Хормвард. Глава 1. Иргудеон

                ИРГУДЕОH.

      Тряня маленький совсем еще юный домовёнок-хоммерёнок, и жил он в одном очень приличном  виртуальном приходе, благосуществующем при какой-то провинциальной епархии РПЦ.  И было ему там поначалу хорошо и надёжно под крылышком уважаемого и добрейшего из  хоммеров Иргудеона.  И как жадный до знаний отрок, впитывал в себя Тряня много хорошего и пристойного.
    Возможно, то образование, что получал юный хоммер, и нельзя было назвать разносторонним. По сути, он лишь повторял за своим наставником молитвы, каноны и всё то чем был наполнен их дом по своему предназначению, не вдумываясь  в смысл  слов. Возникающие вопросы мягко, но неуклонно пресекались учителем не устававшего повторять:
–  Путь сомнений скользкий и опасный путь. Крепче держись за веру,  не поддавайся соблазну хитродумства. И будешь, малыш задавать много нехороших вопросов приидет злой-презлой глюк Абыгым  и сглючит глупенького Тряшу своим большущим ротиком.
    Маленький  Тряня прикрывал свои огромные чистые глаза,  приоткрывал ротик и видел ярко и даже слышал летящего прямо на него Абыгыма с чёрными крылами, горящими глазами и огромными красными кривыми когтями на четырёх мохнатых лапах. Детские страхи сидят глубоко и крепко, но не всегда в том виде в каком были посеяны. А вопросы, ну как ребенку без них. Лучше ответить, а то  будут у вопросов ответы, всё равно будут, только вот от кого и какие. Ну не понимал малыш, о чём глаголет наставник, а тот искренне полагал, что всё написанное в книгах освещенных не через понимание и рассуждения войти должно и  обязательно войдет и прорастёт.
    И что оставалось Тряше, кроме как компенсировать недостаток объяснений избытком воображения. Хорошо, что не мог Иргудеон заглянуть в головку воспитанника, а то такие бы там картинки, чересчур живые, углядел и с такой игрой слов мог столкнуться. Нет очень хорошо, что и не догадывался обо всём  добрый хоммер,  как его громоподобный голос отдаётся в ученике.  Вещает  Иргудеон о блаженствах евангельских, а малышу любопытно:
– Блажени нищие духом и блажени кротцыи, но почему первым царство небесное, а вторые наследят землю.
    А что воображение малыша вытворяло из слов миропомазание, евхаристия и елеосвященство. И совсем не так виделись заповеди Тряне, как оно должно бы быть.
    Иргудеон же самозабвенно гремел:
– Не убий.
Не прелюбы сотвори.
Не укради.
Не пожелай жены искренняго твоего…
    И силы в его голосе должно было хватить не только на крохотного Тряню, но и на весь тот мир огромный, откуда и пришли слова им читаемые.
   А малыш удивлялся:
– Зачем так громко и так часто? Если это от Бога, то иного и быть не должно. А если есть иное, то от кого?
    Чувство прекрасного взращивалось в маленьком хоммере на слушании церковных песнопений и созерцании икон. Иргудеон всегда  давал очень подробные пояснения к каждой из икон. Комментарии его обычно состояли из цитат взятых им в Писании или книгах богословов, и главное молитв просящих о чём-то  у икон или точнее через обращение к оным у тех, кто там был изображен.
– Полюбуйся малыш и возрадуйся  это икона Живоначальная  Троица. Изображен на ней ветхозаветный сюжет. К столетнему патриарху Аврааму приходят три Ангела, чтобы возвестить о грядущем чудесном рождении сына. Для христиан три Ангела – это Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой.
   Но особо воодушевлялся наставник при описании икон с женскими ликами на них. Прежде других, разумеется, Иконы Божией Матери. О многих подробно и благоговейно поведал, но сам чаще других обращался к Иконам Неупиваемая чаша, а также Всех скорбящих радость:
– Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе Владычице. Ты нам помози, на Тебе надеемся и Тобой хвалимся. Твои бо есмы рабы, да не постыдимся.
    Перед другой иконой Иргудеон  не мог удержать слез и ничего не объяснял, лишь беззвучно шевелил губами. Тряня прочитал:
– Святыя и достохвальныя мученицы, Вера, Надежда, Любовь и мать их София.
   Маленького  Тряню все эти лекции приводили в  недоумение, догматы о Троице, непорочном зачатии, жития мучеников всё это в его голове как-то не соединялось с тем, что он видел. Изображения  волновали и звали как закрытые двери. Одно дело сочетания красок собранных на ограниченном пространстве. Кто-то вложил в это свой труд и веру, но  было что-то другое. На маленькое и ничего еще не значащее существо смотрели глаза из огромного  могущественнейшего мира, и это не был мир людей.
    Тряня все-таки не выдержал и спросил, показывая на икону Иисуса Вседержителя:
– А Господь он вот такой, да?
    Иргудеон не стал ругаться, а постарался, как мог помягче и поласковее объяснить:
– Понимаешь, Тряшечка солнышко ты моё, им Он явился в образе подобном этому. Да по мере им данной, не способные они ещё  к лицезрению ничего более высшего, чем человеческие создания. И пока ещё самоих себя    видят очень и очень частично.
   Самого же Тряню больше влекло к иконам с изображениями святых воинов, от Архангела Михаила до Александра Невского.
      Ещё сложнее обстояло  дело с музыкой. То излишнее рвение, с которым наставник навязывал, просто вбивал  в малыша любовь к звукам единственно признаваемой им самим  музыки. И просто иногда остервененные проповеди против любой другой, как исходящей от главного врага всему сущему. В общем, всё это как часто бывает, возымело обратное действие. Да и не слышал Тряня за громкими пояснениями и подпеванием Иргудеона, чей голос и слух были, мягко говоря, далеки от идеала, ни прекрасных звуков, ни высокого смысла.
      И более того зародилось в нем желание послушать запретное, узнать, что же там такое способное возбудить в наставнике столь сильное неприятие и абсолютное отрицание. 
      Не верил малыш своему наставнику, весьма нередко излишнее рвение вызывает недоверие. Может, таким образом, прячут нечто или прячутся. Да и голос Иргудеона лишним был в хорах, ибо Русская Церковь, следуя греческой богослужебной традиции, никогда не использовала в храме инструментальной музыки.  Это и объяснял наставник Тряне, слишком твердо старясь вбить пояснения не только ему, но и еще, быть может, в большей мере себе, словно укреплял внутри защиту. Только вот от чего или кого?
–   Пение, возбуждающее молитвенный дух, назидающее и укрепляющее в вере неотделимо от молитв.  Первые  напевы назывались знаменными.
 Позднее  распространен демественный распев  и путевой распев. Послушаем звучание напева во глас Пятый, напева, прямо-таки загадочно прекрасного в своей печально-торжественной и молитвенной простоте...
А ты прислушайся голоса чисто ангельские, пение инокинь – От юности моея.
    Малыш косился в сторону, тяжело вздыхал:
– Тоска.
    Лишь однажды Тряне удалось послушать музыку без звукового сопровождения наставника. Впервые Иргудеон дослушал всё произведение, до конца молча, находясь при этом в сильном недоумении и волнении. Он хлопал своими круглыми глазами, открывал постоянно рот и потом, резко вдохнув, закрывал, словно забывал дышать. И всё время тёр  свой массивный затылок. Когда прозвучали последние ноты, Иргудеон прочитал:
 – Моцарт, Реквием. Германец какой-то. Наверное, админ напутал.
    Но комментировать ничего не стал, будучи глубоко порядочным хоммером не смог ругать, а хвалить нельзя – не по канону.
     Иргудеон пролистал весь сборник, где хранилось прозвучавшее случайно произведение:
– Бортнянский, Чайковский, Сарти "Тебе Бога хвалим", Гайдн "Сотворение мира", Рахманинов.
     Потом запел как-то непривычно тихо, ни к кому не обращаясь:
– Воспев, восшел на гору Елеонскую…
  Восклицайте Господу, вся земля; торжествуйте, веселитесь и пойте;  пойте Господу с гуслями, с гуслями и с гласом псалмопения;  при звуке труб и рога торжествуйте пред Царем Господом
   Наставник закрыл сборник, но прятать не стал. При желании Тряня конечно мог бы, и послушать что-нибудь, но не возникало желания, не
запрещено значит, разрешено, а потому и неинтересно.
