герой кошачьего племени

Предисловие от издателя.
Эта книга, к великому моем огорчению, вызвала критику моего друга, знатока литературы и la belle. Он усмотрел в произведении попытку обрисовать неприглядную сторону нашей жизни, а в персонаже Томаса Мурра увидел собирательный образ нашего поколения, назвав бедного кота жалкой пародией нашего современника. Безуспешно пытался я убедить его в том, что это произведение целиком и полностью кошачий опус, и автор его – Томас Мурр – мой домашний питомец, самый обычный черный кот с зелеными глазами. Наш спор разрешился довольно быстро – к счастью, наш герой мирно дремал на подоконнике в моем кабинете.
«Черная шубка, что же ты без дела сидишь?» - мягко пожурил я моего милого кота. Потянувшись, он нехотя встал, неторопливо сел за стол, взял в лапу ручку и начал набрасывать на бумагу свои мысли.
«Невероятно,» - беспрестанно шептал мой друг, который все это время стоял рядом со мной и для которого все действо, видимо, было настоящим чудом. Одним словом, кот Томас Мурр произвел на моего друга самое приятное впечатление.
Мой дорогой читатель, я пойму Ваше недоумение, возникшее при мысли о коте-ученом. Что же, я бы разделил с Вами сомнения, если бы своими глазами не видел, как сей кот, с колпаком на плешивой голове строчит очередную историю! Поистине прекрасное зрелище!
Вы не верите? Жирные пятна на рукописи, легкие царапины в нижнем правом углу листов, аляповатые чернильные лужицы, засохшие и выцветшие, в виде причудливой кошачьей лапы – все свидетельствует о том, что рукописи написаны либо котом, либо крайне небрежным человеком.
Как бы то ни было, мой благосклонный читатель, я все же, за неимением лучшего, вынужден напечатать этот труд, так как не обладаю обширными средствами, а сей господин Мурр в качестве гонорара скромно попросил добрую дюжину селедочных голов. Я непременно выполню его просьбу и, более того, всячески буду способствовать продвижению его таланта.
P.S. Я часто думаю о судьбах отечественной литературы, и сегодня, муза ли посетила мою светлую голову? – пришел к поистине гениальной мысли: для того, чтобы наша литература расцвела и пустила цветок, достаточно воспитать с десяток образованных котов, готовых творить прекрасные вещи за миску молока. Не находите ли Вы мою мысль гениальной? Сегодня же, я из подвала своего дома вытащу на свет божий всех беспризорных котов и вышколю их как следует. Собственно, хватит моих мыслей, лучше дадим слово Томасу Мурру.


Издатель книги Марат Маханов







Герой кошачьего племени

Очень часто города оспаривают друг у друга честь слыть родиной великих личностей. Алматы мог бы посостязаться в этом за право прослыть родиной кота Томаса Мурра с европейскими городами, в коих я имел место родиться в предыдущих восьми жизнях.
Бог не играет в кости – ничего на свете не бывает случайным; я – черный кот, сошедший на землю искупать грехи, сотворенные прежде. Думаю и мое появление на свет в Алматы не случайно – видимо, я послан с великою миссиею, ибо чувствую в себе неистощимые силы ума.
Родился я в Алматы, в Вальпургиеву ночь, в 20** году. А родился я, как мне кажется, в квартире №29 в доме 121 по улице Богенбай батыра. Именно это место, а не чердак, крышу или подвал, я считаю своей малой родиной. В квартире №29 даже пахнет родиной – запахом колбасным, перемежаемым тонким ароматом теплого молока. Думаю, во всем свете не сыщется уголка более приятного, чем квартира №29! Нигде я не чувствую себя более защищенным, чем здесь – словно князь в своих владениях, брожу я порою по квартире, делая все что мне вздумается. Весь день провожу я в играх и лишь вечером, свернувшись в клубок, засыпаю в корзинке в уголке комнаты, но прежде совершаю набег на белый холодный ящик на кухне, в котором хранятся всякие вкусные яства, запасы коих неистребимы – мои верные вассалы регулярно пополняют их. Но о них отдельный разговор. Нигде не видел я более странных и независимых подданных, чем мои – мужчины, женщины и маленькой девочки. Особенно странна маленькая девочка. Как верная моя подданная, она развлекает меня, но иногда, в порыве незнакомого мне чувства, она тешится надо мной, мучая всевозможными пытками. Страшно, когда она пеленает меня, словно маленького кутенка, всякими тряпочками и я, беспомощный, безропотно и стойко переношу экзекуцию – принимаю очередную дозу теплого молока, зажмурив глаза, словно маленький мученик, и вскоре затихаю в корзинке, укутанный хозяйским шарфом. К довершению всех моих бед, она завязывает на мне бантик из розовой ленты – ужасно, что с образованным и воспитанным котом могут обращаться подобным образом.
Был ли я образованным в детстве? К великому своему стыду должен заявить поклонникам моего таланта, что даже гении рождаются совершеннейшими невеждами. Грамоте я научился совершенно случайно – моя маленькая хозяйка (так я стал называть маленькую девочку вскоре после того, как узнал о своем положении бесправного кота) была в том возрасте, когда человеческое дитя готовится к школе. Вечерами моя большая хозяйка учила чтению свою маленькую дочку по цветным книжкам, а я, сидя рядом, ловил каждое ее слово и, вскоре, после нескольких дней упорных занятий, вполне сносно мог сложить буквы в слова.
Первая прочитанная мною книга оказалась настоящим откровением; словно граната, разорвала она мой тесный мирок, сотворенный воображением, и прежней моей размеренной жизни пришел конец. Я презрел глупые игры – все свое свободное время я отдавал книгам, глотал все подряд – будь то городской справочник, поваренная книга или просто обрывок газеты.

