Когда придёт зазирка 55 русское фэнтези

Г Л А В А  55

Я не умерла. Я стала, как хомячок, обитательницей аквариума или террариума, как хотите. Вадим поместил меня в одну из ячеек Хранилища. Без рубашки. Ворох соломы. Лоскут кожи, на нём кувшинчик с водой, рядом деревянная миска с едой.
Гадёныш! лучше бы заморозил, чем устраивать этот зверинец! Поизгаляться решил по полной программе... Ублюдок недобитый!
-Всё хамишь, детка?
Я глубже зарылась в солому. Знакомое уже кресло-трон стояло как раз перед моей ячейкой. Вадим небрежно развалился в нём. Перед ним столик, уставленный яствами. Курдуш с любезной улыбкой прислуживает.
-Сволочь ты последняя!
-Почему последняя? Я - первая и единственная, - хохотнул Вадим, отбросив обглоданную кость на пол. Курдуш попрыгал к ней, подобрал, вернулся к столу.- Пусть я сволочь, но Великая! Скоро это будет высоким титулом. Я заставлю всех произносить его с трепетом! - Вадим был, явно, под хмельком. - Варька, зря ты выкобениваешься... Мы б с тобой такое тут зафигачили! Они же все бараны... чурки... А мы бы их пасли... и стригли, стригли... Клёво! Я - царь! Варьк, хошь быть царицей? Молчишь, сучка... Молчи, молчи... Счас мои ребятки притащат твоего поджаренного котяру... он вернёт тебя в прежний вид. Птом мы покувыркаемся... А после я назначу тебя... уборщицей... Эй, образина, нам нужна уборщица?
-Да, господин, - поспешно ответил курдуш.
-Здесь будет моя фазенда... Варька... уборщица... Этот трухлявый хрен... Морок... будет туалеты чистить... Ха! прикольно будет. Из  Жирдяя... чучело сделаю... в спальне поставлю...

Я не могла больше слушать пьяный бред и заткнула уши. В голове стоял гул, тело ззудилось от соломенной пыли, в ноздрях неприятно покалывало. Меня захлестнуло отчаянье, которое потихоньку перетекало в апатию. В голову грубо врывался развязный голос Вадима, описывающий, что и как он будет со мной делать... Слабая попытка поставить барьер, увенчалась лишь наполовину: точно у радио приглушили звук.
Как великое спасение пришёл сон. Но и он... прикинулся спасителем, а на самом деле был жестоким истязателем: кошмарами пытал... Ужасные сцены гибели Димки, Добрана... Зверское насилие над Бакуней, Зарёмой, мной...
Вскакивала с криком, обливаясь потом и слезами. Всё тело саднило, как одна сплошная рана: исколотое соломой, разъеденное жгучей смесью из пота и соломенной трухи... У меня началась горячка... Время потеряло всякий смысл: я то проваливалась в "камеру пыток", то возвращалась в "камеру отдыха"... Помещение то ярко освещено, то в полном мраке... Совершенно не понимала: у меня в глазах темно или, действительно, в помещении гасили свет... Вадим то был, то его не было... Голова казалась огромным раздутым шаром, по которому кто-то, издеваясь, хлопал ладонями...

Однажды - не  знаю, сон или явь - я увидела  рядом курдуша... Вынул меня из соломы, положил в неглубокое блюдо, затем дважды облил водой из кувшина... выгреб солому, насыпал, свежую... вынул меня из воды, сунул в тряпицу, и положил на солому... и, словно издалека, долетел свистящий шепот:
-Ладушка, вам кушать надо... совсем ослабнете... занедужите...
-Что... с Бакуней? - с трудом протолкнула сквозь горло слова.
-Не велено с вами разговоры вести...
А глаза... глаза его точно говорили : жива, жива твоя подружка...
Курдуш торопливо удалился и свет погас.
Бакуня жива!.. Судя по выражению глаз курдуша, она в мерзких лапах Вадима-Кавардака... Жива... это хорошо или... я вот тоже жива... Но можно ли назвать это жизнью? Лучше смерть! Лучше? Кому? Только тебе... Полный эгоизм получается... Ну, хорошо, я, Варька, вечная трусиха и размазня, раскисла, пала духом... А та, другая, из легенд... как бы поступила? Мужественно, стойко... Как ещё? несгибаемая воля... Ох, где их взять, если сроду во мне не было мужества... воли... и гнули меня родичи в бараний рог...

