Начало

Рейтинг: R
Жанр: драма, романс, мистика

Предупреждение:

!!!Совершенно НЕ обязательно начинать чтение с ЭТОЙ части!!!

Вполне возможно углубиться в авторский мир с любого другого отрезка Магистральной линии (любителям слэша – не только с Магистральной, с любой из альтернативок), выбрать в соответствии с личным жанровым предпочтением, а «Начало» прочесть потом, чтобы знать истоки.
Цикл организован так, что «Начало» можно воспринимать как поясняющий флэшбэк, а не как абсолютно обязательно самое-самое первое.

Содержание:
С чего всё стартовало. Первые перехлесты, первые узлы.
Почему главный герой отличается от человека. Где его семья, что с ним стало и по чьей вине.
Откуда у Шона Дэлмора такое зловещее имя ринга и по какой причине у него руки в крови.
Как кому-то может прийти в голову подавить свой страх и остаться с убийцей рядом, кропотливо работать, чтобы добиться изменений в его страшной изуродованной душе, и получить в итоге друга на все времена.
Шон и Рой.
Шон и первые из его людей.
Заря мира «Outlaw».



Иллюстрация кисти Amadeo. Доброго волшебника, который знает, как они выглядят.




***


Часть 1


Сначала – факты.

Семья Дэлморов – Норвуд, Дайна и их сыновья Райт и Шон – жила совершенно обычной жизнью в пригороде Нью-Йорка, пока им не выпала редчайшая по масштабам «чёрная удача».
На двоих мальчишек-погодков обратили внимание те, кто подбирал материал для испытаний новой многообещающей методики создания идеальных солдат для специального Департамента военного министерства.
Пользуясь неограниченными полномочиями, военные из сверхсекретных спецслужб создали «Проект» с целью модифицировать человеческие возможности в своих интересах. К их услугам были фантастические разработки в сфере генной инженерии и медицины, лучшие ученые умы. Контроль за источником материала – а материалом назывались подопытные люди – отсутствовал.
Методика не сработала на взрослых, уже сформировавшихся добровольцах-курсантах, и в ход пошли дети из приютов, отказные младенцы. Заинтересованное в результатах правительство дало добро в надежде на успех науки. Но материал из вышеуказанных источников являлся изначально генетически несовершенным, сбоев было слишком много. Процент выбраковки рос пропорционально колоссальным затратам.
Однако процесс шлифовался, экспериментаторы учились на сотнях своих остывших изуродованных ошибок, которые были отправлены в промышленные утилизаторы после регистрации смерти. Выяснилось, что оптимальных результатов можно достичь, используя только определенный тип материала – здоровых детей здоровых родителей, и исключительно в узких возрастных рамках – уровень максимального развития до начала гормонального всплеска взросления, а именно 10–13 лет.
По всей стране были негласно отобраны файлы не болеющих детей, в основном мальчиков, затем база данных прошла отсев на наличие высокопоставленных родственников, журналистов, политиков, известных и влиятельных деятелей в числе родителей. Оставшиеся файлы в случайном порядке шли в разработку.
Пожар, автомобильная катастрофа с неузнаваемыми жертвами – и похороны, где рядом с телами родителей лежала тщательно подобранная по моргам замена их сына. А настоящий отправлялся в комплекс «Проекта»: подземное сооружение высшей степени секретности в Аризоне, система лабораторий, экспериментальных установок и операционных, где из ребенка пытались сделать надежно управляемого, генетически стабильного, совершенного убийцу.
Никто не задумывался над судьбой отходов, наука шла вперед путем проб и ошибок. Сотрудникам «Проекта» была предоставлена полная свобода действий под прикрытием мощного аппарата спецслужб. Гуманизм в тех сферах не котировался.
От раза к разу у ученых получалось всё лучше, и наконец две тысячи шестьсот сорок третья попытка увенчалась полным успехом.
Были устранены мелкие недостатки, приведшие к необходимости умертвить предыдущую особь.
Никого не интересовало, что эти двое когда-то были братьями.

В триумфальном отчете говорилось о следующем.

***

Отчет № 88096–43365.

Полученный организм идеально сбалансирован генетически благодаря синхронному успеху ряда новаторских методов, в том числе системы направленных мутаций и оперативных вмешательств в нервную ткань головного и спинного мозга объекта с использованием нанохирургии.
В итоге особь обладает рядом исключительных качеств:

1. Регенерация всех видов тканей на продвинутом уровне, близком к абсолютному. Воссозданию поддаются не только обширные области эпидермиса и мышечных волокон, эффект также распространяется на системные органы, костную ткань и даже ткань мозга.
На практике время восстановления варьируется от нескольких долей секунды при очаговых поражениях кожи до нескольких недель реабилитационного периода при комплексных деструктивных изменениях мозга (до 90%). Срок зависит также от физического состояния объекта, но эффект стабилен и объективен.
Следовательно, данная особь представляет собой уникальный организм, пользующийся практическим бессмертием.
Аварийная регенерация позволяет не выбывать из строя даже при отсутствии ряда органов, одно лишь ранение которых вызывает мгновенную смерть человека.
Фоновая регенерация позволяет избежать возрастных деструктивных изменений, т.н. старения, и деструктивных изменений, обусловленных неблагоприятным влиянием среды (заболеваний, последствий употребления агрессивных химических веществ: ядов, синтетических и природных наркотиков).
Любая клетка данного организма немедленно запускает программу самовосстановления за счёт сложного комплекса энергетических явлений, природа которых не может быть до конца исследована в рамках данного «Проекта».

2. Энергетический баланс объекта регулируется по специфическим законам. Подпитка извне (пища, жидкость, сон, отдых) желательна, но не обязательна. Объект способен функционировать в рамках характерного для человека энергетического процесса, однако, при лишении его вышеупомянутых элементов не разрушается, а переходит в иной режим, очевидно, получая энергию за счет реакций на внутриклеточном уровне, вероятно, в комплексе с природными источниками (температура и движение воздуха, солнечный свет), причем смена режимов не отражается на способности объекта к действию. Возможен комбинированный режим – с приемом пищи, но без сна, и наоборот.
Организм автоматически получает энергию из доступного на данный момент источника, спектр которых гораздо шире характерного для людей.

3. Физические характеристики объекта. Невосприимчивость ко всем известным видам отравляющих веществ обусловлена фактом повышенной регенеративной способности, как, впрочем, и отсутствие негативной реакции на радиационное излучение любого спектра.
Физическая сила и координация объекта находятся далеко за рамками результатов, демонстрируемых испытуемыми-людьми.
Органы чувств функционируют на большинстве существующих частот, и эта способность, как и все остальные, имеет возможность блокировки.
Доказано не для всех опций, но есть веская причина полагать, что впоследствии, при должной тренировке, объект будет в состоянии управлять фактом подключения, отключения и степенью выраженности своих способностей, в зависимости от ситуации по желанию либо не отличаясь от человека, либо демонстрируя полный набор функций.
Весьма вероятно, что сознательная регуляция не распространяется на аварийную регенерацию как фактор, определяющий выживание.

4. На фоне вышеуказанных отличительных характеристик объекта №2643 запротоколирована еще одна полезная возможность – клетки структур мозга, отвечающие за память, способны воспринимать информацию не только в процессе стандартного обучения, но и посредством направленной целевой обработки, так называемой «загрузки».
Возможно существенно сократить время подготовки объекта путем «имплантации» в его память готовых блоков информации различного характера. В процессе предварительной обработки объект снабжен сведениями справочного характера (полный комплекс теоретических дисциплин военного профиля, история войн, военная психология, история оружейного дела, блок основных мировых языков, фактические сведения о странах, признанных ООН, сведения из области биологии, политики, химии, юриспруденции, астрономии, навигации, физики, геологии и т.д.).
Помимо теории, в качестве эксперимента, вдохновленного предыдущими удачами, в память объекта заложены блоки информации сугубо практического характера (курсы всех ныне существующих и когда-либо существовавших исторически удачных систем боя и единоборств; навыки управления механизмами, от бытовых до узкоспециализированных; навыки обращения с оружием от меча и пращи до новейших систем; навыки вождения транспорта, как гражданского, так и военного; навыки обращения с компьютерными системами; навыки эффективного ведения боя в разнообразных условиях, управления группами подчиненных от отряда до армии, возведения военных укреплений, выбора стратегии боя и т.д.)

Итак, объект №2643 представляет собой пример идеального ресурса для использования при решении широкого спектра задач военного профиля в качестве как исполнителя, так и координатора.
Потенциально неуязвимый, непревзойденный в физическом отношении, не требующий затрат на обслуживание и эксплуатацию, легко обучаемый, практически не подверженный любому негативному воздействию со стороны противника, неограниченно годный, способный на выполнение неизмеримо более обширного комплекса задач в сравнении с самым подготовленным спецсотрудником.
В силу фундаментальных физических отличий функционирования организма объект №2643 возможно расценивать как следующую ступень в развитии как военнослужащего, так и человека вообще.

Отсюда, видится вполне логичным следующий этап: подтверждение успешного функционирования на практике всех теоретически заложенных в объект навыков, что позволило бы доказать целесообразность такого перспективного метода, как «загрузка».
Если расчеты верны, объект должен с первой секунды реализации смоделированных ситуаций продемонстрировать компетентность: поддержать предложенный стиль боя и одержать победу, справиться с управлением впервые увиденным средством транспорта, доказать фактическое владение всеми типами оружия и т.д.
Для чего требуется предоставить объекту доступ ко всему вышеперечисленному, что наиболее вероятно в условиях какой-либо военной базы.
Помимо этого, объекту необходимо овладеть еще одной немаловажной группой навыков – адекватного функционирования в человеческом обществе, без чего невозможно выполнение определенного рода задач, требующих взаимодействия с людьми.
Вероятно, нелишне сообщить в настоящем отчете, что в результате всех манипуляций с исходным материалом утрачена память объекта обо всех предыдущих событиях его жизни. Мозг полностью очищен от любых ранее образованных структур памяти. Объект не только не отдает себе отчета о своем происхождении, но и может обнаруживать глубинные пробелы в элементарном, не иметь простейших бытовых навыков.
Не подтверждена, но весьма вероятна утрата структур личности.

Отсюда, с целью скорейшей адаптации объекта и его дальнейшего успешного использования, рекомендуется подыскать подходящую кандидатуру среди сотрудников военных баз и поместить объект на определенный срок в его семью для более гармоничного усвоения законов социума. Объект должен проводить время не только на тренингах, но и в доме, на улице, в общении с людьми, что позволит ему социализоваться и выглядеть естественно ради обеспечения эффективности дальнейших заданий.

Удаленный контроль над объектом вне стен лаборатории осуществляется при помощи платы, вживленной в третий шейный позвонок и сращенной с центральной нервной системой. Плата не предназначена для пошагового управления действиями объекта, это невозможно в силу ситуативного разнообразия. Объект не является киборгом, принципиально нефункциональным при отсутствии тотального контроля извне.
Посредством платы передается сигнал, воспринимаемый объектом как абсолютный императив, непререкаемое побуждение к определенному действию, а путь к его выполнению выбирается объектом самостоятельно в зависимости от конкретного положения дел.
В течение срока адаптации не планируется использование платы-контроллера после инсталляции основного режима обучения. Объекту предоставляется наблюдаемая свобода.
Существование контроллера исключит возникновение внештатных ситуаций и проявления неповиновения объекта.

Конец отчета.


***


Цитата из отчета:
«Существование контроллера исключит возникновение внештатных ситуаций и проявления неповиновения объекта».

Руководители «Проекта» поверили в эту оптимистичную фразу.
Как показало развитие событий – зря.


***


В то время Шону Дэлмору физически исполнилось 14 лет, но он об этом не знал.
Как не знал ничего, кроме качественной «прошивки».
Он переступил порог дома капитана Армстронга Тейта, сотрудника форта Брагг, центра подготовки зеленых беретов, с целью той самой адаптации к людскому обществу.
Это общество интересовало подростка крайне мало, впрочем, как и всё остальное. Парень мог часами, а то и сутками сидеть или стоять без малейшего движения, и глаза его были пусты.
Жена Тейта, Анна, сразу же отказалась иметь что бы то ни было общее с этим существом. Он ее пугал самим фактом своего существования. Не говорил, не ел, не спал, иногда не дышал.
Она запиралась в спальне, плакала от ужаса и отвращения, ощущая в своем доме нечто совершенно чуждое этому миру, и молилась.
Не за него, нет.
Пришелец  даже не был для Анны «он», он был «это».
Эрму Тейту было тоже очень не по себе, несмотря на все осторожные предупреждения и расплывчатые объяснения людей в штатском с нестандартными документами. Он тоже чувствовал, как леденеет всё внутри, когда он находится рядом с юным парнем, прошедшим, как ему сказали, «небольшой особый тренинг».
Тейт не рассказывал жене, что творит этот парень в тренировочных залах, на стрельбищах, на полигонах Брагга.
Он не говорил ей, что в их доме живет – не человек.
Но она догадалась и сама. Анна не могла заставить мужа отказаться от исполнения приказа начальства, но твердо заявила, что ей лично никто ничего не приказывал.
И Тейт сам показывал безмолвному наблюдательному мальчику, как люди едят. Объяснял, что это нужно делать хотя бы изредка, чтобы быть немного похожим на них.
Учил соразмерять силу, чтобы удержать карандаш теми же пальцами, которые на его глазах сминали ствол танковой пушки.
Учил произносить простые фразы в простых ситуациях, учил читать книги. Вернее, давал их ему в руки и диким взглядом наблюдал, как парень выпускает страницы из-под пальца веером, чтобы немедленно отложить в сторону усвоенный в полном объеме материал.
Тейт постоянно находился рядом, сперва объясняя себе это тем, что получил ответственное задание восстановить утраченный человеческий облик очень странного мальчишки, а из-за отказа жены помогать на бытовом уровне должен брать на себя вообще всё.
Вне дома, в профессиональной, так сказать, сфере, у Тейта был помощник – инструктор Брагга по фамилии Станки, его давний друг. Они вместе формулировали задания для подопечного, а потом вместе немели, наблюдая за тем, как именно тот их выполняет. После одного инцидента Тейту и Станки пришлось привыкнуть формулировать задания подчеркнуто чётко, с удвоенной осторожностью.
Учебный бой.
Восемь профессиональных спецназовцев-зеленых беретов, у каждого из которых за плечами не одна настоящая миссия в ад, одновременно атакуют четырнадцатилетнего парнишку с пустыми серыми глазами. Из восьми остаются в живых двое.
Только потому, что Станки запоздало крикнул: «Не убивать!», и подросток, для которого понятия «учебный бой» не существовало, остановился.

