150 и кружка пива

К ВОПРОСУ О ПОКАЗАТЕЛЯХ
Говорят, что Россия верно и неуклонно спивается. Будто бы потребление алкоголя за последние годы настолько возросло, что приблизилось к угрожающим показателям, за которыми стоит неминуемое вымирание населения страны.

Лично я в это не верю. По той простой причине, что я помню, как пили добрые советские люди 30-35 лет назад. Куда бы ни поехал – везде было одно и то же. Везде пили всерьез и надолго. Если бы показатели потребления алкоголя росли так, как нам говорят, то мы давно бы уже пропили армию, Газпром и Кремль.

Но поскольку Газпром еще не пропит, то наши дела, пожалуй, не так уж плохи.

* * *
Вообще-то все люди на земле употребляют алкоголь. Разве что мусульмане воздерживаются, но про них особый разговор, поскольку вместо алкоголя они курят и жуют разные сомнительные вещества, и еще неизвестно, что хуже и что лучше… Недавно ехал с одним таджиком в поезде до Питера. Нормальный мужик, из образованных. О религии и нравственности рассуждал. И всю дорогу жевал зеленую пасту. Для бодрости, говорит. А по нашему уж лучше принять классические сто пятьдесят и кружку пива, чем каждые полчаса жевать эту зелень.

ВСПОМИНАЯ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ
Пожилые люди ворчат, что при власти Советов было гораздо нравственнее. Партия, как-никак, присматривала и рулила. Омрачала настроение народа ограничением продаж ликероводочных изделий в одни руки. Умеряла часы работы винных отделов. За появление на рабочем месте в нетрезвом виде грозило увольнение по 33 статье КЗОТ.

Вот только все это было, как бы сказать помягче, несерьезно. Больше для вида. Даже школьники знали, что бюджет СССР состоит на четверть из доходов от продажи алкоголя… Тут уж впору рассуждать о поддержке пьющей братией родного государства, партии и правительства.

* * *
Народ пил – и дома, и на природе, и на работе. Пили по известному русскому правилу: упал – хватит. Начальничкам было легче – к их услугам имелся собственный кабинет, где всегда можно было без помех опрокинуть стаканчик-другой, а то и просто уехать «по делам», все равно никто слова не скажет. Работяги приноравливались, как могли. Главное было пронести через проходную.

И вот что я скажу: выпивалось огромное количество спиртного, но никто из этого не делал выводов о катастрофах и катаклизмах в жизни советского народа. Кому-то это пьянство даже казалось нормой, неписанным законом быта советских людей – интеллигенции, рабочих и колхозников.

ТВЕРСКАЯ СЛОБОДКА И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ
Нет, я не отрицаю, что какая-то духовность и культурка были и в советское время. Балет, космические корабли, романы Валентина Пикуля.

В нашей слободке культурные ценности были иные. Балет и космические корабли были нам недоступны. Центрами культурной жизни слободы было несколько продовольственных магазинов. И потому культура большинства ее обывателей формировалась в винных отделах. Что выбрать: портвейн или гнилуху (дешевое плодово-ягодное вино местного завода)? Культурный шок возникал, когда в магазин завозили нечто новенькое. Впрочем, новенькое оказывалось той же самой бурдой, только с другой этикеткой.

* * *
Сосед дядя Боря работал электриком и пил так, как пили все порядочные электрики. От вина он давно потерял мужскую силу, но после стакана-другого обязательно пытался поставить эксперимент с совокуплением и доказать-таки супруге, на что он еще способен. Эксперимент кончался неудачно. Жене беспокойного электрика опыты по совокуплению были в тягость, но дядя Боря удерживал ее на брачном ложе, приставив к шее отточенную отвертку.

В следующем доме жил дядя Саша. По причине пьянства к исполнению супружеского долга он тоже был неспособен. Хотя ему всего-то было около 40. Через его жену, толстушку Нинку, прошли все наши подростки. Нинка была безотказная. Ее положение понимали, и не обижали.

Далее был дом дяди Вани. Погиб на своей супруге, исполняя супружеский долг. Геройская и почетная смерть. Вместе с женой пил, ей ничего, а у него сердце не выдержало двойной нагрузки.