   Разнообразие в замкнутый мир Тряни вносили почта и гости Иргудеона. Какие только письма не приходили. Прихожане жаловались, спрашивали, сомневались,  ругали власти и ближние и те, что повыше.     Некто безбожно материл какого то чубайса с его чубесятами, губящих несчастную Россию. И что плотит простой люд за блага разные, из того часть большая уходит на хрюшефели всякие, блудниц и содомитов. Похоже, такие письма  он рассылал, куда не попадя. Иргудеон кряхтел:
–  Не пойму я людей, не все ли равно кто начальник ежели сам туды  не лезешь. Уберут этого – другое всплывет.  Да и кому сказано было:
–  Даже и в мыслях твоих не злословь царя, и в спальной комнате твоей не злословь богатого. Беззаконного уловляют собственные беззакония его, и в узах греха своего он содержится.
    Одна женщина из маленького городка с длинным названием рассказала историю о ненормальном бомже, что прижился у их детского дома. Когда-то у него была семья, жена, дети. Во время войны на Кавказе все погибли, он лишился рассудка и попал в рабство. Потом его и еще двух бедолаг освободили. С ними он и попал в эти края. Друзья по несчастьям и поведали историю его жизни. Сами же уехали дальше, он  остался.  Жил возле детского дома, выполнял всякую работу за еду и старую одежду.               Понять его речь было невозможно, только часто повторял –  Федок, Федок.  Федком его и прозвали, а было ли это его имя или звал он кого-то из своего прошлого, кто знает.  Детей он очень любил и они его. Постоянно что-то мастерил для них.  Был у него большой нож, им вырезал игрушки,  фигурки разные и все раздавал. Нож этот и сгубил Федка.  Гулял он как-то в леску неподалеку, дети как обычно увязались за ним.  Подростки из армянских семей, что жили рядом, стали приставать к малышам, может и без злого умысла, а просто из баловства, но Федку показалось, что они обижают детдомовских, и стал ругаться. Убогого бомжа все знали, и никто не боялся. Но на беду мимо проезжала милицейская машина, оттуда увидели мужика с большим ножом, бегающего за детьми. Выскочили трое  и, не разбираясь, стали его бить дубинками. Дети  испугались и разбежались. Федка увезли в милицию, где он и умер.
   Дело заводить не стали, кто он такой, чтобы   кому-то жизнь портить.  Но в детдом пришел пожилой армянин поговорил с детьми и воспитателями.
   Армяне забрали тело Федка, и сами похоронили его.  Даже попросили батюшку отпеть бедолагу, тот сначала отказался потом передумал и все сделал. Так и стоит на безымянной могиле деревянный крест  с корявой надписью черной краской:   ПРОСТИ  НАС  БОЖЕ
    Увы,   случались и письма, где рассказывалось о  неподобающих поступках священнослужителей, случаях пьянства, чревоугодия, блуда и корыстолюбии. Иргудеон с грустным видом комментировал подобное:
– Не пойму чего они хотят. Что сложного – сами не видят – грешит не церковь, а человек, ошибается  человек, а не Господь. Кто им сказал, что ряса и крест в полпуза защита от грехов, неужто не знают, что искусителю такие победы втройне важны, вот и старается. Пожалели бы лучше чем злорадствовать  .. и наказание отступникам-греховодникам …. уж лучше бы  им  и вовсе не родиться.  Не понимаю пишущих такое, они, что в храм идут не к Богу, а с попом поболтать и песенки послушать, ежели идешь с верой или хотя-бы с желанием её обрести, то и плохой посредник не помеха,  но если с суетой тщетной пришел, то суетное лишь увидишь. Всё так просто.
   Особенно Тряне  нравились гости Иргудеона. Они случались разнообразные.  Бывал такой импозантный хоммер Лапидян и сиживал с Иргудеоном за трапезой. Лапидян поднял вверх чарку, произнёс:         
– Вкушая подобное нельзя не согласиться –  житие есть питие.
    Иргудеон соглашался:
– Да, знатное пойлище у братьев армянов.
  А то, бывало, сидит Иргудеон беседует совсем с другим гостем. Тот вскочит, затрясёт козлиной бородой, поднимет вверх одну, а то и две свои трехпалые лапы и спорит с Иргудеоном. Тот его всё увещевает:
– Ну, брат Егорний, ты все за свое, теперь у тебя все обрезанные антихристы, а в прошлый раз на латинян взъелся, папа римский у тебя антихрист.
– Истинно, истинно, иудино семя, – сопел Егорний.
– И что все папы, начиная с первого, антихристы? Ты уж говори, да не заговаривайся.
  Егорний тряс бородой:
– Да гибнет же вера, гибнет. Правда, божья попрана, в грязь втоптана, лжецы и воры правят и лиходействуют. Растлители и содомиты над думами властвуют. Что удумали, они такие же как все, значит все как они. Где, где огонь карающий, огонь Содома и Гоморры.
 –  Ну что сразу и гибнет, – успокаивал Иргудеон:
–  Вот ты живой, я пока живой, а посмотри на Тряню живой та какой, и вера жива.  Ты Егорний пригуби медовухи, недурна, ох недурна.
Да послушай притчу о правде.
–   Жил да был правдолюбец один в мире юзеров. Беспокойный, потому как верил, что дано ему истину ото лжи отличать и главное веровал в то, что открой всем правду укажи на ложь и все изменится. Невыносимо ему было видеть несправедливость, и боролся с ней как мог. Только получалось из всего этого совсем не то, что он хотел. Правда его никому была не нужна, и всех устраивало то, что он ложью называл, да и справедливость у каждого своя. А за неугомонность свою за то, что мешал жить, бит он был неоднократно и нещадно. Блаженны алчущие и жаждущие правды, только блаженство это дорого им обходится.
   Не выдержал бедолага бесплодности усилий своих, возмутился дух, и гордыня уезвленая, вскипело все в нем, в грех отчаяния  впал и взбунтовался на создателя всему сущему.
   Пришел в храм во время службы вечерней, встал под куполом, поднял вверх глаза и стал глаголить тихо, но батюшка остановил службу, и прихожане все молча слушали слова его.
  –   Ты отец лжи  и смрада вселенского, зачем ты мучаешь душу мою?  Как ей чистой в мире из грязи тобой созданном?  Зачем, такие как я здесь? Почему не глухи? Почему не слепы?  Зачем тебе боль наша?
  Проклинаю тебя за зло тобою созданное за обман. Отрицаю, истины твои, ибо не по ним ты мир сей создал не по ним все сущее. Заветы ты дал детям своим одни, а живут они по законам твоим  тайным.
 Если ты есть открой мне истины свои, покажи все как оно, было, есть и будет.
   Но нет тебя. Есть только зло и ложь твоя.  Проклинаю!
    И плюнул.
  Свет в храме погас. Все вздрогнули в предчувствии страшного. Лампады и свечи вновь загорелись. На полу лежал несчастный богохульник.
   Прихожане обступили его, боясь подойти. Все уже решили, что нет жизни в нём, как  безумец встал, глаза его были широко открыты, он что-то пытался сказать, но его никто не слышал. Бедняга шарахался из стороны в сторону, махал руками, словно отбивался от кого-то.  Напуганные люди крестились, у всех была одна мысль – Господь наказал его, лишил зрения, слуха, голоса,  разума. Простодушные люди даже и подумать не могли, что не  слеп и не глух несчастный и что выполнена просьба его. Ибо Всевышний выполняет просьбы верящих в него. Отрицая Бога, правдолюбец дошел до крайней степени веры.
  Но если бы  знал, о чем просил.
  Не стал он немым, голос его сотрясал основы мироздания, но многие ли слышат голос господень?
  Не ослеп  и не оглох он. Но лучше бы ему не родиться, чем видеть и слышать то, что  хотел, о чем просил.
  И не безумен и разум его достиг таких вершин познания, каких не дано  никому еще было.
  Постоянно падая, почти ползком обреченный выбрался из храма и уже за пределами церковного двора упал окончательно.
   Напуганные люди подбежали и в ужасе остановились, непрерывно крестясь и шепча молитвы.
   Он лежал в трех шагах от ворот храма, вытянув руки в сторону колокольни, из его глаз, ушей, рта стала вытекать кровь. Она словно кипела.
Красный ручей побежал вниз по дороге от храма.
  Так что брат Егорний и ты Тряня не надо искушать, не надо.
  Присутствующий  при сей беседе  другой гость мелкий ростом с Тряню и очень тихий, прикрыл при этих словах глаза ладошкой.
Егорний представил его хозяину просто, –  Кысь. На сморщенном его личике выделялись удивительно живые, грустные и ласковые глаза. Кысь почти всегда  молчал и  занят был одним и тем же делом – металлическим штырьком стучал тихонько по небольшой полупрозрачной пластинке, выбивая оттуда искорки. Изредка пластика менялась и начиналась в ней удивительная игра  разных цветных пятен и узоров.   После чего пластинка мгновенно чернела. Кысь убирал  её и штырёк в большой нагрудный карман и, уйдя в укромное место, молился, падая ниц и не поднимая головы. Любопытный Тряня удивлялся странным словам его молитвы.