"Жалистная история, - пьяно гыкнул Вадим. - Счас докушаю и приду... по головке поглажу, слёзки утру..."
"По долинам и по взгорьям шла коза с бидоном сливок а навстречу лысый ёжик  тыкву синюю катил в тыкве той сороконожка грызла семечки и пела что о туфельках на шпильках измечтались её ножки... "

Барьер получился глухой и прочный. На чём меня прервали?... Мифическая Зазирка... А, шут с ней, что мне до неё! Что делать? Что?!  Обещанное "счас" что-то долго тянется... Значит, облом? Не всё коту масленица! Нет! сравнивать эту мразь с котом - обидеть весь кошачий род... Извините меня, киски! Зеб в Долине и Оберег не сломлен! Это радует... и вдохновляет... А мразь пьянствует... Жри больше... в три горла, и пусть тебя зелёные чёртики удавят!  Ах, Ладанея, Ладушка, вот опять ты позарез нужна... Прости, конечно, я понимаю... тебе не легче там... в Пекле... но хоть подскажи... дай совет, как мне быть... Боюсь сойти с ума от такой "жизни"...
Может, последовать совету курдуша... есть, пить... и надеяться... что однажды придёт свобода? Как, как остаться человеком, если я уже уподобилась животному: где стол, там и туалет?
Оглушающе подступили слёзы, и я отпустила их на волю. Уходя, они забирали у меня последние силы... А потом приходил сон-палач и пинком сбрасывал меня в пыточную...

...Вадим в грязном окровавленном фартуке стоит у стола, на котором, среди кусочков мяса и осколков костей, трёхлитровая стеклянная банка. В ней я. К краю стола прикручена мясорубка, над ней висит на крюке Зебрик... Крылья обрезаны и раны сочатся... Далее ещё крюки... на них висят Яга, Добран... без рук, без ног, головами вниз... Кровь звучно капает на пол...
-Слово? - орёт Вадим. У него сине-красное потное лицо, пьяно-безумные глаза, и почти звериный оскал.
Зеб презрительно фыркает и, как герой в американском боевике, роняет:
-Поцелуй меня в задницу...
Вадим хватает его лапу, тянет в зев мясорубки... Зеб вопит... У меня лопаются в ушах перепонки...

...Картина дёрнулась, перекосилась... и пропала. Белое с подпалинами полотно и глухая тишина. Подпалины темнеют и уже ясно, что с обратной стороны полотно лижет огонь. Ещё секунда - и от полотна лишь хлопья пепла в разные стороны... Знакомый уже сиреневый мрак и дурной запах... И всё та же "кастрюля" с закипавшим "киселём"...
Сухой жар обжигает тело... "Кисель" выплеснулся через край, весь, обнажив дно...
Невидимая рука, точно тряпкой, смахнула кисельные разводы, и я увидела... себя... Похоже на чуть размытый акварельный рисунок... В следующее мгновение я понимаю: это Ладанея...
Рисунок оживает... Глаза, кричащие от боли... на лице печать невыразимой муки... Ладанея что-то говорит, но я не слышу ни звука... Напрягаю зрение, пытаюсь по губам прочесть... Жар мешает... Запах горевшей плоти... волос... Это от Ладанеи? Или я уже подгораю?
Кричу: ничего не слышно! Даже собственного крика... Жар обжигает гортань... Ладанея простирает руки... правой обхватывает запястье левой и тут же убирает... На её руке проступает... берестяной браслетик... Показался и исчез... Ладанея показывает рукой круговое движение, точно закручивает невидимую крышку на такой же банке...
-Поняла!!! - кричу из последних сил.
Уже не просто жар, а языки пламени метнулись мне под ноги...