Шло время, месяц за месяцем, и Тейт понемногу стал замечать, что кое-что меняется.
Нет, парень по-прежнему молчал. По-прежнему не имел собственной воли, не испытывал потребности ни к чему, кроме выполнения приказов.
Изменился не Шон, изменился Тейт.
Их с Анной брак был бездетным, и пятидесятилетний капитан осознал, что обрел сына.
Странного, страшного, бесчеловечного.
Но сына.
Будто бы он родился у Эрма уже четырнадцатилетним, не умея ничего. Дети тянутся к взрослым людям, учатся с первых мгновений, получая удовольствие и сияя радостью познания, а этот… ребенок был замкнут и бесстрастен. Учился мгновенно. Никакого восторга открытий, никакого восхищения миром, никаких эмоций вообще.
Это был безумный сын. Но – сын.
Тейт перестал испытывать страх в присутствии парня, словно у него развился иммунитет к постоянному фону жёсткого излучения опасности и слепого холода.
Вероятно, сам фон снижался, когда он был рядом.
Тейт говорил с ним. Не ожидая ответов, не навязывая диалог, не задавая вопросов, просто рассказывал о себе, о жизни, обо всем, что знал и планировал когда-то передать своим не рожденным детям. Говорил, не ставя никаких целей, не видя отклика.
Но парень слушал. Понимал он или нет – Тейт не знал, но ему хотелось верить, что понимал.

Через полгода после появления Шона жизнь Тейта снова поменялась.
Вернулись те, с непонятными штампами в документах, забрали Шона на время. Видимо, проверили и остались довольны. Тейту пообещали повышение.
Отныне Шон проводил в доме Тейта от силы сутки в неделю, всё остальное время он выполнял другие приказы.
Возвращался разным – иногда обычным, иногда уставшим, и тогда Тейту было не по себе, ведь он хорошо знал степень выносливости мальчишки. А иногда его привозили, кидали на пол в холле и рекомендовали покормить мясом. И тогда, наблюдая, как этот удивительный организм собирает себя по кускам, Тейт скрипел зубами и порой плакал, будто это действительно его сын медленно возвращается с того света после того, как его безжалостно швырнули в пекло и использовали.

Тейт начал копать. Он знал, что совершает опасную ошибку, но не мог воспринимать происходящее спокойно.
С максимальной осторожностью он собирал информацию по крупицам, затратил на это еще полгода, дошел до доказательств факта существования «Проекта» и засветился.
Поскольку объект №2643 успешно приобрел большинство необходимых социальных навыков и был проверен в действии на основе ресурсов Брагга, было решено, что функцию свою капитан Армстронг Тейт уже отработал.
Он был ликвидирован.
Простейшим способом: на плату-контроллер объекта был послан сигнал к действию.
Позвонки Тейта хрустнули под пальцами парня, в чьи по-прежнему холодные и пустые глаза он в последней надежде вглядывался до самой смерти.

Еще миг – и он бы увидел.
Как лопается от мощного удара изнутри ледяная корка безразличия, как взмётывается в темных зрачках что-то человеческое, как рывком отдергивается рука из смертельного захвата первым осмысленным действием объекта №2643.
Но Тейт не успел это увидеть.
И Шон не успел.
Он ожил слишком поздно.
Это случилось  в самый худший из неподходящих моментов.
Неоформленная эмоция, разбуженная, взращенная терпеливым человеком, который так хотел сына, выплеснулась наружу, подстегнутая страшным внутренним конфликтом чужого и неубитого.
Родилась – в первый миг, до осознания, мягкая и податливая – и обреченно затвердела ненавистью.
Виной.
Чудовищной, во многом саморазрушительной злобой.

Объект №2643 знал, в какой позвонок на его теле был вживлен контроллер.
Анна в спальне наверху вздрогнула и побледнела, услышав с первого этажа кошмарное, не звериное и уж точно не человеческое рычание, переходящее в вопль боли и темного торжества освобождения.
Утром Анна найдет труп мужа в луже крови, натекшей изо рта, и решит, что всё поняла. Монстр вырвался из-под контроля, и Эрм пал первой жертвой его ярости. Она же столько раз говорила!
Но он не освободился и убил, а убил – и освободился.
И продолжил убивать…
Люди в штатском лишились возможности управлять своим сложно организованным идеальным оружием. Через час – сколько нужно, чтобы зайти в компьютер Тейта через несложный для парня пароль, впитать данные о «Проекте», угнать с аэродрома Брагга F-17 и преодолеть страну по диагонали – люди в штатском лишились всего остального, включая жизнь.
Рожденный когда-то женщиной и носивший имя Шон Дэлмор стал теперь настоящим деструктором. Его ничто не смогло остановить, он был создан по действительно удачной методике, которая на днях после успешных испытаний готова была уйти в массовое производство.
Его не остановили – остановил он.
«Проект» перестал существовать как явление, как комплекс информации и как факт.
А Шон Дэлмор ушел из пламени взрыва в никуда.Он тоже лишился многого, если не всего: родных, дома, своей жизни, памяти, цели, души. Человека, который смог его полюбить даже таким.
Лишился судьбы.
Осталась жестокая способность это всё осознавать.

Можно ли вернуть себе судьбу?
Или же ее придется воссоздать, и как же невообразимо далека она будет от прежнего варианта…
И сколько же для этого потребуется сил.




***


Часть 2

Позднее, спустя годы, уже поняв многое о себе, Шон так и не мог с уверенностью сказать, что именно побудило его к действию в тот день.

Как и всегда, когда основные потребности были удовлетворены, он просто сидел на подоконнике четвертого этажа, в единственной подходящей на роль жилища комнате. Само здание, то ли полуразрушенное, то ли недостроенное, украшало окраинную улицу в небезопасном районе. Неширокое пространство от серых стен до забора, давно потерявшего функциональность из-за частых пробелов между секциями, было немилосердно изрыто и затянулось грязными лужами.
Он смотрел на улицу сверху вниз, сохраняя абсолютную неподвижность незаинтересованности. Глаза наблюдали за привычной суетой беспокойного квартала, за чередой машин и стайками людей, за птицами на карнизах и шевелящимися от ветра газетными комками на тротуаре, но мысли были далеко.
Формально не так уж много событий мог вспомнить пятнадцатилетний парень, у которого стёрта начисто память обо всем, что ниже его двенадцати. А то немногое, что имелось в его распоряжении, вспоминать он не хотел, вот только выбора не было.
На первый взгляд – издалека – он мог бы показаться почти обычным подростком: высокий, отлично сложенный, с уверенными движениями и мощной пластикой. Однако вблизи он производил иное впечатление, чаще всего выражавшееся в подсознательном стремлении зрителя немедленно оказаться от него как можно дальше.
Причина была совсем не очевидна и так же трудна для понимания, как и безусловна.
…От парня веяло смертью.
От него исходила невероятная по напряженности, абсолютная угроза, холодное безразличие к чужой жизни сочеталось в нем с чутко дремлющей мощью слепого, нерассуждающего уничтожения.
Разумеется, мало кто из обитателей улиц мог осмыслить это ощущение, но это и не требовалось: парню уступали дорогу неосознанно, безотчетно, на уровне инстинкта самосохранения. Те же, кто не слышал в себе атавистический глубинный шепот: «Не стоит его задевать… он не такой», и те, кто был слишком горд для подобных вещей, умирали мгновенно, страшно и разнообразно.
А он шел по чужим улицам, мимо чужих домов, сквозь чужие жизни, и у него не было ничего своего, кроме ненависти.
Он оказался достаточно удачливым, чтобы выжить в безумной метаморфозе, достаточно сильным, чтобы сбросить контроль, но недостаточно чутким, чтобы не опоздать. Единственный человек, сумевший пробиться к его похороненной заживо душе, погиб от его руки.
Чего же тогда могут стоить все остальные.
В долгие часы расслабленной неподвижности, когда в его генетически совершенном мозгу проносились мутные картины того немногого, бессмысленного, ненужного, что он мог считать своим существованием, чаще всего чётким акцентом звучала горькая мысль: «За что?»
Он не смог бы объяснить смысл этой фразы. В его лексиконе не было слов, называвших чувства, да и самих чувств в его арсенале имелось весьма ограниченное количество.
Он только знал, что с ним что-то не то.
До чудовищной степени – не то. Он слишком отличается. Это неправильно. Был же кто-то, кто сделал – так.
А зачем?
Нет, он знал всё об эффективности, функциональности и потенциале. Но не понимал, зачем нужно было выбрать именно его. Чем он заслужил подобную честь.
За что.
Думать было трудно, как если бы заставляли изъясняться на языке, из которого знаешь пару слов. Языки-то он знал почти все, недоставало чего-то более важного и …основного.
Он наблюдал за людьми, как за обитателями иной реальности: далекими и чуждыми, малопонятными и не стоящими усилий им уподобляться. Он видел их отношения и имел чёткое теоретическое представление о структуре этих отношений, он видел их контакты и знал принципы взаимодействия, он видел их эмоции и осознавал, какие специфические изменения происходят в мозгу в каждом конкретном случае.
Он оставался равнодушным.
До этого дня.
До прохладного майского раннего вечера, на который выпал один из таких моментов, что называют поворотными, судьбоносными, переломными.
Для него всё это уместилось в одной детали – в совпадении, случайном неожиданном созвучии.


Из магазинчика в конце улицы, который был почти скрыт из-за неудобного угла обзора с четвертого этажа, высыпала компания уличной шпаны, свежеиспеченных грабителей, у которых дух захватывало от собственной смелости.
Шестеро мальчишек, разного возраста, но примерно от четырнадцати до шестнадцати, со всей возможной скоростью припустили по тротуару, расталкивая прохожих. В переулке их ждал старый разбитый фургончик, на который здравомыслящие люди при отходе не рассчитывали бы. За рулем подпрыгивал один из шайки, драйвер.
Хозяин обчищенного магазина экспрессивно махал руками, указывая на бегущих нескольким патрульным, которые оказались рядом так кстати для него и некстати для других. Хотя в этом факте не было ничего странного: по диагонали за перекрестком располагался окружной полицейский участок, и выбор места для налета можно было назвать крайне неудачным.
Первые из удиравших уже запрыгнули в фургон, а тот, что был предпоследним, буквально метрах в семи от спасительного транспорта вдруг не то споткнулся, не то зацепился за одного из прохожих и растянулся на асфальте во весь рост.
Отставший подельник, не подумав ему помочь, просто перепрыгнул через упавшего, тут же захлопнул за собой дверцу рванувшего с места фургона.
Паренек медленно поднялся, проводил фургон долгим взглядом, вздохнул и повернулся лицом к преследователям, широко разведя в стороны пустые ладони и смирившись с неизбежным.
Он даже виновато улыбнулся. Светлые волосы прилипли ко лбу.
Острому зрению доступны такие детали.
Несмотря на отсутствие сопротивления, первым действием настигшего добычу патрульного стало следующее – он размахнулся и с разворота, со всей силы тридцатипятилетнего мужчины хлестнул дубинкой невысокого мальчишку, замершего в позе покорности.
Полицейский метил в голову, и это стоило бы грабителю книжных лавок сломанных шейных позвонков, но парнишка сумел в последний момент как-то подпрыгнуть, извернуться и принять сильнейший удар плечом. Левая рука повисла.
Задохнувшись от боли, светловолосый тихо безнадежно прошептал без малейшей надежды на ответ:
– За что?..
И эти два слова внезапно вошли в резонанс.
Всколыхнули нечто в мрачных глубинах пустой души парня-демона, поверхность омута пошла рябью…
Теоретически он знал, что считается несправедливостью, и данная ситуация подпадала под определение. И впервые протянулась тончайшая ниточка, смутная параллель между ничтожным эпизодом из жизни одного из этих жалких существ и его собственной историей.
Те же слова – может, есть и еще что-то общее?..
Впервые он задержал свое внимание не на том, кого собирался убить. Впервые он проследил глазами за человеком, которого счёл в чем-то сопоставимым с собой.
А если не вдумываться, не сравнивать масштаб, не давать погаснуть этой странной искорке чего-то нового, этому предощущению? Если подчиниться слабой тени абсолютного императива, рожденного на этот раз из каких-то иных источников, если пойти на поводу безумного, парадоксального желания – вмешаться?..
Был ли кто-то, кто мог вмешаться, когда можно было спасти хоть что-то из его той, настоящей жизни? Нет?
А проблему этого парня так несложно решить…
Впервые поддавшись нерациональному и слабо объяснимому импульсу, по сути – впервые в жизни теперешней делая что-то не для себя, не рассуждая больше, Шон легко спрыгнул с окна.
Не внутрь, наружу, так быстрее.


