Странички

               

   Автобус, потрёпанной обложкой ежедневника, подкатил к конечной остановке, где из него сиротливыми листками выскользнули два пассажира. Немного постояв, автобус-обложка автобус-скоросшиватель покатил обратно, по пути подбирая-подшивая новые странички.
   
   Не по-весеннему холодный ветер и меня внёс в этот автобус, где я по привычке пробежал взглядом по лицам, выискивая что-нибудь интересное. Взгляд ни за что не зацепился, и я пристроился на сиденье у окна. Автобус тронулся.
   
   Вообще, люблю сидеть, если есть возможность, лицом к салону, читая лица, пытаясь расшифровать неразборчиво написанные письмена. Впрочем, сегодня я устал и плавное движение автобуса убаюкивало, смежая веки. Люди-странички входят и входят, втискиваясь между подшитых на сидячих местах листков, и автобус постепенно из небольшой книжонки превращается в пухлый том.
   
   Вот входят странички на иностранном языке, и, судя по всему, это индийцы, студенты и студентки. Одна из них, довольно красивая девушка, садится на освободившееся рядом место. Не понимаю, что написано на их лицах, но иногда взглядываю на соседку-страничку. Это получается также трудно, как трудно для глаз читать, глядя в упор, но всё равно посматриваю, любуясь экзотическим цветом бумаги, чувствуя странный её запах.
 
   Временами проваливаюсь в дрёму. На  очередной остановке в автобус, осыпаясь от старости, входят две ветхие пожелтевшие странички. С трудом разбирая выцветшие от времени строчки, бегущие по смятым временем и жизнью лицам, вижу, что начало исписано крупным размашистым почерком. В конце листа почерк становиться убористым, невнятным, слов и фраз становится всё меньше и меньше, словно страничка хочет отстрочить свой  конец, не замечая, что края осыпаются, безжалостно приближаясь.
   
   Одна из ветхих страничек сгоняет с места иностранца, молодую страницу  кремового цвета, исписанную меньше чем на треть чёрными, словно южная ночь, чернилами.
   
   Входят три новые странички. По-видимому, это студенты первокурсники, две девушки и парень. Почти сразу они скрылись из поля зрения. Задрёмываю, поглядывая иногда на соседку и входящих пассажиров…
   
   Автобус-обложка, выскочив из центра города, подкатил к остановке, где  разом высыпалась пачка листов.  Один из листочков-студентов, на которых я до этого обратил внимание, юная красавица, почти ребёнок, на которой ещё так мало строк, написанных аккуратным полудетским почерком, словно нехотя встала, чтобы выйти. Ловя прекрасными голубыми глазами, в которых застыла тоска, взгляд парня, она, обращаясь к нему, как то не к месту, но очень искренне и звонко, сказала: «Счастливого пути!», услышав в ответ лишь нейтральное, - «Пока»
   
   Я не смотрел на парня и вторую студентку. Я смотрел на неё, а она, попрощавшись, вышла из автобуса, и уже там под окном, растерянно улыбаясь наивно пухлыми губами, помахала ему на прощание рукой, глядя словно в последний раз, словно прощаясь навсегда. Помахав, она обречённо повернулась и пошла прочь, унося с собой муку и счастье любви, пусть и неразделённой.
   
   Девственно белая страничка. Её пока не касалась грубая рука жизни. Сейчас на неё, гладкую и белую словно снег, легла ладонь того парня, и теперь в его власти смять её в первый раз или пощадить её саму и её любовь.
   
   А парень, как только автобус отъехал от остановки, так же, как и вторая студентка, несколько смущенной происходящим,  засмеялся, покраснел, и, взяв себя за щёки ладонями, покачал головой, словно говоря: «Ой-ой-ой! Что происходит!»
   
   Я читал его. Он был смущён, в душе он был горд и рад, он был польщён, но не было любви к ней в его сердце.
   
    Мне стало грустно.

       22.04.09                Г.В. Блонский