 –  Ты, в чьей власти я и творимое мной. Я лишь раб Твой.  Не карай меня ничтожнейшего и слабейшего  более вины моей за дерзновения мои. Уличи всю ложь мою. И развей по ветру гордыню и корысть. Но не скрой  правды своей. Утоли жажду мою. Я раб рабов твоих. Не сотворю зла никому. И будут труды мои светом твоим освещены.
   Кысь молился смиренно и о смирении, но Тряня широко открытыми глазёнками смотрел, как из под сползающего капюшона дыбом поднималась серо-голубая шерсть.
   А в спор  Егорния с Иргудеоном о юзерах хоммер-недоросток вставил всего одну фразу, но так тихо, что услышал её, похоже, только один Тряня:
– Холодные они там все, живые, но мёртвые уже. Мерзостью мира  существуют и колебаниям пустоты своей радуются. Обреченные. Верят, все они верят в правоту своей неправоты. И скорбят души их, томясь в клетках тьмы хозяина, покинув тела грехами смердящие ещё до мгновения последнего выдоха.
    Другой частый гость, смуглый и картавящий Шидован, любил рыться в почте. Его развлекали письма, которые он называл мусором, например такое, где один из посетителей  нехорошо говорил и о церковных властях, сравнивая современную церковь с тем, что было ранее, утверждая, что церковь стала наследником дела тех самых фарисеев и книжников, что Христа распяли, а вовсе не идёт по пути апостолов и всех мучеников за веру. Письмо осталось без ответа.  Церковь подсудна только Богу.  Шидована это письмо весьма развлекло:
– Как  разошелся то, – Анафема вам иуды в рясах. Анафема развратившим народ. Вы поете аллилуйю обом меченым, а должно анафему. Вы лижите зады жирные всей банде из Едим Россию.
 В этом домене юродивые не переведутся. Ну, хоть бы удосужился разузнать, прочитать где-нибудь, что такое анафема.
    Гость ехидненько посмеивался, перечитывая какое-нибудь письмецо:
– Во, во послушай-ка брат  Иргудеон,  что пишут – Почему Отец и Сын, а не Мать и Дочь. Любой имеющий глаза видит, что жизнь от женщин и жизнь в женщинах, мужское начало вспомогательное  и очень может быть временное вымирающее.
  Забавно, забавно.
   А вот еще дурачок спаситель  и радетель земли родимой:
–  Сдурел народ и одурел, безумие и скотство беспредельное. Америка-истерика и Европа-жопа срут на нас за наше  же добро. А мы  это говно кушаем и чавкаем от удовольствия. Где, где она Русь прежняя, святая Русь матушка. И всем фиолетово и вам козлы волосатые.
   Как живучи мифы и любимы сказочки. Высоких истин нам дороже нас возвышающая ложь. Как, однако, честно. Могут же. И когда она интересно святой была. Я вот все думаю, а если бы тот князь не крещение, а обрезание и Аллах Акбар  выбрал.
   Если бы вся та сила и энергия что питие у них сожигает,  не сгорели столь бессмысленно. Куда бы они это направили, думать не хочу. Такое за пределами любого разума и никакая психика не выдержит даже одной самой щадящей картины из такого несостоявшегося будущего.
   Ах, юзы, юзы, хаверим якарим, и откуда все в ваших головах берется? Ну, хоть бы раз на один ход додумали и до последствий домыслили.
– Ну что ты Шидован хочешь, человецы они ж по образу и подобию, вот их иногда и заносит.  Оно конечно можно при желании нагородить огого чего. Только сказано же – Если Господь не созиждет  дома, напрасно трудятся строящие его….   Церковь она понятно построена людями, и потому  не без ошибок, но строилась и строится по воле Вседержителя,  стоит она прочно на Божьем откровении.
–  Вымыслы человеческие ненавижу, а Закон Господа люблю –  вот что следует выжечь на многих языцах.
Ани Элохим, ве-ло Адам.
–  Да не поможет, они же не корысти ради, а потому как не могут молчать, и создавать хотят миры свои подобно Создателю, да и не нам их судить.
–  Но и прощать не нам, а суд приговор вынес только исполнение отсрочено. Читай сефарим.
– Да кары никому не избежать,  только жалко их грешных, не всем дан доступ к истинам,  кому и дан, то через себе подобных, а посредникам верить трудно, да и каждый из оных все по своему толкует и к себе зазывает, часто Словом корысть свою тешут и жизнь неправедную ведут.
– Истины высшие не для низших, грешники и заблудшие – навоз, на котором взращиваются немногие избранные, через страдания, муки, труды тяжкие к просвещению и просветлению путь их. Им Царствие  уготовано.
– А навозу  тоже жить хочется, и порадоваться пока живешь, раз там ничего не ждет.
– Может тебе Иргудеон друг мой, место сменить и в адвокатскую контору пристроиться.
– Ох, нет, увольте от законников.
– Уволить говоришь. Но помни, то о чем многие там забыли.  Дано только  два пути: или за Ним, или от Него. Вот в этом и заключается главная сущность всего что, было, есть и будет. Церковь  повторяет нам Его слова: «Следуйте за Мной, следуйте за Мной». Она не устает напоминать Его слова: «Кто хочет за Мной идти, отвергни себя, возьми свой крест  и тогда за Мной иди». Но они выбирают путь утверждения своей самости, и отрицают слепцы  свое служение. И все также идут против Него, возвращаясь назад.  Вечное повторение греха Адама, который хотел быть как Бог, а оказался только нагим и бессильным.
 Домен тебе Иргудеон достался знаменитейший своими парадоксами. Алкоголизм любого вида. Полная коллекция. Наркомания  и блуд изощреннейший. А претензий то претензий. Святая земля, гора Афон и Ватикан отдыхают. Никто и о шестьсот тринадцати не ведает и  ни одну из десяти не соблюдают.
  Иргудеон вздохнул, пожал плечами и зачем-то процитировал:
– …фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?
    Иисус же, услышав это, сказал им:
– Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.
  Шидован побледнел:
– Кого ты учишь? Кого ты учишь?
   Разговор продолжался, многого Тряня не услышал, но уже подойдя к порталу  Шидован дал совет один:
–  Ты брат мусор этот не храни долго, вредно это. Фантазии юзерские опасны весьма. Не зря братии этой кара уготована в аду - яма смердящая и голод неутолимый, а в пищу фекалии гадов ползучих.
    Тряню уверенный тон гостя удивил и немного возмутил:
– Так говорит. Он что там был?
   Заметив подозрительный взгляд ученика, наставник  постарался смягчить впечатление, заговорил шутливым тоном:
–   Ну, ты же братец хорошо знаешь, обычному юзеру научиться говорить нужно два три года, а чтобы научиться молчать и жизни всей не хватает. Вот и говорят, говорят без умолку.  Потому, -  Иргудеон поднял к верху глаза и руки, - и не слышат.
   Шидован понял уловку тряниного наставника, сверкнул черными огоньками в глазёнках, но ответил в одной тональности с хозяином:
 – Ох, юзеры, невыносимые создания, даже когда там останутся двое и обоим откроются  истины все. И тогда один будет оспаривать другого.
    Проводив гостя Иргудеон был непривычно невесел и озабочен.
– До чего же тяжелый и неприятный хомм. Как прыщ гнойный на всю левую полупопицу.
   Наставник рассмеялся, потом вздохнул и уже серьезно, но негромко продолжил:
–  И что он так на юзеров злобствует. Понять их нужно, а не винить. Глас господень им не слышен по неспособности, архангелы давно вестей не носят, да и ангелы помалкивают. Все через себе подобных. А человецы по природе не солгать не могут.
    Вздохнул, задумался и опять вздохнул тяжко:
– Может и прав он. Ни в ком нет ответственности, и все закрывают глаза от неотвратимого.
  Вот наступают дни, когда Я пошлю на землю голод; не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних.
    Бессилие духа… бессилие духа…
   Заезжали к ним хоммеры подвизавшееся при других конфессиях. Иргудеон был гостеприимен, что не свойственно большей части  хоммеров, особенно домашним, любил потчевать по-русски широко, и в спорах был незлобив и благожелателен.