Молодой стажер Дин Маккарти за тот несчастный месяц, что пришлось кантоваться на практике в захолустном участке, уже почти разуверился в романтике профессии.
Слишком много работы, грязи, грубости, слишком мало уважения и авторитета. Это было то, в чем Дин себе признавался. На самом же деле он стал полицейским из парадоксальных соображений: он был трусом. И настолько абсолютным, что боялся это осознать.
В копы он пошел для того, чтобы спрятаться за значком и формой, чтобы иметь дополнительную защиту в виде оружия и статуса. Иногда Дин и сам начинал свято верить в собственную крутизну… до очередного момента, когда страх за свою жизнь пронзал его подобно ледяному копью.
И в какой-то миг он был свято уверен, что умрет прямо на улице от разрыва сердца – тогда, когда на его горле сомкнулся стальной захват чьих-то пальцев.
Однако через несколько панических секунд удушье отступило, и сквозь пелену в глазах Дин увидел того, кто стоял напротив него в пустынном проулке. Полицейский-стажер тут же искренне пожалел, что жизнь сложилась так, чтобы столкнуть его именно с этим человеком…
Дин впервые его видел, но со своим обостренным чувством самосохранения не мог не понять, насколько странный парень смертоносен.
А тот коротким движением коснулся запястья Дина, и на грани истерики стажер услышал легкий щелчок. Недоуменно воззрился на свою руку, охваченную массивным то ли металлическим, то ли пластиковым браслетом с несколькими кнопками и крохотным датчиком, который мигал тревожным оранжевым светом.
На растерянный взгляд молодого копа крепкий подросток очень спокойно сообщил:
– Это граната. Особая. Задержка детонации, радиус поражения пять метров. Тебя разорвет в клочья, если не успеешь.
Борясь с тягостным ощущением вдруг случившегося днем ночного кошмара, Дин издал какой-то невнятный звук, с отчаяньем глядя на жуткого, совершенно бесстрастного человека.
Наконец он едва смог выдавить:
– …Н-не у-успею что?..
Парень, будто вспомнив, чётко и кратко объяснил:
– Десять минут назад на этой улице арестовали парня. Светлые волосы, рост метр шестьдесят пять, лет пятнадцать. Его еще не успели зарегистрировать, он в твоем участке в клетке. Ты выйдешь с ним и приведешь его на ту стройку за ворота. 4 минуты 36 секунд до детонации.
Дин дернулся в сторону улицы, но в ужасе остановился, как-то беспомощно вытянув перед собой отягощенную смертью руку:
– Н-но… если я вдруг… ведь я н-не знаю… м-мало времени, он же… этот п-парень м-может тоже? Если м-мы не дойдем…
Парень усмехнулся:
– Тебя волнует его жизнь или твоя? 3 минуты 54 секунды.
Дин сорвался с места, тяжело дыша и ничего перед собой не видя, в панике чуть не угодил под автобус и скрылся в здании участка.
Сердце судорожно колотилось, отмеряя секунды, всё внутри противно дрожало, руку с браслетом сводило судорогой… Маккарти рванул за плечо единственного обитателя клетки, не обращая внимания на его вскрик, и потащил за собой, молясь, чтобы это оказался именно тот, кто нужен ужасающему типу.
На счастье Дина в этот момент в холле участка не было ни души, все дежурные отвлеклись или ушли обедать в ближайшую пиццерию, и никто не видел, как бледный полицейский волок за собой из камеры на свободу упирающегося от неожиданности арестованного.
Ничего не отвечая на тревожные вопросы обескураженного и, если честно, довольно напуганного бродяжки, Дин втолкнул его в ворота стройки и застыл. Перед ними громоздились горы хлама, кирпича, битых блоков, летний ветер шевелил обрывки каких-то упаковок… – и никого.
Оглядев пустынный пейзаж, Дин тихо взвыл от безысходности: таймер на запястье явно отсчитывал последние секунды. Маккарти зажмурился, сглатывая дурноту, в ожидании вспышки, грохота и безумной боли…
Сзади прозвучал ровный голос:
– Девятнадцать секунд. Успел.
Дин затравленно обернулся, на подгибающихся ногах сделал шаг к своему повелителю, беззвучно заклиная пощадить. Тот, не торопясь, нажал определенную комбинацию на умоляюще протянутом браслете и спрятал в карман глухо щелкнувшее «украшение».
Светловолосый парнишка переводил расширенные глаза с одного на другого и не понимал ровным счетом ничего.
Дин вытер холодный пот, задержал дыхание, чтобы утихомирить разбушевавшееся сердце. Он выглядел и чувствовал себя так, будто преодолел без подготовки как минимум марафонскую дистанцию. Сквозь гул в ушах услышал:
– Свободен.
Подняв голову, наткнулся на холодный, оценивающий взгляд:
– Исчезни, Дин Маккарти, я тебя запомнил.
Полицейский, почему-то прихрамывая, выбежал за территорию стройки. Вслед ему недоуменно смотрел откровенно одуревший паренек, неудачливый грабитель и арестант с недолгим стажем.
А когда он снова обернулся к своему неожиданному спасителю, тот уже шагал прочь, не обратив на него ни малейшего внимания – ни слова, ни взгляда. Помотав головой, парнишка кинулся следом, забежал вперед и возбужденно выдохнул:
– Слушай, вот это класс! Так обработать копа! – Спохватился: – Ты кто? Я тебя знаю?
Ответа не было.
Парень продолжал идти, игнорируя вопросы и само существование спрашивающего.
Тот обеспокоенно нахмурился:
– Постой, ты откуда вообще? С Юга? Из Ист-Вэя? Я тебя впервые вижу…
Наконец ему надоело, что его не замечают, мальчик заступил дорогу незнакомцу, прямо сказал:
– Я, конечно, очень благодарен и всё такое, но… ответь – почему ты это сделал? Чему я обязан? Кто ты такой?
Темноволосый сфокусировал свой холодный взгляд на преградившем ему путь, и тот сразу поёжился, будто от порыва ледяного ветра. Низкий голос был ничуть не мягче:
– Я уже сожалею.
Вдруг замерший от странного, обвального ощущения беззащитности парнишка понял, что почему-то висит в воздухе, прижатый к стене дома на полметра выше своего роста, и услышал:
– Еще звук, и я выбью тебе мозги.
Секунду они смотрели друг на друга: один жёстко, другой потерянно. Непостижимый спаситель, пообещавший немедленную смерть за излишнюю навязчивость спасенного, расслабил руку и исчез в проеме двери, а оставшийся, непроизвольно потирая шею, растерянно глядел ему вслед.
…Это был первый разговор Шона и Роя.


Вечером разразилась сильнейшая гроза, редкая по мощности ливня и ярости разрядов. Непрекращающийся грохот и потоки воды, обрушившиеся со страшного черного неба, согнали с улиц все живое.
Только фонари, заполошно мигавшие время от времени, более-менее стабильно освещали территорию покинутой стройки, редкие закоулки между штабелями досок и кирпичных блоков. Отражаясь от потолка комнаты на третьем этаже, их свет растворялся в темноте, не доходя до пола, не позволяя разглядеть почти ничего в пустом помещении.
Рой на ощупь пробирался по темным переходам, ориентируясь в те мгновения, когда всё вокруг заливал синеватый мертвенный свет молнии, и ничего удивительного, что он умудрился чуть не загреметь с остатков лестницы, чудом уцепившись за остов перил.
Он заглядывал в комнаты с проваленными полами, с дырами в стенах вместо окон, но никого не находил. Однако лишь ступив на порог этой комнаты, явно ощутил присутствие. И тут же убедился в верности догадки, заметив посередине своей груди красную точку лазерного прицела.
Рой выставил перед собой пустые руки, порадовавшись, что именно в этот момент яркий разряд осветил его полностью, и быстро-быстро заговорил:
– Эй, погоди, ты только не стреляй! Это же я, всего лишь я, мы с тобой, ну, виделись днем, помнишь? Я ничего, я… ну как сказать? Ты ведь видишь, что снаружи творится. Ужас вообще! Я и забрел сюда, мне бы ночь переждать. Можно?
Рой сделал паузу, но ответа не было. Лазерная метка так же неподвижно указывала ему на сердце.
Он медленно опустил руки, рассудив, что если не убили сразу, то можно чуть расслабиться.
Вздохнув, продолжил, глядя туда, где, как ему казалось, во тьме угадывались очертания сидящего на полу человека:
– Странный у меня сегодня день, дурной какой-то. Налёт этот идиотский, коп долбаный, плечо аж вспухло всё… Вообще непонятно… – Мальчик как-то замялся, горько проговорил: – С кем я был, они меня предали. Подставили. Где я жил, мне теперь туда ходу нету. А в одиночку… не дай бог такого счастья! Моментально на копа напорешься, или еще того хуже. Надо мне теперь как-то по новой устраиваться. И это… ты меня за сильно наглого-то не считай, но… позволь перекантоваться в твоем логове, пожалуйста! Ну хоть пока не кончится это атмосферное безобразие, на улицу ведь нос не высунешь, а в этой развалине только тут жить и можно…
Рой замер в ожидании, и через несколько долгих секунд случилось неощутимое, бесшумное, почти незаметное событие, несмотря ни на что, ставшее одним из самых важных в его жизни.
Не последовало ни движения.
Не прозвучало ни слова.
Просто погас прицел.
Почему-то чувствуя себя так, будто прошел самое серьёзное испытание, Рой обессиленно осел на пол там где стоял, свернулся в экономящий тепло узелок и тут же заснул. Откуда-то он просто знал, что здесь теперь безопасно, знал, что не нужно больше слов, что эту ночь ему суждено пережить.
Но даже если бы он напряг всё свое воображение, прислушался бы к шёпоту интуиции, который всегда звучал и будет звучать для него громче, чем для остальных, Рой не смог бы осознать, что в этот действительно необыкновенный день его жизнь свернула на совершенно иной путь, ведущий куда дальше, чем изначально определенная ему судьбой доля.


Ярким солнечным утром он проснулся в пустой комнате.
Хозяин ушел, и Рой с любопытством огляделся. Помещение мало напоминало жилье человека. Ни постели, ни чего-то, на чем можно сидеть, ни одежды, ничего. Только две спортивные сумки в углу были знаком того, что комната обитаема. Рой с любопытством заглянул в ту из них, что была больше и длиннее, и в ужасе отшатнулся, не ожидая увидеть внутри столько оружия.
Несколько минут он всматривался. Опознал и пистолет-автомат, и складную снайперскую винтовку, и пару калашниковых, и уже знакомые браслеты с «начинкой», и многочисленные обычные стволы…
Осторожно прикрыв сумку-арсенал, Рой уже с опаской потянул за молнию на другой сумке, чуть меньше. Но ее содержимое вогнало его в не меньший шок: никогда в своей жизни Рой не видел столько денег сразу… Сумка была доверху туго набита долларами – в пачках, в свертках, просто в россыпь. Похоже было, что их неуважительно утрамбовывали, многие купюры представляли из себя просто мятые комки.
Рой секунду поборолся с искушением, ведь всё равно над этой громадной суммой явно не дрожали, но не взял оттуда ни доллара. Вместо этого вышел до ближайшего магазина и на свои последние затарился едой.
Бесшумно появившегося на пороге хозяина встретил робкой улыбкой:
– Привет! Ты вовремя, я как раз пожрать добыл, у тебя-то негусто. Присоединяйся!
Не обращая внимания на отсутствие реакции, светловолосый привстал, отряхнул руку и приветственно протянул:
– Да, я не назвался же, правда? Эх, мало меня вежливости учили. Я – Рой. Картер.
Парень несколько секунд молча глядел на разложенную посередине комнаты еду, стоящие бутылки, на замершего с протянутой ладонью Роя, потом, не говоря ни слова, прошел мимо и сел на подоконник, поставив на него ногу в тяжелом военном ботинке, отвернулся.
Тот смущенно шмыгнул носом, пожал плечами:
– Не голоден – так бы и сказал.
На звук его голоса хозяин отреагировал тяжелым взглядом, под которым Рой почувствовал себя очень неуютно, но глаз не отвел.
Негостеприимный отморозок хрипло произнес:
– Дождь кончился.
– Вот ты о чем, – грустно усмехнулся Рой. – Ну да, ладно. Просто я же вижу, ты один, а это по-любому не самое лучшее положение, для кого угодно. Я тоже теперь, походу, одиночка, ну и подумал – может, мы с тобой могли бы… ну, держаться вместе какое-то время? Хоть попробовать? Ты меня спас, я ценю. Загадывать глупо, но вдруг у меня получится ответить тем же? Я, конечно, не такой уж и герой, во всяком случае, явно не такой крутой, как ты, но в чем-то и я бы пригодился. По крайней мере тебе было бы с кем поговорить, а то ты, похоже, почти забыл, как это делается…
Рой смотрел на безусловно опасного парня бесстрашно, с ясной открытостью, будто и не думая ни о чем плохом, не догадываясь, насколько близко он от края. А тот, чей мощный силуэт был неподвижен в оконном проёме, казалось, столкнулся с чем-то для него новым, непривычным, не укладывающимся в обычные рамки вражды и охоты.
Долгие минуты текли в безмолвии.
Рой опустил голову, повернулся и понуро пошел к двери.
Но на пороге, чуть замерев, будто давая судьбе последний шанс, он всё-таки услышал за своей спиной глухой голос, произнесший одно слово:
– Шон.
Рой резко с надеждой обернулся, и парень уточнил, прямо глядя ему в глаза:
– Мое имя – Шон.
Рой широко и как-то светло улыбнулся, кивнул, тихо ответил:
– Спасибо.
Выйдя за дверь, он без сил прислонился к стене, запрокинул голову и закрыл глаза, тяжело дыша, словно только что шел на казнь, но был оправдан. Своей восприимчивой душой мальчик ясно чувствовал жуткий смертельный холод, идущий от назвавшегося Шоном, и Рой самонадеянно, но небезосновательно сказал себе, что первый слой этой ледяной брони ему, похоже, удалось растопить. Или по меньшей мере заставить поддаться.


Шли дни.
Избегая малейшего давления, Рой приглядывался к невероятно странному человеку, с которым делил крышу. Мало-помалу его удалось разговорить хоть на бытовые темы, это уже было заметным продвижением.
Рой легко получил разрешение пользоваться деньгами из сумки, но брал только на еду, которую неизменно покупал на двоих, хотя Дэлмор крайне редко притрагивался к своей доле. Он мог несколько дней не брать в рот ничего, Рой думал, что он ест где-то в городе в свои отлучки, а потом прийти в другой одежде и наброситься на съестное, как зверь.
В любом случае Рою было непонятно видеть, что человеку абсолютно всё равно, чем утолить голод – вкусным или нет, приготовленным или сырым; к еде Шон относился как к топливу.
То же и с алкоголем: Рой в первый раз чуть не выпустил из пальцев свой скотч, когда увидел, как Шон просто поднес ко рту горлышко бутылки крепчайшего спиртного и выпил литровую ёмкость не прерываясь, как воду. Картер в ошеломлении глотнул из своей такой же и долго еще не мог прокашляться и унять слезы.
Дэлмор не спал вообще, мало говорил и в принципе не поддавался на осторожные расспросы о своем прошлом, исчезал надолго и не объяснял ничего, иногда приносил огромные суммы денег непонятно откуда, хотя Рой и догадывался, что с таким арсеналом парень работает явно не грузчиком где-то по соседству.
Рой иногда ловил себя на том, что стал понемногу понимать настроение Шона. Вернее, теперь он знал, в какой вечер можно поболтать и даже получить несколько ответов, а когда надо заткнуться и просто вместе помолчать.
Главное, что произошло – Рой сумел приучить Шона к своему присутствию, стать привычной деталью окружения, теперь он мог надеяться на какую-то определенную степень доверия. Конечно, в то время его нельзя было назвать незаменимым, но начало было положено, и Рой уже редко ощущал жёсткий безмолвный отпор, глухую защиту.
Чаще он знал, что их двое по одну сторону.
Дэлмор допустил Роя на короткую дистанцию, смирился с его обществом. Если поначалу казалось, что он его не замечает вообще, как что-то неодушевленное, то теперь их взаимодействие всё больше и больше становилось похожим на общение. Конечно, до подлинной общности было еще далеко, но дело определенно сдвинулось с мертвой точки.

