Эскин и амазонка - рассказы

История 12-ая.  Ирония судьбы

Она была абсолютно не накрашена. Эскину пришлось здорово напрячься, чтобы разглядеть ее в толпе. Когда он взял ее за руку, она что-то тихо прошептала, и Эскин с испугом отнял свою руку. Правда, за столиком, в кафе, она очень много выпила шампанского и постоянно бегала ссать. Эскину это действовало уже на нервы, но он все равно старался держать себя в руках.
- Хорошая она или плохая, но все же баба что надо, - думал Эскин, и удовлетворенно потирал под столом потные руки.
Правда, когда она выходила из-за стола, она два раза ударилась головой об его подбородок, из-за чего Эскин чуть даже не заматерился. Потом на улице она вдруг разволновалась и ни за что не захотела идти к Эскину домой.
- А я хочу домой, - мрачно настаивал Эскин, продолжая тянуть за рукав пьяную женщину, - и потом, если честно, то никто не может стопроцентно утверждать, что я тебя обязательно изнасилую!
Неожиданно последняя фраза удивила ее, и она согласилась пойти к Эскину в гости.
По дороге они купили еще бутылку шампанского, и тут же у магазина выпили прямо из горлышка. Уже смеркалось, тихие снежинки плавно падали на их раскрасневшиеся веселые лица, а потом Эскин расхрабрился, и, взяв ее на руки, стал подниматься с ней на пятый этаж. На третьем этаже они упали, правда, их зимние шапки и пальто значительно смягчили их падение. Одна только бутылка с недопитым шампанским разлетелась зелеными осколками вокруг них.
Эскин опять осторожно поднял ее и донес до своей квартиры. Правда, она была такая тяжелая, что Эскин тут же вспотел и быстро стал задыхаться. Когда он приставил ее спиной к двери соседней квартиры, а сам стал открывать свою, она неожиданно упала и очень громко запела «Интернационал».
- Вставай, проклятьем заклейменный! – орала она на весь подъезд.
Полусонные соседи тут же пораскрывали двери, и под их не совсем внятную речь Эскин затащил свою женщину к себе.
Быстро раздевшись, она без всякого стыда потребовала у Эскина расческу и тут же со смехом стала причесывать у себя волосы на лобке.
- Ты же образованный человек, зачем тебе это надо?! – болезненно прореагировал Эскин.
- Да, я же для тебя стараюсь, - обиделась она, - я хочу, чтобы она похорошела!
- По-моему, она у тебя и так в порядке, - тяжело вздохнул Эскин и вдруг почувствовал, что у него совершенно отсутствует,  какое бы то ни было, желание.
- И зачем тебе это надо?! – словно угадывая его мысли, спросила она.
- Для себя, - многозначительно заявил Эскин, и деловито стащил с себя брюки.
Через час они уже забылись сладким сном, а полчетвертого утра внезапно приехала от матери жена Эскина. Она тихо открыла дверь своим ключом и в темноте легла к Эскину, приобняв его спину.
Эскин с ужасом проснулся, почувствовав себя с двух сторон зажатым женскими объятьями. На какой-то миг ему даже захотелось умереть, но, вспомнив, как вчера сосед Тимохин обещал набить ему морду, раздумал. Для того чтобы как-то выйти из этого идиотского положения, он начал толкать в бок свою спящую любовницу.
           - Что тебе еще надо?! –  громко огрызнулась проснувшаяся любовница.
- Кто это здесь?! – дрожащим шепотом пролепетала жена.
       - Да, ну вас на хрен, - заругался Эскин, и почувствовав разоблачение, быстро поднялся с постели, и перешагнул через уже примолкшую любовницу, затем схватил одежду с ботинками в зубы, и выбежал из квартиры. Одевался он, стуча от холода зубами, в соседнем подъезде.
       -  Черт, черт! – вздрагивая всем телом, приговаривал он, - и надо же такому случиться!
Последние предутренние часы Эскин бродил по улицам, силясь разобраться со своими чувствами. Потом он все же набрался храбрости и вернулся домой. По лестницам он шагал на цыпочках как начинающая свою нелегкую поступь балерина. Дверь открывал ключам так осторожно, будто взламывал сейф, в котором лежало не меньше миллиона долларов.
В комнате никого не было, только на кухне горел свет, и в стеклянном проеме двери виднелись две тени. Эскин приоткрыл дверь и ахнул, две женщины с распухшими, да еще и с окровавленными мордами, с безумным вниманием и нежностью обмазывали друг друга зеленкой и тихо вздыхали, и молча плакали. На минуту Эскину почудилось, что ему все это снится.
         - А ты знаешь, Эскин, что это моя сестра, пусть и двоюродная, но все же сестра, сеструха, - неожиданно прервала молчание его жена, и Эскин стыдливо поежился, и опять быстрее молнии кинулся из дома.
          - Черт, черт, - приговаривал Эскин, стремглав пролетая лестничные пролеты, - с ума сойти и не проснуться!
           - Эх, с хмельной познаться, с честью расстаться! А тут ваще, ирония судьбы!– минутой позже шептал он, обходя заснеженный двор.
           - А что будет потом?! Ведь сестры, не чужие люди, глядишь, помирятся,  и меня простят! - Эскин с надеждой в голосе, развернулся на 180 градусов к дому, - помирятся, простят, простят, помирятся, а потом, а теперь… А теперь они меня будут трахать сообща, - со страхом думал Эскин, шевеля ногами легкие сугробы.
Часто вздыхая, он приглядывался, еще не понимая, что две хорошо знакомых ему морды, торчащие из окна на пятом этаже, целятся в него одновременно из двух пистолетов.
Выстрелы прогремели одновременно, но Эскин все же остался жив. Однако по какой-то странной иронии судьбы он лишился своих ушей…

