Как Хасан и Гоги високий искусство имели

– Гоги, – сказаль я, – хватит чача кушить и столичный курортниц на ночной пляж сыльна любить. Давай високий духовный жизнь имэть будим?
– Давай, Хасан, – атветиль мой друг. – А эта как? Чача маленький рюмка кушать и жэнщин на «ви» называт?
– Баран, – нэмножька ругалься я. – Мы будем музэй хадить, классический музыка слушать, умный книшка читать будим. Вот, напримэр, в наш музэй привэзли скульптур Венера Милосский, – гавариль я. – Очэнь красывий жэнщина, но без рук.
– Голий?
– Голий-нэ голий – какой тэбэ разниц? Это ш праизвэдэний искусств, панимаиш?
– А как она мужчин абнималь, если рук нэт? – нэ унималься мой друг.
– Нэ русский ты савсэм! – нэмножька гарячилься я и замахивалься на Гоги пустой бутилка. – Это ш мляморный жэнщин! Как он абнимать можит?!
Гоги за такой аскарблений билль мэня трехлитровий банка па галаве.
– Ты нэ любиш балшой искусств! – я кидаль в этат нэдалёкий чэлавэк скамэйка. – Мой ишак культурный запрос више имэль, чем ты.
Затэм мы кушали чача и нэмножька мирились.
– Харашо, – сказаль я. – Пойдем лучши сматрэть Лолита.
– А кто такой Лолита? – спрасиль Гоги.
– Эта дэвушка такой… Сыльна маладой, – атвичаль я. – Её мужик взрослый нэмножька имэль, как писаль Набоков.
– Пидафиль? – интэрэсавалься мой друг. – Зачем плахой чилавэк книшка читать?
– Сам ты пидафиль, – нэрвничаль я. – Забыль, как голий шистнадцатилэтний дэвушка лодка каталь? – и бил кулак в аморальный морда Гоги.
– Я дэвушка палец нэ трогаль, хлэб клянусь! Он сам лифчик снималь! – скрэжэталь зубами Гоги, брал в руки два вилка и шёль на мэня.
Я кидаль в этат мэрзкий извращэнец тэлевизар и бистра выхадиль на улица.
– Билят! Билят!  Какой этат Гоги бэздуховний чэлавэк! Високий культур любить надо, иначи будиш глюпий, как мой ишак! – кричал я всэм саседям.
Гоги стреляль в окно двустволка, но нэ папаль. Баран, патамушта…