Я расписал бы теперь целое небо!

Карл Брюллов, Религиозная живопись.

     Бурные волны времени многие века обтекали вечный город. Но он гордо и неприступно с высокомерным пренебрежением взирал на текущие через него судьбы, на войны, праздники и карнавалы. Этот город был вечен, и в то же время он менялся с каждой из последующей эпох. Так и в 1828 году - в век просвещения, войн и революций, этот великий город снова предстал перед восхищенным взглядом путешественника из Франции, который словно паломник вновь и вновь возвращался к его древним стенам. Имя его было Анри Бейль, ему было уже за сорок, он был известным писателем, творившим под псевдонимом Фредерик Стендаль. Он хорошо знал и любил этот город и поэтому считал себя вправе дать совет всякому кто, впервые посетит его: «Как только вы приехали в Рим, садитесь в коляску и в зависимости от того, хотите ли вы наслаждаться красотой дикой и грозной или изящной и отделанной, прикажите везти себя в Колизей или к собору св. Петра».  И среди главных достопримечательностей Рима Стендаль, конечно же, укажет «лоджии и залы Рафаэля в Ватикане». По словам писателя: «в фигурах Рафаэля столько грации и красоты, что чувствуешь большое удовольствие, рассматривая каждую из них отдельно, а в то же время она тесно связана с сюжетом…». Особенно восхищался Стендаль «Афинской школой». По его словам: «Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую пишет какой-то русский художник... Яркие краски русской копии послужили нам прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора». Зоркий взгляд великого писателя сразу уловил в «каком-то русском художнике» не простого копииста, а блестящего мастера, дерзнувшего «дописывать» Рафаэля. И он не ошибся. Имя  «русского Рафаэля» -  великого Карла Брюллова вскоре загремело в Европе и, конечно, в России. Уже тогда в журнале «Отечественные записки» о копии «Афинской школы» написали: «Брюллов в ней (копии) не только сохранил все красоты подлинника, но отыскал или, лучше сказать, разгадал и то, что похитило у него время…». Копия Афинской школы, конечно, не была самостоятельным произведением, но она показала могучий талант живописца его блистательные творческие возможности. Позже Пушкин написал: «Так Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал Афинскую школу Рафаеля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали...».               
      Карл Брюллов родился 12 декабря 1799 года в Санкт-Петербурге. Его отец Павел Иванович был внуком  потомственного орнаментного скульптора Жоржа Брюлло, прибывшего из Франции в 1773 году. С детства маленький Карл поражал всех редкой художественной одаренностью. Отданный в 1809 году, как и его братья в школу при Академии Художеств, он быстро освоил азы трудной профессии художника и стал резко опережать своих одноклассников. Его блестящий талант, легкость, с которой он создавал великолепные живописные композиции, прекрасная, очень выразительная внешность, очень быстро создали ему славу баловня судьбы. Художник Александр Андреевич Иванов вспоминал: «С самого детства Брюллова в Академии все ожидали от него чего-то необыкновенного». И он оправдывал эти ожидания. Стоило кисти юного Брюлло коснуться чьего либо рисунка и ученическая работа мгновенно преображалась, неся в себе черты зрелого мастера. Поэтому все, кто учился с Карлом в одном классе, просили его подправить их незрелые творения перед экзаменами. За эту помощь юный гений просил вознаграждений в виде ситников с икрой или медом, а иной раз, по воспоминаниям того же А.А Иванова:  «воспитанники старших классов баловали его за талант и учили ездить на них верхом, таская его из отделения в столовую на своих плечах». В результате этого «блистательный Карл»   отличался гордым , независимым а часто неуравновешенным характером, оказавшим сильное влияние на его дальнейшую судьбу. Конечно, не было ничего удивительного в том, что он стал лучшим выпускником  Академии в 1821 году, получив Большую золотую медаль за дипломную работ, аттестат I степени и шпагу. Президент Академии художеств А.Н.