учись смотреть сердцем

Домне Ивановне Сафроновой,
       Моей бабушке, посвящается.

       Стояла глубокая осень. Снег то выпадал, то таял, и от этого все казалось промозглым.
       Ульяна Григорьевна сидела у окна и смотрела, как во двор въезжает грузовик: « Опять капусту привез. Третий день ужо ездит. А Нинке все некогда – работа. Люди уж давно порубили на зиму, а нашим все недосуг» Ульяна Григорьевна встала и перешла из комнаты в кухню, оттуда было лучше видно.
« Эх, кабы сбросить годков десять, сейчас бы давно уж прикупила капусты – то, да и порубила, затолкала бы в банки, глядишь, через неделю уж с квашеной были бы.… А может ничего, спустится, да и перетаскать по кочану, глядишь, и не заругает, Нинка – то…»
       За эти десять годков, что так хотела сбросить Ульяна Григорьевна, дочка похоронила мужа, вырастила свою дочку, выдала замуж и теперь помогала, как могла их семье, благо жили они вместе.
Ульяна Григорьевна видела, что сама она зажилась, мешает молодым, но ведь в гроб живой не ляжешь, вот ведь как. Была она ровесницей века, только не нынешнего двадцать первого, а того далекого двадцатого. Чудно ей было смотреть на этот мир, вон и правнук, от горшка два вершка, а такое скажет, сразу и не поймешь. Нинку, дочку свою жалела. Не хотелось её огорчать, не хотелось перечить. А она ей строго настрого запрещала выходить из дома.
       Было дело…. Ульяна на ногу скорая была. По дому прибраться, когда все на работе, за хлебушком сходить. Да только возраст свое берет. Вот так за хлебом пошла как-то, купить то купила, вышла из магазина, солнце уже на закат пошло. Тени длинные от домов и деревьев на асфальт легли. Ульяне надо было только за угол завернуть, магазин то в их доме располагался. И почудилось бабке, что это не тень вовсе, а огромная пропасть перед ней, глубокая, что и дна не видно. Стояла она на солнечной стороне, ноги будто приросли к асфальту, и сказать ничего не может – язык высох и прилип к небу. Оглянулась и людей то не увидела – туман один. Сколько уж времени прошло, и не знала. Очнулась, когда внучка Иришка за рукав дернула, жарким шепотом в ухо запричитала, о том, что ее все заждались, да почуяв неладное, бросились ее искать. Довела ее тогда внучка до дома. Три дня Ульяна с постели не вставала, ноги распухли, и в голове гудело. Все это время дочка у постели сидела, умоляла слезно из дома не выходить никуда. Чувствовала бабка – испугалась за нее дочка сильно, ну и обещала, что дома будет. Так вот и не помнит уже, сколько годков гулять на балкон выходит.
       В будни вставала рано, всех на работу провожала, за всеми дверь закрывала, а в выходные долго лежала, пока все не встанут – чтобы не мешать. Оживлялась, когда внучка спрашивала её: « Ба, а как там при царе то жилось?» И рассказывала Ульяна, как они девками в барский лес по грибы да по ягоды ходили. Что у них в избе, рядом с иконками висел портрет царя, аккуратно вырезанный из газеты. Как- то в году в девятнадцатом зашел к ним в избу солдат один, сильно с похмелья бывший, воды попить попросил. Увидел царя рядом с иконками, осерчал шибко, да прикладом ружья-то и разбил все. И выпучив красные глаза, прокричал, что советская власть давно.
       Внучка выросла, больше не о чем не спрашивала. Да и по «тиливизиру» про царя стали много рассказывать. И когда его причислили к лику святых, бабка Ульяна только перекрестилась. Записала в ветхую тетрадь, куда записывала разные молитвы, большими, корявыми буквами: «Господи помилуй», и «Слава тебе Боже».
       Полетел крупный снег, ложась на еще не схваченную морозом грязь. Ульяна Григорьевна отошла от окна, решив выйти во двор купить хоть один вилок – на щи. Хоть и хотелось поскорей собраться, да прыть уже не та была. Достала шерстяные чулки, две юбки: одну верхнюю толстого сукна, другую потоньше, под низ. Надела «душегрейку» на теплую фланелевую кофту, а сверху плисовый приталенный пиджак, повязалась платком. Взяла клюку и отправилась на улицу. Пока спускалась на лифте и выходила из подъезда, все думала: «И чего это я такая прыткая стала? Не к смерти ли?… Пора, давно пора.… На календари то и смотреть страшно, везде огромными буквами 2000 год, 2001. … А я то, уж вон с какого, почти век прожила…»
       На улице было хорошо, свежо. До грузовика с капустой метров двадцать. Старуха, опираясь на свою клюку, двинулась вперед.
Молодой парень взвешивал в сетках капусту на борту машины, потом ловко спускал сетки вниз на растеленный картон. Народу было мало. Женщина с мужчиной, уже расплатившись, относили к подъезду купленную капусту. Да еще одна старушка, лет на тридцать моложе Ульяны, стояла у машины. Когда парень обернулся и увидел Ульяну Григорьевну, он протяжно присвистнул и крикнул: «Ты откуда же выползла бабка?!»
Из дому, милок, из дому. Глядела на тебя все из окна, соколик, вот и решила авось осилю один вилок капусты-то.
Рассчитавшись с впереди стоявшей старушкой, парень с любопытством разглядывал старинный наряд Ульяны Григорьевны.
Бабка, а ведь я кочнами не торгую, только сетками. А сетку капусты ты вряд ли осилишь.
Ульяна растерялась, вся как- то сникла, от расстройства стала переминаться с ноги на ногу.
Да я бы сетку не прочь взять, капуста видно – ядреная, хорошая. Да уж мое время то ушло…. Качан донести бы…
Ты, бабка, не горюй, видишь, торговля у меня не очень бойко идет, если деньгами располагаешь, завешу тебе сетку и донесу до дома.
Лицо у Ульяны Григорьевны посветлело.
Деньги, то есть, при мне, вешай, вешай сынок! Спаси тебя Господи! Спаси тебя Господи!
Парень стал выбирать капусту, потом ловко взвалил мешок на плечи, крикнул:
Ну, веди, бабка!
Ульяна всю дорогу благодарила продавца:
Спасибо, родимый, храни тебя Господь!
Свалив у двери мешок, молодой человек сказал:
Да, что ты все заладила – Господь, Господь! Не видишь разве, что в мире делается! А где твой Господь то?!
Да в мире, сынок, всегда что-то делается, а Господь у каждого за спиной стоит. Сколь не крути голову назад – не увидишь.
Парень, занося капусту в квартиру, спросил:
Ну, и что же делать, если его не видно?
Молодой ты еще, сердцем учись смотреть, сердцем! А коли, научишься сердцем смотреть, так и во всех делах Господний промысел увидишь. Вот хотя бы в том, что Господь надоумил тебя старухе помочь. – Ласково улыбнулась Ульяна Григорьевна.
       


Рецензии
Да, именно так, как Ульяна, выглядит мудрость, только не века сего, а та, небесная...

Спасибо за рассказ, светло и радостно на душе... детство вспомнила и бабушек своих.

Буду рада, если загляните ко мне.

Благословит Вас Господь Иисус!

Ирина Галактина   31.01.2013 18:06     Заявить о нарушении
Благодарю за отклик!
С теплом души.

Альбина Янкова   07.02.2013 18:56   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.