Слоновый понедельник

Странным был этот вечер.
Вроде бы всё шло как обычно – а всё-таки что-то подсказывало: поблизости затаились неприятности. Неприятности, они ведь как воришки, крадутся по тёмному переулку, заглядывают в окна исподтишка, а поймаешь за руку – отпираются, мол, показалось вам, а мы так, просто мимо проходили.
Вот и сегодняшним вечером в воздухе витала тревожная неопределённость, какую не скроешь, даже если всё вокруг как всегда. Она была во всём: в звоне столовых тарелок, в мерно-напряжённом тиканье настенных часов, во вкрадчивом шелесте листвы за окном. Даже новости по телевизору были какие-то мрачные, никого не похитили, и ограблений как будто не произошло, но голос диктора казался встревоженным, во взгляде читалась глубокое огорчение. А может быть, он просто устал?

Я ловил каждый шорох, каждый подозрительный звук. А подойдя к окну даже почувствовал… Нет, показалось наверное… Показалось, что кто-то за мной наблюдает. Впрочем, улица была пуста, а окна в доме напротив ярко освещены – и никого с биноклем я в них не заметил. Но на всякий случай задёрнул штору и вернулся в комнату.

Хотел рассказать родителям. Но мама с папой категорически отказывались всего этого замечать. Сидели себе на кухне и мирно о чём-то беседовали. Мама вязала, папа листал газету.
- Он очень приятый, этот твой новый начальник, - сказала мама, - Вчера по телефону так вежливо со мной говорил, голос мягкий, как у доброго волшебника из сказки.
- Да, вот только куда Аркадий Борисович делся – ума не приложу.
- Ну, может быть, повышение дали, всякое ведь бывает. Да и заслужил он давно повышение…
Папа улыбнулся, увидев меня на пороге кухни.
- Как твоё ничего, Дениска, как учёба, как слоны?
И мне почему-то расхотелось своими подозрениями делиться. Что они в сравнении с папиными делами или повышением его бывшего начальника. И всё-таки жалко, что он больше с папой не работает: я ведь знал Аркадия Борисовича с самого раннего детства, и когда пешком под стол ещё ходил, он часто у нас в гостях бывал, мне даже казалось, что он мой дедушка.
Я похвалился отметками, причём, как водилось, сказал только о хороших, папа покивал, сказал, что я молодец – и снова уткнулся в свою газету. А я отправился к себе в комнату.

А придя туда, понял, что вовсе не одинок в своих ощущениях. Слоны, казалось, тоже что-то почувствовали: вели подозрительно спокойно, как-то чересчур тихо даже, осторожничали вовсю. Не носились по комнатам, не хулиганили и не разбрасывали журналы, разве что Пятница ворчливо поглядывал на шустрого Вторника. Я давно заметил такую особенность слонов: они могли очень громко, многозначительно молчать, и одно молчание отличалось от другого: молчание-обида от молчания-игры, а молчаливый спор от тихой радости. А иногда в этом молчании целые вихри беспорядка проносились по нашей беспокойной квартире.
Но сегодня тишина не носилась, а от затаившегося урагана остались только эти нетерпимые взгляды Пятницы.
- Вы чего не поделили? – спросил я.
Никто ничего не ответил, только Вторник как-то пристыженно засеменил в коридор. А потом вдруг юркнул за диван, остальные слонишки навострили уши, замерли – потому что во входную дверь кто-то позвонил.
Разговор на кухне смолк, перестук спиц прекратился – и мама отправилась открывать.
А потом я услышал её радостное приветствие:
- Ну, наконец-то! Здравствуй, Олечка! Сколько зим, сколько лет!
Чмок-чмок.
- Родная, похорошела-то как, с приездом тебя, дорогая, ну, проходи, проходи.
В дверях появилась сияющая тётя Оля – мамина двоюродная сестра.
Сияла она своими броскими блескучими одеждами и массивными серьгами в ушах, каждая с большую спелую сливу. А ещё блестели стёкла её очков и длиннющие ногти.
- Кого я вижу, Денис, повзрослел, повзрослел, – набросилась она на меня.
А я по сторонам незаметно огляделся: где там слоны, как себя ведут? У нас ведь договорённость: когда приходят гости, даже если совсем уже в доску свои – они игрушками притворяются, или прячутся совсем.

Разве я не сказал? О существовании наших слонов совсем-совсем никто не знает. Только мама, папа и я!