Квартира №29 поначалу казалась мне огромной и мне, юному коту, стоило громадных усилий исследовать ее, исходить вдоль и поперек. Но по мере того, как я рос, она становилась меньше. Двухнедельным котом я почувствовал влечение к тому окружающему миру, который люди называют Городом. Тихими летними вечерами я сидел на подоконнике и глядел в окошко, выходящее на улицу – по дороге, залитой апельсиновым светом, сновали бесчисленные машины.
Подолгу я сидел на подоконнике, размышляя об этом городе. Насколько он огромен? И так ли он прекрасен, каким кажется?
Очарованный разноцветными огнями ночного города, полный иллюзий, я вскоре засыпал на месте; сквозь смуту я чувствовал, как бережные руки, погладив по шерстке, укрывают меня теплым одеяльцем.
Просыпался я обычно утром следующего дня от тепла летнего солнца. Сожмурив глаза, я смотрел в окошко: за стеклом чирикали дерзкие воробьи, дразнили, безуспешно пытаясь выманить меня наружу.
С новым днем возрождались прежние мои вопросы. Вскоре, наконец, я получил возможность найти ответы на них.
Однажды моя маленькая хозяйка вывела меня во двор. Теперь с умилением и улыбкою на устах вспоминаю я себя, несмышленого котенка, оказавшегося за пределами своего княжества.
Что я увидел пред собой? огромный мир, простиравшийся вокруг меня (так мне тогда казалось – типичный пример эгоцентризма), неограниченный какими-либо стенами, ужасал своими масштабами. Я сжался в комок, и моей маленькой хозяйке стоило неимоверных усилий вывести меня из этого состояния.
Первым делом я робко оглянулся и, поняв, что ничего не представляет опасности, решился на первый шаг навстречу к этому миру. Неуверенно, но, твердо ступив на землю, я с каждым шагом ощущал легкость в движении, так что вскоре я вовсю резвился. Если бы в этот момент меня остановили и сказали, что минут десять назад я не мог решиться сделать шаг, я бы сильно удивился. Мне казалось, что я давно знаком с этим миром, даже более того, почувствовал себя властелином его. Этот мир мой! Но недобрая мысль – признак гениального ума – даже мысль о том, что я не единственный властелин этого мира не мог охладить моих юношеских порывов. Словно планер, едва касаясь подушечками лапок асфальта, я кружил по двору и, изрядно подуставший не столь физически, сколь новыми впечатлениями, залезши на дерево, расположился на ветке прямо над красной скамейкой.
Книги, красная скамейка – о мои университеты! – сколь много дали моему уму пищи для размышлений.
Летними вечерами, сидя на ветке, подперев лапкою щеку, слушал я истории людей; на красной скамейке допоздна засиживались самые разные люди.
Как Вы, мой дорогой читатель, догадались, столь убогое развлечение, как времяпровождение на ветке над скамейкой вскоре опротивело.
С грустью я смотрел за пределы двора; за домами с западной стороны простирался великолепный парк. Позже я узнал, что это место называется Старой площадью.
Парк манил меня к себе, но между нами лежала асфальтовая дорога, по которой проносились машины. Не скрою, этих машин я несколько побаивался – некоторые из них издавали ужасный рев – но еще больше я боялся неизвестного Города. Все же мне хватило смелости, переборов внутренний страх, пресечь рубиконову дорогу и скрыться в парковых кустах.
Я притаился; не обнаружив опасности, я вышел на открытое место.
Мое предположение о том, что парк прекрасен, подтвердилось. Посередине его стоял красивый бронзовый памятник, представляющий собой гармоничную композицию, на переднем плане которого три озорных мальчика пускают в небо голубей.
Впрочем, недолго я умиротворял взор свой созерцанием окружавшей меня красоты – юность требует деятельных развлечений. Я не без удовольствия точил коготки о шершавую кору деревьев, резвился, играл с детишками и, наконец, просто бежал по парковым дорожкам, в уме считая количество плиток.
Вечером, когда желудок дал о себе знать, мне безумно сильно захотелось домой. Но вот беда – я не мог найти дорогу до квартиры №29. К счастью, моя маленькая хозяйка, хватившаяся меня, оказалась рядом. Взяв меня на руки, она понесла меня домой.
-Глупенький кот, - дорогою приговаривала она.
Это мое приключение стало успешным финалом определенного этапа в моей жизни.