...Лежу на соломе, тело горит внутренним огнём, трудно дышать, в горле колючий обжигающий ком... Острый запах палённого...
В помещении темно, в моём "аквариуме", разумеется, тоже. Напрягаюсь и вспоминаю, где должна стоять посудина с водой. Ползу, едва сдерживаясь от крика... Вот и вода! Пью жадно, звучно, захлёбываясь, будто помпой закачиваю в себя... Чувствую, как вода чудной прохладой растекается внутри меня, гасит огонь... Боль притупляется...
Я опять была в Пекле... Ладанея не забыла обо мне, услышала! Превозмогая собственные муки, перенесла меня к месту своего заточения, чтобы сказать... Браслет!  Браслет поможет мне! Я совершенно забыла о нём... да и он не напомнил о себе... Пророчица не успела объяснить, что и как... Значит, его нужно провернуть?
Я обхватила запястье... Вспышка жгучей боли... Неужели я вся обгорела?! Кожа под ладонью вспухла, и проступил браслет... Капли пота заскользили по мне, как по раскалённой плите...
Я провернула браслет, и не удержалась от крика: ощущение было такое, точно я содрала ленту собственной кожи... А затем... мне на руку стали натягивать холодную перчатку... Она всё тянулась и тянулась... Боль, сопротивляясь, отступала... Плечо, шея... Нет, это уже не перчатка... скорее, комбинезон... Уже голова в нём, второе плечо, правая рука... странный способ одеваться... Холодная ткань скользнула по подошвам, пощекотала между пальцев, и где-то за пятками раздался лёгкий щелчок, точно заклёпки защёлкнули... Я шевельнулась... "Комбинезон" не ощущался: я была всё так же голая... Только совершенно исчезла боль, а с ней и жажда с усталостью...
Я чувствовала себя замечательно, словно только что вышла из ванной, насухо вытерлась, сейчас надену свежее бельё... Ага, держи рот шире... губу раскатала: свежее бельё...
Браслет ещё не скрылся. Я погладила его кончиками пальцев. Спасибо, конечно, за исцеление... только я рассчитывала на иную помощь... Что ты ещё можешь? А что, если тебя ещё разок покрутить?
Сначала смутно забелел, затем вспыхнул неоновым светом. В моей темнице, словно свечку зажгли. Я увидела свои руки - чёрные, как у негра. Таким же было и всё тело. Круто поджарилась...
Браслет запульсировал, заиграл бликами, затем от него отскочила искорка, повисла в воздухе светлячком. С каждой секундой "светлячок" становился крупнее, ярче. Когда он достиг размеров шмеля, браслет погас. "Светлячок" медленно опустился на уровне моей головы, приблизился к моему лбу и... застыл, точно фонарь шахтёра.
Браслет тем временем продолжал тяжелить руку, казалось, ждал чего-то. Ещё крутануть?
Крутанула... Кисть руки онемела, из чёрной стала молочно-белой, затем... Короче, за минуту прошли все цвета радуги. Наконец, кисть вновь стала чёрной, и, с покалыванием, возвращалась к жизни. Когда иголочки кончились, исчез и браслет, вернее, спрятался под кожу.
-И всё? - невольно вырвалось у меня. - А объяснить?

Согласитесь: было от чего возмутиться - поиграли красками и - гуд бай! Зачем? Почему? Какая мне выгода от этой цветопляски? Поднять настроение хотели? Зря старались... Для хомячка или свинки может и сойдёт... Только я не хомячок!
Меня захлестнули обида и возмущение, пнула какую-то черёпку, бросилась на солому, больно ударилась локтём о стену. Слёзы брызнули ручьём... Мне свобода нужна, а не цветопреставления! Свобода! Воля! Хлопнула в гневе по стене ладонью и... свалилась на пол в соседней ячейке. Стена осталась нерушимой! Ничего себе фокус! Я ПРОШЛА СКВОЗЬ СТЕНУ?! Я ПРОШЛА СКВОЗЬ СТЕНУ!!! Тупица! вот о чём говорила тебе Ладанея! Спасибо! Спасибо, Ладушка! спасибо, спасибо, Браслетик!
Обливая слезами, я обцеловала запястье по окружности. Ладушка, миленькая, потерпи: я обязательно тебя освобожу! Я ДОЛЖНА ЭТО СДЕЛАТЬ! В лепёшку расшибусь, а сделаю! А теперь прочь отсюда...

Переходя из ячейки в ячейку, я достигла крайней, что в двух метрах от входной двери. До пола, по моим меркам, далеко, прыгать рискованно. Пройти сквозь стену? А что за ней? Через перегородки ячеек двигалась быстро, можно сказать, нервно... А если спокойно, в полшага? Можно просто выглянуть из стены, осмотреться...
Фантастическое ощущение... Едва коснулась ладонью стены, как она расползлась, точно мокрая бумага, образовав щель. Я шла как по туннелю, освещённому прожектором.