  Навестил их чинный  в богатых голубых расшитых золотом одеждах Кассендий со служками в сереньких балахонах и мышиными же мордочками. Когда хозяин с гостем  сопровождаемые служками куда-то отдалились на время, один из  последних, самый маленький,  задержался возле  Тряни. Слегка приоткрыв капюшон, он быстро-быстро заговорил, не давая  Тряни не то что слово вставить, но просто опомниться.
– А ты красавчик… твой тебя часто любит … да конечно ты же у него один… ты с ним, где побывал, а мы  оу-оу-о-о….  А знаешь, что  ну там они ну не все юзеры…
 А слышал чем вот эти там занимаются…  Кассендий сказал,  что дарованную им  свыше вечность  меняют на всякое дерьмо. И  еще он говорит что ныне там реально рулят дерьмодемоны, и эти стервецы  приучили многих гадить куда попало даже на Самого…
  Служка мгновенно отскочил подальше, закрылся, стал перебирать четки, изображая молитвенное рвение. Послышался голос важного гостя, все возвращались.
– Ин номинэ патрис эт филии…
– И свята духа… за это мы уже… а вот за небесно воинство….
Наливай отроче...
   Служка из большого сосуда с поклоном наполнил бокал Иргудеона чуть больше чем на половину красной жидкостью.
– Правильно меру знаешь… ровно половину нельзя… меньше сластолюбие... полный пиянство… ну здраве буде.
  Трянин наставник с уже изрядно покрасневшим лицом осушил высокий бокал на черной ножке. И пил он фактически в одного. Гость, прикладывая такой же бокал к тонким губам, только их и смачивал.
Иргудеон  похваливал винцо:
– Может излишне терпковато, на мой вкус друже Кась. Но как я те скажу, хорошо идет, прямо огонь благодатный от брюха по жилам так и растекается. Такой напиток и Ной одобрил бы, не сомневайся…
– Ин винас веритас.
–  Ну, хоть там но есть… наливай на посошок, серенькой…
  Кассендий с Иргудеоном премило беседовали, соглашались во всем улыбались друг другу довольные общением.
– Давай Кась нальем и употребим сей благодатной и благородной жидкости за единую и апостольскую. А кому латынь мертвелая али старославянь досталась то дело тридесятое. Главное ересям не поддаваться.
А какую молитву сотворил Франциск ваш:
– Господи,
Сделай меня орудием Своего мира.
Там, где ненависть, дай мне сеять любовь,
Где обида – прощение,
Где сомнение – веру,
Где отчаяние – надежду,
Где тьма – свет,
Где скорбь – радость.
О Божественный Владыка,
Сделай так, чтобы я не столько
Искал утешения, сколько утешал;
Не столько искал понимания, сколько понимал;
Не столько стремился быть любимым, сколько любил.
Ибо, отдавая, мы получаем,
Прощая, получаем прощение сами,
И умирая, рождаемся к Жизни вечной.
  Трянин наставник смахнул слезу умиления, и стал сердечно прощаться с Кассендием.
   Но  по убытию гостей помрачнел  Иргудеон и стал вместе с Тряней все чистить мыть и о чем-то сам с собой тихо разговаривал и еще, зачем-то  напоследок все святой водой окропил,  затем почти неслышно сказал:
–  И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она; отвращайся сего и гнушайся сего, ибо это заклятое.
  Но намного сильнее испортил настроение старому хоммеру Ранувим в чёрных одеяниях с широким носом еще более широким ртом.  Тот все время крутил своими длинными пальцами  зеленую палочку  и словно вдалбливал к месту  Иргудеона своим взглядом и тихим голосом и тот не спорил. Да  и за спиной у Тряни вставал, кто-то большой и страшный только и ждущий когда маленький хоммер обернётся чтобы сожрать его. Не было там никого, и быть не могло, понимал неглупый домовёнок, но оборачиваться долго не решался, слушая тяжелые слова гостя.
–  С той стороны царит безверие.  Безверие и блуд. Плодятся  скорпионы предвестные в людском обличии никому не должные, но все им обязаны. Близок  день и час назначенный, жди друг Иргудеон пришествия чумы черной, какой еще не бывало, вестник она с другой стороны. Многие там, многие из тех, кто сохранил чистоту и веру, уже слышат приближающейся трубный звук, чувствуют кожей своей и печенью усиление вибраций зла вселенского. Рабы маммоновы, Именем прикрываясь, жажду и голод свой утоляя, жизнь уничтожают до корня ради мгновения сладостного и сытностного. Не ведая, что День приближают. Вера иных на смертоубийстве зиждется. И нет в них веры без права убивать и властвовать.
   Иргудеон  проводил Ранувима, долго   мрачный молчал, потом вздохнул и сказал Тряне:
– Не приведи тебе пройти по всему, что ушедшему пришлось и узнать все, что он познал.
   Еще помолчал, улыбнулся таки:
–  Да  не верю я ему и все. Не там он хаживал и не о том испрашивал.
     Иногда  собиралось сразу несколько разнообразных гостей ради того чтобы побеседовать. Гости и  хозяин садились по кругу поудобнее, пили чай без сахара и разговаривали интересным манером. Пока кто-нибудь один говорил, другие молча слушали, благожелательно улыбались. После речи каждого выдерживалась пауза, минимум тактов сорок тишины, и речь начинал кто-то другой. Тряня  сидел чуть поодаль и  удивлялся, всё сказанное было истинами из разных источников, но голову  маленького приводило в полный беспорядок и он решил не цепляться ко всему подряд не вдумываться над услышанным сразу, а откладывать в памяти и  подождать когда  придет время для понимания. Наблюдая за беседой, Тряня поначалу решил, что никто не спорит, потому как всем безразлично, что говорят другие и все тут, для того чтобы просто выговориться. Но потом он всё-таки понял, что беседующие находятся в особом состоянии, расслабленном близком к блаженству. Они счастливы, поделиться тем, что имеют и  открыты для принятия того, что им рады отдать другие. Ни у кого не прав на единоличное владение истинами, и абсолютное отрицание истин другого. Но Истина и поиски её прекрасны. Но что есть истина, в смысле для хоммеров. Может, нахватаются, где попало, сами не понимают чего. Введут себя в транс и изрекают, изрекают. Тряня стал  слушать говорящих не напрягаясь, не задумываясь.
– Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем
                ***
  Никто не может никого спасти – это невозможно. Не жди этого! И более того, Будда сказал, что каждый человек должен пережить свою карму. Человек, следующий Дхарме, похож на человека, вошедшего с огнем в темную комнату. Тьма перед ним расступится, и его окружит свет.
                ***
   Если кто умирает под сводом небесным – умираешь и ты.  Согрешит кто – твой грех. Мучается кто – твоя боль.  Любим, кто и любит – счастье и тепло в тебе. И когда умрешь ты – все умрут.
                ***
   А может ли Бог создать камень, который Он Сам не сможет поднять?
– Может. И даже уже создал – Свободу выбора".
                ***
  Входящий. Знай.  Все что ты возьмешь – долги твои. То, что сможешь отдать, что возьмут и сохранят – богатство твое нетленное. Это ты истинный и вечный.
                ***
  Что бы ты ни делал, никогда не пытайся делать невозможное, так как тогда ты проиграешь. Всегда знай свой предел. Тот, кто знает свой предел, мудр. А тот, кто выходит за свои пределы, становиться дураком!
                ***
  Четыре путешественника открыли неизвестное место, окружённое высокой стеной без каких-либо отверстий. Путешественникам очень хотелось увидеть, что находится за этой стеной, и один из них влез на стену. Но, поднявшись туда и заглянув за стену, он только испустил крик радости и изумления и, не сказав больше ничего своим товарищам о том, что он видел, спрыгнул по ту сторону стены. Другие путешественники тоже решили подняться на стену. Они спрыгивали вниз и больше не возвращались. И всякий, кто поднимается на стену, с необыкновенной радостью прыгает вниз по ту сторону и никогда не возвращается, чтобы рассказать, что он там нашёл.
    Таково царство Абсолюта.
                ***
  Не путайте истины с ложью, не скрывайте истины, если вы знаете ее. Страшитесь дня, когда ни один человек не примет наказания за другого, когда никому из людей не будет дозволено заступничество, когда человеку нельзя будет откупиться,  и грешникам не будет снисхождения. О люди! Бойтесь вашего Господа и страшитесь того дня, когда родитель не захочет ни в чем нести ответ за своего ребенка, а ребенок - за своего родителя. Воистину, обещание Аллаха - непреложная истина. И пусть не обольщает вас земная жизнь, пусть соблазнитель не обольстит вас против Аллаха.
                ***
  Ты сказал –  я поверил, ты повторил –  я засомневался, ты стал настаивать и я понял, что ты лжешь.
