Конец Госсенгтон-Холла. Эпилог

ЭПИЛОГ

Суд состоялся через три недели. Вердикт присяжных относительно обоих убийств и обоих обвиняемых был вынесен единогласно: "Виновны". Вопрос о смерти еще и возможного свидетеля и соучастника – слуги Мартина: было ли это убийство или нет, не был разрешен.
Таким образом, единственной наследницей состояния Бенджамена Хитта оказалась его племянница Эмили. Супруги Лингз, естественно лишились своей доли, переданной им Самюэлем Хиттом, владевшим наследством незаконно. Однако Эмили и ее мать выразили желание оказать им помощь и предложили переехать в Кембридж, где они помогут Джимми Лингзу найти заказы – ведь он хороший портретист, которому только надо помочь снова найти свое место в жизни.

_____

После суда Джимми и Дороти вернулись в опустелый Госсенгтон-Холл, чтобы собрать вещи перед отъездом.
– Дороти, ты видишь, я здорово виноват, что позволил себя использовать как ширму, и оказался втянут в гнусную историю.
– Ну, что ты, дорогой. Мы оба пострадали из-за нашей доверчивости. Конечно, мы были рады поправить свое положение за счет щедрости родственников. Но жить в этом доме нам было очень тяжело, как ты и сам понимаешь. Мы оказались в каких-то путах, и стали не сами собой, а марионетками в руках кукловода. Слава Богу, что это позади, и ты сможешь снова писать нормальные картины, вместо того коверканья, которое навязывала тебе Маргарет. В конце концов, мы еще молоды, нас еще многое может ждать впереди... Ты знаешь, мисс Марпл – она такая проницательная, а главное, умеет отличить добро от зла, – сказала мне, что теперь мы научимся быть сами собой, и она надеется, что у нас еще будут дети, и им, к счастью, не придется расти в лживой атмосфере этого дома.
– Спасибо тебе, Дороти, ты сама доброта! Пойду напоследок в мастерскую и немного подумаю об этом безумии, которое я послушно принял, предав свое искусство...
– Иди, милый, но смотри – не долго. Нам скоро выходить к поезду.
И Джимми зашел в мастерскую. Там он как бы впервые увидел весь этот хаос, бессмысленное нагромождение всякого хлама, где даже краски, лаки, олифа и кисти не могли исполнять свое предназначение, а только умножали все тот же хаос, перенося его на полотна чудовищных картин.
Он встал около одного из мольбертов, где был запечатлен последний портрет Дороти – тот самый, с "Голубым Кабаном". И вдруг увидел, как действительно вопиет фальшь его тогдашней жизни, вся ее бутафорская сущность. И если бы это было более или менее безобидно! Но нет – в тот момент как раз совершалось убийство, настоящее, подлинное, хотя и ряженым убийцей. Бедная Дороти, точнее, не она, а Маргарет в ее обличье, которая руководила всем этим убийством, и которая для создания себе алиби невольно содействовала своему же разоблачению. Ведь это Маргарет сидит в машине, спрятавшись за забором в проулке, и это у нее образ "Голубого Кабана" поглощал тогда все мысли, а кривой пробор – та дорожка, по которой она вскоре улизнула с места своего дозора в лес – закончить комедию с пикником.
Джимми вошел в мастерскую с сигаретой, но когда он стал всматриваться в картину, ужас и омерзение охватили его; его передернуло, и машинально он положив сигарету на пепельницу, не притушив ее. Не в силах смотреть дальше на все это безобразие, он развернулся и поспешно вышел, заперев мастерскую, как бы навсегда отсекая от себя этот период жизни и эту пародию на творчество.
Дороти уже ждала его с вещами. Они вышли из дома и пошли по дорожке к воротам. Миссис Бэнтри и Родди вышли им навстречу из Ист-Лодж. Джимми и Дороти захотели на прощанье зайти к мисс Марпл, и миссис Бэнтри решила пройтись вместе с ними.
В результате на вокзал пришли вместе Джимми, Дороти, миссис Бэнтри и мисс Марпл. Когда подошел поезд, появились инспекторы Крэддок и Корниш. Все обменялись добрыми пожеланиями и словами благодарности, Дороти обещала мисс Марпл прислать свой новый адрес; наконец, поезд отошел.
Стоя на опустевшем перроне, мисс Марпл обернулась взглянуть в сторону старой части Сент-Мери-Мид и вдруг воскликнула:
– Горит! Горит Госсенгтон-Холл!
Оба полицейских инспектора во мгновение ока бросились к машине, стоявшей на вокзальной площади, и через десять минут уже были у ворот поместья.
Ото всюду сбегался народ. Кто-то уже вызвал пожарных. Дом горел! Горела, очевидно, мастерская: там слышались взрывы – это рвались банки с лаком и растворителями. Огонь был такой силы, что стремительно распространялся по коридорам, как по трубам, по плющу проникал в окна, через лопнувшие от жара стекла – внутрь помещений. Все здание уже было охвачено огнем, когда подъехали пожарные машины. Пожарные убедились, что в доме никого нет, а затушить пожар уже было невозможно, поэтому они главным образом были обеспокоены тем, чтобы огонь не перекинулся на деревья, на соседние строения, на прилегающий к усадьбе Ист-Лодж. Но им ничего не грозило: вечер был безветренный, и дом горел, как огромная свеча. Кульминацией страшного зрелища был мощный взрыв, вспышка и клубы огня и дыма – это взорвалась машина, стоявшая в гараже.
Миссис Бэнтри на перроне подошла к мисс Марпл и взяла ее за руку.
– Ты знаешь, дорогая, я не люблю пожаров. Это всегда беда. Но в данном случае, я рада, что Госсенгтон-Холл уже не возродится из пепла. Его история закончилась хоть и мрачно, но справедливо и закономерно. Особенно я рада, что не пострадали невинно обвиненные в убийстве.
– Я тоже рада, что Джимми и Дороти смогут начать новую, простую и здоровую жизнь. Но я думаю, что и другие люди, столкнувшиеся с этой драмой, смогут извлечь для себя урок. Ведь нельзя оставлять без внимания даже мелкие семена зла в душе, следует бояться разлада со своей совестью, которая дана нам для того, чтобы мы знали правду о себе...