Всего четыре дня

 

                Юрий Фельдман

                ВСЕГО ЧЕТЫРЕ ДНЯ

 -     Может сначала прочитаем письмо, а фотографии потом посмотрим?
Муж отложил картинку из янтаря.
-    Как скажешь дорогая.
            Софа открыла отделение серванта, хранилище фотоальбомов.
              -    А ты был там чистым павлином, помнишь?  - не удержалась она.
Владимир мог бы ответить, но подумав, решил, и зачем?
-     Нашла.
На стол лёг альбом с аккуратной наклейкой МАЙОРКА.

* * *
-     Софчик, прислушайся, кажется, соотечественники!
Она, разморённая жарой, медленно выплыла из дрёмы, услышала немецкий, потом,  похоже, японский. Всплыла ещё ближе к реальности, сообразив, это не Сочи, как ей полуприснилось, а Майорка, и лишь затем, среди чужой речи различила голос с почти забытой за годы жизни в Германии интонацией, интонацией балованной женщины,
- Ильюшенька, ну прошу, не дыми в мою сторону, пожалуйста!
- Уже погасил.
- Ты мой умница!
 Софа из любопытства разлепила глаза, села. Через три лежака от них, тоже под большим цветастым зонтом, расположилась пара. Она сидела в профиль. Тоненькая, с торчащими детскими лопатками. Аккуратная головка на высокой шейке, ёжик рыжих волос. По-женски приметливо разглядела дорогой закрытый купальник, маникюр и педикюр, - ухоженная, - подумала. Мужчина сидел лицом к ней. Не только крупный, но видно, крепкий, даже начинающая полнота, как и редеющие волосы не портили впечатления. Похоже, под пятьдесят. Он потянулся к своему сокровищу и поцеловал в плечико. Софа подумала, что новое знакомство, пожалуй, не  испортит остаток отпуска.
-      Если не лень, Вовчик, узнай кто такие.
 Изнывавшего от скуки мужа дважды просить не пришлось, о чём уже через десять минут она пожалела. Уж больно заливисто смеялся он с новыми знакомыми. Она ждала, её вот-вот позовут, но троица оживлённо общалась, будто её, Софы, и не существует. Даже демонстративное отворачивание спиной и сердитое нахлобучивание соломенной шляпы не помогало. Пришлось менять тактику.
-       Владимир, скоро ты там? Я плавать хочу! - призвала громко и по-немецки.
Она не скрывала раздражения, троица дружно повернулась к ней. Рыжеволосая показалась лет на семь её моложе, около сорока, бледная, ещё без загара. Она что-то сказала мужчинам, все дружно встали и подошли.
- Таня, - первой протянула руку.
- Илья, - пробасил  сверху спутник
- Не дуйтесь на мужа, он не виноват, заболтались вот, и давайте сразу в море. Я не большая поклонница солнечных ожогов.
  Знакомцы показались столь открыто доброжелательными, что Софе расхотелось злиться, и они побежали навстречу лениво-ласковым волнам. Уже в воде выяснилось, что обе пары прилетели сюда из Германии. Только Татьяна с мужем из Гамбурга, а вторая пара из Штутгарта, да и гостиницы их оказались рядом, в сотне метров. И по прежней жизни  тоже соседи, по Балтике. Новички -  из Риги, а ветераны -  коренные ленинградцы, питерцы.
   Щёлк, шёлк! Два снимка. Татьяна поспешила под зонт в тень, остальные легли на песок, обсушиться под уже не жгучем сентябрьским солнцем. Наверно, случайно, если верить случайностям, Владимир оказался несколько в стороне, а Софья и Илья легли рядом,  чтобы продолжить знакомство. Давно ли они в Германии? - поинтересовался Илья. Оказалось - десять лет, с первой волной.
- Мы с Танюшей тоже десять, только не лет, а месяцев. Это, после мук на языковых курсах, наша первая вылазка  в Европу. Простите, Вы работаете?
