Чёрная кошка, или, О, слёзы женские!

       Тревожные сообщения о происшествиях одно за другим сыплются телефонными звонками в отдел милиции из разных концов города в новогодние праздники ночью.
       Кому из следователей прокуратуры на этот период выпадает дежурство, не до «Голубого огонька» у телевизора.
       На сей раз такое сомнительное» удовольствие» выпало на мою долю: из приёмного покоя больницы поступил сигнал: в тяжёлом состоянии поступила избитая молодая женщина.
       Ей оказана первая медицинская помощь и, пока в состоянии говорить, надо спешить с допросом до наступления осложнений.
       В травматологическом отделении, как бывает при игре в «сломанный телефон» у детей, дали искажённую информацию: избита пьяным супругом.
       Опять семейная «разборка» под пьяную лавочку. Невольно припомнилось некрасовское:

Вянет, пропадает красота моя!
От лихого мужа нет в дому житья.
Пьяный всё колотит, трезвый всё ворчит

       Пояснения потерпевшей отличались лаконичностью. На ней, как говорится, не было живого места: вся в ссадинах и кровоподтёках.
       Тем не менее, женщина стойко, без жалоб переносила боли.
       Ей всего-навсего 20 лет. Работает учительницей в младших классах начальной школы, незамужняя, после смерти родителей одиноко живёт в большом частном доме на окраине.
       Заметно поколебавшись, превозмогая недомогание и осторожно подбирая выражения, словно остерегаясь повредить ткань явно нежелательного повествования, обрисовала безотрадную для построения версий расследования картину.
       
       Поздним вечером к ней в жилище попросилась группа людей в масках.
 Впустила их в дом сама, опрометчиво приняв за ряженых соседей, ежегодно 7 Января соблюдавших известный обряд и друживших с её бабушкой, ныне покойной.
       Однако на сей раз это оказались совершенно незнакомые люди.
 Беспричинно нанесли ей побои, переломали посуду, выбили стёкла в окнах, и утащили плойку для завивки волос, другие косметические принадлежности, не представляющие для неё сколько-нибудь значительной ценности. Поэтому заявлять иска не намерена.
       
       Примет нападавших не запомнила, от опознания, если обнаружатся подозреваемые, категорически отказалась.
       И вообще просила «не заводить никакого дела» во избежание еще более худших для неё последствий: живёт одна, защитить её некому, а за донос могут отомстить.
       Завершая, трудно давшийся ей пересказ события, бурно прослезилась:
       - Месть да лесть любого могут известь – любимое изречение моей умершей бабулечки.
       Повисла мучительная пауза. Тень переживания волновала мускулы её лица и, помолчав, она тихо и прерывисто добавила:
       - Лучше простить, чем отомстить.
 Заплаканное лицо в окровавленных бинтах отвернула к стене, давая понять об окончании вымотавшей её аудиенции с персоной нон грата.
       Persona non grata – нежелательное лицо – ваш, а вернее – закона послушный слуга.
       
       Понять бедняжку не составляло труда. До разговоров ли в таком состоянии?
       Её, местами выстриженные, кудри со следами запёкшейся крови, дополняли неприглядную картину поруганной красоты.
       Закончатся зимние школьные каникулы и как теперь показаться перед «второклашками» с разукрашенной физиономией?
       Осмотр места происшествия привёл в недоумение.
       По всем комнатам дома – погром, как Мамай воевал! Перебиты чашки, тарелки, мебель, выхлестаны стёкла окон.
       Но! Осколками последних усыпаны полы всех комнат… внутри дома, а не с внешней стороны.
 А это – большое « НО»!
       Из пояснений потерпевшей явствовало: бандиты вошли в дом спокойно через любезно открытую им дверь.
       По мнению эксперта-криминалиста, да и любому с первого взгляда ясно по расположению стекольных осколков: удары по окнам наносились снаружи, а не изнутри дома.
       Это зримо и напрочь опровергает сказанное мне страдалицей.
       Какие же грабители будут создавать лишний шум, к тому же соблазнившись на простенькую косметику? Что-то здесь не так!
       
