Лиственница. Cтарый Петергоф

В парке Старого Петергофа


Звёзды пленили беспечностью света.

Взгляд к ним прикован: навечно впитать

Сказочный миг зарождения лета.

Не было крыльев, чтоб в небе летать.

Тропки пьянящего запахом парка

Звали к поляне, омытой луной.

Ждал с нетерпеньем от жизни подарка.

Так не хотелось прощаться с Весной.

Гравий шуршал, потревожен ногами,

Шёпотом ели вели разговор,

Видно, делились друг с другом делами.

Кто-то чужой им почудился, вор,

Замерли, чтобы не выдать секрета.

Только журчал ручеёк озорной.

И тишина, став хозяйкой рассвета,

Мне намекнула:"Пора уж домой..."


Дмитрий Елисеев.



Петергоф

 
... Воспоминания прервались приходом мужа, и я не возвращалась к записям до сегодня. Вчера мы съездили в Петергоф, навестили стареющего отца и поздравили его с  Днём Победы. Впервые за долгое время собралось много народу. Восьмого вечером мы насладились общением с сестрой, гуляя  вдоль Ольгина пруда и выгуливая Зельку. Бедная собака что-то очень нервничала, боясь всех тяжёлых звуков; её прямо на руках Саша, Наташин муж, донёс до луга, и там она понемногу отвлеклась, поиграла с пинчером, который вовсю гонял по пруду за палкой, которую забрасывал в Ольгин его хозяин, - и с невероятным удовольствием, с этой палкой в зубах, «выруливал» назад к хозяину. Наша Зелька, конечно, в воду не зашла, но тоже с интересом обменялась «обнюхиваниями» с новой знакомой. Стояло почти летнее тепло, но вечером давала знать о себе близость залива, и солнечный Петергоф потихоньку насыщался вечерней влагой и прохладой. Спокойная вода, гармоничное отражение в ней деревьев, моста, голубого неба – всё успокаивало душу и навевало воспоминания о петергофской жизни...


...Действительно, квартирка была маленькая, но находилась она в чудесном фрейлинском доме, у самого Нижнего парка со знаменитыми фонтанами, и совсем недалеко от школы, нашей 415 средней школы, бывшей мужской гимназии, куда мама и определила нас с сестрой, и в которой мы продолжили своё обучение. И вся моя последующая жизнь уже связана со сказочной резиденцией, но я в ней жила тогда, не осознавая историчности места – жила и всё. И каждый уголок Петергофа – теперь история и моей жизни. В которой, конечно, в последующем отразятся все особенности Петергофа и его близости к Ленинграду. Мама осуществила свою мечту вернуться туда, где проходило её детство до войны, с чем были связаны её мечты и воспоминания, которые она лелеяла в себе все мученические годы эвакуации и войны.


Дом на Красном проспекте, № 51, подражание немецкой готике, где они жили со старшей сестрой и её семьёй, школа, где она училась до 7 класса и уже пережила первую влюблённость, и учительница немецкого языка, заметившая её способности к языкам и предлагавшая тёте Зое бесплатные занятия с её младшей сестрой; конечно же парки и фонтаны – всё это переходило в мою жизнь. И многое, чему не дала осуществиться в маминой жизни война, должно было реализоваться в моей – так уж мамой было задумано...


                &&&


   Евгения Ефимовна жила на втором этаже. Не помню, по какой причине мы оказались тогда в её квартире. Наверное, готовились к очередному школьному вечеру - не это осталось в детской памяти. Помню, как жадно впитывала в себя дух стен, лестниц, коридоров... Здесь росла моя мама... А вот крутой подъём наверх... в мезонин - там была мамина комнатушка...С балкончиком... Впитываю запахи и ищу... а  вдруг... Вот отсюда виден двор - там наверняка мама выгуливала Алика с Кларунчиком... А вон там жила учительница музыки. Предлагала тёте Зое бесплатно учить маму пению и игре на фортепиано... Да... В просторной зале стоит рояль, и я тут же воображаю, как мама напевала с музыкантшей свои первые песни... Разыгрывала воображаемые роли, наряжаясь в одежды тёти и её мужа... Нет, это уже я, в концертном платье, стою на сцене:" На заре ты её не буди!...."

   -  Нина, твой текст!!! ...Прихожу в себя... Над моей головой - Евгения Ефимовна: "С тобой всё в порядке?" 
    Выплёвываю первые пришедшие в голову слова своего текста и постепенно начинаю входить в новую роль.
 



                &&&&&




Тётя Лиза

 
У тёти Лизы мы прожили, наверное, месяц (может, меньше). Во всяком случае, точно – в начале 1957 года уже перебрались в Старый Петергоф, где родителям с большим трудом удалось снять комнату в прекрасном частном доме на улице Степана Разина, 19.


С семьёй тёти Лизы мы встречали Новый год. Помню тёти Лизины корзиночки и телевизор КВН – новые чудесные впечатления к уже накопленным на Севере и Украине. Помню, как мама заставляла меня за что-то извиняться перед тётей Лизой – видимо что-то по-детски высказала, не вникая в смысл достаточно глубоко. Так до сих пор и не знаю, чем я провинилась перед тётей Лизой... Помню длинный коридор, как в общежитии  - но с овальными резными окнами (как, кстати, и  в комнатах), которые выходили с одной стороны на Нижний парк, а с другой – на сквер рядом с Красным прудом. В то время сквер ещё был заброшен и неухожен, как сейчас. Мы любили носиться по коридору, играя в прятки, пятнашки, забегать на общую кухню «на разведку», сидеть на лестнице ( наш этаж был чердачным!), - т.е. условий для детского общения было много, но и из этого периода, пусть краткого, но очень насыщенного новым в моей жизни, я не сохранила друзей детства – моё биополе жило своими законами...


Зимний период проходил в Нижнем парке. Рядом с парадной – вход прямо к драконам! И,конечно, санки с крутого склона, лавирование между берёзами и соснами, падения, синяки, обиды, хохот – а попутно глаза прирастали к Монплезиру, каскадам (тогда ещё полуразрушенным), скульптурам – но ещё только зримо наполняя организм ощущением гармонии и «праздником для души». На Масленицу – в парке все. Катание на финских санях – любимое мамино развлечение, горячие пирожки, сжигание чучела на площади у Римских фонтанов, от которых тогда после войны ещё зияли пустотой мраморные чаши, - и снег – белый, пушистый, сверкающий на солнце, и, хотя я ощущала лишь сторонним наблюдателем этих гуляний, душа приобщалась, чтобы уяснить и приблизить к себе смысл устраивания зрелищ; сейчас вспоминается всё так, будто я активно участвовала во всём. Конечно, ведь я гуляла, а всё вокруг называется «гулянием», «народным гулянием»...