За стеной был лестничный пролёт - я вышла как раз на ступеньку. Вопреки опасениям, перед дверью не было охраны. Видимо, Кавардак наложил защитное заклятье. Глупец! думал, захватил Камень Смаргла - и весь мир в кармане. Кретин, карман-то дырявый...
Так, куда дальше? На улице глубокая ночь. Какая по счёту? Бедный Уп, с ума сходит... Ночь, значит, эта свинья дрыхнет... скорее всего, в бывших покоях Яги.

Под лестницей кто-то протяжно заскулил. Я прижалась к стене, "светлячок" выключился. Скулёж не прекращался. В нём слышались боль и мука, чувствовались слёзы.
Я рискнула отлепиться от стены, и прошла по ступеньке до конца. "Светлячок" зажёгся в полнакала, освещая мне путь. Держась за металлическую стойку, попробовала заглянуть под лестницу. Ничего не видно. Кто-то в глубине копошился и рыдал от боли. Может, Бакуня?
Я кинулась по лестнице вниз, благо расстояние от ступеньки до ступеньки было небольшим.
Под лестницей, в самом углу, ворох тряпья. Он шевелился, и из него вылетал плач.
-Бакуня, - тихо позвала я.
Ворох замер на секунду, затем из него проглянула зарёванная мордочка курдуша. Он судорожно икнул, глаза округлились, полезли на лоб.
-Госпожа?! Вы чернее угля...
-Не бери в голову. Это я сбегала в Пекло, с Ладанеей посовещаться...
Курдуш сдавленно сглотнул, распрямился, глаза засветились восторгом и безграничным обожанием.
-Чего ревёшь? Хозяин оплеух навесил?
Курдуш плаксиво скуксился, разбросал тряпки и боком выполз на чистое место. И я увидела причину его рыданий: вместо крыльев торчали обгоревшие культяпки. Курдуш вновь расплакался.
Я подошла к нему.
-Потерпи, и не дёргайся. Сейчас боль сниму.
От него несло смесью неприятных запахов. Но справилась с подступившей тошнотой, взобралась по грязной засалившейся шерсти. Курдуш лёг на живот. "Светлячок" услужливо осветил культяпки. Беднягу, похоже, жгли раскалённым железом, пока крылья не отвалились... сквозь трещины сгоревшего мяса сочилась кровь.
Я не рискнула использовать меченую руку: кто её знает, как себя поведёт. Ещё располовинит страдальца.
Правая справилась и одна чудненько: кровь перестала сочиться, вокруг обгоревших участков образовались розовые рубцы, которые дубели на глазах, отторгая сгоревшее.
-Не болит?
-Нет... только хочется чесать...
-Потерпи, скоро пройдёт. Кто это тебя так?
-Хозяин. За разговор с вами... Благодарю, госпожа, за заботу...
-Перестань. Хочешь отомстить?
-Хочу! Люто хочу!
-Поможешь мне, - Я перебралась к нему на плечо. Курдуш живо сел, подёргивая спиной и морщась. - Где Бакуня?
-В покоях... этого...
-Пошли!

У двери в покои тоже не было стражи. Самонадеянный дурак...
Курдуш приблизился к двери, послушав, хотел коснуться её, но невидимая сила отбросила бедолагу; упал на колени, затряс головой. Я чудом удержалась, ухватившись за его ухо.
-Живой?
-Жи... жи... в, - с трудом просипел.
-Ладно, опусти меня на пол. Жди здесь.

Стена пропустила без проблем. В покоях едва теплился один светильник. Запахи, похуже, чем от курдуша.
Стол придвинут вплотную к кровати. Кто на ней, не видно: высоковато для меня.
Прошла под столом, где валялись кости наполовину обглоданные, черепки глиняной посуды. С этой стороны у стены стояла какая-то решётчатая конструкция, типа стойки под кашпо. По ней я поднялась на высоту стола.
Алё, кто говорил, что Кавардак мудрый колдун? Где она, мудрость, ткните пальцем? Если мудрость превратить спальню в свинарник, тогда я Спиноза и Конфуций "в одном флаконе".
На столе был полный бедлам, какой бывает, наверно, у запойных алкашей. Свалка из опрокинутой и битой посуды, размазанной по столу еды. В центре этой помойки стоял заляпанный стеклянный куб, а в нём... моя Спица.