                ***
  Почему все верят и надеются, что высшая истина выражена или будет выражена в виде пусть и возможно очень большого количества знакомых знаков для органов зрения и передана при помощи звуковых сигналов доступных для органов слуха. Верить в единую истину и верить в единого и всемогущего создателя по сути две стороны одной неразделимой веры.
              ***
   Молодой человек спросил старого раввина: "Мы слышали, что в прошлом, в старые золотые дни, люди, бывало, видели Бога своими собственными глазами, люди, бывало, встречались с Богом. Бог, бывало, ходил по земле, Бог, бывало, называл людей по их именам. Бог был очень близко. Что же случилось теперь? Почему мы не можем видеть Его? Почему Он прячется? Куда Он ушёл? Почему Он забыл землю? Почему Он больше не ходит по земле? Почему Он больше не поддерживает за руку людей, спотыкающихся во тьме? Раньше Он, бывало, делал это".
   Старый раввин посмотрел на ученика и сказал: "Сын мой, Он и сейчас там, где был, но люди забыли, как склоняться так низко, чтобы увидеть Его.
                ***
  Трудно  очень трудно познать  истину  и подняться над всеми и суетой, но невозможно на пути не потерять себя,  потерянное всего лишь ты, а обретенное в вечности. Что больше и ценнее?  Ответ был бы прост, если бы большинство не выбирало не вечное, и не теряли бы себя на путях, что не ведут вверх.
                ***
   Сложное должно рано или поздно распасться, родившееся – умереть. Явления исчезают одно за другим, прошедшее, настоящее и будущее уничтожаются, все преходяще, над всем закон разрушения. Быстрая река течет и не возвращается, солнце безостановочно совершает свой путь, человек переходит из предшествовавшей жизни в настоящую, и никакие силы не в состоянии возвратить его прошедшую жизнь. Утром мы видим какой-нибудь предмет, к вечеру уже его не находим. Зачем гнаться за призрачным счастьем?
                ***
  Сотворенное не "чувствует" своего создателя. При этом сам Творец, не будучи материален, присутствует везде, во всем сотворенном.
                ***
  И нет  числа именам ложным на языках живых и мертвых. Имя истинное не для уст, не для слуха.
                ***
  Перед тем, кто открыл абсурд, всегда возникает искушение написать нечто вроде учебника счастья. «Как, следуя, по столь узкому пути?..» Но мир всего лишь один, счастье и абсурд являются порождениями одной и той же земли. Они неразделимы. Было бы ошибкой утверждать, что счастье рождается непременно из открытия абсурда. Может случиться, что чувство абсурда рождается из счастья.
                ***
   Он принимает мольбы тех, кто уверовал и вершил добрые дела, и приумножает им от Своей щедрости. А неверным уготовано суровое наказание. О вы, которые уверовали! Не возвышайте ваши голоса над голосом Пророка и не разговаривайте с ним так же громко, как говорите между собой, а не то ваши дела будут тщетны и вы даже не будете знать. О вы, неверные!
Я не поклоняюсь тому, чему вы поклоняетесь,
а вы не поклоняетесь тому, чему я поклоняюсь.
Я ведь не поклонюсь тому, чему вы поклонялись,
и вы не поклонитесь тому, чему я поклоняюсь.
Аллах вечный.
Он не родил и не был рожден,
и нет никого, равного Ему
     ***
  Кто ты? Если ты мыслишь –  ты бог, если смертен –  тебя нет. Откуда ты и куда идешь. Дана тебе звезда путеводная, но зажигаешь ты свой светильник и идешь своим путем. Куда?
      ***
  Первая истина: жизнь есть страдание, рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, разлука с приятным – страдание, неполучение чего-либо желаемого – страдание.
Вторая  истина говорит о происхождении страдания.  Корень страдания в жажде жизни, в жажде наслаждения, в жажде существования, жажде гибели, приводящей к все новым рождениям.
. Третья истина: страдание имеет причину,  возможно прекращение страдания, возможно полное бесследное уничтожение этой жажды, отказ от нее, отбрасывание, освобождение, оставление ее.
Четвертая благородная истина говорит о пути, ведущем к освобождению от страдания. Это высокий восьмеричный путь. Воздерживайся от всякого зла, твори добро, обуздывай свои мысли.
                ***
  И придет избранный Создателем истинным. Многие узрят его, великие и малые, властители  и рабы. Но не узнан будет до срока, ибо и сам до срока не ведает предначертания своего.  И всякий кто сразится с ним, потеряет все и себя потеряет. Но прощен будет.
                ***
   Господи не прерви пути нашего. Каждого и всех. Не останови волею своею. Виновны мы пред законом Твоим. Каждый и все. Останови гнев свой праведный. Пойми нас каждого и всех. Дети мы твои неразумные. Каждый и все. И  Любовь Твоя в нас. В каждом и во всех.
8.
   Один из высокомудрых гостей привез с собой двух музыкантов и двух танцоров. Они с соизволения собравшихся и хозяина устроили представление. Гость что все это действо организовал, тихонько давал пояснения Иргудеону. Некоторые из его слов доносились и до тряниных ушек.
 – Танец не просто движения под музыку. Тут все имеет значение и смысл…
…Поэтому рази мечом мудрости сомнения, порожденные невежеством твоего сердца. Стань цельным в согласии с самим собой,  поднимайся, великий воитель, поднимайся…
…сходятся в сражении две армии. Царевич Арджуна видит, что против него идут врагами его родственники и братья, и он в глубочайшем смятении готов вложить меч в ножны. Но рядом с ним его друг, помощник и возница, это не кто иной, как Кришна, который стал здесь, рядом с ним, в виде человека. Арджуна спрашивает у него, что ему делать. Кришна отвечает: иди и сражайся. Кришна раскрывает Арджуне тайны мира, жизни и Бога. Он говорит о том, что неважно, какие формы принимает религия — это всегда обращение к высшему. Какому бы образу ни поклонялись, поклоняются ему, Кришне, который учит царевича, что единое высшее Начало помогает человеку, приходит в мир в виде аватары, или воплощения. Но Арджуна говорит: покажись мне, покажи свое лицо, яви мне себя! И в это мгновение возница меняется, он превращается в огромного сторукого сверкающего гиганта. Между зубами этого чудовища Арджуна видит трупы. Кришна предстает как всепожирающее время, как огромный дракон, сверкающий ярче тысячи солнц. Ярче тысячи солнц сверкал этот чудовищный и пугающий образ. А потом Кришна снова принял человеческий облик…
… Я Время, продвигаясь, миры разрушаю,
Для их погибели здесь возрастая,
И без тебя погибнут все воины, стоящие друг против друга,
В обеих ратях...
Рази не колеблясь…
… То, что  говорят: "Почитай этого бога! Почитай того бога!" -- воистину творение его Брахмана! И сам он - это все боги…
…Натараджа, Король Танцоров. Будучи  Космическим  Танцором,  Шива является богом созидания и разрушения,  в  ритме  танца  которого  пульсирует  бесконечное дыхание Вселенной…
…Вишну    имеет  много  обличий, одно из которых – бог Кришна..
…раджар йе раджйапат йена натуар нат декхите декхите кичху ной
хена майа каре йеи, парам ишвара сеи танре мана сада кара бхайа…
…Рожденный неизбежно умрет, умерший неизбежно родится; О неотвратимом ты сокрушаться не должен…
  Слушал все это маленький Тряня, и в его неразумной головушке мысль появилась нехорошая и  крамольная:
– Если всё, так как учит Иргудеон, Бог един, истина одна и путь праведный один, то зачем господу истины ложные и идущие  неправедными путями. Зачем все это бесконечное многообразие, если всё придет к тому к чему и должно прийти.
   Но не стал малыш углубляться в эту тему. Он хорошо знал внутренний закон всех хоммеров, или почти всех:
– На все вопросы должен быть ответ, понятный простой и удобный. И
если ответа нет, или он сложен и неудобен, то и вопроса нет.
Среди гостей  бывали как имеющие постоянное место жительство, так и странствующие без пристанища, появлялись у Иргудеона и очень необычные странники из мест весьма неблизких.  Прибыли как-то седовласый Кара - Дэрвишь в черных лохмотьях и Хань лю инь с большой круглой безволосой головой.
   Кара с грустной улыбкой ведал о своих печалях:
– Хозяин моя кароший была  поэт была красиво песни делать узор слов  вай какоя красивый, люды любить его. Всем говорит народ не натто ероппи там и мериков  не натто нам,  ми сам казяин земля насша, есшо говорит жизнь тает вышний, нельзя отбират то чито не ты дат, упиват нилзя грех великая грех.