История 13-ая. Эскин без ушей

С тех пор, как жена со своей сестрой отстрелили Эскину уши, Эскин впал в депрессию. Конечно, в институте красоты из оставшихся рваных кусочков ему все же кое-что сшили, к тому же Эскин отрастил длинные волосы с бородой и почти скрыл свое физическое уродство, но вот жена с сестрой продолжали действовать ему на нервы.
Каждую ночь по очереди Эскин должен был удовлетворять то жену, то ее сестру, то обеих сразу. От такой суровой жизни Эскин запил. Это помогло, но совсем ненадолго. К тому же, жена с сестрой заставили его вшивать торпеду, и теперь Эскин не мог пить. Тоска разрасталась как тропическое растение, хищно обхватив несчастного Эскина за его натруженные чресла.
На работе у Эскина уже царила одна неудача. Рабочие увидев, что начальник запил, начали тут же все подряд выносить-воровать, а когда Эскин перестал пить, они уже не могли никак остановиться, из-за чего Эскин поувольнял всех рабочих, а потом и вовсе закрыл предприятие. Однако жена Эскина продолжала работать на ферме и разводить свиней, извлекая пи этом немалые доходы.
Сестру же свою она приставила к Эскину, чтобы та следила, как бы Эскин из-за своей хандры не наложил на себя руки. Однако, сестра вместо того, чтобы за ним следить, как просила ее жена, заставляла его, бедного, даже днем заниматься с ней любовью.
- Я что тебе, спермозавр, что ли?! – жаловался Эскин, обреченно поглядывая на  смятую постель, на которой возлежала его бывшая любовница, - и не проси, я днем отдыхаю от вас, и знать вас не знаю, ни тебя, ни жену свою!
Но стоило ей только вытащить из ящичка два пистолета, как Эскин тут же с готовностью ложился в постель. Так шли дни, месяцы, а Эскин все страдал и мучился, худел и думал, как бы ему получше обустроить свою жизнь.
- В конце концов, эта половая обыденность доконает меня, - думал Эскин, опять укладываясь в постель с сестрой своей жены, - надо что-то придумать, иначе я просто сойду с ума!
Теперь уже никакой очередности в интимных отношениях не было, просто сестра жены пользовалась Эскиным днем, а жена ночью. Однажды Эскин все же кое-что придумал, притворившись больным, он отправил сестру жены за лекарствами, а сам в это время начал укладывать свои вещички в чемодан. Чемодан был большой и тяжелый, поэтому Эскину пришлось позвать на помощь соседа.
- На Луну что ли собрался?! – хихикнул сосед Тимохин.
- На нее, родимую, - кивнул головой Эскин и они, протащив через ручку чемодана палку, стали осторожно выносить его к выходу. У подъезда Эскина уже поджидало вызванное им по телефону такси.
 - Если хочешь, поезжай со мной, - предложил Эскин.
- А что, мне хоть к черту на рога, - неожиданно согласился Тимохин, - кстати, а куда мы едем? – спросил он у Эскина, уже сев на заднее сидинье такси.
- Пока еще не знаю, - осторожно вздохнул Эскин, - самое главное, куда-нибудь подальше отсюда! Чтоб жена не нашла!
- Ну, ты друг и даешь, - удивился таксист, но все же тронулся с места.
   По дороге Эскин купил целый ящик водки, ящик мандаринов и шестнадцать батонов краковской колбасы, и они все втроем – Эскин, Тимохин и таксист выехали из города на природу. Таксист остановился у какого-то лесного озерка, у него неожиданно в багажнике нашлось несколько шампуров и они насадили на них краковскую колбаску, и разведя костерчик на берегу озерка, начали пьянку.
- Я уже, наверное, сто лет не пил, - честно признался Эскин, - как торпеду вшили, так сразу будто на дно пошел! Живу как подводник, ничего окромя квартирки своей не вижу! А все бабы, чтоб им пусто было!
- Так у тебя торпеда вшита?! – удивился таксист.
- Ничего, я тоже с торпедой пил, - беззаботно махнул рукой Тимохин, - и как видишь, еще живой пока! Это все врачи мозги нам пудрят! А ежели очень поверишь, то так и откинуться недолго!
  Неожиданно у Эскина зазвонил сотовый телефон, он услышав голос жены, тут же заматерился и бросил телефон в воду.
- Что это с тобой?! – удивился таксист.
- А ну, его, к чертям собачьим! И баб тоже, - озорно свернул глазами Эскин
и приобнял смеющегося Тимохина.
            -  Да, бабы нам совершенно не нужны! Мы и без баб прожить можем, - согласился с ним Тимохин.
             -  А я без баб не могу, - стыдливо потупив голову, признался таксист.
            - Ну, это ты, зря! – еще громче засмеялся Тимохин, - когда стоко водки, стоко закуски, бабы совсем ни к чему! Только помеха одна!
- Эх, робяты, красотища-то какая! – присвистнул Эскин, и, выпив свой стакан, и сбросив с себя куртку, прямо в одежде нырнул в озерко.
- Во, дает, - засмеялся таксист, - и даже не боится заболеть!
- Да, он мерин здоровый, с двумя бабами живет, - хихикнул Тимохин.
- Как это?! – удивился таксист.
- А ты сам у него спроси, - посоветовал Тимохин.
- Слушай, а ты на самом деле с двумя бабами живешь?! – спросил таксист у выходящего на берег Эскина.
- Жил, братцы, в прошлом жил, а сейчас все, я с этим сексом в завязке!
- Доконали, значит, тебя эти бабы, - хихикнул Тимохин, наливая себе новый стакан.
- Угу, - Эскин снял с костра один шампур с зажарившейся колбасой и с аппетитом стал есть, - все-таки хорошо, что я от них сбежал, ведь кроме этого самого дела я ничего и не видел, даже света белого!
- А чего они к тебе так привязались-то?! – удивился таксист.
- Да, шут их знает, - пробормотал Эскин, глотая колбасу.
  Чуть поодаль от них, рядом с озерком, остановился черный «мерс» и оттуда вышли его жена со своей сестрой и с двумя пистолетами в руках.
- И тут нашли, - жалобно прошептал Эскин.
- Да, брат, видно это судьба, - тяжело вздохнул Тимохин, - надо же, такую пьянку испортили.
- Ну что, орел, улетел от нас?! – усмехнулась жена, подходя ближе к костру.
- А может нам тоже выпить?! – предложила сестра жены.
- А почему бы и нет, - согласилась жена, и они без приглашения взяли из ящика по бутылке водки, пистолеты убрали подальше в куртки, и стали пить прямо из горлышка.
- Вы уж пожалели бы его, - неожиданно вступился за Эскина таксист.
- А что его жалеть-то, - засмеялась сестра жены, - он что, умирающий лебедь?!
- И вообще он наша собственность, - гордо выпалила жена, хватая с костра шампур с колбасой, - ведь признайся Эскин, что ты наша собственность?!
- Ну, ваша, ваша, - Эскин опять вздохнул и опять выпил стакан водки.
- Тебе больше нельзя, у тебя торпеда, - сказала жена, отнимая у Эскина недопитую бутылку.
- А чего мне тогда можно?! – обиделся Эскин.
- Нас можно, - улыбнулась сестра жены.
- Девочки, а может, и мы вам на что-нибудь сгодимся, - заулыбался сосед Тимохин.
- У нас есть один муж на двоих и этого вполне достаточно, - нахмурила брови жена.
Сестра тоже строго взглянула на Тимохина. Потом они опять достали свои пистолеты, и, ткнув стволами в живот бедного Эскина, заставили его сесть с ними в черный «мерс».
- А как же чемодан?! – закричал им вслед таксист.
- Оставь себе на закуску! – крикнула ему в ответ жена и их «мерс» сразу рванул в сторону оживленной трассы.
- Эх, бедный мужик, - грустно вздохнул Тимохин, - теперь они точно его затрахают!
- А почему?! – удивился таксист.
- Привяжут теперь к койке, - вздохнул Тимохин, - так он, бедный, и проведет на койке всю свою оставшуюся жизнь!
- А ты-то, откуда знаешь?! - недоверчиво усмехнулся таксист.
- Да сосед я ихний, - обиделся Тимохин, - мне через стенку-то все слышно!
- А, ну тогда понятно, - кисло улыбнулся таксист, наливая себе новый стакан, - придется видно, брат, нам с тобой здесь переночевать! Уж больно я окосевший!
- А что, я человек привычный, - сказал Тимохин, - и с радостью оглядев все еще наполовину полный ящик водки, ящик мандаринов и краковской колбасы, прыгнул прямо в одежде в озерко.
Эскин всю дорогу молчал. Жена с ее сестрой пытались его разговорить, но он упрямо молчал, при этом он еще зажмурил глаза, и заткнул себе пальцами уродливые ушки, чтобы не слышать их противных голосов.
- Знаешь, мне кажется, его надо свозить к врачу, - грустно вздохнула жена.
- Не просто к врачу, а к психиатру, - согласилась с ней сестра.
- И ты думаешь, что он нам поможет? – усмехнулась жена.
- Кто его знает, - сказала сестра, - но попробовать-то можно!
- Пробуйте, пробуйте, - подумал про себя Эскин, - только просто так живой я вам не дамся!