Я оттолкнулась и прыгнула. Ноги коснулись чего-то липкого с кисловатым запахом, скользнули вверх, и я плюхнулась попой в лужу. По инерции заскользила прямо навстречу кубу. Ноги коснулись его, и я остановилась.
-Здравствуй, родненькая! и тебя заточили? - зашептала, пытаясь подняться. Ноги разъезжались, как на льду. Наконец, сообразила перевернуться, и встала на колени. Грань куба выросла передо мной, как стена. Я положила на неё ладонь, слегка надавила. С лёгким шипением рука провалилась, точно сквозь плотный слой песка. Вот и Спица... холоднющий гвоздик. Обратно рука двигалась значительно легче.
Оказавшись вне куба, Спица ожила: задрожала мелко, провернулась на ладони, и вспорхнула стрекозкой, выстрелив лезвия; заиграла перламутровыми дивными бликами. Замерла на уровне моих глаз, словно спрашивала: кого рубить, колоть?
-Погоди, сейчас разберёмся.
Я обошла куб, прошмыгнула в щель между кувшином и высоким блюдом, оказалась на открытом участке. И увидела, наконец, что делается на кровати.

Голая Бакуня лежала у стены, руки и ноги в стороны, точно на растяжках, но никаких верёвок, ремней не было. Колдовские штучки? Бакуня казалась мёртвой: её тело исцарапано, в синяках и кровоподтёках, землистого цвета лицо, губы, вспухшие с запёкшейся кровью...
С краю, тоже голый, лицом вниз, лежал Вадим-Кавардак. На шее тускло поблёскивала цепочка. Значит, Камень при нём.
Непонятно почему, но я застыла в растерянности. Что делать? Рядом шелестела крылышками Спица. Пожелай я сейчас и она тут же изрубит в кусочки это беззащитное пьяное тело... Но... это тело Вадима... в нём дух Кавардака, а его не изрубишь... Вадим, конечно, не подарок... но не заслужил такой смерти. Не сам же он творил все эти гадости. Кавардак перемутил его душу, выпустил на волю низменные страсти... науськивал, подталкивал. Вадим, по сути, был... невменяемый... таких даже суд не осуждает.
Я глянула на Спицу: нам не нужна его смерть, НАМ НУЖЕН КАМЕНЬ.
Шляпка Спицы мигнула розовым, в следующее мгновение сама она метнулась к шее Вадима. Коснулась звена цепочки, поёрзала.
-Что? Кто здесь? - дёрнулся Вадим, перевернулся, сел. Лицо красное, в прожилках и складках, влажное от пота, слипшиеся ресницы.
Камень  с разорванной цепочкой остался лежать на постели, в мокрой вмятине.
Спица бесшумно скользнула под рукой Вадима, зацепила кончиком лезвия цепочку и благополучно опустила Камень у моих ног. Я на пару секунд расслабилась, отвлеклась, и не заметила, как в руке Вадима оказался кувшин, дно которого должно было впечатать меня в столешницу, но Спица была на чеку... Вначале услышала дикий звериный рёв, а затем увидела, как рука Вадима, у самого плеча, отделилась и, брызгая кровью, упала на живот Бакуни. Рука продолжала сжимать кувшин... А Вадим... его, собственно, не было: посреди комнаты крутился кровавый мини-вихрь, втягивая в себя лёгкие вещи. Я ухватилась за цепь Камня, но меня подняло в воздух, крутануло и, оторвав, швырнуло... в горловину кувшина, напоминавшего вазу для цветов. В нём было немного вязкой с травными запахами жидкости - я с головой окунулась в неё. Кувшин крутануло, повлекло, затем падение - и грохот: кувшин развалился на части. Я увидела свет и услышала...

Ничего я не услышала, потому, как была полная тишина. Я лежала в липкой луже, точно муха в меду. С великим трудом вырвала себя из плена, измазавшись ещё больше. На вкус жидкость походила на мёд, с привкусом каких-то трав. Скорее всего, хмельное питьё на меду.
Я вышла из-за обломков кувшина на свободное пространство. В воздухе, как говорится, пыль стояла столбом. В лучах "светлячка" она клубилась и блестела.
Дверь, вырванная с петлями, лежала по ту сторону проёма, по полу струился холодный сквознячок. Настороженно заглянул курдуш.
-Входи, - с усилием разлепила губы: мёд потёками плавно сползал по мне на пол.
Подскакал курдуш, опустился на колено:
-Ой, госпожа, ой, что с вами такое?! Искупались в медовухе? Добрый знак! ой, добрый!
-Чего тут доброго...
-Не говорите так, госпожа! Случайно искупавшийся в медовухе будет... знаменит и знатен... будет управлять народами...
-Остановись! Подними меня на кровать.



