Без ресниц, без бровей. В панамке!

........................ на фото один из наших Дюх; из тех, из 80-х

 
БЕЗ РЕСНИЦ, БЕЗ БРОВЕЙ. В ПАНАМКЕ!

(или - АЛОЕ УЩЕЛЬЕ: БАТОН, КОМСА и ДЮХА ЖИЛА)

***

Вот, если честно, то очень зацепил меня Жук, с продуктами и матюками летящий мимо коммунистически настроенного оратора средь пионеров на плацу. Серьёзный такой, деловитый, знающий о суровостях построения коммун не понаслышке. Очень замечательный персонаж - Жук!

Ну, а уж массаж пропагандиста-толмача Бурлицкого о несгораемом галстуке в сердце - это всем массажам - массаж! Это... это... это... Да чего там! Это- всё! Для каждого!

И третий зацеп - это, безусловно, пилотка! Я, как и пиитический оратор коммун и уборки продовольственных урожаев товарищ Бурлицкий, на шее несущий красное сердце, преданность пролетариатКам и лицевую ответственность, просто шокирован... ПИЛОТКА! Совесть! Как можно в неё, не удержавшись, вывалить поеденный и не переваренный композитный продукт! И это в то время, как народ и всё прогрессивное человечество, задыхаясь в едином трудовом порыве... Эээх, Тутко-Тутко! Ну, как же так? Пионер…

***

Весна. Распадок такой широкий, горы кругом. На площадке - ну, типа, плато такое небольшое - стоят БээМки и хреначат куда-то за хребет...

Огонь! Бабахи! Вакханалия звуков и действа! В рацию сержант Шпиля орёт на НП, где комдив расклад попаданий созерцает с объективизмом и суровостью:

- Как? Попали?

- Ни хрена не попали! - Матерится комдив Петр Петрович! - Щаз, бы-ль-ля, с разведвзводом вернёмся - расстреляю Вашего Батона к едрене-зюзе!

(Батон – это, типа, начштаба, главный руководитель на огневой).

Батон плачет, но вида не подаёт. Пытается внести корректировки. Пацаны носятся ошалело, но трудовито и профессионально знающе. Узбеки со сто тридцать первых ЗИЛов ящики сдёргивают, ракеты в пакеты суют. Не получается у них, втроем пыжатся-пыжаться… Не-а, не получается! Подходит Игорёха-чечен, отодвигает узбеков, одной рукой ракету – тр-руякс! - в пакет досылает. Перестарался! Так замахнул, что ракета-карандашик, получив от него ускорение, проскакивает дальше положенного, с тылу у неё срывается крышка, и выскакивает она, ракета, впереди пакета, как-будто уже от запала подожжённая. Ну и - хиракс! - на камни перед позицией громыхается...

Батон в стрессе, всё видел! Пацаны в удивилке! Нифига ж себе ж!

Шум, в общем, веселье, в рацию комдив матерится, плюс сигнал пришел, что нас выпалили уже, теперь сваливать надо побыстрому, пульнуть и – линять, а то сейчас начнётся...

И тут на позицию на красном боевом коне, с красным взором, с сердцем на шее, и с пионерским галстуком в сердце появляется бравый сержант-комсомолец! Работа такая - Комса! Освобожденный секретарь комсомольской организации дивизиона! Офицер, вообще-то, должен быть. Но – нету. Поэтому сержант. Из разжалованных старшин.

Какого вот, спрашивается, по позициям шастает? Сидел бы в прохладе и не рыпался! Не-а! Ищет приключалок на бляху!
 
Батон видит сержанта-комсу. Взрывается! Ему и так хреново, а тут этот, блин, поджигатель страстей, сейчас коллектив разлагать будет! Открывает рот, чтоб атмосферно в уши комсе залепить жаргонизмом правдивым…

Тот опережает! Бежит комса под пакет одного из «Градов»! ВыкидАет пылающий взор на пацанву солдатскую, попрятанную метрах в тридцати в укрытия – сейчас уже залп, бы-ль-ляшко! - и начинает громогласить:

- СОЛДАТЫ! КОМСОМОЛЬЦЫ! ПОДДЕРЖАНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ И ВЫСОЧАЙШЕЙ БОЕГОТОВНОСТИ - НАШ ВКЛАД В ДЕЛО ВЫПОЛНЕНИЯ РЕШЕНИЙ ВТОРОГО ПЛЕНУМА ЦэКа ВээЛКаэСэМ!

Батон слышит эту лабудню. В сердцах бросает руку с флажком долу... А это ж – сигнал! Пацаны, сержанты-командиры машин, работающие дистанционно, не из кабины, а по кабелям пускают электросигнал, жуть, для залпа...
 
Дюха Жила, кореш комсы, смотрит одним глазом на кореша, бросающего боевые призывы из-под пакета его установки, откуда вот-вот ракетно пальнёт летучий бабах, другим - на Батона, начштаба; жмёт, чисто инстинкт, на кнопу! Бляха! Неначищенная! И в ужасе, не в силах глас пустить, расширенными до семафора глазами бросается спасать комсу-босяка!

