О направлениях и способах модернизации России

                Умом Россию не понять…
                Ф.И. Тютчев.

                А страна моя родная
                Вот уже который год
                Расцветает, расцветает
                И никак не расцветёт.
                Из поэзии первых
                послевоенных лет.

                Давно пора, е..на мать,
                Умом Россию понимать.
                И. Губерман.

    Сложность и противоречивость процессов преобразований России на рубеже XX- XXI веков, как, впрочем, и всех предыдущих,  убедительно свидетельствуют о том, что нынешнее состояние страны – это не результат каких-либо отдельных ошибок её правителей или неудачных поворотов в её истории; происхождение российских проблем имеет, так сказать, «цивилизационный» характер. Разрешение этих проблем невозможно путём каких-либо частных реформ в отдельных сферах жизни, оно возможно лишь путём проведения существенных изменений синхронно в экономической, политической и социальной системах общества. Осуществление подобных изменений часто обозначается термином «модернизация».

Часть 1. Кто виноват?

Зачем?
По крайней мере две публикации последних лет дают каждому здравомыслящему россиянину исчерпывающие объяснения и обоснования необходимости и неизбежности модернизации России.
Первая - это книга А.П. Прохорова «Русская модель управления» [1]. В ней дан глубокий и одновременно очень широкий анализ существующей в России системы государственного управления. Причём анализ дан с охватом периода практически с самого начала становления российской государственности. Ещё более важно, что в книге выявлена вся толща сложившейся системы управления, показана тесная увязка всех составных частей этой системы управления. Сделан очень здравый и очень полезный для всех и всяких реформаторов вывод о том, что изменить русскую систему управления по чьему-либо образцу невозможно – она может только сама измениться и только путём изменения своих составных частей.
Но измениться она должна. Должна, поскольку «традиционно оптимистичное представление о безграничных интеллектуальных и творческих богатствах нашего народа уже не вполне соответствует действительности. Нещадное растранжиривание ресурсов не только сократило численность населения и объем материальных благ…, но и понизило интеллектуальный уровень общества». [1,с.320]. А «примириться с углубляющимся отставанием страны от мирового уровня наша система управления не может, в неё изначально «вмонтирован» завышенный уровень национально-государственных амбиций. XX век убедительно продемонстрировал, что у России стремление к мировому признанию сильнее инстинкта самосохранения… Из такого внутреннего конфликта между амбициями и реальностью возможен только один выход — модернизация национальной модели управления ради сохранения её базовых характеристик». [1,с.322].
Вторая – это статья Юрия Афанасьева «Мы – не рабы? (Исторический бег на месте: «особый путь» России)», № 47 Новой Газеты от 05.12.2008. [2]. Оценка российской ситуации дана уже в подзаголовке статьи: пропагандируемый давно и многими особый путь России - это всего лишь исторического масштаба бег на месте. По содержанию это имперский бег на месте, это «нарезание» кругов смены различных видов российских империй. При этом «…вся наша история – история внешнеполитических аннексий вместо внутреннего обустройства».
Особое место в этой истории составила эпоха ХХ века. «Но самым красноречивым, самым, можно сказать, блистательным примером «вроде бы» поворота в нашей истории… стал, конечно, 1917 г…. Для Сталина окончательным решением вопроса о «построении социализма» стало полное, повсеместное истребление социальности как таковой. Истребление социальности как выраставшей веками и накопившейся к ХХ столетию социальной дифференциации в российском людском сообществе, представленном на тот момент крестьянами, ремесленниками, торговцами, рабочими, людьми свободных профессий. А также – купеческими гильдиями, трудовыми артелями, ремесленными товариществами, церковными приходами, сельскими общинами, писательскими объединениями. Сталин, продолжая дело Ленина, добился окончательного решения «социального вопроса»: социальность, как некий человеческий гумус была полностью уничтожена». [2].
«…когда есть социальные сообщества – крестьяне, рабочие, - всегда останется основа для сопротивления. Сталин впервые в мировой практике находит кардинальное решение и данной проблемы: не налаживать отношения с различными социальными сообществами, не вступать даже с ними в какие бы то ни было отношения, а  просто-напросто ликвидировать сами эти социальные сообщества и превратить всю страну в страну одиночек, напрямую и абсолютно зависимых от государства. Тогда исчезают самая потребность и принципиальная возможность каких бы то ни было объединений, политических партий,  профсоюзов. А когда отношения между государством и человеком насильственно и произвольно устанавливаются напрямую как отношения господства и подчинения, отпадает и самая потребность в правовом регулировании таких отношений. Суды становятся принципиально ненужными,  ненужной – так же принципиально – становится и политика». А власть, «будучи инородной субстанцией по отношению к населению, оказалась способной лишь действовать, но не осознавать себя и свои действия». [2].
«… ко всему этому [следует] добавить: утвердившийся и господствующий в России тип мыслительных привычек и стереотипов; тип социальной динамики, который нацеливает человека и конкретно-исторические человеческие сообщества преимущественно на воспроизвод-ство ранее сформировавшихся ценностей, устремляет эти сообщества к идеалам прошлого, к господству прошлого над настоящим и будущим (и в культуре, и в социальных отношениях)…». [2].
«Сталинская десоциализация общества посредством истребления творчески мыслящих интеллектуалов» и создание «на месте истреблённой почвы» особой среды, «в которой выросла умелая, весьма даже способная плеяда «правильно мыслящих» интеллектуалов-специалистов» привели к формированию «государственных руководителей 80-х и 90-х годов», с «совершенно однотипными в одинаковой мере присущими им всем двумя одинаковыми качествами – правовой нигилизм и аморальность… Именно они, такие качества, стали преступной основой самих властей и создали необходимую среду для криминализации всего социума». [2].
«Содержание и направленность постсоветской социальной динамики определяется тем, что на момент крушения Советского Союза в России не было институтов гражданского общества и не было их политической организации. И что особенно важно подчеркнуть, не было и осмысления самого факта отсутствия подобного типа  институтов и их соответствующей организации. При допущении, а потом (после 91-го года) и легализации институтов рыночной экономики, частной собственности, при ликвидации железного занавеса произошло наложение таких современных социально-экономических институтов на традиционалистскую политико-административную «Русскую систему», а дальше события стали развиваться самотеком, стихийно. Развивались они именно туда, куда они и могли развиваться стихийно и самотеком: в сторону примитивизации и архаизации всех общественных отношений и государственного устройства». [2].