Оказавшись на постели, я, первым делом, вытерлась. Хотя это громко сказано: ткань прилипала и больше размазывала, чем убирала. В основном я старалась очистить лицо, руки и ноги. Частично удалось.
Постель, всё тело Бакуни, как и стены, были забрызганы кровью.
Бакуня была жива, правда, дыхание слабое. Либо в обмороке, либо под действием колдовских чар. Я обследовала её и не нашла переломов, вывихов. Только следы ударов, видимо, кулаком. И ещё... следы варварского изнасилования...
О! как в эти минуты я пожалела, что не дала команду Спице наказать... зверюгу!
Кстати, а где моя защитница? И Камня на столе нет... Проклятье! Неужели вихрь с собой унёс их? Теперь ищи ветра в поле...
Я позвала курдуша. Он поразительно ловко вскочил на кровать.
-Попробуй поднять Бакуню.
Невидимые растяжки, точно резиновые, позволили оторвать тело девочки на четверть метра, не более. Курдуш весь взмок, но не смог путы оборвать.
-Ладно, прикрой её пока. Помнишь, Камень висел на шее у хозяина. Поищи, пожалуйста, на полу... может, закатился...
Надежды никакой, но авось...
Курдуш плюхнулся на пол, и добросовестно стал ползать, тщательно обследуя все закоулки, переворачивая черепки, заглядывая под блюда. Когда  он вылез из-под кровати, серый от пыли, и двинулся вдоль стены к дверному проёму, надежда моя конвульсивно дёрнулась и испустила дух.

-Нашёл! - вдруг завопил курдуш у самого проёма. - Здесь! Тут он! - Стоя на колене, хлопал ладошкой по стене, и не то всхлипывал, не то икал.
Не помню, как я слетела с кровати и понеслась к дверному проёму. Курдуш подхватил меня на бегу, больно сжал в ладонях, поднёс к стене. В оголённой кирпичной кладке торчал кончик Спицы, изогнутый спиралью, а на неё намотана часть цепочки, остальное, как и Спица, уходило в глубь кирпича.

Надо ли говорить, что достать Спицу из стены для меня не составило труда? Просто дверной проём стал вдвое шире.
Бедная, бедная, Спица, как же её скрутило! Чудовищно изогнутая спираль, сплющенные крылышки, обломанные лезвия... И всё это стянуто цепочкой - местами звенья лопнули, разошлись. Камень был здесь же! Вяло мигал бледно-синим.
Скорее инстинктивно, чем осознанно, я оцарапала палец о лезвие Спицы и, выдавливая кровь, сбрызнула на Камень: Кавардак за это время мог прийти в себя и призвать Камень в любую секунду. Всё! Теперь не призовёт: отныне я его Хозяйка! Он - мой слуга!
Как бы подтверждая мои мысли, Камень запылал розовым насыщенным светом: к вашим услугам, госпожа, приказывай.
Приказывать... как-то не с руки мне... Просьба... звучит получше.

Я взяла бедняжку Спицу, положила на Камень и, только собралась сформулировать просьбу, как Спица окуталась вишнёвым дымком, внутри послышался скрип, словно кто-то осторожно ступал по снегу. Максимум через полторы минуты скрип прекратился, дымок стал расползаться, таять.
На Камне лежала... новенькая Спица, но... шляпка её не светилась. Я протянула руку и застыла так, ибо Спица тотчас ожила: встала во весь рост, шляпка вспыхнула нежно-розовым, однако, не кинулась, как обычно, к руке, а... свернулась кольцом, которое бешено завертелось. Я отдёрнула руку. Кольцо исчезло. Я продолжала смотреть на Камень.
-Госпожа... - почему-то шёпотом окликнул курдуш, - оно... у вас на руке...
Я перевела взгляд: на запястье правой руки, совершенно неощутимый браслет, в чашечке лепестков, похожих на крылышки молодых стрекоз, розовел глазок. Да, цвет браслета был нечистый: словно в остывающее серебро небрежно побросали золотые стружки.
До сих пор не могу понять, почему я тогда вдруг истерично вскрикнула:
-Мне не нужен браслет! Мне нужна моя Спица!
Браслет мигнул глазком и, в мгновение ока, вытянулся, стрелкой поднялся в воздух, выстрелив лезвия - Спица собственной персоной, правда, крапчатая вся.
-Так... Поменяла имидж? Ладно, принимается.
Спица тотчас вернулась на руку. А что, так даже много лучше: прилипший к руке гвоздик... как-то не смотрелся... неудобно было. А сейчас просто блеск!
Спасибо, дружок! Я погладила Камень. Он вздрогнул, как живое существо, быстро-быстро замигал, а затем... стал уменьшаться. Я инстинктивно хотела отдёрнуть руку, но она словно прикипела к Камню. А он уменьшался, уменьшался, пока не стал размером с кофейное зёрнышко. Фрагмент цепочки, наоборот, вытянулся и образовал нечто вроде шейного браслета. Вообщем, всё стало походить на ювелирное украшение-кулон.
Курдуш восторженно зачмокал:
-Как славно-то! Теперь, госпожа, сможете носить его под рубашкой...

