Проблема христианской этики и совершенного обществ

Проблема христианской этики и совершенного общества


Вопрос равно для верующего и неверующего не в том, существовал ли Иисус Христос как реальная историческая личность – в этом нет никаких сомнений, хотя бы в силу большого числа письменных свидетельств о нем у самых разных авторов. Из этого обилия историй отцы и первоучители церкви сочли адекватными только четыре повести о жизни и проповеди Иисуса, включив их как Евангелия в канонический текст Нового Завета. Остальным сочинениям отказали в достоверности; хотя некоторые сохранились в записи как апокрифы или считаются священным преданием, разве что чуть менее достоверным, чем священное писание.

Главный мировоззренческий вопрос, из-за которого уже две тысячи лет ломают мечи и льют кровь, до сих пор остался открытым: кем был этот Иисус из Назарета? Самим Всевышним, который из любви к сотворенным «по собственному образу и подобию» человекам лично явился во плоти, в уязвимом человечьем обличье, и испытал на собственном опыте вытекающие из бренного бытия скорби и гонения, вплоть до крестной муки, чтобы спасти страдающую тварь; или же был он просто блаженным иудейским проповедником, чудаковатым бродягой-идеалистом? Христианином может называться только тот, кто безоговорочно принимает первую концепцию.

Некоторые исследователи, как, например, немецкий филолог Рихард Райценштайн, полагали, что иудейский учитель по имени Иисус был распят на кресте за учение, еретическое с точки зрения ортодоксальных иудеев, однако действительным создателем христианства стал апостол Павел. Именно Павел сделал таинства существенным элементом христианства. Впрочем, эта версия едва ли заслуживает особого внимания, поскольку ее слабые места очевидны.

Другой вопрос – эсхатологические надежды ранних христиан. Ведь тварь как страдала до Христа, так и страдает по сю пору. А как же насчет тысячелетнего царства добра и справедливости, о котором грезили еще поздние иудейские пророки, в частности Амос и Исайя, в Ветхом Завете?

Великие русские морализаторы Толстой и Достоевский полагали, что при условии последовательного и неукоснительного исполнения людьми евангельских заповедей Царство Божье может быть осуществлено на земле. Однако на самом деле Христос ведь впредь не обещал ничего хорошего – «не мир пришел я принести вам, но меч», «под конец света оскудеет любовь между людьми», «восстанет брат на брата…», что мы повсеместно и наблюдаем в христианском обществе. Царство Божье у Иисуса наступает не в этом мире и не в результате развития человеческого общества - оно устанавливается в результате преображения этого несовершенного мира в сверхъестественный по Божьей воле: «Да будет воля Твоя как на небе, так и на земле».

Монистическая религия смотрит на Бога как на совокупность всех сил, действующих во вселенной, и учит, что путем созерцания вселенной мы можем прийти к истинному познанию Бога, что недалеко от пантеизма. Дуалистическая религия, или теизм, каковым является христианство, стремится постичь Бога в соответствии с идеальными представлениями, которые находятся внутри нас, а не пытается прийти к познанию сущности Бога путем исследования сил, действующих во вселенной. Это несколько неожиданно приводит к выводу, что Бог в какой-то степени противостоит силам природы.
 
Будда, во избежание подобных недоразумений, не стал прямо отвечать на вопрос одного из учеников о Боге. Посоветовал сначала обрести просветленное сознание, а потом уж разбираться с Богом. В этой связи с учением Будды любопытным образом перекликаются идеи средневекового мистика Мейстера Экхарта, "от которого у Господа не было секретов". Мейстер Экхарт в проповедях говорил, что мы постигаем окружающий мир, создавая в уме его образы с помощью внешних чувств; тогда как человеческая душа не может создать или получить образ себя самой, потому что нет такого органа чувств, который позволил бы ей познать себя. Поэтому она знает все, только не себя. Чем свободнее мы от образов, тем ближе к постижению Бога, которого нельзя постичь с помощью внешних чувств и образов. Когда душа достигает освобождения, в ней рождается Бог, который действует без средств и образов.   

В буддизме просветленные существа, бодхисатвы, иногда добровольно перевоплощаются в юдоли скорбей, из сострадания и для помощи, пока вся тварь не будет избавлена от страданий в сансарическом беличьем колесе перевоплощений. Бодхисатство сродни христианской святости. При всем том буддийская этика куда в большей степени, чем христианская, базируется на принципе целесообразности: есть четыре благородные истины, а также кармические законы накопления благих и дурных деяний; в качестве избавления существуют опробованные многими поколениями определенные практики и техники, ведущие к просветлению.

Примерно так мы представляем себе совершенное человеческое общество - как некую гармонию целесообразности, справедливости и добра. Однако этика, основанная на идее целесообразности – относительна; любовь же не ведает целесообразности. Иисус со своим учением не имел в виду создание совершенного общества. Он говорит человеку: если ты хочешь жить в Боге, ты можешь думать и действовать только по любви. Христианская этика базируется не на целесообразности, а на принципе абсолютной этики, утверждающей свободу от законов мира сего, этики внутри нас, что, наряду со звездным небом над головой, так поражало старика Канта. Именно поэтому христианство противостоит духу современного мира, заставляя его осознать то критическое положение, в котором он находится.

Бог, которого мы ощущаем в себе как идеальное начало, — это этическая сущность, тогда как стихийные вселенские силы никак не ассоциируются с этикой; иными словами, наше внутреннее ощущение Бога отличается от Бога, которого мы представляем, размышляя о мире. Трагический разлад между этикой и миром, известный нам из собственного опыта, отражен и в Евангелиях. Эта антиномия остается в христианстве неразрешимой на протяжении тысячелетий, удостоверяя, что христианство является исканием этического живого Бога, который не может быть найден путем исключительно философского постижения мира, а открывает себя только в человеке.