«Такой разворот неизбежно приведёт Россию к очередной и теперь, скорее всего, последней катастрофе. Движение в прошлое – хотя бы и «светлое», как устремлённость к какому-то идеалу, - без движения в будущее долговременным и благополучным не бывает. Конец «сырьевой сверхдержавы». Или просто – конец?». [2].

Куда?
А.П. Прохоров даёт однозначный ответ на вопрос в каком направлении России следует модернизироваться. «Русскую модель управления следует позиционировать в средней части шкалы «Запад—Восток», если сравнивать управленческие механизмы, обеспечивающие достижение, с одной стороны, количественного роста, а с другой стороны, качественного развития. От западного управления русское отличается тем, что не может одновременно осуществлять и инновационный поиск, и количественный рост, не может обеспечить «мирное сосуществование» и сотрудничество централизованных и децентрализованных структур… Но в главном русская модель управления относится к системам западного типа, так как в неё изначально вмонтирован механизм конкуренции… В России для прогресса не требуется, как на Востоке, время от времени переживать состояние государственной раздробленности, хаоса и распада устаревших структур. Российские организации способны, переведя систему управления в другой режим, подняться на качественно новый уровень, в то время как классические восточные структуры, устарев, могут лишь погибнуть и уступить место более совершенным организациям». [1,с.172].

Достоинства западной цивилизации чётко сформулировал М. Вебер ещё сто лет назад («Протестантская этика и дух капитализма» [3]): «…именно на Западе, и только здесь, возникли такие явления культуры, которые развивались – по крайней мере как мы склонны предполагать – в направлении, получившем универсальное значение. [3, с.3].
Только на Западе существует наука на той стадии развития, «значимость» которой мы признаем в настоящее время… Ни одна культура, кроме западной, не знает рациональной химии. Высокоразвитая китайская историография лишена прагматизма, укоренившегося на Западе со времен Фукидида… ни в одном учении о государстве, возникшем в странах Азии, нет ни систематики, подобной Аристотелевой, ни рациональных понятий вообще. Несмотря на всё то, что сделано в области права в Индии…в Передней Азии, …и других странах… здесь нет того, что позволило бы говорить о рациональной теории права, нет строго юридических схем и форм юридического мышления, присущих римскому и сложившемуся на его основе западному праву. Феномен, подобный каноническому праву, - также порождение Запада. [3, с.3-4]..
Аналогично обстоит дело  и в области искусства. …рациональная гармоническая музыка,.. наш оркестр с его струнным квартетом в качестве главного стержня и с организацией группы духовых инструментов, генерал-бас, наше нотное письмо, введение которого и сделало, собственно говоря, возможным композицию и заучивание современных музыкальных произведений, то есть вообще их существование во времени, сонаты, симфонии, оперы… и необходимые для их исполнения инструменты: орган, фортепиано, скрипка – все это существовало только на Западе. [3, с.5-6]..
…рациональное использование готического свода… в качестве конструктивного принципа монументальных строений, - как основы стиля, включающего в себя в виде декоративного элемента скульптуру и живопись и созданного в средние века, не встречается нигде, кроме Запада. Не известны вне Запада и решение проблемы купола… и тот вид «классической» рационализации искусства в целом… который был создан у нас Возрождением. Книгопечатание существовало в Китае. Однако печатная литература, то есть литература, рассчитанная только на печать, возможная только с момента появления печатного станка, прежде всего пресса, периодика, возникла на Западе. [3, с.6].
…лишь Западу известна рациональная и систематическая, то есть профессиональная, научная деятельность, специалисты-ученые в том специфическом современном смысле, который предполагает их господствующее в данной культуре положение, прежде всего в качестве специалистов-чиновников – опоры современного западного государства и современной западной экономики…полной зависимости всей жизни, всех её политических, технических и экономических предпосылок от организации профессионально подготовленных чиновников, подчинения всего человеческого существования технически, коммерчески и прежде всего юридически образованным государственным чиновникам, которые являются носителями основных повседневных функций социальной жизни, не было ни в одной стране, кроме современного  Запада. [3, с.6-7].
…сословное государство – rex et regnum в западном понимании – известно только Западу. И, наконец, парламенты с их периодическим избираемыми «народными представителями», с их демагогией и господством партийных лидеров в качестве ответственных перед парламентом «минист-ров» возникли на Западе… Вообще «государство» как политический институт с рационально разработанной «конституцией», рационально разра-ботанным правом и ориентированным на рационально сформулированные правила, на «законы», управлением чиновников-специалистов в данной существенной комбинации решающих признаков известны только Западу, хотя начатки всего этого были и в других культурах. [3, с.7].

