Кошачий глаз. Главы 1 - 5

Глава 1

Бэтси Хоуп медленно поднималась по лестнице на второй этаж старинного респектабельного дома в одном из престижных районов Лондона в свою уютную квартирку. Только что горничная с первого этажа вручила ей два конверта дневной почты. Один из них (явно очередной счет – "это не срочно") она сразу положила в карман твидового жакета, а второй со вниманием рассматривала со всех сторон. Почерк младшей сестры, Мэгги, она узнала сразу. А так как писала Мэгги не часто, и конверт был объемистым, то Бэтси догадалась, что письмо важное.
Сумку на длинном тонком ремешке, который сполз с плеча, Бэтси пришлось неудобно прижимать тыльной стороной руки к бедру, так как в этой же руке она держала пакет с продуктами на вечер и на утро. Приблизив конверт к глазам, Бэтси разглядывала почтовый штемпель ее родной деревни (теперь, скорее, городка) Гринвуд, в графстве Кент, и на одной из марок – изображение явно их старинной родовой усадьбы Браунхаус. Это настолько ее обрадовало, что последний марш она пробежала почти бегом. Быстро открыла ключом дверь, поставила пакет со съестным на столик у двери, миновала прихожую, и даже не сняв уличные туфельки на шпильках, плюхнулась в кресло перед камином. Вооружившись лупой, Бэтси стала пристально разглядывать марку.
Да, сомнений нет – это их дом! Интересно, заметила ли это Мэгги или, может быть, эту марку специально выбрала их местный почтальон – мисс Попс? "Надо осторожно отпарить и сохранить эту марку", – решила Бэтси.
Скинув туфли и погрузив ноги в пушистый коврик у камина, Бэтси аккуратно вскрыла ножичком конверт и принялась, теперь уже неспешно, читать письмо, обращая внимание на ставший взрослым и ровным почерк сестры. И картинка на марке как бы увеличилась, и Бэтси вошла в нее.
"Боже, как все это кажется нереальным! Тихая размеренная жизнь в глухой провинции, где все так обыденно, заурядно, где все на виду и "все всем известно", и даже самые заметные события – рождения, женитьбы, похороны – не выходят за рамки этой обыденности", – размышляла Бэтси. "И я там жила бы и сейчас, даже не помышляя об иной жизни… Всего два года, а как все изменилось…"

