Сумерки исторический рассказ

СУМЕРКИ
Исторический рассказ

На вершине кургана стоял на коленях каменный бог неведомого племени, покрытый жирным слоем сажи. Ещё вчера его окружали непролазные заросли тёрна и спокон веку некошеных трав, а ныне лишь обугленные струпья торчат. Точно наконечники стрел, пробившие панцирную грудь кургана.
Потревожил сонный покой чужого безымянного бога и нанёс оскорбление - на руках бога, поддерживающих вислый живот, на плоской груди, явные следы меча,- отрок Нез. И пожар его рук дело.
Косенбору дали знать о случившемся, едва боль утихла, и он почувствовал себя лучше. Который день - сильнее всего по ночам - князь-старшину изматывали головные боли: последствия недавнего ранения в битве с готами. Снадобья, приготовленные из трав и кореньев, вещей Прасой снимали боль, но ненадолго. В затишье, пока Косенбор отдыхал, Праса варила в глиняном горшке иной отвар, не переставая нашёптывать заклинания, призванные усилить целительную силу зелья.
И вот боль отступила, уменьшилась, слабо трепыхалась в висках. Боль отступила, а память не вернулась...

Неприятную весть принёс Ловел, семилетний сынишка сестры Косенбора, Добруши. Парнишке, в отличие от других детей, повезло: уцелела почти вся семья- мать, бабка Праса, две сестрицы, десяти и девяти лет от роду. Когда налетели готы на Любелизов Круг, их не было в граде: накануне бабка Праса с Добрушей собрали десяток мальчишек и девчонок, и повели в Лисью балку за лечебной ягодой; самая пора сбора, день-другой промедлишь, и целебная сила уйдёт в корень, станет ядом. Они уже собирались домой с переполненными корзинками, когда со стороны града прискакал на лошади парнишка, измазанный кровью, в обгоревшей рубахе. От него узнали о набеге, о разорении града. Все мужчины погибли. Вороги порубили стариков, а женщин и детей увели с собой. Град горит. Парнишка уцелел, спрятавшись в яме, куда сбрасывали мусор.
К граду подходили-пробирались с осторожностью: может, не все ушли разорители. И действительно, на пепелище они увидели людей, всадников, телеги. Парнишка уверял, что это не фракийцы. Зоркие на глаза и всезнающие мальчишки отрицали сарматов и скифов. Кто же они?
Рискнули подойти ближе. И поразились увиденному: то были изверги из рода Мната, бывшие сородичи, и занимались они мародёрством. Снимали с убитых одежду, подбирали оружие, утварь, разрывали ямы-погреба, грузили на телеги корчаги-зерновики.
 Праса порывалась выскочить к мародёрам, но Добруша и дети цепко ухватились за неё, не пустили. Все понимали, что помешать поганцам она не сможет, а сунется под горячую руку - прибьют.
Четыре перегруженных телеги и сопровождающий отряд поганцев покинул разорённый град. Их было пятнадцать человек и направились к лесу, где на глухой солнечной поляне обосновались одни из первых извергов из любелизичей.

Давно это было, вёсен десять минуло. Повздорил любелизич Гойник с князь-старшиной Мнатой и, забрав своих, ушёл на вольную жизнь, в глубь леса. Вскоре к нему присоединились ещё несколько семей. Из крепкого Любелизова Круга выпало целое звено, словно хищные зубы вырвали кусок.
Крут был Мнат от близости смерти: старость давно обрядила его в свои одежды. Дряхлость разума порождала детскую суетливость, капризы, которые многим поднадоели. Хилым ростком сквозь толщу традиций и обычаев пробился ропот. Затем последовал первый решительный шаг-уход Гойника в изверги. Когда уходили другие, старый Мнат, наконец, осознал, что может остаться один, и кинулся уговаривать, улещать. Не поверили-ушли. А Мнат слёг, и более не встал. Оставшиеся сородичи избрали князь-старшиной сорокалетнего Воена.
Извергам вольная жизнь пришлась по душе, и на зов сородичей ответили отказом. Раз сходили с мёдом да воском вниз по Ингульцу - сказывали, до самого града каменного, именуемого Ольвией,- вернулись с большим достатком. Возгордились, перестали пахать-сеять, занялись бортничать, ловить рыбу, солить и вялить ее. В граде-Ольвии в большом ходу сей товар. За соль изверги скупали у племён, что выше по течению, шкуры, болотную руду. Богатели и посмеивались над сородичами.
А вот и до поганого дела докатились, до мародёрства. Ограбили мёртвых, осквернили место, где родились, где их матери вскормили грудью...
О, Перун, почему ты не сразил их молнией?!
Свароже, где были твои глаза?

Тщётно взывали Праса и Добруша: боги безмолвствовали, а мародёры спокойно увозили награбленное.
Две женщины и одиннадцать детей занялись тяжёлой и непривычной для них работой-заботой о человеческом теле. Чтобы души погибших обрели покой, огнём очищенные, легко вознеслись на небесную твердь. А иначе, лишённые обряда, души будут мстить, виноватым и невиновным. А  им, уцелевшим, здесь жить. Здесь, у могил родителей, у погоста. Жив ещё корень Любелиза, жив!
Среди мёртвых оказалось трое раненых мужчин и  юнец. Выжил один Косенбор.
         С горем пополам перезимовали в землянке. От кашля и нарывов в горле, умерли две девочки.
Весной посеяли немного пшеницы, ячменя и проса. Колос добрый завязался, обещает урожай хороший. Сейчас острая нужда в соли и тканях, а зерно всегда верный товар при обмене. Парнишки неплохо потрудились по сбору мёда и воска. Беда вот только: повадились мальчишки забегать к извергам, впитывали зловредное их вольное житьё. Поначалу, возвратившись, хвастались подаренными им безделушками из града Ольвия, затем задавались вопросом: а почему мы не так живём, как изверги?
Косенбора изматывали частые головные боли, а женщинам не совладать с мальчишками. Советы- наставления слушают, да в пол-уха. А душой там, у извергов, где всегда легко, шумно, весело. Они и работают играючи. Да и зачем им трудиться до седьмого пота, когда погреба забиты зерновиками, корчагами с маслом, с солью, с вином. А сколько тканей и полотна! А какие горшки, чашки, кувшины - гладкие, цветные!
Но не на пользу извергам богатство: от сытости и безделья пристрастились мужчины, как скифы, пить вино. Чем дальше, тем больше. Взрослые мужчины- отцы, братья - завсегда были примером для мальчишек, они и в этом срамном деле не заставили себя ждать.
Градский отрок Нез один из первых перенял от извергов умело опустошать кубок. И вот итог: опойца, смерть. Его тело нашли на полпути от кургана до погоста.

