Как я был Дедом Морозом

Наконец-то 31 декабря пришло и в Недодойки. Я сидел у себя дома и составлял новогоднюю программу. День ещё был, поэтому я находился в почти трезвом состоянии. Новогоднюю программу я составлял на стол: «Русская», «Столичная», «Русская» и ещё «Столичная». Посчитал на пальцах – ровно два литра выходило. Ещё грамм двести самогона оставалось, но это относилось к дневной программе. Маловато, думаю, два литра для Нового года. Мне-то одному до утра, может быть, и хватило бы, но вдруг Дуся-продавщица в гости пожалует. Я-то её на Новый год не приглашал. Новый год – праздник питейный, а всякие там телесные шалости можно и в другие дни совершать. Но Дуся – женщина непредсказуемая, может и без приглашения заявиться. Баба-то она, по правде говоря, малопьющая. Больше литра на моей памяти ни разу не выпивала. А если и выпивала, то по ней незаметно было. Вот, к примеру, летом поминки по Грише-конюху справляли, так Дуся литр самогона точно выпила, а бражку я и не считаю – что её считать, она ведь малоградусная. Ну так вот, Дуся на этих поминках так плясала, что ни одна трезвая баба не смогла бы. Падала, правда, несколько раз, но всегда поднималась и продолжала.

Значит, и думаю я: маловато для Нового года. Вот если бы там какой-нибудь день комбайнёра или день работника легкой промышленности, то, может быть, и хватило бы. А для Нового года точно мало. Даже без Дуси.

Расписал я дневную программу и только хотел из-за стола подниматься, как Геша-почтальон в хату ввалился.

"Федя, — говорит, — тебя наш мэр к себе приглашает".

"Ну давай", — отвечаю я и протягиваю руку.

"Чего давать-то?" — спрашивает Геша.

"Приглашение давай. Или повестку там какую".

"Он тебя приглашает в устном виде".

"А в устном, — говорю, — я не пойду. У меня и поважнее дела есть. Вот нужно к бабке Матрёне за самогоном тащиться".

"Дурак ты, Федя, —  говорит Геша. — Мэр хочет сделать тебе предложение, что мало не покажется. Я и сам хотел было напроситься, но мэр сказал, что эта роль как раз для тебя".

"Какая, — спрашиваю, — роль?"

"А такая, что мэр за неё канистру водки ставит".

"Что же ты, крендель откушенный, не с самого главного начинаешь, — возмущаюсь я. — Когда идти-то?"

"А прям сейчас и иди. Только оденься поприличней".

Ушёл Геша, а я стал быстренько собираться. Вдруг мэр передумает и на роль пригласит кого-нибудь другого. Валенки-то у меня одни, да и шапка тоже – выбирать не из чего. А вот фуфайку надел новую. Старая-то совсем износилась – вся в шрамах и порезах, а новая всего в трёх местах порвата. Её хоть на парад одевай, хоть на похороны – стыдно не будет.

Через минуту я уже был у недодойкинской мэрии. Вообще-то, это сельсовет бывший, но наш мэр просил называть его мэрией. Мол, так по демократическим устоям положено. Хотел было в дверь постучаться, чтобы по-солидному было – типа, мол, не абы кто припёрся, а исполнитель важной роли, – только дверь уже несколько дней у входа сломанная валялась. Так и вошёл непостуканный.

Мэр с бухгалтером за столом сидели и в домино играли, чтоб не замерзнуть. Увидел меня мэр и говорит: "Хорошо, что пришёл, Фёдор. А то мы уже решили, что не сможешь".

"Чего же не смогу, — отвечаю. — Я культурные мероприятия уважаю и завсегда принимаю в них посильное участие".

"Вот и мы тоже так подумали и решили предложить эту роль тебе".

"Какую, — спрашиваю, — роль? Эротическую?"

"Ну не совсем, — говорит мэр. — Мы хотели предложить тебе побыть сегодняшним вечером Дедом Морозом".

Тут я, конечно, немного обиделся. Я рассчитывал, что мне предложат роль Ильи Муромца или там Геракла, на худой конец.

"А чегой-то, — говорю, — вы мне предлагаете дедом побыть? У нас, что, в Недодойках постарше меня никого нет?"

"Да постарше у нас есть, — отвечает мэр. — Только не годные они на эту ответственную роль. Одни к вечеру пластом лежат, другие, если и ходят, то лыка не вяжут. А ты у нас самый малопьющий".

"Так у тебя же, — говорю, — бухгалтер совсем непьющий. Ты его наряди – пусть он детей и пугает".