Кстати, о рубашке... хватит, пожалуй, мне голышом шастать! Попросила курдуша поискать мою одежку, и он довольно шустро запрыгал в сторону потайного закутка Яги.
Я повесила Камень на шею. Ожёг на мгновение ледяным холодком и стал быстро теплеть, а вскоре почти и не чувствовался на груди.
Я направилась к кровати. В следующие несколько секунд Камень поражал меня до глубины души: я ещё, как говорится, только собиралась подумать, а он уже исполнял. Будто рьяно пытался загладить свою вину: службу злым, недобрым хозяевам.
Так я непостижимым образом, играючи, запрыгнула на кровать, где Бакуня уже была освобождена от колдовских пут. И, как бы, между прочим, Камень умудрился облегчить поиски курдуша: невидимый пылесос прошёлся по всем абсолютно укромным уголкам и высыпал "трофеи" посреди комнаты. Чего тут только не было! 90% вещей  и предметов я видела впервые, и понятия не имела об их назначении. Нашлась моя рубашка, правда, грязнущая, а так же курдуш предложил мне совершенно новые штаны, куртку и полусапожки... Яги.
-Думаешь, налезут? Боюсь, маловаты будут...
Курдуш оценил мой юмор, расплылся в улыбке до ушей, ткнул пальцем на Камень:
-Попросите его растянуть.
Курдуш ещё не закончил фразу, как над вещами появилось оранжевое облачко и стало клубиться, убыстряя темп. Вещи поочерёдно втягивались в облачко, оно росло и темнело. Мы замерли в ожидании. Прошло не более трёх минут, и облачко... выплюнуло к моим ногам сначала чистую рубашку, затем штаны, куртку, а через паузу, сапожки. Всё моего размера – для "крохотки". Причём всё выглядело так, будто только что из пошивочного ателье на заказ. Облачко при этом стало серо-буро-малиновым. Остановилось, затем, как сигаретный дым, расползлось по комнате.
-Благодарю! - Я прикрыла Камень ладонью, сжала. Ответил лёгким толчком, точно клювиком торкнул. Действительно... живой? Если так, то "имя" Камень явно... обидное, что ли... Надо бы подобрать ему звучное красивое ЖИВОЕ имя... Кстати, курдуш тоже вполне заслужил...
-У тебя имя есть?
Смутился, потупил взор:
-Имя не помню... Все звали меня... Ягодка... насмехались...
-Почему? Дивное имя.
-Потому что не ел мяса, как все... Меня от него... тошнило. Только ягоды... Хозяйка отпускала в лес...
-А зимой как же?
-Я заготавливал...
-Молодец! Постой... а эти, другие хозяева отпускали?
-Нет... Но я могу несколько дней голодать...
-И сколько ты уже голодаешь?
Курдуш горестно вздохнул, уронил скупые слёзы.
-Ясно... А мы с Бакуней сколько здесь?
-Без дня седмица.
-Это что... шесть дней!?
Ягодка утвердительно кивнул.
-Да-а... Мои же с ума сойдут от догадок! Ладно, сейчас отнеси Бакуню в купальню, потом... подбери и для неё одежду. И будем выбираться отсюда. Потерпи ещё чуть-чуть, и будут тебе ягоды. Много ягод!