Рой по характеру на лидерство не претендовал, ему вполне хватало роли спутника кого-то, кто сильнее, кто может взять на себя ответственность. Зато Картер от природы был умным и наблюдательным, а еще умел слышать смутный голос подсознания, говорившего ему, что это непредвиденное знакомство в его жизни – неспроста, и терять это не стоит.
А Шон, если бы мог тогда это выразить, сказал бы, что до встречи с неунывающим парнишкой его жизнь походила на то здание, в котором он жил: руины, не пригодные ни для чего, и одна пустая комната с одним окном и тем же самым видом изо дня в день. Теперь же здание его души словно понемногу отстраивалось, стало можно пройти по коридору, зайти еще куда-то, выглянуть в другие окна, ощутить большее пространство, выйти из клетки…
Он молчал, но учился.
Единожды инсталлированный на уже несуществующем контроллере режим обучения призрачно продолжал функционировать.
Дэлмор смотрел на людей не сверху, а вблизи. Слышал их.
Слушал Роя, как когда-то слушал Армстронга Тейта. Делал простые вещи, вроде вечера в баре или ночного визита в магазин электроники, на чем настоял новый знакомый, которому не хватало для счастья телевизора и еще кучи всяких развлекательных приборов.
Рой вообще обжил их комнату, сделал ее похожей на человеческое обиталище, внес мужское удобство. Он мягко, но настойчиво вторгся в холодную пустоту, заполнил ее жизнью, и Шон был не против.
Он чувствовал, что меняется, видит мир иначе. Из стороннего наблюдателя он постепенно становится его частью, не такой, как остальные, очевидно другой, но не безнадежно чуждой.
Шон уже реже исчезал без объяснений, они всё больше времени проводили вдвоем – на улицах, в толпе, в середине городской суеты. Рой сумел вплести себя в жизнь Дэлмора, встать с ним рядом, взломать его одиночество. И теперь, когда он пробил крохотную брешь в круговой защите этого нелюдимого, опустошенного, эмоционально практически мертвого человека, Рою предстояла задача еще более сложная, а может, почти невыполнимая.

Рой смог стать на данный момент исключением, единственным, на кого парень с рефлексами убийцы и глазами зверя смотрит не как на хрупкий ненужный предмет с непонятными функциями, который легче расколоть и смахнуть со своего пути, чем обойти.
Тем не менее Картеру, хоть он и скрывал, было очень страшно рядом с тем, кто не имеет ни малейшего понятия о ценности человеческой жизни вообще.
Кто искренне не задумывается о том, сколько десятков смертей на его совести за прошедший день, а то и час, кто убивает легко и естественно, много и постоянно, с поводом и без, и не потому что озлоблен или безумен, а просто потому что не считает это чем-то особенным.
Рой, фигурально выражаясь, занял позицию за плечом Шона, в относительной безопасности, но мог видеть, как тот сеет смерть и не задумываясь идет по трупам.
И он хотел это изменить…
Однажды полицейская облава застала их в какой-то набитой народом дешевой забегаловке.
Копы вломились через обе двери, с воплями наставили пистолеты на замерших людей, начали цеплять на некоторых наручники. Рой испуганно огляделся в поисках выхода, потом перевел взгляд на Шона и вдруг понял, что бояться следует как раз не полицейских.
Это у них самих есть серьёзный повод для беспокойства, но вряд ли они успеют это осознать.
Лицо парня закаменело, в светлых глазах зажглось недоброе пламя.
Молниеносным движением он через весь зал метнул нож в горло предводителю отряда. Лейтенант захрипел, обливаясь кровью, царапая ногтями свою шею и торчащую из нее рукоятку ножа, сполз на пол. От неожиданности остальные полицейские замерли на долю секунды, и это решило всё не в их пользу.
Дэлмор легко вскочил на стол и дьявольски медленно, спокойно провел по окружности всей комнаты стволом автомата, изрыгавшим поток свинца. Пули летели веером от центра, поражая всё и всех, и больше всего повезло тем, кто уже лежал или, обладая быстрой реакцией, успел пригнуться, но остальные… Головы разлетались на куски от попаданий практически в упор, тела валились друг на друга – полицейские вперемешку с местными, простыми неудачливыми посетителями.
Выстрелы смолкли. В застывшей комнате не было ни движения, ни звука, кроме подергиваний конечностей умиравших и их хрипов. Никто из полицейских не выжил, но вместе с ними полегло больше десятка тех, кто только что здесь танцевал или требовал выпить.
Рой задохнулся от ужаса, глядя расширенными глазами на улыбку, еще не сошедшую с губ девушки, у которой больше не было ни носа, ни глаз, ни затылка.
Шон дернул его за плечо, совершенно обычным голосом сказал:
– Шевелись. Остальные сейчас будут здесь.
Рой, как в бреду, последовал за ним, шарахаясь от скребущих по полу пальцев, а когда они выбрались в темный пустой переулок, его просто вырвало. Дэлмор с некоторым интересом посмотрел на него, бледного и отплевывающегося:
– Что это с тобой?
Рой, опираясь на стену рукой, поднял на него глаза, полные непонимания:
– Господи, зачем?!
В ответе послышалось легкое недоумение – как можно  не понимать простых вещей?
– Это же копы.
– Нет, не это… хотя тоже, но… другие! Ведь ты убил больше, не только…
– Так эффективнее, –  пожал плечами убийца. – Избирательная стрельба заняла бы больше времени, они сумели бы сориентироваться.
– Но это же слишком!
– Слишком – что? Я тебя не понимаю.
Рой выпрямился, мрачно согласился:
– Боже, а ведь ты действительно не понимаешь. Ладно, пошли.

Он стал задумчивее, иногда подолгу молчал, глядя на Шона со смесью опасения, напряжения и… сочувствия. Рой понимал, что этот человек живет по другим схемам, что в нем предельно мало человечности, но возненавидеть его мешало то, что всё это проявлялось как-то странно – шло не изнутри, не по убеждению, а ненатурально, произвольно, это было словно навязано.
Дэлмор был похож на сложно организованный механизм, оснащенный искусственным интеллектом с подмененной системой приоритетов, где эффективность стояла выше инстинктивного отвращения к смерти, пусть и чужой.
Рой знал, что находится рядом со странным существом, имеющим внутри чёртову бездну загадок, но, несмотря на дикий, временами парализующий страх, перевешивало другое: жгучий интерес, желание разобраться, понять, помочь. Он не мог уйти от наверняка самого увлекательного, с чем столкнула его жизнь, пусть это и означало постоянный риск.
Однажды он прошептал одними губами, глядя на темный неподвижный силуэт Шона на фоне диска луны в окне:
– Я не знаю, кто ты и как ты таким стал, но я докажу, что ты можешь быть человеком.


Напряжение нарастало, и однажды наступил вечер, который мог стать для Роя последним.
Шон впервые взял Роя с собой туда, куда раньше ходил один.
В дебрях окраинных районов, на территории старого завода был огромный подвал, целый подземный зал, и знающие люди в определенные дни съезжались туда со всего города для участия в редком развлечении: боях без правил.
В отличие от искусственного, насквозь фальшивого рестлинга для добропорядочных обывателей или регламентированного, зажатого бокса, этот вид единоборств родился на улицах, среди жестокости и зверства, и правил там действительно не имелось.
Никаких ограничений по уровню подготовки и весу бойцов. Чувствуешь, что у тебя есть шанс, выходи против кого хочешь, и денег получишь намного больше, если победишь того, кто тебя превосходит.
Применяй любые приёмы, любую систему – морпех против дзюдоиста, боксер против уличного файтера.
Пользуйся любым оружием, даже автоматом, только будь готов к тому, что элементарно пустив сопернику пулю в лоб, не получишь на ринге ни цента, ибо в боях без правил ценилось одно – зрелище.
Сюда приезжали, чтобы увидеться с чужой смертью, и щедро платили тем, кто доставлял такое удовольствие.
На кону всегда были огромные деньги, получал их выживший. Признанные фавориты, заработав себе имя, обязаны были подогревать к себе интерес, сталкиваясь друг с другом, уничтожая конкурентов, повышая свой гонорар. А тот напрямую зависел от количества адреналина в крови зрителей, среди которых можно было увидеть не только уличное отребье, но и «порядочных» бизнесменов, адвокатов, политиков, обожающих пощекотать нервы и почувствовать на своих губах вкус соленых горячих брызг, долетевших с ринга.
Сюда приходили, чтобы испытать первобытные, звериные эмоции, услышать гимн крови и уничтожению, но люди были бы неверны своей природе, если бы удовольствовались лишь тупым лишением жизни.
Лучшие моменты – не столько зрелище разодранного человеческого тела, сколько остросюжетные неожиданные повороты, злые шутки судьбы, когда случайный новичок ринга вдруг одолевает ветерана, чуть отвлекшегося, успокоившегося, возгордившегося. Такие вечера считались удачными, и тот, в чью победу не верил никто, уносил такую сумму, какую только мог поднять.
Поэтому не было недостатка в «мясе». Многие, слишком многие в иллюзорной надежде на джек-пот выходили против сильнейших – и шли на убой… Их тела потом грудами гнили в коллекторах, а зрители приходили снова и снова в надежде среди обычных столкновений гладиаторов стать свидетелями легендарных редких крушений монстров от руки неизвестных бойцов, в одночасье становившихся богачами.
Смерть не была непременным условием схватки, главным была зрелищность. Тот, кто свернул противнику шею, получал меньше, чем тот, кто вырвал ему язык.
Шанс стать ветеранами ринга получали матерые убийцы, предельно жестокие монстры, голыми руками терзавшие человеческую плоть, или виртуозы ножа, прилюдно кромсавшие людей на куски, намеренно начиная с не смертельных ран и идя по нарастающей.


Бои без правил…
Рой считал их городской легендой. Допускал существование каких-то стычек с оплачиваемой победой, но не верил в дикие подробности, пересказываемые вполголоса, как жуткие истории о призраках. В ответ на его недоверие Шон только усмехнулся.
И теперь, войдя вслед за ним, державшимся здесь как дома, в опутанный проводами прожекторов обширный мрачный зал, Рой почувствовал, еще не видя ринга за плотной стеной спин зрителей, что рассказчики не привирали и не преувеличивали, а скорее, не знали всей правды. Только ощутив запах этого места, дух старой и свежей крови, гнили и боли, Рой передернулся от омерзения, а когда впереди возник ярко освещенный пока пустой ринг, он инстинктивно сжался от понимания того, насколько сатанинским был этот алтарь жертвоприношений людской кровожадности.
Однако оглушительная музыка, реки спиртного, обнаженные фигуры извивающихся девушек притупили это чувство. Оглядевшись, Рой увидел множество разнообразнейших поклонников зрелища, от бездомных бродяг до утонченных джентльменов, явных завсегдатаев, и ему стало слегка стыдно за первый порыв отвращения.
Да, это незаконно, жестоко, но ведь, похоже, еще и очень увлекательно, не зря же тут столько народа?
Встряхнувшись и выпив для смелости, Рой последовал за Шоном в сторону ринга.
А перед Дэлмором расступались…
Рой, идя за ним в образовавшемся коридоре, с изумлением видел на лицах людей ошеломление, узнавание и восторженное предвкушение, слышал сначала единичные возгласы, а потом и общий гул толпы, переросший в скандирование.
Он пока не мог разобрать, что именно они выкрикивают, его просто оглушило, но дико очевидно – Шона здесь знают. Более того, при виде него все здешние чемпионы были мгновенно забыты толпой, обратившей всё внимание только на своего кумира, и Рой, вглядевшийся в этот момент в лица этих массивных, угрожающего вида мужчин, увидел не только злобу и ярость, но и страх.
В зале царило оживление, присутствующие обменивались репликами, из обрывков которых стало ясно, что появление этого бойца – редкое дело, которого ждут, и в этот вечер всем повезло, публику ожидает исключительное зрелище.
Пройдя сквозь толпу, Шон остановился на пустой площадке перед рингом, давая возможность зрителям даже из самых дальних рядов удостовериться в своем присутствии.
Зал бурлил, вся уже сложившаяся программа летела к чёрту, старые ставки превратились в клочки бумаги под ногами, а девушки в бикини сбились с ног, собирая новые, где фигурировало одно слово – его имя ринга, то самое, которое ревела толпа, приветствуя звезду.
Демон.

Рой стоял рядом с Дэлмором, озираясь и чувствуя себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Со слегка истерическим смешком он спросил, перекрикивая шум:
– Ты тут явно популярен, верно?
– Как видишь, – пожал плечами тот.
Он выглядел почти равнодушно, ни тени смущения, словно находился не в центре водоворота людского возбуждения, а в полном одиночестве. Рой же не мог оставаться безучастным к бушевавшему вокруг адреналиновому смерчу и спрятал вспотевшие ладони в карманы. Ему тоже доставалась доля внимания, на него смотрели и гадали, какое отношение имеет этот парнишка к центральной фигуре всего сборища. Рой нервничал, и, чтобы отвлечься, пригляделся к бумажкам, порхавшим над головами и оседавшим в огромном ящике рядом со столом, где громоздилась фантастическая по размерам гора купюр – банк ставок.
Заметив что-то необычное, Рой поинтересовался:
– Слушай, а почему ставки какие-то странные? Ну, обычно там такой-то против такого-то, пять к одному… А тут цифры. 57, 34… 41… Это что?
Дэлмор обернулся, посмотрел Рою в глаза:
– Секунды.
– Секунды? – непонимающе повторил светловолосый.
– Сколько успеет прожить тот, кто выйдет на ринг против меня, до того, как я его убью.
Парень, с которым Рой жил под одной крышей, добавил:
– …Здесь знают мой стиль.
Отвернулся и вышел под ослепляющий свет прожекторов, в центр ринга. Стоял, оглядывая зал с высоты помоста, и ждал жертву.
Рой сделал шаг назад, вцепился в какую-то колонну и постарался собраться с силами и отогнать дурноту…
Тем временем в секторе зала, отведенном для бойцов, было тихо. Никто, конечно, уходить не собирался, они по-прежнему разминались и демонстрировали мускулы, но идти к рингу не торопились. Как ни старались закаленные в боях убийцы скрыть свою растерянность, она была заметна.
Их глаза метались между грудой денег, многотысячным призовым фондом, уже не умещавшимся на столе, и ярким пятном ринга, на котором их ожидал противник – молодой парень, на первый взгляд обычный, ничего особенного. Но многие из внушительных накачанных атлетов мрачно поднимали руки, словно сдаваясь до боя, и садились на пол, опускали головы, отрицая свое участие.
Остальные, более молодые, сохраняли решимость, и особенно их подстегивал вид стола, заваленного деньгами. За победу над Демоном полагалась просто нереальная сумма. И издалека этот парень не выглядел таким уж пугающим. Бойцы-новички не разделяли и не понимали странного страха опытных перед подростком.
И первая жертва нашлась быстро.

