Верочка и Гадолиний

Верочка и Гадолиний.

    Верочка возвращалась с дачи в приподнятом настроении. И всё представляла как похвалит её Витюша за разные домашние вкусности: кропотливо закрученные баночки с маленькими пупырчатыми хрустящими огурчиками, чёрную смороду, протёртую с сахаром - цельный витамин «С», да за ядрёную аджику, приготовленную по старинному грузинскому рецепту. А то, что сумка неподъёмная и в электричке приходилось стоять почти полтора часа - всё пустяки. Главное, что не пришлось побеспокоить своего талантливого мужа лишний раз занудливыми просьбами. Верочка счастливо улыбалась.

     Не каждой женщине так в жизни везёт. А вот Витя, такой умный, интеллигентный, гениальный актёр Виктор Пыжов, выбрал именно её, выделив среди сотни женщин, вечно томившихся у служебного входа в театр, в мучительном ожидании автографа или мимолётной улыбки кумира.

      Знакомство их по стечению случая произошло в театре, где Верочка находилась по служебным делам и производила на театральных подмостках ряд специфических химических проб с целью обнаружения ртути. Театр имел достаточно большую площадь и множество различных по метражу и назначению помещений, которые необходимо было тщательно обследовать. Театр парализовало на целую неделю, вся труппа буквально стонала от бездействия, репетировать приходилось урывками. На дверях была вывешена грозная табличка: « Закрыто на демеркуризацию*», и многие театральные завсегдатаи тщетно пытались разгадать загадочное объявление, наивно предполагая, что в ближайшем будущем состоится премьера нового авангардного спектакля. Ложный сигнал тревоги, как выяснилось после, поступил из небольшого антрепризного театрика. Он находился неподалёку и конкурировал по репертуару и кассовым сборам с театром, где служил Виктор.

       Скромная Верочка с нежным голоском, в белом отутюженном халатике весьма выгодно отличалась от прокуренных и циничных примадонн сцены своей опрятностью и естественным поведением. И Виктор, к тому времени пресытившийся однонедельными романами, обратил на Верочку внимание, и начал ухаживать за ней с присущим актёрам пафосом и с гусарским размахом, приглашать на премьеры, затем в ресторан, затем в узкий круг друзей, а затем и замуж. И Верочка боготворила мужа, считая его ярчайшим, выдающимся актёром современности, великодушным, щедрым, мужественным человеком, о чём восторженно и неустанно напоминала она всему ближайшему окружению, в том числе и самому Виктору, тем самым подпитывая его и без того раздувшееся до невероятных размеров тщеславие.


          Но эпизодически, как в былые времена, у Виктора возникало внезапное желание спуститься с вершин театрального Олимпа до более низких слоёв общества и ближе пообщаться с родным народом. Он объяснял это творческими поисками для ролей.
К слову сказать, многие завистники из театральных считали Виктора самодовольным выскочкой, неразборчивым в любовных связях пьяницей и махровым эгоистом:« Подумать только, опять пришёл на спектакль подшофе, ущипнул пожилую билетёршу, затем обматерил и всё ему сходит с рук!» Но Верочка никогда не опускалась до обсуждения таких низких вещей с кем-то ни было, и снисходительно прощала Виктору некоторое пристрастие к крепким напиткам. Конечно, характер у Витюши непростой. Верочка всегда чувствовала малейшее изменение настроения мужа и старалась не мешать, не приставать с пустяковыми женскими просьбами. Даже пыль в кабинете мужа протирала трепетно и очень осторожно ; вдруг какая-то нужная бумага пропадёт невзначай среди беспорядочного нагромождения отпечатанных листков с ролями.

         Верочка носила гладкую причёску, практически не пользовалась косметикой,и принадлежала к той редкой породе женщин, полностью удовлетворенных своей жизнью.Всегда доброжелательная, гостеприимная, с кроткой улыбкой ангела на слегка полноватых губах, она как будто светилась изнутри мягким ровным светом, создавая вокруг атмосферу уютного тепла.

         Отец Верочки, Петр Львович Крыницкий, был известным учёным-химиком в третьем поколении. Работы и учебники, принадлежащие перу Петра Львовича пользовались неизменным авторитетом в химических кругах, по ним читали лекции не только в высших учебных заведениях советских республик, но и в элитных колледжах европейских столиц. Отец проводил часть опытов в домашних условиях в десятиметровой комнате, отведённой под маленькую лабораторию. И как любой пожилой еврейский папа, по возрасту годящийся дочери в дедушки, он очень трепетно относился к своей маленькой девочке и никогда не делал ей бесполезных замечаний.

         Верочка росла в тихом мире стеклянных, разноцветных колбочек, реторт, всевозможных пробирок и газовых горелок, и ей часто представлялась подвижная живая система Менделеева, причём каждый химический элемент имел свой собственный характер. В отличие от обычных фантазий большинства сверстников, детское воображение Верочки часто рисовало непростые, почти человеческие взаимоотношения углерода с кислородом, тяжелый кипящий нрав кислот и летучую неуловимость газов. Некоторые химические элементы, одушевлённые Верочкиным воображением, носили невероятно изысканные мужские имена: Лоуренсий, Протаклиний, Эрбий. И Верочка придумывала и записывала в заветную, пухлую тетрадь в клетку маленькие сказки про отважного рыцаря Германия, неизменно одерживающего верх над уродливым, подлым Гадолинием, про неотразимого остроумного Франция, спасающего пленённую восточную красавицу Сурьму из лап жестокосердного Технеция. Химические сказки Верочки пользовались одобрительными репликами старого химика и преувеличенными (как сейчас оценивала Верочка) восторгами со стороны матери.