Так же обстоит дело с самым могучим фактором нашей современной жизни – с капитализмом.
«Стремление к предпринимательству», «стремление к наживе», к денежной выгоде, к наибольшей денежной выгоде само по себе  ничего общего не имеет с капитализмом. Это стремление наблюдалось и наблюдается у официантов, … разбойников,… посетителей игорных домов, нищих - … оно свойственно all sorts and conditions of men всех эпох и стран мира. Безудержная алчность в делах наживы ни в коей мере не тождественна капитализму и ещё менее его «духу». Капитализм может быть идентичным обузданию этого иррационального стремления, во всяком случае, его рациональному регламентированию. [3, с.7].
…капитализм, возникший на Западе, приобрёл новое значение, и, что особенно важно, появились такие его типы, формы и направления, которых нигде ранее не было. Наряду с авантюристическим капитализмом спекулянтов, колонизаторов, ростовщиков и др., ориентированных на насилие, в т.ч. и на войну, на Западе появился и другой, более нигде не известный вид – рациональная капиталистическая организация свободного (формально) труда… За пределами Запада даже применение труда наёмных работников не только не привело к созданию мануфактур, но даже не создало рациональной организации для обучения ремеслу наподобие средневековых цехов Запада. [3, с.10-11].
Своё нынешнее значение все особенности западного капитализма обрели лишь благодаря капиталистической организации труда. Точная калькуляция – основа всех последующих операций – возможна лишь при использовании свободного труда. Нигде кроме Запада не было и не могло быть «пролета-риата» как класса, поскольку не было рациональной организации свободного труда в форме предприятия. За пределами Запада полностью отсутствует характерная для современного мира противоположность между крупными промышленниками и свободными наемными рабочими. [3, с.12-13]..
Совершенно очевидно, что специфический современный капитализм в значительной степени связан с развитием техники и созданными ею новыми возможностями. В настоящее время его рациональность в большой мере обусловлена исчисляемостью решающих технических факторов, которые образуют основу точной калькуляции, а это, в сущности, означает, что такая рациональность зиждется на своеобразии западной науки, прежде всего естественных наук с их рациональным математическим обоснованием и точными экспериментальными методами. Развитие этих наук и основанной на них техники в свою очередь стимулировалось и стимулируется поныне теми преимуществами, которые предоставляются в ходе практического применения в капиталистической экономике результатов естественно-научного исследования. [3, с.13-14].
…техническое применение научного знания, которое стало решающим фактором в преобразовании жизненного уклада народных масс, возникло благодаря тому, что определенные начинания получали на Западе экономиче-ское поощрение. А это было связано со своеобразием социального устройст-ва западного общества. Почему, в самом деле, капиталистические интересы не привели к аналогичным результатам в Китае или Индии? Почему в этих странах вообще не вступили на характерный для Запада путь рационализации ни наука, ни искусство, ни государство, ни экономика? [3, с.14-15].
Неизбежно возникает вопрос: с какими же компонентами отмеченного своеобразия было связано экономическое поощрение? К безусловно важным компонентам следует отнести рациональную структуру права и управления. Ибо современный рациональный промышленный капитализм в такой же степени, как в исчисляемых технических средствах производства,  нуждается в рационально разработанном праве и управлении на основе твёрдых формальных правил, без которых может обойтись авантюристический, спекулятивно-торговый и политически обусловленный капитализм всех видов, но не рациональное частнохозяйственное предприятие с его основным капиталом и точной калькуляцией. Подобное право и подобное управление в требуемой юридической и формальной законченности предоставлял хозяйственной сфере лишь Запад. Естественно возникает вопрос: где истоки этого права? [3, с.14].
[Истоки этого права находятся не только и не столько в утверждении и господстве] в области права и управления сословия профессионально обученных в нормах рационального права юристов. Во всех приведённых выше своеобразных явлениях речь, очевидно, идет о специфическом «рационализме», характеризующем западную культуру». [3, с.15].