На ринг вышел невысокий поджарый латино, казалось, сплетенный из жёстких упругих мускулов, смуглый, с тонкими бесцветными губами и черными щелками глаз. Толпа встретила его подбадривающими возгласами, но многие только переглядывались и молча качали головами.
Латино был явно старше, лет 25-ти, о солидном опыте уличных боев свидетельствовали шрамы и та сноровка, с которой он не глядя играл с длинными кинжалами, хищно блестевшими под светом прожекторов. Два лезвия плели замысловатые узоры, со слабым свистом рассекая воздух, и по всему было заметно, что на ринге – найфер [knifer]-виртуоз, быстрый и опасный, как змея.
Дэлмор ничуть не изменился в лице. Так же нейтрально сделал шаг к центру, свидетельствовавший о готовности к началу боя. Никого не волновало неравенство вооружения – два ножа против ничего, ведь это бои без правил.
Прозвучал сигнал, время пошло.
Латино мягко двинулся по дуге, обходя Шона, не отрывая от его фигуры глаз, ловя малейшее движение. Тот только чуть поворачивался, следя за противником, в позе не было никакого напряжения. Шли секунды. Латино решился на атаку. Неуловимо, невероятно быстро метнул один из ножей, практически без видимого замаха, но со страшной силой. Против такого броска не устоял бы никто. Мастерский, смертоносный, безупречный ход.
Шон не кинулся на пол, не ушел в сторону. Он только на пару сантиметров отклонил голову вправо, и нож, следуя траектории, рассчитанной в тысячную долю секунды, просвистел мимо, пролетел несколько десятков метров и засел в плече «удачливого» зрителя, взвывшего от боли.
Толпа вздохнула, многие засмеялись, кто-то выкрикнул: «Мазила!»
Латино задохнулся от ярости. Он-то знал, что нож был послан верно, и только чудо или невероятная быстрота реакции спасла его врага.
Тут же, не давая сосредоточиться, найфер ударил второй раз. Замах был с уровня плеча, сбоку, лезвие летело точно в сердце с невидимой для человеческого глаза скоростью.
Шон замер, обе его руки были стиснуты перед грудью в издевательски похожем на молитвенный жесте, между пальцев торчала рукоятка кинжала.
В полной тишине латино торжествующе распрямился, ожидая падения тела с проткнутым сердцем, но… Дэлмор с легкой усмешкой медленно отвел одну руку в сторону. Все увидели, что нож был остановлен на лету в миллиметрах от тела, и теперь лежал в ладони лезвием к груди, но на белой футболке не было ни крови, ни разреза.
Латино в суеверном ужасе отступил, расширенными глазами вглядываясь в несомненно его собственный нож, никакой подмены…
Шон поднял кинжал, чтобы остальные убедились в том же, и вопросительным жестом обратился к толпе, указывая на обезоруженного, растерянного противника. Зал в едином порыве ответил древним жестом приговора.
Демон, взвесив на ладони нож, повернулся к озиравшемуся найферу, который не верил в происходящее, и, выполняя желание толпы, швырнул оружие, возвращая его владельцу. Латино застыл, поднял глаза, будто пытаясь увидеть свое имя, вырезанное на рукоятке ножа, торчавшей у него изо лба, несколько секунд простоял, разведя руки в удивленном жесте, и рухнул на помост.
Он упал навзничь, прямо, и теперь напоминал звезду, а из затылка выходили сантиметров семь окровавленного лезвия, служа подставкой мертвой голове.
Оглушительный шум ликования затопил зал. Служащие быстро утащили тело, следящий за ставками объявил:
– Сорок четыре! – и кто-то, радуясь, проталкивался к столу, а Дэлмор облокотился на веревки и невозмутимо ждал.
Вечер только начинался.

В секторе бойцов бурлили эмоции. Кто-то в бессильной ненависти сжимал кулаки, кто-то с непонимающим видом тёр лоб, кто-то распалял свою ярость, замешанную на страхе.
Бесспорно, этот парень не случайно заработал свое имя ринга, и самые осторожные, видевшие не одну смерть от его рук, не соблазнились бы ни на какие деньги.
Но далеко не все бойцы могли похвастаться подобной предусмотрительностью. Наоборот, игнорируя инстинкт, многие рвались в бой, веря в свою удачу и силу, надеясь на покровительство небес и свою счастливую звезду, которая подарит им победу и много-много денег.
Один из ветеранов, могучий гороподобный борец, решительно поднялся и пророкотал:
– Ладно, пусть он умеет ловить эти перышки на лету, но что этот мальчишка может противопоставить мне?! Сто тридцать кило мышц! Я сомну его, как листок! И плевать мне на его репутацию.
Боец по кличке Танк направился к рингу, а за его спиной двое таких же ветеранов переглянулись, и один прошептал:
– Помнишь Ти-Рекса? В нем было сто пятьдесят кило.
А другой ответил:
– Да. В Ти-Рексе этот мальчишка не оставил ни единой целой кости. И кисель из внутренностей в животе. За четыре минуты. И то только потому, что куражился…
Танк с торжествующим ревом буквально вломился на ринг, заводя толпу, показывая свое мощное тело. Какое-то время он бесновался, как берсерк, разжигая воинственность. Наконец повернулся к противнику, остановив на нем безумный взгляд налитых кровью глаз, и, тяжело двинулся к нему через ринг, вытянув руки со скрюченными пальцами, горя первобытным бешеным желанием размолоть, раздавить, расплющить.
Танк был на голову выше Шона, вдвое шире в плечах, выглядел неизмеримо мощнее, кто-то наверняка сравнил бы эту контрастную пару с известной библейской сценой – Давид и Голиаф.
Только Дэлмор не торопился прибегать к уловкам, он вообще не производил впечатления даже слегка взволнованного, будто не к нему приближается рычащий от бешенства, массивный, превосходящий его по всем видимым физическим параметрам противник.
Толпа ждала.
Рой сжался и отвернулся, не желая видеть ничего, но всё же не сумел сдержаться и вновь посмотрел на ринг.
Шон не отступил.
Не ушел от медвежьих объятий. Он шагнул вперед, прямо в тиски, оказался в полуметре от возвышающейся над ним горы мускулов по имени Танк. И за мгновение до того, как клешни сомкнулись, ударил первым.
Его правая рука, не сжатая в кулак, а с выпрямленными пальцами, как в жесте рукопожатия, преодолела расстояние до бугристого накачанного пресса гиганта, и далее, не встретив никакого сопротивления, не замедлившись, вошла в живот человека с невыносимым чавкающим хрустом почти по локоть…
Жуткая тишина повисла в зале, все перестали дышать.
Танк тоже удивленно замер, еще не успев почувствовать боль, не успев понять, но ощутив, что что-то не так. Он опустил голову, озадаченно посмотрел на мальчишку, на лице которого опять появилась сатанинская усмешка. Танк развел руки широко в стороны, уставился на свой живот, а Шон, выждав еще секунду, не вынул свою руку, как ожидали.
Нет, он погрузил ее еще глубже, изогнув, поднял ладонь внутри тела по направлению к груди, и, не торопясь, мощным рывком протолкнул еще дальше.
Танк поднял глаза, словно пытаясь различить сквозь потолок подвала небо, и еще мгновение эти двое стояли неподвижно в невозможном соединении.
А потом всяческое сходство с Библией теряло смысл, потому что Дэлмор как бы что-то дернул там, внутри у Танка, и медленно вытащил наружу.
Из дыры в животе тут же хлынул поток крови. Всё еще стоявший Танк снова посмотрел вниз, как раз успев в последние секунды жизни разглядеть на раскрытой ладони мальчишки свое сердце…
Он наконец упал, а Дэлмор, подняв вверх этот трофей, еще содрогающийся в последних биениях, показал толпе доказательство очередной победы. Потом бросил кусок плоти на тело под ногами и равнодушно отошел на другую половину ринга.
Толпа выла от восторга, от безумного возбуждения, кровавого катарсиса. Вот за эту запредельность и любили здесь Демона, не задаваясь иными вопросами.
Он убил Танка за двадцать три секунды. Одним ударом.
Очень быстро и очень просто.
Но вырванное заживо сердце – редкое зрелище…
Рой поймал себя на ощущении недоверия к реальности. То, свидетелем чему он стал, не укладывалось в рамки его понимания, он с удовольствием бы сейчас проснулся.
Но главное было впереди.

Дикий, отчаянный крик, раздавшийся от ринга, заставил всех снова обернуться к центру зала.
Через ограждение перелез один из бойцов, судя по осанке и татуировкам – явно бывший военный. Он тяжело дышал, глаза горели, возбужденный человек явно принял важное решение.
Впившись взглядом в Шона, мужчина рявкнул:
– Хватит! Не знаю, как ты это делаешь, но кто-то должен положить конец этому гребаному безумию! И это буду я, здесь и сейчас.
Он вытащил сзади из-за пояса пистолет, большой и мощный «Desert Eagle» из арсенала Армии США, твердой рукой навел его на пятнадцатилетнего подростка на ринге. Торжествующе вздернул подбородок:
– Это не нож, с трех метров хрен ты чего сделаешь! Плевать мне на деньги, ты просто умрешь. Такие, как ты, жить не должны.
Мгновение гробовой тишины.
Все ждали реакции, ответа Демона. Но он молчал. Только медленно, плавно поднял правую руку, на которой уже не осталось крови Танка, ладонью вперед, будто беспомощным жестом отрицания и защиты загородил себя от пуль.
Но на лице его не было испуга, он был по-прежнему хладнокровен и невозмутим. Никто  не понимал, зачем он принял эту странную позу.
Решительный морпех с пистолетом, в глубине души не ожидавший, что это будет так просто, со смесью облегчения и злобного торжества спустил курок. Он с издевкой разрядил обойму прямо в ладонь, зная, что с такого расстояния пули большого калибра с легкостью пробьют насквозь тонкие кости человеческой кисти и вопьются в лицо и грудь, обеспечив стопроцентный результат.
Выстрелы отгремели в замкнутом пространстве подвала, облако пороховых газов рассеялось, но на ринге ничего не изменилось. Морпех опустил пистолет, удивленно вгляделся в почему-то еще стоявшего противника.
Шон оставался в той же позе, только правая рука, расположенная точно по оси траектории всех шести пуль, теперь была сжата в кулак. Глаза прикрыты, лицо напряжено, словно внутри него что-то происходило – нечто, требовавшее сосредоточенности и концентрации. Ни от кого не укрылось, что ни на лице, ни на теле Демона не появилось ни одной раны, ни капли крови. Только в тишине было слышно, как на доски помоста размеренно, с небольшим интервалом упали несколько – шесть или семь, не больше – тяжелых темных капель, просочившихся сквозь сжатые пальцы вытянутой руки.
Солдат явно начинал недоумевать: он никак не мог промахнуться, все пули достигли цели, но рука не разорвана, как должно было быть, а лишь поцарапана? Позади чёртова парня в паре десятков метров белая кафельная стена, если бы он промазал, пули ведь неминуемо разбили бы ее, но всё цело. Значит, пули не дошли до нее, застряв в теле Демона, но тогда почему он стоит?
Тяжелые секунды возрастающего немого замешательства копились в атмосфере зала, никто не понимал, что происходит.
Вдруг Шон, приковавший к себе внимание абсолютно всех, шевельнулся и открыл глаза. Однако выражение их не было застывшим удивлением умершего, еще не успевшего долететь до пола. Наоборот: осмысленный, дерзкий, насмешливый взгляд. В третий раз его губы скривились в легкой леденящей улыбке, и он медленно, осознавая себя в центре лихорадочного интереса, развернул кисть правой, всё еще выпрямленной руки тыльной стороной вниз, помедлил еще мгновение и раскрыл, разжал пальцы… А на ладони, окровавленной, но неповрежденной, под ослепительным светом прожекторов лежали, влажно поблескивая, шесть пуль.
Абсолютная, нереальная тишина.
Звенящее, бьющееся непонимание.
Ведь не мог же он поймать на лету пули? Но вот они, выставлены на всеобщее обозрение, и все видели, что с момента прицельных удачных выстрелов парень не двигался вообще.
Дав всем время убедиться, что глаза им не лгут, Шон снова сжал пальцы. Проследил за постепенным зарождением и нарастанием животного ужаса в зрачках морпеха, из ослабевшей руки которого выпал бесполезный пистолет, и негромко ему ответил:
– Неплохая попытка. Но смерть обо мне не знает.
Замахнувшись, мощным броском он швырнул сплющенные кусочки свинца обратно, в стрелявшего. Это могло показаться странным, ну какой серьёзный вред могли они нанести просто так?
Но пущенные элементарным замахом пули, свистнув, яростно впились в тело солдата, в трех местах насквозь прошили его грудь, исторгнули фонтан яркой крови из пропоротого горла, а две из них пробили череп и завязли в мозге. Некоторые из шести прошли навылет, разбили такую же кафельную плитку позади неудачливого стрелка, то есть имели приблизительно ту же скорость, какую придает им «Desert Eagle».
Одновременно со стуком падения застреленного без оружия морпеха толпа сошла с ума.
Стены буквально содрогнулись от воплей, всеобщее дикое ликование и безумное возбуждение от невероятного зрелища затопило зал подобно приливу. Шон спрыгнул с возвышения, не замечая бури низких эмоций вокруг себя, спокойно подошел к столу, где уже ждал выигрыш в двух массивных сумках, молча забрал обе и прошел сквозь раздвигавшуюся перед ним людскую массу к выходу.
По пути миновал Роя, вжавшегося в стенку, как ни в чем не бывало сунул ему одну из сумок.
– Тащи в машину. Давай за мной.
Рой, как в трансе, двинулся следом, не ощущая ничего, кроме онемения. Он едва слышал гул толпы, звуки ее восторга, орущие и ревущие искаженные лица смешались, как в калейдоскопе… Не понимая, что делает, в каком-то оцепенении Рой вышел на воздух, механически сел в машину, с удивлением обнаружил, что вцепился до боли в какую-то сумку, и, не в силах реагировать, уставился в ночную черноту за лобовым стеклом.
Осознание шло медленно, в мозгу словно заново прокручивались дикие сцены из увиденного этим проклятым вечером. Если пойманный на лету нож и бросок, достаточно сильный, чтобы прошить череп насквозь, еще укладываются в рамки возможностей очень хорошо, нет, просто исключительно подготовленного человека, то удар пустой руки, пробивающий пресс – это за гранью.
А вырванное сердце – тем более, но грань уже другая.
А эти пули… Безумием здесь было уже просто поверить своим глазам. Рой знал, что он видел, и знал, что это действительно не иллюзия и не обман, но это ведь – нереально? В сознании бился тот же вопрос, с которого началось его знакомство с этим непостижимым парнем: «Кто он?»
Закаменев в напряжении, не отрывая пустого взгляда от темноты, Рой глухо спросил:
– Демон – это кличка или… правда?
Шон коротко посмотрел на него и совершенно серьёзно ответил:
– Скорее, второе.
Рой кивнул и больше ничего не спросил.