"Да нет же у нас костюма Деда Мороза, — говорит мэр. — Картофельный мешок для подарков есть, красная шапка есть. Правда, не знаю, откуда она взялась".

"Это театр из области пять лет назад приезжал, — говорит бухгалтер. — «Красную Шапочку» играли. А после спектакля, как по артистической традиции положено, немного отметили. Вот весь свой реквизит в Недодойках и оставили. Корзинку-то с пирожками мы оприходовали, а красная шапка мне не подошла".

"К тому же, Фёдор, — опять говорит мэр, — ты очень похож на Деда Мороза. Тебе и костюм не нужен".

"Чем это, — спрашиваю, — похож?"

"Борода у тебя и нос красный".

Не брился-то я, действительно, уже давно. Месяц, наверное, или два. А чего бриться-то каждый день – я по телевизору не выступаю и в консерватории не хожу. А нос у меня красный от холода. Чувствительный он у меня. Особенно когда выпью.

"Да и детей ты любишь", — добавляет мэр.

Детей я люблю – что правда, то правда. Люблю не меньше, чем водку. И в карты с ними вечерком поиграю, и на кладбище ночью страшные истории порассказываю, и бутылку вина завсегда куплю, если Дуся им не продаст.

"Ладно, — соглашаюсь. — Чем платить будете?"

"Канистрой водки".

"А что за водка? Столичная?"

"Нет, наша, недодойкинская особая".

"Понятно, — говорю, — у бабки Матрёны конфисковали".

"У Матрёны Степановны, — отвечает мэр. — Только получишь ты эту канистру после исполнения роли".

"Почему же после?"

"Потому что тебе с детьми придётся общаться. А они хотят увидеть Деда Мороза, а не пьяного мужика".

"Ладно, — опять соглашаюсь я. — А Снегурку кто будет играть?"

"Агриппина Дормидонтовна", — улыбаясь, говорит мэр.

"Да какая она Снегурка! — возмущаюсь я. — Ей уже 70 лет!"

"Зато она маленькая и худая. А тебе её на руках носить придётся".

"С какого такого перепоя я должен её на руках носить?" — не понимаю я.

"Ну не будет же Снегурочка на костылях ходить. Дети не так поймут".

"Да она же страшная, как крыса с похмелья. Ей Бабу-Ягу после ядерной войны играть, а не Снегурку".

"Не переживай, Фёдор, по этому поводу, — говорит мэр. — Бухгалтер принесет свою косметику и немного её облагородит".

"Ну не совсем свою, — смущается бухгалтер. — Я у жены возьму".

"Да как ты её не замалёвывай, — говорю, — такую страшноту не замалюешь. В общем, отказываюсь я".

Тут мэр достает из-под стола главный аргумент.

"Вот, Фёдор, — говорит он и протягивает бутылку водки, — перед выступлением примешь, может, и Агриппина Дормидонтовна не покажется такой страшной".

Подумал я, подумал и согласился. Ну и пусть ей 70 лет. Мне же с ней не в постель ложиться, а в культурном мероприятии участвовать. Да у нас в деревне и постарше есть. Вон бабка Матрёна. Ей уже 80 лет, а как набухается, одежду свою скидывает и к мужикам пристает. Она и в одежде-то страшная, а без одежды лучше не вспоминать. Вспомнишь – сразу блевать тянет. Даже когда трезвый. А эта Агриппина – бабка культурная. Сериалы по телевизору смотрит и валенки всегда с калошами носит.

"Во сколько, — спрашиваю, — начинать?"

"А ты, что, афишу на клубе не видел?"

"Это на коровнике-то на бывшем, что ли?"

У нас же, в Недодойках, коров уже давно никто не держит. Когда колхоз был, были и коровы. А сейчас нет. Кому нафиг нужно их молоко. Вот если бы они спирт давали или хотя бы бражку – вот тогда в каждом доме была бы. В общем, в коровнике сейчас клуб.

"Видел, — говорю. — Только там не Дед Мороз, а какая-то тощая корова на двух ногах и с одним рогом нарисована. Я и подумал, что из клуба опять коровник для коров-инвалидов будут делать".

"Это, — говорит бухгалтер, — бык нарисован. Наступающий – год Быка".

"Какого, — спрашиваю, — быка? У нас же в Недодойках ни одного быка нет. Свинья вот одна есть и кур несколько, а быков нет".

"Это по восточной традиции, Фёдор, — говорит мэр. — Символ, так сказать, взаимопонимания и человеческой доброты. А получился он таким некрасивым, потому что бухгалтер сам рисовал. Художника-то у нас нет, сам знаешь".