Оленин предложил ему остаться в Петербурге пенсионером при академии, обещав личное руководство и патронаж. Это сулило блестящие перспективы и великолепную карьеру.  Но Карл Брюлло отказался от дальнейшей учебы в Академии, поскольку ему были тесны рамки академического классицизма, да и мастерство его уже превосходило возможности А.Н. Оленина и других профессоров. Поэтому в августе 1822 года он с братом Александром на средства вновь созданного тогда Общества поощрения художников уехал в Италию.  Для иностранного паспорта братья Брюлло получили русскую фамилию «Брюллов», с которой в прекрасном настроении двинулись в путь к признанию и славе. Для  них это было счастливое время молодости, кипучей энергии, веры в счастливое будущее и в свой могучий талант. Путешествие по Европе было наполнено учебой у великих мастеров прошлого и созданием блистательных портретов и жанровых картин.   Вскоре Карл создал новаторское романтическое полотно «Итальянское утро»,которое  было с восторгом принято публикой, а в 1825 году в Петербурге оно очень понравилось Николаю I, который пожаловал Брюллову бриллиантовый перстень. Когда же Брюллов закончил копию «Афинской школы», над которой  он трудился более трех лет,   его труд был высоко оценен. Сверх 10 тысяч рублей, назначенных русским посольством, император Николай I повелел заплатить еще пять тысяч и пожаловал орден Владимира 4-й степени - небывалый, согласно табели о рангах, случай для "художника 14-го класса". Такая благосклонность и пристальное внимание к художнику было связано с ожиданиями от него великих свершений на благо России, достойных его блестящего таланта. Это было в духе Николаевской эпохи, когда император проявлял живейший интерес к выдающимся деятелям русской культуры, желая побудить их к служению отечеству. Когда позже в 1839 году Николай Павлович посетил мастерские русских пенсионеров в Риме, художников, скульпторов, архитекторов он старался всемерно ободрить в них трудолюбие и желание совершенствовать свое мастерство, повторяя при этом: « Не ленитесь только, а то у меня будет вам много работы!». На Брюллова Император возлагал особые надежды, особенно после знаменитого полотна «Последний день Помпеи»,  которое принесло ему громкую славу и имя «первого художника России».
     Тогда же  Карл Брюллов впервые всерьез попробовал себя в религиозной живописи. В сентябре 1828 года  он отправил письмо в Общество поощрения художников: «По случаю установления русской церкви в доме нашего посольства, все русские художники, находящиеся в Риме, взяли на себя согласие господина посланника пожертвовать для украшения оной своими трудами, мне досталось написать царские двери…». Он расписал маслом по цинку шесть медальонов, которые были вмонтированы в царские врата в алтарной части храма. На двух верхних медальонах художник изобразил тему Благовещения, на расположенных ниже четырех медальонах – образы четырех Евангелистов. Все эти образы написаны в  стиле Итальянского Ренессанса, при этом  они поражают великолепием колорита и виртуозностью техники рисунка и живописи.
Художник с великолепным мастерством передал чистоту и кроткое обаяние  Богоматери,  которая хотя и напоминает Мадонн Рафаэля и Мурильо, однако  написана в своеобразной и  узнаваемой манере русского гения.  Столь же узнаваемы и глубоко индивидуальны образы евангелистов.  Евангелист Марк изображен погруженным в глубокие размышления,  Образ Матфея одухотворен ангелом в своем священном труде. Иоанн глубоко романтичен в своей прекрасной молодости и, по традиции итальянского Ренессанса, изображен с ангелоподобной внешностью. Чистая и возвышенная радость озаряет мудрое лицо евангелиста Луки. Как отмечал Н.В.Гоголь: «Видимое отличие, или манера Брюллова уже представляет тоже совершенно оригинальный, совершенно особенный шаг… Его кисть остается навеки в памяти».
     Царские врата художник создавал, активно трудясь над эскизами к «Последнему дню Помпеи». Это грандиозное полотно было закончено Брюлловым и выставлено на суд итальянской публики осенью 1833 года. Примечательно высказывание о нем итальянского критика Джакопо Пецци: «Кто не был побуждаем желанием сказать, что подобное  произведение составило эпоху в летописях искусства».