Что ещё? Всю тонкость взаимоотношений взрослых я стала понимать гораздо позже, после маминых рассказов о довоенной жизни в Петергофе, о дружбе с Зиной, дочерью тёти Лизы, в которой тоже были свои нюансы, как положительные, так и отрицательные. Всё это накладывало отпечаток на их послевоенные отношения, и я бы их уже дружбой не назвала. Скорее это была обязанность находиться около. Она, эта обязанность, была очень присуща этому поколению. Я наблюдала, как этот долг исполнялся в кругу сестёр Галевых, а их война раскидала по разным городам страны; как устанавливали связи сибиряки, разыскивая их брата, то бишь моего отца, не писавшего им писем, и как сохраняла дружбу моя мама, до последних дней отдавая дань тёте Лизе в благодарность за зиму 1956 года...


Я не ошиблась - именно матери своей подруги, а не подруге лично. Не будь тёти Лизы, неизвестно, где бы пришлось ютиться нашей семье, т.к. тётя Зина не оказалась бы способной на такой подвиг. Её душа конфликтовала сама с собой в результате отношений с мужем. Любовь давно сгорела, а женская душа шла на все ухищрения, чтобы сохранить её около себя. Не хватало мудрости, мужества на решительный шаг. Но страдание,действительно, было сильно, это показала жизнь. Зина спилась, усугубив свои болезни, и жизнь её закончилаь раньше срока. Эта судьба тоже оставила глубокий след в моей душе, намекнув, что личные драмы надо переживать умеючи...


А по фотографии юной Зиночки можно сказать, что она была красивой, особенно волосы – длинные и волнистые, большие глаза, пухлые губы... Видимо, красивая внешность – ещё не всё, что надо для счастливой любви.. Что же ещё?... Долго мне придётся в течение своей жизни искать ответ на этот вопрос.


Зинин муж - красивый еврей, талантливый инженер, мастер по теле- и радиоаппаратуре, тоже, наверное, соблюдал долг, ожидая, пока его сын вырастет, оформится в самостоятельного человека, чтобы заняться личным вопросом. Но, по-моему, он начал раньше; наверное, становилось всё невыносимее. Он по-разному искал выход, даже попробовав свататься к моей старшей сестре. Наташе он очень симпатизировал. Но разве моя мама позволит подобный мезальянс?! И дело тут, конечно, не в возрасте, а в обязанности, долге перед старой дружбой. Но Бог знает, права ли была она тогда... Это сватовство всё равно углубило пропасть в отношениях, а Михаил, уже будучи женатым москвичом, трепетно навещал Наташу, укоряя её в прошлой нерешительности... Вот так. И он уехал в Москву, и Зина влачила свою жизнь, опуская дух всё ниже и ниже. Не хотела бороться, не задала душе соответствующего заряда для этой борьбы...


Их сын стал военно-морским офицером советского закала. Я так и не узрела в нём особых личностных качеств; его,как и великое множество выпускников ВВМУ заели материальные заботы, женитьба ( помню, как я « под сильным шафэ» удирала от одного из его однокурсников, и с разгона грохнулась оземь – снова спасалась от нежеланного «ухажёра»!);  ребёнок, девочка, а потом уж не знаю. Правда, заботиться о матери не прекращал, она работала в то время уже «на птичке» и сделала им квартиру. Больше ничего не знаю, хотя Михаил рассказывал нам, продолжение их биографии. Сестра, наверное, помнит больше меня, а я потеряла уже интерес к новому витку спирали их семейной жизни.
Собственно, я и принялась за краткое описание истории этой семьи тоже в благодарность за то, что они нашли в себе силы в тот тяжёлый для нас период помочь нам, лишив себя элементарных удобств. Это был для меня ещё один пример того, что людям нужно помогать в какой сложной ситуации я бы ни находилась.


                &&&&&



 Улица Степана Разина






Старый Петергоф... Усадьба с калиткой, выходящей прямо в лесопарк. Уютный двор с сиренью над крыльцом и жасмином под окном, благоухающие с приходом весны. Прудик со своими тайнами во все времена года. Царские георгины, расцветающие в августе. Хозяйский сад с яблонями, смородиной, малиной и клубникой. Подружки во второй половине дома – дети Балта, известного в Петергофе директора хозяйственного магазина – Ира, Вера и Лида. Интеллигентные дамы, бывшие владелицы дома, Наталия и Ольга Александровны – сёстры, и их невестка Софья Ивановна.


...В конце улицы стоял дом с колодцем, куда мы ходили за водой, за ним – железная дорога. В этом доме тоже скоро появятся подружки – Люся и Света. Помню, как мы устраивали во дворе этого дома концерты для жителей. Большой популярностью в нашем исполнении пользовалась песня о Щорсе.


Запомнился большой тёмный, как воронье гнездо, дом, где жила еврейская семья. Тогда я не отличала людей по национальностям. Мне очень симпатична была Фаина, интеллигентная дочь своих родителей. Она играла на пианино. И когда у нас оно в доме появилось, я бесконечно просила её исполнять полонез Огинского - она была очень музыкальна. Как-то, придя в её комнатку, я застала её плачущей у окна. На расспросы она не могла отвечать – какая-то обида стискивала её горло, и она не могла высказать ни слова. В тот момент мне трудно было понять, в чём дело. Лишь позже, после разговоров с мамой, её попыток объяснить мне, что культура людей ещё не настолько высока, чтобы равно воспринимать все национальности, я стала более внимательно, более чутко присматриваться к окружающим. И этот разговор помог развивать в будущем мой внутренний голос, различать добро от зла.


   Приходя из школы, я гуляла около дома, катаясь на лыжах зимой, пока мама не позовёт обедать. Или ещё до обеда с крыльца раздавался её зов: «Ниночек, по телевизору журнал «Музыка» начинается!» Мне как так и надо – лыжи под мышку – и домой, к телику. Тогда мало что понимала в оркестровом звучании, но его магия приковывала меня своей неведомой силой, и я , подросток, врастала в экран, пытаясь стать частью всего, что происходило там, в этой волшебной стране под названием «музыка». Тогда она только входила в мою жизнь, мама начинала осуществлять свою мечту: Ей не удалось стать певицей, так надо детям дать музыкальное образование. Во что бы то ни стало, любой ценой. Она наблюдала за моим рвением,  я даже не подозревала, какие мысли тогда роились в её голове. Мне казалось, всё происходило само собой, так и надо.


Летом, когда на дачу приезжали сёстры и Софья Ивановна, жизнь заметно оживлялась. Вечером на крыльце Наталья Александровна пускалась с отцом в политические дебаты, Ольга Александровна дискутировала о прочитанной литературе, а Софья Ивановна вела беседы о музыке. Она была певицей с лирическим меццо-сопрано, и они быстро нашли с мамой общий язык. Конечно, она тоже оказала немалое влияние тогда на ход моего музыкального воспитания.