Тот видит пылающий из-под каски взор Жилы. Ничего, естественно, не поймёт. Как поймёшь, если «пяточку» только дунули с тем же Дюхой!? Тем более – порыв пропаганды же! Кураж! Но, вишь, чутьём каким-то уловил момент – бросился из-под пакета...

Пламя вылетающих карандашей согревает жопу, спину, затылок. Мордой в броске-прыжке - куда-то к колесу кабины...

Отгрохотало всё. Пылища!

Дюха пулею бросается к машине, туда, где братка валяется, комса...

Тот дымится себе спокойно задницей и панамкой. Как не слетела панамка? Чудо просто. Дымится комса задницей и головным убором. Но! Не обгорел! Не-а! Чудо опять! Видать, «пяточка» сделала своё защитное дело!

Переворачивает Жила комсу к Высям мордою. Ржёт.

- Фули ржёшь, Жила!? Чуть не испарили, нафиг! – Бурчит и кряхтит комса, поднимаясь.

А Жила уззыкается, как первоклашка, чистым таким смехом, звонким!

Сели спинами к колесу ЗИЛовскому. Дюха патрон достал забитый. Пыхнул. Другу передал.

Вздыхают. Хор-р-рошо! Пыль оседает.

А кругом - суета, народ бегает, сваливать готовится.

Батон несётся, пупер, пушку в кулаке зажал, животиком трясёт. Сейчас шмалЬнёт, точно...

Комса подпрыгивает, занимает место под пакетом, под тем же самым, принимает позу греческого оратора, воспаляет взор - ресниц уже нету, бровей нету, как сгорели? Спиной же был ко пламени? Непонятно! - и орёт громовержцем, зажав побелевшими сухими и суровыми ладонями панамку, как кирпич пролетариата:

"СОЛДАТЫ! ОФИЦЕРЫ! КОМСОМОЛЬЦЫ! КОММУНИСТЫ! ПОДДЕРЖАНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ И ВЫСОЧАЙШЕЙ БОЕГОТОВНОСТИ - НАШ ВКЛАД В ДЕЛО ВЫПОЛНЕНИЯ РЕШЕНИЙ ВТОРОГО ПЛЕНУМА ЦэКа ВээЛКаэСэМ..."

И лицом, лицом голым, безбровным, безресничным, как копьём прямо - во встреч батоновскому аллюру...

Батон, как на натянутую, невидимую стальную проволочку налетел. Стопорнулся, пятками подняв пыль с каменистости, сплюнул в сердцах, ну, чего с ними сделаешь:

- По машинам!

***

И упылил дивизион в узость ущелья...

***

- Нифига ж себе - как пацанов раскромсало! Нифига ж себе - как пацанов раскромсало! – Дюху Жилу, как заклинило.

Втянет дым, рукой лихорадной, чёрной, без ногтей поднеся к пережаренной корке губ пяточку, и опять:

- Нифига ж себе - как пацанов раскромсало!

И смотрит куда-то мимо – вроде, на палец свой большой, покоцанный и грязный, а вроде и нет. В космос куда-то…

И не смеётся смехом своим чистым, звонким, как первоклашка!

- Нифига ж себе - как пацанов…

***

Не-а! А Алька не дождалась! Год только продержалась. А потом черканула жизненный стандарт – мол, ты хороший и добрый, но вот, понимаешь, встретила живого и теплого, врать не хочу, поки-поки, милый!

Заламывать в стенаньях не по теме руки не стал, стреляться – тоже. Нафига? Тут само собою, если уж Высям надо, сие произойдёт. Отвечать не стал.

Вот. А месяца за два до отправки на всякий случай просто черканул – типа, возвращаюсь. Как дела? Чего не писала? Я тут, типа, отъезжал, отлучался, адрес почты менял.

Изобразил, что отказное-прощальное письмецо, то самое, не дошло.

Ответ очень быстренько нарисовался. Летучий, брызгучий, искрящийся ответ, с ароматами парфюмными. М-м-м, сказка!

«Ой, как хорошо! Ты нашёлся! А я тебя уж потеряла. Думала о страшном. Возвращайся скорей! Я тебя очень жду!».

Не-а! Даже злиться и ухмыляться не стал. Ну, а чего? Жизнь. Пусть будет уверена, что я не в курсе.

Ведь нужно же, чтобы кто-то ждал. Без этого нельзя. Ни нам, ни им.

***

Встретились.
Защемило.
В её глазах – надежда, боязнь потерять и… вопрос – знает или нет? Получится или всё пропало?
Надежда, да…

***

А Дюха Жила иногда в ночи приходит, смеётся своим звонким и колокольчатым смехом и с хохотом орёт: «Комсомольцы! Поддержание дисциплины и высочайшей боеготовности - наш вклад в дело выполнения решений второго Пленума ЦК ВЛКСМ!»

Потом чернеет, хватает автомат, присаживается на камушочек, каску нахлобучивает, приклад - в землю между колен, ствол упирает чуть выше кадыка, под челюсть, под горло… Чпок! – одиночным…

А Батон держит потом каску с жижей в ней… И орёт: «По машинам!»

Но уже некому.

***
 
- Нифига ж себе - как пацанов раскромсало!

----------------

http://www.youtube.com/watch?v=TEw9Njg3KEQ&feature=related

"Времена когда мы навсегда уходили из дома..."