Далеко ли?
Если сказать коротко, то – далековато.
По времени отстояние составляет несколько сотен лет.
Как отмечают многие исследователи истории цивилизаций, Западная Европа начала свой цивилизационный рывок около 500 лет назад. До этого момента Европа и Россия находились примерно на сопоставимом уровне социально-экономического развития; на таком же уровне были и многие страны Востока. А.П Прохоров также поддерживает такую точку зрения: «Перелом в параллельном когда-то развитии русской и западных систем управления обозначился в период так называемого Высокого средневековья (Константин Леонтьев образно определил то время как эпоху «цветущей сложности»)». [1, с.168].
В те 500 лет, когда Европа совершала свой цивилизационный рывок, Россия, по дружному мнению Ю.Н. Афанасьева и А.П. Прохорова, совершала «блуждание по кругу истории…от Москвы ещё той поры, когда она, во времена Великого княжества Московского, только что встала на путь строительства русской православной империи и, продолжаясь дальше через Московское царство, петербургскую Империю, пришла к … Советскому Союзу». [2].
        «Как только Россия стала страной, именуемой Великим княжеством Московским, …наступила фаза непрерывной империи, которая благоприятствует количественному росту, закреплению отобранных на предыдущей стадии прогресса правил и стереотипов, но тормозит качественное развитие» [1, с.172-173].


По существу.
Достаточно убедительные материалы исследований развития мировых культур и цивилизаций приведены в хрестоматии «Сравнительное изучение цивилизаций» [4] и в учебнике Б.С.Ерасова «Социальная культурология» [5].
Из рассмотрения этих материалов становится понятным, что России, как и большинству стран, «не повезло», и она оказалась вне стран Западной Европы, совершивших цивилизационный прорыв за последние 500 лет.
Материалы хрестоматии позволяют вычленить наиболее характерные социокультурные черты и особенности западноевропейских обществ, обусловивших этот цивилизационный прорыв и поддерживающих самовозрастающие темпы развития этих обществ. Сопоставление с этими чертами социокультурных особенностей России проясняет «слабые места» нашей культуры.
  Вот основные различия западной цивилизации и российской культуры, приведённые в этих материалах.
1. Различия в общих принципах и компонентах:
В связи со слабой интегрированностью культурных элементов российская культура «не доросла» до усвоения и овладения ценностями позитивного знания, на базе которых только и возможны высокая культурная динамика и ориентация на изменения и инновации, составляющие суть цивилизованного общества, реализованного в большинстве стран Запада.
2. Различия в принципах и компонентах политической системы:
 Властный авторитаризм, как единственно возможное и реально действующее в России средство интеграции громадного разнообразия элементов культуры, препятствует развитию плюрализма, самостоятельности и автономности внутренних структур и систем общества, являющихся базой  институционных новаций в цивилизованном обществе.
3. Различия в принципах и компонентах экономической системы:
Неразвитость капиталистических отношений  в России после 1917 г. усугублена принудительным насаждением ценностных принципов социализма: ограничение товарно-денежных отношений, частной собственности и частного предпринимательства, ещё больше затормозившим процессы углубления разделения труда и накопления капитала, как главной производительной силы цивилизованного общества.
4. Различия в принципах и компонентах социальной системы:
Преобладание в российской культуре авторитарной государственной регуляции социальных отношений препятствует развитию социального плюрализма, социальной самостоятельности и социальной ответственности слоев, групп и индивидуумов, обеспечиваемого в западной цивилизации устойчивыми механизмами социальной регуляции этих отношений.
5. Различия в принципах и компонентах культурно-психологической (духовной) системы:
 Внутренняя несистемность российской культуры препятствует развитию секуляризации сознания, явившейся одним из важнейших инструментов формирования цивилизации в западных странах.
Общий вывод:
    Российская культура не достигла того «порога возможностей идеологического конструирования, экономической эффективности, политической организации и распространения идей в символической форме», переход которого, по мнению К. Райта [4, с.302]. означает новую ступень общественного развития – цивилизацию.
      Этот уровень развития предусматривает «изобретательность, разделение труда, законодательство, способное изменяться; наконец, возможность выбора альтернатив при решении назревших проблем. Правило, которое раньше диктовало в каждой ситуации единственно возможную линию поведения, теперь оказывается подчинено здравому смыслу» (там же).
       Кроме того: «В цивилизациях фундаментальные ценности представляют собой субъективные устремления над, поверх, свыше конкретных правил и ритуалов; они способны служить к их улучшению либо изменению» (там же).