_______

Элизабет Хоуп, двадцатитрехлетняя стройная элегантная женщина с бронзовыми густыми волнистыми волосами, подстриженными мягкой округлой линией до плеч, стала совсем непохожей на себя в юности. Тогда самой яркой чертой ее облика и характера была застенчивость и желание не быть на виду. Она унаследовала от матери большие серые глаза – умные и внимательные, – но ее миловидность тогда еще не проступила явно.
Невольно погрузившись в воспоминания, Бэтси отвела взгляд от первых строк письма с приветствиями от всех родных и близких и вдруг увидела себя семнадцатилетней девочкой-полуподростком (худенькой, но уже чуть выше среднего роста, с тяжелой косой на груди) в совершенно конкретный день. Это было, когда ее старший брат Майкл, как раз той осенью в свои двадцать пять лет уже женившийся, принес в дом новинку – магнитофон. Как это было весело и интересно!
Шумная стайка детишек, приятелей Мэгги, и все домочадцы собрались вокруг довольно большого полированного ящика с открытой крышкой, с двумя плоскими катушками: пустой и полно намотанной.
Сначала все расселись за круглым столом, на котором стоял магнитофон и микрофон. От волнения многие вскакивали, перебегали с места на место, кричали всякие глупости и мешали друг другу. Но вскоре пришла мама, миссис Вивиан Хоуп и быстро навела порядок. Она взяла на себя роль ведущей, и это у нее очень хорошо получилось. К каждому из детей по очереди она обращалась по имени (так, чтобы потом можно было опознать, кто говорит), задавала шутливые вопросы, а потом еще и просила что-нибудь спеть, прочитать стишок или скороговорку. Ребята постепенно успокоились и уже старались лучше предстать перед будущими слушателями.
Вошел Майкл, увидел, что запись дошла до самого конца одной стороны катушки, и предложил перемотать ее на начало, чтобы прослушать, что получилось. Все сидели притихшие, ожидая конца перемотки. Наконец, Майкл что-то повернул и включил запись. Раздался жуткий гвалт, отдельные выкрики, хихиканье, мычанье и прочие беспомощные средства обратить на себя внимание. Но вот послышался голос Вивиан Хоуп. Все с надеждой на нее посмотрели, и дальше каждый с замиранием сердца слушал себя, краснея, возмущаясь ("фу, как это я глупо сказал" или "это я от волнения пропустил целую строчку" и т.д.).
Дошла очередь до Бэтси. Мама ее, как старшую, спросила, любит ли она стихи Вудсворта и не сможет ли что-нибудь прочесть из его стихов для детей. И тут Бэтси услышала совершенно чужой, низкий (как у мальчиков старшего возраста) резкий, отрывистый голос. Она побледнела от ужаса – неужели это она, ее голос?! Это она так говорит?! Никто не удивлялся, не говорил, что непохоже, наоборот, мама ободряюще похвалила ее за хорошее чтение. Но Бэтси была убита! Она тут же выбежала из комнаты и ушла к себе наверх, упала ничком на кровать, уткнулась в подушки и даже не могла плакать. Мир рушился. Она не может жить с таким голосом. Бессмысленно ей расти, делать взрослую прическу или красиво одеваться. С таким голосом нужно замолчать! И тут слезы полились рекой. Такой несчастной она себя еще никогда не чувствовала. Бэтси не слышала, как тихо отворилась дверь и вошла мама. Она присела рядом с дочерью на кровать, стала гладить ее растрепавшиеся волосы, и ласково утешать:
– Милая Бэтси, поверь мне, когда год назад на благотворительном базаре меня тоже записали, я испытала шок, но оказывается, каждый себя слышит совсем иначе, чем окружающие. И ты напрасно так расстроилась: твой голос еще находится в становлении, и если ты немного над ним поработаешь, у тебя будет красивый голос "контральто" – редкий и очень ценящийся. Вспомни знаменитых певиц и драматических актрис с такими голосами. Ты и не заметишь, как все наладится.
Бэтси слушала и понемногу успокаивалась. Но еще много месяцев даже не входила в комнату, когда там записывались и слушали запись на магнитофоне.
Прошел год, и когда Бэтси исполнилось восемнадцать, и она сама уже видела, как похорошела, она решила заняться своим голосом всерьез. Никого не удивляло, что стеснительная Бэтси подолгу уединяется в парке или сидит на склоненном над речкой стволе ивы. Поэтому она часами училась говорить плавно, а заодно и двигаться плавно. Она произносила монологи перед воображаемыми собеседниками, декламировала стихи или просто читала по книге, отрабатывая технику. Но сам голос ей продолжал не нравиться. И тогда она стала развивать гибкость голоса – училась делать более богатыми мелодические фигуры, говорила то громче, то тише, иногда доверительнее, нежнее. И, наконец, сделала открытие: оказывается, ее низкий, как ей казалось, "грубый" голос приобретает мягкий, бархатный тембр, если сделать его грудным, то есть "спустить" в грудную клетку.
Когда она овладела всеми этими новыми свойствами своего голоса, как-то раз она решилась испробовать его на публике. Был день рождения у жены Майкла, Кэтрин. Все ее поздравляли; сказала свои несколько составленных заранее приветственных слов и Бэтси. Когда она кончила говорить, возникла тишина и потом все бросились обнимать Бэтси, потом Кэтрин, потом опять Бэтси, как если бы поздравляли и ее…
С тех пор постепенно эта особенность стала самой примечательной, когда кто-нибудь хотел отозваться о Бэтси Хоуп: "Ну, как же, это та девушка с дивным бархатным низким голосом".
Вскоре Бэтси привыкла, а потом практически и забыла о том, скольких усилий ей стоило обрести свою "изюминку".

