Скарлетт. Александра Риплей. Глава 6

Глава 6

Биржевая паника, разразившаяся восемнадцатого сентября и впоследствии получившая название «паники 1873 года», стала одной из самых ошеломляющих финансовых трагедий, которые когда-либо видел мир. Как ни парадоксально, причины ее проистекали из чрезвычайно быстрого развития страны и неистребимого оптимизма  граждан Соединенных Штатов Америки.
Некто Джей Кук,  делец, уроженец Филадельфии, долго и успешно подвизался на ниве финансов. Банкирский дом «Джей Кук и  компания» был известен своей надежностью, а его глава, мистер Кук - острым умом, способностью быстро просчитывать выгодность той или иной операции, и жесткой деловой хваткой. Во время Гражданской войны благодаря его советам и изобретенным им способам правительство Союза в наиболее критическое время сумело добыть средства для продолжения борьбы с Югом.
После окончания войны сей предприимчивый делец решил опробовать свои финансовые идеи на поприще строительства трансконтинентальных железнодорожных линий. Соединение стальными путями Атлантического и Тихоокеанского побережья, связывание разрозненных частей окрепшего и территориально разросшегося государства -  показалось мистеру Куку достойной задачей. К тому же правительство обещало предоставить огромные земельные участки по обе стороны предполагаемой железной дороги, а это значит – и разработку полезных ископаемых, строительство городов, предприятий.
Часть разрешений на строительство правительство выдало еще до начала войны, и Объединенная Тихоокеанская компания уже строила железную дорогу. Джея Кука  привлек участок между Верхним озером и побережьем Тихого океана близ устья реки Колумбия.  Предполагалось, что недра Скалистых гор, по которым будет проходить дорога, должны изобиловать залежами различных полезных ископаемых,  а обработанные землепашцами равнины со временем принесут неслыханные урожаи кукурузы и пшеницы. Территория, прилегающая к дороге, охватывала едва ли не треть страны. После долгих обсуждений проект, представленный Куком правительству, был одобрен. Репутация крупнейшего дельца, сумевшего поддержать финансовую мощь страны во время войны, немало помогла в том, что финансирование Северной Тихоокеанской дороги было поручено именно банкирскому дому «Кук и Компания». Мистер Кук решил не прибегать к помощи каких-либо крупных финансовых концернов, а стал продавать акции и паи непосредственно людям всех сословий и званий. Эта его блестящая идея в свое время помогла правительству Севера разместить облигации государственного военного займа.
 Получив разрешение на строительство, Джей Кук развернул широкую рекламную кампанию, предоставляя публике сведения о территориях, окружающих будущую железную дорогу. Он даже опубликовал карты с предполагаемыми местами разработки полезных ископаемых и городами, которые со временем вырастут в этих новых, пока труднодоступных местах. Благодаря шумихе в прессе ему удалось продать большие пакеты акций с гарантированным дивидендом общей суммой почти на пятьдесят миллионов долларов. На строительство были посланы многочисленные рабочие бригады, в труднейших условиях были проложены сотни миль рельсовых путей. В течение нескольких лет строительство продолжалось, акции продавались, и вкладчики получали обещанные дивиденды.
Но судьба повернулась спиной к доселе удачливому дельцу. Возможно, руководство столь грандиозными работами было не под силу одному, хоть и гениально одаренному человеку. А может, тут сыграла роль франко-прусская война, связавшая европейский капитал, на который Джей Кук возлагал большие надежды, но восемнадцатого сентября 1873 года банкирский дом «Джей Кук и компания» обанкротился, а вслед за ним потеряла весь свой капитал и Северная Тихоокеанская железная дорога. В тот же день Нью-йоркская фондовая биржа зарегистрировала еще ряд  банкротств и на неделю приостановила свою работу. Железная дорога компании «Лейк Шор», Объединенное акционерное общество, связанное с Вандербильдтом, Нью-йоркское национальное кредитное общество – эти киты американского капитала - некоторое время пытались выдержать натиск вкладчиков, но вскоре и они были вынуждены были прекратить платежи. Тысячи и тысячи людей - врачей, адвокатов, ветеранов, вдов -  отдавшие свои сбережения на постройку железных дорог и развитие других предприятий, были разорены. Разъяренные, доведенные до отчаяния толпы  атаковали помещения банков и штаб-квартиры компаний. Паника распространялась волнами, как от брошенного в воду камня, и в течение месяца ежедневно десятки промышленных предприятий вынуждены были приостановить свою работу. Бурное развитие, продолжавшееся столь длительное время, замерло, сотни тысяч людей оказались без работы.
