Где Мой Ломтик Эфира, Милый?
В кабинет редактора вошел невысокий кругленький человечек.
- Чем могу служить? – поинтересовался редактор.
- Слышь, дружище, того-этого… - человечек замялся. – Короче, это… короче, зацени, тема. Это… жена моя, типа, короче…
- Вы о чем? – тихо спросил редактор, пораженный богатейшим словарным запасом.
- Да ты ухом слушай! – человечек плюхнулся в кресло и поморщился. – Короче, тут жена моя… это… ну, день рождения ее, короче.
- А я чем могу помочь? – редактор поправил очки. – У нас тут… газета, в общем-то.
- Ну так че я и говорю-то! Это… - человечек вытер пот со лба рукавом дорого пиджака, сунул руку во внутренний карман, вытащил пачку купюр и отслюнявил три бумажки. – Короче, хватит?
Редактор открыл глаза чуть шире.
- На что?
- Дык я ж сказал вроде, - прищурился человечек. – Короче, это… ну, на эту… как ее, первую полосу, во! Ну типа там… ну, в общем, Боря, люблю и это… желаю там всякого… ну напишешь, короче.
- Боря? У вас же жена вроде бы, - лицо редактора постепенно меняло окраску.
- Ну, а че? Борька она. Или ты че это, это ты на че намекаешь-то? – глаза человечка налились кровью. – Борислава она у меня. Ты это… базар… того… фильтруй, на. Так хватит? – и он опустил толстые пальцы на три зеленых бумажки.
Редактор почуял запах сладкой жизни, свалившейся на голову буквально из ниоткуда.
- Кусок, - твердо сказал он. – Мне неустойки платить.
* * *
Борислава развернула бульварную газетенку, читать которую привыкла еще в восьмом классе, да так и продолжала до стукнувших ей в этот светлый и знаменательный день девятнадцати зим включительно. Потом достала телефон и позвонила подруге.
- Слышь, Анжелка! Ой, спасибо, спасибо тебе, милая. Мой-то… Тьфу… Опять чего учудил… Да нет! На первой полосе мне поздравление напечатал. Ага. Ага, да, в той самой, да. Да не говори, опять его понесло на всякую дурь. Чего? Да ты что! А ты чего? А он? А ты? Ну ващеее… - газета упала на пол и Борислава отбросила ее в угол носком яростно раскачивающейся туфельки.
* * *
- Иннокентий, меня это не интересует! – гремел из-за двери голос редактора. – Деньги уже проплачены, изволь управляться!
- Да вы поймите, Геннадий Палыч, - кипятился журналист, - да не могу я писать это! С души воротит. Какой-то бабе, которая мне вот нисколько не впилась, писать душевные поздравления. Не могу я!
Редактор поднялся.
- Ну тогда, Иннокентий… - он минутку подумал. – Ну, тогда мне ничего другого не остается. Пиши по собственному.
- Геннадий Палыч…
- И не серчай, Кеша, - по-отечески сказал редактор. – Ты, Кеша, творец. А творцы нам не нужны. Нам нужны работники. Ты договор подписывал?
- Я…
- Обязан ты работать или не обязан? А то, что поздравление не написано – извини, Иннокентий, но это не работа. Пиши заявление.
Кеша вышел из кабинета и жалобно посмотрел на секретаршу.
- Я слышала, - сказала она. – Сочувствую, Кеш.
Кеша присел рядом с ней и взял лист бумаги.
- А может, все-таки попробуешь? – спросила она. – Жалко смотреть, честное слово, куда скатились. У тебя ж такая фантазия, Кеш, ты же нам раз двадцать номер вытягивал. А сейчас… тьфу… конвейер какой-то.
