Глава 2. Нет, все-таки похоже...

ПОВЕСТЬ О МИТЕ

Глава 2
НЕТ, ВСЕ-ТАКИ ПОХОЖЕ...

Митя стал ходить в школу в своей деревне Пески, которая была начальной. Дети постарше ездили в Покровку, а потом – кто в ПТУ, кто возвращался домой работать, а кто уезжал в город, ближний или далекий, и там чаще всего оставались уже навсегда. Бывало, правда, что после армии или неудачной попытки выйти замуж возвращались к родителям. Короче говоря, как везде в деревнях это бывает. Только их деревня и соседняя Покровка, к счастью, еще не совсем обезлюдели, и кое-какие остатки сельского хозяйства, некоторые цеха, мастерские, магазины, ателье и прочее давали возможность людям работать.
Школа была старая, деревянная – бревна почти черные, как лакированные, но наличники резные подновили, покрасили. Крыша тоже добротная, железная, покрашена, не течет, и отопление зимой котловое. Тепло, уютно.
В классах детей мало, в среднем человек десять-пятнадцать. У Мити всего тринадцать человек набралось: восемь мальчиков и пять девочек. Все свои, всё про всех знают, многие дружили семьями, да и в родстве были.
Учительница в первом классе, Ксения Владимировна (приезжая, после техникума), скромная, собранная и спокойная, была и внешне симпатичной: большие карие глаза, толстая темно-русая коса и голос мягкий и выразительный. Дети ее сразу полюбили: "добрая и не кричит никогда".
А вот директор школы, Мария Петровна, бывшая учительница истории – когда школа еще средней была – гроза для всех! Даже родители, приводя своих детей, все еще испытывали перед ней страх и старались без особой надобности к ней не обращаться.
Остальные учителя были все сплошь молодые, держались дружно, помогали друг другу. Вместе проводили разные детские мероприятия: походы, утренники, конкурсы. Пение, рисование, физкультуру и труд вели они сами в своих классах, так как школа не могла нанимать специальных преподавателей. Вместо физкультурного зала был оборудован самый широкий из коридоров: там была сделана шведская стенка, висели канат и кольца, а в кладовке хранились мячи, маты и один снаряд – "козел". Из-за того, что не было кабинета рисования, во всех классах на стенах висели репродукции, стояли на полках гипсовые фигуры, вазы, чучела птиц, и за год появлялось все больше детских рисунков и поделок.
Короче говоря, детям школа очень нравилась. В большую перемену Ксения Владимировна для своих первоклассников кипятила свой электросамовар и делала сладкий чай, а бутерброды или иную какую еду (картошку в мундире, оладьи или огурцы с помидорами) – это уж кто что приносил из дома. Чаепития дети очень любили: старались вести себя тихо и за собой все быстро убирали, чтобы Мария Петровна не придралась. Она и так согласилась на такую вольность только по настоятельной просьбе родителей, у которых дети еще не могли подогревать себе еду, чтобы поесть до их возвращения с работы (ведь газовые баллоны очень опасны).
Первые дни все было проблемой для Мити: и ранец собрать, ничего не забыв, и шапку и тапочки сменные в классе не оставить; форму школьную носить тоже оказалось не просто, почему-то она все время пачкалась то мелом, то чернилами. Ксения Владимировна за их туалетом следила: то косичку переплетет, бантик завяжет, то пуговицы на брюках застегнет, то шарфик или варежку ищет...
На уроке трудно было внимательно слушать и не отвлекаться на птиц за окном или на кошку, которая в середине урока вежливо входила, и обойдя весь класс, усаживалась на учительский стол, так что Ксении Владимировне приходилось потесниться. Но кошка Ласка была почтенная сотрудница в школе, и с ней не обращались бесцеремонно – не выгоняли ее в коридор или на улицу. Она имела свой распорядок дня, и обходы по классам совершала регулярно. Самое забавное, что она как-то так рассчитывала время, что к концу уроков оказывалась всегда в кабинете директора – наверное, с докладом, все ли в порядке. И строгая Мария Петровна, в оправдание своей слабости много раз поясняла, что "кошка спасает школу от мышей". Дети постарше при этом давно выяснили, что мышей их кошка принципиально не ест и даже не ловит. А если кто-нибудь приносил ей живую мышь, то она недолго с ней играла, а потом поворачивалась и гордо уходила.