История 14-ая. Эскин у психиатра

                Кто хоть раз слышал крик агонии, тот  уже никогда   не удовлетвориться колоратурным сопрано.
                Славомир Мрожек.


Сестра с женой все же привезли Эскина к врачу-психиатру и оставили его у него на целый день, на обследование и возможное лечение, пообещав немало денег, если только он поможет вывести Эскина из депрессии, и быстро уехали, оставив их наедине в кабинете врача.
Первым разговор по душам начал Эскин.
         - Доктор, вы мужчина? – спросил он.
         - Ну, в общем-то, да, - смутился доктор.
         - А я вам не верю, - хихикнул Эскин.
        - Вы хотите доказательств? – обиделся доктор и неожиданно встал, и расстегнул перед изумившимся Эскиным ширинку.
         - Извините, доктор, - еще громче засмеялся Эскин, - но я совсем не в этом смысле!
         - А в каком? – доктор смущенно застегнул ширинку и сел обратно на свое место.
       - Я, доктор, в общепланетарном, космическом смысле! – Эскин перестал смеяться, и тревожно забарабанил пальцами по столу.
- Ну, что у вас там?! – с нетерпением крикнул врач. – Ну что, объясните?!
- Видите ли, доктор, мне очень неприятно, что вы смотрите мне в рожу и ищите в ней болезнь!
- С чего вы взяли, - нервно засмеялся доктор.
- Но я же слышал, как мои бабы пообещали вам денег, - презрительно усмехнулся Эскин.
- Это еще ничего не значит, - обиженно вздохнул доктор, - мало ли, что они мне наобещали!
- Ну, тогда может быть, вы отпустите меня, - с сарказмом улыбнулся Эскин.
- А вот этого я сделать не могу, - недовольно взглянул на него доктор.
- Почему?! – продолжал улыбаться Эскин.
- Ну, вы что, действительно не понимаете, что это моя работа, мой хлеб, наконец, - кашлянул в кулак доктор.
- Пусть мне будет плохо, пусть я заболею и умру, но просто так вам в руки не дамся! – стукнул Эскин кулаком по столу и неожиданно плюнул в лицо доктору.
- Санитар, санитар! – закричал доктор и в кабинет тут же вбежал здоровенный детина в белом халате.
- Брось его немедленно к нашей Амазонке, - злорадно улыбнулся доктор, и детина быстро сгреб в охапку Эскина, и куда-то потащил за собой по коридору.
Вскоре он подошел к какой-то железной двери, которую открыл другой детина в белом халате, и они с силой втолкнули туда все еще сопротивляющегося Эскина. В комнате, где он оказался, стояла только одна большая кровать, на которой сидела голая блондинка в огромных черных ботфортах и хлыстом в правой руке.
- Ну-с, - усмехнулась блондинка, и тут же встав, подошла к Эскину и неожиданно огрела его хлыстом по спине.
- Да, больно же! – заорал Эскин, отпрыгнув от нее.
- Обращаю ваше внимание на то, что вы мужчинка, а не баба, а поэтому ведите себя достойно! – и блондинка опять огрела его хлыстом.
На этот раз Эскин смолчал, пытаясь своей глупой улыбкой разжалобить душевнобольную.
- А теперь, дурачок, ты встанешь на четвереньки и будешь мне лизать это место! – и Амазонка ткнула себя пальцем в лобок.
- Нет! – заорал Эскин и, подскочив к железной двери, изо всех сил стал бить в нее кулаками.
В двери тут же открылось маленькое окошко и из него высунулась ухмыляющаяся морда санитара.
- Ну, чё, дубасишь-то?! – спросил он.
- Передайте доктору, что я согласен на любое лечение! – заорал Эскин.
- А это, между прочим, и есть лечение, - усмехнулся санитар, и закрыл окошко.
- Сволочи! – заорал Эскин, чувствуя всей спиной новый удар хлыста.
- У меня такое впечатление, что мы еще не закончили наш разговор, - хихикнула Амазонка и снова ударила Эскина хлыстом.
- Я согласен, - неожиданно прошептал Эскин, - но при условии, если я сейчас приготовлюсь!
- Как это?! – удивленно вскинула брови Амазонка.
- Просто я должен сосредоточиться, взять в руки твой хлыст и немного помолиться на тебя как божество!
- Как на божество?! – хихикнула Амазонка и с улыбкой протянула хлыст Эскину.
- А, на, получай, стерва! – и Эскин с торжествующей усмешкой огрел Амазонку по голым ягодицам.
- Ой! – вскрикнула Амазонка, отскочив сразу же к кровати, но Эскин, не давая ей опомниться, кинулся следом, и снова огрел ее плетью.
- Ой, не надо! Я боюсь! – закричала Амазонка, уже отступая в угол.
- Ну, как ты себя чувствуешь? Хорошо?! – злорадно улыбнулся Эскин.
- Не очень! – всхлипнула Амазонка, закрыв лицо ладонями.
- Тогда сиди тихо в своем уголке, - сказал Эскин, - не разговаривай и не мешай мне, и вообще веди себя так, как будто тебя не существует!
- А можно я немножко погляжу на вас и помастурбирую?! – Амазонка отняла ладони от лица и теперь безумно улыбалась.
- Да, делай что хочешь, только меня не трогай! – Эскин устало вздохнул и прилег на кровать, не выпуская из рук хлыста.
Правда, вид голой мастурбирующей Амазонки в черных ботфортах постепенно возбудил Эскина, который даже привстал с кровати.
- Ну, давай реализуемся! – томно закатывая глаза, прошептала Амазонка. – Ну что ты ждешь, дурачок?!
- Никакой я не дурачок. Я сам по себе, - в волнении прошептал Эскин, уже поднявшись с кровати и сделав шаг к безумной Амазонке.
Ее влажные чресла готовы были уже принять его в себя, когда Эскин вдруг услышал громкий хохот сзади себя и оглянулся.
- Давай, давай, дружок, трахни ее! – смеялась в дверном окошке самодовольная рожа санитара.
- Пусть издевается себе на здоровье, - шепнула ему на ухо Амазонка, уже прильнувшая к нему, и Эскин неожиданно почувствовал, как поддается чарам этой безумной женщины, и как она быстро завладевает всем его телом.
- Ну, право же, живем ведь только разок! – улыбнулась она и поцеловала Эскина в губы, и с Эскиным сразу же произошло чудо, он почувствовал, как извергается его душа в нее, и потрясенный, он застонал от наслаждения. Потом они лежали на кровати и молча обнимали друг друга.
- Между прочим, она нам здесь всю больницу перепортила, ну, то есть перетрахала, - послышался из окошка вкрадчивый шепот санитара.
Было очевидно, что он теперь стыдился показывать им свою рожу в окошке.
- Ах, если бы это длилося вечно, - прошептала Амазонка, словно не замечая, или не слыша голоса санитара, и Эскин вдруг почувствовал, что тоже ничего не слышит кроме ее чудного голосочка, - ты словно выстрелом стрелы пронзил меня, и я теперь вся кровью истекаю!
Эскин как завороженный слушал ее и со сладкой мукой прижимался щекой к ее теплой груди. Через час в комнату зашли двое санитаров, которые повели Эскина обратно к доктору. Эскин отбивался и плакал, он пытался защитить свою Амазонку и навсегда остаться с ней, но санитары его не слушали и упрямо заламывали ему руки. Амазонка тоже кричала и плакала, будто она была матерью Эскина, которого отняли от ее груди.
- Он даже не попил моего молочка! – кричала она, кусая за руки санитаров, но те ловко выталкивали за собой упирающегося Эскина, отталкивая от себя Амазонку ногами.
- Ну-с, и что вы теперь мне скажете? – хитро улыбнулся Эскину доктор.
- Я не хочу жить, доктор, - честно признался Эскин.
- В планы моего лечения это не входит, - усмехнулся доктор и неожиданно плюнул Эскину в лицо.
- За что?! – удивился Эскин.
- За то, за что и вы! – доктор протянул удивленному Эскину фотографию, на которой Эскин плевал в лицо доктору.
- Вы забываете доктор, что я это не я, - сказал Эскин, - и таких, как я, очень много!
Доктор глубоко задумался, жонглируя на конце указательного пальца собственными очками.
- А вы не поблагодарили Всевышнего за то, что он позволил вам глядеть на мир через очки?! – с улыбкой спросил его Эскин.
- Видите ли, Эскин, - доктор опять надел на себя очки, - я вижу, что вы вполне нормальный человек. Я понимаю, что вы устали от своих женщин и хотите свободы! Однако я вижу, что вы даже не в силах сбежать от них, из-за чего действительно хандрите!
- Доктор, вы очень умный, - Эскин действительно с восхищением поглядел на доктора, - умный и башковитый!
- Однако, - продолжил свою речь доктор, - я вас умышленно познакомил с Амазонкой, с женщиной, от которой все мужчины сходят с ума! Можно сказать, даже заражаются ее безумием!
- А вы, доктор, между делом не заражались? – хихикнул Эскин, плутовато взглянув на доктора.
                - Гоню я разум сквозь безумье,
                Владею силой страшной воли,
                Во мне давно мужчина умер,
                Не вспоминайте моей боли! – заговорил вдруг стихами доктор.
- Зачем же вы другим ее даете?! – прошептал с заметным волнением Эскин.
                - А без мужчин она умрет, закостенеет,
                Как дерево засохнет без полива!
                Быть может, даже больше поглупеет,
                Попробуйте спеть песню без мотива!
- Вы, доктор, Фрейд, нет, даже больше, вы – волшебник, - Эскин с нескрываемым восторгом глядел на доктора, постоянно расстегивая и снова застегивая верхнюю пуговицу своего костюма.
- И поэтому, Эскин, я предлагаю вам прекрасный компромисс: вы убедите своих баб в необходимости лечения, а я на час, на два дам вам Амазонку, я же очень понимаю, что для вас она лекарство!
- А если вы ее мне отдадите насовсем?! – тяжело вздохнул Эскин.