С того памятного дня мне возбранялось выходить из дому. Я грустил, хандрил; иногда, правда, моя маленькая хозяйка выводила меня во двор. Но что значат получасовые прогулки для кота, мечтающего гулять сам по себе? Эти прогулки, призванные хоть как-то скрасить мое бесцветное существование в квартире №29, на самом деле вселяли в мое сердце уныние, подкрепляли мою огненную тоску по Городу. Свое положение я сравнивал с положением голодного человека, которого кормят одними лишь закусками – мой духовный голод не утоляли, а разжигали.
Я тосковал по Городу; квартира №29 – о, прости меня малая родина! – стал тесен для меня. Иногда квартира №29 казалась темницею, заключившую в своих оковах гордого орла. Этот орел всегда с затаенной грустью мечтал о необъятном небе…
Проходили дни, и бдительность неутомимых моих стражей рассеивалась. Моя маленькая хозяйка готовилась к школе, ее родители были заняты делами поважнее.
Время изъело оковы и орел возрадовался.
Ночью, когда сгущались сумерки и в квартире №29 воцарялся покой, я через форточку выбирался во двор.
Будто сумасшедший, бежал я по улицам ночного города, наслаждаясь свободой, на бегу знакомясь с красотами его.
В одну из своих ночных прогулок я открыл для себя прекрасное место – парк 28 панфиловцев буквально очаровал меня.
Парк 28 панфиловцев – любимое место отдыха алматинцев. Оживленный и многолюдный при свете дня, ночью парк становится пристанищем для одинокого кота-путника.
Кивнув головой в знак приветствия каменному человеку, стоящему у западного входа в парк, со стороны улицы Кунаева, я медленно иду к скамеечке возле Вознесенского собора.
Ночью в парке 28 панфиловцев воцаряется тишина, так что становится слышен стук собственного сердца.
Полный идиллических дум я бреду к Вечному огню – холод южных ночей пробирает меня до костей – расположившись у огня, направив лапки к теплу, я гляжу на бархатное небо, усыпанное мириадами звезд. Большая звездочка прямо надо мной, моя звезда, которая зажглась в момент моего рождения, подмигивает одинокому коту; словно мысль о несбывшейся мечте, она навевает грусть.