- Да, давно, и как ни странно - по специальности. Тогда ещё наших программистов хватали как горячие пирожки. Вы тоже  инженер?
-    Увы! Инженер разбитых человечьих душ. Я врач-психиатр, но, к сожалению, без языка и потому, как специалист нужен здесь не больше, чем погонщик слонов на Камчатке. Не представляю, куда себя и применить. Может вышибалой в ночном баре? Я ужасно грозный, если брови насуплю и челюсть вперёд. Посмотрите! Смеётесь? Странно, почему меня никто не боится? Пока что пылинки с Танюши сдуваю. Она мой поводырь, всё же немецкому  в школе учила.
-   Непросто вам. В Германии германистов как собак не резанных. Впрочем, мы в отпуске. Загораем, отдыхаем от проблем, у кого их нет, верно? Вы такой большой, слабаком никак не кажетесь. Знаю одно, кто хотел, работу нашёл, не пропадёте и вы, вот увидите.
  Потом выяснилось, что рижане бездетны, у бывших же ленинградцев сын  вырос, уже в университете. Софа, удивляясь себе, болтала и смеялась больше обычного. Впрочем, ей всегда нравились крупные, как покойный отец, мужчины, казавшиеся, как и он, надёжными.  Муж хоть и был жилистым, но ростом чуть выше её, да и после четверть векового юбилея отношения их переживали нелёгкий период охлаждения.
  Владимиру надоело быть вне разговора, он встал и пошёл в тень, под зонтик, к Татьяне. Женщина приветливо улыбнулась. Приметным взглядом окинув тоненькую, ладную её фигурку, пожалел, что они не одни. Она подвинулась, и он присел на краешек топчана.
- Я весь у Ваших ног!
- Ого! Так сразу?
- Вы не привыкли к стремительным атакам?
- Отвыкла, к сожалению, господин гусар.
- Ещё не вечер, Можно Вас сфотографировать?
- Хочется?
- Ещё как, прямо не терпится!
Щёлк, щёлк
- Володя, не пяльтесь так и наденьте шорты, это в конце концов неприлично! Лучше поделитесь, с чего у вас началась Германия.
Он смутился, быстро натянул шорты и рассказал, как  десять лет назад плыли они в неизвестность из Питера на пароме "Анна Каренина" с двумя чемоданами и тремя коробками. Как впервые не в кино, а в жизни увидели, что вечером пассажиры переоделись во фраки, дамы в вечерние платья, танцевали под оркестр, смеялись, пили шампанское, блестели вспышки фотокамер. А они, после пустых прилавков Ленинграда не могли насытиться, и всё вокруг казалось нереально вкусным и сказочно красивым. По приплытии в Киль, безъязыкие, добирались с пересадками через всю страну в Эсслинген, где в общежитие, первые ночи провели в подвале, потом под крышей вместе с ещё шестью семьями из разных концов России. Затем полтора года в деревне, "во глубине шварцвальдских кущ." Там начали постигать язык, а сын до гимназии учился в сельской школе, теперь он в Берлине, в Университет, отделился. Они с Софой, перебравшись в Штутгарт, устроились на одну фирму, даже работают в одной комнате. Выходит, круглые сутки вместе, под надзором.
-        Должна посочувствовать или сразу прослезиться?
- Дождёшься от вас! Просто в Питере, при всех мерзостях тамошней жизни, я занимался горным туризмом и, хоть месяц в году, жил вольным казаком.
- Ага! Там Софа держала Вас на длинном поводке, а здесь - на жестком ошейнике. Не развернуться казаку. Бедненький!
  Разогревшись на солнце, пересели к ним в тень Илья с Софой и, потеснившись на лежаке, снова сфотографировались. Договорились после ужина встретиться, полюбоваться закатом, а потом где-нибудь посидеть, потанцевать.
- Ну, как? - Они уже перебрались под свой зонтик.
- Совсем неплохо, - улыбнулась себе в зеркальце Софа, - Жаль осталось здесь всего четыре дня, даже меньше…