Глава 2

Да, именно этот важный в ее жизни период вспомнила Бэтси, как только начала читать письмо. Он знала, что сейчас Мэгги проходит тот же период взросления, и из неуклюжей, порывистой, шаловливой златокудрой девочки с бело-розовым личиком превращается в красавицу, в чем-то сходную с Бэтси (ростом, фигурой, грацией), в чем-то отличную от нее. Мэгги как будто источала свет, не только сиянием лучистых, опушенных густыми ресницами глаз, но почти постоянной улыбкой и какой-то особенной легкостью юного тела. Мэгги была общей любимицей и рано привыкла к постоянно окружающим ее воздыхателям, но сердце ее было еще свободно и она никого не обнадеживала стать ее избранником. Мама следила за ее поведением и не поощряла проявления кокетства, внушая Мэгги мысль, что это – признак пустоты. Однако Мэгги, как ни странно, явно унаследовала и другие фамильные черты Хоупов – людей, привыкших к труду, умеющих добиваться своей цели, – и поэтому, когда считала нужным, проявляла твердость и решительность.
И вот, читая бегущие строки письма Мэгги, Бэтси за описаниями, не без юмора, их тихого провинциального бытия начинала угадывать цель, с какой Мэгги ей пишет.
"Дорогая сестренка, – писала Мэгги, – я так рада за тебя, за твою удачу в жизни, которая внезапно так благосклонно к тебе повернулась и дала возможность стать самостоятельной женщиной и осуществить свои планы и стремления! Я, живя здесь в глуши, сделала за последние два года все от меня зависящее, чтобы тоже подготовиться к такой жизни.
Ты, конечно же, помнишь наших старых друзей Флеммингов и их сына Энтони. Мы с тобой видели его только в детстве (особенно имея в виду меня). Потом он все время учился за границей и в Кембридже. Последний раз ты видела его два года назад, летом, во время его каникул. И это было в печальный год смерти старой миссис Грейсхольм.
И вот он недавно вернулся и, к удивлению многих, решил жить с родителями в своем родовом поместье – Билденберри – и начал преподавать в местной школе. Очень скоро он стал методистом и сумел добиться организации целого курса предметов, необходимых для обучения специальности секретаря-референта, владеющего стенографией, машинописью, делопроизводством и переводческими навыками.
Я, конечно, с усердием всем этим занялась, и милый Энтони (мистер Флемминг!) мне очень помогал, особенно в изучении языков. Благодаря его мягкому, но настойчивому упорству и требовательности у меня сильно продвинулись занятия французским, немецким и даже в небольшой степени итальянским. К школьной программе это добавило колоссально много! Особенно то, то я практически заговорила на трех языках. Этим я обязана Энтони!
И вот, теперь, окончив школу, я, кроме хорошего аттестата, имею еще и свидетельство о приобретении специальности секретаря-референта. Теперь передо мной открываются широкие возможности: я могу быть и гувернанткой или компаньонкой в аристократическом семействе, или секретарем какого-нибудь ответственного служащего, предпринимателя и тому подобное. Но, ты сама понимаешь, что в нашей глуши ничего подобного нет и не предвидится. А таких милых старушек, ухаживая за которыми, я бы внезапно оказалась их наследницей, уже тоже больше нет в округе…"
На этом месте Бэтси чуть поморщилась, почувствовав хоть и неявный, но укол.
Далее следовала просьба помочь ей устроиться в Лондоне, конечно, с тем, чтобы не обременять сестру проживанием у нее.
"…Я где-нибудь сниму комнату, возможно, с пансионом, чтобы не возиться с едой, а потом подберу подружку, как это теперь делается в Лондоне, для "совместного проживания одиноких порядочных девушек""…
– Ну, это уж совсем никуда не годится! Что скажут люди, если я, при своей обеспеченности, поселю такую юную девушку одну, без опеки, – подумала Бэтси… – Да-а, а вот это уже неожиданность!
"И вот, дорогая Бэтси, я уже взяла билет и приеду в субботу утром, чтобы пообщаться с тобой, осмотреть город за уик-энд, а с понедельника начну искать работу. Энтони любезно дал мне парочку адресов и телефонов своих кембриджских друзей: они непременно помогут, – писала в конце Мэгги. – Ты меня не встречай, я приеду на такси. Целую нежно. Твоя Мэгги."
– Хм! Вряд ли друзья Энтони за два года успели обзавестись связями, чтобы протежировать другим, – скептически думала Бэтси. И еще ей было заметно, что Мэгги все время апеллирует к авторитету Энтони и подчеркивает его участие в ее судьбе. А ведь, помнится, раньше Энтони явно симпатизировал Бэтси. И ей стало отчего-то грустно: все-таки в Гринвуде были свои близкие по духу приятели и преданные друзья, а пожалуй, в Лондоне никого, похожего на Энтони (умного, образованного, но не сноба, не хлыща) она пока не встречала… до недавнего времени, по крайней мере.
Бэтси смутилась от своих мыслей, но то, что собирается произойти – приезд Мэгги, – продолжало ее волновать:
– Что же делать?! Я очень люблю Мэгги. Но одно дело жить с ней дома, в Браунхаусе, где всегда есть возможность подолгу быть врозь, а другое – в однокомнатной, хотя и со спальней, квартире. 
Бэтси осмотрела свое, с любовью обустроенное, жилище. Гостиная с нежно серебристо-сиреневыми обоями под шелк большая по площади, но все в ней так расставлено, и каждая вещь и общая композиция продуманы и выверены. Естественно, любая перестановка, а тем более "выкраивание" как бы еще одной комнаты, совершенно погубит стиль! А ей хотелось, чтобы ее комнату увидели именно такой, какая она есть сейчас… Точнее, увидел…
…Грегори. После знакомства с ним на одном званом вечере, он несколько раз заходил к ней в цветочный салон. Каждый раз она выбирала ему цветы по его просьбе и затем, заплатив, он дарил их ей. А потом – как это было?...