               
                - Она больная, Эскин, и сидит по приговору!   
                Хлыстом забила мужа год назад!
                Теперь находится под строгим наблюдением!
                Но кому нужно – я ее даю!
                И даже хлыстик сделал ей для развлеченья,
                Но тоненький совсем, не для умерщвленья!
- Эх, доктор, доктор, вы ж еще и сутенер! – Эскин уже разочарованно глядел на доктора, который опять стал жонглировать собственными очками на указательном пальце.
                - Как будет вам угодно, Эскин,
                Всяк ищет только выгоду свою,
                А должность, положение и место
                Всего лишь ключ к заветному замку! – снова заговорил стихами доктор, ловко закинув на переносицу очки с указательного пальца.
- В общем-то, я согласен, доктор, - тяжело вздохнул Эскин, - я теперь без Амазонки не могу! Мне без нее, если только повеситься!
- Ну, ну, дорогой, - засмеялся доктор, - зачем вы уж так! Она всякий раз готова будет к вашим услугам!
- А я думал, что она в меня влюбилась?! – удивился Эскин.
- Ну, что вы, право, как маленький, - еще громче рассмеялся доктор и по отечески обнял Эскина, - эх, малышок-голышок, не пора ли на горшок?

История 15-ая. Эскин и Амазонка

Жена с ее сестрой были очень удивлены. С тех пор, как они забрали Эскина из больницы, он упрямо и настойчиво просил их отвезти его снова на лечение.
- Вы просто не понимаете, что это за врач! – кричал Эскин, заламывая руки у себя над головой. – Это не врач, а гений психической науки! Я без его лечения просто заживо загнусь!
- Да, ты же вроде нормальненький! – возражали жена с сестрой.
- Ага! Такой нормальненький, что скоро рычать начну! – смеялся Эскин, тут же переходя на звериный рев и вставая на четвереньки.
- Слушай, после этого лечения он еще хуже стал, - шептала жена на ухо своей сестре.
- А может, его опять свозить, - испуганно шептала сестра, глядя, как Эскин подполз на четвереньках к окну и зубами сорвал штору, издав опять мощный рев.
- Ну, что ж, давай, попробуем! Попытка, как говорится, не пытка! – тяжело вздохнула жена. – Успокойся, Эскин, мы решили тебя снова свозить на лечение!
- Правда?! – улыбнулся Эскин, и, встав на четвереньки, как ребенок захлопал от счастья в ладоши.
- Правда! Правда! Только угомонись! – посоветовала ему сестра жены, а жена подошла сзади и два раза ударила Эскина по заднице ремнем, чтобы он не шалил, но Эскин даже не обиделся, а поблагодарил ее за науку, пообещав в дальнейшем вести себя более благоразумно.
      Через три дня жена с сестрой опять привезли Эскина к психиатру.
- Ну, я же вам говорил, что ему еще надо у нас подлечиться, - усмехнулся доктор и дружелюбно похлопал Эскина по плечу, - соскучился уже, небось?
- Ага, - всхлипнул Эскин и радостно обнял доктора, по собачьи уткнувшись носом в его руку.
- Ну, ну, дорогой, - покраснел доктор, глядя на удивленных женщин, - ты уж освободи меня от своих страстных объятий, я же все-таки мужик, а не баба!
- Да, да, дорогой доктор, - покраснел в свою очередь Эскин, - вы уж меня извините, простите, пожалейте, это все от избытка эмоций!
- Вас отправить в ту же палату?! – спросил его доктор.
- Да, в нее, родимую, - прослезился от счастья Эскин и врач тут же дал команду санитару, который быстро увел Эскина за собой в кабинет.
- А можно мы посмотрим, в какой он палате? – предложила жена доктору.
- Ну, что вы, - вздохнул доктор, странно поеживаясь, - у нас здоровым-то людям входить внутрь категорически запрещено!
- А с чем это связано? – полюбопытствовала сестра жены.
                - Ходить среди больных небезопасно! – вкрадчиво прошептал доктор.
               