                * * *
 
  Софа надела темно-зелёное вечернее платье, что удачно подчеркивало тонкую ещё талию и скрадывало пышность бёдер. Причесала в хвост свою гордость, волнистые в старую медь волосы, подкрасилась. Она была почти спокойна. Володя, трещал почему-то без умолку и всё спрашивал какие брюки, рубашку и туфли ему надеть, и взять ли фотоаппарат.
  Встретились будто старые знакомые, дамы расцеловались. Софа оценила, что знакомые одеты неплохо, хоть и не по курортному. На нём тёмный костюм и рубашка с галстуком, на ней, пожалуй, избыток янтарных украшений. Пока шли к набережной, Софа взяла Илью под руку и подстроила шаг к бархатноглазаму великану. Володя знал, что жене  нравились мужчины высокие, "шкафистые", но он давно перестал ревновать её. Сам же, чуть отстав, оглядел балетно-стройную, фигурку Татьяны  и почувствовал, как его тянет к ней. Она отдалённо напоминала давнюю, первую его любовь….  Щёлк. Фото сзади.
- Вы всегда так выглядите? - пробный шар.
- Как? - не без кокетства.
- Наповал - шепнул на ухо и сжал локоток.
- Она прижала палец к губам, стрельнув взглядом в сторону мужа
Софа с Ильёй первыми вышли на набережную.
- Какой странный закат! Володя, запечатлите нас.
  Улыбки в объектив, сфотографировались в разных сочетаниях.
 Закат был действительно необычным. В зените небо ещё густо синело, но впереди, занимая четверть горизонта, взбирались друг на друга громады свинцовых туч. Заходящее солнце порой пряталось за них, порой бросало от моря к берегу прощальные лучи, а тучи уже глухо охали громами, перебрасываясь меж собой слепящими клинками молний. Потянуло прохладой и сильней запахло морем
-        Похоже, к дождю.
-      А, может, пронесёт, - оптимист Володя, - гляньте, тучи ползут параллельно берегу.    Немного погуляем и в наш отель. Сегодня диско под луной, сегодня танцы крутят!
Так и сделали. Они не сговариваясь, как бы поменялись парами. Софа, не обращая внимания на забывшего о ней мужа, старалась развлечь малоразговорчивого Илью рассказами о Германии, путешествиях и странах, что повидали. Тот был галантен, внимателен, не забывая сверху поглядывать за кокетничающей женой. Звучала музыка. Он прекрасно вёл в вальсе,  и Софе нравилось чувствовать его большую, уверенную руку. Володя был забавен, и в танце неутомим, Татьяна, не выдержав, попросила пощады. Свободного столика на четырёх не нашлось, расселись по двое, за  разные, опять же не по-семейному. Софа не чувствовала, нравится ли она, настолько сдержанным казался партнёр. Она, по-женски простила его суховатую старомодность, приписав прибалтийскому воспитанию. Володя же, не чувствуя  узды, забавлял соседку анекдотами и смешными историями. Она до слёз хохотала, его рассказу, как вырастили рекордную клубнику на дачном участке чуть не в ста километрах от Ленинграда. Ради этого они с Софой тайком ходили в конюшню, воруя или обменивая технический спирт на конский навоз. Накопив драгоценное удобрение, запаковали в полиэтиленовые мешки, и он в огромном рюкзаке повёз "добро" поездом. В тамбуре попал в хорошую давку, полиэтилен лопнул: потекло, вонь, крик, чуть не побили. Выгнали из вагона на первой остановке, и он, чертыхаясь, добрался до дачи в кузове попутки уже ночью. Смех и грех. Зато какой, на зависть соседям, собрали  летом клубники!…
-    Слава богу, мы жили без дачных страстей-мордастей. Работала я в спецшколе на полставки, ходили на бальные танцы, друзья, летом - Паланга, Крым, даже Болгария. Ильюша всё-таки заведовал в правительственной поликлинике, потом у него была частная практика. Грех жаловаться, пока со мной ерунда не приключилась, - замолкла, закурила тоненькую дамскую сигарету. При свете зажигалки Владимир заметил тёмные круги под её глазами, -  впрочем, - натянутая улыбка, - всё это неинтересно, я выпила бы ещё коктейль и послушала что-нибудь забавное, у Вас получается хорошо.
 Владимир не стал лезть в душу, выдал пару анекдотов, принятых благосклонно….Столики пустели, вечер заканчивался. Расплатившись,  подошли ко второй, разговорившейся к ночи паре. Проводили рижан до  гостиницы. Сладкие голоса певцов далёких ресторанов, да желтый свет качающихся фонарей дополняли очарование южной ночи. Оглянувшись, Софа увидела, как благоверный пытается поцеловать спутницу в губы, а та шутливо отбивается. Илья же по-прежнему был галантен и сдержан.                Распрощались до завтра, на пляже.