Глава 3

Бэтси, уехав из дома, регулярно посылала родным дорогие подарки на Рождество и к дням их рождений, а письма писала маме. Два же первых в своей жизни отпуска она провела на курортах. И мама ее понимала и шутя советовала "наверстывать упущенное". При этом Бэтси сначала заезжала домой на 2–3 дня – приятно было всех повидать, пообщаться дома с родными, – но отдыхать хотелось на настоящих известных курортах, пока, правда, в Англии.
И вот, всего месяц назад, с начала августа, когда стояла прекрасная погода, свой второй отпуск Бэтси решила провести на южном побережье, в фешенебельном Сент Лу с великолепным парком и современным отелем, к которому вела роскошная мраморная лестница с уютными площадками (со скамейками в зелени для отдыха в тени). А внизу, у подножия лестницы, простирался безукоризненно чистый, благоустроенный пляж и лодочная станция в стороне, а за отелем – два теннисных корта, крокетная площадка и бассейн. По вечерам в парке или в обширном холле звучала приятная музыка и можно было потанцевать. Стоя у парапета открытой веранды приятно  было слушать приглушенный шум моря и звон цикад.
Всего одни день всем этим любовалась Бэтси в полной безмятежности духа. Но через день она обнаружила входящего в ресторан отеля к завтраку Грегори. Он подошел к Бэтси, широко улыбаясь:
– О, какая приятная неожиданность! Вы здесь?!
Бэтси не выразила удивления или сомнения, но ей хотелось верить, что он специально приехал следом за ней.
Три недели пролетели, как один день – с утра до вечера с Грегори! Отдыхающие привыкли видеть их вместе и полагали, что они – давние друзья. Однако их "безукоризненное поведение" не позволяло, хотя бы вслух, злословить насчет этой парочки. Они были так молоды и хороши вместе! Они не чуждались общения с другими обитателями отеля но практически ни с кем не знакомились близко; принимали участие в общих развлечениях или экскурсиях, но всегда общались лишь друг с другом.
Короче говоря, суд общественного мнения приговорил их к скорой помолвке или даже женитьбе.
Когда они бывали одни, у Грегори часто оказывался с собой фотоаппарат, и он снимал ее на фоне моря, солнца, зелени, на закате и ранним утром. Бэтси же была никудышным фотографом, и все ее попытки сфотографировать Грегори кончались неудачей: кадр либо оказывался смазанным, либо совмещался со следующим и т.п. В их коллекцию снимков не сподобились попасть и их спутники, ибо Грегори резонно объяснил, что потом, год-два спустя, до чего бывает скучно обнаруживать в альбомах совершенно забытые чужие физиономии. Бэтси была так увлечена, что с радостью соглашалась со всеми доводами Грегори. Ей хватало его одного!
И вот вечером, накануне отъезда, они сидели на террасе ресторана, где их столик стоял у самого парапета, и совсем рядом благоухали розы, в кустах гортензий и олеандров звенели цикады, а из зала доносилась негромкая, в мягких ритмах, музыка. Было почти темно, свечи на столе не зажигали; они не видели ясно лиц друг друга, а только руки на белой скатерти да по временам огонек горящей сигареты высвечивал профиль Грегори. Оба тихо потягивали через соломинку коктейль и молчали. Вдруг Грегори взял Бэтси за руки и приблизив их к себе по столу, положил на них свое лицо. И прохладные руки Бэтси ощутили, как горят его лоб и щеки. Грегори нежно поцеловал каждую ее руку в ладонь и запястье. Бэтси пронзил приятный ток, но она смущенно отняла руки и, тихо засмеявшись своим неподражаемым контральто, сказала:
– Вам больше не следует пить коктейль, а следует перейти на прохладительные напитки.
– Да, коктейль я больше не хочу, но меня пьянит ваше присутствие и близость, Бэтси. А голос, словно перебор струн арфы – он что-то делает со мной и я растворяюсь, таю, исчезаю и повергаюсь к вашим ногам, потеряв себя, как растворяется и исчезает пена морского прибоя. Не отвергайте меня!
– Что вы говорите, друг мой? – шепотом спросила Бэтси. – Какая же я арфа, я чуть ли не контрабас!
– О, не смейтесь надо мною, Бэтси, дорогая: я понимаю, мы еще мало знакомы, но я дерзаю надеяться, что когда вы поближе меня узнаете, вы полюбите меня, как я полюбил вас.
Сердце Бэтси отчаянно забилось, и ей казалось, что его биение слышно ему, и что это выдает ее истинные чувства, но она молчала.
– Умоляю вас, подумайте и скажите мне свое слово через две недели после того, как мы вернемся в Лондон. Я стал бы ждать и дольше, но пощадите – дольше не вынесу!
Они еще раз, держась за руки, обошли весь парк, прошлись вдоль берега моря, и на дорожке, ведущей к парадной лестнице отеля, Грегори ее поцеловал, запечатлев этим поцелуем все их счастливое пребывание в блаженном отдыхе.

Глава 4

За два дня до приезда Мэгги Бэтси решила полностью отложить дела по работе и не отвлекаясь продумать, как наилучшим образом устроить проживание сестры так, чтобы успокоить свою совесть, но и не лишать себя привычного комфорта. Ее начальница любезно дала ей день отдыха.
Утро следующего дня – солнечное и не по-осеннему теплое – Бэтси начала рано, в шесть часов. Легко и свободно двигаясь, она с удовольствием стала сама наводить чистоту и порядок, и в голове ее незаметно наметился план, как устроить "уголок Мэгги". Такое место она нашла и стала переставлять  туда небольшую уютную софу с парным к ней креслом, овальный столик с красивой фарфоровой столешницей, расписанной цветами и травами светло-зеленого и сиреневого тонов. Пододвинула к углу софы низкий сервант-бар на колесиках. В стене, в этом же месте, за сиренево-лиловой гобеленовой портьерой  скрывался обширный стенной шкаф, вполне вместительный для гардероба Мэгги. Поставила на столик прекрасную китайскую вазу со свежими желтыми хризантемами и залюбовалась полученным эффектом. Еще несколько небольших перестановок в оставшейся части гостиной – и сложился новый гармоничный и вполне элегантный облик всей комнаты. Правда, эта гармония получилась в отсутствие Мэгги, а что привнесет сюда она сама?...