Скарлетт, сразу по возвращении от дядюшки Генри кинувшаяся просматривать накопившиеся за месяц газеты, не знала всей подоплеки разразившейся экономической катастрофы. Она переворачивала листы, выхватывая глазами кричащие заголовки: «Финансовый гром среди ясного неба», «Сентябрьская катастрофа», «Опять черная пятница?», «Джей Кук – банкрот?», «Толпы народа третий день осаждают штаб-квартиру банкирского дома «Джей Кук и компания в Филадельфии», «Неужели не устоит и Вандербильдт?», «Банкротство фирмы «Фиск и Хетч», «Национальный кредит» прекратил платежи», «Паника на Филадельфийской бирже», «Станет ли финансовый кризис общенациональной трагедией?»
И после всего этого дядя Генри сказал, что ничего серьезного деловой жизни Атланты не грозит? Да он просто идиот!
Позабыв о том, что собиралась найти заметку о похоронах Мелани, Скарлетт отбросила газеты и поспешила в банк. Если Генри Гамильтон оказался неправ относительно надежности ее вложений, она ему шею свернет!
Дрожа от возбуждения и страха, она вошла в кабинет управляющего. Прочитав кошмарные заголовки в газетах, она боялась, что в банк ее не впустят, но управляющий принял ее весьма любезно.
- Рад приветствовать вас, миссис Батлер.
Он предложил ей присесть и замолк, ожидая ее вопросов.
Безо всяких околичностей она спросила его о надежности банка.  Управляющий пустился в малопонятные ей объяснения об акциях, дивидендах, отчетах перед вкладчиками и заседаниях совета директоров. Чем больше Скарлетт слушала его, тем меньше понимала и меньше верила. Она уже строила в уме необидную для управляющего просьбу отдать ей все ее сбережения наличными деньгами и лучше золотом, когда уловила в его нудной речи:
- Таким образом, мы выполним свои обязательства перед акционерами,  и дивиденды будут не ниже, чем обычно.
Скарлетт раскрыла рот от удивления.
Управляющий пояснил:
- Нам очень помогло то, что ваш муж около месяца назад  выкупил контрольный пакет акций банка по заниженной, но все-таки приемлемой для данной ситуации цене. Когда паника закончится, капитан Батлер станет еще более состоятельным человеком. Неужели вы этого не знали?
Нужно было что-то ответить, и Скарлетт пролепетала со смущенной улыбкой:
- Видите ли, я последний месяц провела в своем поместье, а почту там получают очень нерегулярно. Приехала – и не застала Ретта дома… . Он в Чарльстоне, вернется на днях. Как это мило с вашей стороны, мистер Адамс, что вы меня успокоили.
- Благодарите вашего мужа, миссис Батлер, - ответил управляющий.
У Скарлетт будто камень с души свалился. Если Ретт купил акции этого банка – значит он самый надежный в Америке. Капитан Батлер всегда умел делать деньги – даже если мир вокруг него рушился. Похоже, он неплохо наживется на этой заварушке. Она верила в его деловое чутье, и этого ей было достаточно. Но все-таки она решила заменить банкноты в своем персональном сейфе на золото. С тех пор как обесцененные доллары конфедератов стали годны лишь на оклейку чердака, у нее не было веры в бумагу,
Выйдя из банка, Скарлетт остановилась на ступеньках, вздохнув полной грудью. Нежаркое осеннее солнце освещало улицу, и она некоторое время полюбовалась на суматоху делового центра города. Повозки и экипажи сновали по мостовой, люди с озабоченным видом спешили по тротуарам, лавки работали, конторы были открыты. Все было, как обычно и ничто не говорило о панике.
«Дядя Генри – старый болван, а эти газетчики – просто паникеры! – сделала она вывод. – Весь этот кризис касается только Севера, а всем известно, что янки никогда не отличались настоящей деловой хваткой. Они только и умеют, что воровать и наживаться на чужом горе. Вот Ретт – тот никогда не делал вложений в предприятия, которые не могут принести прибыль. Он может, как зверь, затаиться и ждать своего часа, зато потом сорвет большой куш, как было с хлопком конфедератов».
Она совсем забыла, что когда-то презирала его за удачную спекуляцию во время войны,  сейчас успех махинаций  мужа вызывал только восхищение.
Успокоившись по поводу денег, Скарлетт решила проехать в свой магазин. Недавно покрашенная вывеска Универмага Кеннеди сияла золотом. Выходя из экипажа, она подумала, что бывшая лавка - единственная память о ее втором замужестве. Ну, и конечно, Элла. Но вялая, рассеянная, неумная дочка никогда не доставляла ей такой радости, как магазин, и, естественно, деньги, которые он приносит. Скарлетт с удовольствием посмотрела на витрину: универсальные товары, все от осей для повозок до швейных булавок… Только вот зачем Кершоу  выложил на солнце целые рулоны сукна и вельвета? Да он  просто рехнулся, она сейчас с него шкуру спустит!
- Вилли, вы что, не могли отрезать по небольшому куску и как-нибудь красиво уложить их? – вместо приветствия налетела Скарлетт на приказчика. – Края рулонов выцветут, мы их и со скидкой не продадим!
