Ритуал

К величайшему сожалению, сафари по северному Конго, специально организованное для нас нью-йоркским агенством Майера – Стилла, завершалось уже завтра. Чудесная, превзошедшая даже самые радужные ожидания турпоездка проходила под знаком откровенного покровительства счастливого южного созвездия, и, насколько мы – трoе молодых студентов, объединённых общей страстью к дальним странствиям, могли судить, двигалась до сего момента к своему неизбежному финалу без сучка и задоринки.
Кто же, кроме неумолимого рока, мог знать, что события предстоящей ночи изменят наше будущее и оставят в незрелой памяти малоопытных юношей свой уродливый шрам, который будет саднить незаживающе долго.

Весь предыдущий год мы копили деньги, экономя на мелочах и не чураясь никаких подработок. Поздними часами наша маленькая компания собиралась у стола, на котором была расстелена обширная карта Экваториальной Африки, и до хрипоты обсуждала воображаемые детали будущих приключений на бескрайних просторах загадочного, а от того ещё более манящего материка.
Трудно представить себе тот восторг, с каковым мы погрузились в африканскую действительность, по сравнению с которой меркли, подобно утренней звезде, наши плоские, лубочно-одномерные фантазии, ещё совсем недавно будоражившие нас длинными вечерами слякотной и, казалось, бесконечной северо-американской зимы.
Наши дни в Конго были настолько насыщены различными визитами в неказистые поселения экзотических племён, погонями за дикими животными, позволявшими приблизиться к себе на расстояние полёта стрелы, после чего грациозно ускользавшими в бесконечную даль необъятной кэмпани-саванны, посещением алмазных копей, история которых была окрашена в багровые тона предательств и коварных убийств, многочасовыми перегонами по вдрызг разбитым дорогам, которые только чудом не развалили на части приданный нам старенький джип, что единственным временем хоть как-то перевести дух и поделиться друг с другом переполняющими нас впечатлениями были тихие закатные мгновения, как губка пропитанные таинственными убаюкивающими звуками, мягко наползавшими из бархатно-чёрного отдаления на наш лагерь, который мы разбивали каждый раз в новом месте по мере продвижения вдоль намеченного агенством маршрута.
Подкошенные неиспытанной доселе усталостью, замешанной на приличном количестве алкоголя, который мы потребляли с самого утра и до позднего вечера, дабы не чувствовать изнуряющей жары, многочисленных укусов мошкары и боли в позвоночниках, каким-то чудом ещё державших нас в вертикальном положении, несмотря на беспрерывно сыпавшиеся на них удары дорожно-джиповой комбинации, мы без сил валились прямо на траву в месте выбранной ночной стоянки, благородно позволяя тур-гиду и нескольким охранникам из местного племени Убанги позаботиться об установке тентов и приготовлении нехитрого, но на удивление сытного ужина.
Повисшее над нами пронзительно тёмное небо, по которому щедрой рукой создателя были разбросаны бриллиантовые ожерелья ярко горящих звёзд, поражало воображение своей всепоглощающей глубиной, затягивающей, словно магнитом, помыслы неискушённого наблюдателя в неизведанную бездну. Чтобы избавиться от ощущения своей ничтожности перед могучими силами вселенского шамана, мы снова и снова прикладывались к стеклянному источнику универсальной микстуры и, зачастую, засыпали, как убитые, не сползая с места и позабыв про приготовленный ужин.
По утру каждый из нас просыпался в своей палатке, где рядом со звенящей, как церковный колокол, и разбухшей до неимоверных размеров головой стоял небольшой кувшин с каким-то местным наркотическим напитком, способным поднять на ноги даже загнанную лошадь, не говорю уже о таком безвольном создании, как homo urbanus. Испив этого жуткого зелья, мы выползали наружу под беспощадные лучи ярящегося утреннего солнце и, перекусив вчерашним холодным ужином, пускались в очередную погоню за бесподобными красотами девственной африканской природы.