 Осенью 1835 года Карл Брюллов получил предписание из Петербурга приехать в Россию и занять место профессора в Академии художеств. Россия  с нетерпением ждала своего «первого художника». Общее настроение выразил тогда  Евгений Баратынский:
«Искусства мирные трофеи
Ты внес в отеческую сень,
И был последний день Помпеи
Для кисти русской первый день.
Тебе привет Москвы радушной!
Ты в ней родное сотвори,
И сердца голосу послушный,
Взгляни на Кремль и кисть бери!»

     Приезд Брюллова в Москву, а весной 1836 года в Петербург, был триумфальным. Сам Государь Николай Павлович удостоил его аудиенции и беседы в Зимнем дворце. Надо заметить, что привыкший с детства к восхищению и поклонению, Брюллов не питал ни страха и не  испытывал преклонения перед сильными мира. Император проявлял демократизм и уважение к его славе и хотел, чтобы Брюллов поработал на благо отечества. Когда Карл Павлович твердо и даже несколько высокомерно отверг предложение Государя написать  картину из русской истории на  определенную тему.  Николай Павлович не стал возражать и предоставил ему свободу выбора сюжета большого исторического полотна. Но не заказ Государя, ни  его личность, которая у многих вызывала восхищение и  преклонение, не вдохновили живописца на новые шедевры. Через некоторое время, Николай Павлович, гуляя в Петергофском саду, случайно встретил Брюллова и сказал ему:
— Карл, пиши мой портрет. 
     Брюллов начал работу, однако  оставленные  им  наброски свидетельствуют о том, что  колоритная личность императора Николая, этого  «красавца с величественной осанкой» не заинтересовала его, хотя , по мнению многих современников, она была  очень интересна, особенно для живописца.  Внушительная внешность императора, его  «магнетизирующий взгляд, пристально всматривающийся в привлекший его внимание предмет, но часто становящийся холодным и неподвижным, благодаря привычке скорее подавлять, чем скрывать чувства, его гордый лоб, черты его лица, напоминающие Аполлона и Юпитера, весь облик его, более благородный, чем мягкий, — все это производит на каждого, кто бы ни приближался к нему, могущественное воздействие», совсем не оказали никакого впечатления на Карла Брюллова. Он никак не мог заставить себя писать что-то вопреки своему душевному расположению и поэтому отношения с Государем и двором у него не сложились.
     Осенью того же года, по распоряжению императора, Брюллов  получил звание профессора 2-й степени  и приступил к занятиям в Академии Художеств. От желающих учиться у него не было отбоя, тем более что он оказался в самом деле отличным преподавателем - внимательным, заинтересованным в успехе каждого ученика. От художника ждали новых больших картин. Он честно старался выполнить заказ Государя написать   большое историческое полотну об осаде Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 г., даже посетил Псков, пытаясь найти, как некогда в Помпее, вдохновляющие впечатления, но работал вяло, а с 1847 г. вообще забросил картину.
Однако этот период ознаменовался серией великолепных портретов, несколько блестящих произведений на религиозную тему, которые сейчас являются украшением лучших Российских собраний живописи.
      Личная жизнь художника не сложилась. Одной из причин этого была неуемная слабость его к прекрасному полу, который с молодых лет баловал художника своим благоволением.  Неотлучно сопровождавшая Брюллова тройка верных друзей: поэт Нестор Кукольник, композитор Михаил  Глинка и художник  Яков Яненко устраивали шумные сборища  в трактирах и ресторанах, которые часто заканчивались  посещениями цыган. При этом «блистательный Карл» старался не пропускать мимо себя  ни одной юбки, что попадалась  по пути веселой компании. Не  мудрено при этом, что брак с юной Эмилией Тимм, дочерью Рижского бургомистра оказался столь недолговечным.  Не привыкший долго раздумывать и серьезно подходить к взаимоотношениям с женщинами, Карл Павлович женился сколь скоропалительно столь же и легкомысленно, даже не подумав проверить совместные чувства. Через месяц после свадьбы  он уличил свою молодую жену в кровосмесительной связи с собственным отцом, после чего последовал скандальный развод. Эта история очень расстроила самолюбивого гения и навсегда лишила его желания и надежды создать нормальную семью.