- Здравствуйте, миссис Батлер, - укоризненно ответил ей  старший приказчик. – Вы зря беспокоитесь, эти ткани нам ничего не стоили. Поставщик отдал нам их даром, потому что они пострадали от воды во время перевозки.
Скарлетт не стала перед ним извиняться, еще чего не хватало! Она прошла на склад и проверила, своевременно ли пополняются запасы товаров. Тут ей не к чему было придраться. В закутке, служившем конторой магазина, она уселась подсчитать деньги, которые накопились в небольшом железном сейфе за время ее отсутствия. Многочисленные чеки, пачки зеленых банкнот и стопки монет радовали глаз.
- Я заплатил продавцам и помощникам за три недели, за эту еще не рассчитывался, - несколько нервно сообщил Кершоу. – Понимаете, ребята не хотели ждать… , но сам я свой заработок не брал. Я был бы очень признателен, если бы вы мне поскорее заплатили за прошедший месяц.
- Конечно, Вилли, - улыбнулась Скарлетт. – Вы получите плату за три недели после того, как я сверю наличные с книгой, а деньги за эту неделю – завтра, вместе с остальными продавцами.
Ее приказчик справился с делами намного лучше, чем она ожидала. На складе царил порядок, продажи шли хорошо, счета с наличностью сошлись до цента. Скарлетт отсчитала двадцать долларов семьдесят пять центов – заработную плату Кершоу за три недели и добавила доллар, поблагодарив его за то, что хорошо руководил лавкой в ее отсутствие.
После этого она попросила приказчика прикрыть дверь в торговый зал и сказала, вздохнув:
- Вилли, я хочу, чтобы вы открыли кредит…
У приказчика от удивления глаза полезли на лоб. С самого дня смерти мистера Кеннеди в этом магазине не отпускали товар в кредит.
- Поклянитесь, что никому не скажете ни слова, - попросила его Скарлетт.
- Клянусь, миссис Батлер, - приложил руку к сердцу Кершоу.
Он выслушал свою хозяйку, сказал, что все понял и восхищается ее щедростью, и еще раз заверил, что ни одна живая душа об этом необычном кредите не узнает.

На следующее утро Скарлетт приказала Элиасу отвезти ее к дому тетушки Питтипэт. На ее звонок в дверь никто не отвечал. Она была уверена, что, подходя к крыльцу, видела дернувшуюся занавеску в окне  гостиной. Скарлетт крутанула звонок еще раз, кроме дребезжания колокольчика ей послышался какой-то приглушенный звук за дверью.
Стоять идиоткой на крыльце так стыдно, особенно, когда знаешь, что в доме кто-то есть. Даже если Эшли уехал на лесопилку, на что она, в общем-то, и надеялась, Индия и тетя Питти ни за что не пойдут куда-то в гости, находясь в глубоком трауре. Эти две старые гусыни никогда не нарушат приличий.
Еще раз дернув звонок, Скарлетт постучала по двери кулаком. Неужели дядя Генри был прав, и все двери в этом городе отныне закрыты для нее? Неоднократно слышала она истории о скандальных людях, которых не принимали в приличных домах, но никогда не думала, что это коснется лично ее. Когда-то, бравируя, она могла сказать, что ей плевать на все так называемое «приличное общество» Атланты. Она говорила, что ей по вкусу более веселые, удачливые люди, добившиеся успеха, богатства в этом изменившемся послевоенном мире, саквояжники и подлипалы, белый сброд, как называл их Ретт. Она годами могла не вспоминать, что надо бы нанести визит миссис Мид, или миссис Элсинг, но этот дом… . Это же родной дом Мелани, дом Эшли, тети Питтипэт… В конце концов, это и ее дом!
Стыд и смущение овладели ей и слезы обиды навернулись на глаза. А если кто-нибудь проедет по улице и увидит, как она мается на крыльце перед закрытой дверью? При этой мысли Скарлетт охватила ярость. «Ну, Индия! Я пришла в этот дом с добром, а ты закрыла дверь на засов?»
Изо всех сил застучала она кулачками по двери и громко сказала:
- Индия Уилкс, я пришла поговорить с вами, и я не уйду, покуда не сделаю этого. Я буду сидеть на крыльце, пока вы не откроете или пока Эшли не вернется. И мне плевать, что потом будут говорить о вас соседи!
Она уже собралась пристроиться на ступеньках,  но тут засовы позади нее заскрипели, и дверь отворилась.
- Ради всего святого, проходите в дом, - хрипло сказала Индия, - и побыстрее, а то о нас будут судачить по всей округе.
- А может, вы выйдете и посидите на ступеньках вместе со мной? Вдруг какой-нибудь слепой бродяга позарится на вас и женится, в обмен на кров и пищу?