В чём причина?
Точнее, в чём причины? Их две: первая – в чём причина цивилизационного рывка Запада, а вторая – в чём причина российского «блуждания по кругу истории».
Первую - причину цивилизационного рывка Запада хорошо высветил М. Вебер. Это «самый могучий фактор нашей современной жизни» [3, с.7] – капитализм, причём тот, ранее «нигде не известный его вид – рациональная капиталистическая организация свободного (формально) труда». [3, с.11].
 Несомненной «фундаментальной особенностью [этого] капиталистиче-ского частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчёта, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели. Этим оно отличается от хозяйства живущих одним днём крестьян, от привилегий и рутины старых цеховых мастеров и от «авантюристического капитализма», ориентированного на политическую удачу и иррациональную спекуляцию». [3, с.55]. Участникам такого капиталистического хозяйства присуща «способность полностью отдаваться деятельности в рамках своей профессии, которая всегда была одной из характернейших черт нашей капиталистической культуры и является таковой и поныне». [3, с.56]. Здесь «совершенно необходимы не только развитое чувство ответственности, но и …такой строй мышления, при котором труд становится абсолютной самоцелью, «призванием».  [3, с.43].
Но «такое отношение к труду не является, однако, свойством человече-ской природы. Не может оно возникнуть и как непосредственный результат высокой или низкой оплаты труда; подобная направленность может сложиться лишь в результате длительного процесса воспитания». [3, с.43].
М. Вебер разъяснил источник духа этого рационализированного капитализма, стержень «длительного процесса воспитания». Это – протестантская этика в её кальвинистско-пуританском варианте. Исходным пунктом этой этики является «одна из самых важных идей, созданных Реформацией и, в частности, Лютером» - «указание на то, что выполнение мирских обязанностей служит при любых обстоятельствах единственным средством быть угодным Богу, что это – и только это – диктуется божественной волей и что поэтому все дозволенные профессии равны перед Богом». [3, с.58-59].
Кроме того, «абсолютное устранение веры в спасенье души с помощью церкви и таинства было той решающей идеей, которая отличала кальвинизм от католичества». [3, с.112]. Кальвинизм предлагает «в качестве наилучшего средства для обретения внутренней уверенности в спасении – неутомимую деятельность в рамках своей профессии». [3, с.118]. «Только избранник Божий действительно… способен приумножить славу Господню подлинными, а не мнимыми добрыми делами... добрые дела… служат техническим средством… для того, чтобы побороть страх перед тем, что ждёт человека после смерти…. Практически это означает, что Бог помогает тому, кто сам себе помогает, что кальвинист сам «создаёт» свое спасение, правильнее следовало бы сказать – уверенность в спасении». [3, с.120-121].  «…это спасение, однако, не может быть обретено, как того требует католицизм, постепенным накоплением отдельных достойных деяний, а является следствием систематического самоконтроля, который постоянно ставит верующего перед альтернативой: избран или отвергнут?». [3, с.120-121]. «Кальвинистский Бог требовал от своих избранников не отдельных «добрых дел», а святости, возведенной в систему». [3, с.122].
Наиболее последовательное обоснование идее профессионального призвания дает выросший на почве кальвинизма английский пуританизм. Р. Бакстер, один из ярких представителей пуританизма, указывает, что «морального осуждения достойны успокоенность и довольство достигнутым, наслаждение богатством и вытекающие из этого последствия – бездействие и плотские утехи – прежде всего ослабление стремления к «святой жизни»…  Не бездействие и наслаждение, а лишь деятельность служит приумножению славы Господней согласно недвусмысленно выраженной воле Его. Следовательно, главным и самым тяжелым грехом является бесполезная трата времени. Жизнь человека чрезвычайно коротка и драгоценна, и она должна быть использована для «подтверждения» своего призвания. Трата этого времени на светские развлечения, «пустую болтовню», роскошь, даже не превышающий необходимое время сон – не более шести, в крайнем случае восьми часов – морально совершенно не допустима… Пустым, а иногда даже вредным занятием считается и созерцание, во всяком случае тогда, когда оно осуществляется в ущерб профессиональной деятельности, ибо созерцание менее угодно Богу, чем активное выполнение его воли в рамках своей профессии». [3, с.155].  Причём, «не труд как таковой, а лишь рациональная деятельность в рамках своей профессии угодна Богу». [3, с.159].
«Полезность профессии и, следовательно, её угодность Богу в первую очередь определяются с нравственной точки зрения, затем степенью важности, которую производимые блага имеют для «всего общества»; однако в качестве третьего и практически безусловно наиболее важного критерия выступает её «доходность». «Если Бог указует вам этот путь, следуя которому вы можете без ущерба для души своей и не вредя другим, законным способом заработать больше, чем на каком-либо ином пути, и вы отвергаете это и избираете менее доходный путь, те вы тем самым препятствуете осуществлению одной из целей вашего призвания, вы отказываетесь быть управляющим Бога и принимать дары его для того, чтобы иметь возможность употребить их на благо Ему, когда Он того пожелает. Не для утех плоти и грешных радостей, но для Бога следует вам трудиться и богатеть». «Желание быть бедным было бы равносильно желанию быть больным и достойно осуждения в качестве проявления синергизма, наносящего ущерб славе Божьей. Что касается нищенствования, которому предается человек, способный работать, то это не только грех бездеятельности, но и, по словам апостола, нарушение завета любить ближнего своего». [3, с.159-160].
         «Ведь человек – лишь управляющий благами, доверенными ему милостью Божьей. Он, подобно рабу в библейской притче, обязан отчитываться в каждом доверенном ему пфенниге. И если он истратит что-либо не во славу Божью, а для собственного удовольствия, то это по меньшей мере вызывает сомнение в богоугодности его поступка… Мысль об обязательстве человека по отношению к доверенному ему имуществу, которому он подчинен в качестве управителя или даже своего рода «машины для получения дохода», ложится тяжелым грузом на всю его жизнь и замораживает её. Чем больше имущество, тем сильнее …чувство ответствен-ности за то, чтобы имущество было сохранено в неприкосновенности и увеличено неустанным трудом во славу Божью». [3, с.166].. 
Вместе с тем М.Вебер отмечал, что привитие протестантской этики осуществлялось далеко не «белоперчаточными» методами: «Церковно-полицейский контроль над жизнью верующих в том виде, как он осуществлялся в сфере господства кальвинистских государственных церквей, мало чем отличался от методов инквизиции». [3, с.151].   
При всём при этом надо «считаться с тем, что культурные влияния Реформации в значительной своей части… были непредвиденными и даже нежелательными для самих реформаторов последствиями их деятельности, часто очень далекими от того, что проносилось перед их умственным взором, или даже прямо противоположными их подлинным намерениям». [3, с.66].