      В 1838 году Брюллов получил заказ на роспись  лютеранской соборной церкви св. Петра и Павла в Петербурге.  Он написал для неё свое знаменитое «Распятие»,  причем это произведение было замечательно тем, что по свидетельству современника, «голова и почти весь торс Спасителя были написаны художником в один день; работа была настолько напряженной, что Брюллов по окончании ее упал в изнеможении без чувств; профессор Егоров, пришедший посмотреть работу Брюллова, растроганный воскликнул: "Ты кистью хвалишь Бога, Карл Павлович!»
      В 1843 году   в центре  Санкт-Петербурга на Невском проспекте было закончено строительство грандиозного  Исаакиевского собора.
Создатель этого архитектурного шедевра, который был призван стать главным собором столицы, Август Монферран  придавал особое значение внутренней отделке собора, особенно живописным росписям. Картины росписей, по мнению Монферрана, должны соответствовать архитектуре собора и составлять с ней гармоническое целое”.
    Для создания росписей были приглашены лучшие российские живописцы, причем самая ответственная часть росписи - верхнего свода купола, боковых его частей, четырех парусов и пространство под  ними на четырех пилонах была предложена К.П.Брюллову.
Как и всем другим живописцам Брюллову предъявлялись жесткие требования, определявшие не только сюжет и композицию, но и определенный типаж изображаемых фигур. Брюллов хотел расписывать собор в традиционной технике фрески, Монферран настоял на масляной живописи, мотивируя это тем, что фреска не сможет противостоять сырому петербургскому климату.
 Карл Павлович с огромным энтузиазмом и вдохновением принялся за дело. Он создал ряд великолепных эскизов на картонах : «Бичевание Христа», «Лобзание Иуды», «Несение Креста, «Се Человек»; Для плафона – «Евангелист», «группа святых с Александром Невским», «Ангелы, несущие крест», «Богоматерь на троне» и «Иоанн Богослов». Он создал великолепные, полные силы и страсти образы, исполненные духовной просветленности и в то же время реальные и глубоко индивидуальные.
Принимаясь за работу под куполом собора, художник воскликнул: «Мне тесно здесь! я расписал бы теперь целое небо!", а когда его спросили, где бы он набрал для этого сюжетов, он ответил: «Я изобразил бы все религии народов, а над всеми ими — торжествующее христианство».  Он посвятил этой работе четыре года. В 1847 году, работая на лесах под самым куполом Исаакиевского Собора, Брюллов  простудился и слег на несколько месяцев. Стало очевидным, что продолжать работу над  росписями он больше не сможет. Поэтому росписи были завершены по эскизам Брюллова художником  П.Басиным.
       После тяжелой болезни в 1849 году Брюллов для поправления здоровья уехал на остров Мадейра, а в 1850 году возвратился в свой любимый город Рим. Там  23 июня 1852 он и умер от сердечного приступа.
      Посмертная судьба произведений великого мастера была очень не простой, а порой и драматичной. В первую очередь это касается росписей Исаакиевского собора. Время подтвердило правоту Брюллова в споре с Монферраном. Масляные росписи быстро пришли в негодность и в начале ХХ века были заменены мозаикой, созданной на основе эскизов Брюллова. И. Репин с горечью писал об этом: «Нельзя тoжe нe пoжaлeть o нeкoтopыx вeликoлeпныx oбpaзax Иcaaкиeвcкoгo coбopa, ocoбeннo Бpюллoвa и Бpyни, кoтopыe пoгибли бeзвoзвpaтнo, тaк кaк нe были вocпpoизвeдeны в cвoe вpeмя.  A кaкиe этo были кaпитaльныe  вeщи! Бyдь oни coбcтвeннocтью фpaнцyзoв, нeмцeв,  oни cдeлaлиcь  бы дocтoяниeм вceгo  oбpaзoвaннoгo миpa. Ecть ли гдe бoлee  вapвapcкoe oтнoшeниe к пepлaм cвoeгo иcкyccтвa!».