Она тут же пожалела, что не придержала язык, Индия отступила в дом и собиралась закрыть дверь. Скарлетт буквально втолкнула ее внутрь и захлопнула за собой дверь, извинившись сквозь зубы за колкость.
«Если бы Ретт сейчас нас видел!» - вдруг подумала она. В прежние, счастливые времена, она частенько рассказывала ему о своих победах в таких вот стычках. Его это всегда веселило, и он называл ее «шустрой дамочкой без чести и совести» или «неиссякаемым источником восхищения для любого мерзавца». Ему бы понравилось, если бы она описала ему Индию, у которой белесые глаза вылезли из орбит от злобы, а ноздри так раздуваются, что из них вот-вот покажется дым и пламя. Индия – огнедышащий дракон, забавная картина! Когда-нибудь, когда они помирятся и опять будут вместе, она расскажет мужу. Воспоминания о Ретте придали ей сил.
- Чего вы хотите? – спросила Индия ледяным тоном, которого добилась с трудом.
А вот Скарлетт изобразить любезность ничего не стоило. Она вспомнила, каким подчеркнуто любезным, так, что и не придерешься, бывал Ретт, но за его словами подчас скрывалась издевка. Обычно она не умела так разговаривать, но сегодня у нее получилось.
- Я бы не отказалась от чашки чая, дорогая. Очень любезно с вашей стороны, что вы пригласили меня.
Индия загородила собой дверь в гостиную.
- Тетушка Питти отдыхает.
«Скорее всего, свалилась в обморок, едва услышала, как я колочу в дверь», - подумала Скарлетт, но вслух ничего не сказала. В конце концов, она пришла поговорить именно с Индией, и сделать это надо до того, как появится Эшли. Вдруг он уехал ненадолго?
- Не знаю, догадываетесь ли вы, о чем говорила со мной Мелани перед смертью? – демонстративно усаживаясь на маленький диван обратилась Скарлетт к стоявшей посреди холла Индии. – Она просила меня поклясться, что я присмотрю за Бо и Эшли. Насколько я заметила, с вами она наедине не попрощалась?
Лицо Индии передернулось, на глазах показались слезы. В свое время разрыв с Мелани ранил ее в самое сердце.
- Это была последняя воля умирающей, и я выполню ее, - спокойным голосом проговорила Скарлетт.
 - Вы запятнаете имя Эшли так же, как и свое. Я не позволю вам ошиваться здесь, позоря всех нас, - гневно воскликнула Индия.
- Меньше всего, Индия Уилкс, мне хочется «ошиваться» в этом доме. Поэтому я устроила так, что вы сможете получать все необходимые вещи прямо в моем магазине.
- Уилксы не нуждаются в благотворительности, - гордо подняла голову мисс Уилкс.
Скарлетт скептически посмотрела на нее и подумала: «Она так хорошо притворяется или действительно не знает, что деньги на содержание этого дома тетя Питти вот уже сколько лет получает от меня? И  еда на этом столе, и ее скромный экипаж, и починка мебели – все из того же кармана».
У Скарлетт язык чесался сказать об этом, а также о том, что уже десяток лет Индия живет из милости у родственников, не имея собственных средств. Но она все же  сдержалась и продолжила спокойным тоном.
- Речь не идет ни о какой благотворительности, я просто хочу исполнить последнюю волю Мелли. Вы, Индия, не представляете, как быстро мальчики вырастают из штанишек и ботинок, и не знаете, сколько они стоят. Вы хотите, чтобы на сына Мелли указывали пальцем в школе, или хотите повесить эти мелкие заботы на плечи Эшли, у которого разбито сердце? Или на тетю Питти, у которой мозгов не больше, чем у воробья, а дохода едва хватает на нюхательные соли? Вы думаете, что после смерти Мелани у Эшли станет больше денег? Совсем наоборот. Мало того, вы, конечно, не в курсе, но в стране разразился кризис, закрылась уже половина предприятий, никто ничего не строит,  и лесопилки вряд ли будут приносить такой доход как прежде. Индия, если я могу поступиться своей гордостью и колотить в вашу дверь, то и вы можете проглотить свою, и принять то, что я предлагаю. И вы не имеете права отвергать это, так как даю я не вам. Я бы не моргнув глазом оставила вас голодать, будь дело только в этом, но я говорю о Бо и Эшли, и о Мелани, потому что я пообещала ей. Позаботьтесь о них, не говоря ничего Эшли, без вашей помощи я не смогу скрыть от него это.
Индия молчала, и Скарлетт поняла, что она засомневалась.
- Вам не надо самой ходить в лавку, можете присылать список необходимого с кем-нибудь, - добавила Скарлетт.
- Только ради школьной одежды для Бо, - неохотно согласилась Индия.
Скарлетт едва удержалась от улыбки. Она была уверена, что раз получив вещи бесплатно, Индия будет делать заказы и на все остальное.