_______

На следующий день, наскоро позавтракав и надев серый костюм и блузку цвета перванш , Бэтси поспешила на работу. День предстоял сложный. Намечалась встреча с тремя представителями фирм для заключения договора о проведении совместных выставок цветов с показом моделей известного дома моды.
Бэтси и ее директор мисс Хэвишем предварительно уже все обсудили, и Бэтси с ее обаянием отводилась роль неприступной крепости в момент решения о доле отчислений прибыли их главному салону.
…Бэтси шла на работу пешком. Она часто так делала, обдумывая на ходу всякие важные и неважные вопросы. Вот и сейчас, под впечатлением письма Мэгги, она вспомнила кольнувшее ее слово "повезло", и сразу мысли пошли в этом направлении.
Да, ей повезло. Но она это везение заработала честно и бескорыстно! Два года, с тех пор, как ей исполнилось девятнадцать и практически до совершеннолетия, она ухаживала за старенькой миссис Грейсхольм.
Старушка осталась одна: сначала похоронила мужа, а потом погиб ее единственный сын Джон. Он был моряком, и их корабль был потоплен в конце второй мировой войны в водах Средиземного моря. Горе чуть было не убило ее, но сила духа позволила постепенно вернуться к жизни, приняв ее как назначенный от Бога крест. Она уехала из усадьбы мужа, чтобы ни дом, ни все вокруг него не напоминало ей постоянно об утрате. Дом удалось продать, и старая Анжелика Грейсхольм переселилась в Гринвуд (в пятнадцати милях от прежнего дома) в уютный небольшой двухэтажный коттедж.
Его обустройству она не уделила слишком много внимания. Перевезенные мебель и вещи были ею правильно отобраны: ничего лишнего и вместе с тем все, что надо у нее есть.
На новом месте она не нашла сразу подходящую постоянную служанку. В ее возрасте и положении лучше было бы, чтобы с ней мог постоянно жить доверенный человек, но в нынешних условиях это была непростая задача. Считалось, что все ее новые знакомые ищут ей подходящую женщину, но пока безрезультатно. Все же приходящая служанка Нэнси, которую ей рекомендовали Флемминги, была расторопной и надежной особой. Она хорошо готовила и следила, чтобы хозяйка принимала вовремя лекарства, и все было бы хорошо, но, увы, у нее был свой дом, семья, и оставаться на ночь она могла  только как исключение, например, в случае болезни хозяйки.

_______

Как-то  Бэтси Хоуп разговорилась с миссис Грейсхольм на почте и вызвалась ее проводить до дому – поднести покупки. Живой ум, дивный голос девушки, ее воспитанность привлекли старушку и они стали встречаться: то за чашечкой чая в их единственном летнем кафе, то на прогулках. Эти прогулки, всегда не слишком дальние, но довольно продолжительные, совершались в парке, где можно было временами сидеть на скамеечках. В неспешных беседах каждая все больше находила для себя интерес. Старая миссис Грейсхольм была тактичным собеседником, и специально ничего не выпытывала у Бэтси, но та сама охотно делилась своими мыслями, переживаниями и мечтами. Очень ненавязчиво старушка воспитывала Бэтси. Будучи эрудированным человеком в литературе и искусстве, она исподволь, к слову, пересказывала Бэтси содержание известных, но незнакомых той книг, вводила в круг неизвестных для нее имен писателей, художников, композиторов, значительных исторических деятелей. И они, живо ею обрисованные, быстро и прочно включались в память девушки. Учила ее миссис Грейсхольм и хорошим манерам, принятым в светском обществе, для чего устраивала ленчи или чаепития с тем, чтобы приглашать на них кого-нибудь из наиболее влиятельных или просто хорошо воспитанных гостей. Это были то доктор Хэмфри, то господин мэр с супругой, либо местный викарий, тоже со своей милой женой, старый адвокат, несколько лет тому назад оставивший практику, и чета Флеммингов – леди Камилла  и сэр Хью.
Ценя ее добрые побуждения, Бэтси все больше привязывалась к старушке. Стать же компаньонкой доброй миссис Грейсхольм ей пока не позволяло то обстоятельство, что нужно было еще учиться и приобретать профессию. Пока же в ее семье этот вопрос не был решен. На своих дочерей, хотя и с пятилетней разницей в возрасте, мама, миссис Вивиан Хоуп, все еще смотрела как на детей, которым рано пускаться в опасное плаванье в мире взрослых.
Однако зимой следующего года здоровье миссис Грейсхольм резко ухудшилось. С осени она уже практически не выходила на улицу. Сдавало сердце, нередко она стала страдать одышкой, и доктор Хэмфри частенько ее навещал, стараясь подобрать разные лекарства. Иногда после очередного визита он грустно покачивал головой и Бэтси с Нэнси понимали, что он озабочен, и строго следили за соблюдением всех его назначений. Они оберегали старушку от волнений и любых нагрузок, настаивали на обязательном дневном отдыхе. Но та упорно не хотела считать себя серьезно больной и всячески, по-детски, увиливала от приема микстуры, то от некоторых процедур.
– Что толку в этих пилюлях? Я в них не верю. Хороший сон ночью – а я пока не жалуюсь на бессонницу – и постепенно к весне я опять окрепну, – заявляла миссис Грейсхольм.
К тому же свои недомогания старушка всегда объясняла капризами погоды, за которой пристально следила и даже вела график температуры и отмечала сведения об осадках. Естественно, что в Англии переменчивость погоды всегда давала повод ссылаться на нее как на причину плохого самочувствия. Особенно сопротивлялась миссис Грейсхольм тому, чтобы Бэтси или Нэнси из-за нее оставались в коттедже на ночь, считая, что это лишняя опека, которая ее стесняет.
– Мои милые, когда все, что вы с доктором от меня требуете, сделано: лекарства на ночь приняты и я спокойно ложусь спать, то за исключением действительно редких случаев я прекрасно просплю до утра. Иначе, значит, вы не верите в действие всего того, чем меня пичкает доктор. А разбойников и грабителей в нашей округе не водится, так что я не боюсь быть одна. К тому же у меня телефон в изголовье кровати, и уж в крайнем случае я позвоню вам или доктору, если это понадобится.
Бэтси понимала, что необходимость не оставлять старую миссис на ночь одну вскоре все равно должна была наступить, но, как это нередко бывает, не хватало решимости настоять на своем: прежде всего поговорить об этом с родителями, а потом уже поставить перед фактом саму миссис Грейсхольм. "Отныне я ваша компаньонка – по собственному желанию, то есть по дружбе, а не за плату. Не прогоните же вы меня, которая вас так любит?!" – намеревалась сказать Бэтси со дня на день.
Между тем дружба этих двух таких разных по возрасту женщин крепла, и обе они ею все более дорожили. Бэтси искренне могла сказать, что полюбила милую старую Анжелику, и что другой такой подруги у нее нет.
В декабре месяце бедная старушка переболела гриппом, который протекал тяжело, и Нэнси и Бэтси по очереди ночевали у нее. Она уже не отказывалась от их помощи. Бэтси научилась ловко ставить горчичники, банки, делать припарки, обтирания и компрессы. И миссис Грейсхольм это не тяготило, но стал постепенно сдавать ее прекрасный ум: она часто забывала совсем недавние события или простые слова, и очень от этого страдала. Однако по-прежнему могла вести беседы, когда ей было полегче, об искусстве, морали, этике.