Так, за ним жил дядя Коля. Татарин по национальности. Тоже пил, и потому никогда не мог с миром закончить исполнение супружеского долга. Но мужичок он был упорный и продолжал долбить жену, пока ту не схватывал сердечный приступ. Их дочка бежала вызывать скорую помощь. А дядя Коля выходил на улицу покурить – мокрый от пота и злой, как собака.

На краю улицы обитал мужик, имени которого я уже не помню. Мы его звали агрессор по причине заводного характера. Иногда он заходил в наш двор и самоотверженно напрашивался на драку. Жил он один, подружек у него тоже не было. Иногда его можно было застать мастурбирующим прямо на улице. Зато каждое утро шел на работу в чистой рубашке. Сам стирал. Молодец.

Напротив нас стоял дом дяди Вити. Когда дядя Витя напивался, то выбегал из своего двора с топором и грозил врагам. Детвора пряталась от него по кустам. Никто же не знал, что у дяди Вити на уме… а сам он по трезвости не говорил, кто именно зачислен у него во вражеский стан…

Рядом с ним жил еще один дядя Саша. Здоровенный детина, но тихий и незлобивый. Пропил в доме все, что можно было толкнуть бессовестным теткам, которые прекрасно понимали, что продается унесенное из родного дома. В одно выдающееся жаркое лето этот дядя Саша повадился в подпитии купаться на Волге. Добром это не кончилось. В то же лето и утонул. Злые языки говорят, что его жена и дочка на похоронах совсем не плакали.

С другой стороны шел дом дяди Славы, который после смерти своей жены впал в меланхолию и запил так, что все думали, что запой кончится наложением на себя рук. Все переменилось в один прекрасный вечер, когда он подцепил в горсаду развеселую бабешку. В доме его наступило такое веселие, что все бабы с нашей улицы стали злобиться на их счастье. Как говорится, вино в их доме лилось рекой. Правда, через пару недель дядя Слава прогнал эту бабешку за растрату. Но скоро нашел другую, потом третью, четвертую… Веселие Руси в одной отдельной слободке продолжалось несколько лет, пока дядю Славу не хватил инфаркт.

Дед моего друга Валерки после смерти жены тоже обзавелся каким-то существом женского пола. С виду – так, бесцветная старушенция. Но эта старушка оказалось на редкость опытной в винопитии и любовных ласках. На удивление соседей, и дед не ударил лицом в грязь. Валерка смеялся:
– Как к деду ни зайдешь – все трахаются, как кролики.

Помню еще одного мужика с нашей слободки – милиционера дядю Валю. С дежурства шел строго прямо, на автопилоте. В глазах отражалось немереное количество выпитого. Дойдет до своего дома, откроет дверь и – это надо было видеть – рухнет, как подбитый бомбардировщик. Жена, ругаясь, втаскивала его во двор.

Наконец, был и такой персонаж как Серега Кудряшов. Пил вместе с матерью. С нею же и сожительствовал. И в самом деле, чего только не бывает в жизни крепко пьющих людей? Всего и не перечислишь…

И это, заметьте, происходило не в какой-нибудь загнивающей Америке, а у нас, на родных российских просторах.

* * *
Пить у нас начинали с тринадцати лет. Первые дни рождения подростки отмечали красненьким. Чуть позже появлялась водка. За год-другой ребята приучались поддавать наравне со взрослыми. Как я помню, пацаны нашей улицы пробавлялись исключительно дешевеньким портвейном. Изредка выпивки украшались молдавским коньяком, алжирским вином (которое большинство дружно отвергло как безнадежную кислятину) или кубинским ромом (который мы пили стограммовыми стопками и считали, что это пойло несравненно хуже нашей водки).

Так росли мы, так росло большинство парней нашего города. Пьяный образ жизни казался нормальным и единственно возможным. Все остальное – для чудиков. Ничем особенным мы не интересовались, даже девчонками. Лично мне помогли выстоять в борьбе с пьянством мое слабое сердце и любовь к чтению. Обернись дело иначе – неминуемо пополнил бы пьющие ряды своих сверстников.

Наверное, жизнь моих товарищей сложилась не очень красиво. Половина побывала в местах заключения, кто-то спился, пойдя по стопам отцов, кого-то уже отнесли на кладбище. Многие потеряли семьи…

* * *
Слободка утыкалась в пустыри, заросшие кустарником. В теплое время года там собирались любители выпить на природе. Иной раз все пустыри до самой Волги кишели группами по трое-четверо человек. Мимо сновали проворные старушки, подбирая брошенные бутылки. Под конец месяца на пустыри заглядывала милицейская машина – выполнить план по вытрезвителю.