  Молча и отстранено, как чужие, вернулись штутгартцы в гостиницу. Спать легли подальше друг от друга. Проснулись ночью от грохота за окном. Ливень всё-таки накрыл городок. Казалось, мифические боги и гиганты играют в богатырские свои игры: швыряют скалы, грохочут горами и, сотрясая небеса, громогласно хохочут. Градины стреляли пулемётными очередями  по крышам. От блеска молний в комнате становилось жутковато светло. Тени метались по потолку. Ей было страшно, она прижалась к мужу. Он понял сигнал по-своему. Занимаясь любовью, они представляли себя  в объятиях иных.

                * *  *
   Утро сияло невинной голубизной, лишь аккуратно сметённые горы сучьев и листьев, да влажный песок напоминали о ночном буйстве природы. Они разместились на обычных своих местах, дважды выкупались, а рижане (о них они не говорили) всё не приходили. Наконец, около полудня, появился Илья, один. Софа заметила издали, но прикрылась, будто не увидела,  журналом. Он, поздоровавшись, сообщил, что Татьяна из-за ночной бури не спала ночь, недомогает, осталась в номере, пообещав к вечеру быть в порядке. Передавала приветы. И, приподняв бровь, глянул в сторону Владимира.
-       Располагайтесь Илья мы для Вас место держим, - Софа убрала одежду с соседнего лежака.
Что она заливается, будто пятки щекочут, - раздражённо думал Владимир, - всё утро просидела, надувшись, смотри, как он её развеселил! Пойду-ка лучше искупнусь.- Он отбросил газету и побежал в воду. И пока он плавал от одного буйка до другого, у него родился план.
-      Я вспомнил, мне надо позвонить на работу и фотоплёнка кончилась, - одеваясь, и ни к кому не обращаясь, пробормотал он, - сопровождать не надо, пока, до встречи.
 Его и не отговаривали. Он собрался и поспешил в гостиницу, конечно, не в свою.
-   Разрешите позвонить госпоже Горелик из Гамбурга, забыл в каком номере они живут.
  Девушка из регистратуры посмотрела в компьютер.
-      Номер 612. Телефон в кабине.
С бьющимся сердцем набрал номер. Дважды позвонил, никто не подходит.
- Простите, вы даму из шестьсот двенадцатого не видели? Стройная, с короткой причёской.
- Поищите у бассейна.
И точно. Во дворе, заставленного кадками с пальмами, у замысловатой формы бассейна на топчане светилась рыжая её головка.
- Здравствуйте, фрау Горелик, как самочувствие?
- Господи, я испугалась, как Вы меня нашли?
- Кто ищет, тот - обрящет.
- Где Илья, Софа?
- Воркуют на пляже.
- А, Вы, значит, сбежали ворковать сюда?
- Просто хотел узнать как драгоценное здоровье, то да сё.
- Здоровье у нас хорошее, то да сё - тоже. Присаживайтесь.
- Может, продолжим беседу у Вас в номере?
- Так сразу? Я только спустилась, ещё не дошла до бассейна.
  Потом она плавала, затем обсыхала, после он с уговорами усадил её за дальний столик в кафе, что был рядышком с бассейном. Она неторопливо выбрала кофе и мороженое, отказавшись от шампанского. Будто не замечая жадного взгляда, она дразнила, и тем больше манила его. Выпив рюмку коньяка, он храбро овладел её рукой
    -       Татьяна, Таня, Вы, ты мне нравишься, чёрт побери, даже очень. Мы взрослые люди, неужели непонятно. Подымимся к вам или к нам, это рядом.  Я просто теряю голову, со мной сто лет такого не было!
-     Отпустите руку, не тяните, вот упаду со стула и разобьюсь. Нападаете, как гусар на француза. Нельзя ж так! Взрослый уже дядя, успокойтесь. В любую минуту может вернуться Илья, и, вообще, я пока не созрела.
- Вернётся! Ждите! Он, сейчас наверняка уламывает мою Софку…
- Ха-ха-ха! Ильюша с кем-то развлекается? Ой! Хотела бы увидеть. Вы меня развеселили!
- Да они там!
- Перемените пластинку, Вы не знаете его.
- Ты когда сердишься, глаза из синих становятся серыми и длинными. Тебе и это к лицу. Сколько времени нужно для созревания?
- Куда торопиться, жизнь кончается?
- Нет, отпуск. Послезавтра - уже в Штутгарте.
- Ну, не могу же я подгонять настроение под твой отпуск. Не лезь целоваться, увидят. И, вообще, уходи, я нервничаю. Он скоро придёт.
- Пока не поцелуемся, ни за что!
- Всё, поцеловала, иди!
* * *
 