Глава 5

Однажды  Бэтси, которая последние два года слегка подрабатывала в местной библиотеке (всего по два-три часа два раза в неделю) с тем, чтобы там кое-что читать полезное для своего развития, в основном по цветоводству, утром шла к миссис Грейсхольм попозже, примерно к часу пополудни. Все время с самого утра у той была верная Нэнси, и Бэтси была спокойна, что служанка справится без нее. Когда она пришла в дом миссис Грейсхольм, то застала старушку достаточно бодрой, в весьма здравом уме, но чем-то обеспокоенной. Расспросив Нэнси, Бэтси выяснила, что у старушки час назад была незнакомая посетительница с визитом, о характере которого Нэнси ничего не знала, а миссис Грейсхольм явно не хотела говорить на эту тему. Она даже не предложила гостье чая, для чего обязательно бы вызвала свою помощницу.
– Нэнси, но хоть как она выглядела? – спросила Бэтси.
– Описать ее очень трудно, мисс Бэтси, она вся была какая-то смазанная, в неяркой шляпе под серой вуалью, однотонной темной одежде. А когда я помогла ей раздеться в прихожей, то она мало в чем изменилась. Только и помню, что была она в очках. Вот и все, – неуверенно сказала Нэнси.
Когда Бэтси вошла в гостиную, где миссис Грейсхольм сидела в удобном кресле перед маленьким столиком, та очень обрадовалась и вся как-то устремилась к Бэтси:
– Садись скорей, девочка моя милая; как хорошо, что ты уже пришла. Скажи мне, пожалуйста, пока я не забыла, когда тебе исполняется двадцать один год?
Бэтси с удивлением посмотрела на миссис Грейсхольм:
– Теперь уже очень скоро, в начале марта, то есть меньше, чем через месяц, – ответила она и, чтобы как-то прояснить цель вопроса, добавила, – так что я стану совсем самостоятельной. И вот уж тогда переберусь к вам как вполне подходящая "в совершенных летах" компаньонка!
Миссис Грейсхольм обрадовано засмеялась, погладила Бэтси по руке и, успокоенная, откинула голову на спинку кресла. Но уже через пять минут опять взволновано и решительно заговорила:
– Вот что, дорогая. Свяжи меня, пожалуйста, с моим поверенным – вот тебе его телефон.
Бэтси взяла записную книжку с указанным номером, набрала его и попросила соединить ее с мистером Крейсби. Ответила его секретарь и узнав, что с ним хочет поговорить миссис Грейсхольм по срочному делу, передала трубку самому мистеру Крейсби. Старушка слегка дрожащей рукой взяла трубку, в которой раздался внушительный баритон:
– Алло, миссис Грейсхольм? Рад вас слышать…
– Мистер Крейсби, я настоятельно прошу вас, не откладывая, посетить меня в Гринвуде. Если у вас нет других важных дел, то я жду вас завтра же! Надеюсь, вы догадываетесь, по какому поводу?...

