цену там набить, в нашем деле ведь как, не обманешь немного, не продашь, самому голым ходить придется. А больших грехов не припомню.
-Уверен? – теперь уже на него смотрели глаза рыжей. Эти были похожи на лесное болото, темно-зеленые, с блуждающими огоньками-зрачками над гибельной трясиной.
В голове немедленно всплыла картина: несчастная оборванная женщина, с молчаливой укоризной глядящая на Тришку, важным индюком прохаживающимся перед ней и требующего денег в счет уплаты долга.
Марк был его другом. Да, денег он ему давал бескорыстно, о чем и предупредил, поддавшись влиянию нахлынувшей на него щедрости, но вскоре, получив известие о смерти друга, сильно призадумался. Дом у него был не то, чтобы хороший, дрянной домишка с провалившейся крышей, однако ж участок дорого стоил. Да и вдова его вполне еще могла работать, а на ткацкой фабрике, да и на дворе купца остро не хватало рабочих рук.
Посему Тришка без зазрения совести отправился к женщине и без обиняков сообщил ей, что передумал, деньги ему нужны сейчас, в крайнем случае, через неделю, поэтому пусть либо выплачивает, либо расстается с домом и свободой как своей, так и детей.
Все это так отчетливо стояло перед глазами, что купец невольно помотал головой, разгоняя нахлынувшие видения. Эльфы смотрели на него, не отрываясь, невозмутимо ожидая ответа.
Тришка разинул рот, собираясь все это сообщать…и брякнул совершенно обратное:
-Ув-в-верен.
-Смотри, купец, - протянула черноволосая, наигранно-лениво простирая руку к близлежащим деревьям. Тришка машинально взглянул в этом направлении…и ощутил, как его желудок совершил кувырок и прирос к позвоночнику.
Из-за толстых стволов, усеянных светлячками, появились диковинные создания, похожие на корявые лесные пни с глазами-гнилушками и страшными зубами в провалах ртов. Чудища подползли к кромке освещенной костром поляны и замерли причудливыми изваяниями, вперив глаза-гнилушки в купца.
Тот сглотнул, почти физически ощущая, как на затылке зашевелились волосы, словно в них попал паук.
-Лесные Стражи, - миролюбиво пояснила светловолосая, с аппетитом откусывая от протянутой эльфом запеченной в золе картошки, - да не трясись ты так, пока мы не прикажем, они не кинутся.
-Спаси-ите, - проблеял купец.
-От чего? – удивилась рыжая, ласково поглядывая на пни, - вот если бы ты нас обманул, мы бы тебя им отдали. А так…
От такого известия все поджилки у Тришки затряслись в бешеном танце, а язык намертво прилип к небу, отказываясь слушаться хозяина.
-Честное слово, - выдавил он, - все рассказал…
-Ну, и чудно, - деловито сказала черноволосая, почесывая лису за ухом. Лиса довольно жмурилась, отчего ярко-зеленые фонарики ее глаз насмешливо подмигивали Тришке.
-Картошки хочешь? – ожил молчавший доселе эльф. Купец в ужасе замотал головой, мечтая лишь об одном – как бы побыстрее убраться со страшной поляны и оказаться дома, в такой прекрасной, уютной, недосягаемой сейчас кровати. Закрыться с головой одеялом и крепко уснуть, забыв разом обо всех этих лесных страхах.
Эльфы пожали плечами, переглянулись и разом поднялись с насиженных мест, знаками показав купцу, чтобы тот последовал их примеру.
-Ладно, человек, - подвел итог эльф, глядя на Тришку сверху вниз (тот был на голову его ниже), - хоть и оробел ты немного, все же ценим то, что сказал нам правду. Посему… - он кивнул сестрам, и черная вытащила из складок своего платья расписной узорчатый кошель, туго набитый чем-то приятно звякнувшим, - возьми это в память о эльфийской тропе.
Эти слова отозвались в памяти купца чем-то до боли знакомым и понятным. Чем-то, что как уж вертелось на языке, но никак не хотело оформиться в четкую мысль. Он протянул руку, взял кошель и, не веря своему счастью, пробормотал какие-то слова благодарности.
Лица эльфов осветили улыбки, не холодно-отстраненные, что так напугали его в первый раз, а неожиданно теплые, с оттенком дружелюбия. У купца немного отлегло от сердца.
-Но смотри, - строго предупредила его черноволосая, - коли узнаем, что обманул…
Она не договорила, красноречиво указав глазами на Лесных Стражей. Те шевельнулись, и коленки у Тришки вновь задрожали, так как на душе у него было, понятное дело, нечисто.
-Иди, - смилостивилась рыжая, и Тришка, оскальзываясь по траве и не чуя под собой ног, поспешил к оставленной на клеверной поляне, Брусничке.