И с пятого класса я стала посещать музыкальный кружок в нашей 415 школе. Вела его Ольга Евгеньевна, опытная учительница с консерваторским образованием. У неё тоже был свой дом в Старом Петергофе , только совсем на другой стороне , недалеко от Бабигонского кладбища. Там она проводила уроки для отдельных учеников, в число которых попала и я. Год продолжался этот счастливый контакт, как вдруг семью Ольги Евгеньевны постигло горе: дом сгорел. Она рассказывала мне, что всё случилось из-за оставленного включённым утюга... В занятиях музыкой наступил перерыв... Но в это время где я только ни побывала! Чтобы готовиться к урокам, надо было выискивать пианино, и я пускалась на все ухищрения. Конечно, после уроков в школе рояль в актовом зале был в моём распоряжении. Помню, как первые гаммы выползали из-под моих рук.
«Дождик, дождик, кап-да-кап,
Ты не капай просто так...» – звучат до сих пор пор в моей памяти первые выученные песенки. Латвийская полечка всё ещё радует слух, когда сижу время от времени за пианино... Первые мелодии неразрывно связаны с образом первой учительницы, введшей меня в мир музыки. Теперь журнал «Музыка» становился тоже частью моей жизни, тогда я ещё не знала, что существует Филармония, Кировский Театр и т.д. – всё это ждало меня впереди. Доверие мамы растило моё достоинство, веру в себя, и сейчас я высоко оцениваю её усилия в те нелёгкие времена, чтобы направить младшую дочь по избранной стезе.
Но в выходные дни школа была закрыта, и каким-то образом у меня появилась возможность заниматься в Летнем театре Нижнего парка. Запомнилось, как мы музицировали там с Наташей, как она танцевала на летней сцене под мой аккомпанемент. Что я тогда учила, не помню, наверное, это был какой-нибудь вальс из школы Николаева. Наташа легко кружила по сцене, была весёлой и счастливой в тот момент. Такой её больше я  никогда не видела...
Пианино в училище Попова собирало вокруг меня юных курсантов. Им было чем поразвлечься во время коротких перерывов! Они охотно плясали под мою полечку, напевали песенки, заданные мне учительницей, помогали ставить руку при игре арпеджио. Господи, могла ли я себе тогда представить, что пройдёт время, и эти молодые люди станут моей аудиторией, новой частью моей биографии. Но пока всё это было впереди...


Сестра не так стремилась наполнить свою жизнь содержанием. Она и здесь больше находилась на улице. У неё были друзья, которые по духу были далеки от меня, а тогда и по возрасту. Красавчик Игорь, сын нашего хозяина Коваля, уже играл в любовь с ней. На деле, конечно, ничего не вышло. Дружила она с Ирой, старшей дочерью Балта. А я часто проводила время с младшими сёстрами, Верой и Лидой. Когда в их доме не было отца, мы могли послушать редкие тогда пластинки Робертино Лоретти и других популярных певцов, такая роскошь была в то время не в каждой семье.


Любимым местом в летнее время был Биологический парк. В то время территория не была застроена Университетом, парк был чище. Можно было полакомиться лесной земляникой, малиной, найти грибы по пути к пруду. Мы купались каждое лето, наслаждаясь природой чудесного лесопарка, попутно впитывая его красоту. Помню, в столовой Института мы брали молоко, а путь к нему лежал через сказочную дубовую поляну: глаза прирастали к могучим великанам, а позже я находила их в полотнах  Шишкина и душой возвращалась в своё детство. Ещё дальше, под горку спустишься – и тебя ждёт новое чудо: тебя встречает высеченная из камня  человеческая голова! Мы на ней сидели, играя в разные игры, проводя свой досуг и не догадывались, что пройдёт время, раскроем Пушкина «Руслана и Людмилу» - и душа всколыхнётся, уносясь памятью к этому камню у Биологического Института.


...  Пройдёт время, и я получу в подарок снимок этого камня – он будет сопровождать меня всю дальнейшую жизнь. Вот и сейчас глаза великана направлены в мою сторону; за окном лежит первый снег, а в голове проносятся строки волшебных пушкинских поэм. Скоро Рождество...


                &&&&&



   Рождество

Что это такое,  мы в детстве не знали. Не знали Библии, традиции были отторгнуты от нас сильными мира сего. Церкви пустовали, народ они не объединяли. Но в Новый год мама делала для всё, чтобы сохранить дух этого сказочного праздника, сделать дом теплее и уютнее. Ёлку устанавливал отец. Ему это тоже доставляло особую радость – принести в дом самое красивое дерево, которое мы украшали все вместе. Игрушки сохраняли трепетно. До сих пор храню старые ёлочные шары, разнообразные стеклянные фигурки, гирлянды и мечтаю о том моменте, когда в моём доме снова появится настоящая рождественская ель... Да, ёлка присутствовала всегда. Но появлялась не в Рождество, а в Новый год. Хотя даты мы отмечали: и 7-е января, и 13-е января не проходили не отмеченными. Ёлка украшала дом до Старого Нового года.


Только в Дрездене ощутила я Рождество. Здесь в народе живы традиции, не похоронены искусственным ходом истории. Сказка оживает на глазах, и – хочешь не хочешь – душа погружается в волшебный мир. Снова на столе появляются любимые с детства сказки, перечитываются стихи о зиме, а душа погружается в воспоминания о лучших днях детства и юности.

 

«Зима.Крестьянин, торжествуя, ...», - читает мне сегодня муж с утра строки Пушкина. Выпал первый снег! До начала зимы ещё целая неделя, а в Дрездене уже лежит белое покрывало. «И жить торопится, и чувствовать спешит...» -  Вяземский тоже заметил, как природа стремится одарить человека своими зимними дарами. И я со своим хэнди спешу к окну, делаю первые зимние снимки своего двора – чудо! Теперь у меня зимний Hintergrund на экране! Настроение повышается, забываю о простуде и с новым Адвентом начинаю свой день.


Просто размышления.

  Заглянув внутрь, я отшатнулась. Перед алтарём в объёмном пространстве стояла толпа людей. Не перешагнув порога, разглядываю отреставрированные стены, потолки, окна... Здорово!!! Из ничего возникло чудо... Но что-то не пускает идти дальше, как будто внутренний тормоз сидит внутри и не даёт ногам возможности перешагнуть порог. Так часто бывает во сне... Стремишься куда-то попасть, но некая преграда возникает: то попадаешь в бесконечность, то в полёт, - но не достигаешь желанной цели...


   Вот и тут - не ведут ноги, и всё! Кто-то оглядывается на меня, снова ощущаю в себе отрицательный биоток. Боже, а этот что здесь делает? Приглядываюсь к массе. Верующие...
Знакомые всё лица... Становится ясно, почему аура отталкивает. Театр в жизни.