  Убит его плохой люды.  не ероппа не мерики, свой брат единый вер
  Жена кушат натто кормить деты натто.  Продать дом Кара плохой человек продат бандит такой как казяин убиват плохо хоммери приходить Кара бить выгонять.
   Худой седобородый с орлиным носом Кара, всё же очень напоминал котообразного Иргудеона своей незлобивостью, и ещё чем-то добрым хорошим.
   Он ловко проделывал разные трюки со своей палкой,  и  старая монетка исчезала из его руки и появлялась то из Тряниного уха, то прямо из булькающего от смеха живота Иргудеона. Еще разные фокусы показывал и Тряню учил.
    А что выделывал Хань описать невозможно. Пораженный Иргудеон  только вымолвил:
– Тебе Тряня такому и в век не обучиться.
   Хань все время пристально разглядывавший Тряню, возразил:
– Онна сможат  онна много сможат
  Своим длинным пальцем он словно что-то рисовал или писал, диковинные знаки на лбу у Тряни и тихо говорил:
– Малмала ходи свой пут чужая не надо твоя далеко ходит высоко летат.
   Вскоре Кару унесло, как листочек ветром. А Хань задержался и занялся он Тряней. Стал учить его своим премудростям,  и учение это было не сахар. Но Тряня терпел и боль и труд. Не жалел Хань домовенка, не жалел и говорил он коротко резко как бил, и не прежними ломаными смешными словами, а  другими на языке неизвестном. В звучании слов была другая музыкальность и сила, так что понимал  Тряня то чему учил Хань его.  И было во всем этом не просто обучение, было за этими словами такое, что проникало в такие глубины тряниной сущности, а каких он и сам еще не ведывал. Возможно, должно это нечто было затаиться  там до часа назначенного и вырасти до знаний удивительных или силы необыкновенной.
   Иргудеон глядя на все это, кряхтел, но молчал, не вмешивался, иногда сочувственно похваливал домовёнка:
 –Ты Тряня  молодец держись, так уж оно везде устроено слабым не жизнь, да и виноватых из слабых выбирают, так что  всегда как бы плохо не было и трудно не предавайся отчаянью, грех большой грех.
   Сам Иргудеон слабаком не был. Злыдни лихоимствующие, что иногда появлялись в их портале, только увидев его мощную фигуру и внушительные кулаки тут же отказывались от своих подлых замыслов, глупо улыбались и мгновенно исчезали. Но появлялись, увы, и зверохоммеры бессмысленные,  всегда готовые разорвать любого.  Их и знакомил  Иргудеон со своими кулачищами.  Избавившись потом от того что, оставалось от гостей незваных, он долго и усердно молился.  Потому, как мучился и страдал от содеянного.
– …Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание.
Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость…
Ненавидящих и обидящих нас прости…
  Перед  тем как разделаться с  супостатами наставник прятал Тряню, может для его безопасности, а может и для того чтоб малой не увидел, как Иргудеон с оными расправлялся. Но детское любопытство способно преодолеть многие преграды. И видел маленький хоммер, ох много что видел. И виденное не рождало  страха или отвращения, а возбуждало и укрепляло  в нем желание стать таким же сильным и несокрушимым, как наставник.  Но как преображался милейший и добрейший из хоммелей, защищая дом свой от врагов, а они треклятые по одному не приходили, все бандами нашествовали.  Как будто и не Иргудеон, любезнейший из хоммелей, а великий воин из легенд  и сказок древних.
   Не любил показывать руки могучие и кулачища внушительные трянин наставник. Прятал все это под рясу. Одним из первых воспоминаний в маленькой голове юного хоммера был сон. Даже и не сон, а особое состояние, когда реальность уже покинута, но остается с ней связь, слабая гаснущая и что-то ещё ощущаешь и слышишь. Огромная теплая ладонь, пахнущая ладаном, касается упрямых тряниных кудряшек. И голос тихий ласковый и такой печальный:
– Спи радость моя, спи. Хранит тя господь. Не даст сократить число дней твоих. Оградит от супостата. Об одном молю не забирай его у мя. Не уходи солнце мое. Живи, молю тя живи, только живи.
И за что счастье мне  и боль неизбывная.
   Понятное дело, что и Хань не надолго задержался.  Прибыли три путника, похожие на Ханя в оранжевых одеяниях. Один был очень странным, главное, что у него был один глаз. Не то что он был кривой, просто один большой глаз во всё лицо, но постоянно прикрытый морщинистым веком и седой бровью. Гости вежливо общались, но отказались от угощения. Путники долго и тихо разговаривали с Ханем. Одноглазый молча слушал, качая головой,  потом глаз его приоткрылся и Тряня почувствовал, что смотрит необычнейший гость на него. Всё замерло в хоммерёнке, а глаз стал к нему приближаться и раскрываться  больше и больше. Тряня увидел в нём своё отражение. Этот образ стал темнеть и удаляться, потом ярко вспыхнул. Глаз  быстро закрылся. Страшный гость   вернулся к своим. Тряня увидел, как помрачнел Хань.
    Гости вежливо простились и уехали, забрав с собой Ханя, На прощание он тихо сказал Тряне:
– Мала хоммера,   помнить карашо мой слово. Не иметь начало но пастаиянно
Рождать есть пут  каида  ражденнная  живой не гибанет рановремени  это и пастаияннство   каида рановремени ниесщасье   оболадая начало  васегда умират
 Закон то пут. Смертья оболадает значения тожья пут  и рановремени смертья               
Оберетена  пут  и она пастаияннство.
  Глядя на закрытый портал, где только что скрылись странные гости,  наставник  почесал ухо и почему-то сказал:
– Тут мне стишки попались, админ наш балуется. Для себя думаю, собирает. Китаец один написал перевод такой:
 – Если в мире есть жизнь,
неизбежна за нею смерть.
Даже ранний конец
не безвременен никогда.
Я под вечер вчера
был ещё со всеми людьми,
А сегодня к утру
в списке душ уже неживых.
И рассеялся дух
и куда же, куда ушёл?
Оболочке сухой
дали место в древе пустом..
–  Нет, такая поэзия на трезву голову, да еще и с утречка тяжело идет.


   Однажды Тряня увидел Иргудеона, читающего странные знаки, висящие перед ним в воздухе и там вскоре растворившееся.
   Грузный хоммер присел, кряхтя, молча сидел и теребил кудрявую бороду.
–  Да дождался… и какого ответа там ждут от меня? Сам виноват, слыл дурнем и горя не знал, а тут трепаться по умному, позволил себе непозволенное и перед кем. Поделом, так что  кайся старый дурак кайся. Вот с такого я народа Тряня дружок нагрешим на копейку, а ославят и накажут как за тыщу. Понятно же что Шидован расстарался, порода у них такая, он моей копейкой и свое непотребство прикроет и наверх еще приподнимется.  Может место мое  кому приглянулось? Да и кого  ждать судью, а может тать?  Законов  множество   и неписанных и писанных, по одним живут, по другим наказывают. Ничего не попишешь должен каяться, потому как грешен, грешен, кругом грешен. А семь бед  одна хрень, и Шидовану за науку спасибо, мне может и не сгодиться, но тебе  малыш польза – не болтай, не открывай рта зря, если не хочешь за язык быть схваченным.
   Говорил всё это Иргудеон почти смеясь, хотя беду предвещало случившееся немалую, но обошлось.  Прошло время, и снова появились знаки.
  Иргудеон облегченно вздохнул:
–  Слава  охранителю нашему, отпустили грехи, не до меня им сейчас.
Помяни Господи Давида царя и всю кротость его.
  Иргудеон  очень любил гостей, ему невыносимо было одиночество. Тогда он куда-то пропадал на всю ночь, а утром являлся уставший и мертвенно бледный. Однажды  Тряня узнал,  где пропадал в такие ночи его наставник. Случилось это после того, как их посетили весьма неприятные гости. Из портала появились трое. Двое ничем не отличались друг от друга.  Высокие статные, в серо-черной униформе.  Круглые безволосые черепа, молочно-белая кожа с голубоватым отливом,  правильные черты лиц портили чересчур мощные челюсти. Весь их вид  утверждал силу чьей-то власти, справедливость какого-то суда и неотвратимость возмездия. А возмездие явно ожидал третьего в их компании. Он сидел в  тесной клетке и очень мерзко улыбался. Его охранники опустили клеть на землю, и подошли к Иргудеону. Один из них молча предъявил хозяину дома небольшую чёрную пластинку.  Трянин наставник, тяжко вздохнув, достал из мешочка на поясе круглый жетон с 3 дырочками. Охранники кивнули и последовали за хоммелем. Малыш задержался. Он разглядывал пленника и вдруг отшатнулся пораженный переменой в том.  Пленник до того всем своим видом выражавший безумство и бешенство ограниченное лишь клеткой, успокоился. Глаза перестали сверкать, в них появился смысл и интерес. Он странно улыбнулся, потом беззвучно рассмеялся:
 – Что за мать твою за непруха. Такой шанс и…
    И стукнув кулаком по прутьям клетки,  добавил:
– Иди малыш, иди радость моя. Даст Ван, еще встретимся.
