Когда придёт зазирка 11 русское фэнтези

ГЛАВА 11

Через полчаса мы вышли. Время, разумеется, определяли на глаз. Вышли налегке: весь запас продуктов исчез вместе со "столом". Накрывая его, мы с Димкой извлекли всё, что, было, - хотели увидеть полную картину: что и сколько. "Стол" растаял и прихватил наше продовольствие. Так что у мальчишек практически были пустые тороки. В моём тоже, если не считать бытовых мелочей, вроде куска туалетного мыла, зубной пасты и щётки. Ну, ещё упаковка спичек и лоскут скатерти-самобранки. Ах, да, ещё набор подарков Юрика.

Говоря, что метаморфозы не затронули Зебрика, я ошиблась: зацепило и его. Когда я опустила Колобка на снег, и он покатился, Зебрик неожиданно двинулся за ним, как санки, будто был привязан невидимой нитью к Колобку. За Зебриком тянулась твёрдая колея. "Как во сне!"-  обрадовалась во мне вчерашняя Варька. 

Честно сказать, я себя не узнавала. Кем была вчера? Малявка закомплексованная, хлюпик,…одним словом, размазня. В присутствии мальчишек вечно скованная, точно в панцире. Теперь всё было иначе: осталась всё той же карманной, но выросла внутренне. Я стала сильной и уверенной. Дар тут ни причём: сила ощущалась физически, как в натренированном теле. Баба Нюра и Юрик убеждены, что во мне поселился Дух божьей дочки Ладанеи. Сомневаться, отрицать, я разучилась сразу после знакомства с Зебриком. Последующие события красноречиво говорили: это не сон, не глюк, не фокусы, не киношные спецэффекты, это - Правда, Реальность. Ладанея воспринимала всё как обычную жизнь, а Варька, спрятавшись в тёмном закутке, со страхом, на грани обморока, взирала на паранормальные явления. Пси - фактор…

Мы двинулись цепочкой. Впереди уверенно катился Колобок, оставляя прямую бороздку, за ним, с такой же уверенностью, скользил Зебрик. На его голове восседал Юрик, зябко кутаясь в полотенце. Со стороны он напоминал взъерошенную птичку. Пожалуй, Юрик единственный избежал влияния зелёного облачка. Вот только…этот Юрик отличался от того, что я встретила в бане. Тот был забавный, улыбчивый старичок, говорливый, каждая морщинка лучилась - персонаж доброго советского мультика - дядюшка Ау, - а этот Юрик - просто очень старый человечек, он постоянно мёрзнет, ему неуютно, его пугает необозримое белое безмолвье. Морщинки его погасли, углубились, исчезли смешные искорки из глаз, он перестал улыбаться. Думаю: Юрик уже не раз пожалел, что поддался минутному порыву, последовав за нами. Мне было очень жалко его, но я не знала, как облегчить его участь.

За Зебриком шёл Вадик. На плече лук, за спиной колчан. Шёл, казалось, машинально переставляя ноги, о чём-то глубоко задумался. Похоже, он, как и Юрик, чувствовал сильный дискомфорт: резко вырванный из привычной обстановки. Понятное дело, растерян, напуган. Впрочем, нет, Вадик не из пугливых. В нём, как раньше говорили, крепкая деревенская закваска. Просто растерялся парень, попав в незнакомый мир. Мне это ой как знакомо: когда мы с классом выезжали в театр или на экскурсию в питомник к зубрам, я тоже страшно комплексовала, чувствовала себя не в своей тарелке. И реагировала, похоже: замыкалась в себе, была агрессивна. Защищалась, одним словом, от воображаемой опасности.

За Вадиком шла я, опираясь на "спицу", как на посох. На плече сидел удод с почти задумчивым человеческим видом. Вообще-то я хотела замыкать цепочку, но Дима настоял, чтобы я шла в центре.
Честно говоря, Димка меня поражал. Если поначалу он показался мне фальшивым, маменькиным сынком, который при первой трудности заскулит, мамочку зовя, то теперь он, явно, был в своей тарелке. Спокоен, как танк, точно не у чёрта на куличках, а где-нибудь в его родном Великом Новгороде, на прогулке в парке или на пикнике, на берегу Волхова. Димка всё время болтал, как говорится, обо всём и ни о чём. Перескакивая с темы на тему, с долгими и путаными отступлениями, так что через пару минут абсолютно было непонятно, о чём же, собственно, речь. Хотя и тем было всего три: школа, компьютерные игры и группа "Ария". О последней говорил много и горячо, демонстрируя ярого фаната. Я скучающе слушала, кивала, иногда поддакивала, чем подстёгивала его: Димка принимался вдохновлено цитировать тексты песен, рассказывать о концертах, которые, к его сожалению, видел лишь в записи, потому - что группа распалась.