                – Шесть лет назад убит был врач и санитар,
                А год назад – уборщица и сторож,
                А день назад какой-то мелкий вор!
                Он  к нам забрался, подпилив решетку,
                Но вместо сейфа он нарвался на больного!
- О, ужас! Как же бедный Эскин?! – прослезилась жена, а следом за ней зарыдала и ее сестра.
- Да вы не бойтесь, Эскин спит в отдельной, - улыбнулся доктор и вежливо проводил женщин к выходу.

- О, Боже, как же я страдала! Как часто умирала без тебя! – рыдающая Амазонка кинулась в объятия Эскина, гордо отбрасывая от себя хлыст.
- Лишь он один – цена всей моей жизни! – страстно продекламировала она и тут же жадно впилась в губы плачущего от счастья Эскина.
- Я тоже, я тоже не могу без тебя, - прошептал он минутой позже, когда Амазонка уже зубами расстегивала молнию на его брюках.
- Я знаю, ты мне снился в новолунье, вчера, когда убили вора!
- Убили вора?!
- Да, да, его поймали санитары и прижгли электрошоком, слишком увеличив напряженье!
- Эй, Амазонка, трахайся, но молча! – в окошко крикнул хмурый санитар, и тут же за собой прикрыл окошко.
- Несчастная! В каком ужасном мире тебе приходится одной существовать! – Эскин наполнился жалостью, грустно всхлипнул и вмиг овладел, уже прижавшей его к себе Амазонкой, которая тоже с рыданьем овладевала им.
Своим совокупленьем они изгоняли и страх перед Смертью, и страх перед этой ужасной больницей, где они чувствовали себя заключенными в клетку зверьками.
- Ну что, животные, наслаждаетесь?! – Эскин обернулся и с удивлением увидел лысого старичка с седой бородкой и в белых одеждах, стоящего возле кровати.
- Ты  кто? – спросил Эскин.
- Я Бог, - обиженно вздохнул старичок.
- Это боженька из седьмой палаты, - засмеялась сквозь слезы Амазонка, - он меня приходит трахать! Его всегда ко мне пускают жадные до денег санитары!
- Ты можешь уходить! Твой час прошел! – сердито посмотрел на Эскина Бог.
- А мне казалось, вечность пролетела, - усмехнулся Эскин, вставая, и неожиданно сделал хук слева, и Бог тут же растянулся на полу.
- Ну, ты и силач, - восхищенно прошептала Амазонка, щупая мышцы на плечах Эскина, - ты ведь и санитаров можешь одолеть?! И мы с тобой вырвемся наружу!
- Тогда б тебе одеться не мешало, - улыбнулся Эскин.
- Ну что ж, твое желание священно! – Амазонка приподняла тело старика и ловко стащила с него белый хитон, набросив его на себя, - ну и как?!
- Теперь ты словно чудная богиня!
- Зачем раздели Бога, дураки? – вбежал в палату хмурый санитар.
  Один лишь раз, взглянув на санитара, он хуком справа его тотчас уложил.
- Скорей бежим! – шепнула Амазонка и, схватив Эскина за руку, побежала с ним по коридору.
У выхода еще один детина остановил их своим гневным криком: « Куда?! Зачем?! Чье разрешение?!» Но Эскин в челюсть дал без промедленья и с Амазонкой вышел из больницы.
Сначала они шли, скрываясь парком, потом такси поймали на дороге, и сев в такси совсем без денег, стыдились в этом признаваться.
Прошел лишь час, таксист взорвался: « Куда мы едем, в самом деле?!»
- Пока все прямо и без поворотов! – со смехом Эскин целовал смущенную от счастья Амазонку.
- Но разве можно ехать так бесцельно?! – заставил вздрогнуть их  таксист.
  - Счастливые не наблюдают цели,
    Их цель сама в объятья к ним лезет!
    Они внутри ее берут, а не снаружи,
    Их цель сливается с душой и сразу с телом,
    Она становится их частью первозданной,
    Самой природой в утешенье данной,  - с заметным воодушевлением процитировал себя Эскин.
- Вылазьте! – крикнул им таксист. – И денег ваших на хер мне не надо!
Когда они вылезли из такси напротив Главпочтамта, Амазонка спросила Эскина:
- И как тебе это удалось?
- И сам не знаю, вроде как гипноз! – улыбнулся Эскин, и, взявшись за руки, как дети, они пошли к своей незримой цели.
Жена с сестрой приехали под вечер.
- Ваш псих сбежал! – с порога крикнул доктор. – Прихватив с собой мою больную!
- Да, как могли вы, мы вам доверяли, а вы его какой-то бабе дали! – зарыдала жена.
- Вам этот номер не пройдет!
  Вас кара Божья иль закон найдет! – зарыдала в тон ей сестра.
 - Да, что вы так скулите, он ведь псих,
   Всех санитаров изуродовал моих! – с возмущением крикнул доктор и затопал ногами.
- Пойдем скорее от него,
         он тоже, кажется, того! – шепнула сестра на ухо жене, вращая пальцем у виска, и они быстро выбежали из его кабинета.

- И что потом будет? – спросила Амазонка.
- Жена с сестрой, конечно, будут сокрушаться, но мы с тобою будем далеко, - усмехнулся Эскин, доставая из сейфа деньги и складывая их в сумку.
- А может им оставить половину,
              Чтобы гармонию в душе своей иметь?! – улыбнулась Амазонка, пристально глядя в глаза Эскину, одновременно касаясь рукой маленькой гармоники.
- Оставь гармонию в покое! Хватай скорее деньги, и бежим! – Эскин кинул ей сумку, и сам схватил два больших саквояжа.

- О, Боже, он от нас сбежал! – воскликнула жена, увидев лежащие на полу разбросанные вещи и раскрытые створки шкафов.
- О, Боги! Даже деньги прихватил! – завопила ее сестра, увидев раскрытый пустой сейф.
- Подожди, - остановила ее жена,- тут сумочка с запиской!
Поднимает сумочку с запиской и читает ее вслух:
                «Я забираю вашего супруга,
                Но денег половину оставляю!
                Во имя Сына и Отца,
                Святого Духа
                Здоровья вам и счастия желаю!  Амазонка».
- А вот и половина денег, - раскрыла сумочку жена.
- Да ты пересчитай, чтоб верно знать, - посоветовала ей сестра.
- Да я и так по пачкам вижу! Вот стерва, мужа умыкнула! И денежки с собой забрала! – зарыдала жена.
- Да, ты не беспокойся, он вернется, - вдруг улыбнулась ей ее сестра, - Он даже против воли к нам вернется! Забудет напрочь эту стерву – Амазонку! И будет только нас с тобой желать!
- Ну, дай-то Бог такому совершиться! – всхлипнула жена, обняв свою сестру.