В купальне Бакуня пришла в себя. Увидев меня, расплакалась навзрыд. Однако, быстро взяла себя в руки  и принялась, остервенело мылить и тереть тело. Я вкратце рассказала, что произошло, пока она была в беспамятстве.
-Значит, этот поганец ещё жив?
-Думаю, да. Где-нибудь зализывает рану.
-Радует, что Камень опять у нас. Ничего, доберёмся и до поганца! Я вот этими руками прикончу его!
Забежал на секунду Ягодка, положил в очередной раз позаимствованные из гардероба Яги вещи, и скрылся. Камень тотчас приступил к их переделке. Бакуня запоздало ойкнула и опустилась в воду.
-Всё что нужно было, этот бедняга давно уже рассмотрел.
-Действительно, бедняжка... Этот поганец так издевался над ним...
-Знаю... Крылья спалил... А моя Спица ему ногу отсекла... Совсем зла не держит. Я бы так не смогла...
-Не люблю таких! В любую минуту может предать.
-К сожалению... Он просто хочет жить и служить. Без геройства и потрясений. Ягодка не виноват, что ему доставались не те хозяева.
-Ягодка? Его так зовут?
-Да. Питается только ягодами.
-Ягодки... Мд-а... - мечтательно протянула Бакуня. - Моя любимая еда... особенно подмороженная рябина... Это... это...
-Я поняла: супер!
-С у п ер?
-Есть такое у нас дурацкое слово. Обозначает всё, что не можешь выразить словами восхищения, восторга...
-Значит, и ты... с у п е р!
-Почему?
-Я не могу словами выразить восхищение тобой...
-Нечему восхищаться.
-Но Зазирка...
-Прекрати! Прошу тебя... Никакая я не Зазирка. Варька из Питера, трусиха и рохля... Восхищаться надо Ладанеей... Спицей... Без них что я? Ничто! Может, я такая же, как Ягодка.
-Не верю! Не верю! Я этого не слышала!
-Как знаешь... Но запомни: меня зовут Варя! Ва - ря! а не Зазирка, не Ладушка!

Пока мы находились в купальне, Ягодка привёл в порядок покои Яги, приготовил скромный поздний ужин. Подозреваю, что Камень существенно помог Ягодке: стены чистые, постель заправлена свежим бельём, кругом ни соринки. Горят сразу несколько факелов. "Светлячок", не гаснувший даже в воде, здесь дипломатично мигнул и погас.
Один вид еды пробудил в нас зверский аппетит, и мы лихо всё приговорили. Ягодка сидел поодаль и искренне радовался за нас. Даже прослезился. Я спросила, не хочет ли и он вымыться... бедняга, воспринял это как приказ.
-Да, госпожа, - и быстро упрыгал.
-Он тоже смотрит на тебя, как на... на... субер!
-Супер, - поправила я. - Пусть... может, хоть это излечит его истерзанную душу.
Бакуня двусмысленно хмыкнула.
-Ты чего?
-А говоришь, не Зазирка! Только Зазирка считала, что и у нежити может быть душа...
-Какая нежить... Милое существо. У нас таких в мультиках рисуют... добрых, светлых... Ладно, оставим эту тему на потом. Давай подумаем, как нам выбраться. Ты, как я понимаю, не сможешь... лететь...
-Не смогу, - горестно согласилась Бакуня. - Я сейчас как птенец... только пух...
-Будем выбираться ножками. Вопрос - как? Слишком много воинов снаружи... Допустим, из Твердыни выберемся. А дальше? Ров, кибитки...
-Нам помогут Камень и Боги! - встрепенулась Бакуня.

Вернулся Ягодка. И мы ахнули: чистенький и весьма довольный, шёрстка его поблёскивала, как и счастливые глаза. Ну, какая это нежить? Забавное, плюшевое существо, живое... как собака или кошка.
Я посвятила Ягодку в план исхода. Он предложил уходить через первый этаж правого крыла: там стена здания примыкает к крепостной стене. Как и Бакуня, Ягодка был убеждён в успехе.
А меня раздирали сомнения: одна я, конечно, пройду сквозь стены, а хватит ли сил пробить туннель для Бакуни с Ягодкой? Вдруг накладка получится... останутся замурованными в стене... Брр! только не это! Можно использовать Дар Ладанеи и сделать настоящий пролом, но тогда на шум сбегутся турчены... После купания и сытной еды, о! как не хотелось затевать кровавую бойню. Как же быть?
Долго ли сломить безвольную Варьку? Да ещё с таким напором, как у Бакуни. А взгляд Ягодки... Что говорить, сами понимаете...