    Ночью Тряня проснулся от  шороха и тихого шума. Скорее почувствовал, чем увидел, что Иргудеон куда-то  уходит, и незаметно проследовал за ним.
    В полумраке пространства недалеко от портала малыш увидел охранников стоящих на одинаковом расстоянии  с разных сторон клетки. Их глаза были закрыты. Иргудеон подошел и присел  рядом с клеткой. И пленник и хоммель долго молчали, но явно общались глазами.
   Наконец Иргудеон заговорил:
–  Сколько же мы Битц не виделись.
– А какая Ирек разница? Одну, две вечности. И как оно на путях праведных? Не жалеешь что свернул?
– Мне тебя несчастный жаль.
– Это ты напрасно на меня жалость тратишь. Знал бы ты дурачок, что я получил.
– А что отдашь?
– Не так много как ты думаешь. Эти болванчики отключились довольные. Выполнили свой долг перед господами и  Господином. И не догадываются придурки, не понимают, кто  и кого поймал.
– И что ты хорохоришься, сколько помню, тебя всегда били.
–  Да били. Давно, но было. И падал, но вставал. И сейчас встану еще как встану. Да ладно давай о тебе. Не пойму, зачем тебе дела юзерские. И Бог ихний. Мог и другой вариант выбрать поприкольнее.
–  Другого мне и не надобно. Это моё и я и его. Нет Вана и  иных нет. Един Он, во  всех мирах един.
   Тряне ещё никогда не приходилось видеть столько злобной радости, сколько появилось в лице Битца:
–  Ну, тебе ли знать. И не пойму я брат, как можно верить тому, кто лишил тебя самого дорогого.
   Иргудеон  молчал, и малыш наблюдал, как гасла мерзкая улыбка  чудовища в клетке. Проиграв, он не мог признать поражения и закончил, выдавив последние капли яда:
– А что ещё остаётся?
   И снова премерзко улыбнулся, но как-то слабенько и вроде как с грустью:
 – Ну да каждому своё. Красиво и не слабо конечно звучит:
– Кто уверует в меня – не узрит смерти вовек.
 Открою тебе братец секрет один. Бессмертие не жизнь.
Ладно, Ирек  давай прощаться. Скоро болванчики включатся. Что некому неведомо. То пусть так никто и не узнает. Так нам обоим лучше будет.
   Иргудеон отошёл подальше от клетки. Охранники проснулись, и, не прощаясь, дождавшись нужного сигнала из портала, исчезли в нём вместе конечно с Битцем в клетке.
 – Куда они его, - чуть слышно спросил Тряня.
 – В печь, – так же тихо ответил наставник. Но тут же опомнившись, громко сказал совсем другое:
 – На исправление, сделают из плохого дяденьки хорошего.
  Следующую ночь малышу не спалось. И он пошел искать куда-то запропастившегося наставника.  И нашёл в одном из мест их мирка, где он еще не успел побывать. Голос наставника доносился откуда-то снизу. И этот голос ужаснул малыша как ничто и никогда ещё. Это была такая боль, словно Иргудеон тонул в море безнадежности, моля кого-то послать ему хоть тоненький лучик надежды на прощение:
… верни молю верни…
дай хоть разок еще в глаза посмотреть…
…прости… прости… муки любые за один миг…
  От стонов наставника малыша затрясло.
  – Нет. Нет. Не твой. Изыди.
Слова и звуки как искалеченные.
   Тряня в ужасе убежал к себе. Скрылся весь под одеяло, закрыл глаза и изо всех сил стал молиться. Желая только одного – забыть эту ночь.
Маленький хоммер, как губка впитывал картинки приходящие извне, часто обрывочные и беспорядочные,  и всё это вместе с усвоенными дома икосами, кондаками, акафистами плавало в бесконечном море вопросов. Внешний мир манил и пугал. Пришло время и у маленького хоммера сложилось свое представление и понимание картины того мира, где он существовал. Тряня решил, что живет он на границе двух миров юзеров и хоммеров к которым и сам принадлежал. Он уже успел услышать два слова почему-то нелюбимых хоммерами –  Хормвард и Юземвард. Суеверные в большинстве своём хоммеры,  явно побаивались необъятности того, что стояло за этими словами. И в силу своей природы для себя уменьшали до не столь страшных масштабов, упрощая  Хормвард до Хорма, а Юземвард до Юзмы. И  у каждого был свой Хорм и своя Юзма, лишь то, что было знакомо и доступно в понимании. Ну, зачем всё понимать. Хоммеры в массе своей не любили докапываться до сути вещей и событий. Мало ли что можно откопать и вообще они предпочитали существовать в границах определяемыми словами здесь и сейчас, не загружая себя тем, что связано с другими понятиями – там и потом. 
     Юного хоммера  манила запретная неизвестность. Он жадно ловил слова гостей наставника, но вопросов становилось всё больше. Как-то малыш проснулся среди ночи и долго не мог заснуть, прислушиваясь к непонятному разговору Иргудеона с неизвестным гостем.
  – Ты брат Иргудеон по всему кордону и не только слывешь защитником юзеров.  Не пойму  от кого их то защищать. Юзером быть  не так уж и плохо. Нажал на кнопочку, и ты уже не одинок. И любим, любим бескорыстно. А бедный хоммер сидит проклятый гранью и  поедает глазами счастье своё и судьбу. И рад угодить. Да что угодить, жизнь отдать. Защитить, помочь чем только может и не может. А что в ответ чёрная неблагодарность и пакости разные.
  – Тебя дружище  большие хормы испортили.
  – Ну почему испортили? Вразумили.  Ты вот брат по виду хоммель, а по сути по нутру хомм и немаленький.
  – Кто сейчас  в этом разбирается? Не отличишь хоммера от хормера. Никто не вспомнит, откуда хоммены пришли, и чем опасны хоммесы.
  – Тут ты прав.  И дом свой обустроил надежно и к Грани не пройдешь и Геймхолл заблокирован. Защита стоит крепкая. Для малого стараешься?
 Не хочешь чтобы джи-джи проведали.
  – Нет никаких джи-джи. Сказки хоммерские.
   На этих словах малыш заснул в недоумении.
   Наставник всегда старался сохранить Тряню в чистоте нравственной, ограждая от многого извне. Но  прорывалось запретное, непонятное,  опасное, манящее куда-то. Почувствовав  в юном хоммере сильный интерес ко всему такому, мудрый, но во многом наивный, Иргудеон решил действовать  старым методом.  Добрые положительные примеры, истории о соблазнах великих и тех, кто смог победить в борьбе со злом.
  Наставник, усадив ученика, рядом начинал благотворные, по его мнению, речи:
– Послушай Тряша радость моя. неразумное создание историю, что случилась в стародавние времена в мире  там за гранью запретной.
   Родился  в семье благочестивых  христиан мальчик. Родители его очень боялись подвергнуть сына искушениям мира. Поэтому он не знал никого другого, кроме них и своего дома. Антоний, так его звали, уже ребенком  проявлял равнодушие к удовольствиям, например, никогда не просил сладостей, довольствуя тем, что ему давали.
   Родители умерли, оставив юношу с маленькой сестренкой на руках. Брат любил ее, но бесконечно такая жизнь продолжаться не могла. Он жил словно во сне, недоумевая, почему так страшно расходятся его впечатления, получаемые в храме, и мирская жизнь. Раздарив все наследство, Антоний оставил сестру на попечение христианок, давших обет безбрачия, и стал вести строгую подвижническую жизнь.
   Уже в начале пути его отличало большое смирение. Он обошел множество отшельников и получил знания, необходимые подвижнику. Возрастание Антония в святости не смогло остаться незамеченным для бесов. Они преследовали его большую часть жизни, причем в таком количестве и так энергично, что едва ли за всю историю  христиане сталкивались с чем-либо подобным. Волна за волной накатывали на Антония все новые и новые демоны, то в виде прекрасных девушек, то в виде жутких зверей, то облеченные в свет, то в виде колоссальных чудовищ, расшатывающих келью. Иногда они, казалось, оставляли его, подбрасывая всякие дорогие вещи на пустынных тропах, а бывало  нападали открыто и избивали до такой степени, что люди принимали инока за мертвого.