Итак, перед нами простиралась последняя ночь незабываемого пребывания на чёрном континенте. Несмотря на то, что наши внутренности были нагружены джином и виски по самые борта, обычное состояние расслабленности, нисходившее на нас каждый вечер, в этот раз не приходило и было отодвинуто на задний план чувством возбуждённости и неуёмным желанием закончить потрясающую авантюру на звенящем крещендо, воспоминание о котором ещё долго грело бы нас длинными и, возможно, тоскливыми буднями лежащего впереди, вполне вероятно, постного прозябания.
Когда тур-гид, явно нехотя, обмолвился об очень интересном ритуале местного племени, который по счастливой случайности должен был состояться сегодняшней ночью в недалёком селении, мы вцепились в него с требованием проводить нас туда без всяких отговорок. По лицу нашего верного проводника было видно, что он не испытывал особого энтузиазма от самим же им высказанной идеи, но было уже поздно – баранья настойчивость пьяных юношей могла сломать любые, даже очень крепкие ворота упорного, но недолгого сопротивления. Выдавив из нас торжественное обещание, которое каждый повторил несколько раз, с трудом ворочая заплетающимся языком, что никто ни под каким видом не будет участвовать в ритуале, тур-гид повёл шатающуюся троицу незаметной тропинкой к месту интригующего события.

Когда мы приблизились, наконец, к эпицентру магического действия, ритуал был уже в самом разгаре. Усевшись чуть поодаль от высокого костра, освещавшего огромную поляну своими яркими всполохами, мы попытались сконцентрировать своё расползающееся внимание на том, что происходило перед нашими глазами.
Несколько десятков мужчин, размерами и мощью напоминавших охранников тура, осуществляли хаотические, на первый взгляд непосвящённого зрителя, прыжки и притопы. К вящему удивлению, несмотря на наше ожидание, подпитанное широко распространёнными западными стереотипами, ни один из устрашающе выглядевших воинов не имел оружия. Создавалось впечатление, что участники первобытного танца старались оградить что-то хрупкое и драгоценное от обжигающего влияния костра, защищая это что-то постоянными угрозами в сторону пламени, демонстрируемыми размахиванием рук и резкими гортанными выкриками. Постепенно движения жрецов священодействия стали приобретать явно прослеживающийся ритм и пульс, подчиняясь которому, вся толпа стала синхронно подпрыгивать вверх, приземляясь на измученную почву с мощным топотом и устрашающим рыком, выталкиваемым в едином порыве из многочисленных глоток. Когда, казалось, что наши барабанные перепонки уже были не в состоянии выдержать обрушившуюся на них нагрузку, когда, казалось, что земля должна была расколоться пополам под колоссальными ударами несчитанных ступней, наступил неожиданный апофеоз – взведённая до неконтролируемой, как нам думалось, экзальтации орда дикарей будто по команде невидимого чародея испарилась в оглушающей тишине.
Прямо перед нами, чётко вырисовываясь на фоне бушующего огня, словно выйдя из этого палящего чистилища, стояла абсолютно нагая девушка, первозданное совершенство которой могло затмить всё, виденное нами в жизни до этого момента. Откуда-то из темноты на эту живую статуэтку обрушились охлаждающие струи воды, оставляющие на её эбонитовой коже сверкающие в ночи жемчужины живительной влаги.
Зачарованный неземным видением, я и не заметил, как девушка начала свой фантастический танец. Её полные бёдра, излучающие искреннюю страсть и нескрываемую похоть, стали мерно покачиваться из стороны в сторону, чётко следуя задаваемому чьими-то хлопками темпу. Округлые плечи, живя своей собственной жизнью, прониклись видимым дрожанием, передавшимся её небольшим и упругим грудям, соски которых, покрытые мириадами мелких капелек пота, начали завораживающе подёргиваться, прочерчивая в пространстве немыслимую траекторию, от которой не было никаких сил оторваться. Не прекращая своего умопомрачительного движения, это прекрасное создание медленно поплыло в нашу сторону и, поравнявшись с одним из моих друзей – его звали Стэнли, протянуло в его направлении обе руки в снисходительно-призывном приглашении, отвергнуть которое был бы в состоянии только слепой евнух. Мой товарищ, с глупой улыбкой на лице и с горящим взглядом безумца, приподнялся с земли и сделал один нетвёрдый шаг в направлении прелестной соблазнительницы.
В ту же минуту наш тур-гид схватил Стэнли за болтающиеся фалды хаки и что было сил потянул его назад. Несмотря на то, что проводник вцепился в нашего друга, казалось бы, мёртвой хваткой, остановить Стэнли в тот момент у него было столько же шансов, сколько у соломенной хижины, оказавшейся на пути многотонного буйвола, разъярённого природным зовом.
Ещё через какое-то время полностью голый Стэнли лежал на земле в объятиях чёрной пантероподобной красавицы, конвульсивно двигаясь в бешеном иступлении безумного соития, бесстыдно одобряемого неукрощённой цивилизацией толпой, окружившей слившуюся в экстазе молодую пару и подбадривающими криками сопровождавшей каждый грациозный толчок блестящих в ночном полумраке бёдер молодой дикарки.