- Итак, договорились. Мистер Кершоу, старший приказчик, единственный человек, который знает об этом, и он не проговорится. Ставьте его имя на записке, и он все устроит.

Довольная тем, что все же сумела договориться с Индией, Скарлетт с аппетитом пообедала дома. После обеда она более внимательно просмотрела газеты, избегая статей о панике. В конце концов,  лично ее это не коснется, Ретт позаботился о ней. Значит, теперь он владелец банка, в котором некоторое время просиживал штаны, изображая из себя великого труженика. Когда она смеялась над этим его занятием, он, разъяренный, кричал, что уж если родная мать сделала  все, чтобы от нее отвернулись приличные люди, то он, отец, готов даже посещать кружок по вязанию и общество дам-арфисток, если это поможет Бонни занять подобающее положение в обществе Атланты.
Бонни, бедная ее девочка, ангелочек, который раньше времени попал на небеса! Ее отец прикладывал  столько усилий, чтобы дочь была самой счастливой на свете, готовил ей прекрасное будущее, и все напрасно!
Она вспомнила, как Ретт тащил ее прогуливаться с коляской по Персиковой улице и с гордостью показывал Бонни соседям, а она шипела ему в ухо, что более дурацкого времяпрепровождения и представить себе нельзя. Как он усаживал дочь впереди себя в седло и катал по Декейтерской дороге; как поставил кроватку Бонни в своей спальне и не позволял тушить там свет; как взбесился, когда однажды лампа погасла, а его не было и Бонни испугалась, и после этого он ни разу не отходил от нее, пока она не засыпала.
Она, конечно, знала, что Ретт был прекрасным отцом, но только сейчас поняла, что он ей сказал тогда, в ту ночь, когда умерла Мелли. Ведь вначале, пока она не закрыла от него дверь своей спальни, он любил ее именно как Бонни. Он позволял ей делать, что заблагорассудится, пестовал ее честолюбие, покупал драгоценности, наряды, построил дворец. Он оберегал ее от всего, что могло ее огорчить, укачивал, как ребенка, когда ей снились кошмары. А когда она, из-за Эшли… . Черт бы побрал этого Эшли! Если бы не он, Ретт продолжал бы любить и оберегать ее так же, как  и Бонни,   ее и того ребенка, который не родился, а может, и еще других детей… Ретт такой большой и сильный, его сердца хватило бы на всех…
Вспомнив, что сама все разрушила, Скарлетт тихо заплакала.
У нее никого не осталось, только Уэйд и Элла. Но мальчик, долго росший в страхе перед матерью, отдалился от нее и этого уже не исправить. А Элла… Скарлетт не могла любить эту некрасивую и неумную девочку, да той, похоже, было все равно, она никогда не тянулась к Скарлетт.
Скарлетт любила Бонни больше других своих детей, любила с самого начала, даже до того, как родила, хотя вроде бы и не хотела больше детей. Она грустно улыбнулась, вспомнив, как взбесился Ретт, когда она сказала, что беременна и хочет избавиться от ребенка. Он пообещал убить Мэйми Барт, которая просветила Скарлетт, что есть такие способы… И пригрозил, что прикует ее наручниками на весь срок беременности, чтобы не надумала сделать с собой что-нибудь. А потом сказал, что ему плевать на всех детей на свете, но он не хочет, чтобы она умерла. Он взял ее на руки и укачивал, как ребенка, и уговаривал, рассказывал, как страшна такая смерть. Но даже тогда он не признался, что любит ее! Ах, зачем она постоянно ждала от него этих слов и думала, что если он не говорит их, значит, и не любит! Пока она носила Бонни, Ретт готов был сдувать с нее пылинки. Конечно, он как всегда подтрунивал над ней, но не позволял ездить на лесопилки, следил, чтобы она не притрагивалась к спиртному. А когда Скарлетт в последние месяцы засела дома,  по полдня проводил с ней в саду, то играя с Уэйдом и Эллой, то смеша ее всякими забавными рассказами. Порой ей казалось, что рука его вот-вот потянется ласково погладить ее разбухший живот, но это было бы верхом неприличия, и он, щадя ее стеснительность, отводил глаза и заводил речь о чем-нибудь постороннем.
«Только тогда я была счастлива, до того, как выгнала Ретта из своей спальни. Больше года безоблачного счастья, улыбок, веселья, нежности, его насмешек, а порой и грубости - но жизни, настоящей, счастливой жизни! И все это я променяла на бессмысленную мечту? На мечту о счастье с человеком, которого на самом деле не было?  Я мечтала об Эшли почти четырнадцать лет, половину своей жизни… нет, всю жизнь, потому что ведь до четырнадцати лет я была совсем ребенком. Какая же я дура! Потратила лучшие годы так бестолково, на несбыточное, на Эшли! А если бы его не было? Если бы Эшли погиб на войне? Тогда бы я раньше смогла оценить преданность Ретта, и, возможно, не вышла бы замуж за Фрэнка Кеннеди, и не было бы в моей жизни голода, бесконечной изнурительной работы, торговли в лавке,  лесопилок… Все сложилось бы иначе, если бы…».
