А я нестнадартная...

Про меня любимую, белую, пушистую...
Ольга Янченко
Я про себя любимую, белую, пушистую...
***
Скоро, скоро опять Новый Год. И день моего рождения...И я рискую попасть в немилось к читателю моему случайному ироничному. Душа моя открытая...
***
Про меня, маленькую.

Да, со дня своего рождения, с 7 января 1933 года я жила в городе Чкаловске, бывшем селе Василёва слобода, на великой реке Волге, в Белом доме, недалеко от усадьбы героя Советского Союза Валерия Чкалова.Моя мама училась с ним в одной школе. Рассказывала о нём смешные истории. Бедовый был её сосед. А я жила с бабушкой в Белом Доме.

Белый Дом этот назвали из – за его внешнего вида. Двухэтажный деревянный барак этот для рабочей слободки был побелён извёсткой. И моя бабушка Мария Михайловна Веряева – Рожкова, мамина мама получила в нём одну комнатку на втором этаже по праву жены механика брандвахты Степана Михайловича Рожкова, деда моего.

Как все в этом роду, дед был талантлив несказанно: умел построить дом, сложить печь, сшить картуз, сапоги, починить часы и ещё всего много другого умел дед.
Но главное, он умел управлять землечерпалкой, ходившей по Волге. Он был там в должности механика. По тем временам профессия эта была вроде сегодняшней машинист электровоза.

И ещё главнее было то, что дружил мой дед с отцом Чкалова, Павлом Григорьевичем. Тот начинал своё дело тоже будучи высоко образованным человеком – котельщиком на пароходе.
И вот как это тогда было.
***
Из неохотных признаний моей мамы:
-- Ольга, не приставай! Больно вспоминать. Столько бед пришлось хлебнуть! Сначала мы жили в какой-то деревне. Названия её не помню. Папа мой Степан Михалыч Рожков был на все руки мастер. Дом сам выстроил, печь сложил, часы соседям чинил, на Волгу ходил в баркасе. Потом переселился в село Василёва слобода. Нас у него было уже трое: старшая моя сестра Валя, средняя Лида, я и последыш брат наш Михаил.
Я себя помню лет с пяти. Бабушку Варю помню.
***
Диагноз…
Итак, я по воле судьбы – журналист. А это в моей ситуации не профессия, это диагноз… Уродилась я девочкой нестандартной. Отсюда и беды мои. Потому что досталась мне генетическая способность о многом увиденном и услышанном рассказывать, писать и даже рифмовать ту суровую правду, которая властям не всегда по вкусу. Откуда такая кусачая профессия? От очень близкого мне родственника, редактора Ленинградского радио. Он писал прозой и рифмовал, отличая ямб от хорея. И мне досталась такая способность.
Но…
Рифма моя нестройная!
Мысли мои тугие!
Сердце моё не спокойное,
Где же мне взять другие…

Итак, мне уже за 75...

Вот и осень. За окнами -- август.
От дождей потемнели кусты.

Это из песни. А у меня об этом:

В сентябре за первых две недели
Под окном кусты побагровели.
Зелень с желтизной переплелась,
Словно краской всех тонов и теней
До прихода белых злых метелей
Осень мудрая показывает власть.
На лугу трава вдруг стала бурой,
Ряд скамеек в парке опустел…
Я невольно сравниваю хмуро
Две поры в природе. Ну, а те,
перепутав сроки и законы,
Ярый спор ведут о красоте.
Пышут жаром грозди на рябине,
С грустью глядя в утренний туман,
Обернувшись в серебристый иней,
Шоколадом дразнится каштан,
Только ёлка никогда не скинет
Свой зелёный вечно сарафан
В сентябре прозрачен воздух чистый,
Необычен птичий разговор,
На тропе ковёр опавших листьев
А на клумбе астры как ковер!
И как символ спора у вещей
Сочетанье платьев и плащей.
Мне ли быть судьёю в этом споре
Я гляжу сквозь зеркало…В себя.
Жаль, весна промчалась слишком скоро,
Прошагало лето, бой трубя,
И заботой будничного дня
Осень на пороге у меня...

Осень человека... Умные люди советуют встречать её как обычную смену поры года. И я внушаю себе: " У природы нет плохой погоды…".
И шепчу "Старость хуже Отечественной войны…" От неё тогда прятались в окоп, в землянку, в метро, в эвакуацию -- дальний край СССР. Например, в город Горький, на родину моей мамы Нади, куда мы через леса и болота, став беженцами из БССР, добрались в конце июня 1941 того чёрного года.