С наступлением сумерек родные окрестности заполнялись любовными парочками. То тут, то там белели голые задницы. Прямо что твой Золя… Тут же пили, тут же и занимались любовью, не особенно беспокоясь по поводу проходящих.

КАРТИНЫ ДАВНЕГО ПРОШЛОГО
Помню, одним прекрасным летним днем я гулял по берегу реки Тьмаки – небольшой речушки, впадающей в Волгу прямо в центре города. Речушка живописная, но загрязненная отходами и бытовым мусором. Дойдя до здания нынешнего Тверь-Энерго, стоящего как раз на берегу этой измученной реки, я увидел нечто такое, что врезалось в мою память на всю жизнь. Дно Тьмаки, сколько можно было видеть, было усеяно флаконами из-под одеколона. Не бутылками, а именно флаконами. Будто специально кто дно выстлал. Будто самосвал сгрузили… Тысячи флаконов. Как я ни вглядывался в глубину нечистых вод – все сплошь флаконы.

Я знал, что в нашем городе крепко пьют, но чтобы так…

* * *
Будучи студентом, я подрабатывал грузчиком на местной фармацевтической фабрике. Там я увидел такие сцены пьянства и таких мастеров винопития, что все прежде виденное мной на тему выпивки было как бы прелюдией…

Грузчики и другие работники пили продукцию своего родного предприятия с самого утра. Как только переступали порог проходной. А производили на фабрике настойки – из пустырника, боярышника, корня калганы. Крепость настоек – 76 градусов. К обеду эти «фармацевты» накачивались до невменяемого состояния. Их увольняли, на их место приходили другие, такие же несчастные любители пустырника…

* * *
Советские праздники у нас любили за разрешенное начальством всеобщее попойство и пропойство. В праздник смело можно было нализаться и идти по центральным улицам, и ни один милиционер не придирался к рабочему человеку, залившему за воротник бутылку-другую.

* * *
Особый разговор надо бы завести о селе, куда нас посылали отбывать трудовую повинность. Представьте глухую деревню тверского края… Дикое пьянство аборигенов. Бывали дни, когда вся деревня так напивалась, что на улице не было видно ни души. Тамошние мужики были непредсказуемы – могли тебе улыбаться, пить с тобой, петь и плясать, но наступал момент, когда они теряли над собой контроль, хватались за топор и бегали по деревне не хуже слободского дяди Вити…

ПЕЙ ДО ДНА!
Вроде бы пили у нас всегда. Начиная с Петра Первого. Говорят, что у царя не было денег на войну со шведами. Бояре не хотели войти в положение и не давали денег на строительство флота. Зачем помогать царю-антихристу? Вот Петр Алексеевич и решился на спаивание народа – раскинул по России сеть кабаков. Деньги потекли в казну рекой.
Кстати сказать, в этих кабаках отличившимся на войне служивым бесплатно подавали чарку водки. Надо было только показать медаль. Посетит герой несколько кабаков – и валяется в канаве.

* * *
Я не идеалист. И потому не сторонник абсолютной трезвенности, при всем моем уважении к защитникам абстиненции. Полагаю, что если мы полностью запретим алкоголь, то в России начнется брожение умов, возникнет недовольство жизнью, появятся мысли о неадекватности правительства… поднимут головы сепаратисты и заговорщики, а там недалеко и до смуты. Россия – не Финляндия! Это финнам можно запретить продажу спиртного, и все промолчат. Подумают несколько раз и согласятся. А у нас подумают и напьются одеколона, лосьона какого-нибудь, стеклоочистителя, политуры, клея. Да мало ли какую гадость может залить в себя русский человек?

По моим многолетним наблюдениям за питием россиян, наша беда в том, что мы пьем «строем». Разливаем бутылку на троих – и тут же всю выпиваем. Морщимся, давимся, рыгаем, но опустошаем. Наливаем в стопки и пьем до дна. И все за тобой присматривают, выпил ты или нет? А если нет, то кривят губы – о, этот тип отпивает по чуть-чуть… Не тяни, пора разливать следующую, и так прошло уже больше пяти секунд!