Силы небесные! О чем она думает! Она уже однажды желала смерти человеку - Мелани, которая в муках рожала Бо. Тогда она хотела, чтобы Мелли умерла, а Эшли безраздельно принадлежал ей. И Мелли умерла, и именно из-за ребенка! Она подлая, бессердечная дрянь и ей место в аду! Нельзя никому желать смерти, это страшный грех!
Скарлетт огляделась:  в ее роскошной спальне не было даже распятия, только зеркала, шелковые расшитые золотом драпировки,  резная мебель черного дерева и мягкие ковры. Она не могла припомнить, когда в последний раз заходила в церковь, когда в последний раз молилась. Она позабыла все молитвы… и это она, Скарлетт О’Хара, дочь Эллин Робийяр! Нет, ей не будет прощения у Господа за ее кощунственные мысли.
«Я не буду думать об этом! – пыталась она приказать себе. – Я не буду думать о маме, о покинувшем меня Ретте, о Бонни, о Мелани, о Мамушке! Я не буду думать, иначе я свихнусь!»
Но ничего не помогало. Она металась по постели, измученная своими мыслями и знала, что пока ее мозг еще работает, ей ни за что не уснуть. Как заставить себя не думать?
Спасительное решение пришло довольно быстро. Она взяла лампу и тихонько спустилась по лестнице в столовую. В резном дубовом буфете стоял полный графин коньяка. Когда через полчаса она поднялась к себе, количество жидкости уменьшилось почти на треть, но даже после этого она долго мучилась и забылась тревожным сном лишь перед рассветом.

Утром она поехала в свой магазин и по пути решила заглянуть в пекарню миссис Мерриуэзер. Приказчик за прилавком, прекрасно знавший Скарлетт и всегда относившийся к ней любезно и с должным почтением,  сегодня не поздоровался и даже  пренебрежительно отвернулся, отдавая какие-то распоряжения помогавшему ему в лавке мальчишке. Постояв немного, Скарлетт поняла, что он просто не хочет ее замечать, и в смятении выскочила из лавки. Садясь в экипаж, она заметила идущих по улице миссис Элсинг с дочерью. Скарлетт приветливо улыбнулась, собираясь поздороваться, когда они подойдут поближе, но, заметив ее, дамы встали как вкопанные, потом словно по команде развернулись и пошли в обратном направлении. Скарлетт с минуту глядела им вслед, будто громом пораженная, потом опомнилась и юркнула в свой экипаж.
«Они специально не замечают меня – вначале этот приказчик, потом мамаша Элсинг с Фанни», - в ужасе подумала Скарлетт и тут осознала, что так будет всегда. Все знакомые будут смотреть сквозь нее, делать вид, что не замечают, разворачиваться и уходить, едва завидев ее. Неужели дядюшка Генри был прав и она стала изгоем?
Расстроенная, с мятущимися мыслями, она забилась в угол коляски и даже не зашла в свой магазин, только послала Элиаса передать конверт с деньгами для приказчиков. Она испугалась, что если в торговом зале встретит кого-нибудь из знакомых и повторится подобная сцена, она умрет от стыда. Выходит, она даже не может теперь приезжать в  свой магазин, чтобы не оказаться в неудобном положении перед приказчиками? Впрочем, они все узнают, если не знают уже сейчас…
«Это все козни Индии! Неблагодарная тварь! И это после всего, что я сделала? Я сняла с ее плеч такую ношу! Как бы еще она выкручивалась, пытаясь без денег прокормить и одеть Бо? Да они все до сих пор ходили бы в лохмотьях и питались только кукурузными лепешками, если бы не я!»
Стыд, обида и злоба переполняли ее. Она этого так не оставит! Она пожалуется Эшли на сестру и пусть он ее приструнит, пусть он всех заставит вести себя прилично!
И Скарлетт приказала Элиасу ехать к лесному складу.
Но вид  склада только добавил горечи в ее  истерзанное сердце. Все здесь было забито непроданным  лесом. Готовые доски лежали штабелями, отливая золотом на осеннем солнце, и терпко пахли смолой. Когда-то Скарлетт очень нравился этот запах, он был для нее лучше любых духов и означал, что ее лесопилки работают, на складе достаточно древесины,  вся она вскоре будет продана и добавит в ее карман еще немного денег. Но сегодня аромат свежего дерева только раздражал ее. В проходах между штабелями не было ни души, покупатели не отбирали придирчиво доски, не ругались, доказывая, что им пытаются подсунуть гнилье, не было ни повозок, ни грузчиков.