Художник-то раньше в Недодойках был. Из большого города приехал. Молодой такой, шустрый. У нас-то он плакаты да транспаранты малевал, а в соседней деревне троих ребетят нарисовал. Да всё у разных баб. Повезло ему, что сбежал вовремя, а то мужики этих баб уже собрались было оторвать ему предмет его творчества.

"Значит, приходи к девяти часам, — говорит мэр. — Часик возле ёлки постоишь, с детьми хоровод поводишь, подарки им вручишь, и вся канистра будет твоя".

"Зря вы Фёдора Дедом Морозом назначили", — вякает тут кто-то из-за моей спины голосом участкового.

Я оглянулся, а там и, в правду, участковый наш. Неслышно в мэрию вошел, партизан, блин, местного разлива.

"Так некого было больше, Афанасий Петрович", — говорит мэр.

"Могли бы и меня попросить", — отвечает участковый.

Тут я, конечно, насторожился. Уже почти заработанная канистра могла достаться участковому.

"Ты чё, — говорю, — Анискин, об уголовный кодекс мозгами стукнулся?! Где ты видел Деда Мороза в фуражке?!"

"Да и правда, Афанасий Петрович, — поддерживает меня мэр. — Вы будете находиться на праздничном мероприятии в своем первозданном виде".

В общем, ушел участковый не солоно хлебавши. А я взял бутылку водки, красную шапочку и вернулся домой. До мероприятия оставалась ещё несколько часов, и я решил за это время серьезно к нему подготовиться.

Серьезно я подготовился, основательно. Пол-литра от мэра, пол-литра из новогодней программы – и нос стал того же цвета, что и шапка.

Народ в коровнике набился битком. В прошлые годы тут и коров-то столько никогда не было. Я сначала даже подумал, что из области приехали на мое выступление посмотреть, так как в Недодойках к вечеру столько людей никак не могло ходить. Правда, потом присмотрелся сосредоточенней, и народу стало в два раза меньше – аккурат с ещё непьющих или малопьющих недодойкинцев.

"Фёдор, — говорит бухгалтер, — пройди за кулисы".

"За какие кулисы?" — спрашиваю и смотрю по сторонам.

"Вот за ту белую простыню", — показывает бухгалтер.

Ну прошел я за простыню. А там меня уже Снегурка поджидает. Накрасили ей харю, марлей для подстраховки накрыли, вроде как и ничего стала. Но всё равно, с Дусей ей в одном фотоальбоме не лежать.

"Вот, Фёдор, это сценарий, по которому ты будешь читать реплики", — говорит бухгалтер и сует мне в руку бумажку.

"Ладно, — говорю, — иди объявляй, Левитан. Сыграю, как в Большом театре".

"Вот надень ещё эту красную ленту на фуфайку, будешь больше на Деда Мороза похож. Это от моей свадьбы на память осталось", — добавляет бухгалтер и завязывает поверх фуфайки ленту. А на ленте написано: «Почетный свидетель».

Ушел бухгалтер объявлять начало мероприятия, и за простыней остались только я и Снегурка.

"Возьми меня, Феденька", — говорит тут Снегурка и марлю с головы приподнимает.

"Ты чё, дура, совсем на старости лет стыдобу потеряла! — кричу я. — Тут дети кругом!"

"Возьми меня к ёлочке, я костыли потеряла", — лепечет Снегурка.

Вот, блин, думаю, навязали на мою голову сушку плесневелую. Натянул я красную шапочку, взвалил на одно плечо мешок с подарками, на другое – Снегурку и пошёл к ёлочке. А ёлочка в середине коровника росла. Не из земли, конечно, а из ведра. Подошёл я к ёлочке, сбросил под неё мешок, рядом – Снегурку, достал из кармана бумагу и стал читать.

"Здравствуйте, дети!"

"Здрасьте!" — кричат дети в ответ.

А детей-то в Недодойках немного – всего девять штук. Шестеро девятилетних – это десять лет назад возле нашей деревни археологи останавливались. Искали следы древних поселений. Не знаю, нашли они древние следы или нет, но свои следы оставили. Двое шестилетних – мальчишки-близнецы. Это семь лет назад ветеринар из области для обмена опытом приезжал. Ну и обменялся он с нашим ветеринаром. Областной жене нашего двух детей замастрячил, а наш областному – пожизненную инвалидность. И один пятилетний, наш коренной – недодойкинский. Правда, кто отец этого ребенка, не помнит даже его мать.