Мое еженощное паломничество в парк 28 панфиловцев не только доставляло мне удовольствие, но и физически утомляло.
К тому же, озорное время для меня прошло – переходный возраст представителей кошачьего племени длится не более двух недель – теперь я стал степенным котом-брюнетом с прекрасными усами.
Отныне все чаще меня можно увидеть в комнате моей маленькой хозяйки за чтением очередной книги из домашней библиотеки моего хозяина.
Жизнь моя дышала покоем и я был вполне счастлив. Но произошло событие, нарушившее мое тихое безмятежное существование.
Однажды я, в то время ужасный книгоед, изможденный ночными бдениями, устал от чтения книг – в голове моей то и дело мелькали сюжеты из прочитанных мною книг, так что вскоре у меня заболела голова. Через форточку я выскользнул во двор; прохлада подействовала на меня освежающе.
Во дворе было сыро и холодно – меня пробрала дрожь. Несмотря на это я даже и не подумывал возвращаться домой – мне не хотелось в комнату, где меня ждали громоздкие книги. Мне хотелось приключений.
Невдалеке я заметил серую машину с открытым окошком и горевшими сзади огоньками. Одним прыжком я оказался внутри машины. В салоне было тепло; кожаные сиденья и приятная музыка располагали ко сну. Не в силах побороть Морфея, я, свернувшись клубком, заснул.
Разбудил меня холод июльской ночи. Очнулся я непонятно где – меня окружал мрак, но за моей спиной – о, чудо! – переливаясь миллионами огоньков, будто на ладони, лежал город-великан.
Позже я узнал, что меня занесло на Коктобе, чуть ниже смотровой площадки у конечной остановки канатного транспорта. Отсюда открывался великолепный вид – в подробностях можно было рассмотреть достопримечательности города, расположенные в непосредственной близости. Вот гостиница «Казахстан», здание, восхищающее своей строгой и лаконичной архитектурой; вот величественный Дворец Республики, мимо которого я не раз проходил; а вот и мой дом – трехэтажное здание по улице Богенбай батыра, с двумя арками, которые я называл эоловыми. Удивительно, как щемит сердце, когда глядишь на знакомый свет в окне квартиры №29 – моя маленькая хозяйка часто спит при свете электрической лампы.
Я не мог удержаться от восторженного «мяу» и только тогда заметил, что я не один.
Чуть поодаль от меня сидела кошка, также любовавшаяся ночным городом. При свете полного месяца, я обратил свое внимание на ее красивую серую шубку; уже почтительно произнес «мяу» и она наградила меня мимолетным взглядом; ее зеленые глаза, горящие во мгле лукавством, глубоко запечатлелись в моей памяти.
По всей видимости, прекрасной кошке было не по себе от моего присутствия. Вскоре, однако, она смирилась с моим обществом.
Чтобы разрядить обстановку, я попробовал с ней заговорить.
Я и не помню, что ей сказал – видимо что-то очень глупое, ибо в следующее мгновение она искренне рассмеялась, что несколько меня изумило. Я решил что это плохое начало для знакомства. Я уж было собрался идти домой, но она меня остановила.
Она заговорила. Ее чарующий голос околдовал меня; словно приятную музыку, льющуюся легким потоком, ее хотелось слушать и слушать.
- Постойте, - сказала она, - посидите чуть-чуть, мне одной скучно.
Я послушно сел рядом с нею.
Мы неподвижно сидели на склоне, поросшем травою, глядя на разноцветные огоньки ночного города. Таким, наверное, и должно быть счастье. Никто из нас не проронил ни слова; мне казалось преступлением разрушить очарование.
Шаловливый ветерок струился в мордочку, едва касаясь моих прекрасных усов; смутные мечтания набегали и расходились; я ощутил приятную истому.
- я каждый день прихожу сюда, - прошептала она. – стоя здесь, я ощущаю душу этого города. Он прекрасен, не так ли?
Я не мог не согласиться.
- Но этот город не ко всем благосклонен. Алматы душою женщина; Алматы благоволит только смелым и целеустремленным
Она говорила и говорила; многие ее слова были продолжением моих собственных мыслей; удивительно – я увидел в ней свое собственное отражение.
Я проговорил с ней до утра – мы вместе встретили рассвет. Когда Мис Мис (именно так звали мою прекрасную незнакомку) подала на прощание лапку, я почувствовал неподдельное огорчение.

Моя жизнь обрела смысл. В беседах с Мис Мис я открываю новые истины; иногда мы предаемся невинным шалостям, и в эти минуты я чувствую себя счастливым.
Мис Мис выглядит вполне счастливой, но даже в веселости она остается серьезной. Иногда на Мис Мис находят минуты задумчивости; я заговариваю с ней и она, порою, вздрагивает при звуках моего голоса.

