Мат ферзям

       Если бы понимал, почему этот вариант передвигания фигурок называется "Атака летающей печени", мог бы считать себя шахматистом. Единственная летающая печень, которую удалось увидеть своими глазами, выскочила из Президента, когда он получил по пузу улучшенным механическим кастетом.

       Это тресканутое ботало дзынькало, дребезжало и делало уверенный вид, полагая, что один-единственный противник, по данным их разведки имеющий благородную репутацию, не станет убивать безоружного и не агрессивного. Спасибо скорпиончику-шахматисту! Я понимал, что передо мной ключевая фигура. "Король" — слабак, но без него никак. И его берегут...

       Берегли. Не знал я тогда, что ферзь поджидает на выходе, но понимал, что все "слоны", "ладьи", "кони" и "пешки" сбегутся наверняка. Мало не покажется. И сбежались...

       Боевые роботы стояли бы в ряду сильных фигур по краям. А король переступал с ноги на ногу и шумел языком, как старые консервные банки, подвешенные беспокойному брамину на шеи. А что он ещё мог сделать? Я бы не поверил в его раскаяние. Он говорил, говорил, говорил...

       А я вслушивался и считал секунды до удара, изредка вставляя вопросы и производил впечатление собеседника. Незачем ему было знать, что живёт последние мгновения. К предостережению Императора Ши я отнёсся так серьёзно, что рискнул отложить поход на базу Анклава до тех пор, пока не пойму, что готов один против всех. Помятым, раненным и контуженным вернулся с платформы, а друзья терпеливо ждали, когда сам начну рассказывать. Они проявили такт — поняли, что я узнал на базе что-то, что просто так в голове не укладывается, догадывались о смятении и боли, которые поселились во мне...

— Что, босс, опять разбередил старые раны? — посочувствовал великан Маркус.

      Я давно привык к его физиономии и видел... Точнее, научился различать на ней выражения. Непривычный человек отчётливо углядел бы только смех или ярость. Тонкие эмоции высмотреть на грубом здоровенном серо-зелёном лице не просто. Старый друг явно переживал за меня.

      По возрасту супермутант-долгожитель, как и все они, был из дедовского поколения, даже постарше. Мог бы числиться моим прадедом, но относился по-товарищески. Он без комплексов называл меня боссом, раз принят в мою команду, а о Майроне и вовсе заботился, как о несмышлёныше.

— Ты поделись, — продолжал Маркус. — Оно и полегчает. Среди наших в Холмах многие время от времени начинают пить вёдрами. Говорят, что так легче забыть. В старости даже мутантам снятся сны о молодых деньках. А там было столько крови, столько смертей... Один парень не вылезает из камеры неделями, да ты его знаешь! А знаешь ли, что он однажды рассказал? Он стал вспоминать лица убитых детей. Им убитых. Да, конечно, по приказу или случайно, но... Сам понимаешь, когда поход, приказы, задания, смерть товарищей, да и в самого стреляют, не до сантиментов. А теперь они ему снятся. Я думаю, что он их не помнит на самом деле, а просто всплывают в памяти лица всех детей, которых он видел когда-то, но карма детоубийцы — не сахар. Это тебе не в браминью лепёшку вступить. Когда от души смердит, как из гнилой задницы, ещё и не так запьёшь!

— Спасибо, дружище. Уже отошло, в основном. Так, иногда накатывает и мысли всякие... Знаешь, я специально облазил всю платформу от входа до самых дальних закутков. С бойцами всё ясно. Стреляешь? Стреляй, а болтать — это никому не надо. А вот с другими, в белых халатах которые или в форме убежищ, я поговорить пытался. Да без толку. Там было полно жителей убежищ в форме без номера, как в Городе Убежища. Откуда они? По всему выходило, что база Анклава задумывалась после реконструкции, как убежище, но не простое, а типа штаба, центра стратегических инициатив в послеядерном мире. А одной базы в Наварро для периферии при таком мощном центре маловато будет. Но это отдельная тема. А вот понять, что на сердце у этих мужиков и баб в такой же форме, как на пленниках из "Тринадцатого", что у них в душе вместо совести, не вопят ли они по ночам от кошмаров, зная о Проекте истребления всех...

— И как? Понял?