Мы шли уже около часа, но ощущение такое, будто топтались на месте: пейзаж не менялся -снег, снег, снег…  Над головой всё та же бутафория неба. Хотя, стоп!
-Ребята, гляньте: у меня глюк или небо изменилось?
Да, небо стало другим: клочки ваты выровнялись, места соприкосновения сгладились - полотно вновь было целым, правда, изрядно мятое и грязное. И оно дрожало, вернее, колебалось, как плёнка на вскипавшем молоке.
-Время пробуждается? - сказал Дима, глядя на часы. Я приблизилась к нему, посмотрела: цифры на табло конвульсивно дёргались.
-Значит, мы приближаемся к краю этой зоны, - Вадик задумчиво теребил неприкуренную сигарету, всматриваясь в небо.
-Надо идти! - оживился Дима. - Там…это, ну,…могут быть люди.
-И супец,- не зло усмехнулся Вадик. - Тарелка поглубже да ложка побольше.
-Да! и супец. Я привык, в обед, горячее есть!
-А кто тебе сказал, что сейчас обед?
-Желудок.
-Жиринформбюро, - хмыкнул Вадик, прикуривая сигарету.
-Ты опять? Опять? - начал заводиться Дима.
Я тронула его за плечо:
-Успокойся: он не со зла. Шуткует.
-Дурацкие шутки! Я что виноват, что мне нужно больше, ну, это…калорий, чем вам?
-Не виноват. Вадим, я же просила не цепляться к брату.
-Кто цепляется? Иду себе, куру и никого не трогаю, - сказал Вадик, притворно возмущаясь, затем, едва слышно, обронил: - Нежное создание…

Мы снова пошли, время от времени поднимали голову: взглянуть на небо. Чем дальше уходили от "лагеря", тем существенно менялось оно. Прежде всего, оно стало ниже, точно прогнулось от собственной тяжести. Яснее, чётче стала каждая чёрточка. Всё меньше и меньше пелена походила на нежную молочную плёнку - скорее на грязную плёнку при варке мяса: вот-вот закипит - и бурые хлопья брызнут во все стороны.
От постоянной белизны и однообразия пейзажа, устали глаза. В глубине души проклёвывалось раздражение. Я с ужасом ожидала взрыва. Вадик чаще стал курить, бубнил что-то себе под нос, явно не лирическое. Дима был мрачен, тревожно молчалив. Его мучило чувство голода и сильная потливость: пот, буквально, градом катился с него. Я решила сделать привал.

-Стоп. Сделаем паузу.
    -Колобок, тормози! - крикнул Вадик, закуривая очередную сигарету.
    -Ты много куришь, - неожиданно для себя, строго заметила я.
    -А ты что, моя бабушка? - огрызнулся Вадик.
    -Вредно.
    -Днём раньше, днём позже помру. Какая разница?
    -Большая. Позже - значит, успеешь больше добрых дел сделать…
    -Мы остановились для лекции? - грубо перебил Вадик.
         -Нет. Отдохнуть и перекусить. А лекции никто не собирается тебе читать.
    -Вот и не надо! Сам как-нибудь разберусь, что вредно, что полезно.
    -Ладно. Умолкаю.
Из газет соорудили "скатерть", на неё я положила сложенный конвертик и, страшно волнуясь, развернула.
-Соплевик, - усмехнулся Вадик, напомнив мою оплошность.
Я пропустила мимо ушей насмешку, провела меченой ладонью над клочком скатерти-самобранки  и, тотчас, на нём возникли блюда, древние кубки, кувшины. Только.… Представьте себе шикарно накрытый стол. А теперь закройте глаза, возьмите бензопилу и вырежьте кусок стола. Вот такой кусок и предстал нашим глазам. Половинка подноса, на котором часть пирога; полоска от другого подноса с узким кусочком жареного мяса; половинка кувшина с остатками, похоже, мёда; рядом две целых деревянных кружки. В центре "скатерти" широкая ваза с фруктами. Чуть поодаль четвертинка калача. Сразу за ним высокое блюдо с торчащей ручкой половника. Ещё одно блюдо с желеобразной массой. Ложек, вилок и ножей, видимо, на этом клочке не находилось.
-Можно? - спросил Дима, протянув руку к калачу.
-Можно. Если вымоешь руки.
Дима торопливо загрёб снег, лихорадочно стал тереть ладони.
    -Не захлебнись слюной, - фыркнул Вадик.
Дима проигнорировал выпад брата, отёр снегом меч и аккуратно поделил пирог, и калач на четыре равных части. Затем порезал мясо.
-Можно приступать.
Поразительно: на место взятого со скатерти куска, возникал точно такой же кусок!
-Супер! - весьма обрадовался Дима.
-Ещё бы, - съехидничал Вадик. - Лопай от пуза, пока…
    -Вадим! - жёстко оборвала я. - Достал уже! Мы можем спокойно поесть?
    -Всё, я глух и нем.
В блюде с половником оказались щи с мясом. Надо сказать, что всё было свежайшее, ещё тёплое, и очень даже вкусное. Под миски мы приспособили половинки кувшинов. Юрик отказался от мучного и мясного, но довольно активно налегал на фрукты. Преимущественно на груши. Как ребёнок измазался липким соком.
Для удода я накрошила хлеб, в черёпку нацедила бульона.