Вторая – причина российского «блуждания по кругу истории» по Ю. Афанасьеву состоит в том, что «приоритетом страны на пять столетий вперёд [с XV века] стала внешняя территориальная экспансия, но не обустройство внутреннего пространства. А поскольку создание империи проходило всегда на скудном экономическом основании, вектор общего движения  определился в направлении от свободы к рабству: из населения надо было выжимать насилием все соки. Этот  вектор не поменялся до сих пор, и такая его продолжительная неизменность, превратившаяся в своего рода гнетущее национальное задание, определила все главные особенности русского своеобразия, в том числе и приоритет государства, и подавленность личности». [2].
Пренебрежение «обустройством внутреннего пространства» неизбежно вело к консервации устаревших методов жизнедеятельности, к накоплению внутрироссийских проблем и к отставанию России в конкурентной борьбе с другими государствами. А «догоняющие, в основе своей насильственные реформы, проведение которых требует усиления, хотя бы временного, деспотических начал государственной власти, приводят, в конечном итоге, к долговременному укреплению деспотизма. В свою очередь замедленное развитие из-за деспотического режима требует новых реформ. И всё повторяется снова. Циклы эти становятся типологической особенностью исторического пути России. Так и формируется — как отклонение от обычного исторического порядка — особый путь России» - цитирует А.П. Прохоров Криворотова В. [1, с.315].
Конечно, ни о каком рождении и ведении хозяйства, «рационализированного на основе строгого расчёта, планомерно и трезво направленного на реализацию поставленной перед ним цели», в таких российских циклах не могло быть и речи.
 Соответственно, неоткуда появиться богатству. К тому же «если суммировать… возможные причины потери имущества: война, набег кочевников, армейский постой, помещичий произвол, поборы со стороны властей, вымогательство со стороны родственников и общины, пожары, разорительные неурожайные годы, то становится очевидной невозможность долговременного обогащения и передачи богатства по наследству. Что не отняли чужеземные супостаты — заберёт родное государство, что осталось от государства — заберёт барин, что не сумел отнять барин — заберёт община, что не заберёт община — заберут родственники и так далее». [1, с.258].
 Потому-то «сама возможность обогащения как бы не предусмотрена традиционным русским воспитанием и образом жизни; не рассчитан русский человек на богатство» [1, с.251]. «Негарантированность материального положения, постоянная угроза разорения выработали в людях «облегчённое» отношение к собственности, своей или чужой». [1, с.259].
        «В России стремление к обогащению не являлось столь действенным мотивом в деятельности людей, как это должно быть в нормальной, конкурентной экономике. Представьте, что из западного общества «вынут» желание граждан разбогатеть — всё общественное устройство рухнет! А в России представление о неправильности и даже греховности тяги человека к достатку издавна было общепринятым. Как с возмущением писал Ф. М. Достоевский, «я лучше захочу всю жизнь прокочевать в киргизской палатке, чем поклоняться немецкому способу накопления богатств. Здесь везде у них в каждом доме свой фатер, ужасно добродетельный и необыкновенно честный. Вся здешняя семья в полнейшем подчинении у фатера. Все работают как волы и копят деньги, как жиды. Лет через 50 или 70 внук первого фатера передаст сыну значительный капитал, тот своему, тот своему, и поколений через 5-6 выходит сам барон Ротшильд или Комп. Право, неизвестно ещё, что гаже: русское ли безобразие или немецкий способ накопления честным трудом». [1, с.260].
     «В России можно было прожить, не работая вообще. Например, нищенствовать» [1, с.265]. «…количество нищих и бродяг в стране было огромно, что отмечалось иностранными путешественниками ещё в средневековье. В последующие эпохи нищие продолжали составлять немалый процент населения. В конце XIX века 70-80% нищих составляли профессионалы, для которых попрошайничество было более лёгким, чем работа, способом заработать на пропитание. «В сельской местности существовали целые нищенские гнёзда — деревни, все жители которых жили за счёт профессионального нищенства. Доходы опытного нищего определялись в 15-20 рублей в месяц (что равнялось заработку квалифицированного рабочего)». [1, с.267-268].
«В общем, существовали и существуют сотни разных способов благополучно прожить, не работая вообще или же работая плохо. Поддержит барин, община, родственники, соседи, потом государство, родной колхоз, трудовой коллектив. Не дадут сдохнуть — и дом поправят, и коммунальные удобства проведут, накормят, обогреют, бесплатно вылечат и обучат, отвезут и привезут, на худой конец, в дом престарелых пристроят. Всё как положено». [1, с.271-272].
«Странно, что люди вообще соглашались работать. Первый стимул — работа для обогащения — отпал в силу уравниловки, второй возможный стимул — работа для поддержания существования — отпал в силу благоприятного устройства русского общества, когда все помогают ленивому, пьяному и убогому. Лень была экономически обусловлена и не могла не стать чертой национального характера». [1, с.272].