      Не менее драматична и судьба творческого наследия Карла Брюллова. Буквально через несколько лет после его смерти началась эпоха великих реформ. Это привело к бурным переменам в эстетических вкусах общества, отказе от академических канонов, повороту к критическому реализму, «литературной живописи», ко всему, что стало символом движения передвижников. Как писал тот же И.Репин: «Beтpeнaя cтpacтнaя  любoвницa этoгo мaэcтpo (К.П.Брюллова) cлaвa - пo  смерти  eгo быcтpo измeнилa eмy. Дaвнo ли oнa пpoвoзглacилa eгo вeличaйшим гeниeм, дaвнo ли имя eгo  пpoгpeмeлo oт Pимa дo Пeтepбypгa и зacим громкo пpoкaтилocь пo вceй Pycи вeликoй? нe пpoшлo и дecяти  лeт,  кaк  мaния cвepжeния  aвтopитетов  oxвaтившaя,  кaк  пoвeтpиe pyccкoe  oбщecтвo, нe  пoщaдилa  и  этoй  заслужeннoй  cлaвы…   Вo  глaвe  этoгo нaциoнaльнoгo движeния  вcecoкpyшaющим кoлoссом  cтoял Bлaдимиp  Bacильeвич Cтacoв;  oн пepвый пoвaлил гopдoгo  oлимпийцa Бpюллoвa,этoгo xyдoжникa  пopoды  эллинoв пo вкycy  и дyxy…Бpюллoв cтaнoвилcя чyжд. Pyccкaя интeллигeнция  yжe толькo cкoнфyзилacь,  кoгдa  нaд нeй oкoлo  этoгo вpeмeни пpoгpeмeли   знaменитыe   cлoвa  oбoжaeмoгo  тoгдa  aвтopa:  "Двaдцaть  лeт  мы пoклoнялиcь ничтожнoй личнocти Бpюллoвa».
      Однако, уже в начале ХХ века значение живописи Брюллова для всего мирового искусства, его блестящий талант были  вновь оценены по достоинству. Однако, в советское время изучая Брюллова, искусствоведы с восторгом говорили о «Последнем дне Помпеи», о его знаменитых портретах, совершенно игнорируя религиозную живопись великого мастера. А вклад его в эту живопись как и все, что делал этот великий художник очень значителен. Мастерство   Карла Брюллова вызывает глубочайшее поклонение по сей день.
      Здесь уместно привести знаменитые слова из воспоминаний  И.Е. Репина: «cлyчaйнo  paзвepнyв фoлиaнты  "Pyccкoгo  xyдoжecтвeннoгo apxивa"  я пpикoвaлcя к  "Pacпятию" . Фoтoтипия, oчeвиднo, c pиcyнкa ceпиeй, иcпoлнeннoгo c тaкoй  cилoй, c тaким мacтepcтвoм гeниaльнoгo xyдoжникa!..  Энepгия, виpтyoзнocть киcти... И  нa этoм нeбoльшoм клoчкe  фoнa тaк  мнoгo  вдoxнoвeния,  cвeтa,  тpaгизмa! Pyки Xpиcтa кpeпкo зaкoлoчeны бoльшими гвoздями…; гoлoвa зaкинyлacь и  пoтepялacь  в oбщeй  aгoнии тeлa. Ещe мгнoвeниe - и нaдвигaющaяcя пoлocaми тьмa  пoкpoeт этo cтpaшнoe  cтpaдaниe... Бoжe, cкoлькo экcтaзa, cкoлькo cилы в этиx тeняx, в этиx  peшитeльныx линияx pиcyнкa! Kтo жe  этo? Kтo aвтop?.. Bглядывaюcь вoвce  yглы pиcyнкa,  мeлькнyлa  инocтpaннaя  пoдпиcь. Koнeчнo, гдe жe нaм  дo этoгo иcкyccтвa.  Haдeвaю  пeнcнe - C. Brullof. Taк этo  Бpюллoв!» Трудно что-то добавить к этой  восторженной оценке великим русским художником мастерства «гения русского Ренессанса».