Дома, ближе к вечеру, Митя вместе с мамой делали уроки. И сколько мук и труда стоило писать сначала карандашом, а потом шариковой ручкой, которая в руках Мити почему-то отчаянно начинала течь, размазываться и делать маленькие противные кляксы! Промокательной бумаги они за первые две недели извели чуть ли ни из всей пачки тетрадей. Все эти крючочки, палочки, кружочки, петельки, потом буквы – такими непокорными оказались!
Мама управляла Митиным письмом голосом, помогая себе и головой, и всем корпусом; так что рука Мити с зажатой пухлыми пальчиками ручкой двигалась под маминой командой:
– Во-от, во-от, вниз... ро-овненько, не загибай вбок! Ох! Ну куда же ты повел?! ... Еще раз... Теперь с правого верхнего угла клеточки вниз наискосок... Во-от, уже лучше! Ну, – еще разок... Молодец! Теперь еще одну строчку кружочков. Ой! Ну какой же это кружочек? Это же картошка кривая какая-то! Ну ничего, сейчас научимся...
И так целый час, а то и больше!
А вот с чтением дело хорошо пошло, так же как и со счетом. Митя все увереннее читал и быстро складывал числа, а уж счет мог вести далеко за сто!
А еще он неожиданно заинтересовался начертанием церковнославянских букв: увидел их в мамином Каноннике. Буквы эти они с мамой сравнили с русскими – почти все похожи, можно догадаться и привыкнуть. А потом мама отдельно выписала и они выучили те буквы, которых в русской азбуке нет. Они посложнее запоминались и иногда путались, но зато такие были красивые! Да и все буквы такие коренастые, крепкие, широкенькие, нарисованы с нажимом, и фразы из этих букв получаются более широкие – глазу в них простору больше!
Сначала Митя читал то, что хорошо знал: "Отче наш", "Богородице Дево, радуйся", "Верую", а там и некоторые другие молитвы и даже кусочки из Евангелия стали читать. И так Мите интересно было читать по-церковнославянски, что – не оторвать! Уж иногда поздно было, спать пора, а он все просит: "ну, еще чуть-чуть почитаю!"
Но чаще все же они с мамой еле-еле уроки успевали сделать: ведь еще и стихи учить или вырезать и клеить что-нибудь приходилось.
Однажды мама принесла домой "Детскую Библию" – тетя Шура дала, у нее Даша уже выросла. Синяя такая, глянцевитая обложка и много очень ярких картинок. Каждый рассказ из Ветхого и Нового Завета ровно на одну страничку помещается. Мама объяснила, что Ветхий Завет – это до пришествия в мир Господа нашего Иисуса Христа, а Новый Завет – когда Он уже жил среди людей, воплотившись от Девы Марии.
Стали по вечерам читать. Сначала Митя настроился благоговейно слушать – ведь в церкви когда Слово Божие читают, все стоят прямо, головы склонив: внимают! Но на третий день вдруг Митя и говорит маме:
– Нет, мама. Ты мне больше эту книжку не читай: это сказки.
– То есть как сказки?! – возмутилась мама. – Это же Священная История Ветхого Завета, а дальше будет про Господа нашего Иисуса Христа!
– Ну и что же! А ты мне лучше читай настоящее Евангелие, где Сам Господь говорит, хорошо?
– Ну, смотри, я думала, здесь понятнее.
– А я, если чего не пойму, то ты мне или сама объясни, или батюшку спроси. Нам учительница в воскресной школе говорила, что ученики-апостолы часто многое не понимали, и им Господь объяснял.
– Хорошо, Митя, ты, пожалуй прав. Да и картинки мне самой в этой книжке не нравятся, не знаю, почему.
– Вот-вот, они как на шоколадках, и на иконы совсем не похожи.
И вот мама пошла посоветоваться с отцом Спиридоном. Он прямо обрадовался, что Митя "так этих протестантов раскусил!"
– ... Суррогат это, сборник мифов, а не Слово Божие! – сказал батюшка. – Если читать такие бездарные пересказы, то Библия станет одной из тысяч книг, вроде "Героев древней Греции", и уже трудно будет вернуть к ней нормальное отношение, как истинному слову Самого Бога. А тебе, Валентина, чтобы правильно объяснять ему Евангелие – вы обязательно с Евангелия начинайте читать, – надо самой позаниматься. И будет совсем непросто толкования святых Отцов читать: там и язык, и образ мыслей отличается от нашего убогого современного языка. Но ты скоро полюбишь и Иоанна Златоустого, и Василия Великого, и Феофилакта Болгарского. Они основные толкователи Слова Божия. Будешь у меня эти книги брать и делать себе полезные записи. Благословляю.