Притихшая в жаркой истоме, степь молчала. Не видно скотины - попряталась в тень. Не видно - не слышно и птиц.
Косенбор по извилистой тропке, затянутой ползучей травой, точно сети, пораскинуты, шёл к священной дубраве, опираясь на мотыгу. Там, в самой гуще, находится круглая распахнутая солнцу поляна, обрамлённая ровной стеной дерев. В центре поляны полукругом стоят покровители любелизичей и всех племён-родов языка славянского - Сварог, Перун, Хорс, Макошь. По правую руку за ними девять пращуров, по левую - девять рожаниц-радуниц. Это боги воды, лесов, лёгкого воздуха. Боги стоят лицом на восход солнца, лица их красивы и добры. Злых богов у славян почти нет. За спинами богов невысокий холм, сильно поросший травой, не знавшей косы и копыт скота. То могила Любелиза и суженной его Ивы-родителей племени-рода.
У подножья восточного склона холма стоит могучая берёза. Ветхое предание гласило: росток берёзы появился на следующий год, после погребения останков Ивы. Это душа родительницы деревом проросла, хранительницей и защитницей погоста. Сюда направлялся опойца отрок Нез с затуплённым о чужого бога фракийским мечом. И умер в двух шагах от первой засеки. Боги не позволили нечистому осквернить их владения. Здесь они хозяева-люди приходят гостями, потому и зовутся священные места погостами.

Тело Неза, скорченное и перегретое солнцем, насыщало смрадом и без того душный воздух.
Косенбор остановился шагах в пяти. Во рту пересохло, от смрада и от болезненной слабости немного закружилась голова. Косенбор с ужасом ждал нашествия болей, боялся рухнуть здесь, вблизи трупа, с звенящей головой, когда,  казалось, череп точно бронзовый горшок рубят невидимым топором...
Боль не возродилась, лишь лёгкая тошнота подступила к горлу и Косенбор, содрогнувшись, сплюнул липкую горечь. Пожалел, что отказался от сопровожатого, не подумал о воде. А ведь предстоит ещё потрудиться: предать земле нечистого, обезвредить по обычаю.
Левее от тропы прямо из земли торчала гранитная глыба, словно рог гигантского каменного тура. Время и непогода состарили камень: весь в глубоких трещинах и легко крошится, засыпая подножие щебёнкой.
Здесь, под каменной крошкой, и решил Косенбор схоронить труп опойцы.
Грунт под щебёнкой, ближе к камню, оказался мягкий и холодный, в отличие от окружающего. Когда глубина могилы была уже по колено, неожиданно грунт под ногой провалился - Косенбор отпрянул и увидел образовавшуюся расщелину: камень в земле был расколот пополам. Косенбор тотчас отметил, что расщелину можно увеличить по длине, а затем в неё впихнуть труп.

Вот и готово вечное ложе нечистому. Из расщелины несло сыростью. Может, через такие проходы появляется на поверхности корочун - дух смерти? В таком случае, здесь его ждёт удача.
Из толстой, в руку толщиной, дубовой ветки Косенбор сделал кол. Затем, зацепив труп мотыгой, подтащил его к могиле. Достал из кармана портов железный гвоздь и, затаив дыхание, вогнал его ударом меча за ухо опойцы. Спихнул труп в расщелину, колом поправил, чтобы лёг боком. Задубевшая нога опойцы, вывернутая, казалось, тянулась из расщелины, вот-вот носком зацепится за выступ... Косенбор наклонился и срубил её чуть ниже колена. Кол вогнал промеж рёбер и, с трудом уже борясь с тошнотой, обрубил остаток. Теперь душа опойцы не вырвется, не будет пугать, и терзать живых.
Косенбор выпрямился, зажмурившись от резанувшей в затылке боли и мельтешения слепящих радужных искорок. Голова полнилась звоном, какой бывает при ходьбе сарматских женщин, от нашитых на одежду металлических украшений. Лицо, грудь, спина облились холодным потом, на мгновенье, бросив в озноб и сняв боль.
Косенбор открыл глаза и увидел сестру Добрушу, а рядом мальчишек и девчонок - хилое семя любелизичей. Добруша держала в руках кувшин с водой. Дети во все глаза глядели в расщелину. Они впервые видели ТАКОЕ, и надолго запомнят. И, может быть, - Косенбор очень на это надеялся, - они уже сегодня забудут дорогу к извергам.
Косенбор протянул руку, и Добруша отдала ему кувшин. Косенбор жадно глотал обжигающую холодную родниковую воду, а дети, по молчаливому указу Добруши, принялись быстро засыпать могилу.
Постепенно день поворачивал к вечеру, из оврагов и балок незримо вытекали тихие сумерки.


Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.