История 16-ая. Заколдованный Эскин

Эскин уже был в небе, вместе с Амазонкой. Они летели рейсом «Москва-Сочи». Неожиданно Эскин завозился в кресле и как-то странно поглядел на Амазонку.
- Любимый, что-нибудь случилось?! – спросила, волнуясь, Амазонка.
- Да нет, мой птенчик, вроде все в порядке, - заплетающимся языком пролепетал Эскин, - хотя мне очень хочется домой!
- О, бедный мой, тебя заколдовали! – вздрогнула Амазонка.
- Дуреха! Ты все веришь в колдовство, - засмеялся Эскин, но тут же весь пополам скрючился и тяжко застонал.
- Мне хочется домой, к жене с ее сестрою, я вижу, как они рыдают без меня, и как им нелегко, как хочется порою, друг друга застрелить, чтобы добиться сна!
- О, Боже мой, мне кажется, он бредит! Скорее позовите нам врача! – крикнула Амазонка идущей по салону стюардессе.
- Эй, пассажиры, быстро отзовитесь, здесь нужен доктор одному из вас! – улыбаясь по привычке, воскликнула стюардесса.
- Сейчас, сейчас, - поднялся с кресла доктор.
- О, Боже, доктор, как вы нас нашли?! – испуганно пробормотала Амазонка, прижимаясь к испуганно завывающему Эскину.
- Да я не знал, я просто погадал на картах у одной цыганки! – улыбнулся доктор, поигрывая в руках снятыми очками.
- Наверное, из тринадцатой палаты, у которой вы отрезали язык?! – жалобно прошептала Амазонка.
       - Да не язык, а нос отрезал ей,
         Она в нем слишком часто ковырялась,
         И так ужасно, омерзительно сморкалась,
         Что от нее свихнулся сторож Патрикей!
- А нам ничто вы не желаете отрезать?! – вдруг пришел в себя Эскин.
- Хотелось бы, да здесь народу много! – хихикнул доктор.
Эскин кулак из-за Амазонки высовывает, и доктору по затылку – тресь, и доктор растянулся между креслами.
- Что с доктором?! – подбежала стюардесса.
- Устал лечить меня, сердешный, - с жалостью на доктора поглядел Эскин.
- А вам, как вижу, полегчало?! – усмехнулась стюардесса.
- А что мне будет, я ж такой, как все! – занервничал Эскин и опять неожиданно заскулил, - хочу домой к жене с сестрою, давайте парашют, не то вены вскрою!
- Какое сильное, однако, колдовство! Как мучает его все естество! – воскликнула Амазонка и ударила ладонью по щеке Эскина, 138 раз.
- Спасибо, кажется я в норме, - смущенно улыбнулся Эскин.
- А у меня ужасно ноет голова! – приподнялся доктор.
- Вам не лечить, а самому лечиться! – усмехнулась стюардесса.
       - Простите, я ничего не помню,
         Я и себя уже не узнаю!
         Хотя мне даже так удобно,
         Легко на сердце и не хочется в петлю, - пробормотал доктор, и стюардесса, взяв его за руку как младенца, провела и усадила на своем место.
       - Мой милый Эскин, ты наделал чудо!
         Из доктора младенца сотворил! – радостно обнимает Эскина Амазонка.
       - Да я и сам как малое дите, покуда
         Меня Господь домой обратно не пустил! – захныкал Эскин.
- О, Боже, я не знаю, что мне делать?! – растерянно вздохнула Амазонка.
- Позвольте мне вмешаться в это дело, - приподнялся со своего кресла рядом сидящий толстяк.
- А вы кто?! Бог или какой-то доктор?! – с интересом поглядела на него Амазонка.
- Нет, я не Бог, не доктор, я психолог,
         Я с помощью анализа лечу! - загадочно улыбнулся незнакомец.
       - Ну что ж, лечите, если так хотите,
         Но только кажется мне – это бесполезно! - жалобно всхлипнула незнакомка.
- Позвольте, я с ним рядом сяду, - предложил толстяк, и Амазонка охотно поменялась местами.
- Давайте с вами просто поиграем! – предложил толстяк, трогая рукой за плечо хихикающего Эскина.
- Только не трогайте меня руками! – зло поглядел на него Эскин. – Я не какой-нибудь музейный экспонат.
- Ну ладно, хорошо, ну, не сердитесь, - заулыбался толстяк и прошептал в сторону, - энергия под тыщу киловатт!
- И как играть мы с вами будем?! – недоверчиво поглядел на него Эскин.
- Ну, ладно, ну, представьте, что вы дома,
         А я… ну, кто вас дома ждет?!
     -   Жена!
       - Жена! Ну, хорошо, я вас встречаю!
       - А где ее сестра?! – спросил Эскин.
       -    Ну, ладно, я жена и я сестра, - весело подмигнул Эскину толстяк.
- Как это? В одном два человека?! – удивился Эскин.
       - Не все ль равно, мы просто совместились.
         В жизни всякое случается – бывает!
- Ну, ладно, что мне дальше делать? – спросил Эскин.
        - Ну, говори со мной и делай все, что хочешь! – улыбнулся толстяк.
        - Ну, здравствуйте! – сказал, краснея, Эскин.
- Ну, здравствуй, милый, дорогой, - разными женскими голосами заговорил толстяк.
- Ну, как вы без меня?! Скучали! – все еще смущаясь, пробормотал Эскин.
- Конечно, милый, славный и красивый,
          Мы слезы лили часто в три ручья.
          И все вздыхали, где он наш счастливый?
          Ужель забыл меня, или меня?! – томно завздыхал толстяк.
- Я так хотел вас вновь увидеть.
         Погладить кошечек своих и приласкать.
         Простите, если вас обидел,
         Ведь вы умеете за все меня прощать? – с надеждой в голосе прошептал Эскин.
       - Простить тебя, изменник злой, коварный?!
        Нет, ни за что и никогда!
        Ты слишком много причинил вреда!– шипящим шепотом просвистел толстяк.
       - Позвольте, но я все же к вам вернулся.
         И даже очень осознал! – возмущенно пробормотал Эскин.
       -  Уж лучше где-нибудь ты поскользнулся,
          И шею себе вывернул, нахал!               
        - Да, это просто ни в какие рамки! – заикаясь, прошептал Эскин. - С такими жить я больше не желаю!
          Не дамы благородные, а хамки!
          С такими скоро я как пес залаю!
Толстяк быстро поменялся с Амазонкой обратно местами.
- Ну, как он там, - шепнула Амазонка.
- Идите, милая, идите! – ласково шлепнул ее по заднице толстяк.
- Ну, как ты, дорогой мой женишочек? - присела к Эскину Амазонка.
-Ах, дорогая, милая подруга, - тихо заговорил Эскин, - только ты одна понять меня сумеешь! Мы уже не сможем друг без друга!
- Ну, а если сможешь – пожалеешь! – заговорила за него Амазонка и ласково поцеловала его в губы.
PS.
- Давай скорее сходим в туалет? – шепнул на ухо ей Эскин.
- Зачем?! – вдруг удивилась она.
- Отметим наше излеченье!
- Ну, что ж, пошли! – краснея до ушей, очаровательно улыбнулась Амазонка.
И в воздухе, вдвоем, закрывшись изнутри, они телами нежными сплелись, являя новую загадочную жизнь… В оргазме, из двух душ рождая три!