В течение трех месяцев Валя усиленно работала, и из того, что прочла, старалась, как могла, уже кое-что пересказывать Мите. Двигались они медленно, и часто по нескольку дней переживали один эпизод или притчу. Все Митя хотел поподробнее представить, и где это было, и какая там природа, и что ели, и как одевались, и в чем жили.
Мама не всегда читала подряд, а часто выбирала отдельные эпизоды, некоторые из которых Митя так полюбил, что начал и сам маме рассказывать их с подробностями, как будто бы сам видел все своими глазами. Особенно его поразил евангельский эпизод, прочитанный в 17 главе от Луки – об исцелении десяти прокаженных.
Мама Мите объяснила, что проказа – это такая страшная болезнь, когда все тело заживо гниет, заразная очень! Раньше ее не умели лечить (да и сейчас она лечится трудно), и людей, которые ею заболевали, изгоняли из семьи, из селения или города, где они жили. И бродили по дорогам, прося подаяния, голодные, несчастные изгнанники. Все их сторонились, гнали, преследовали. Чтобы выжить, они собирались в кучки: вместе легче было переносить страдания, добывать пищу, спасаться от холода, согреваясь по ночам в каком-нибудь укромном месте.
Но бывали случаи, когда человека оставляла эта болезнь, он неожиданно выздоравливал. Тогда, чтобы вернуться к людям, в семью, нужно было получить подтверждение о том, что он здоров, засвидетельствованное священником.
И вот Митя сам прочел в Евангелии, о том, как десять прокаженных, стоя вдалеке, громко просили Господа: "Иисусе Наставниче, помилуй ны (то есть нас)". И видя веру их, сказал им Господь: "Шедше покажитеся священником". То есть идите к священникам за разрешением; так сказал, как если бы они уже очистились!
И дальше очень кратко написано: "И бысть, идущим им, очистишася". То есть, когда они пошли, по повелению Господа, то по дороге очистились. Тут мама объяснила Мите, что Евангельские повествования обычно бывают очень краткими, но за ними могут скрываться еще многие события. Вот и здесь можно представить себе, что пошли они, наверное, очень быстро – скорее дойти до священников, чтобы те позволили им вернуться в свои дома и зажить, как все люди. В Евангелии не сказано, как долго они шли – тогда привычным было идти пешком по нескольку дней. Но в какой-то момент вдруг один увидел, что рядом идущий изменился – тело его покрылось вместо гнойных язв и струпьев чистой, нежно-розовой кожицей. "Ой, что это?! Где твои язвы?" – и все стали смотреть на себя и друг на друга, и увидели, что совершилось великое чудо, и все они очистились от проказы – полностью исцелились! Можно представить себе, как стали они прямо на дороге прыгать, плясать, кричать от радости! И не помня себя от счастья, еще скорее устремились вперед.
Дальше Евангелие в двух стихах кратко повествует: "Един же от них, видев, яко исцеле, возвратися со гласом велиим, славя Бога; и паде ниц при ногу Его, хвалу Ему воздая; и той бе самарянин". Неизвестно, как долго вместе со всеми этот человек продолжал еще идти вперед, но вдруг он остановился и сказал остальным, что дальше не пойдет, а пойдет назад, искать Господа, чтобы поблагодарить Бога за исцеление. Наверное, его отговаривали, что сначала лучше получить свидетельство и, может быть, зайти домой обрадовать родных, а потом уже пойти поискать Господа. Но самарянин (а это значит – полуязычник) не согласился и пошел искать Господа, который не оставался подолгу на одном месте, так что мог уже далеко уйти.
– Святые Отцы говорят, – сказала Мите мама, – что душа этого человека, еще когда он был рядом с Иисусом Христом, испытала ни с чем не сравнимую благодать от близости к Нему. Когда он удалялся от Господа, то ощущал, как душа его стремится обратно к Тому, Кого он явственно исповедовал Богом – раз, славя Бога, воздал хвалу именно Иисусу Христу.
Наверное, не без труда нашел он своего Спасителя, ища Его теперь уже один, все еще отверженный от людей. Да иудеи и со здоровыми-то самарянами не общались. И вот он нашел Господа и воздал Ему хвалу. "Отвещав же, Иисус рече: не десять ли очистишася, да девять где?" – Это Он с грустью сказал, ибо не нашлось среди них никого, кроме этого иноплеменника, кто бы возвратился воздать славу Богу. И сказал Господь ему: "Восстав, иди; вера твоя спасла тебя!"
