О вечном

Когда я смотрю в глаза молчаливо задумавшимся старикам, пресловутый комок невольно подступает к горлу. В этих глазах немая скорбь.И если вдруг такой взгляд сталкивается с моим, у меня возникает ощущение непонятной вины, наверно, за то, что я ещё сравнительно молода. Но ведь и это ощущение очень временно: я понимаю, что моя скорбь будет не меньшей. Понятно, что это не вселенская скорбь, но всё же. Глаза молодых, с их голубоватыми белками и ясными "радужками" не знают того, что знают глаза стариков.Потому что не считают оставшиеся годы, месяцы, недели, дни, минуты, секунды,...мгновения, оставшиеся до Конца.
 Впервые я испытала животный страх смерти, когда мне было всего лет пять отроду. Бабушка читала мне восточные сказки "Тысяча и одна ночь". Конечно, не помню, в какой именно из них  я уловила дыхание смерти. Не помню. Зато прекрасно помню, что не могла уснуть полночи - лежала,прислушивалась к своему страху и тихо плакала, пытаясь представить себе Мир без...себя. Очень было жутко. Как справилась тогда с этими внезапными чувствами, не знаю. Но точно справилась. Не могу сказать, что навсегда, ведь жизнь ещё не закончена, и глаза у меня ещё ясные.
 В юности я совсем не думала о смерти, бог миловал меня,обойдя ранними смертями близких. Но если происходили несчастные случаи, например, с кем-то из сверстников в школе, на похороны ходить не боялась. Вот только музыка похоронных маршей, сопровождавших в советские времена такие процессии, неизменно терзала душу и разрывала сердце. Заслышав такую музыку, находясь дома, старалась наглухо закрывать все окна или форточки,а уши затыкала пальцами, приоткрывая "заслонки" с целью убедиться, не удалился ли звук.
 Уже в студенчестве пришлось открыть печальную череду ухода близких, начиная с одного из дедов. Я познала горе. Родных. И своё. Но стала ещё меньше бояться. Теперь и музыка воспринималась по-другому. А неподалёку от конечной остановки,откуда уезжала домой из института, в парке выстроили мемориал павшим в Великой Отечественной, где каждый час  у Вечного огня "включался" шубертовский "Реквием". Сказать, что слушала с вдохновением - ничего не сказать. Внутри возникало тако-о-ое(!) чувство, которое вводило мозг в состояние оцепенения, и не было сил зайти в подошедший автобус...Неужели это происходило с девчонкой, которая отрывалась на дискотеках по полной программе? Да, именно с ней. И это повторялось каждый день. Мне даже кажется, что повторилось бы и теперь, но меня там нет. Очень долго нет. Я собираюсь на 25-летие окончания своего института в этом году. Обязательно пойду в Лагерный сад. Надеюсь, что там по-прежнему есть Вечный огонь и "Реквием". Понятно, что можно эту музыку слушать и на диске в машине, дома, и на компе, но будет совсем всё не так. Те ощущения родились в моей тогдашней, молодой, душе, которой именно тогда суждено было испытать и познать новое для неё.
 А в зрелые годы мне выпало на плечи заниматься печальными хлопотами, связанными с похоронами любимой бабушки. Знаю, я не одна, кому пришлось вынести подобное. И тем не менее, след, оставляемый на сердце, ничем не "замести". Два дня предсмертной агонии. Бессвязная речь. И только одно слово слышится вполне отчётливо: "Жить...жить..." Даже проклятый Альцгеймер не помог забыть желание жить. Хотя из своего детства очень хорошо помню, как бабушка, растроенная чем-нибудь или обиженная моим каким-нибудь необдуманным, брошенным всуе, словом, плакала тихонько над кухонной раковиной и причитала:"Где же ты, моя смертушка? Никому-то я не нужна! Где ж ты затерялась?" И мне становилось жутко жаль, стыдно, погано. А прощения просить - извините. Спесь не позволяла. Теперь я лишена этой самой спеси, и мне не нужно дожидаться Прощённого Воскресенья, чтобы просить прощения у всех и вся. Я думаю, прежде чем резануть словом. Но уж если не сдержусь и "пальну-таки", почуяв обиду, извиняюсь сразу, запихнув собственное самолюбие себе в известное место: пусть перемешивается с соответствующим продуктом и покидает мой организм наподольше.
 Теперь я сама бабушка. Год и два месяца. У моего внука есть всё, о чём мои дети могли только мечтать, да и то во снах. Но он не хочет со мной расставаться, тянет ручонки и плачет, протестует против разлуки. У меня есть...пианино,и мы с ним извлекаем из него разные звуки и мелодии, повергающие его, по всей видимости, в не изведанные пока  им самим ощущения. А ещё мы переворачиваем вверх дном обыкновенный постирочный таз (у меня и такой имеется(!)) и лупим по нему...деревянными ложками, ритмично, громко, весело.
 И я смотрю в его глаза, милые, честные, непорочные, и понимаю, что хочу дожить до того момента, когда внук будет меня держать за руку и говорить те же слова, что и я своей любимой бабушке: "Не бойся. Отпусти своё дыхание. Мы с тобой. Мы любим тебя. Не забудем. Спи, родная."
И я затихну и не буду бояться. А на лице застынет улыбка.
Но это будет нескоро. Я не тороплюсь. Мы живы, пока жива память о нас. А добрую память надо заработать. И кто скажет, что домохозяйка - это не профессия? Только тот, кто ею не работал. Но я-то точно знаю, что это ежедневный, без выходных и отпусков, тяжёлый и ответственный труд. Хотя и бесплатный. Деньги - всего лишь эквивалент. Любовь же близких, как и здоровье, нельзя заэквивалентить. Это бесценный дар. Но не для всех.