История 17-ая. Эскин и одиннадцать жен

Третий день Эскин купался в море, с искренним наслаждением поглядывая на Кавказский хребет, протянувшийся вдоль моря. Амазонка в первый же день сильно обгорела на солнце и теперь лежала одна в гостиничном номере.
Эскин же в это время сходил с ума от счастья, он бросался в воду то с берега в набегающую волну, то отважно взбирался на десятиметровую вышку и прыгал оттуда, и весь он был охвачен жаждой проникновения в эту теплую морскую воду. Его мало интересовали окружающие, и тем более женщины, которые в больших количествах строили ему глазки и всем своим видом намекали на возможную интимную близость.
- Наверное, солнце им ударило в мозги, - думал про себя Эскин, и радостно напевая «Кузнечика», снова бросался с вышки в море.
- Это все ерунда! – сказала ему неожиданно красивая брюнетка, которая вслед за ним прыгнула с вышки и теперь плыла рядом. – Вот недалеко, в трех километрах отсюда есть скала, с которой не всякий бы рискнул прыгнуть в море.
- Вы покажете мне эту скалу?! – спросил Эскин.
- С удовольствием! – заинтересованно улыбнулась незнакомка.
Буквально через три минуты они уже шли вдвоем по берегу, уходя влево от городского пляжа. Они прошли уже последний городской пляж и шли по безлюдному берегу. В этом месте скалы уже возвышались над морем, а берег превращался в узкую полоску серых безликих камней.
- И как мы будем подниматься на скалу?! – задрал вверх голову Эскин.
- Ерунда! – сказала незнакомка и бодро зашагала вперед.
Шли они очень долго, и прошагали уже больше трех километров, а незнакомка все шла и молчала.
Эскин уже начал с беспокойством шевелить ушами и принюхиваться. Где-то рядом пахло жареными шашлыками.
- Ну, скоро мы хоть придем-то?! – в волнении закричал он.
         - Скоро, скоро, дорогой! – обернулась с улыбкой незнакомка, и действительно, они сделали всего несколько шагов, и, обойдя небольшой залив, зашли за каменный выступ скалы, как тут же увидели небольшой пляж и несколько голых женщин, готовящих над костром шашлык.
- Ну что, Виктория, привела мужичка? – засмеялась одна из них, самая высокая и рыжеволосая дама.
- Привела! – засмеялась Виктория, подталкивая Эскина вперед к костру.
- Простите, но я пришел сюда прыгать с верхотуры, - испуганно пробормотал Эскин, пытаясь отступить назад, но сзади него уже стояла смеющаяся Виктория.
-  Попрыгайте сначала со мной, - взяла его за руку рыжеволосая.
- Простите, но я пришел сюда прыгать с верхотуры, то есть со скалы! – вырвал свою руку Эскин.
- Ах, какой смелый мужчинка! – засмеялась рыжая, за ней все остальные.
- Простите, но мне надо бы идти! – попытался проскользнуть меж голых тел Эскин, но кольцо вокруг него плотно сомкнулось, и он с ужасом почувствовал, что его раздевают.
- Помо… - выкрикнул Эскин, и тут же его крик был проглочен страстным поцелуем рыжей незнакомки, которая ласково его обняла и, подставив хитрую подножку, тут же уложила на надувной матрац.
- Что вы де… - и опять его вопль скрылся в жадных устах незнакомки.
Жара, туман липких объятий и множество смеющихся голосов, мягкий надувной матрац и не менее мягкая развратная женщина, лежащая на нем, в мгновение ока лишили Эскина всякого разума, и не прошло и часа, как Эскин уже ублажил сразу всех восьмерых женщин.
- Какой он милый, - рыжая снова легла на него, но Эскин уже не шевелился, он лежал и без разума, и без сил, и только иногда бессмысленно вращал своими дикими глазами.
- Бедняжечка, - сказала блондинка, и заставила рыжую подняться, - так ведь можно и насмерть затрахать! – авторитетно заявила она.
- Ну, уж прямо-таки и насмерть, - засмеялась Виктория, которая последней, срывала с Эскина плоды целомудрия.
- Дайте мне пожрать! – неожиданно заорал Эскин.
Виктория тут же протянула ему шампур с дымящимся шашлыком и Эскин, лежа, как ни в чем не бывало, проглотил его, сладко сопя и даже втайне восторгаясь своему животному состоянию.
- Ну, ты и зверюга! - восхищенно прошептала рыжая.
- Настоящее животное, - засмеялась еще одна брюнетка, но Эскин немного пришел в себя, и ему сразу стало плохо, сначала он весь сморщился, а потом выплюнул из себя весь шашлык, с нескрываемым омерзением глядя на женщин.
- Ну, что, насладились, - усмехнулся он и от внезапной слабости упал на надувной матрац.
- Говорила я вам, что надо постепенно, - занервничала блондинка, - а вы все сразу, сразу!
- Вы меня обесчестили, - заплакал Эскин, повернувшись к ним боком, - что я теперь скажу своей Амазонке?!
- А ничего не надо говорить!- засмеялась рыжая.
- Ты молчи, и все будет хорошо, - поддержала ее Виктория.
- И потом, не ты первый, не ты последний, - усмехнулась брюнетка.
Эскин захотел сказать что-то грубое, но раздумал, кое-как он натянул на себя плавки, отшвырнул от себя шампур с недоеденным шашлыком и хотел уже пойти к городу, но они тут же ласково бросили его на матрац. Потом одна из них приподняла его голову и втолкнула в его рот горлышко бутылки с вином, остальные держали его за руки и за ноги, и Эскин, чтоб не захлебнуться, стал пить вино, это был крепленый выдержанный херес.
- Хер с ним, с этим хересом, главное, чтоб не убили, - подумал Эскин, глотая льющееся в него вино.
Потом они заставили его выпить какую-то чашку с травяным настоем, и Эскин неожиданно возбудился, он вдруг почувствовал страшное влечение ко всем этим молодым, голым, резвящимся телам и издал такой продолжительный и животный рык, что рыжая тут же первая упала на него. Он вошел в нее с мучительной страстью, одновременно желая и ненавидя себя, свое слабое, обезумевшее в мерзких наслаждениях тело.
- Это грязь, грязь и страсть, - шептал на ухо рыжей плачущий Эскин, - и связь! Грязь, страсть, связь!
- Ах, - вздохнула рыжая, закатив в солнечное небо свои пьяные глаза.
И так на протяжении нескольких часов Эскин, безумно плача и ревнуя себя ко всему миру, обладал этими хитрыми бестиями, устроившими для него эту странную ловушку.
- Гляди, - сказал Эскин удивленной Амазонке, входя в номер с восемью веселыми пьяными женщинами, - это все мои жены, и они хотят быть моими женами, но ты не волнуйся, ты у меня будешь первой и самой главной! Честн слово!
- Ну, это еще как сказать! – вышли из шкафа улыбающаяся жена со своей сестрой, - так что с нами у тебя будет одиннадцать жен, Эскин! Ты в школе по математике какие отметки получал?!
             - Фиг, его знает, - пробормотал Эскин и упал в обморок, но женщины его нежно поймали и бережно уложили в постель, где все еще лежала онемевшая от потрясения Амазонка.
               Проснулся Эскин в объятьях истекающей страстью знойной Амазонки.
              - А где все остальные?! – спросил он.
              - Ну, жены мои, - вздохнул тяжело Эскин.
              - Ну, ты точно пережарился на солнышке! Кстати, ты не помнишь, как я тащила тебя сюда волоком?! 
               - Не-а! – улыбнулся Эскин и радостно чмокнул Амазонку в губы.
               - Надо же какая фигня может присниться! – подумал он, поглаживая ее разомлевшее тело. Впрочем, стоило ему опять ненадолго заснуть, как Эскин опять оказался  вместе со своей женой и ее сестрой, и не в солнечном Сочи, а в морозном Подмосковье…

