Феномен Обломова

V Обломовский фестиваль в Ульяновске, прошедший по традиции в первые выходные дни сентября, впервые включил в свою программу проведение дискуссии о том, что получило в последние годы наименование «феномена Обломова», «проблемы Обломова».
Местные обломоведы, принявшие участие в круглом столе на тему  «Обломов: pro et contra», -  филологи, журналисты, сотрудники музея И.А. Гончарова -  отметили сенсационный успех Обломова в Европе в ХХ веке, где он стал явлением культуры и даже неким философским символом. Спорили, в чем  заключается секрет неиссякаемого обаяния образа Ильи Ильича Обломова. Неужели в его любви к дивану?

Немецкому критику Р. Шредеру принадлежат, например, такие удивительные слова: «Ивана Гончарова давно похоронили, но его Обломов жив, более того, он никогда не был таким живым, как сегодня». Это – в Европе, где часть интеллектуалов рассматривает Обломова в качестве символа, еретика и диссидента, выражающего протест, уже в силу своего характера, против утилитарных тенденций  в обществе.


А у нас известие, что самый  «лишний человек» русской литературы стал  вдруг модным типом на родине  Штольцев,  вызывает до сих пор недоумение и удивление. И даже прекрасный фильм Н. Михалкова «Несколько дней из жизни Обломова» ничего не может с этим поделать. Что, в общем, не удивительно, поскольку наша широкая публика до сих пор смотрит на Обломова  добролюбовскими пристрастными и недобрыми глазами, и видит в нем  только лентяя и лежебоку.


Факт этот сам по себе свидетельствует о том, что есть неизвестный нашему обывателю Обломов. Для него все еще является секретом,  что многие известные российские писатели и критики, которые «не хотели заслонять поэта от тех людей, которым он о поэте говорит», видели гончаровского героя совсем иным: «В Обломове поэт открыл нам свою связь с родиной и со вчерашним днем, здесь и грезы будущего, и горечь самосознания, и радость бытия, и проза жизни; здесь душа Гончарова в ее личных, национальных и мировых элементах. Что он: обжора? ленивец? неженка? созерцатель? резонер? Нет... он, Обломов, результат долгого накопления разнородных впечатлений, мыслей, чувств, симпатий, сомнений и самоупреков» (И.Ф. Анненский,1892).


Конечно, гончарововеды знают об Обломове все или почти все. Однако сегодня они оказались как-то весьма «далеки от народа». Углубившись в  Обломовский лес, изучают веточки сирени, слушают, как звучит в нем casta diva, и нет им дела, ходит ли в этот лес кто-нибудь еще.  А с другой стороны, наша критическая мысль, за немногими исключениями, все еще не очень замечает феномен Обломова – его возвращение в наш обиход в ХХ веке в качестве европейского философского символа.  Обращаясь к Гончарову, наши литературоведы как бы переносятся в XIX век и остаются там. Может быть потому, что вопрос о сегодняшнем феномене Обломова сложнее, чем  знаменитый добролюбовский:  «Что такое обломовщина?»

   
  Как известно, Обломов, едва явившись в литературный мир, стал предметом  острых споров.  Практически одновременно заявили о себе два взгляда на  Обломова:  добролюбовский и противоположный ему, представленный также многими известными именами, начиная с критика Дружинина. В наши дни спор этот возобновляется, и феномен Обломова как бы накладывается на былой литературный дискурс, претендуя в известной степени на роль арбитра. Не потому ли наша продобролюбовская критика  и не замечает нового явления  Обломова миру?


Сегодняшние баталии вокруг фигуры Обломова наследуют критические традиции  XIX века.  Наследники Добролюбова отдали, наконец, дань доброте и кротости Обломова: согласились, что не бывает худа без добра - и «обломовщина» имеет свою оборотную светлую сторону.  Такой шаг навстречу Обломову сделан, конечно, не без учета печальных последствий  преодоления  «обломовщины» в России в ХХ веке.

Если преодолеть ее оказалось делом невозможным, несмотря на все усилия коммунистической партии, значит в образе Обломова действительно есть некие сокровенные наши национальные черты. Что и делает его явлением из ряда вон выходящим, и актуальным, пока будет жив русский народ. И, добавим, Ивана Гончарова, сумевшего запечатлеть его в слове, ставит в один ряд с такими писателями как Достоевский, Толстой, Тургенев.


 Такая позиция новых добролюбовцев  не может, однако, удовлетворить нас вполне  - она никак не объясняет новый интерес к Обломову: сами по себе черты национального характера вряд ли могут стать неким философским символом и поводом для сенсации, тем более за рубежом.


Позитивный взгляд на  Обломова, который также берет начало в позапрошлом веке, настаивает на том, что Обломов совсем не обязательно и не всегда – ленивец, что это сложный, собирательный национальный образ. За его маской лени, как заметил в начале ХХ века М. Пришвин, скрывается «глубинный запрос на такую деятельность, из-за которой стоило бы лишиться покоя». Обломов и не хочет, и не может - в силу своего «голубиного» характера - стать Штольцем, и, отказываясь участвовать в гонке за преуспеянием, занимает позицию отстраненного наблюдателя - «на диване»…


Известно, кстати, что многие современники угадывали в Обломове самого Гончарова, да он и сам называл себя принцем де Лень, и вот этот «живой Обломов» умел совместить свою любовь к покою и с карьерой чиновника, и литературной деятельностью.


На наш взгляд, возможен еще один подход к образу Обломова. Он пока не сформировался вполне, однако отдельные его фрагменты  присутствуют у ряда исследователей творчества Гончарова. Так, доктор филологических наук, профессор МГУ Валентин Недзвецкий отмечает, что «Гончаров - блестящий мыслитель! Писатель искал идеал. У него нет ни одной сцены, которая не вела бы в глубь. И какую глубь! Обломов - это сложнейшая фигура, в которой запрограммированы начала Гамлета, Дон Кихота, мотив Фауста...».


 Юрий Лощиц считает, что  «сказочно-мифологическая подоплека романного действия в «Обломове» настолько значительна, идеологически весома, что реалистический метод Гончарова так и хочется назвать здесь как-то по-особому: определить его как некий мифологический реализм. И что такое Обломовка, как не всеми забытый чудом уцелевший «блаженный уголок» - обломок Эдема?..».


Но если Обломов – «идеал» и «сказочно-мифологический» герой, то он занимает свое законное место в ряду таких персонажей мировой литературы как Дон Кихот, Дон Жуан, барон Мюнхаузен, Фауст и принц Гамлет. Которые, также являясь знаковыми национальными литературными персонажами, отнюдь не отождествляются полностью с национальным характером. И это нисколько не умаляет ни талант Гончарова, ни его любимого литературного героя.


…Своим учителем Гончаров считал  Пушкина, а потому и его Обломова можно найти в пушкинских строках:
Цветы, любовь, деревья, праздность,
Поля. Я предан вам душой!
Ни одно слово нельзя вынуть из этих строк, как нельзя и свести  душу поэта и народа к одному из этих слов. 
         Лауреат премии имени Б. Полевого  Виктор Каменев, обломовед