В душе Скарлетт волной поднялась паника. Все было именно так, как описывал ей дядя Генри. Но этого не может быть! Просто Эшли нерасторопен. Даже в то время, когда обе лесопилки принадлежали Скарлетт, та, которой управлял он, давала вдвое меньше прибыли. И как это она тогда согласилась продать лесопилки Эшли! Лесопилки, ее детище, в которое она вложила столько сил, ее любимый бизнес! Ретт, посмеиваясь, подначивал ее, говорил, что она ни за что их не продаст, а она из духа противоречия выпалила, что именно Эшли – продаст! А потом уже поздно было брать свое слово назад. Наверняка все это устроил Ретт. Тогда она поверила в сладкую сказочку о том, что друг с Севера в благодарность за то, что Эшли выходил его от какой-то болезни, прислал ему деньги. Чепуха! За сколькими она ухаживала в госпитале, и что-то никто из них не помогал ей деньгами. Да она просто уверена, что это подстроил Ретт. Это ведь произошло вскоре после того случая, когда их с Эшли застали в конторе. И как она позволила Ретту обвести себя вокруг пальца? Если бы лесопилки до сих пор принадлежали ей, здесь все выглядело бы по-иному. Да она бы ездила по городу и окрестностям и сама искала покупателей, как делала это в самом начале, уж она бы нашла, куда пристроить лес. Ведь не может так быть, чтобы доски совсем никому не были  нужны? Хоть на ремонт, хоть на навес, хоть на коровник или конюшню?
Она была зла на Эшли, который так запустил любовно созданный ей бизнес, хотя понимала, что его вины тут нет. И все же, входя в контору, Скарлетт изобразила на лице беззаботную улыбку:
- Должно быть, Эшли, лесопилки у вас работают день и ночь, чтобы поддерживать такой запас досок на складе.
Эшли оторвался от бумаг на столе, в которые он тупо смотрел, когда Скарлетт вошла. Выглядел он ничуть не лучше, чем позавчера, когда она давала ему взбучку. Но все же врожденная вежливость заставила его выдавить из себя улыбку и подняться  ей навстречу.
Она тут же поняла, что не сможет сказать ему ничего ни об Индии, ни о делах на лесопилке. Он просто раздавлен свалившимся на него горем. Какой же он слабый! И этого человека она любила столько лет? Скарлетт смотрела на него и не могла сейчас поверить в это. Ретт даже после смерти Бонни не был таким. Да, он пил, как черт, но он не сдавался. Он готов был разорвать любого, кто отберет у него его девочку и положит в темную холодную могилу. И даже после похорон дочери он не был сломлен. Он ежедневно напивался, страдал, стал равнодушным, желчным, грубым, но он не сломался.
- Как это мило с вашей стороны, что вы заехали, Скарлетт. Присаживайтесь, - Эшли подвинул ей стул.
«Кой черт, мило! Он говорит так, будто не знает, что слетает у  него языка, как попугай, обученный вежливым словам! Его даже не волнует, что я рискую остатками своей репутации, приехав сюда одна. Ему на все наплевать, его ничто не волнует. Так почему я должна волноваться за него?... Нет, я должна, потому что обещала Мелли.  И я буду поддерживать этот никчемный вежливый разговор», - думала Скарлетт, садясь на предложенный стул.
Она останется здесь на несколько минут, поговорит о погоде, об учебе Бо, расскажет о своей поездке в Тару. О смерти Мамушки она говорить не будет, это его еще больше расстроит. А вот возвращение Тони Фонтейна – хорошая новость, об этом стоит рассказать. И она начала:
- Я была целый месяц в Таре.
Но Эшли прервал ее:
- Зачем вы остановили меня, Скарлетт?
Опять он о том же? Она не знала, что сказать.
- Зачем вы остановили меня? – повторил он и в голосе его слышалась боль и раздражение. – Если бы я упал, возможно, я бы сломал себе шею, но это было бы хорошо. Мне не хочется жить, и мне нет места на этом свете… И не говорите сочувственных слов, Скарлетт, я столько выслушал их за последнее время от людей, которые любили Мелли и хорошо относятся ко мне. Скажите мне правду. Что я слабый, безвольный человек, что я неудачник, разваливший лесопильный бизнес, который вы с таким трудом построили. Ведь именно так вы и думаете…. Да, я никчемный человек, и это всем известно, и зачем делать вид, что это не так? Ругайте меня последними словами, и это будет справедливо. И не бойтесь ранить мои чувства, меня нельзя ранить,  после смерти Мелли я ничего не чувствую.
Скарлетт грустно смотрела на него. От Эшли, белокурого стройного красавца, в которого она влюбилась с первого взгляда, когда он после трехлетней поездки по Европе навестил соседей по плантации и, спешившись, пошел к крыльцу, и сделал ей комплимент по поводу того, как она выросла и похорошела,  - от того Эшли не осталось ничего. Перед ней сидел чужой, немолодой, раздавленный жизнью человек, и в сердце Скарлетт не было ничего, кроме жалости к нему. Он напоминал раненое животное, затравленное стаей хищников.