   С некоторых пор театр перестал быть интересен - наблюдаю в жизни. Занавес открывается утром каждого нового дня...




                &&&&&






Огородная 17.


Проходило время, назрел конфликт с Ковалём, нашим хозяином – оставаться в его доме уже было нельзя: ему грозили неприятности. Родители срочно искали выход из положения, и случай подвернулся. На Огородной стояла маленькая заброшенная хатка-мазанка, вокруг неё участок земли, тропинка к Сергиевской улице, а напротив прекрасный дом, где жили тётя Тоня и дядя Коля. Конечно, тоже с садом и огородом. Родители собственными руками привели эту хатку в относительный порядок, и мы въехали, став собственниками четырёх комнат! Одна комната стала нашей, вторая спальней родителей, третья – кухней, а четвертая чуланом. Коридор и выход к огороду. Помню, как неохотно мы с Наташкой помогали вскапывать землю для картошки, а земля была прекрасная, дала богатый урожай. На наших грядках росла и клубника, ароматная и сладкая. Выращивали горох, свёклу, капусту, морковь.

Под окнами росла дикая яблоня и сирень.

В этом домике мы жили до 1963 года, пока не подошла очередь получения квартиры. С этим периодом связано много событий в нашей семье. Но главным я считаю появление в доме папиных родственников из Сибири.

Не знаю почему, но до определённого периода поддерживали контакт только сёстры Галевы. Мы ездили в гости в Таганрог к тёте Зое, старшей сестре мамы – проводили там отпуск. Судьба её детей, моего двоюродного брата Алика  и двоюродной сестры Клары складывалась на наших глазах. Они стали часто навещать нас в Петергофе с тех пор, как мы поселились на Огородной 17. Святым делом для всех было навестить дом на Красном проспекте 51 в Новом Петергофе, где семья жила до войны перед эвакуацией.

 В этом доме у нас уже жил сын второй сестры мамы, тёти Лёли, Славка. Он учился в Университете и играл на мандолине в Неаполитанском оркестре. В Архангельск мы тогда не ездили, я увидела тётку только на её похоронах... Удивительно хороша была она в молодости – жизнь с пьющим мужем сгубила её здоровье... Впрочем, также, как и жизнь их младшего сына Валентина, неудачливого красавца. Славик устроил свою жизнь более благоразумно, слава Богу. И это, наверное, потому, что большую часть времени жил вне своей семьи.


На одной из фотографий можно видеть и четвёртую сестру, Аню, из Таллина. Она тоже  часто наезжала к нам и забирала меня в Таллин, который я любила всей душой. Я не ходила по театрам или музеям, но город тогда истопала вдоль и поперёк. Обожала его закоулки, кафе, садики. Побережье Финского залива. Восхищалась талантом домохозяев, у которых был тщательно обработан самый малый клочок земли, их вкусом и трудолюбием.Тётя Аня привозила своих детей, Володю и Серёжу, которые тоже росли по образцу своего отца, дяди Димы, который не чурался водочки. Воспитание сказалось позже: Сергей спился,  потерял чудесную семью  и молодым человеком умер, а Владимир пьёт беспробудно и жизнь идёт на нет.
Сёстры одна за другой покинули этот мир, судьбы их детей им, слава Богу, неизвестны. Пожалуй, только Алик и Клара достойно продолжают жить. Но и тут Богу не было угодно, чтобы всё было в полной гармонии: исчезновение племянника Миши, сына Алика, тяжёлым бременем легло на семью. Всю жизнь искала тётя Зоя, старшая мамина сестра своего мужа, дядю Мишу, пропавшего без вести на войне. Всю жизнь прожила в надежде, вот-вот вернётся её муж, отец её детей. И вот теперь та же самая судьба постигла её сына. Что это – рок? Но пока о Мише ничего не слышно...

Эти четыре сестры жили в теснейшем контакте, переписываясь, помогая друг другу, и мы, дети, росли в большом семейном окружении, считая, что так и надо, иначе быть не может. Старшие опекали младших, особенно Алик был для нас во всём образцом, и ему было не безразлично, как протекала наша жизнь на всех её этапах.


На Огородной мы жили до 1963 года. Когда Валентина Терешкова полетела в космос, мы жили уже в своей новой квартире на Бульваре Разведчика.



                &&&&&


   

Эпизоды.




"""



"Через двадцать лет..."




Радио не выключалось. 

Вот и сейчас, Нина сидела в полупустой комнате на полу и возилась со своей шкатулочкой, где хранила всё, что радовало глаз: тут и фантики от конфеток, и обёртки от шоколада, и первые украшения, полученные в подарок от мамы Сони, и первые записочки про любовь от Димки...

Перед глазами лебедь-птица, взмахивает крылами... Вот сейчас -сейчас она превратится в  писаную красавицу!!!... и тут её отвлекает голос радио: "...нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!" Что такое "коммунизм" уже слыхала на уроках по истории. Но с момента раннего феодализма к предмету был потерян всяческий интерес - настолько мёртв был учебник и не сходился с тем, что переживалось в реальной жизни.
Лихорадочно подсчитывая, сколько ей будет через двадцать лет - господи, какая старуха!!! целых тридцать четыре года... девочка, тем не менее, стала летать по комнате от счастья. Вот! Только Любовь! Только Мир! Никаких денег!

В конце концов, и в тридцать четыре года жизнь продолжается!!!

И, готовая отдать всему миру своё "я" , всю себя, она уже чувствовала себя "там", в коммунизме, такой, какой она была необходима всем-всем, не только себе...




"""




Визит.

   Неожиданный стук в дверь оторвал меня от книги. Кого ещё несёт... Родители на работе, вроде, рано ещё. Наташка в  школе... В кои веки одна останешься, и тут покоя тебе нет... Ворчу себе под нос и откидываю крюк. Дверь распахивается сама собой:" Ой, дорогая, да какая же ты прехорошенькая!..Чего, никого в доме? Жаль... А может ты  писать можешь!"
Стоит, широко улыбается, поглаживает меня по руке - цыганка... Хвалит... Сейчас  сказала бы: " Заливает..."
   - Понимаешь, родная, в чём суть дела-то? Письмо мне надо написать, а я не умею,чёрт её дери... Значит, умеешь ты писать?
    - Это я - то?  Писать? да я тебе хоть десяток писем настрочу!
    - Ну вот и ладно! Я тебе диктовать буду, а ты-то пиши, пиши...

    - Идёмте в комнату!
    - Зачем в комнату? Вот здесь и сядем!

   Устраиваемся за кухонным столом, и начинает эта фраерица петь мне под ухом какую-то чушь, а я пишу, пишу, пишу... Когда конец будет?...
  - Ну, ладно, будет ужо.
  - Как будет? А чем закончить? Вы ж ещё прощальных слов не продиктовали!!!
  - Да и так поймут. Главное есть... Да ты давай мне письмецо-то... Какая умная!...Ай-да золотая моя!! Ну, прощай...