– Вот евангельский эпизод, который запечатлел на все века правду о нас, грешных, о нашей неблагодарности! – сказала мама.
– А почему, почему никто другой не пошел? – вскричал Митя.
– А ты сам вспомни про себя, часто ли ты Бога благодаришь? Ведь и ты болеешь, и Господь не допускает, чтобы болезнь твоя усилилась и стала опасной для жизни. И неведомы нам множество случаев, когда нас обошел злой человек или не сделался пожар; и сколько раз нас Ангел Хранитель уберег от беды. А ведь он от Бога нам дан.
И Митя задумывался все чаще над словами Евангелия и пытался их к себе применять.
________

А в школе сначала все Мите нравилось, особенно как учительница много интересного им рассказывала и показывала, хорошо рисовала, клеила им всякие пособия и пела им детские песенки, которые они потом с удовольствием разучивали.
Первую четверть оценок никому не ставили. А во второй – впервые как-то раз получили они тетради с проверенными работами по письму, а там появились оценки! Митя открыл тетрадь и увидел у себя "пятерку". Он просиял и заглянул в тетрадку своей соседки Светы; у нее стояла "четверка", хотя он бы и не различил, у кого лучше написано.
Когда Митя пришел домой, он с порога обрадовал маму:
– Мам, сегодня у нас первые оценки в тетрадках появились. У меня "пятерка". Учительница похвалила меня особо!
– Ну, поздравляю, – сказала мама, – не зря мы с тобой так трудились. Но чтобы постоянно "пятерки" получать, надо очень стараться.
Тут к ним зашла соседка (соли попросить), и Митя и ей про свою "пятерку" рассказал. А следом за ней – ее сынишка пятилетний, Валерик, зашел; Митя и ему объявил о своей "пятерке", хотя тот не знал еще ни одной цифры, и не понял, чему тот радуется. Ушли они, а мама перестала чистить картошку, отложила нож и говорит:
– Что-то ты, Митенька, больно расхвастался, и наши с тобой общие заслуги себе приписал. А у всех ли есть возможность уроки делать с мамами? Вот у Светы – братишка маленький недавно родился, да бабушка болеет, до того ли ее маме?
– Ой, что же это я?! Это грех, да, мама?
– Да, это грех тщеславия. Ты следи, он очень легко в каждом из нас поселяется, а изживается с трудом.
Вечером Митя сказал, что сам попробует на "пятерку" написать. Только через день в тетради его "четыре" с большим минусом оказалось! Митя собрался даже заплакать, но удержался. А дома маме сказал: "Знаешь, мама, ты уж лучше мне пока помогай, а то я без тебя еще плохо справляюсь. А хвастаться не буду, это стыдно".
Пришла зима, к школе Митя уже привык, и только то его огорчало, что не как в воскресной школе было: молитвы не пели и иконочки ни одной во всей школе не было. Хотел с учительницей Ксенией Владимировной на эту тему поговорить, да все некогда было: приближался Новый Год, и всем классом они уже готовились к празднику. Вырезали из бумаги снежинки, чтобы на окна наклеивать, по потолку и стенам гирлянды, флажки развешивали, для елки кое-какие самодельные игрушки делали. Задолго до праздника представление стали готовить "Зимняя сказка". Дедом Морозом один папа готовился быть. Митя много рисовал, вырезал, клеил, песенки разучивал, а сам все думал: "Ведь сейчас пост Рождественский идет, и через неделю после Нового Года – Рождество Христово, а никто в школе про это и не упоминает даже! И как это мы за неделю до великого праздника будем веселиться и угощаться, наверное, и тортами всякими?".
Спросил Свету, а она сразу же расстроилась – ей ведь роль Снегурочки поручили, и она ее вовсю разучивала. На глазах у нее даже слезы появились:
– Придется у батюшки Спиридона спрашивать, как нам быть.
Мама Митина вместе с ними в ближайшее воскресенье к батюшке подошла посоветоваться, и говорит:
– Ну, в чаепитии участвовать – это просто: скоромного не есть, а постное я напеку: пирог с вареньем, да печенье с орехами. А вот насчет Деда Мороза, да празднования Нового Года – это, наверное, проблема посложнее. Я сейчас часто от верующих слышу, что они не знают, как поступить, когда в семье у них не все еще к вере пришли. Неверующим обычно кажется, что мы, православные, чем-то обделены: то нам нельзя, другое... Батюшка, объясните, как правильно себя вести, и как быть Мите и Свете?