Заметив ее взгляд, Эшли отвернулся.
- Простите меня, Скарлетт, я не имею права взваливать на вас свои беды. У вас и так много горя.  Я только прошу – оставьте меня в покое. Если вы уедете сейчас – я буду очень признателен.
Не проронив ни слова, Скарлетт вышла.
У нее ничего не получилось. Ей стало понятно, что словами Эшли не поможешь. Что же делать?  Никогда ее деятельная натура не отступала перед трудностями. Никогда не говорила она себе: «Нет, с этим я справиться не могу». Она всегда искала выход из положения и никогда не опускала рук. Она найдет выход и сейчас, только ей надо хорошенько подумать.

Приехав домой, она без сил плюхнулась в кресло возле своего секретера. Подперев голову рукой, она думала о том, как трудно ей будет выполнить обещание, данное Мелани.
 Решена только часть задачи – одежда для Бо и другие товары для дома. Но Эшли и пальцем не пошевелит, чтобы заработать на остальное. А ведь нужна еще еда, содержание хоть какой-то лошади и экипажа, деньги на учебу сына. Скарлетт обещала Мелли, что Бо будет учиться в Гарвардском университете, что у него будут уроки музыки, пони, все чего он захочет… . Как же обеспечить ему все это?  Если намного увеличить сумму, которую она ежемесячно, через Генри Гамильтона, дает тете Питти, это будет нарочито, Эшли сразу догадается. Выкупить у него лесопилки обратно? Вначале Скарлетт загорелась этой мыслью, уж у нее-то дело сразу  пошло бы на лад! Ее сердце разрывалось оттого, что бизнес, в который она вложила столько сил, всю свою душу, находится на грани банкротства. Но, немного подумав, она отказалась от этой затеи. Эшли не согласится на сумму, большую той, которую могут предложить на открытых торгах, а в нынешних условиях  это не могут быть большие деньги. Он, при своей непрактичности, потратит их очень скоро и опять окажется в нищете. К тому же после, когда у Скарлетт лесопилки станут приносить хороший доход, он почувствует себя еще большим неудачником и это окончательно добьет его.
 «Я должна придумать что-то, чтобы он сам прилично зарабатывал, независимо от кризиса, разразившегося в стране», - решила Скарлетт и начала составлять список своего имущества и своих доходов.
Торговля в магазине и строение, которое она сдавала в аренду под салун, приносили ей пару сотен в месяц, но в связи с паникой эта сумма может уменьшиться и ей придется сократить свои расходы. Впрочем, ей не придется урезывать себя, ведь Ретт пообещал оплачивать все ее счета. Хоть одной заботой меньше, кризис ничуть не отразится на ее благосостоянии. А чтобы компенсировать уменьшение дохода от магазина, она может потребовать от владельца салуна большей арендной платы. Сейчас за здание и землю под ним она получает тридцать долларов в месяц - пусть будет сорок. В конце концов, участок находится в выгодном месте, рядом с вокзалом. В тяжелые времена люди всегда выпивают больше, чем при спокойной жизни, так почему же наживаться на этом должен только хозяин салуна?
Часть плантации вблизи города, сто восемьдесят акров, доставшиеся  ей в наследство от Чарльза, Скарлетт сдавала мелким фермерам и получала от них столь незначительную сумму, что об этом и говорить не стоило.
А что если…? Дядюшка Генри говорил, что эта земля вот-вот окажется в черте города. Если построить там сотню маленьких домиков и потом продавать их тем, кто разорится из-за кризиса и будет вынужден отказаться от своих больших домов и искать жилье подешевле?
Со всех сторон обдумав свою идею, Скарлетт решила, что она почти гениальна. Конечно, много денег она на этом не заработает, но уж проследит, чтобы подрядчик использовал только пиломатериалы, купленные у Эшли. А если постоянный сбыт на довольно длительное время будет обеспечен, то  Эшли получит стабильный доход от лесопильного бизнеса. Даже несмотря на то, что совсем недавно научился отличать доску от бруса.
Теперь все, что ей нужно, чтобы осуществить свой план, это найти хорошего подрядчика, который не станет болтать направо и налево о том, кто затеял строительство, и не будет слишком много воровать. Во всем городе ей был известен только один подходящий человек, и Скарлетт решила встретиться с ним сегодня же. Наверняка, в связи с кризисом подрядчик нуждается в работе.
Если успеет, она сегодня же  известит фермеров о необходимости вскоре освободить землю. Как сельской жительнице, ей было немного жаль этих бедолаг, но она успокаивала себя тем, что сейчас осень и до весны они наверняка найдут, где вырастить свои десять бушелей пшеницы и пару тюков хлопка.



Продолжение на странице автора или по ссылке:
http://proza.ru/2008/11/23/647