    Закидываю за ней крюк и возвращаюсь  к книге.

... Проходит время. Родители собираются в театр. Это было в 60-е годы событием для них. Мама, конечно, наденет своё единственное крепдешиновое платье и чёрные лаковые туфли. Она была неотразима в этoм наряде!
  - Весь шкаф перерыла... где мои туфли? Платье,как сквозь землю провалилось...
    Кто видел мои вещи?!?!?!

Начинается всеобщий допрос... И меня прошибает пот...  Воображаю, как в тот момент через форточку пролезало нечто,перерывало наш шкаф, в котором и так почти ничего не было, и, без содрогания, высосалo остатки того, что оставалось у родителей после возвращения с Севера в Петергоф...

Бедная мама! Ей пришлось и это пережить. Не помню я, в чём она пошла в театр. Усвоила, как  пошло устроены люди... Урок на всю жизнь!




"""




В первый и последний раз.

...Ужасно не любила рыбу... Особенно в консервных банках. Детская фантазия рисовала: вот, её живую туда запихивают. Она,бедненькая, трепыхается, в бессильи, онемении, а над ней закручивается эта железяка...О-о-о-о....
 
 К обеду всегда что-то оставлялось на столе. На этот раз, прибежав из школы, привычно изучаю кухонный стол, вижу: среди прочего, банка сайры. Бр-р-р-р!!!
Пью молоко, а мысль в работе:"Куда бы её затолкать..." Глаза упираются на помойное ведро, стоящее в углу кухни. Руки автоматически хватаются за банку и - съела!!!
Вечно дают, чего не хочется...

Сажусь на диван и за  любимым занятием пролетает время. Не замечаю, как в доме появляется отец.
   - Нина, а где тут на столе сайра стояла?
 Спина покрывается потом.
   - А я съела её!
   - Да ну!!!
Дорисовываю, что у него тормошилось в голове: "Не-е-! Эта - и съела? Не может того быть!
Добровольно -никогда... Тут что-то не то..."
 

  Я уже на кухне, сижу на табуретке, и вижу, как отец подозрительно обыскивает кухню... Ну, думаю... И точно - взгляд его попадает в ведро, и из него извлекается пренесчастная банка сайры...
  - Та-а-ак....
  Настороженно устремляю на него глаза: такого тона от него никогда не слыхала...
А его руки расстёгивают ремень и он направляется в мою сторону...

...Обиды на отца не осталось. Любовь к рыбе пришла позже. Но заслуженное наказание засело в памяти. За обедом всё доедаю до донышка.




                &&&&&





Свет сентября. А Житинский. (Из письма Нины Ивановны на Камчатку.)

Свет сентября, прозрачный
                свет осенний,
Освободил мне душу
                от трудов.
Хотя, что может быть
                обыкновенней
Начала осени и первых
                холодов?

Вот облако проходит
                утомлённо
Над рощей, порыжевшей
                на краю,
А я легко и умиротворённо
Смотрю на жизнь вчерашнюю
                мою.

Кружится лист, тревога
                опадает,
Как роща обнажается душа,
Над полем птица сонная летает,
И молодость уходит не спеша.

Что прошлое? Его уж
                не поправить.
Свет сентября прозрачен и жесток.
С самим собою незачем лукавить,
И в этом главный, может стать,
                итог.




 


Мои личностные качества больше раскрывались в школе.

       Моя первая петергофская учительница, Римма Васильевна,  была ещё молода, личная жизнь ещё только складывалась, и складывалась нелегко, как у всех неординарных женщин. Но тем не менее, ей удалось выйти замуж и родить девочку – она на этом успокоилась, а с мужем пришлось развестись. А тогда, когда я была в третьем классе, её душа рвалась, она мечтала. Стремилась быть замужней женщиной: я даже помню физиономию претендента на роль мужа – он заглянул в класс, чтобы дать Римме знать о своём приходе. И, честно говоря, даже в своём детском впечатлении у меня не осталось мнения о том, что он являлся достойным партнёром моей первой петергофской учительницы. А судьба её решалась именно тогда – и она решилась...


Римма Васильевна оставила школу, а её заменила некая Зинаида, по-моему, Николаевна. Она мне запомнилась бабушкой с тёплым платком на плечах и грызущей ногти. Я сама любила грызть ногти, но не на людях, т.к. я уже знала, что это неприлично. Мама не била меня по рукам, отучая от дурной привычки, эта привычка ушла сама собой, но то, что это делала учительница, да ещё неприкрыто от своих учеников, сложило и мнение о ней. Я не помню, как она учила, я помню, как она не любила меня, как, наверное, и всех детей. Т.к. в разговоре со мной не на уроке, на переменке, она обидела меня укором, что я не способна доводить дела до конца. Почему – недоумевала я, что я недоделала.. Но она при этом грызла ногти – и это усугубило мою обиду. Хотя я стала больше следить за тем, довела ли я что-либо до конца, или задумываться о том, что их хоть как-то но надо завершать. Спасибо Вам, Зинаида Николаевна, за это!
Вот эти два образа связаны с моей начальной школой. Уже есть фотографии – образы не стираются из памяти, жизнь накладывает всё новые отпечатки на судьбы людей, отображённых на них.


...Перебравшись во Всеволожск, живя здесь, я мучительно переосмысливаю свои отношения с родными и друзьями. Эти отношения я выстраивала чаще всего сама, участвуя в жизни большинства из них вплоть до воспитания детей. Обучая их иностранным языкам, музыке, просто воспитывая их, вкладывая то, чего, как мне казалось, не хвтало в системе воспитания родителей. Жила их жизнью, не вполне, конечно, но выстраивала отношения так, чтобы они складывались в их интересах, на их благо, не материальное, конечно, духовное. И в этих отношениях я складывалась как педагог, т.к. видела,как растёт человек внутри семьи, как «выращивается» семьёй, и это во многом определяло мою «перестройку» к подходу к аудитории.

Всеволожск отдалил меня от всего, чем я жила. Но эта отдалённость раскрыла мне глаза на то, как велика была роль такой черты моего характера, как инициатива, открытость, где-то даже жертвенность. Единицы из моих прежних друзей сопереживали со мной мои перемены в жизни именно так, как я когда-то сопереживала с ними их жизненные события. Это, конечно, не подведение итогов каким-то отношениям, я прекрасно понимаю – это жизнь, но как хочется, чтобы и сейчас все были рядом!

Почему я придаю такое значение всем прежним отношениям? - Это часть моей жизни, меня, без этих людей она уже немыслима, и как бы время меня ни уводило от них, память хранит всё. И чем дальше, тем более значимым становится пережитое и все те, кто был рядом тогда...