Теперь днем я обычный глупый кот Томас, остающийся присматривать за неразумной хозяйской дочкой. Это беспокойное дитя человека приносит так много хлопот, что свои ночные прогулки я считаю заслуженным отдыхом.
И вот, когда мои хозяева засыпают, и свет в квартире №29 гаснет, я через форточку выбираюсь из дому. Неслышно прыгнув на асфальт, я бегу по улицам ночного города.
Ночью ничего не видно; ночью даже почтенному коту не возбраняется бегать.
Бежать подальше от суеты центра города, бежать к милой Мис Мис. Темная ночь укрывает густой вуалью, и я растворяюсь в сумерках.
Мне трудно было признаться себе, что я поднимаюсь на Коктобе единственно ради Мис Мис. Я говорил себе, что мои ночные походы исключительно ради прекрасной панорамы мегаполиса. Так плутует малодушие.
Словно корабль, в ночном море ищущий света маяка, так и я во тьме искал фосфорического блеска ее зеленых глаз. Ради восхитительного ее взгляда, я, через тысячи препятствий и опасностей, которыми полон большой город, шел к ней.

Мис Мис пробудила во мне самые светлые чувства. Высокие стремления к наукам и поэзии были разожжены ею в моем сердце под черною шубкою. Я сильно привязался к Мис Мис, но я все еще сопротивлялся мысли, что влюблен в нее. «Что за бред?» - говорил я себе. Чтобы наверняка удостовериться во всем, я обещал себе хотя бы на день забыть о Мис Мис, но всякий раз откладывал исполнение плана на завтра и ввечеру стремглав бежал к ней.
Для Мис Мис я стремился быть самым лучшим – при ней я носил шубку героя. Ради нее я каждый вечер опустошал холодильник из соседней квартиры и, увешанный с головы до хвоста красными, свекольного цвета сосисками, триумфально шагал в сторону Коктобе. Задумывался ли я о том, что своими грабительскими походами обрекаю соседа на голодное существование? Нет. Счастье эгоистично.
Вскоре, однако, я понял, что намного проще казаться героем, чем быть таковым. Словно паук свою жертву, я начал опутывать Мис Мис сетями лжи.

Не могу больше врать. Ложь, которой я кормил Мис Мис, как яд, глубоко усвоилась ею. Иногда, когда я рассказываю ей очередную выдуманную историю и она, словно губка, жадно впитывает каждое мое слово, мне становится совестно, и хочется сказать: «не верь всему что слышишь, милая Мис Мис». но я не могу – я хочу, чтобы она мне верила. И вру. Парадоксально. Но иначе я не могу. Ложь придает мне ореол героя и сняв его, я потеряю очарование и стану обычным котом-балбесом. В ее глазах я смелый, необыкновенный кот. Кстати об ее глазах – они теперь полны печали и неизъяснимой грусти.
Перемены в Мис Мис очевидны. Где прежняя плутовка с лукавыми глазами? Она заметно притихла, ее зеленые глаза, юдоль скорби, кажутся ярче светятся в темноте фосфорическим ровным светом. Но, самое главное, что происходит с ней самой? Частая смена настроений – обычное теперь ее состояние. Мис Мис может грустить часами, но иногда на нее находят минуты шаловливой резвости, которая приводит меня в изумление. Порою, ее молчание сменяется болтливостью, сопровождаемой беспричинным смехом.
Мис Мис, мне жаль тебя! Я разгадал тебя. Ты влюблена. Близится логический конец всей этой истории и я медлю с тем, чтобы получить наибольшее удовольствие.