Оборотной стороной медали российской бедности было и есть сказочно быстрое обогащение немногих. «В аварийно-мобилизационных условиях те люди, которые смогли пристроиться к каналам перераспределения, могут фантастически быстро обогащаться. В переломные эпохи революций и радикальных реформ появляются целые прослойки нуворишей. Так было и при Иване Грозном, и при Петре I, и в начальный послереволюционный период, и сейчас, в перестроечные и постперестроечные годы». [1, с.260].
«Одни богатели благодаря успешной хозяйственной деятельности (сводящейся, как правило, к перераспределению ранее созданных благ), другие — за счёт использования служебного положения, которое в суровые нестабильные годы становилось особенно прибыльным. Как верховная власть ни пыталась бороться с коррупционерами, мобилизационно-перераспределительная деятельность не могла не обогащать администраторов. Например, Пётр I прилагал значительные усилия для ликвидации лихоимства, но «цели своей Пётр достиг лишь в незначительной степени. Казнокрадство в результате петровской перестройки достигло невиданного прежде размаха, и отыскать казенные деньги, „которые по зарукавьям идут", ему не удалось». О масштабах казнокрадства того времени «говорят сведения о том, что из 100 собранных податных рублей только 30 руб. попадали в казну.
Даже в годы сталинских репрессий и показной скромности в быту существовали нувориши (разумеется, скрытые). «Почти у любого чиновника сталинской эпохи рыльце было в пушку, и при желании его можно было „прижать". ...Перед реформой 1947 г. в сберкассе при Центральном телеграфе, где традиционно держали деньги кремлёвские и цековские аппаратчики, ежедневный оборот увеличился с 88 тысяч рублей до 2 млн 200 тысяч рублей.
На сотни процентов возросла выручка ювелирных и промтоварных магазинов, даже музыкальных. Чтоб сохранить остатки товаров, магазины стали закрываться на переучёт. С прилавков коммерческих магазинов, которые торговали по высоким ценам, но без карточек, были сметены колбасы, сыры, масло. После начала реформы 14 декабря 1947 г. банковские местные умельцы стали принимать вклады задним числом. Кто-то на этом попался, но основная масса деньги сохранила». [1, с.261].
Если денежная реформа 1947 года продемонстрировала растущую коррумпированность государственного аппарата при плановой экономике, то августовский кризис 1998 года наглядно показал размах коррупции в условиях рынка. «Те, кто заранее получил доступ к информации о точной дате дефолта, смогли сколотить колоссальные состояния, — рассказывает депутат Госдумы Иван Грачёв. — Меня поразили суммы, которые перекочевали в карманы недобросовестных фирм и чиновников. Я знал, что многие чиновники играли на рынке ГКО, использовали другие возможности наживаться за счёт доступа к конфиденциальной информации, но августовский дефолт стал просто апофеозом...». [1, с.261-262].
Нынешние «новые русские», несомненно, побили все рекорды своих исторических предшественников. Имущественное неравенство в сегодняшней России достигло невиданного прежде уровня. Средний душевой доход 15% богатых в России в восемь раз выше, чем у 85% всех остальных российских граждан. При этом те же 15% имеют 57% всех денежных доходов, обладают 92% доходов от собственности, 85% сбережений, 99% общих сумм покупки валюты. Привыкшее к уравниловке общество не имеет встроенных механизмов ограничения неравенства, и маятник по-прежнему попеременно движется то к казарменному равенству (в стабильной фазе), то к вопиющей нищете большинства на фоне сказочного обогащения немногих (в нестабильной фазе)». [1, с.262].