Первым человеком в этой плеяде, является, конечно, Нина Ивановна. Даже теряюсь, не могу организовать мысли,настолько гармонично и в то же время противоречиво, сложились наши отношения. Да нет же, это не отношения, это – родство, родство душ, двух жизней.


Моя природа тогда, в детстве, встретилась с такой Личностью, которой жаждала, чтобы вручить ей свои таинства, доверить всё сокровенное, данное отцом и матерью, на дальнейшее совершенствование, долепливание. И она не ошиблась – так оно и произошло. Я не говорю о каких-то талантах типа педагогических, воспитательных. Мне нужен был Человек – и судьба преподнесла мне его. А я начала лихорадочно впитывать всё – и её черты характера, и её привычки, манеры, фразы, что-то из образа жизни, увлечений, страстей – всё, вплоть до профессии, всё становилось моим. Мы всё более становились неразделимы, сливались воедино жизни, я стала воплощением  мечты Учителя, Учитель – моим гением. До сих пор ни один образ учителя не превзошёл её, во всех живёт компромисс, в ней – нет.

 

К 70-летию Нины Ивановны я написала в районную газету «Заря коммунизма» в Петергофе заметку-штрих, чтобы хоть как-то привлечь внимание общественнсти к этой личности. Среди знакомых резонанс был, причём все сразу поняли, кто мог быть автором.  Моя одноклассница, Галка, даже упрекнула меня в том, мол, где я такое количество подписей под заметкой могла собрать. Я тогда смолчала, у меня болела душа – как мало внимания получает Нина Ивановна от меня, особенно сейчас, и как преступно невнимателен к таким людям окружающий мир – и коллеги, и администраторы, и мы, ученики. А мы с ней были настолько близки, что я никак не могу свыкнуться с новыми ситуациями в своей жизни, которые уже не позволяют бывать у неё, звонить ей ежедневно, активно участвовать веё жизни.
Так было когда-то...


...Мы сближались конфликтно, вернее, я заслуживала её любовь и дружбу, проявляя себя такой, какая я была – открытой, устремлённой,со всеми своими недостатками. А Нина Ивановна с такой любовью ко мне «обрабатывала» все мои комплексы, что у меня не оставалось ни капли сомнения в том, что она делает всё верно, всё для того, чтобы я делалась лучше. Она использовала всё талантливое во мне, и развивала, раскрывала, как никто другой потом в моей жизни: и на уроках немецкого языка, и классных вечерах, в спектаклях, в школьных мероприятиях. Она открыла для меня Мариинку, Филармонию, Ленинград...


Она, пережив стойко мученические годы войны и послевоенного времени, прекрасно чувствовала, как на нас, детях, отражалась нехватка чего-то вкусного ( помню, как она молча, глазами велела Розе замолчать, когда она пыталась укорить меня за то, что я ухватилась за лучший кусок халы с сыром, я это остро ощутила и уже потом заставляла себя лучшие куски отдавать другим – спасибо, Нина Ивановна...) и прощала нам этические проступки такого рода; но сурово наказывала за попытки обладать чужой собственностью, началом воровства. Она сама тяжело переживала такие моменты, особенно если центром подобного явления становилась я. А такое было. У своей подружки, Галки, дома на столе я усмотрела деньги, по-моему три рубля. Я позарилась на них и, конечно, попала в историю. Надо сказать, что это было более крупное продолжение претензий на чужую собственность (линейки, мелочь и т.д.), чего не чуждалась и Галка. И когда с меня снимали галстук за воровство – плакала я, плакала Нина Ивановна, плакала и Галка, вспоминая наши приключения в актовом зале, плакала очень громко, ощущая себя, наверное, тоже виноватой за то, что я одна расплачиваюсь за прошлое...

И такое мы с Ниной Ивановной тоже переживали вместе – до тех пор, пока снова на меня не надели галстук. И чужое уже больше никогда не интересовало меня – я охотнее отдавала и отдаю своё: спасибо Вам за это, Нина Ивановна.

А тогда, в 1959 году, когда мы прослышали, что классной у нас будет Гольцман, ропоту не было конца: злющая, ставит кучи двоек, родители из школы не вылезают. С ужасом и трепетом одновременно ждали. И вот двери раскрылись! Дрессировка началась! Класс притих в ожидании чудес – и чудеса начались! Начиная от построения, от того, что и как лежит на парте («Дневник, на дневник учебник, тетрадь, словарь, ручка, карандаш, линейка!»), от того, что и как на тебе одето, как ты стоишь, - до рапорта, отчёта по домашней работе, работе на уроке и оценок.

Боже, а классные часы – чего только там мы ни переживали! Это и текущие оценки и события, и воспитательные моменты, беседы – о правилах поведения, о живописи, музыке, поэзии; причём всё вели мы сами, всё очень живо переживалось. Это, действительно, было нашей жизнью. На таком фоне переживалась и первая влюблённость, и раскрывалась природная одарённость – щедро и безвозмездно, потому что всё встречалось с любовью, охранялось надёжным крылом Нины Ивановны. Спасибо Вам за это, Нина Ивановна.

Только сейчас могу я понять, сколько требовалось внутренних сил Вам, чтобы сохранить себя такой, какая Вы есть. За такой труд звание «Народного» не дают – слишком уникален Ваш талант, талант отдавать себя без остатка на фоне берущих, хватающих, ворующих. Пусть эти строчки послужат памятником, это нескромно с моей стороны, но под ними подпишутся сотни Ваших учеников, так что простите, Нина Ивановна, за нескромность. Но это и моё право, и мой долг. Храни Вас Бог, Нина Ивановна...

Так, Учитель, появившись в моей жизни, превратился в жизненного кумира. Противоречия, возникавшие между нами, являлись плодами разного возраста, разного воспитания, и разного времени. Нине Ивановне присуща высокая требовательность к себе. Внешне это осуществлялось в таких же требованиях к другим, в школьных взаимоотношениях, казалось, даже жестоковатых требованиях; но это, верно, по-мнению тех, кто предъявлял меньшие требования к себе, тех, у кого преобладает самомнение, и в ответ возникает негативное отношение. Но именно так в нашем обществе создаётся негативное отношение ко всему прогрессивному. Вокруг таких людей, как Нина Ивановна, создаётся вакуум, пресекается их влияние на окружающих, всё меньшее количество людей реагируют на имя, и постепенно оно гаснет.

На себе, хоть я и не причисляю себя к личностям ранга Нины Ивановны – я стремлюсь к её высоте – и тем не менее, я тоже ощущаю воздействие подобного процесса. Так как же мне раскрыть себя максимально? Потолок навис над темечком, синяки становятся всё ощутимее, страдает аудитория. Парадокс – страдает, но именно она и спасает меня от крайних кризисных состояний. Спасает и Нина Ивановна. Она же сохранила свою аудиторию – значит, и я должна. Ей было труднее.