  Софа не выдержав рассмеялась, глядя на мужа ковырявшего с унылым видом в тарелке. За четверть века совместной жизни она научилась угадывать его мысли.
-     Вовчик, это всего лишь отпуск, не расстраивайся, дорогой!
Он выдернул свою руку из её, заказал ещё пива. Софа и раньше не устраивала драм из-за мимолётных увлечений мужа. Брак, в целом, устраивал её,
- Сердись на здоровье, при чём тут я? Увидишь вечером свою кожу да кости, успокойся.
- А ты своего бегемота. Смотри, раздавит он тебя.
- Не беспокойся, заботливый ты мой.
- Ха-ха! Знаешь - переехал трактор курицу. Она вскакивает, живая, крыльями хлопает, кудахчет, - вот это да, вот это  мужчина!
- Прикажете смеяться?
- Смейся, паяц, над разбитой любовью!
- Смейся, паяц,- из какой это оперы? Хотя, неважно, лучше пей своё пиво, дорогой, чем зря расстраиваться…               
                * * *
  Рассуждать легко, пока не видишь предмет симпатии. Когда же вечером они встретились, то и не заметили, как снова обменявшись спутниками, пошли по берегу вдоль моря, всё больше теряя друг друга из вида. Пока Илья делал один шаг, Софа два. Оказалось у него два хобби - работа и жена. Софа его восхищения Татьяной отфильтровывала, но психиатрические истории, столь далёкие от её программирования слушала с интересом. Под его рассказы о психозах и психопатиях (Софа поняла, что кроме шизофреников, остальные люди - психопаты) они незаметно дошли до конца городка. Сели на последнюю скамью послушать шум моря. Она пожаловалась на прохладу, подвинулась теснее, положила голову на его плечо. Он слегка напрягся, но не отодвинулся…
  У Владимира успехи по завоеванию спутницы продвигались черепашьими шажками. Они сели в приморском ресторане, где переодевавшиеся к каждой песне в платья трое артистов-трансвеститов с жеманством и кривляньями исполняли женские шлягеры, садились на колени зрителям. Те, подвыпив, хохотали. По началу представление казалось даже забавным. Татьяна уходила от его попыток обнять её, но под конец вечера милостиво подставляла щёчку при его попытках поцеловать в губы. Тем и закончился их второй день. День несбывшихся желаний и недомолвок.