То ли от количества выпитого, то ли от слащаво-дурманившего запаха, исходившего от кострового дыма, то ли от истощающего волевого усилия, не позволявшего мне отдаться безудержному желанию сорвать с себя одежду и броситься в гущу беснующихся людей, но голова моя вдруг наполнилась всеподавляющей пустотой и, упав навзничь на спину, я погрузился в небытие.

Открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в своём тенте, где уже привычно стоял наполненный чьими-то заботливыми руками сосуд с моей сегодняшней спасительной порцией неистощимой энергии и бодрого духа. Выкарабкавшись на воздух, я встретился мутным взглядом с всклокоченным Эндрю - моим вторым другом, около которого по-матерински нежно хлопотал наш тур-гид. Тент Стэнли был наглухо закрыт, и из него не доносилось привычного похрапывания. Из отрывистого разговора между проводником и моим другом я понял, что Эндрю, так же как и я, ничего не помнил из событий прошедшей ночи, а тур-гид нудно настаивал на немедленном отправлении в порт нашего отбытия назад на родину, если мы, конечно, хотели ещё успеть на свой пароход.
Наше упорное желание узнать, что же случилось со Стэнли, и где он сейчас, наталкивалось на смутные заверения проводника, что Стэнли уже уехал, и мы непременно встретимся с ним на борту нашего лайнера.
«Ну, не съели же его дикари?» - с присущим ему оттенком казарменного юмора спросил гида Эндрю.
«Конечно же, нет. Его не съели,» - успокоил нас проводник, странным образом при этом напирая на слово «Его».
Нам не оставалось ничего другого, как покинуть наш последний бивуак на конголезской земле и, поверив проводнику, поспешить в порт.
Погрузившись на корабль, мы тут же удостоверились у помощника капитана, что Стэнли действительно находился среди пассажиров, но не желал никого принимать. Продежурив у его кабины несколько часов подряд, я всё-таки умудрился увидеть лицо моего друга, мелькнувшее на мгновение сквозь иллюминатор и показавшееся мне неестественно бледным. Это был наш последний контакт, поскольку по возвращении на родину, Стэнли исчез из моего поля зрения и, по всей видимости, не имел ни малейшего желания встретиться ни со мной, ни с нашим партнёром по африканскому путешествию.

Спустя некоторое время моё внимание привлекла газетная статья, уведомлявшая читателей о разгорающемся скандале вокруг агенства Майера – Стилла.
Один из клиентов этой фирмы во время участия в туре по Конго каким-то образом оказался вовлечён в ежегодно проводимый в честь богини плодородия дикарский ритуал, в ходе которого и был полностью оскоплён. Согласно неподтверждённой версии репортёра, гениталии ничего не подозревавшего бедняги, предварительно освящённые совокуплением несчастной жертвы со сказочно-неотразимой земной дочерью духа Изобилия, были подобострастно предложены глиняному идолу в качестве дара, а затем по традиции съедены старейшинами племени на последовавшем праздничном пиру.

Стоила ли та единственная близость с изумительной небожительницей всех утраченных навсегда возможных грехопадений с ординарными красавицами, мне так и не дано было узнать до конца моих дней.