Мы сидели на склоне, поросшем травою, бок о бок, пожевывая сосиски, которыми я поживился после крестового похода на соседскую квартиру.
Мы молчали. В этом я видел доказательство счастья. Но бедняжку мое молчание угнетало.
«Какой же ты романтик, Том, - все шептала она.
Мис Мис обвила мою шею лапками. Она любила дремать в моих объятиях. Проснувшись она говорила, что ей приснился грустный сон. Какой – она никогда не рассказывала.
Обвивши меня лапками, она дремала в моих объятьях. Я, пользуясь случаем, вдыхал приятный запах ее шубки.
Запах ее шубки становился невыносимо сладостным; не помня себя, я поцеловал ее в губы, удивляясь собственной дерзости. В действительности, она, притянувши меня к себе, поцеловала меня сама.
Теперь она сидела; на моих губах надолго запечатлелся вкус поцелуя.
Сердце мое плясало; мою душу посетили доселе неведомые чувства. В состоянии эйфории я не в силах был что-либо сказать, хотя чувствовал, что Мис Мис испытывает в этом потребность.
Я нуждался в ее обществе, но я должен был уединиться с тем, чтобы до конца разобраться в самом себе.
- Прощай, до завтра! – промолвил я, собираясь раствориться в ночи.
Увлажненные глаза, мягко светившиеся тихой грустью, остановили меня.
- Не уходи, постой, - прошептала она. – мне тяжело расставаться с тобой, пусть даже только до завтра. Если бы ты знал, сколь долгими кажутся мне дни! В беспамятстве брожу я по дому с одною лишь мыслию в голове. Ты один источник моих страданий! Но я тебя не виню - нет! – я страдаю по одной лишь своей неосторожности. Ты такой заботливый, смелый, ты такой хороший, Том! – сказала она, и росинки заблестели на ее щеках. - Том, я тебя люблю, люблю всем своим существом, всею душою своею.
Это признание оказалось для меня неожиданным и, хотя я испытывал к ней подобные чувства, я медлил. Было ли это малодушием с моей стороны? Разум молчал.
- ведь ты же любишь меня, правда? – спросила меня, принужденно улыбнувшись.
Я кивнул головой.
- Если ты меня разлюбишь, - продолжила она серьезно, - я что-нибудь с собой сделаю. Правда, - добавила она и посмотрела на меня прежним решительным взглядом.
Мгновенье спустя она с мольбой в голосе просила меня поклясться в том, что я буду вечно любить ее.
Но вечность – слишком долго!
Я пообещал ей, что буду любить ее всю свою жизнь и поклялся в тысяче других всяких глупостях.
Притянув Мис Мис к себе, я обнял ее. Она дрожала. Видимо ей нелегко далось признание.
Минутою позже я, слегка отстранив ее, попрощался с нею.
«Останься, - говорили ее глаза, но я, словно деспот, упивался своей властью, которую я над ней обрел.
- Прощай, Мис Мис, - скороговоркой бросил я ей тяжелые, как камни, слова и шагнул во мрак.
Спустившись порядком, я оглянулся – моя милая беззащитная Мис Мис все так же сидела на одиноком склоне, провожая меня взглядом.
Я уж было хотел воротиться, но мысль о том, что я покажусь ей безвольным котом, остановила меня.
«Завтра будет день, - твердил я себе, - завтра, завтра…»

В этот вечер я шел вниз по проспекту Достык так же легко, как и в своих снах.
«Она любит меня!»
Но счастье кота весьма скоротечно! Поднимаясь по лестнице своего дома я, погруженный в приятные думы, споткнулся. Меня бросило в холодный пот. Я вспомнил последний день Цезаря и на минуту остановился, не в силах унять дрожь. Все же я себя успокоил.
Подходя к дому, я почувствовал надвигающуюся беду. На двери квартиры №29 лежала зловещая тень человека; повернув голову, я увидел его – это был хозяин сосисок.
С криком «Вот ты, паразит», он схватил меня; взявши за хвост, размахнувшись, он со всей мочи швырнул меня в сторону и я, очень чувственно ощутил на себе дыхание стенки.
Заорав от боли, я некоторое время лежал на полу, размышляя о каверзах и странностях судьбы.
Когда ко мне вернулось сознание, я лежал в корзинке. Моя маленькая хозяйка – добрая душа! – всего меня обвязала бинтами и я, будто египетская мумия, лежал в углу комнаты, не в силах подняться. Маленькая девочка сидела рядом; на голову падали соленые капельки – она плакала, видя мои мучения. Я хотел утешить ее; хотел промурлыкать – вместо этого едва выдавил из себя непонятно-жалобное «мряу». Какой бы мучительницей не казалась она прежде, я был бесконечно благодарен ей за все.
Но как тягостно страдальцу в присутствии другого страдальца! Я хотел остаться один со своими думами. Я положил свою голову на ладошку девочки; с мольбою я смотрел в ее глаза. Вскоре она меня поняла – заботливо укрыв меня хозяйским шарфом, девочка удалилась из комнаты.

Мне казалось, что я умру. Меня немилосердно бил озноб, лихорадило так, что я решил непременно умереть. Но я знал, что в это время Мис Мис ждет своего паиньку. Возможно, она тоскует по мне; одно я знал наверняка – моя Мис Мис страдает.
Что может быть хуже неизвестности? Жив ли я? Или, возможно разлюбил? Представляя ее, одинокую на нашем склоне, я плакал.
Душевные страдания перекрыли страдания телесные; к концу дня я, опустошенный, как холодильник после моих набегов, заснул беспокойным сном.