– Да, – сказал серьезно батюшка, – это моя вина, я припозднился с проповедью на эту тему, да скорее всего, не с одной, а с несколькими! Тут два вопроса: первое – как к самому празднованию Нового Года с Дедом Морозом относиться, и второе как, не погрешая, ближних своих не огорчать и не соблазнять, чтобы они от Православия еще дальше не отошли.
Так вот, раньше, когда страна наша была православным государством и жила вся по Юлианскому, церковному, календарю, проблем не было: Новый Год, который Петр I повелел в это время года праздновать, приходился на Святки, то есть после Рождества Христова. Пост не надо было нарушать и можно было веселые зимние игры детям устраивать. Только бы не участвовать в скоморошьих забавах: не ходить ряжеными, не заниматься гаданиями – это от язычества осталось. А вот теперь – да, все наперекосяк: живем по новому стилю, а он уже на 13 дней вперед забегает, вот и оказался Новый Год до Рождества. И верующему человеку теперь выбирать надо, что для него важнее: Новый Год (смена дат), который за историю даже нашей страны праздновался в разное время, или великий день – Рождество Спасителя, сошествие к нам, грешным, воплотившегося Искупителя. А мы знаем, что чем значительнее праздник, тем тщательнее к нему готовиться надо. После сорокадневного Рождественского Поста и радость встречи со Господом, рожденном нам во спасение, полнее будет! Так что не обделены мы, православные, а преисполнены радостью не только в сам праздник, но и во дни поста, который ведет нас к нему.
А про Деда Мороза скажу, что в современном виде он не отличается от западного Санта Клауса. У него та же роль – подарки разносить. И это показывает, как на Западе за почти тысячу лет отпадения латинян от Церкви Христовой, Апостольской  (протестанты еще позже появились) , все у них повредилось – и вера, и благочестие. Ведь Санта Клаус – этот не то гном, не то волшебник-чародей (то есть колдун) – на самом деле один из величайших святых, почитаемых с древних времен всеми христианами.
– Да ну! Кто же это?
– Это Святитель Николай, Мир Ликийских чудотворец; епископ, боровшийся за чистоту Православия еще на Первом Вселенском Соборе в начале IV века. Его житие и иконы все православные знают и чтят. Нет храма, где не было бы его образа, а то и нескольких.. Он при жизни дивные чудеса творил, и после смерти не перестает помогать людям в самых разных бедах и обстоятельствах; особенно на море, где он спасает молящихся ему от грозной стихии. Поэтому его часто называют Николой Морским. А на Руси и по сю пору это самый почитаемый из святых. Латиняне же, которые Папой Римским заменили Главу Церкви – Иисуса Христа, постепенно и многих древних святых перестали почитать. А поскольку в житии Николая Угодника приводится много примеров его милосердной помощи бедным и нуждающимся, то у их Санта Клауса (это и значит "Святой Николай") только то и осталось, что он подарки разносит. Так что если кто вокруг Деда Мороза все празднование строит, тот, во-первых, вновь язычником делается, какому-то мифическому существу поклоняясь; а во-вторых, поскольку Деда Мороза теперь от Санта Клауса не отличить, то получается и оскорбление великому святому, кощунство, выставляющее его в шутовском виде. Ну, на Западе этим никого не удивишь: они многих святых, даже которых помнили, деканонизировать собрались, то есть перестать считать их святыми. А нам-то с вами участвовать в этом совсем ни к чему. Тем более, вы уже выросли, в сказочные чудеса уже не верите, да и правильно: верить надо в истинные чудеса, которые только от Бога могут быть, да через Его святых и Пречистую Матерь.