Сейчас ей идёт 98-й год.




                &&&&&



Драгоценные камни.

  Всегда удивляюсь, поглядывая на кадры ковбойских фильмов, что вытворяют люди ради горстки денег. Добыв золотую горку, теряют самое дорогое -любимую женщину, или преданного друга, или семью...
 ...В кармане не было никогда больше 2 - 3 рублей, которые выдавались мамой на
день. Но на еду тратились копейки... Книга, выставка в музее, концерт в Октябрьском или театр - это составляло главный интерес. Но сейчас даже не об этом.
В мыслях точило, и чего это они так гоняются за этими монетами, если столько богатства доступно вполне без применения кошелька...
Можно целый день болтаться на природе и наслаждаться ею... На один рубль можно посмотреть два кино в день и поесть пирожного и выпить кофе в перерыве...Можно целый день просидеть в библиотеке с книгой, и никто не сунет носа в твою жизнь...
Что ещё людям надо?...
Самое драгоценное, что мною собиралось всю жизнь, и что продолжаю по крохотным песчинкам до сих пор собирать - человеческую Любовь - она отдаётся людьми с самой малой охотой, хотя всю жизнь именно Любовь движет всем, что создаётся на этой земле.
               


                &&&&&



               
                Первые синяки.


           Дом напротив тоже стал частью моей биографии. В нём жили тётя Тоня и дядя Коля. И всё, что я про них могу сказать. Но тётю Тоню я с тех пор воспринимаю как свою родную тётку, и пережитое на Огородной связало нас прочными узами.
       
        ...Но сначала некоторое отступление...
   Актрисой я не стала. Как только пришла пора серьёзно решать Быть или не Быть, мама вступила в свои права за решение судьбы своей младшей дочери. Она искала помощи, где только могла, и, конечно, помощники нашлись. Моя учительница по музыке встала в её ряды.
И как-то раз она мне предложила встречу со своим старым приятелем. Он-де режиссёр-постановщик Пушкинского театра, послушает тебя и даст совет. Без особенной подготовки я явилась в её ленинградскую квартиру, и в ожидании мы ещё позанимались, накрыли на стол. И только успели положить последний прибор, раздаётся звонок.
Запомнился он мне неким старикашкой, облизывающим мою фигурку с головы до ног, а одета была я в коротенькое шерстяное платьице от кузины , которое очень любила. Оно было со стоечкой, узенькой юбочкой выше колен и тесно обтягивающей мои уже сформировавшиеся бёдра: "Ростик-то маловат - со сцены не видно будет!" - слышу в свою  сторону, и чувствую, как моя глотка сужается, и я теряю способность выродить хотя бы единственное слово...

"Ну ладно, а что ты почитать-то хотела?" А я смотрю в его сальные глаза как в прострацию и - не могу проронить ни звука! Чувствую, как слёзы стискивают гортань, и ещё мгновение, о ужас! - они ручьём полились наружу...

...У дверей Нина Сергеевна пыталась меня задержать:"Может останешься к обеду, я рыбу поджарила..." Но мой взгляд был красноречивее "Спасибо, нет", и она, обняв меня, открыла мне дверь.

   
...В то время в моей жизни была уже Нина Ивановна. Любовь к ней привела за собой увлечение немецким языком, и мои первые старания привели к тому, что я стала, как моя Нина Ивановна мне открылась впоследствии, её лучшей ученицей. Да, я увлеклась! И увлечение привело к тому, что я решила поступать на иняз в Герцена.

Экзамены сдавала с увлечением, и не сказала бы, что что они дались мне с трудом. Пятёрки по истории КПСС, устной литературе и немецкому придавали уверенности. В сочинении я тоже не сомневалась... Но тут-то я и наткнулась на подводный камень... Пробегая списки с оценками, вижу, напротив моей фамилии стоит "3"... Размышляя, спасаю себя мыслью, ну, а остальные-то пятёрки! И ещё плюс пол-балла за немецкий -восемнадцать с половиной в кармане - Авось!!!
   ...На платформе по пути в институт наталкиваюсь на Воробьёву. Оказывается, нам по пути.
   - Как,ты тоже на иняз поступаешь? - удивляюсь я, зная, что у Гольцман выше трёх баллов она не имела.
   - А почему ты так уверена, что ты поступишь? - слышу в ответ. Ёкает сердце.
   ...Поступила не я. Поступила Воробьёва. Рассматривая потом с Ниной Ивановной моё сочинение, мы увидели: сначала стояла четвёрка за пропущенные запятые, а потом эта четвёрка перечёркнута и переправлена на тройку. Убеждения моей учительницы в кабинете ректора не помогли... Как мы узнали потом, её мамочка заранее устроилась на факультет бухгалтером...
...Наши пути снова пересекутся уже в Университете при сдаче кандидатских экзаменов. Сдав свой экзамен первой и получив благодарность за ответ, я должна была выждать конца экзаменов, чтобы выслушать рецензии. Проведя время в кафе и возвратившись к аудитории, я стояла у окна и любовалась двором. Неожиданно кто-то зашелестел за моей спиной, и перед моим носом появилась шикарная сигарета! Не такая уж заядлая курильщица я, но перед шиком устоять не могу! Поворачиваю нос - ... И тут она меня, зараза, накрыла, думаю. Неужели её мамаша теперь здесь бухгалтером устроилась?...  Но от сигареты не отказываюсь!  Чувствую, ей не по себе. "Я восхищалась твоим ответом..." Надо же, думаю, а я её даже и не приметила среди аспирантов. "Да брось", отвечаю, "для меня это лишь часть работы..."  И воображение дорисовывает мне, кому дальше было с лихвой заплачено за кандидатский и за будущую карьеру... Комок горечи в поджелудочной железе - и мне становится тошно присутствие дамы с сигаретой. К счастью, всех вызывают в кабинет, и, получив блестящую рецензию, я спешу скрыться "с глаз"  долой...
   
    Но это было потом, а тогда, в 1965-ом...

   
   ...Дома шёл ремонт. Вся мебель была стиснута в маленькой комнате. Единственное, куда можно было скрыться - в спальне у стенки свален матратц: сваливаюсь на него, ничего никому... весь мир для меня померк в этот день. Мама сразу сообразила - к ней лучше не соваться... Разочарование было настолько сильно, что жизнь теряла смысл, а мозг отказывался мириться с ситуацией, что Ты оказалась не принятой в этом мире.
    
      Конечно, мама  в роковой момент стала  несокрушимой защитой для дочери. Постепенно мои глаза снова были раскрыты миру. Но я была уже другой. Поняла в первый раз в своей жизни, что не всё ценное, посеянное на земле, благополучно прорастает к солнцу. Есть ещё и башмаки...