"Догадайтесь, кто к вам пришёл?" — продолжаю читать я бумажку.

"Иван-царевич!" — кричит самый младший.

"Нет, нет, это Зомби-убийца!" — кричат хором старшие.

А близнецы почему-то спрятались под скамейку.

"Правильно, дети, — продолжаю читать я бумажку. — А кто стоит рядом со мной?" — я показал на лежащую под ёлкой Снегурку.

"Заколдованная принцесса!" — кричит самый младший.

"Нет, нет, это Ксения Собчак!" — кричат старшие.

"Правильно, дети", — читаю я в бумажке.

Близнецы почему-то заплакали.

Тут ко мне подбежал бухгалтер, вырвал из моих рук бумажку и шепнул: "Работай экспромтом".

"Дети, это же Дедушка Мороз! Он подарки вам принес!" — прокричал бухгалтер и вернулся на место.

Ура!!!

Дети захлопали в ладоши и подбежали ко мне. Только близнецы остались под скамейкой.

"Так, дети, — говорю я экспромтом, — сейчас будем водить вокруг ёлочки хоровод. Десять кругов в одну сторону, десять – в другую. Нет, Снегурку трогать не надо, пусть валяется. Итак, встали вокруг ёлочки, сложили руки за спину и ходим. Ходим и поём весёлую праздничную песню: Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери, зла не меряно…"

Дети стали водить хоровод и петь. Я нагнулся к Снегурке и ей на ухо, чтобы никто не слышал, заорал: "Ты чё разлеглась посреди клуба как лепёшка коровья! Не можешь ходить, так хоть пой. Провалим же мероприятие!"

Снегурка зашевелила беззубым ртом, а я громко сказал: "А пока вы водите хоровод и поете со Снегурочкой песенку, дети, я сбегаю до Снежной Королевы".

Я зашёл за простыню, достал из-за пазухи пол-литра и хлебнул из горла. Грамм 100, наверное. Ну может, 200 или 300, я не замерял. Ведь работать экспромтом – это вам не хухры-мухры. Тут кураж нужен! Выпил и вернулся к ёлочке.

"Снежная Королева, — кричу детям, — шлёт вам пламенный привет".

"Ура!" — кричит самый младший.

"А подарки?!" — кричат старшие.

Тут ко мне опять подбегает бухгалтер, сует в руки другую бумажку и шепчет: "Загадай детям загадки".

"А подарки я буду давать тем, — говорю я детям, — кто отгадает мои загадки. Итак, первая: зацепилась за карниз, головой свисает вниз, акробатка-крохотулька, зимний леденец…"

"Бабулька!" — кричит самый младший.

"Неправильно, — говорю я. — Здесь в скобках написано: акьлусос. Загадываю вторую загадку: не сосите, сорванцы, ледяные леденцы, сам глотаю я пилюльки, потому что ел…"

"Звездюльки!" — ещё громче кричит самый младший.

"Да вот здесь опять написано: акьлусос", — говорю я и чешу голову. Какие-то, блин, неправильные загадки, для бухгалтеров, наверное.

Выкинул я бумажку с бухгалтерскими загадками и стал загадывать свои.

"Так, дети, — говорю, — сейчас будут правильные загадки. Мне их ещё дедушка загадывал. Без рук, без ног на бабу скок. Что это?"

Все дети засмеялись.

"Коромысло, — говорю, — неучи. Другая загадка: стоит баба на полу, приоткрыв свою дыру. Что это?"

Дети засмеялись ещё громче.

"Чему вас только мамки учат, — говорю. — Печь это, а не то, что по телевизору показывают".

Тут ко мне подходит самый младший и подмигивает.

"Дедушка Мороз, — говорит он, — а можно я тебе загадку загадаю?"

"Ну загадывай, — отвечаю. — Дедушка Мороз на все загадки отгадки знает".

Мальчик приложил ладошку ко рту и негромко сказал: "Мальчик с девочкой в траве что-то делали на Е".

"Иди-ка, — говорю, — ближе. Я тебе на ушко ответ скажу, чтобы взрослые таких слов не слышали".

Я наклонился к самому уху мальчика и сказал отгадку.

"Неправильно! Неправильно! — кричит мальчик и громко смеётся. — Правильный ответ: Ели землянику".

"Какой ты, — говорю, — шустрый. Прям как я в детстве".

"А Деды Морозы тоже были детьми?" — спрашивает мальчик.

"Конечно, были, — отвечаю. — Сначала они были Деточки Морозочки, потом – Дедуньки Морозуньки и уже под старость, когда отрастет большая борода, становятся Дедами Морозами".