Надо полагать, что свой вклад в формирование означенного особого пути России сделала и, видимо, продолжает делать православная этика, в которой мирские заботы всегда считались «суетой сует», а основной обязанностью православного было молиться Богу и просить его. Причём просьбы эти в первую очередь материальные - в главной православной молитве «Отче наш» так это и звучит: «даждь нам днесь», «не остави нам долги наши». Не делать, а просить! Получается, что протестантскому Богу угодно, чтобы человек  делал дело, а православному – чтобы просил. Это «две большие разницы», как говорят в Одессе.
И очень показательна духовная часть этой молитвы-просьбы к Богу – «избави нас от лукаваго»: избавь нас от того лукавого, который всё время нашёптывает нам, подначивает нас сделать что-нибудь не так, по-другому, по-новому. Здесь, скорее всего, и поставлен православный крест на инновационном образе мышления русского человека. Вот и приходится Ю. Афанасьеву квалифицировать «господствующий в России тип мыслительных привычек и стереотипов» как «господство прошлого над настоящим и будущим». [2].
Интересная мысль высказана  доктором философских наук Кареном Свасьяном  в статье «Час челяди» в «Литературной газете» № 50 за 2004 г.: А раньше, до 1917 года, «…начинать надо было бы … не с марксизма, а с замены православия кальвинизмом». [6]. Мысль интересная  (тем более, что всё равно от немцев – и протестантизм и марксизм), но запоздалая и пришла в одну лишь эту голову.
Не случилось. И в результате состоялась такая борьба с ревизионизмом в марксизме, жестокость и масштабы которой «и не снились» христианским борцам с ересью. Не удивительно, что инновационный дух был так сильно и надолго  выбит из русского народа.
Конечно, по самому большому счёту надо бы снять с русского народа тысячелетний православный запрет на инновации, наложенный главной православной молитвой «Отче наш».
Однако глубина проблемы такова, что никаким одним разом это не сделать. Придётся двигаться «мелкими перебежками» и «подскоками».

Продолжение следует.

Список литературы.

1. А.П. Прохоров. «Русская модель управления» (М.: Эксмо, 2007).
2. Юрий Афанасьев. «Мы – не рабы? (Исторический бег на месте: «особый путь» России)». Новая Газета № 47от 05.12.2008г.
3. М. Вебер. «Протестантская этика и дух капитализма». Пер. с нем.- Ивано-Франковск: Ист-Вью,  2002.
4. Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия, составитель Б.С. Ерасов. Москва, Аспект пресс, 1999.
5. Б.С. Ерасов. Социальная культурология. Москва, Аспект пресс, 2000.
6. К. Свасьян. Час челяди. Литературная газета № 50 за 2004 г.
7. А. Шопенгауэр. Афоризмы и истины. ЭКСМО-ПРЕСС. Москва. ФОЛИО. Харьков. 2000.
8. Ф.У. Тейлор. Принципы научного менеджмента. Электронная книга.
9. Писцов А.И. «Негативные процессы в эволюции Волжского автозавода и АВТОВАЗа (непарадные заметки)». Сборник «Шаги дерзновений». Издательская серия «Неизвестный АВТОВАЗ». Выпуск II. Тольятти 2006.
10. Конституция Российской Федерации. Москва. ЭКСМО. 2004.


Рецензии
"Вторая – причина российского «блуждания по кругу истории» по Ю. Афанасьеву состоит в том, что «приоритетом страны на пять столетий вперёд [с XV века] стала внешняя территориальная экспансия, но не обустройство внутреннего пространства."

'стала внешняя территориальная экспансия' - Афанасьев не понимает того, для чего делалась 'территориальная экспансия'!
Целью же этой 'территориальной экспансии'являлось стремление России к водным ресурсам, по которым осуществлялись тогда торговые связи!

Евгений Чекалов   11.12.2012 18:46     Заявить о нарушении
Зато Ю. Афанасьев понимает, к чему и как привело 500-летнее невнимание к обустройству внутреннего пространства.

Анатолий Писцов   12.12.2012 11:03   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.