С каждой минутой росла во мне любовь к Мис Мис; я пытался заглушить веление сердца, но – тщетно! Чтобы внести спокойствие в душу свою, томимую смутными желаниями, я принимался за чтение Тассо, но минуту спустя, ловил себя на мысли, что я, лежа на книге, предаюсь кротким идиллическим мечтам. Мне представлялось, как нас – меня и Мис Мис – обволакиваемых сахарным облачком, уносит в ванильное небо; я, смелый и опытный капитан, управляю облачком, маневрируя на необъятном просторе неба; Мис Мис, сидящая рядом, глядит на меня с обожанием и… здесь мои невинные мечты разрушались прозой жизни. Моя маленькая хозяйка, с миской струящегося приятным ароматом молока, нарушала мой покой.

Пролетали, словно воробьи, дни за днями и силы мои физические восстанавливались. Недели две спустя я окреп настолько, что уже мог стоять на всех лапках. Моя маленькая хозяйка, увидев меня, стоящего на полу, только и воскликнула:
- Здоров! Здоров!
Радостная, она выбежала из комнаты вон, за ножницами, с намерением освободить меня от бинтов. Я же времени зря не терял: тотчас я запрыгнул на форточку и оттуда выскользнул на улицу.
Психологам, пожалуй, будет интересно мое послеболезненное сознание.
«она ждет меня», - мелькало в моей голове поминутно, и мысли мои императивом передавались мышцам обессилевшего тела.
Я бежал, задыхаясь, развевая на ветру грязные бинты; женщины в испуге сторонились при одном лишь моем виде. Раз, на улице Фурманова, чуть было не сбила меня машина – к счастью, все обошлось, - я проворно перебежал на другую сторону дороги.
Я бежал, словно сумасшедший, в беспамятстве не замечая уже ничего вокруг.
Возле Дворца Республики, у памятника Абаю я, правда, на мгновенье остановился – я вспомнил, что совсем рядом находится станция канатного транспорта; не теряя времени даром, я побежал дальше. Промелькнув мимо кассира, я забежал в красно-белый вагончик и перевел дыхание. В вагончике, помимо меня, было несколько человек – все они с любопытством стали разглядывать необычного пассажира.
Моя душа ликовала. Я рисовал в воображении нашу встречу. «Паинька, ты вернулся,» - проговорит Мис Мис и не единого упрека не бросит в своего бедного кота; по морщинке, залегшей меж бровей, зеркалу прежних ее переживаний, я буду ненавидеть себя.
«Прости неразумного Тома,» - скажу я и она обнимет меня.
Она заплачет; ее тельце будет содрогаться от рыданий. Минуту спустя Мис Мис успокоится, и в прояснившихся глазах ее я почувствую тихую грусть.

Легкий толчок разбудил меня – вагончик остановился. Я на Коктобе. Едва отворяются дверцы, я стремглав бегу на наш склон. Но ее там нет. Я не теряю надежды и продолжаю поиски. Но – увы! Исхода нет…

Мис Мис исчезла из моей жизни так же внезапно, как и появилась, словно астероид, врывающийся в орбиту планеты, нарушая привычное ее движение, и исчезающее затем навсегда во мгле Вселенной.

Как часто в жизни мы не ценим то, что имеем. И вот, когда Мис Мис осталась лишь в воспоминаниях, я спрашиваю себя: мог ли я быть счастливым? Горестные мысли овладевают мною вполне и выходят наружу слезами. Иногда хочется верить, что еще мгновенье и ты окажешься в лучшем из миров, но увы – слезы не убивают, они всего лишь опустошают душу; остается надежда, что в израненное и опустошенное сердце вольется светлый ручеек и прежние страдания будут не столь остры.

Может ли быть так, что астероид, совершив затяжной круг по просторам Вселенной, воротится на прежнее место? Я жду.
Смеркается. Миллионы огней зажигаются в городе, по крупным артериям его непрерывным потоком движется транспорт – Алматы живет своей жизнью, безучастный к горестям отдельно взятого кота.
Еще долго буду сидеть, вглядываясь во мрак, пытаясь уловить взором знакомый свет в окне квартиры №29 в доме 121 по улице Богенбай батыра, я – странный черный кот с зелеными глазами.