"А ты ещё не старый Дед Мороз", — говорит мальчик и гладит меня по бороде.

"Как тебя зовут?" — спрашиваю я мальчика и глажу его по голове.

"Федюня", — отвечает он.

"Это в честь кого же тебя так назвали?"

"Мамка сказала, в честь самого красивого дяди деревни".

"Что-то я других Федюнь в нашей деревне не знаю", — говорю я и чешу бороду.

Тут на меня нахлынули лирические воспоминания, и я решил их срочно отогнать.

"Ладно, Федюня, — говорю я, — позагадывай детям загадки, а я выйду на минутку – Санта-Клауса с Новым годом поздравлю".

Я быстренько забежал за простыню, допил остатки и как ни в чём не бывало вернулся к детям. А что там будет от 100 грамм? Вот если бы ещё добавить.

"Так, — говорю я детям, — сейчас я буду раздавать подарки. Идите все ко мне. Кто что из мешка вытянет, то и получит в подарок".

Сначала полезли старшие. Вытянули кто мячик, кто машинку, кто пистолетик. Под конец остались Федюня и близнецы.

"Тяни, — говорю, — Федюня, свое счастье".

Федюня засунул руку в мешок и вытащил… бутылку водки.

И только сейчас я вспомнил, что положил в мешок запасную бутылку. Я же предусмотрительный – знал, что одной пол-литры не хватит. А тут так увлёкся ролью, что забыл о самом главном.

"Федюня, — говорю, — этот подарок я нёс Кощею Бессмертному. Ему всё равно что пить – он не отравится, а детям такое нельзя. Поэтому я подарю тебе что-нибудь другое".

Я вытряхнул на пол из мешка всё, что в нём осталось. А остались только три книжки.

"Вот, — говорю, — Федюня, тебе «Русские сказки». Любишь сказки?"

"Да!" — кричит Федюня.

"Тебе их мамка читает?"

"Нет, я сам умею читать".

"Какой ты, — говорю, — развитной. Точно на меня похож".

Сказки братьев Гримм в двух томах я отнёс близнецам.

"Держите, — говорю, — орлы!"

"Мы – не Орловы, — тихо отвечает один. — Мы – Воробьевы, Паша и Миша".

"Ну и ничего, что Воробьевы, — ободряю их я. — Вырастите – тоже высоко полетите!"

Близнецы медленно вылезли из-под скамейки и взяли книжки.

На этом мероприятие, собственно, и закончилось. Все дети пошли к своим мамашкам или бабкам, а я опять забежал по нужде за простыню. Заправил свои естественные надобности. Всю пол-литра и заправил. А чего мелочиться, ведь ответственная роль сыграна – теперь можно и расслабиться. Скинул я с себя красную ленту, а то что-то жарко стало, и вернулся к ёлочке.

"А теперь, — кричу, — программа для взрослых. Пляшут все!"

На середину коровника тут же выбежала бабка Матрёна и стала раздеваться.

"Ты, стриптизёрша прокисшая, — кричу я ей, — пляши, а не оголяйся!"

А ей хоть бы хны. Разделась догола и ко мне обниматься полезла. Хорошо ещё бухгалтер в этот момент подбежал – я бабку Матрёну к нему в объятия и подтолкнул. Тут жена бухгалтера прибежала, я её на танец и пригласил. Она почему-то громко отказывалась и брыкалась – стеснялась, наверное, – но я её крепко схватил и понёс вокруг ёлочки. Музыки не было, поэтому пел я сам. А вот что пел – уже не помню. Скорее всего, что-то лирическое. Потому что в лёгком подпитии я всегда пою только лирическое – сентиментальный я человек.

Что было после взрослой программы, я тоже не помню. Утомился я от роли Деда Мороза и от усталости вместе с женой бухгалтера грохнулся на пол…

А вот проснулся я уже на кровати. Правда, не на своей и без жены бухгалтера, а в городском вытрезвителе и рядом с каким-то мужиком. Глянул по сторонам, а вокруг одни Деды Морозы валяются. Кто в красной шубе, кто в ватной бороде, а кто и в фуфайке с надписью «Дед Мороз». Некоторые и в одних трусах спали, но по уставшему лицу и дрожащим рукам сразу было понятно – Деды Морозы.

В общем, хорошо, что эту роль мне поручили. Ведь сыграть Деда Мороза не каждому под силу. Поручили бы какому-нибудь хлюпику – он и свалился бы раньше времени. Потому что для роли Деда Мороза нужен не только актерский талант, но и питейная закалка. Вот как!