А еще это проклятое присловие: пей до дна! пей до дна! Не хряпнул с размаху – значит, не уважаешь. Честное слово, не нравится мне эта привычка. На том же Западе давно догадались не вмешиваться в процесс употребления алкоголя. Кто сколько выпил – его дело. В старину там тоже приставали с «пей до дна» и «давай еще». Но с этим стали бороться. Так в Женеве XVI века городской совет постановил штрафовать тех посетителей кабаков, которые злостно принуждают своих собутыльников пропустить еще по одной… Постепенно женевцы отстали от своей привычки. Разольют – и пей, как хочешь. Хоть до утра сиди со своей рюмкой. Свобода и демократия налицо.

ВОДКА ИЛИ ТЕКИЛА?
Только не подумайте, что я, вспоминая дни былые, умиляюсь сегодняшнему положению дел на винном фронте. Да, народ по канавам валяется уже не так густо. Давно не встречается в общественном транспорте классический тип пьянчуги, что выкрикивает угрозы, встревает в разговоры пассажиров и блюет себе под ноги. И молодежь сегодня налегает в основном на «Клинское» и «Балтику», а не на водку. Наконец, на работе все меньше желающих рисковать своим положением ради удовольствия захорошеть, не отходя от станка. Если риска нет, то выпьют, конечно. А так – воздерживаются. Средний класс стал интересоваться дорогими напитками, о которых мы прежде читали только в зарубежных книжках: виски, текила, сакэ, чинзано, мартини… Оптимисты видят в этом верный признак оздоровления нации. Ведь культура народа проявляется прежде всего в отношении к алкоголю, и только потом идут балет, театр и прочие изыски. Культурные народы пьют понемногу, и при этом довольны жизнью.

Наши оптимисты крепко надеются на экономику. Дескать, дайте мужику заработать хорошие деньги, и он захочет стать буржуа. Обретет мечту и прекратит злоупотреблять.

* * *
Вот только слабо верится в эти надежды. Подозреваю, что все нынешние подвижки – внешний лоск, не затрагивающий устоев. Стоит ухудшиться экономической обстановке, народ снова вернется к прежней норме пития: упал – хватит.
Но что же в таком случае? Неужели нет никакого решения этого проклятого вопроса?

ХРИСТИАНСКОЕ РЕШЕНИЕ ВОПРОСА
Решение есть у российских протестантов. Они добились того, что в их общинах употребление алкоголя, если не исключено полностью, то по крайней мере сведено к минимуму. Христианин, живущий по Слову Божиему, ищет радость и утешение не в вине, но в общении с Господом и своими единоверцами. Скажу так: веселие протестантской Руси есть чтение Библии, молитвы и пение псалмов.

Община воспитывает правильное отношение к жизни. Поэтому для протестанта водка – символ несвободы и духовной несостоятельности. Если ты со Христом, то как можно напиваться до безумия, вести бессвязные речи и терять над собой контроль? Если ты теряешь над собой контроль, то это значит, ты отдаешь его в чьи-то руки.

Неудивительно, что с таким мировоззрением протестантские общины являют собой благоухающие оазисы трезвой жизни на всей территории Российской Федерации – от Калининграда до Владивостока. Жаль, что правительство никак не догадается дать протестантам зеленый свет. Если бы людям Библии разрешили беспрепятственно проводить свои собрания и проповедовать Евангелие, можно не сомневаться: за несколько лет общее потребление алкоголя в стране снизилось бы до терпимой рюмочки перед сном. Что бы сделали протестанты? Всего-навсего они бы создали повсюду свои общины. Представьте: кругом протестантские общины, состоящие из трезвых, трудолюбивых людей. Сами не напьются и других остановят. Так кому они мешают?

Понятно кому – водочным королям и торговцам спиртным. Эти люди будут болтать о духовности, дадут денег на строительство храма, но если продажа водки упадет в разы, то они не постесняются сделать все возможное, лишь бы помешать нашему народу жить трезвой жизнью.

* * *
Давайте посмотрим правде в глаза. Все прежде испробованное не помогло. В народе с дореволюционных времен укоренилось пьянство. И потому для исправления этой вредной привычки нужно сильное средство.

Таковым средством является распространение Евангелия и создание христианских общин. Не строительство пустующих храмов, но бесплатное предоставление свободных помещений для собраний верующих людей. Которые сами разумно относятся к своим средствам и здоровью, и научат этому других. Надеюсь, когда-нибудь правительство с этой точкой зрения согласится. Дай-то Бог!