       Скорее всего, под видом ряженых безобразничали хулиганы. Для чего же так терзать жертву, и чем можно сколько-нибудь убедительно объяснить её унизительную и настойчивую просьбу о заблаговременном прощении, ещё не установленных издевателей?
       Необычным выглядело ещё одно немаловажное обстоятельство: деревянные ворота домовладения оказались обильно испещрены редким сейчас в городском обиходе веществом – дёгтем!
       Вдобавок ко всему тем же смолистым жидким продуктом с резким специфическим запахом, не отмываемо въевшись в дерево, на одной из створок ворот была намалёвана зловещая …чёрная кошка.
       На экранах телевизоров в те годы разгульно шумел бестселлер «Место встречи изменить нельзя» о небезызвестной в криминальной практике банде, оставлявшей подобный символ в качестве визитной карточки.
       Поэтому столь популярный знак не остался незамеченным горожанами.
       Сразу же среди впечатлительных обывателей по городу зловещей гадюкой пополз слух о появлении у нас одноимённой местной шайки или хуже – московских гастролёров.
       Первым из объектов посягательства со всей очевидностью оказалась скромная землячка, обитавшая на отшибе в шикарном коттедже.
       
       Местное руководство, естественно, озаботилось вмешаться, поставив перед прокуратурой и милицией срочную задачу: раскрыть преступление, взбудоражившее общественность, изловить негодяев и примерно наказать, дабы иным, на то смотря, неповадно было так делать.
       И успех ретивых сыщиков превзошёл все ожидания.
Отличился один, старенький уже по возрасту и стажу работы, оперативник уголовного розыска.
       Припомнив старинный деревенский обычай бить стёкла в домах и мазать ворота дёгтем по месту обитания особ, не слишком достойного поведения и очень любвеобильных, ненавидящими их соперницами, «опер» быстро вычислил бабёнку, у которой отец-конюх использовал для телег колёсную мазь – дёготь.
       Им и воспользовалась дочь «водителя кобылы» для воздания должного сопернице.
       Подозреваемую тотчас задержали, она и не пыталась отпираться, рассеяв мрачную картину разбойничьего набега.
       - Я сто раз увещевала её – отстань от моего мужа Ваньки. В ответ – конское ржание над моим горюшком да песенка:
       - Я за то люблю Ивана, что головушка кудрява.
Он одумался, было, да опять на Рождество к ней срядился. Я опередила. По обычаю выхлестала стёкла, через окно и влезла. Вот – все пальцы и колени себе порезала, а потом
 повыдергала ей кудри, сводившие Ванюшку с ума. Плойку и косметичку забрала, чтобы не выпендривалась.
       
       Разревелась виновница происшествия и, пока приводила поплывший макияж в порядок, у меня в голове поневоле роились сомнения.
       Кого тут, по совести говоря, считать более потерпевшей, если отвлечься от бездушных санкций Уголовного кодекса?
       Не дай бог, отнесения судмедэкспертом повреждений здоровья у избитой к категории тяжких – это же до 8 лет лишения свободы!
 По сложившейся судебной практике менее 3 - 4 лет лишения свободы никак не миновать.
       - Никаких ряженых со мной не было, - продолжала исповедоваться погромщица. – Дрались мы один-на-один. В детстве окончила я художественную школу и рисую вполне прилично.
 Чтобы все в округе знали что за развратница эта учительша, я всю воротину изляпала дёгтем и в центре чёрную кошку изобразила, как в той киношке, сгорбленную и страшную. Рубанком теперь оттуда не всякий состругает!
       …На очной ставке непримиримые соперницы предстали передо мной: одна – с потупленным взором, другая – с ненавистью, и обе – с глазами, полными горючих слёз.
       Невольно в глуби моего сознания вновь процитировалось стихотворение Николая Некрасова «Слёзы и нервы»:


       О, слёзы женские, с придачей
       Нервических, тяжёлых драм!
       Вы долго были мне задачей,
       Я долго слепо верил вам.



       _________________________________