Когда они вошли в комнату, Шон бросил в угол сумку, слегка усталым жестом расправил плечи, потом взял бутылку бренди и сел на любимое место на подоконнике.
Рой тоже выпустил из пальцев ремешок, но остался стоять у двери, не сводя с Шона глаз, горевших множеством эмоций – от ужаса до решительности. Он столкнулся с чем-то таким, что перевернуло все его представления о мире, и теперь перестраивал свое к нему отношение, принимая важные, определяющие решения.
Он смотрел на парня у окна, как человек смотрит на хищника – со страхом, смешанным со злостью, опаской и каким-то отвращением к бесчеловечной чуждости, и в то же время с пораженным интересом…
– Зачем ты туда ходишь? Ведь не из-за денег же, тут что-то еще?
Шон не повернулся на голос, всё так же глядел на улицу.
– Не знаю.
Рой провел рукой по волосам, пытаясь хоть как-то снять напряжение, со странной задумчивостью заговорил:
– Знаешь, сегодня я узнал о тебе две вещи. Во-первых, ты не человек. В прямом смысле, физически. Ты выглядишь почти неотличимо, но ты внутри абсолютно другой. Понятия не имею, в чем тут дело, и существом… какой природы ты являешься, но ты явно исключение. Это факт. Но ты, естественно, знаешь об этом больше и лучше меня, это не вопрос, по крайней мере сейчас. А вот другое…
Ему понадобилась пара секунд, чтобы перевести дух.
– Во-вторых. Я мог бы повторить то же самое, но в другом смысле. Ты – не человек. В тебе нет того, что делает людей людьми. Души? Не уверен… не знаю. Но чего-то в тебе точно нет. Ты машина для убийства, ты не сомневаешься ни мгновения, делаешь это без эмоций, без злобы. Ты так развлекаешься, ты не догадываешься, что это плохо! Может, тебе никто об этом не говорил?! Так слушай! То, что ты делаешь с другими жизнями – недопустимо! Чёрт с ним, с законом, нам всем на него плевать, но это просто… просто не по-человечески. Ты убиваешь, но не умираешь, может, в этом и дело?! Ты не отдаешь себе отчёта, как хрупка жизнь. Мы не пыль на ветру, мы не грязь под ногами, мы – люди! И мы живые… Пойми меня, прошу!
Парнишка старался вложить как можно больше в свои слова. В голосе слышался болезненный надрыв, почти слезы.
– Не знаю, веришь ли ты, что там, наверху, кто-то есть, но если там действительно кто-то есть, то его терпение может кончиться. Ты же идешь по колено, по пояс в крови, тебя же скоро захлестнет с головой! Посмотри на меня, услышь меня – так же нельзя!
Дэлмор повернул голову, и Роя обдало волной жуткого холода, но он выдержал этот взгляд.
Ощутимая угроза сочилась из каждого глухого слова того, кого Рой не считал человеком.
– Ты будешь говорить мне, что можно, а что нельзя?
Светловолосый твердо ответил:
– Буду. Ведь кто-то же должен. Остановись. Изменись. Задумайся. Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, очнись! Я не могу сказать тебе – не убивай. Знаю, это улица, здесь нельзя остаться чистым, на мне тоже есть кровь. Но… можно понять, если ты защищаешься, или защищаешь кого-то, можно понять, если ты мстишь. Но нельзя понять  это твое слепое равнодушие! Ты умеешь убивать, ты делаешь это в совершенстве, ты – сама смерть, ты действительно демон. Это твоя природа – допустим! Но используй это тогда, когда не обойтись, когда нет иного выхода, а не как сейчас – направо и налево, просто потому, что это легко и «эффективно»! Поверь, девяносто процентов проблем можно решить по-другому, и не менее успешно. И зла будет меньше. Если ты хочешь жить среди людей: не – убивай – зря!
Они в диком напряжении смотрели друг на друга, в пространстве между ними будто схлестнулись две волны, два потока энергии, кипящие, мощные, и ни один не мог взять верх…
Рой нарушил молчание, его голос чуть изменился, стал мягче:
– Я ничего о тебе не знаю, но могу предположить. Сейчас ты один. Но ведь была же у тебя семья? Мать, отец, может, кто-то еще, братья, сестры… Их нет. – Он вглядывался в Шона, словно читая по его лицу, находя подтверждение. – Они мертвы. И не случайно, они убиты. Ты пережил это и уже отомстил за них, ведь сейчас у тебя нет цели. Скажи мне, ты проклинал того или тех, кто их убил? Кто лишил тебя семьи? Кто уничтожил твою жизнь?
На свой вопрос Рой ответил сам:
– Готов поспорить, что да. А теперь подумай – сколько людей проклинают тебя самого за то же самое? Семьи тех, кого убил ты… дети тех копов, их сыновья, они ненавидят тебя. И если тебя не берет ни нож, ни пуля, вспомни – людская ненависть тоже оружие. Кто знает, может, именно она и достанет тебя когда-нибудь…
Рой сделал шаг вперед. Он не боялся говорить правду и делать то, что его сердце считало правильным, и это касалось даже того момента, когда он четыре года назад разрядил дробовик в грудь собственному отцу.
Сейчас Рой ощущал на себе несуществующий яркий свет.
Он стоял на ринге.
– Ты стал таким же, как те, кто убил твою семью. Сейчас ты ничем не отличаешься, ты такое же чудовище. Ты заразился от них… очнись. Живи по-другому. Ты уничтожил их, но они продолжают жить в тебе. Доведи дело до конца, выиграй эту войну, убей в себе демона.
Рой замолчал, почувствовав, что услышан.
Несколько секунд Шон был неподвижен, но потом, без перехода, мгновенно оказался рядом с Картером, непонятно как преодолев расстояние между ними, и легко, но с сокрушительной силой швырнул его об стену. Намертво прижав парня к бетону в жестком захвате, Шон приблизился вплотную, с исступленной злобой прошипел сквозь зубы:
– У тебя нет права судить о моих родных и их убийцах!..
Рой знал, что его жизнь висит на волоске, что от малейшего движения хрустнут позвонки, но он нашел в себе силы выдержать леденящий взгляд звериных глаз.
– Теперь моя очередь? Вырвешь мне сердце? Или разобьешь череп? Давай, действуй. Еще одно насекомое между твоих пальцев, давай, раздави и отряхни руки. Убей меня. И ты снова останешься один.
Несколько мгновений ничего не менялось, и Рой уже видел перед собой только радужные круги от удушья, как вдруг давление пропало.
Судорожно вздохнув, Рой схватился за горло, а когда зрение прояснилось, понял, что Шон отодвинулся буквально сантиметров на двадцать и теперь тяжело дышал, закаменев от напряжения. Его мышцы слегка подергивались, словно получали противоречивые или непривычные приказы. Он как будто с трудом сохранял неподвижность.
Рой замер, забыв обо всем, и тут Шон произнес дрогнувшим от внутренней борьбы голосом, тихо, но страшно:
– Уходи. Исчезни.
Рой, борясь с ужасом, прошептал:
– Нет. Я хочу тебе помочь.
Но сдерживающие силы кончились… и Дэлмор замахнулся для удара, мощь которого Рой уже видел, но в последний миг он сумел изменить его траекторию, отклонить в сторону, и его кулак разбил не голову смелого мальчишки, а стену в нескольких от нее сантиметрах.
Задохнувшись в облаке пыли и бетонной крошки, Рой услышал, почти теряя сознание:
– Беги… прошу тебя…
Не испытывая больше судьбу, он выскользнул за дверь. Не помня себя, очнулся в каком-то переулке неизвестно где, но явно далеко. Как бежал, не помнил. Рой без сил опустился на грязный асфальт, прислонился к стене в закутке за мусорными баками, поднял лицо к небу и зажмурился.
Уже светало, но солнце не могло пробиться сквозь тучи, ронявшие холодные капли дождя. Рой не двигался, и эти струйки, текущие по бледному лицу вперемешку со слезами, смывали с его души весь пережитый ужас. Дрожь успокаивалась, дыхание замедлялось, он приходил в себя, но по-прежнему не шевелился.
Ощущая себя живым, он чему-то улыбнулся…


Прошло несколько дней.
Рой нашел пустой подвал под снесенным домом, теперь просто грудой осколков, и пытался там жить, коченея по ночам от холода, а днем отправляясь бродить по улицам в поисках еды.
Он выбрал себе район как можно дальше от той стройки, где пережил самые страшные минуты жизни. Иногда начинало казаться, что это всё было бредом, жутким кошмаром, на которые щедр тот белый порошок, которым он часто заменял завтрак, обед и ужин.
Но грезы проходили, а память оставалась.
Это было.
Рой не мог себя заставить не вспоминать, не думать о том парне, о холодном, беспредельно жестоком, бесчеловечном убийце, который в последний момент – его пощадил. Боролся, пока хватало сил, с собой, с демоном внутри себя, и справился.
Значит, он услышал. И понял. И согласился. Значит, у него есть будущее.
Но Рой точно так же не мог себя заставить пойти туда и попробовать найти его. Мешал страх.
Выжить один раз получилось откровенным чудом, кто знает, может, его везение кончилось. Может, демон в итоге победил.
Лучше подождать.
Если судьба существует, а в этом Рой не сомневался, если она свела их зачем-то, если они действительно нужны друг другу, то всё произойдет само собой. Рой не собирался мешать ее планам. Он сделал, что мог, он заставил Шона задуматься.
Больше от него сейчас ничего не зависит. Следующий ход – не за ним.


Смерть – постоянный гость в грязных переулках окраин. В ту ночь она, похоже, пришла за Роем.
Двое взрослых парней, местные заправилы от какой-то банды, пьяные и обкуренные, искали себе развлечений и нашли их в том, чтобы измолотить так кстати подвернувшегося мальчишку, которого всё равно никто знать не знает. Покуражившись над ним на виду у всех, они всё же заволокли его, едва стоявшего на ногах от побоев, в подворотню, чтоб никто не помешал веселью.
Рой уже почти не чувствовал ударов, боль притупилась, только дышать было всё труднее, и кровь лилась по лицу, как вода. Кости были пока целы, но у его мучителей аппетит только разгорелся.
Какой-то странный низкий рокот нарастал в ушах, и Рой еще успел удивиться, что это за новый симптом, но вдруг его обдало волной горячего воздуха, в глаза ударил свет фонаря на углу, который раньше загораживал широкими плечами один из парней. Теперь тот барахтался в куче коробок метрах в трех, отброшенный туда ударом переднего колеса массивного мотоцикла, звук которого и был тем рокотом.
А за рулем сидел Дэлмор.
Рой в шоке смотрел, как второй из парней под прицелом автомата испуганно машет руками и пускается бежать по переулку, прыгая через горы хлама, а тот, в кого Шон врезался, тоже отступает, хромая и матерясь, но не делая попыток сопротивляться.
Стало тихо.
Шон слез с мотоцикла, перекинул за спину автомат, так его и не применив, подошел к Рою. Протянул руку, помог подняться. Помолчал, глядя, как тот вытирает кровь с лица, и утвердительно спросил:
– Я вовремя?
Рой несмело улыбнулся разбитыми губами:
– Это точно!
Повисла пауза. Рой вгляделся: Шон больше не напоминал нечто неживое, у его лица появилось выражение. Он молчал и был растерян, даже взволнован, смотрел в сторону, слегка закусив губу и нахмурившись, в глазах мелькали тени… Забыв о своей боли и недавнем страхе перед этим человеком, Рой мягко спросил:
– Как ты?
Шон коротко взглянул на него и опять отвел взгляд. Медленно, глухо ответил:
– Я думал о том, что ты говорил. И… я рад, что смог не убить тебя. Потому что ты прав. Во всем.
Рой даже слегка отшатнулся, никак не ожидая услышать нечто подобное. Шон продолжил:
– Только мне понадобилось время, чтобы понять. Чтобы сравнить, как оно – с тобой и без тебя. Знаешь, не уверен, что легко смогу измениться, но, похоже, выхода у меня другого просто нет. Сам я точно не справлюсь. Сорвусь.
Он поднял глаза на Роя, и впервые тот не ощутил при этом холода. Тихие слова сочились внутренней болью:
– Ты мне нужен. Ты сказал, жить среди людей. Я хочу этого. Я – устал – быть – один… Не уходи.
Приняв ошеломленное молчание Роя за сомнение, Шон развел открытые ладони в стороны, чуть поспешно добавил:
– Не бойся меня! Прошу тебя, только не бойся. Я клянусь, что никогда не подниму на тебя руку и никому не позволю. Будь рядом, Рой Картер, мне без тебя просто нельзя.
Рой плохо видел его лицо против света, но мог догадаться, чего стоило этому человеку сказать такие слова, и насколько сильно он уже изменился. Справившись с собой, светловолосый улыбнулся:
– Помнишь, я первый предложил держаться вместе? Всё в силе!
Они пожали друг другу руки, и линии судьбы сплелись.

Шон дал Рою еще одну клятву: что больше не будет участвовать в боях без правил.




***


Часть 3

Рой ощущал себя очень странно.
Он словно получил возможность управлять сокрушительной силой, как маг, который вызвал демона, а тот, несмотря на отсутствие пентаграмм, ему покорился.
Нельзя было сказать, что Шон безоговорочно подчинился хрупкому мальчишке, но Рой знал, что поступки этого безусловно крайне опасного и странного человека определяются его мнением.
Иногда он не успевал помешать чему-то излишне жестокому, тогда потом приходилось объяснять, как можно было сделать иначе, и Дэлмор не повторял ошибок. Рой узнал о жизни Шона всё, что знал он сам, и, справившись с шоком и поверив, он понял этого человека, понял и оправдал.
Теперь паренек стал кем-то вроде наставника или советника, открывая Шону мир человеческих эмоций, когда-то стертый в нем за ненадобностью, заставляя его вспоминать о смысле таких вещей, как снисходительность, сочувствие, щедрость. Рой ощущал себя строителем души. Не было у него ни образования, ни эрудиции, ни культурности, однако, было нечто другое – доброе сердце и душа, которая осталась не зачерствевшей, несмотря на все испытания, выпавшие  на его долю.
Просто Рой Картер родился хорошим человеком, и ни он сам, ни Шон, никто – за исключением, пожалуй одного человека по имени Лестер Баккуорти – не понимал, насколько миру повезло, что рядом с могущественным бессмертным парнем с уничтоженной душой оказался именно такой светлый спутник, чтобы поделиться частью своей и научить его «жить среди людей».
Усвоив основные правила, Шон с легкостью совместил их со своими навыками, изменив тактику действий. С его меткостью и твердой рукой обездвижить или обезвредить было не труднее, чем убить.
Где-то в эти месяцы эпизодической тенью на фоне жизни этих двоих прошел неудачливый угонщик, который покусился на их машину, но, согласно новым принципам, вместо ножа в горло получил от Шона всего лишь пропоротую ладонь и первый шаг к своей удивительной судьбе.
Тот, кто впоследствии станет Дэреком.