- Я уже пять штук этих поздравлений написал. Не могу я больше, Оля, - Кеша поднял голову и увидел в глазах секретарши смертельную тоску по прошлой жизни. – Не могу. Принципы. Это бизнес. Можешь работать – работаешь. Не можешь – убирайся. Полно людей, которые за лишние сто баксов будут чужие фекалии жрать. Да что я говорю – насекомых… Объявление повесь – конкурс на лучшее поздравление. Стоимость участия сто рублей. Победителю в качестве приза дадим кофеварку. Все права на отправленные тексты передаются организатору конкурса, если кому что не понравится – как говорят хирурги, ищи свищи. У нас появляется база текстов. Пишем программу, загоняем базу в машину, машина выдает связный текст любого объема. Вложений – ноль. Безотходное производство. Чего он мучается? Зачем ему люди?
- А это хорошая мысль, Кеша! – рявкнул из кабинета Геннадий Палыч. – Спасибо за идею!
Кеша резко встал, взял заявление и вошел в кабинет. Через десять секунд вышел, закрыл за собой дверь, постоял, окидывая взглядом комнату, будто ища что-то. Подошел к Оле, наклонился, поцеловал ее в щеку и, шепнув «до встречи», повернул ручку двери приемной.
* * *
Геннадий Палыч пристально глядел в монитор. По черному полю ползли белые непонятные слова, и конца им не было видно.
- Это чего у тебя такое? – спросил он.
- Компиляция, - ответил программист.
- Чего-чего?
- Преобразование исходного текста в машинный язык…
- Ты, Сергей, меня не грузи, я в этом вашем деле не понимаю. Ты мне скажи, программа готова?
- Да вот же, - программист указал на непонятные слова. – Сейчас, скомпилируется только…
- Опять ты свои ругательства загибаешь? Ладно-ладно. Сколько ждать?
- Да секунд тридцать-сорок еще… Вот, готово. – Сергей подергал мышью, куда-то щелкнул, раз, другой, нажал несколько клавиш.
На экране появился текст.
- Во! – обрадовался Геннадий Палыч. – То, что надо! Молодец, Серега.
* * *
- Смотри, смотри! – Вика задергала Женю за рукав. Женя испуганно посмотрела на нее.
- Чего?
- Да вон! – Вика ткнула пальцем куда-то вверх.
- Где?
- Женька, ну не тупи! Вон там! – воображаемый луч от хищно изогнувшегося коготка Вики указывал на огромный рекламный щит, висящий над оживленной магистралью.
- Ле…на…я…те…бя…люблю, - с трудом прочитала замысловатый шрифт Женя. – Что это?
- Не знаю, - пробурчала Вика. – Но все-таки жалко, что мы с Сашкой поженились.
- Почему?
- Почему, почему… да потому что он мне такого ни разу не говорил, - капризно протянула Вика, тряхнув хорошенькой головкой.
- Да ты чего? А на свадьбе как же?
- Ну, на свадьбе не считается. А я вот его каждое утро спрашиваю: «Ты меня любишь?» Ни разу еще не сказал, только все: «Ну чего еще тебе опять надо?» - Вика впилась ногтями в запястье. – Ни разу! Ни разочка!
- Погоди… Он же все время тебе это говорит. Помнишь, я у тебя сидела, он пришел, цветы тебе принес.
- Да если бы так! Он же никогда не скажет, когда мне это надо! Говорит, только когда я попрошу, а это уже не то, понимаешь?
- Нет.
- Ой, дура ты, Женька! Не понимаешь ты ничего в жизни.
Женя хлопнула глазами.
- Ну, чего-то я понимаю все-таки…
- Не-а, - и Вика отвернулась.
- Вик, ты чего? – Женя дотронулась до ее плеча, и Вика хлюпнула носом:
- Оставим это, ладно?
- Ладно, - недоумевала Женя.
* * *
- Лена!
- Ну что я могу сделать?
- Лена, ты понимаешь, что там две тысячи человек в заложниках?
- Кеша! Что мне теперь, снять с эфира все блоки с поздравлениями?
Кеша вытаращил глаза.
- Что ты смотришь? Нам эти блоки за год приносят больше, чем реклама за два!
Кеша вцепился в жакет Лены. Она рванулась, но Кеша не отпускал.