_______

На следующий день приехал весьма представительный господин, которого Нэнси проводила к миссис Грейсхольм. Та ждала его с явным нетерпением. Нэнси вышла, а почти через час (в течение которого их никто не беспокоил) мистер Крейсби пригласил кухарку и садовника по очереди в комнату. Там они пробыли недолго, а вскоре, попив кофе (мистер Крейсби отказался от чая), он пожелал миссис Грейсхольм полного выздоровления, поцеловал ей руку, и откланявшись уехал.
После его ухода обессиленная, но явно удовлетворенная, миссис Грейсхольм заснула.
Пришла Бэтси, и они с Нэнси, сидя за чаем в кухне, говорили о хозяйке дома.
– Нэнси, я так признательна моей миссис Грейсхольм! Ты помнишь, что еще прошлым летом она настояла на том, чтобы я училась водить автомобиль. Как я была удивлена этим предложением! Ведь у меня нет и не предвидится машины. Даже Майкл пока обзавелся только грузовичком для своих сельскохозяйственных работ. И тут вдруг миссис Грейсхольм говорит мне, что машина у нее есть! "Как это?" – спрашиваю я. – "Да вот, в одном из этих утепленных сараев все это время стоит машина моего Джона. Была она совершенно новая, он не успел на ней поездить, а ушел на фронт. Конечно, от многолетнего стояния без движения, она, вероятно, нуждается теперь в основательном ремонте. Но это я беру на себя. Я уже созвонилась с местным мастером – таксистом Полем Робинсоном, и он согласился привести ее в порядок. А затем обещал ежедневно заниматься с тобой." – Я прямо ахнула и расцеловала миссис Грейсхольм: "Но ведь это дорого!" – "Не беспокойся, моя милая, я не взялась бы за это дело, если бы оно было мне не по карману". Как я упорно училась, ты, конечно, знаешь: съезжала в кюветы, наезжала на столбы, и чуть не передавила тут всякую живность. Но осенью, без особого блеска, я все же сдала экзамен и получила права. Ну что за прелесть наша старушка! Теперь, когда она окрепнет, я смогу возить ее на прогулки. Так что, Бог даст, я со временем стану не только компаньонкой, но и личным шофером доброй миссис Грейсхольм.
– Да, – поддержала ее Нэнси. – Доброе и щедрое сердце у нашей хозяйки. Что ни говори, а таких, как она, днем с огнем не сыщешь. Ведь это она братишку моего, который без отца растет, пристроила в ученики к мастеру-портному, заплатив за все время его обучения. И вот теперь он уже здорово как шьет в мастерской. Спасибо ей, и дай ей Бог здоровья!
Немного погодя миссис Грейсхольм проснулась и сидела на своем обычном месте (в кресле у окна). Бэтси читала ей книгу, но та о чем-то сосредоточенно думала, едва ли улавливая читаемое. Вдруг она попросила Бэтси снять с книжной полки альбом с семейными фотографиями. Бэтси не раз его видела, поэтому она уверенно подошла к полке, подняла стекло, но… альбома на месте не оказалось. Поиски не дали результатов, так что пришлось убедиться, что альбом пропал. Это очень озадачило и огорчило старушку. Бэтси и Нэнси утешали ее тем, что часто потерянное находится, но не сразу, и где-нибудь в непредвиденном месте. Но миссис Грейсхольм все равно была встревожена. Очевидно, эта тревога так и не прошла, хотя она и старалась больше ее не показывать.

_______

Время шло, и постепенно миссис Грейсхольм стала выкарабкиваться из болезни: начала с аппетитом есть, порозовела, почти не жаловалась на одышку. Однако большую часть дня все еще проводила в кресле у окна, а по вечерам – у камина. Днем ее настойчиво уговаривали полежать, и она всякий раз говорила, что делает это только из уважения к доктору, но при этом почти всегда уютно засыпала на часок-полтора.
Однажды в отсутствие Бэтси миссис Грейсхольм посетила ее старая приятельница – "дорогая Джейн", как она назвала ее при Нэнси. Еще два визита мисс Джейн Марпл – таким оказалось имя этой старой приятельницы – Бэтси застала уже сама. О первом же посещении Нэнси рассказывала:
– Они весело вспоминали свои прежние годы, своих приятельниц, "с которыми так интересно было поболтать за чашечкой чая – всегда-то узнаешь что-нибудь интересное из того, что происходит, но еще не все знают", – говорила мисс Джейн. И так они обе растрогались, вспоминая эти чаепития в Сэнт-Мэри-Мид, куда по временам на недельку-другую приезжала миссис Грейсхольм, что гостья захотела полюбоваться на фотографии, где эти чаепития были засняты. Я еще раз поискала, но альбом так и не нашелся. Тут мисс Джейн тоже стала встревоженной, и хотя я ей показала на стенах, среди многих фотографий, парочку тех самых чаепитий, она все недоумевала, куда же мог исчезнуть целый альбом. Я-то говорю, что обычное это дело – не на место положили, мол, найдется. Но тут обе старушки еще больше взволновались, когда миссис Грейсхольм вспомнила, что уже больше двух месяцев как обнаружилась эта пропажа – "после визита той дамы". Ох, уж эти мне старушки! Им лишь бы поволноваться, – со смехом заключила свой рассказ Нэнси.