   Человецы и не только они,  почти не в состоянии противиться бесовским нападения. И Господь прощает  временные падения. Но иногда, в редчайших случаях, бесы вдруг ощущают свое полное бессилие. И тогда весь ад ополчается на  сумевшего дать демонам отпор. Окажись хоть на мгновение на месте святого другой, он был бы тут же уничтожен и физически и душевно. Но Антоний, видя множество бесов, иногда даже находил в себе силы шутить, замечая: “Если бы у вас было сколько-нибудь силы, то для борьбы со мной достаточно было бы и одного из вас, – но так как Господь отнял у вас силу, то вы и пытаетесь устрашить своею многочисленностью; уже одно то служит очевидным знаком вашей слабости, что вы приняли на себя образы неразумных животных”.
В другой раз разговор вышел еще более лаконичным.
– Я – Божия сила и премудрость, – заявил демон, – проси у меня чего хочешь, и я дам тебе.
  Антоний в ответ плюнул. Затем с именем Божьим ринулся вперед. Бес, испугавшись, немедленно исчез.
   Чем больше удалялся Антоний от человеческого жилья – тем быстрее росла слава о нем. Устав, наконец, бегать от людей Антоний, наконец, смирился со всем этим. Когда ученики, однажды решив, что посетители слишком стесняют святого, стали гнать их, Антоний кротко сказал: “Число приходящих ко мне не больше полчищ демонов, с которыми ведем непрестанную борьбу на горе”.
   Гости были самые разнообразные. Например, умудрялись находить Антония в самых безлюдных пустынях языческие философы. В то время они сильно разуверились в своих знаниях, но и христианство принять не могли. Оттого и искали человека безупречного, чтобы он мог рассудить их. Со свойственной своей профессии язвительностью, философы пытались сначала посрамить Антония, но всегда терпели поражение. Вот один из примеров. Двух ученых гостей Антоний спросил:
– Зачем вы, мудрецы, проделали столь долгий путь. Неужели лишь для того, чтобы спорить со мной неразумным?
– Нет, – отвечали философы, – мы вовсе не считаем тебя неразумным, а наоборот, человеком мудрым.
– Если пришли к неразумному, – сказал Антоний, то труд ваш был напрасен, если же вы считаете меня мудрым, то должны следовать тому, кого считаете мудрецом. Если бы я пришел к вам, то мне нужно было бы подражать вам; но так как вы пришли ко мне, так станьте христианами.
   Удивленные философы признали свое поражение. Этому способствовало подтверждение слов инока делом. На глазах ученых  Антоний изгнал бесов из одержимого.
     Ничто не могло заставить Антония покинуть пустыни. Лишь однажды он вынужден был это сделать. Еретики –  распустили слух, что будто бы великий пустынник их поддерживает. Несмотря на немощь и страх перед городами Антоний предпринял путешествие и при большом стечении людей объявил о том, что это ложь, и исповедовал перед всем миром Сына Божия Единосущным Отцу, Творцом мира, а не каким-то там посредникам.
   Умер Антоний Великий на сто шестом году жизни. Незадолго до этого он спустился с вершины горы объявить о приближающейся кончине духовным чадам. Похоронить себя велел тайно, чтобы люди не смогли найти его могилы.
    Воодушевленный  наставник не замечал скучающего вида ученика и нарастающей в оном силы, готовой во всем противоречить нажиму извне пусть и доброму положительному, идущему от любви. Логично предположить, что сила та  тянула  юное создание к пагубным соблазнам
и свободе.
    Иргудеон после обильных возлияний, иногда испрашивал у гостей, а не встречался ли им благочестивый юзер, лучше женского пола со свободным домом, куда бы можно было пристроить малого.
– Оно конечно, увы, от дщерей Евиных много соблазнений и грехопадений ни счесть. Но это лишь одна сторона тёмная силы великой, что им дана.
На другую сторону пресветлую упование мое и надежды многих страждущих…
   Все обещали подыскать может, и подыскали конечно когда-нибудь, но вышло всё по-другому.
   Домовенок, он как любой ребенок, ну  не бывает, так что бы ни заиграл в нем  однажды бесенок. Скучно стало Тряне, и начал он шалить, то файлы перепутает, так что местному админу отцу Георгию мучения и головные боли наводить порядок, то сайт от посетителей спрячет, то письма глупые отправлял, типа покайтесь блудники и блудницы.
   Почтенный хоммер Иргудеон поначалу терпел Трянины шалости, ну дитё перебесится, только отечески журил и увещевал мальца:
– Не будь как конь, как лошак неосмысленный, которых челюсти нужно обуздывать уздою и удилами.
  Присутствующий  при сей воспитательной беседе случайный гость из тех, что только такие жалостливые, как  Трянин наставник и привечают, а большинство нещадно гонят, по своему поддержал тему:
– Да соблазны и искушения. Вот взять юзов. Такой пример. Стоит бутылка с содержимым многим соблазнительным и многим по цене  в такой упаковке и этом месте доступной.
  Это одно дело. А вот другая картиночка. Другое место и упаковка другая и не каждый сюда зайдёт и не всякого пустят. Внутри   жидкость может из того же места налита.
 Но цыфирки под ней иные. Вот тут уже другие соблазны, ох другие.
   Иргудеон рассмеялся:
– Ох, не зря тебя Корефаша ото всюду гонят.
– Ну у каждого свои соблазнения. Ну не могу не встрять, когда разговор цепляет.
– Ты лучше пивко цепляй, оно и мне на халявку досталось, на мой вкус горьковато.
– Так в горечи и самый смак и прелесть.
– По мне главное чтобы от пива послевкусие  было, как после хлебца черного.
–  Главное что живое, а не моча порошковая.
   Такое вот продолжение беседы назидательной.
   Проводив болтливого гостя, Иргудеон зачем-то стал объяснять Тряне:
– Вот взять, к примеру Корефашу. Ну кто он? Да никто. Ничего у него нет и нигде его не ждут. Но не озлобился, хоммитом мерзким не стал. И хоть за это, но уважения достоин. Не торопись Тряша приговоры раздавать, себя возвышать, а прочих с грязью ровнять. Помни и пойми когда сможешь:
– Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
 Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
  Многие же будут первые последними, и последние первыми.
    Только  хорошему учил наставник, и слова правильные в большом количестве наговорил. Но словами не только горю не поможешь.
  Так вот терпел, терпел  Иргудеон, увещал и воспитывал. Но даже  у ангелов небесных предел есть.  Однажды посетители сего виртуального прихода открыли сайт и узрели вместо доброй православной иконы богоматери бесстыдную пародию на латинянскую, где голая мясистая блудница с лицом кондолины райс держала на руках поросенка, чья мордочка, ну очень напоминала буша младшего.
  А вокруг летали прикольные чёртики, каждый из которых чем-то напоминал какого-нибудь из политиков возлюбившего сию парочку.
  Этого полит некорректного похабства Иргудеон не стерпел.
  Поймал Тряню, от всей души выдрал тому зад, в исполнении первой педагогической заповеди, жалея розги,  губите чад своих.
  Оным же задом посадил Тряню на исходящую почту напутствуя.
 –  Вот что отрок надобно тебе мир посмотреть, ума разума набраться. Ежели в основе дух твой чист, то ещё чище станет, но если нечистый тебя сотворил, то к нему и попадёшь.
  И понесло испуганного, притихшего Тряню в неведомые края.
  Последнее что слышал Тряня, была молитва:
–  Избави тя от душетленных  пакостей,  огня вечнующаго и червия же злаго и тартара.
  И  не мог он видеть и слышать, как Иргудеон глядя на закрытый портал, схватился за голову, упал на колени  и запричитал:
 – Ох, да не избавит, не избавит, что в гневе сотворил, обрек дитя неразумное на мытарства великие.

 Очень небольшое междуглавие ( от автора к читателю).
     Прекрасно понимаю, что выбрал жанр популярный для тех, кто пишет в Интернете, но мало кем читаемый на этом  сайте и ему подобных.
      Но если случайно кто-то прочтет мою сказку и поймет о чём она. Хотелось бы надеяться, что  мой многоуважаемый читатель вдохновится и напишет  историю о своём хоммере (виртуальном домовом).
      Для этого нужно всего лишь внимательнее посмотреть на монитор своего компьютера и…  заглянуть в себя.
       Если это случится, то прошу не счесть за труд, и опубликовать своё произведение здесь на моей странице в любой удобной форме.  А так же продублировать своё сочинение в моём блоге    avgust.n@inbox.ru
     Заранее благодарен.
                АВГУСТ. N