                * * *
 День третий начался вполне безоблачно. Горелики опередили Винокуровых. Когда штутгартцы пришли на пляж, Илья, держа  Татьяну за руку, о чём-то серьёзно толковал жене, вид у неё был невесёлый. Завидев знакомых, они  приветливо предложили располагаться рядом. Дул ветерок, по морю бегали белые барашки, купальщиков мало, но компания дружно решила, им, выросшим на Балтике это пустяки, а не волнение, и, взявшись за руки, двинулись навстречу волнам. Софа с Ильёй поплыли брасом вперёд, подальше от берега. Татьяна довольно быстро устала и, перевернувшись на спину, позволяла волнам покачивать себя. Хороший пловец Владимир, проплывая мимо, демонстрировал свою лихость. Он и не понял, в какой момент потерял Татьяну из виду. Подумал, видно ей надоело в воде, она вышла. Но так быстро? Он выскочил на берег. Нет, соседи не видели её. Почувствовав беду, он снова бросился в воду, стал нырять, и вскоре нашёл. Она покачивалась на глубине не больше двух метров, у дна, глаза её были открыты. Он знал, что надо делать. Быстро доплыл с ней до берега. Татьяна была без сознания. Владимир положил её животом на своё колено, вылилась вода, показалось, что немного. Начал откачивать, одновременно крича о помощи. Вскоре появились Илья с Софой. Софа побежала к вышке спасателей, а мужчины по очереди делали дыхание рот в рот и массировали область сердца. Владимир действовал решительно, командовал, Илья слушался, но терялся, был испуган, звал её как потерявшийся ребёнок. Минуты через три  Татьяну, к их радости вырвало, она задышала. Прибежали спасатели, укол, маска с газом, лишь тогда она пришла в себя. Хотя вид у неё был пренесчастный, но ехать в больницу отказалась наотрез. Илья, бережно, как ребёнка, понёс её на руках в гостиницу, Винокуровы следом несли вещи. Татьяну закутали в два одеяла, напоили чаем с коньяком, и ушли, оставив на попечение мужа
               
* * * \
-    Снизу гудят поезда, Софочка, завтра пора нам домой. Почти по Визбору. Может, пригласим их вечерком посидеть, или, хочешь, куда-нибудь сходим вдвоём?
- Её не терпится повидать, кобель старый? Знаю тебя, горбатого могила исправит, звони, звони.
Позвонил. Подошёл Илья, сдержано сообщил, что Танюша ещё не оправилась, сильно кашляет, но если они навестят?
- Заглянем к Гореликам вечерком?
- Да, ладно уж, пойдём, пойдём…
-      Придём непременно, Софочка тоже рада провести последний вечер с вами. Как ничего не приносить? У нас так не принято  Хорошо,  до встречи!
  Видя, с каким старанием жена наводит макияж и выбирает наряд, Володя понял причину её уступчивости, но комментировать не стал. Взяли  фотокамеру. По дороге купили местного вина, сыра и фруктов.

                * * *
-    Давайте выпьем, - вид у Ильи с рюмкой столь монументальный, будто он произносит тост в очередную годовщину Октября, - за замечательных людей, спасших мою жену Татьяну.
Софа с Владимиром опустили глаза, ибо никакими замечательными себя не считали. Илья пожевал губами, вздохнул и сказал совсем другим тоном,
- За три дня мы почувствовали от вас тепла больше, чем за десять месяцев в Германии. Мы вам благодарны
- Бросьте эту торжественную чепуху, мы просто нормальные люди, а у Вовчика видно
 судьба такая, он не впервой вытаскивает кого-нибудь из воды. Выпьем лучше за наш хороший отдых и за ваш, чтоб без новых приключений.
  После Софьиного выступления стало легче и проще. Пошли шутки и анекдоты про летние      отпуска, пожелания всяческих успехов и, конечно, здоровья. Бутылка водки, как и вина быстро пустели. Закуски поглощались так, будто они не ужинали. Володя с Татьяной вышли на балкон
- Что же с тобой случилось, недоутопленница? Перепугала насмерть.
- Не знаю, кажется, волны укачали, и я уснула. Спасибо, что ты продлил мою жизнь.
- Чепуху мелешь! Тебе ещё жить и любить. Всё нормально. Тань! Не могу спокойно рядом стоять, заводишь! Сбежим куда-нибудь!
- Так приятно чувствовать себя желанной женщиной. В другое время я убежала бы с тобой, но сегодня, милый Володечка, у меня просто нет сил.
- Это оттого, что воды нахлебалась?
- Считай, что так. Да не грусти, казак, встретимся ещё! Какие годы! Всё, пошли.
На прощальный, с привкусом миндаля, затяжной поцелуй сил ей хватило….