А сегодня куда спрятаться от этой некрасивой цифры в паспорте, но главное, в душе моей…Но ближе к теме.
***
Издалека долго течёт река Волга… И я снова трясу свою нарушенную войною память.
И вижу картинки из дальнего детства своего.
-- Где я родилась и когда? - терзаю маму.
Она хмурится:
- Ой, Ольга, не рви мою душу!
Но я настырная. Ведь я же Козерог! Мне интересно. И я опять ною:
-- А мой день рождения когда? А ты, мам, где родилась?
Мама почему - то опять морщится, неохотно говорит:
-- Мы с тобой зимние. Ты 7 - го января 33 - го, а я 30 января 13 - го. Записали же меня в этот последний день! Хорошо, что в Святцах было имя красивое -- Надежда. Но ведь тяну целый год на себе, состарившись раньше календаря .
Мне 19 было, когда ты родилась. В Горьком. Я туда уехала в 17- летней девчонкой. Тебя в Чкаловске оставила у своей мамы, твоей бабушки Маруси. Там ты и росла до 2 - х лет. Я должна была кормить вас. Годы - то голодные были.
-- А потом, мам?
-- Потом, летом 1935 года тебя папа Жорж увёз на свою родину, в белорусский город Гомель, к своей маме, Домне Васильевне Янченко и папе Захару Фёдоровичу Янченко. Они родом с Черниговщины, вроде бы украинцы. У них были две дочки, Елена и Мария. Папа Жорж единственный сын. Удивительно, что вся семья жгучие брюнеты черноглазые, а он беленький, голубоглазый.
Там, в большом доме до смерти деда Захара жили старшая дочь Елена с детьми Тамаркой, подлой очень, и Нинкой, несчастной, медленно сходившей с ума. Потом, когда они выросли, папа натерпелся от них горюшка...…Драку затеяли девки эти наглые за дом, что они после смерти бабушки Домны заняли и не пускали в него своего родного дядю Жоржа…
А внучка деда Захара от младшей его дочери Марии, Ирка, жили где - то в другом городе.

Тогда твой папа Жорж на пенсию вышел и уехал из посёлка Ратомка, что под Минском, где был директором большого торфзавода "Днепровское." И вот вдруг стал бездомным.
А ведь там, в Гомеле, в одном огороде дед Захар в 1906 году построил два дома. Большой занимали тётя Лена с дочками Томкой и Нинкой, а маленький домик, в этом же огороде, по завещанию деда Захара был для его сына Георгия.

Так эти наглые девки драку затеяли с родным дядей Жоржем за домик этот маленький. Беда. Это было в 1951 году. Ну да пусть это всё на их совести. И воздал им Бог. Так оно и случилось. И тётя Лена из ума выжила, творила что - то неразумное. И дочка её Нинка тоже с ума сошла. Подожгла этот большой дом и сама сгорела. Но почему - то мать свою, тётю Елену предварительно из дома вывела и заперла в сарае.
Жуткая история.
И тебе, Лёлька, от них в 1935 году досталось. Терзали тогда они тебя, сироту. Но это было давно. Забудь про это, если ещё больно. Всё проходит, как говорил мудрый еврей Соломон.
***
На Волге…
А я, неугомонная опять терзала маму свою Надю:
-- Где я потом с 1937 года была?
-- А ты опять жила при моей маме Марии Михайловне Рожковой в Чкаловске, что под городом Горький. Я работала в Горьком. Год - то тяжёлый был. Я вам деньги посылала.
Ты смешная была девчонка. Бойкая, хоть и вечно больная, худющая, ноги как спички. Мы тебя тогда наголо стригли. Вшивость всех иучила. Мыло - то на вес золота.
Ты кошек очень любила. Бывало, бабушка по воду пойдёт, ты за ней с ведёрком маленьким. Вдруг на дороге кошка. Ты ведро об землю бух! И за ней. Принесёшь домой, в одеялко лоскутное, что бабушка сшила, закутаешь её и приказываешь:
-- Спи, тебе говорю!
И пока бедное, любимоё твоё животное не уснёт навеки, ты всё его баюкаешь. Потом бабушка тайком отнесёт несчастного котёнка куда подальше, зароет…Тебя успокоит, мол, пошла кошечка мышей ловить. Нам её кормить нечем. Вот так и жили. Ни поесть, ни на себя надеть нечего.
Было. И теперь не лучше при ээтой дерьмократии.Всё только показуха. А кинься к кому из чиновников наших с бедою своею...Так ещё беду наживёшь.
***
Вот такие пироги с лягушками про меня любимую,белую, пушистою, как ёлочка, ершистую.А мама моя Надя умерла 4 октября 2006года...Такая талантливая была. Стихи писала, рисовала.Всё умела, и шить, и вязать, и столы готовить, пироги какие пекла!О! Столько всего можно бы рассазать! Да кому это нужно...
***
© Copyright: Ольга Янченко, 2008
Свидетельство о публикации №1810101579
***