Сомбреро или Памяти Бротигана

Сомбреро или Памяти Бротигана*

Очевидно, сомбреро никогда не падало с небес в московский переулок, хотя как знать, что можно ожидать от галактики М-104, знаменитой своей необычной формой и обилием чёрных дыр. Возможно даже, что именно  его, а не какой-то боливар надевал Онегин, собираясь на прогулку. Но уж, что точно, что если оно и упало, то знаменитого печального следствия у него не было. Оно не лежало в пыли, к нему не тянулись четыре руки, и хоть температура у него была ну, очень холодная,  умелые и терпеливые женские руки не побоялись холода и прибили его прямо над столом Начальства, чтоб придать ему мужества и отваги. Оно висело там долго, до тех пор, пока не сломали ночлежки в Хитровом переулке, после чего оно оказалось законопаченным за семью печатями, и теперь его никто не замечает.

Впрочем, сегодня не о нем. Пока оно лежит тихо, можно и о волосах. Длинных, коротких, тёмных и светлых, тех, что лежали свёрнутыми в тонких пергаментных бумажках, которые когда-то были косами или локоном с головки младенца.
 Можно и о мебели, которую мастерили наши отцы из подобранных на улице досок, можно и о той, другой мебели, которая украшала гостиные, в которых собирались вечерами поэты, музыканты, о том,  как потом эта мебель совершала свой круговорот в городских квартирах,  кто-то её выбрасывал, кто-то покупал.

Когда от Майковых выносили мебель, в дверях стояли две женщины. Одна – лишь кривила рот и усмехалась, другая как-то странно всхлипывала и причитала:

- Только не книжный шкаф, только не…

Сначала вынесли его величество буфет. Буфет был чёрного дуба с резными дверцами, набалдашниками и замысловатыми ручками, когда в отверстие для ключа вставляли ключ, раздавался менуэт или полонез.
 Потом вынесли стол с лирами красного дерева, в нём играл свет, отражаясь от окна, выходившего в тополиную зелень, рояль, кресла.
 Между буфетом, столом, креслом, ножек от рояля суетился, то сбегая по ступенькам, то поднимаясь, известный артист, полубог.
Мебели повезло.
 Артист любил старинную мебель.
 А её бывшие хозяева любили завтракать по утрам, обедать днём и ужинать вечером.
 Ещё они любили сводить концы с концами, а мебель можно было сделать и своими руками из подобранных на улице досок, любили спать на раскладушках и учить уроки на кухонном столе, покрытым клеёнкой.

Или вот ещё эти книги. Красные с золотым теснением. Их покупали охотно. Давали, правда, копейки, но одной ТАКОЙ книги хватало на обед для всей семьи.

То были не революционные или военные годы, а самые обычные - советские.

Да, ещё о РАСПЯТИИ. Оно висело над портретами, третьим овалом. Но не пойдёшь же на собственную свадьбу в трениках с вздувшимися коленками или драных джинсах…

Но и это ещё не хи-хи.

Дама с плоским лицом и тонкой талией только и мечтала, нет, не о любви, о московской квартире, собственной и, знаете, тут уж все средства хороши: “Пиф-Паф” или ещё что-нибудь в этом роде.
“Встать, суд идёт!” И вот он всё идёт и идёт, медленно, по улицам города, села, деревни. Кому, что припишут?
А ты пока водочки попей, ну что ж, что десять километров туда, десять обратно, грязь, говоришь, на дороге, так ведь осень, дожди,

 или пожарь себе ананасы, грудку запеки, а там,  может, кто в гости зайдёт то ли выпить, то ли ещё зачем, может, потом будешь голяком на больничной койке валяться, только бабки сердобольные и зайдут с яичком всмятку, только уж поздно будет.

 - Да, абракадабра, - скажут читатели.

А сомбреро лежит и пылится в старом московском переулке…


* Навеяно мотивами романа Р. Бротигана "Следствие сомбреро".