 Илья с Софой сидели на диване и тихо о чём-то разговаривали. Не сговариваясь, не глядя на входящих, они поднялись и вышли на балкон.
- Какое небо, звёзды, шум моря, прямо рай земной, а по радио я слышал, опять взорвали кафе в Тель-Авиве, люди погибли, целые семьи.
- У тебя в Израиле кто-то есть?
- Конечно, мама и брат с семьёй.
- И у меня родная сестра и куча двоюродных. Тоже сердце за них болит.
- Десять лет назад там было спокойней. Почему туда не поехали?
- Вовчик не захотел.
- И Татьяне климат тамошний не подошел.
Затихли, прислушиваясь к себе и звукам южной ночи.
- Моя мама тоже всегда приговаривает, не я беспокоюсь, а сердце за родных болит.
- Отпусти руку, я ж не железная. Пойдём в комнату.
- Постоим ещё минутку. Интересная штуке жизнь. Встречаются двое, понимают друг друга с полуслова, а поезд ушёл.
- Романтик ты сентиментальный. Ничего не понял. Ладно, пошли.

  Поснимались, посмеялись, обменялись адресами, разошлись. Надо ещё собраться…
Утром последний раз искупались, побросали монетки в море, чтоб ещё вернуться,. После завтрака вынесли чемоданы, вот-вот придёт автобус, и в аэропорт. Вдруг видят - спешат Илья с Таней, в руках у каждого местная экзотика - яркие, крупные, похожие на петушиные гребни цветы. Трогательно и тепло. Прощальные объятия, поцелуи, шёпот "не забуду", женщины уронили положенные слезинки. А вот и автобус.

                * * *
 Дней через десять получили отпечатанные фотографии. Отобрали, где они вместе и порознь, написали каждый по письмецу, отправили. Ещё пару недель ждали ответа, потом утешились, курортные отношения часто тем и кончаются. Как-то он, вроде про себя произнёс,
- Всё же неплохой был отпуск.
- Бывали и поинтересней, - отреагировала она. Они рассмеялись, взглянули друг на друга. И без слов всё понятно. Очередной семейный кризис уже миновал.
   
Через месяц, нежданно, пришла небольшая посылка из Гамбурга. Письмо и картонка. На ней надпись: В. и С. Винокуровым от Т. Горелик на память. В коробке настенная картинка из наборного янтаря -  сосна, берег, вода, яхта, и заходящее солнце. Ещё красивый янтарный браслет. И письмо от Ильи. Софья достала фотоальбом  МАЙОРКА. Муж попросил прочитать письмо вслух.

    Здравствуйте, Софочка и Владимир!
В трудный час моей жизни пишу я письмо. Неполные четыре дня проведённые с вами были последними, всё ещё счастливыми. Врачи запретили Танечке ехать на юг, на солнце,  она, упрямая, настояла. После вашего отъезда ей становилось с каждым днём хуже, пришлось покинуть курорт раньше срока. Нам не хотелось рассказывать вам, что последние полтора года она прожила в мучениях и страхе. Операции, облучения, снова операции. Мы переехали в Германию в надежде на чудеса западной медицины, но, чудес, увы, не бывает.  Передо мной стоит урна с тем, что от неё осталось. Это не вмещается в мой разум….На следующей неделе предам земле прах Танечки на русском кладбище, в Риге, и, наверно, больше не вернусь. За день до её смерти мы смотрели ваши фотографии, даже смеялись. Володя, она вспоминала Вас по-доброму. Ей всегда хотелось нравиться мужчинам, я старался не ревновать. Софочка, только ради неё мне пришлось разыгрывать с Вами дурацкую роль ухажера, но Вы умный человек, должны меня понять! Милые Винокуровы, браслет и картина из янтаря - от неё. Простите и прощайте, будьте счастливы!
                Ваш Илья.

 Она, захлопнув, сунула альбом  обратно в сервант поглубже и, поджав губы, вышла, оставив мужа при письме и  подарках. Владимир перечитал письмо, грустно усмехнулся. Подумал - надо бы в церковь сходить, свечку поставить…. Из кухни услышал треск разбиваемой посуды и сердитое чертыхание. Тарелки, - по звуку определил он, - давненько не слышали. Ничего, пусть бьёт, ничего, так ей легче успокоиться….
 
                Январь.2004 Stuttgart