А вот второй вопрос – это посложнее. Когда вся семья церковная, вас все поймут и никакого смущения не будет. А вот когда кто-то еще только движется к Богу, к Церкви, и бес смущает его всякими сомнениями, чтобы не допустить к спасительному пути, – тут надо большое разумение иметь, и делать все с рассуждением. Если дома – то не мешать празднику, но самому в нем с осмотрительностью участвовать – фрукты, мед, орехи, поесть, да самому не полениться что-нибудь постное испечь. Вечером помолиться, да еще и за ближних, чтобы их Господь тоже к вере привел. В чужую же компанию и ходить не стоит. А вот в школе, где это все годы будет, надо не грубо, не с вызовом, но твердо один раз объяснить, что мы, мол, свой выбор сделали – празднуем Рождество. Но это уже будет ваше исповедничество, и надо приготовиться к непониманию, насмешкам, а может быть, и к неприятностям. Но сейчас, слава Богу, хотя и не все далеко верующие, но открыто преследовать не смеют, так что бояться не надо. Впрочем, даже если и будут еще впереди гонения, и тогда не надо бояться – с нами Бог! Так что благословляю вас от участия в новогоднем балу деликатно, но решительно отказаться.
– А как же это ребятам объяснить? – спросил Митя.
– Переубедить их ты не сможешь, поэтому особенно агитировать их не пытайся. Но помни, кто веры своей постыдится, от того и Бог отступится. А кто не страшась исповедует свою веру, тому Господь поможет. Я за вас молиться буду, дерзайте! А радость, с елочкой и подарками вам обязательно достанется – от самого Рождества и все Святки!
На следующий день Митя вместе со Светой подошел после уроков к Ксении Владимировне и сказал:
– Ксения Владимировна, мы со Светой на новогоднем празднике не будем. У нас сейчас пост, а праздник будет 7 января – Рождество.
– Ой, да что ты?! Неужели вам запрещают вместе со всеми ребятами веселиться?
– Нет, не запрещают. Нам и телевизор не запрещают смотреть, да мы сами про всяких вампирчиков и дракончиков не хотим смотреть. В детском садике мы еще в Деда Мороза верили, но сейчас это уже никакой радости  не доставляет.
– Ты меня огорчаешь, и я вижу, что ты и Свету подбил: вон, у нее слезы на глазах – ей хочется Снегурочкой быть! Это уже фанатизм!
– А что такое фанатизм?
– Ну, это значит, уж больно много вы времени и интереса уделяете одной идее, в данном случае – вере: ну как фанатики спортивные или любители рок-музыки.
– Ну уж нет! Вера в Бога – совсем не то же самое, что спорт или рок-музыка! Все самое ценное и красивое на Руси – от Церкви: недаром на экскурсии в Москве нам только и показывали, что храмы, монастыри, соборы в Кремле и другие святыни. И я своей веры не стыжусь. А быть фанатом – глупо!
Видимо, о том, что в первом классе почти срывается новогоднее представление, стало известно директрисе, и она вызвала Митю и Свету к себе в кабинет.
С порога глянула на них холодными, сердитыми глазами и заговорила своим железным голосом:
– Вот, дожили! Распустили народ – опять опиумом религиозным людей одурманивают! – прошипела Мария Петровна. – Колхоз развалили, зато только и слышно, что церкви и монастыри строят, да молодежь сманивают! А что хорошего? – Как пьянство было, так и есть, да преступность и взяточничество! И что из вас получится?! Вместо коммунистического общества какое-то Царство Божие – мечтание пустое! Терпеть не могу! Моя бы воля – ух, я бы вас!! Всю жизнь с этой отравой боролась, да видно мало!
Митя и Света стояли бледные и взялись за руки, холод пробежал по телу – такая ненависть изливалась в бессилии на них.
– Ну, что? Молчите?! И сказать-то нечего!
И тут Митя неожиданно для себя сказал тихо:
– Рече безумен в сердце своем: несть Бог!
– Это что еще за цитата?
– Это из Псалтири, мне бабушка объяснила, что обман самый большой был, когда большевики  революцию устроили. Они тогда всем внушали, что Бога нет. И потом  тоже все врали – никакого рая на Земле не построили, а миллионы людей погубили!  Пойдем, Света, не плачь!
Когда они вышли из кабинета, Мария Петровна, все еще онемев от негодования, что такие малявки спорить с ней осмелились, сидела с дрожащими руками и тут увидела кошку, которая спрыгнула с угла ее стола, где всегда лежала после уроков, и быстро пошла к двери.
– Куда, ты, Ласка? Сиди тут!
Но кошка лапой и мордочкой открыла дверь, в два прыжка догнала Митю со Светой и стала тереться о их ноги.
– Киса, киса! Пошли с нами! – И она проводила их до самой калитки.
Митя вел Свету за руку, та уже не плакала, и Митя почувствовал себя совсем взрослым, хотя колени у него дрожали, и было очень противно –
"Ну точно, как у зубного врача! Очень похоже!"