                &&&


     Жизнь не остановилась.  И тут мама вступила в бой за дочь. С помощью школьных контактов была найдена работа, благо в моих руках был диплом воспитателя детских садов. Помогла мать моей бывшей одноклассницы, Лены. И я начала свою педагогическую карьеру с азов.Средняя группа детсада, попутно в яслях. Попутно проявляя свои способности к общественной работе. Моим новшеством было введение занятий немецкого языка уже в средних группах. Причём делалось это мной без громогласности: родители даже и не догадывались в большинстве своём, что их чилдренята лепетали стишки, выкидывали реплики, на прогулках приветствовали прохожих на иностранном языке... Просто всё делалось в своё удовольствие.
На второй год вступительные экзамены были сданы ещё хуже, - и тут мама призадумалась не на шутку.
     Снова на помощь пришла моя учительница по музыке. На сей раз, правда,  мне крупно повезло. В моей жизни появилась новая Личность.  Просмотрев моё сочинение и мой диктант, Раиса Петровна растерялась:" Что, собственно, должна я с Вами делать. Ошибок нет. Стиль подправить... -  но Вы же не в печать работу сдаёте!.." Лестно было мне слышать подобное из уст Мастера. Но я попросила:" Я должна увереннее быть в своих высказываниях и грамотнее выстраивать устную речь..." Она ещё побеседовала со мной и поняла, что задачи я ставлю перед собой не учебного, а психологического плана. Подумала, и согласилась.

    Мама устроила Раису Петровну у тёти Тони на всё лето с её сыном. И мы провели лето перед своими третьими экзаменами в институт с ней вместе на даче.
     На поляне у нашей бывшей хатки начала она мою обработку. Это было волшебное лето на Огородной!...




                &&&&&



Поступила.





На  этот, третий раз сомнений не было... Раиса Петровна шла по моим пятам, хотя этого и не требовалось. Такова была система приёма: без надзирателя - снова улица, снова безнадёжность.  Новая перспектива, новые друзья - пять лет творческой жизни!

Первые разочарования ждали уже на первых занятиях... Наблюдала и думала, как им удалось поступить - ведь едва связывают пару слов по-немецки! Но быстро возвращалась в реальность - а сама-то! Но я - особая история, снова долбит мысль, с третьего раза с пятёркой по языку, а тут... Ну, парни, ладно, на вес золота, а девицы-то... Бэлка, та вообще ни бум-бум, по-русски долго думает... Пожалуй, только Люся пока привлекает моё внимание своей безупречно построенной речью: вот, мне бы так... А остальные, увы...

И я потихоньку спускаю вожжи...

На первом курсе - куча свободного времени, на занятиях тоска. Решила продолжить занятия музыкой. Глажу бельё, слышу по радио, в Римского-Корсакова на Некрасова дополнительный набор. Без размышлений кидаюсь туда. Успеваю только на вокальное, - ну и ладно, ну и хорошо - всё годится! Вечернее? - прекрасно! То, что надо! Жизнь заполнена любимой музыкой - это для меня главное.

И - началось... Любая возможность провести время вне института использовалась в высшей мере рационально! Не пропускалась ни одна выставка, премьера, гастрольный концерт - жизнь бурлила!
   
   А институт... В этих стенах, как и в школе, мной ожидалось появление в моей жизни Личности. В памяти глубоко засели страстные попытки приблизиться к неординарным людям, но полученные в ответ незаслуженные пощёчины, и пришедшее понимание, что и тут не всё так устроено, как тебе представлялось на школьной скамье... Пожалуй, пережитые разочарования именно в педагогическом привели меня к сознанию того, как дорого стоит один человек в жизни другого... Есть за что быть благодарной великой академии.




                &&&&&




   Долго размышляла, у кого писать курсовик. И преподавательница по иностранной литературе предложила взять руководителем её мужа. Сначала я ушам не поверила: ого, у такой величины... Дыханье спёрло, живого увижу! беседовать честь оказана! Душа ликовала. Первый вариант работы был тщательно отработан, и вот - я у двери великого профессора и писателя... Сейчас!...
   
   За открытой дверью стоял пожилой в домашнем халате поверх ещё какой-то одежды мужчина. С радостным приветствием и широкой улыбкой я, было, устремилась перешагнуть порог и войти в квартиру, но почувствовала барьер: его тело преградило мне путь, протянуло руку за курсовой работой, холодно установило свою жёсткую роспись и указало мне пальцем: "Назад!" 
   
   Я проглотила слюну, потеряв дар единого слова, и оказалась наедине с курсовиком, к которому потеряла всяческий интерес...



                &&&&&


    Внеаудиторку сдавала в третий раз. Первое занятие вообще пропустила, на втором - незачёт, и сейчас: в мыслях концерт в филармонии, а моя дама, как назло заставляет меня высиживать, наверняка буду последней... так и есть. Мстит за безделие! Сижу, разглядываю воланы на концертной блузке, а сама думаю, как выкручусь из последних непрочитанных глав...
   
   Как чувствует, думаю, тянет до последнего. Но, наконец, и моя очередь..
С улыбкой подхожу, в душе принимая очередной незачёт. Слышу: "Нина, твою зачётку, пожалуйста! Сегодня за терпение!"
 
   Со смехом протягиваю заветную книжицу, говоря: "Не думала, что такое счастье привалит!" Обсуждаем предстоящий концерт, и меломанка смывается с глаз долой.


......
 

   Пройдёт время, и мы встретимся в публичке. Составляю разговорные упражнения для курсантов, чувствую, кто-то приближается. Ба, родное лицо!!! Благодаря ей я и на Камчатке оказалась...
   
    А я уже с Камчатки zurueck, немецкий променяла на английский, только кандидатские с немецким принимаю, чтобы не потерять любимый язык. Всё это тут же выкладывается в ответах на вопросы. И вдруг слышу: "А у меня проблема с дочерью. Требует помощи. Поступает в институт."
 
У меня в душе захолонуло, и в  мгновение в мозгу пролетела вся история поступления в Герцена.

   "Не бросайте её одну", говорю, "не те времена. Думаю, Вам же и опорой станет." А девочка росла без отца...


    В институт она попала. Но вскоре осталась и без матери...



                &&&&&




        ... Что за дела - муж зовёт гулять, а во мне всё бунтует: время половина девятого, за долгое время не написано ни строчки. Всё время посвящается "ничему" -  голова пустая, хожу постоянно раздражённая. А когда ложусь спать, начинают одолевать разные мысли. В памяти возникают то одни, то другие жизненные урывки, но как же мне найти  теперь нить, чтобы всё связать воедино, чтобы создать гармонию...

         Гармония? В романсе при красивой мелодии, как правило, грустное содержание. Кристель, послушав мои романсы, так и спросила: "Почему так грустно?"

         Сейчас ищу гармонию внутри  себя и оглядываюсь в прошлое...