Поели мы отменно. Правда, в тягостном молчании, как на поминках. Каждый, невольно, посматривал в небо, а оно продолжало тревожить: пенная шапка росла, разбухала, темнела. Одолевали нехорошие предчувствия. Да и проводник наш вёл себя беспокойно: Колобок (так я решила называть проводника) описывал вокруг стоянки хаотические круги, метался из стороны в сторону, точно не знал, куда спрятаться от грозящей опасности сверху.
Не сговариваясь, каждый сделал запас еды: завёрнутые в газеты калачи и пироги рассовали по торокам, сверху набросали яблок и гранат. Мягкие сочные груши, виноград, а так же сливы решили не брать - подавятся в пути.
   -Пошли? - спросил незнакомо серьёзным тоном Вадик.
   -Да.
Колобок устремился вперёд, точно его поддали ногой. Зебрик заскользил следом. На его голове сидел Юрик, колупался в гранате и забавно сплёвывал обсосанные зёрна.

Мы не прошли и десяти метров, как небесный "бульон", наконец, закипел: над нами заклокотало, пена забурлила, как в омуте, а через минуту загремело так, будто крышка гигантской кастрюли заходила ходуном. Резко потемнело. Тотчас появилось ощущение, что слева слегка потянуло сквознячком.
А потом началась оглушительная какофония: в небе шипело и свистело, что-то грохалось, разбивалось, с треском разрывалось, замелькали огненные всполохи. Что бы это значило? Взорвалась небесная кухня? Или драка в застолье, с переворачиванием столов и битьём посуды? И как это заденет нас?
Пока всё происходило вверху и нас затронуло лишь тем, что "вырубили" свет. И очень шумно: по ушам и нервам бьёт.
Колобок юркнул мне под ноги, нервно заколотил о щиколотку. Прямо не клубок шерстяных ниток, а смертельно перепуганный котёнок. Взяла его, сунула под свитер, и он тут же затих, разве что не замурлыкал.

Тем временем в небе поменялось действо: применили огнестрельное оружие. Грохот выстрелов, трассирующие пули, ослепительные вспышки взрывов. Проще говоря, разразилась элементарная гроза. Необычным, пугающим было то, что зимой таких гроз не бывает. Да и те, летне -осенние, что мы видели-слышали, по сравнению с этой жалкие хлопки петард. Болели уши, раскалывалась голова, нас, буквально, колотило. А гром и молнии с каждой минутой становились шумнее и чаще, словно в перестрелку включались гигантские пулемёты или зенитки, типа "катюша".
Мы, невольно, сгрудились, спина к спине, образовав треугольник. В центре треугольника Зебрик с Юриком.
-Здесь, как и в Яблоницах, защитное поле, - крикнул мне в самое ухо Вадик.
Я это отметила ещё в самом начале, когда первые, слабенькие молнии разбивались о некую преграду, брызгали искрами. Думала: все видят, чего говорить об этом. Впрочем, и Вадик говорил не потому, что первый обнаружил, а…чтобы стряхнуть одолеваемый страх. Это чувствовалось в его голосе.
-Вот и я о том же… - помедлив, вновь прокричал Вадик.
    -О чём?
    -Сквозняк…
Я была крайне поражена: действительно думала о сквозняке - что если его появление, это трещина в защитном поле…Но как Вадик…
   -Не ломай голову. Все ваши мысли у меня как на ладони.
Дима дёрнулся, развернулся лицом к брату:
     -И мои?
         -И твои. Успокойся: пропускаю их, как описания природы в книгах. Скукота.
    -И давно ты…копаешься в наших мозгах?
    -А вот как мои пяльцы в лук обернулись. Взял его в руки - и началось…
-Неприятное ощущение, - Я, невольно, поёжилась. - Спасибо, что сказал. Значит, теперь и у тебя Дар. Дим, может и тебе есть что открыть?
    -Нет. Ничего у меня…ну, это…никаких даров…
    -Не врёт, - поставил точку Вадик.

Воцарилась пауза. Мы с Димой были в растерянности: шоу "за стеклом" нас принципиально не устраивало. Но что мы могли поделать? Совсем не думать? Вернее, не думать о таком, что не хотелось бы обнародовать. А это значит, что мы уже не можем остаться один на один с собой, зная, что за нами наблюдают в замочную скважину…Чёрт, чёрт! несправедливо! нечестно!
-Да угомонитесь вы! Всполошились…Ваш интим останется с вами: я зажмуриваться буду и ухи затыкать, - вернулся к своей привычной насмешливости Вадик. - Радуйтесь: атака отбита.

Гром, действительно, затихал, молнии перестали долбить защитное поле, и опять стало светлеть. Исчез и сквознячок. Небо вновь напоминало бутафорское: наклеенные пучки грязной ваты.