Шон сидел на подоконнике в излюбленной позе, но смотрел не за окно, а на то, как Рой переворачивает комнату в поисках чего-то, видимо, нешуточно важного. В сотый раз осмотрев всё что можно, он яростно потер лицо дрожащими руками и обратился к Шону, стараясь придать голосу максимальную беспечность:
– Слушай, ты это… пакетик такой черный небольшой нигде не видал?
– Видал, – невозмутимо кивнул тот.
– Где?! – Рой подался вперед всем телом. Бледный, вспотевший, он едва себя контролировал.
– В твоем тайнике.
– Что?.. – Рой растерялся на миг, но сразу же отмел неважное. – И где?
– За плинтусом.
– Бля, да не тайник! – За плинтусом Рой давно изучил каждый миллиметр. – Пакет где?!
Шон молча кивнул за окно.
– Твою мать!
Рой подлетел к подоконнику, чуть не столкнув Шона, буквально лег животом на его ногу, перегнулся головой вниз и уставился на ландшафт двора заброшенной стройки, состоящий из ям и луж, лихорадочно пытаясь углядеть вожделенную цель. Не достигнув успеха, он, не говоря ни слова, кроме матерного бормотания, кинулся к лестнице.
Когда минут через двадцать Шон спустился на улицу, Рой всё еще рыскал в завалах мусора.
– Бесполезно. Я не выкинул, я рассыпал.
У Картера опустились руки. И так бледный, сейчас по цвету он сравнялся с мертвецом.
– Шон… зачем?..
– Не догадываешься? Я знаю, где ты берешь это дерьмо, у кого и зачем. Я знаю даже, сколько ты таскаешь из сумки.
– Тебе жалко? – еще не осознавший всей потери Рой мог только шептать. – Там же много...
– Денег? Нет. Не жалко.
Тут до Роя, видимо, дошло. Он бросился на Дэлмора, изо всех сил толкнул обеими руками в грудь, просто впечатал спиной в штабель досок и заорал:
– Ты, бля, сука, на хрена это сделал, урод?! Это ж всё, что было, мне ж не продадут больше, гад!
У Шона сузились глаза, но руки он на Роя не поднял.
– Я знаю, что от этого ты умрешь.
Тот еще несколько секунд прожигал его совершенно безумным взглядом, потом отступил на шаг. Тихо-тихо сказал:
– Ты не понимаешь. Да, я сдохну от этого дерьма через год, я в курсе. Но без этого дерьма я сдохну завтра. – В голосе прорвались слёзы. – …Ну спасибо, парень.
И Рой исчез за воротами.
Он долго умолял своего дилера, Си-Джея, снизойти. Тот вполуха слушал приниженные просьбы и обещания, подбивая баланс сегодняшнего дня за столом в своем подвальном офисе. Рой значил для него не больше, чем муха между стеклами.
Телохранитель Си-Джея – а тому требовался защитник, дилер был далеко не атлет – лениво ждал момента, когда хозяину наконец надоест жалкий мальчишка со своим нытьем.
– Си-Джей, ну ты ж меня знаешь! Я же всегда… ну так получилось! Я отдал всё сполна, правда ведь? Почему бы тебе хоть разок не пойти навстречу, пожалуйста! Я достану, и прям вот завтра, чем хочешь клянусь, и принесу, но ты дай… Си-Джей!
Дилер откинул со лба сальные пряди, устало захлопнул пухлую тетрадь. Телохранитель поднял голову.
– Я тебе, сучонок, продал двадцать полных доз. Куда ты их дел – не моя забота. Плати еще за двадцать – и ты их получишь. Всё.
– Си-Джей! Я …завтра!
– Приходи завтра.
– Приду, деньги принесу! Дай…
Си-Джей кивнул массивному охраннику, и тот сгреб маленького Роя за локоть.
– Си-Джей! Пожалуйста! Ты ж понимаешь, бля, я ж загнусь… тебе клиент не нужен?
– Безденежный – на хрена ты мне сдался.
Дилер далеко не сразу понял, что происходит. Почему телохранитель замер на полпути к двери, почему с таким выражением лица уставился на какого-то парня на пороге.
Почему, когда тот негромко произнес:
– Отпусти его, – верный охранник мгновенно выполнил приказ странного пришельца, а не своего хозяина.
И медленно, плавно, демонстрируя полную покорность, слился со стеной, абсолютно не мешая гостю оказаться рядом с Си-Джеем. У гостя были страшные глаза.
Дилер в панике заорал, чтоб охранник пошевеливался, но тот твердо выбрал единственно верную для себя стратегию. Он-то бывал на боях без правил и знал, с кем имеет дело, а Си-Джей – нет.
Однако, согласно новым принципам, он заслуживал не смерти, а чего-то более изобретательного. Поэтому Шон ограничился тем, что вбил Си-Джея в стену, протащил его лицом по шероховатой бетонной тёрке, развернул верещавшего дилера к себе и, набрав полную ладонь белого недешевого порошка из открытого пакета в ящике стола, втёр смертоносную пудру в висящую лохмотьями кожу щек и лба, в разбитые губы, в распахнутые глаза…
Си-Джей вдохнул, захрипел, осел без сознания, скорчился у стены. А тот парень с боев без правил, чьим истово горячим поклонником был охранник, остановил на нем свой легендарный холодный спокойный взгляд.
Охранник явственно почувствовал, как теплеет у него внизу живота.
Потом, через несколько часов, когда ему удастся прийти в себя, он предположит, что выжил только благодаря тому, что светловолосый мальчишка у двери тихо всхлипнул. А Демон услышал.
И шагнул вперед, к закаменевшему безработному уже, по сути, телохранителю, указал на паренька, которому он пять минут назад чуть не вывернул локоть:
– Он мой. – Помедлил немного, добавил: – Ты знаешь, кто я. И ты скажешь всем, что он – мой.
Не словами – глазами охранник постарался выразить, что отныне выполнение этого распоряжения является делом всей его жизни.
На улице Шон, не задерживаясь и не глядя на Роя, открыл перед ним пассажирскую дверь машины, а сам прошел к водительской. Всё еще в ступоре, Картер застыл, ухватившись за наполовину опущенное стекло.
– Господи, как ты его… у Си-Джея рожа сгниет на хер. И зенки вытекут.
Шон тоже остановился на другой стороне, поверх крыши спросил:
– Против?
– Да нет… сволочь он та еще.
– Поехали тогда.
Но Шон не сел за руль. Чуть помедлив, достал из кармана сверток, положил на крышу, толкнул к Рою.
– Бери, я тебе должен.
Тот неверяще всмотрелся в дьявольское богатство у себя на ладони. Шон сжал кулаки.
– Только не при мне. Не хочу я видеть, как ты себя убиваешь. Я тебя закрою от чего угодно, но от этого – не могу… Сделай другой тайник и не попадайся мне на глаза под эффектом. И если есть тот, кто лично подсадил тебя, скажи мне. Я его убью.
Рой опустил руку со свертком.
– Спасибо.
– Заткнись, Картер. – Шон криво усмехнулся, отвел глаза.
– Да не за это… – Рой кинул пачку доз на заднее сиденье так, что всё лопнуло и рассыпалось на отдельные пакетики. Обошел машину, остановился перед Шоном. – За другое.
Тот кивнул на дверь подвала.
– Мне было нетрудно. Сложнее всего оказалось, как всегда, сдержаться.
– Ты не понимаешь.
Рой смотрел на него словно впервые – растерянно, пораженно, и выглядел так, как выглядят люди, осознающие некие колоссальные изменения в мире и в себе.
– Чёрт возьми, да на свете, похоже, появился кто-то, кому на меня не наплевать!.. Вот это бесценно, парень. Вот за это – спасибо.
Наверняка не желая того, Шон окончательно добил Роя тем, что коротко, на миг, но улыбнулся.
– Дело в тебе. Я просто плачу тем же.


Роль Картера теперь уже не так важна, его уроки приняты, его статус изменился. Он получил взамен многое: в первую очередь, безопасность, редкую и недостижимую в мире Дна роскошь. Рядом с Дэлмором он был так же неуязвим, как и сам Дэлмор.
Кроме того, он мог больше не заботиться о деньгах, для Шона это всё было более чем легко.
На первый взгляд, теперь Рой нуждался в Шоне больше, чем наоборот.
Но в обществе веселого, беззаботного, остроумного и легкомысленного Роя, чересчур склонного ко всем видам земных удовольствий, но вместе с тем внимательного, догадливого, тонко чувствующего, временами проявлявшего настоящую мудрость, Шон не ощущал больше холодного, бездонного провала, который еще недавно был внутри него.
Рой нужен был Шону, как человек, который его понял и принял. И сквозь всю их долгую жизнь, наполненную множеством неожиданных ситуаций и резких поворотов, Дэлмор пронесет бесконечную, поистине чудовищную по концентрации благодарность этому простому невысокому светлому парнишке…


Однажды Рой заметил некую задумчивость друга и поинтересовался причиной. Тот протянул, глядя в окно:
– Есть неплохой шанс срубить пару сотен штук.
– Да ну?!
– И очень просто. В соседнем районе есть один небольшой банк, так себе, обычно даже, так сказать, игра не стоит свеч. Но у них месяц не было инкассации, бронемашина накрылась, и сейчас там вполне приличная сумма, а охранников всего четверо.
– Так в чем дело?! – возликовал Рой. – Надо не упустить, банки мы еще не брали!
Шон хмыкнул:
– Вот поэтому ты и не представляешь себе тонкостей процесса. Кто-то один по-любому должен сидеть на улице за рулем, а то отход сорвется. Если ты возьмешь это на себя, мне достанется всё остальное: охрана, персонал, сейф. – Он пристально посмотрел на Роя: – То есть я, конечно, справлюсь, это не вопрос. Только ты потом опять будешь говорить…
Рой сообразил и перебил его:
– Ну да, понял я, понял. Тебе только дай повод применить любимую тактику выжженной земли. Банки по-другому грабят, в кино сколько раз видел: «Стоять! Руки вверх! Это ограбление!» и всё такое… То есть: «Лежать!», они ж там всегда носом в пол. А как же тогда руки вверх? Чего-то я путаю, наверно.
– Ага, только чтобы фиксировать десяток человек с поднятыми руками и деньги собирать, меня одного не хватит.
Рой задумчиво почесал в затылке:
– А сколько же надо?
Шон прикинул:
– Один драйвер. Двое стрелков на персонал. Один занят сейфом и упаковкой. На мне – охрана и общий контроль ситуации.
– Значит пятеро. И не хватает троих. Попристаем к прохожим с заманчивым предложением?
Шон соскользнул с подоконника, сунул руки в карманы:
– Есть одна идея…
В этот момент в сложнейших переплетениях ткани судьбы завязался крошечный еще пока узелок – то, что впоследствии станет многотысячным Хостом.
– В дальнем корпусе пару месяцев назад осела какая-то компания. Пятеро парней, три девчонки.
– Пару месяцев? Так давно? И я ничего не заметил, я их даже не видел!
– Они охотятся в другом районе, за шоссе, мы не пересекаемся. Они тоже про нас не знают.
– И ты хочешь… предложить им поучаствовать?
Шон выжидающе молчал. Рой неуверенно протянул:
– А что, попробовать стоит. Время дорого… еще бронемашину возьмут и починят…
– Тогда идем.
– Прям сейчас?
– Сам сказал. Ждать нечего.
Они долго пробирались по захламленной до предела территории стройки. Рой поминутно спотыкался, один раз чуть не отстал, запутавшись в бухте проволоки. Шон же скользил быстро и бесшумно, будто видел в кромешной темноте, а может, так и было.
Наконец опасное путешествие кончилось. Шон остановился перед какой-то дверью, вполголоса сказал задыхающемуся Рою:
– Держись за мной. – И шагнул вперед.
Рой полетел вниз тут же, от порога, потому что дверь открывалась из стены на уровне второго этажа, а пола почему-то не было предусмотрено.
Шон мягко спрыгнул, успел, не оборачиваясь, поддержать рухнувшего следом Картера.
Теперь они стояли в центре довольно большого помещения, чего-то вроде двухуровневой квартиры без единой перегородки, освещенного костром из каких-то обломков. В крайнем изумлении на их появление взирали несколько человек.
Около костра сидели трое. Высокий стройный парень с длинными волосами, обнимавший симпатичную девушку, пихнул ее за свое плечо и напрягся, а другой, рыжий и веснушчатый, нашарил в куче мусора подходящий кусок арматуры.
В углу, видимо, на полуслове прервалась перебранка: щуплый взъерошенный мальчик лет тринадцати, с острыми и хитрыми глазами, в притворном жесте ужаса поднял руки, заслоняясь от замахнувшейся на него коротко стриженной девушки, гораздо его старше, а рядом застыла другая, скорее, ровесница парнишке, со слезами в расширенных от удивления глазах.
На куче тряпья лежал еще один человек с обмотанной бинтами головой и рукой на перевязи.
Раненый тоже пытался найти хоть какое-то оружие для защиты.
И, наконец, сбоку от пришедших угрожающе прозвучало:
– Понятия не имею, кто вы такие, но лучше вам убраться, пока живы.
В них целился настороженный парень с белой прядью в темных волосах на месте старого шрама, спускавшегося к виску.
Рой демонстративно показал пустые руки:
– Так, без паники! Мы с мирными намерениями, просто поговорить.
– К чёрту разговоры! – от костра к ним шагнули еще и те двое с железными прутьями в руках.
А когда напряжение предельно сгустилось, Шон спокойно произнес:
– Деньги нужны?
Нападавшие замерли, повисла пауза. Длинноволосый как-то неуверенно шмыгнул носом:
– Они всегда нужны. А что?
– А вот что.
Шон сделал какое-то смутное движение, арматура из рук рыжего переместилась в его ладонь.
Но среагировать никто не успел, потому что этим обрезком железа Шон стал чертить на пыльном полу план.
Через несколько минут картина изменилась. Парень со шрамом засунул пистолет за ремень, вглядываясь в чертеж поверх голов рыжего и длинноволосого, которые присели на корточки и уточняли какие-то детали.
Раненый заинтересованно тянулся в их сторону, мальчишка и обе девушки подошли поближе, но их отогнал рыжий:
– Нечего вам тут смотреть! За костром бы последили… Ник, лежи, ради всего святого, пока смещение не заработал. А ты, Майкл, вообще исчезни.
Шон объяснил ситуацию и спросил:
– Кто из вас хорошо стреляет?
Парень с белой прядью пожал плечами.
– Ну я… и он еще умеет, – кивнул на рыжего. – Но… короче, ему не из чего.
– Оружие будет.
Парни как-то неуверенно молчали. Потом рыжий поинтересовался:
– А это… сигнализация?
– Легко. Я спущусь к узлу коммуникаций и отрублю их силовой кабель, заодно и замок сейфа сдохнет. Останется открыть дверцу, и всё.
Отмеченный шрамом впился в Шона острым напряженным взглядом:
– А ты случайно, не коп?
Тот издевательски усмехнулся:
– Неужели так заметно?
Но тему развивать не стали, и так было интуитивно ясно, что этот – по другую сторону закона.
Тут встрял Майкл. Нагло растолкав парней, громко заявил:
– А делить как будем?
– Как-как… пополам, – хмыкнул Рой. – Часть вам, часть нам.
– Э, нет, так не пойдет. – Быстрые глазки мальчишки приняли хищное выражение. – Вас двое, а нас больше. Каждому свою долю!
Рой возмутился было, но Шон перебил:
– Вы делите то, чего еще нет. – Никто не возразил, и он добавил: – Ты в любом случае не идешь, мал еще.
Игнорируя задохнувшегося от ярости Майкла, кивнул на раненого:
– И этот тоже.
Повернулся к троим оставшимся, ожидая ответа. Парни переглянулись, никто не спешил решать. Деньги большие, они таких никогда не видели. Если бы самим… но явно не по плечу, где там чёртов силовой кабель, кто б знал… А этот серьёзный лаконичный парень, похоже, знает и умеет много. Но кто он такой на самом деле? Риск…
Единственный вооруженный из троих поднял голову:
– Тебя как звать-то?
– Шон. Он – Рой.
Парень еще помолчал. И сделал шаг вперед.
– Я с тобой. Мое имя Стэн.
Рыжеволосый встал рядом с ним.
– Тогда я тоже. Моран.
Третий был краток:
– Рэддер.
Эти имена еще не раз прозвучат вместе, совместное дело станет первым из сотен, и многое еще свяжет этих парней, впервые увидевшихся в грязной полутемной комнате среди руин.