_______

В течение нескольких месяцев нездоровья миссис Грейсхольм Бэтси, кроме ужина дома и ночного отдыха, почти все время проводила в коттедже. В короткий час вечером перед сном она обычно подробно рассказывала маме, да и папе, когда он бывал с ними, а не в кабинете, как идут дела у миссис Грейсхольм. Ее слушали с большим участием и сочувствием, иногда только сетуя, что теперь так редко видят Бэтси дома. Кроме домашних, Бэтси в это время практически ни с кем не встречалась. Ее видели на улицах Гринвуда вечно спешащей либо к домику миссис Грейсхольм, либо в аптеку или еще куда-нибудь по ее поручениям. И в городке ее преданность старому больному человеку вызывала уважение.
И вот, примерно за неделю до дня рождения Бэтси, окончательно сошел снег, заметно потеплело, начало ярко светить солнце, заголубела каждая лужа; остро запахло весной, а деревья и кусты сначала изменили свой цвет от бродившего в них сока, а потом уже целые заросли кустов прозрачно зазеленели, как бы нарисованные разбавленной краской, и нежно запахли их липкие блестящие листочки. Наконец-то пришла весна!
Однажды Бэтси спешила к миссис Грейсхольм. Яркий закат, отпылав, уступил место легким весенним сумеркам. Неожиданно Бэтси столкнулась с Энтони Флеммингом, который поджидал ее недалеко от коттеджа.
– Бэтси, мы так давно не виделись, и я так часто думал о тебе все это время. Завтра я опять уезжаю в Кембридж: этой весной я кончаю свое обучение там, и я еще не знаю, как сложится моя дальнейшая жизнь и работа. Я вижу, как ты занята, но позволь мне пригласить тебя сегодня в кино. Это старая хорошая картина с Гретой Гарбо. Может быть, Нэнси посидит вместо тебя с миссис Грейсхольм, а тебя они отпустят на один вечер?
– Спасибо за приглашение, Энтони; пожалуй, я с большим удовольствием пойду с тобой в кино. И мне действительно хочется перед твоим отъездом хоть раз побыть с тобой. И вообще, я почти ничего не знаю о твоей жизни и планах. Конечно, я попрошу Нэнси побыть до конца дня с миссис Грейсхольм. Я знаю, что она даст ей лекарства, уложит в постель и не уйдет, пока не убедится, что все в порядке.
Вдвоем с Энтони они шли по быстро темнеющей улице. Ароматный весенний воздух чуть кружил голову, им было хорошо вдвоем. Вот зажглись фонари. Было видно, как счастлив Энтони идти рядом с Бэтси.
На углу главной улицы и переулка, ведущего к коттеджу, они встретили как всегда спешащего доктора Хэмфри. Бэтси обрадовано подбежала к нему:
– Доктор, миссис Грейсхольм ведь поправляется – вы сами говорили об этом. Но все же не могли бы вы завтра ее навестить? Так мне было бы спокойнее.
– Да-да, – откликнулся доктор, – я непременно ее навещу, если только не помешает то, что одна моя пациентка на сносях и может вот-вот родить – простите за такие подробности. Если это произойдет, то придется к ней ехать, а это на одной из дальних ферм. Боюсь, что роды будут сложными.
– Ой, бедняжка! Доктор, а может быть тогда вы прямо сейчас выпишете свежие рецепты, потому что лекарства, которые вы ей обычно назначали, уже заканчиваются.
– Ну, разумеется, – и доктор достал из чемоданчика блокнот с пачкой бланков, на которых быстро написал три рецепта: два лекарства в таблетках и одну микстуру для приема каплями. – Как принимать, вы знаете, да там это и написано. Большой привет миссис Грейсхольм и до скорой встречи.
И доктор Хэмфри побежал по очередному вызову.
Бэтси и Энтони поспешили в аптеку, которую пожилой солидный фармацевт уже собирался закрывать, но увидев Бэтси, безропотно впустил их с Энтони и выдал порцию свежих лекарств…
– Конечно, моя милая, – сразу же бодро заявила миссис Грейсхольм в ответ на просьбу Бэтси. – Я себя превосходно чувствую, и со мной до моего сна посидит Нэнси. А ты иди спокойно и отдохни как следует. Привет от меня Энтони. Он мне очень симпатичен, и я хотела бы, чтобы ваша детская дружба выросла в большую любовь!
Бэтси, смутившись, рассмеялась, поцеловала старушку, успела еще раз показать новые упаковки лекарств:
– Из каждого стеклянного пузырька по одной таблетке и двадцать капель в воду на ночь из бутылочки с микстурой.
Старушка с ироничной тщательностью повторила урок, беря каждую скляночку в руку, встряхивая ее и при этом правильно называя все лекарства. Нэнси, улыбаясь, наблюдала эту сцену.
Бэтси выбежала на улицу, и ей так и запомнился Энтони, который ждал ее у калитки под фонарем, но уже с букетиком фиалок.
И они ушли, молодые и счастливые…