***
Дома его встретила такая знакомая и любимая скалка.
-Где ты шлялся? – провизжала жена из-за приоткрытой двери, наотрез отказываясь пускать купца домой, - где тебя черти до утра носили? Только не ври, что на ярмарке, кума с нее еще засветло вернулась! Вот не пущу тебя на порог, ступай к своей развратнице или с кем ты там ночами колобродишь!
Потирая ушибленный скалкой лоб, на котором уже расплывался красивый продолговатый синяк, купец попытался внятно изложить все произошедшее с ним в лесу так, чтобы это звучал хоть капельку правдоподобно. В подтверждение своих слов был даже продемонстрирован кошель.
-Ельфы? – насторожилась жена, правда, приоткрывая дверь чуть пошире, - какие-такие ельфы? А ну, дыхни! Сейчас ты у меня таких ельфов получишь…
Тришка наконец вспомнил, кто в доме хозяин, втиснул ногу в щель между дверью и косяком, распахнул ее и, в неравном бою отняв скалку у супруги, грозно потребовал накормить-напоить его, а затем уже приставать с расспросами.
Присмиревшая баба притащила ему чугунок остывшей со вчерашнего дня картошки, при взгляде на которую купца немедленно замутило. Отшвырнув от себя котелок, Тришка велел ей поплотнее запахнуть занавески, проверить, не притаились ли за дверью чересчур любопытные соседи, а затем вытащил из кармана эльфийский кошель. Вновь полюбовался причудливой вязью вышивки на тонком бархате, похихикал над доверчивостью эльфов и развязал тесемки.
На отполированную до блеска дубовую столешницу с приглушенным шелестом посыпались…сухие прошлогодние листья. В их шуршании обезумевшему купцу послышался серебристый смех эльфиек и ироничный смешок их товарища. Тришка плюхнулся на стул, бессмысленно таращась в пустоту, а его жена оторопело глядела то на мужа, то на сухие листья, темно-желтой скатертью устлавшие стол.

***
Поздно ночью, ворочаясь возле мирно спящей супруги и потирая ноющий затылок (когда жена опомнилась и устроила скандал по поводу издевательств мужа, в Тришку полетели: а)давешний чугунок с картошкой; б) сковорода, доставшаяся жене по наследству и в) кочерга, мирно стоявшая у печки), купец вдруг подскочил как ужаленный.
Он вспомнил.
В детстве маленький Тришка с товарищами любили собираться в избе его родителей и долгими зимними вечерами рассказывать друг другу страшные истории. В основном, в качестве главных героев там фигурировали волки, в изобилии водившиеся в лесах, но иногда вносилось и некоторое разнообразие.
Одним из самых любимых рассказов у Тришки был рассказ про эльфийскую тропу. И лучше всего рассказывала его Улька, чья мать считалась лучшей знахаркой на три деревни.
«…в новолуние появляется в лесу эльфийская тропа, - загадочно блестя глазами, вещала девчонка, для пущего страха садясь рядом с лучиной так, чтобы в кругу света оставалось только ее лицо, - и горе тому, кто пойдет по ней. Хорошо, если просто сгинет, а то встретит на своем пути все свои страхи, потаенные и явные. Иногда являются человеку и сами хозяева тропы, эльфы. Выйдут они к тебе, да спросят, расскажи, мол, мил человек, имеешь ли ты какие грехи за собой? Коли правду скажет он, да покается, отпустят его они, да подарками одарят. Но уж коли соврет, утаит что…»
Тут купца пробил холодный пот. Он утер лоб дрожащей ладонью и вновь погрузился в детские воспоминания.
«…житья ему не будет. Начнут эльфы страхи разные подсылать да слуг своих лесных, а в начале следующего новолуния сами явятся к нему, подхватят под белы руки да утащат к себе на Тропу. И станет он Стражем Лесным, не человеком, не зверем да не птицей, вечным слугой эльфийского народа..,»
Тришка тихонько взвыл и сполз по стенке на жаркую от пота подушку. Неожиданно в темноте комнаты, возле печки ему почудились мерзкие зеленые глаза. Вне себя от страха, купец вгляделся во тьму, прежде такую привычную и уютную, а сейчас неожиданно показавшуюся какой-то зловещей.
Чья-то тень грациозно соскочила с шестка и прокралась на середину комнаты. Подняла голову, и Тришка, почти потерявший сознание от ужаса, узнал лису, что лежала около черноволосой эльфийки…

***
…Страшный вопль разбудил жителей деревни. Проснувшаяся и схватившаяся спросонья за скалку супруга с изумлением наблюдала за мужем, трясущимися руками зажигающего лучину и швыряющего в мешок пригоршни монет из старого сундука, извлеченного из-под кровати.
Двумя часами позже заспанная вдова Марка с невероятным удивлением обозревала трясущегося у нее на пороге недавнего обидчика, предлагавшего ей любые деньги, лишь бы она спасла его от этих «проклятых эльфов».

***
-НУ, что я говорила, - черноволосая эльфийка торжествующе ткнула пальцем в хрустальный шар, - одним негодяем на этом свете меньше.
-Не круто мы с ним обошлись? – хихикнула рыжая.
-Не думаю, - пожала плечами светловолосая, - один раз напугаешь – на всю жизнь запомнит. Больше не станет над людьми измываться, да и честность никому еще не повредила.
-Эх, сестры, - вздохнул эльф, играющий с лисой-чернобуркой прутиком, - гуманизма вам не занимать. Разве нельзя было по старинке? Пусть бы пни его пощекотали…
-Ага, вот именно, что пни, - черноволосая хмыкнула, глядя на неподвижных Стражей, застывших у деревьев, - откуда ж ему было знать, что они только пугать да щекотать горазды, а всему остальному их леший не обучил. Вот скряга, скоро совсем перестанет напрокат давать. Будем коряги оживлять.
-Между прочим, скоро твоя очередь девчонкой оборачиваться и идти по деревням страшилки рассказывать, - напомнила рыжая, - плохих людей на свете еще много осталось…на наш век работы хватит.