Вылазка прошла удачно.
Трое были сработавшейся командой, а точные, чёткие, разумные и своевременные приказы Шона не вызывали протеста. Они добыли даже больше, чем думали – двести тысяч, из которых инициаторы взяли себе всего пятьдесят. В ответ на растерянность парней Дэлмор пожал плечами:
– Денег в этом городе много, а у вас еще и балласт имеется. Кстати, стволы тоже можете себе оставить, у нас это не в дефиците. Пошли.
Оставив онемевших парней в баре, где они отмечали успех, Шон и Рой ушли домой. Они ничего не обсуждали, но в тот момент Картер впервые подумал, что, похоже, всё было очень даже не зря… Больше того, Шон способен не ограничиваться инструкциями и совершать поступки, вызывавшие удивленное уважение у самого наставника.
Дэлмор понял, или, скорее, подсознательно ощутил, что более чем жестокость и зрелище смерти, людей поражает нечто другое, проявленное по отношению к ним. Рой не называл этого слова, может, и не знал его вообще, но оно сложилось само: благородство.
Это способ уничтожать врагов. То, что вложено в Шона на уровне инстинкта.
Но уничтожать не физически, как раньше, а по-другому, сложнее, но неизмеримо эффективнее.
Превращать врагов в преданных, близких людей.
Рой убедил его не разрушать человеческие жизни, а ключ к ним Шон подобрал сам.


Территория стройки была довольно обширной, несколько квадратных километров, и две силы, объединившиеся на время, больше пока не пересекались, хотя на вопрос Морана Рой честно ответил, где они живут.
Так бы и существовали параллельно, если бы не...
Дверь, видимо, уже сотая по счету, рывком распахнулась, на пороге возник силуэт. Шон мгновенно среагировал, но Рой успел ударить по стволу, хотя выстрела так и не было.
– Майкл?
Держась за косяк, чтобы не упасть, мальчишка со знакомым автоматом в руке тяжело, со всхлипами дышал, выталкивая слова с огромным трудом:
– Копы… облава… Чёртова туча копов. Патроны… мало… Если есть – дай!
Шон подхватил сумку с оружием и коротко сказал:
– Веди.
По пути к дальнему корпусу парни обогнали Майкла, потому что тот явно выложился до предела, пока искал их. Шон знаком велел Рою занять снайперскую позицию на вершине лестницы за надежными плитами, откуда было видно всё: и двор, перегороженный штабелями кирпичей, и пять полицейских машин, и самих копов в шлемах, ведущих перестрелку с единственным отвечавшим оружием Стэна.
А сам скользнул вниз, и через несколько секунд огонь осажденных стал гораздо мощнее.
У копов пришло подкрепление в виде еще одной машины, и Шон, переглянувшись со Стэном, выругался сквозь зубы, увидев, как оттуда вылез гранатометчик.
Первый же удар снес волной огня и грохота стену дома, обнажив комнату.
Моран в отчаянии заорал:
– Там девчонки!
– Рэддер выведет…
Действительно, в облаке дыма и бетонной крошки заметались фигуры. Пока оно не осело и могло служить заслоном, Рэддер направил всех троих единственно возможным путем: под прикрытие штабеля досок в нескольких метрах от рухнувшей стены. Оттуда можно было нырнуть в разбитое окно подвала у самой земли, но для этого пришлось бы преодолеть три метра простреливаемой территории…
Рэддер в смятении вгляделся в оконные проемы, из которых отстреливались остальные, и увидел знаки молчаливого подтверждения, что его поняли и прикроют.
Полицейские на несколько мгновений растерялись под лавиной шквального огня из здания, в этот момент через опасное место метнулись двое – Рэддер и Мэган, его девушка, с которой он тогда сидел у костра. Им удалось без проблем оказаться в безопасности. Теперь была очередь Сандры, чьи короткие волосы были так покрыты пылью, что она казалась блондинкой, и юной, дрожавшей на грани истерики Лин. Младшая вцепилась в старшую, плача и мотая головой, отказывалась покинуть ненадежное укрытие. Сандра что-то кричала, убеждая, время шло…
Стэн пробормотал:
– Скорее, ну!.. Они сейчас очухаются.
Лин, видимо, подчинилась, обе девушки приготовились, выбирая момент. Сандра вытащила Лин из-за досок, крепко держа за руку, устремилась к окошку подвала, но испуганная до потери всяческого соображения девочка вдруг вырвала ладонь у Сандры и остановилась прямо посередине прохода, прижав руки к щекам и забыв дышать…
Тут ударили штурмовавшие.
Сандра, лежа у стены, что-то кричала, но Лин не слышала, выпав из реальности, уставилась широко распахнутыми глазами на стрелявших в нее мужчин, а пули ложились вокруг нее, выбивая облачка пыли из земли, но почему-то девочка всё стояла, не пытаясь бежать, хотя спасение было близко. Она оцепенела.
Шон рванулся вниз, но его опередили. Из развалин быстрой тенью к Лин метнулся Майкл.
Он в доли секунды оказался рядом, загородил ее собой, встал между ней и смертью. Но ударила еще одна автоматная очередь, откуда-то сбоку, и перерубила обоих.
Время будто замедлилось.
Майкл, у которого из дыр в груди выплескивались фонтанчики пузырящейся крови, обернулся к Лин, чтобы увидеть ее замершие глаза и покрасневшие пряди белых красивых волос.
Он протянул к ней руку, но их жизнь истекла, и она не успела ответить.
Стрельба со стороны копов продолжалась, но, казалось, в здании стояла звенящая неподвижная тишина. Никто не мог поверить.
Сандра застыла, прижав руку ко рту, давя крик, все смотрели на две неподвижные фигурки детей, убитых ни за что…
Рой перевел взгляд на Шона и увидел, как тот медленно выпрямляется, не заботясь о том, что стал легкой мишенью. На его закаменевшем лице Рой прочел страшную, холодную, неудержимую ярость, чего не было очень давно. Но в этот раз Рой был с ним полностью, абсолютно согласен. Тот самый случай, когда это было оправдано, когда именно так и следовало поступить.
Преодолев ступор, Моран тоже кинулся вниз, вслед за Шоном, но Рой его удержал:
– Не мешай ему, он справится.
– Один? – выдохнул Моран.
– Один. Он отомстит.
Что-то такое было во взгляде Роя, что Моран поверил. И через считанные секунды после того, как Дэлмор исчез в облаке пыли, полицейские машины вдруг стали одна за другой превращаться в огненные шары, взлетая и рассыпаясь в воздухе. Пространство перед зданием на время стало адом, а когда всё стихло, среди обломков железа не шевелился никто.
Шон вышел из чада догоравшей техники с гранатометом на плече и присоединился к остальным.
Четверо парней стояли полукругом, а в центре, над телами Майкла и Лин, застыли Мэган и Сандра.
Мэган дрожала, закусив губу, Сандра стояла на коленях и слегка покачивалась, держа Лин за теплую еще руку.
– Глупая, ну зачем ты вырвалась? Почему я не держала тебя крепче? Господи, что же это, почему?.. Они же дети…
Все молчали. Посмертная поза мальчишки была такой, будто он обнял девочку в жесте защиты.
Сандра всё приговаривала:
– Ведь Майкл ее всё время дразнил. Доставал, обижал, издевался. Она не знала, куда от него спрятаться, плакала, спрашивала меня: «Сандра, ну скажи, за что он меня так ненавидит?»
Мэган закончила твердо и глухо:
– А он ее любил.
Девушки накрыли их куском белой ткани. Тишина давила, как тяжелый груз. Вдруг Ник, парень с еще не до конца зажившими ранами, с плохо скрываемым бешенством кивнул Шону на то, что осталось от полицейских:
– Там есть еще хоть кто-нибудь живой?! Хотя бы один?!
Дэлмор отрицательно качнул головой. Ник шагнул к нему, со злобой процедил:
– Почему ты ничего не оставил нам?
Дорогу ему заступил Стэн, которого здесь слушались:
– Вебстер, не дури. Если бы не он, мы бы все так лежали. – Ник отступил.
Шон обвел всех взглядом.
– Вам надо уходить, и немедленно. Скоро здесь будет втрое больше копов, и установка у них будет на уничтожение. Они камня на камне не оставят.
Все растерянно переглянулись, Мэган прошептала:
– Уходить? Но куда?
Все шестеро смотрели на Шона.
– Кто-нибудь знает бывший завод на Северо-Западе?
– Ну да, я оттуда… – проговорил Рэддер. – Но он не работает уже столько лет, всё разрушено, хуже чем здесь. Гиблое там место.
– Через полчаса здесь вообще ничего не будет. А там, вокруг завода, строились дома для рабочих, несколько кварталов. Теперь там никого, ну если только бродяги. Вполне можно освоить. Давайте, двигайтесь.
Словно повинуясь приказу, не обсуждая его, ребята потерянно стали сгребать какие-то вещи.
Вдруг Стэн выпрямился.
– Стоп. А… вы?
– За нас не волнуйся, – усмехнулся Дэлмор. – Мы найдем, где переждать.
Но Стэн не успокоился. Как-то неловко помялся, потом собрался с духом, распрямился и, глядя чужому парню в глаза, предложил:
– Слушай, Шон… может, лучше вместе?
Стало очень тихо.
– Это мы тебя в это втравили. Помог, спасибо тебе… теперь всё к черту, надо сматываться. А там, на Северо-Западе, сам сказал, территория ничья. Ничья – будет наша! С твоим арсеналом мы с кем угодно сладим. И у тебя будет больше возможностей, ведь чем больше людей, тем лучше. А мы уже неплохо сработались.
Рэддер с Мораном переглянулись, но промолчали. Рэддер кивнул. Ник переводил взгляд со Стэна на Шона и обратно…
Дэлмор ответил не сразу. Посмотрел в глаза парню со шрамом, покачал головой:
– Я не хочу с тобой соперничать.
Стэн сперва недоуменно нахмурился, но понял и улыбнулся:
– Ты думаешь, я у нас что-то вроде лидера? Да нет… просто умею больше, ну и ствол у меня есть свой. А так мы тут все одинаковые, никто не круче. Ха, ну вот если только ты? – Стэн завершил тихо, но очень весомо: – Знаешь, я видел тебя в деле, и даже не раз. Поверь, я первый подчинюсь.
Моран молча подошел и встал рядом с ними. Рэддер пожал плечами:
– Без проблем.
Ник взъерошил волосы, колеблясь, потом, улыбнулся, поднял голову:
– А из этой мощной штуки стрелять научишь?
Перед Шоном стояли – его люди.
А Рой в шоке смотрел, как прежний асоциальный, запредельно жестокий, равнодушный, бесчеловечный убийца стал совершенно иным человеком – умным, жёстким, справедливым.
Вместо безотчетного ужаса теперь он внушал столь же безусловное уважение и стремление не избежать его, а пойти за ним.
– Так, времени почти нет. – Шон распоряжался так, будто делал это всегда. Бросил ключи от машины Морану. – Иди пригони наш джип. Рой, покажи ему, где. Загрузите в него оружие и всё остальное, Рой, ты сообразишь. Девчонки, собирайте, что у вас там есть нужного, Рэддер, помоги им. Ник, нужна еще тачка, справишься?
Тот усмехнулся:
– А то…Будет семьдесят девятая на моем личном счету.
– Отлично. Желательно покрупнее.
– Будет сделано.
Все исчезли в заданных направлениях, только Стэн остался рядом с Шоном.
– А мне что делать?
Шон кивнул на силуэты под тканью.
– Похоронить их надо, не бросать же… поможешь.
Они вдвоем перенесли Майкла и Лин, не доживших ни до чего, в подвал, в бетонную комнатушку, ставшую им склепом, и Шон заложил гранату в нужном месте, точным взрывом завалив вход навсегда.
Эти две смерти значили очень много.
Дэлмор впервые действительно осознал несправедливость, которую часто допускает судьба, и отныне сознательно пошел ей наперекор, борясь с ней за тех, кто был с ним рядом, кто ему доверял.
Шон узнал ответственность.
Рой смог ему внушить, что жизнь – первое, главное и единственное, что ценно.
Он по-прежнему мог уничтожать, но нашел вкус в созидании, защищать ему понравилось не меньше, чем разрушать. Он сам знал, чувствовал, что это – правильно.
И теперь у него была цель. Был смысл. Причина жить.
Свое дело, свои люди, своя территория.

…И столько всего впереди…