             История 18-ая.    Естество оголившееся во сне+

  Две женщины в черном бежали по заснеженному берегу реки от Эскина. Это были его жена и ее сестра. Однако, едва он схватил их обеих сзади за длинные черные распущенные волосы, как они тут же с громким завыванием рухнули в сугроб. Тускло горела луна, задуваемая белыми вихрями, рядом в лесу подвывали волки, и только в трех верстах отсюда одна лишь изба помаргивала давно знакомым огоньком.
                - Ну, что ж, - сказал Эскин, - бывает, времена меняются, а людишки теми паче!- и, достав из-за пазухи трубку из вишневого дерева, закурил, с удовольствием вслушиваясь в завывание метели, волков и двух лежащих перед ним женщин.
     +  Данный рассказ во многом повторяет рассказ «Естество», ибо автор хочет подчеркнуть некое авторитарное однообразие жизни существующей при всем ее демократичном разнообразии.
 
                - Я очень люблю вас, - минутой позже заговорил Эскин, - и я нисколько не виноват, что у меня такой горячий и вспыльчивый характер, что мне каждый день приходиться бить ладошкой по вашим милым попам, а потом заметьте, что я даже не бью, а лишь слегка их похлопываю, и еще не моя вина, что я всякий раз силой овладеваю вами!
- Вы слишком хороши, чтобы я оставался равнодушным к вашим персонам, а тем более к вашим лонам, да к тому же вы сами называете меня то «мой ангелочек», то «мой херувимчик», а уж после таких нежных слов любой нормальный мужчина становится безумцем, и вообще вы должны, нет вы просто обязаны простить меня, хотя бы за то, что я, что моя жизнь печальна и ужасающе прозаична, мои дорогие! – с этими словами Эскин упал к женщинам в сугроб и обнял их, они повернулись к нему и поцеловали его, каждая в свою щеку и неожиданно рассмеялись.
                - Ну, вот и помирились, - улыбнулся довольный Эскин, - вот и ладушки! Эх, дорогие мои, если бы вы только знали, как я вас люблю! Люблю и все тут!
                Потом они встали и женщины, приобняв Эскина, подняли его и тесно прижавшись друг к другу, усадили его себе на плечи, причем одна нога Эскина свешивалась с левого плеча жены, а другая с правого плеча ее сестры, а их головки, объединенные ногами Эскина, весело раскачивались во время скорого бега.
                - Но, лошадки! Но, лошадки!
                Но, лошадки, поспешите!
                Эх, уляжемся в кроватке!
                Только в снег не уроните! – запел Эскин, размахивая своей лисьей шапкой.
                Иногда они замедляли бег, и тогда огорченный Эскин бил их шапкой по головкам, но они терпеливо сносили его удары и бежали дальше, ибо они чувствовали, что этот страстный мужчина никак не может обходиться без садизма, и что только с помощью этого самого садизма он делается им все ближе и роднее. Уже дома, в избушке Эскин достал из ящика любимую кожаную плетку, скрученную морскими узлами и, дождавшись, когда его женщины разделись и легли в кровать, с безумнейшим восторгом принялся хлестать по их милым попам.
                - А говорил ладошкой! – закричала жена, но Эскин в ответ только усмехнулся, раскурил вишневую трубку, и с еще большим наслаждением и силою продолжил свое любимое занятие. Ближе к утру бабы снова завыли, как ночью в сугробе, а Эскин снова раскурил свою заветную трубку и тихо промолвил: Ну, что ж, бывает! – и долго с каким-то неописуемым радостным волнением вслушивался в их тонкие красивые завывания, пока не ощутил к ним той невероятной жалости, с какой он готов был их любить до умопомрачения.
                - Простите меня, - зарыдал он, чувствуя, что вместе с этим прощением он вымаливал у них саму жизнь.  Бабы немного затихли, вслушиваясь в мягкий и удивительно ласковый голос Эскина, и вскоре бросились к нему в объятия. И опять раздался безудержный хохот, а счастливый Эскин выстрелил пробкой шампанского в потолок, и уже лил прямо из горлышка в их раскрытые очаровательные губки хмельной золотистый напиток, пока снова не пришел в себя, и не кинулся к ним со своей кожаной плеткой.
                - Я так больше не могу, - закричала самая высокая из них, Элеонора, сестра жены, и вдруг разбила об голову Эскина пустую бутыль из под шампанского.
                Эскин немного покачался, но все же на ногах устоял, потом с каким-то странным отвращением поглядел и на плетку, и на их обнаженные фигуры, сидящие с раскрытыми ртами возле него в постели, и тут же опрометью кинулся из избы. Теперь уже Эскин бежал от них, тяжело задыхаясь и проваливаясь в сугробы, а голые бабы в черных шубах и с распущенными волосами весело смеясь, бежали за ним следом, успевая иногда огреть бедного Эскина его же кожаной плеткой по его же спине.
                - Ой, мамочки, - орал Эскин и бежал до тех пор, пока не упал в сугроб без чувств. Тогда они его снова подняли как в прошлый раз и понесли на себе в избу. В избушке Эскин встал перед ними на колени и стал бормотать какие-то чудные стихи:

                Все время в пьяной полудреме,
                Как будто я с рожденья пьян,
                Ночами в звездном окоеме
                Я вижу женский окиан…
                Разлитых глаз, полуулыбок,
                Свет обезумевших речей,
                Среду растаявших ошибок,
                Тьму память тронувших свечей…
                И образ ваш бесстыдно кроткий,
                Мне указавший смысл всего,
                Что улетает вмиг от плетки,
                Вмиг ублажая естество! – с этими словами Эскин сорвал с себя одежу, и лег на постель, и тихохонько завыл, а смеющиеся женщины с восторженным рвением принялись хлестать Эскина по оголившейся попе, громко приговаривая при этом: « Это тебе за смысл! А это тебе за естесство!»
                - Ладно, хватит! – сказал, приподымаясь с постели, Эскин, - пора уже обедать!
                И женщины тут же кинулись ставить на стол бутылки с водкой, квашенную капусту, огурчики, помидорчики, и всю остальную закуску, что они наготовили к празднику.
                - За вас, дорогие мои! – поднял свой стакан с водкой Эскин, - за ваш международный женский день!
                На следующий день они возвращались в город на электричке, потому что заваленный белыми снегами «мерс» не был приспособлен к нашему русскому, по-зимнему офигенному бездорожью…
                - С тобой все в порядке?! – спросила его, расталкивая, Амазонка.
                - Вроде, все, - прошептал спросонья Эскин.
                - А почему ты тогда так выл во сне?!
                - Так меня же, это, меня же жена с сестрой ейной по жопе плеткой колотили!
                - Надо бы сходить к гадалке и заговорить тебя, - с жалостью погладила его по головке Амазонка, - а то, как бы ты с катушек не слетел!
                - Ни, ни, ни, никаких катушек, - нахмурил брови Эскин и снова завалился спать.