Похороны

Похороны. Такая пугающая и тяжелая атмосфера, я могу видеть это по лицам людей, по теням, кружащим над их головами, по погоде, испортившейся вчера. Из-за этого пол холодный и я забираюсь на кресло, поджимаю под себя ноги.
- Люси, уйди, - мягкие женские руки чуть встряхивают меня и ставят на пол.
Я хочу возразить, но Дарья подталкивает меня в спину, по направлению к кухне.
- Иди лучше поешь, - говорит она.
Мне не нравится Дарья, потому что она не похожа на Дедушку. Дедушка добрый, по-настоящему добрый. От него всегда пахнет табаком и конфетами, и чем-то неуловимым и непонятным. Мне кажется, так пахнет доброта, но однажды я слышала, как Дарья шептала своей сестре, что так пахнет старость. Она была такой злобной и от нее самой несло алкоголем. От всех больших, кроме Дедушки, часто пахнет алкоголем и мне это не нравится. Поэтому когда в доме Дедушки собираются компании, я забираюсь в свой уголок у него в комнате и играю с Микки Маусом – моим любимым игрушечным мышонком. Иногда большие заставляют меня выйти, тянут на руки, просят поиграть с ними, но я отбиваюсь и снова ухожу к себе. Я их немного боюсь.
  Я выхожу на кухню, но есть совсем не хочется и я сажусь на табуретку. Кухня такая большая, что меня не замечают двое мужчин, разговаривающих вполголоса. Я их знаю – это Дедушкины зятья. Один из них высокий и стройный, молодой. Чересчур бледный, как моль, что я недавно поймала и спрятала под шкафом. А второй ниже и темный. От него неуловимо пахнет жаренным мясом. Я его знаю лучше, он иногда позволяет мне поесть жаренного мяса, которое зовет «шашлык». Но этот зять мне все равно не нравится. От него тянется красный дымок опасности.
  Оба больших разговаривают тихо, но даже сидя на тумбочке я их прекрасно слышу. Они обсуждают какое-то наследство. Я не знаю что это, и не понимаю половину сказанных слов. Но темный зять очень возмущается, а светлый оправдывается. Это выглядит так противно, так гадко. Я подхожу к одному из них и цапаю за ногу, он не замечает, а продолжает что-то усердно и злобно шептать. Я разворачиваюсь и ухожу, слыша напоследок:
- … все равно будет моим. Я тебя по судам затаскаю, вот увидишь! Я в этой квартире и ремонты делал…
Я выхожу в зал, там сидит много людей. Они все за большим столом, слышатся всхлипы, все в черном. И запах алкоголя. Повсюду. Везде. Он витает в воздухе, вместе с тяжелыми черными тучами скорби и зависти, и равнодушия. Прямо над их головами. Над головой женщины, что промокает салфеткой совсем сухие глаза. Или девочки-подростка, что зевает, не прикрывая рта. Или мужчины, который шатается и вот-вот (я вижу ярко-зеленую тень от его головы к столу) упадет лицом в тарелку.
  Я забираюсь на тумбочку в углу комнаты, рядом со стулом сгорбленного мужчины с такими же белыми волосами как у Дедушки, но меня тут же скидывают, и перед тем как упасть, перед глазами мелькает фотография Дедушки, стоящая на тумбочке же, рядом, зачем-то с черной ленточкой в уголке. Его глаза такие же, как когда он держал меня на руках и ерошил волосы на макушке. Или когда пел мне песни. Или когда укладывал спать.
  Дедушку увезли в черной деревянной коробке сегодня утром. Я слышала о похоронах от соседки. Она рассказывала, как когда она была маленькой, ее младшая сестренка заболела и умерла. Большие взяли ее, положили в коробку и унесли, и больше никто это сестренку никогда не видел. Я надеялась, что Дедушка еще вернется, может он просто заболел? Вчера утром, когда я его будила, он был такой холодный, и никак не хотел вставать…
  Я вышла на балкон. Там стояла специальная тумбочка, чтобы я могла забираться на подоконник и смотреть на улицу. Дедушка называл это «Люськиным» телевизором. На улице было дождливо и серо.
- Скверная погодка. – сказал Дедушка и провел по моей голове рукой.
Я подалась на это движение, стремясь продлить это соприкосновение, но ничего не почувствовала. Дедушка стоял прямо рядом со мной, еще более бледный и белый, чем обычно. Рядом с ним был кто-то еще, весь в черном. На него было больно смотреть и страшно. Я зашипела.
   Дедушка тут же подхватил меня на руки.
- Тише, тише, милая, успокойся. Тебе он ничего не сделает, - проговорил он.
Я прижалась к прозрачной груди хозяина, пытаясь его оцарапать, но не выходило, как и вырваться. Черная фигура подошла ко мне и погладила между ушами, в чувствительной точке на голове, но это было неприятно и я протестующе мяукнула.
- Хорошие животные – кошки, - проговорила фигура. – Видят то, что другим не дано, все скрытое, все спрятанное.
- И то верно. Беги, малыш, - Дедушка отпустил меня на пол, но я и не подумала бежать.
Я села рядом с его ногой и стала вылизывать лапу.
- Твои названые сыновья дерутся на кухне, - сказала фигура тихо.
- Я знаю, - кивнул грустный Дедушка. – Ничего не могу поделать, завещание уже… уже…
- Нам пора.
Дедушка вложил свою руку в протянутую черной фигурой пустоту и исчез.
Я в последний раз лизнула правую лапу и посмотрела на небо, через разбитое балконное стекло.
И правда, скверная погода.