- Лена! Лена, ты меня слышишь? Вы с ума сошли все, да? Все газеты, все радио, все телевидение – все сошли с ума? Это дети, Лена, дети, понимаешь? Террористы держат в заложниках детей! А ты ставишь свои оплаченные блоки с объяснениями в любви, какая любовь, Лена? О какой любви речь?
- Кеша!
- Двадцать восемь лет Кеша! И если ты не поставишь это в эфир, стану Алексеевым Иннокентием, обвиняемым в убийстве Елены Афониной!
- Я позову охрану, - прошипела Лена.
- Зови, Леночка. Зови кого хочешь. Хоть киллера. После эфира можешь меня пристрелить.
* * *
«Я люблю тебя, Беата», - вилась по экрану причудливая вязь, кропотливо прорисованная аниматором. «И пусть в этот светлый день, твой день рождения, Бог хранит тебя…»
Картинка замелькала.
- Здравствуйте, уважаемые телезрители, - заговорил Кеша. – Мы находимся возле общеобразовательной школы номер 1167, где группа террористов захватила в заложники…
* * *
На плечо Кеши опустилась рука.
- Слышь… - деланно-спокойным голосом сказал невысокий кругленький человечек. – Это ты там по ящику мелькал только что?
- Я, - сказал Кеша.
- Слышь, - еще спокойнее сказал человечек. – Я страсть как обломов не люблю. С родными уже попрощался?
* * *
- Ну ладно, - сказал Роман. – То, что у нас все СМИ давно куплены, я понимаю. Ладно, любовь-морковь, новые русские развлекаются. Но кому понадобилось этот идиотский сюжет про террористов снимать, ума не приложу. Кто это купил?
Катя возилась у плиты.
- Ужасно, - сказала она. – И любви-то уж никакой не хочется, когда ее вот так… со всех сторон. А это… ужасно.
- Ерунда какая-то. Знаешь чего, Катерина? Ни слова правды. Одно сплошное вранье, и тут, и там. Да к тому же съемка плохая.
Катя обернулась.
- Я уже давно не верю ни единому слову из этого ящика, - дрожащим голосом сказала она. – Сходи лучше, прибей, наконец, полку к стене, а то упадет.
Свидетельство о публикации №209030900136
Есть еще и другая сторона медали. Когда новости подаются только в том виде, в котором это "хавается пиплом". И ты начинаешь захлебываться от негатива на экране. А захлебнувшись, тупеешь и черствеешь, как врач, который всю жизнь равнодушно воспринимает больных, как учитель, который ненавидит детей. Грустно.
Лёка Ше 23.03.2009 09:59 Заявить о нарушении
Ненавидеть детей и одновременно с этим великолепно учить можно, я довольно часто это наблюдал. А вот равнодушие - да, это убийца.
Не грустите. Любовь до описанной степени еще не заездили - значит, есть ради чего жить :)
Василий Вайншенкер 23.03.2009 11:27 Заявить о нарушении
Лёка Ше 23.03.2009 11:42 Заявить о нарушении
Василий Вайншенкер 23.03.2009 15:05 Заявить о нарушении
Ваша штуковина не о любви, а о равнодушии. Любить чаще всего больно. Разве это кому-то надо?
Зашифровали все так, что не сразу доходит. До меня по крайней мере. Постмодернизьм с гротеском вперемешку, ей богу!!!!!!!!
Лёка Ше 23.03.2009 15:20 Заявить о нарушении
Значит, зашифровал...эт хорошо, эт приятно....:)
Василий Вайншенкер 23.03.2009 15:25 Заявить о нарушении
Лёка Ше 23.03.2009 15:31 Заявить о нарушении
Кофе заваривается в старой медной турке арабикосвского сорта с перцем и корицей исключительно в домашних условиях.
Пиво, батенька, пиво!
Лёка Ше 23.03.2009 15:38 Заявить о нарушении
Василий Вайншенкер 23.03.2009 15:43 Заявить о нарушении
Катюша Мармеладова 23.03.2009 15:45 Заявить о нарушении
Катя, а мне что, можно?
Пиво я пью только после работы. Через часок полтора можно было бы, да погода не та.
Лёка Ше 23.03.2009 15:50 Заявить о нарушении