— Думаю, что приближаюсь к пониманию. Вот послушай... Ты десятки лет воевал. Сначала в войсках, потом партизанил, а позже порядок в Пустоши наводил, патрулировал с Единством вокруг города, налётчиков громил, да? Ты всегда знал, что убиваешь не только ты, что тебя тоже могут. Ты научился понимать цену жизни и смерти, менял занятия, побродяжничал в юности, поруководил в зрелости. Было нужно — разрушал, понадобилось — строил. А представь, что ты всю жизнь, с тех пор, как тебе старшие вручили твой первый персональный наручный миникомп, занимаешься тем же, чем... эти... офис-менеджеры, кажется. Таскаешь бумажки по столам, живёшь за бронеплитами, о твоей безопасности заботятся, твоя жизнь регламентирована, поведение под присмотром, даже лексика твоя должна соответствовать корпоративным нормам. Есть ещё тупая фишка — дресскот или дресскод называется. Ты даже одеваться должен так, чтобы тебя принимали за своего сразу же. Будешь отличаться — конец карьере, жди повестки в особый отдел. И вот узнаёшь, что ты участник Проекта. Глобального проекта по переустройству мира. Масштаб планетарный, смертями будет заплаченно неисчислимыми, страдания будут ужасны, но там, за бронеплитами, далеко. А тут, где ты живёшь, всё будет так, как всегда, те же бумажки, клавиатуры, служба по расписанию, регулярная смена белья в койке, калорийное меню и зоркое начальство, завистливые коллеги и охрана на каждом шагу. Бастион довоенной жизни привилегированного класса управленцев, элита... И ты на полном серьёзе не догоняешь, что паскудничаешь. В твоём сознании всё на полочках, с детства обучен знать только то, что положено, а чего на полочках нет, того и вообще в природе нет. Я думаю, что до войны подозревали, что жизнь в убежищах изменит психику и пожелали экспериментировать. Помнишь, я рассказывал? А оцениваем результаты этого эксперимента мы с тобой. Жизнь в убежищах превращает людей в психических уродов. А заметить это уродство они не могут. И спасти цивилизацию не могут. Только догубить до ручки. Как-то это связано с той особой субкультурой, которая появилась в убежищах, в той форме особого безумия, распространившегося среди людей, живших там, в бункерах, так долго, что надо говорить "всегда". Видимо, мой дед это когда-то понял...

— А почему ты упомянул шахматные термины? — вдруг спросил Маркус.
 
— Да... я одно время заезжал поиграть со скорпионом. Он после того, как я у него выиграл по подсказкам Сеймура, сердился, но не долго.
 
— А ты у него без подсказок выигрывал?
 
— Пока нет, только несколько "вечных шахов" было и несколько раз соглашались на ничью, когда без фигур оставались. Он здорово играет. Так вот, во время игры я часто представлял, что на моей стороне Старейшина исполняет обязанности короля и представляет всех, кого я хочу защитить. Ты — офицер и изначально стоишь на чёрной клетке, а Сулик — на белой. Дальше, на флангах, наша команда. А пешек у нас нет. У врага в переднем ряду солдаты в зелёных брониках, президент за короля, ферзём у них сам знаешь, кто. Ладьи изображают роботы-охранники. Гвардия в улучшенных моторизованных доспехах — слоны, кони... И я всё пытался понять, почему у нас нет пешек. Не вписываются они в картину. Нет их... У нас все — фигуры. А анклавоподобные структуры нуждаются в пешках. Им без них никак невозможно. Что скажешь?

— Скажу, что не зря ты всех расспрашивал об анархистах и фашистах. Если анархия везде, бардак будет. А если заединщики устроят себе анклавы, а нам карачун, то ни бардака, ни жизни на планете не будет вообще. Останутся только вымирающие тоталитарные секты военно-научного типа и то не надолго. Ибо вымрут от близкородственного скрещивания и никакие супер-пупер технологии с вмешательством в гены не спасут. Даже такие гении, как Повелитель, не справятся. Очень мало шансов. Выходит, что нужны и те, и другие. А без драки мы не уживаемся.

— Точно! Я о том же думаю всё время! Если бы можно было никогда не заканчивать партию и ставить мат не королям, а ферзям, то при кончине ферзя в резерве оставались бы пешки и стремились бы дойти до финиша...

— Ладно, босс. Поздно уже. Я бы на боковую уже, — зевнул и деликатно прикрыл ротище богатырской ладошкой Маркус. — А бывшие пешки тоже идут спать или за ранг ферзя надо платить бессонницей?

       Мы посмеялись и пошли баиньки. Друзья уже видели вторые-третьи сны, а в великой пустыне спали, а может и двигались пешки. Клетка за клеткой, линия за линией...

       Неугомонное племя пешек обязательно доберётся до ранга фигур и маты в Пустоши никогда не кончатся...