       Мать Верочки, Алла Ивановна, была жизнерадостной энергичной женщиной пышных форм и такого же содержания. Основной талант Аллы Ивановны состоял в кропотливом ведении домашнего хозяйства, также неплохо владела она французским и английским языками и часто помогала супругу с переводами научных работ иностранных коллег. Кроме того, Алла Ивановна, занималась лёгким музицированием, кулинарией и всяческого рода рукоделием, чему успешно обучила и свою долгожданную единственную дочь, плод большой, слегка запоздалой любви. «Запомни, деточка, умного мужчину можно потрясти не только красотой, а дурные нам и не нужны!»,- частенько напутствовала мама, и незатейливые эти рассуждения падали на благодатную почву. И поскольку микроклимат дома был весьма благоприятным, то послушной разумной дочери Верочке жилось с родителями хорошо и спокойно, как тепличному растению, получившему на всю жизнь стойкий иммунитет счастья от жестокого окружающего мира. Ныне родители уже несколько лет мирно покоились на Богословском кладбище, но всё так же помогали Верочке своим незримым присутствием.

        Уже подходя к парадной двери, слегка уставшая Верочка ощутила смутное беспокойство, так как окна её трёхкомнатного гнёздышка были широко распахнуты, и из окон отчётливо доносилась какая-то совершенно невероятная громкая грубая музыка. Эта музыка никак не ассоциировалась у Верочки с тонкой ранимой натурой супруга. Верочка опустила нагруженные сумки и ненадолго застыла, прислушиваясь. Этим тут же не преминула воспользоваться дежурная по скамейке бабуля: «Пятые сутки гуляют ироды. Ни тебе поспать, ни радио послушать. То музыка ихняя блатняцкая надрывается, то бабы как резаные визжат», - доверительно сообщила она оторопевшей Верочке. «Репетируют, наверное», - нашла Верочка мысленное оправдание происходящему и решительно толкнула тяжелую дверь.

        Происходящее в квартире мало напоминало репетицию спектакля. Могучее основание супруга в приспущенном наполовину нижнем белье торчало из проёма туалетной комнаты, в то время как вторая, безусловно, лучшая его половина безвольно накренилась над голубой чашей чешского производства. Складывалось впечатление, что Виктор весьма нетрезв и как-то пытается привести себя в надлежащее чувство. Мутным взглядом ненадолго зафиксировав супругу, Виктор попытался извергнуть из себя несколько циничных замечаний по поводу морального облика Веры, и Верочка поспешила ретироваться в гостиную. Но картина, открывшаяся Вере в их великолепной гостиной, неприятно поразила её и привела организм в состояние сильного душевного озноба. Она вдруг почувствовала как леденеют её тонкие пальцы и гигантские мурашки словно неведомые насекомые скачками передвигаются по выпуклостям её хрупкого позвоночника, оставляя почему-то стойкое ощущение ожога и  стыда.

       На пушистом голубом ковре распласталась бесформенная дама довольно преклонного возраста, в весьма компроментирующей позе, в верочкином (!!!) любимом японском пеньюаре, отчего-то свисающим рваными лохмотьями по необъятному животу дамы. В сей особе Верочка узнала местную дворничиху Клавдию, женщину грубого сурового нрава, к тому же сильно пьющую. Клавдия с бессмысленным усилием пыталась преодолеть земное притяжение и издавала странные мычащие звуки. Состояние ковра, обильно залитого вином и украшенного воткнутыми в густой ворс окурками, мало отличалось от состояния гостьи, как впрочем, и всей квартиры в целом.

        Решение возникло в голове Верочки почти моментально. Преодолев сильный озноб, Верочка облачилась в свой медицинский халат и направилась в маленькую домашнюю лабораторию, где со времен отца почти ничего не изменилось. Тщательно перемешав в большой колбе нужные ингридиенты, и, слегка погрев получившуюся жидкую массу на газовой горелкой, Верочка осторожно разделила раствор на две части, разлив его в бутылочки из тёмно-зеленого стекла, которые с осторожностью поставила - одну в гостиную, другую в коридор. Жидкость начала слегка дымиться. «Реакция произойдёт через пять минут»,- равнодушно подумала Верочка, тщательно закрывая за собой входную дверь.

       Дежурная бабушка на скамейке услышала громкий странный хлопок, а затем пышные черные клубы дыма повалили из распахнутого окна, заслоняя собой пронзительно доверчивое синее детское небо. Воздух наполнился гарью и смрадом начинающегося пожара.

       "Я напишу новую правдивую сказку про славную девочку Сурьму, которая вовремя спасла мир от ужасного и подлого Гадолиния ",-  тихо улыбаясь, размышляла Верочка, всё дальше и дальше удаляясь от этого странного дома. Откуда-то сверху родители смотрели на Верочку с любовью и одобрительно кивали ей вслед.