Лизка. Глава 1

Елизавета Егоровна умирала в Московской больнице для персональных пенсионеров. Небольшая одноместная палата с высоченными потолками на четвертом этаже больничного старого больничного корпуса сохранила все внешние признаки недавнего советского прошлого. Белая железная койка с панцирной сеткой, грубо сколоченная деревянная тумбочка для туалетных принадлежностей, два обшарпанных стула, обитых коричневым дермантином, небольшой обеденный стол с набором тарелок ложек, ложек, графином для воды. Персональный туалет, совмещенный с душем за белой дверью. Дополнял обустройство палаты старенький советский Зил, урчавший при очередном своем включении. Салатовые шторы плотно защищали высокое больничное окно от яркого летнего июльского солнца, создавая иллюзию прохлады в этой скорбной обители человеческой печали.
 
Палата, несмотря на свою внешнюю непрезентабельность, считалась в этой больнице привелегированной. Большинство палат были двух или трехместными. Это заметно отличало больницу от обычных, городских. В больнице имелось и несколько люксовых палат. Но контингент для этих палаты расписывался заранее, рядовые больные в них не попадали. Кроме нескольких дополнительных стульев для посетителей, дубового буфета, платяного шкафа и мягкого пыльного дивана в стиле советский ампир ничем особенным эти палаты не отличались. Те же многократно крашенные в светлые и непонятные цвета двери и стены. То же больничное белье, бывшее когда-то белым. Та же посуда из аллюмения, или из желтоватого фаянса. В некоторые люксовые палаты еще в советское время был проведен телефон. Но в бурное время повсеместного существования сотовых эта опция уже не была уж столько необходимой.

Елизавета Егоровна не была персональной пенсионеркой. Своим пребыванием в этой специализированной больнице она была обязана своему мужу, персональному пенсионеру республиканского значения, еще живому. Самого Советского союза уже давно не было, некоторые реликты прошлого в виде медицинского обслуживания сохранились. Сохранились они в этом умирающем оазисе советского периода. Впрочем, прошлых заслуг мужа не хватило бы на эту одноместную палату. Волею судеб в этой больнице операционной сестрой работала ее дочь от первого брака, Света. Она и обеспечила относительно комфортное пребывание своей матери в этой больнице.

С тех пор, как много лет назад, ее Светлана вышла замуж и ушла из дому, они почти не виделись. Елизавета Егоровна ни разу не видела своего первого внука, Юру. Светиного сына. Ни разу не была в ее новой квартире. Ни разу не встречалась с Андреем, Светиным мужем, после того как они от них переехали. Хотя во всех своих воспоминаниях Елизавета Егоровна отзывалась об Андрее с теплотой и даже некоторой любовью. Родственное общение с дочерью ограничивалось двумя телефонными звонками в год. Иные годы проходили и без этих телефонных звонков.

Света не сразу узнала о том, что ее мать поместили в ее больницу. Едва узнав о ее болезни, сразу нашла мать в обычной трехместной палате и в этот же день договорилась с главным врачом о ее переводе в более комфортные условия. С этого момента Света старалась находить пятнадцать минут в течение своего насыщенного рабочего дня и навещала мать. Узнав о том, что в отделении лежит мать их Светы, медицинские сестры отделения старались уделяли больной больше внимания.

Елизавета Егоровна не чувствовала особенных удобств от пребывания в этой палате. Ее сознание уже пересекло какую-то невидимую черту. Специальные уколы не давали возможности изматывающим болям прочувствовать весь ужас болезни. Она пребывала в каком-то полузабытьи, слабо реагируя лишь на посещения врачей или медицинских сестер. Страха перед близким будущим не было. Собственно впереди вообще ничего не было. Плотная непроницаемая стена. Ее сознание оканчивалось именно в этот сиюминутный момент настоящего. В этом своем сознании можно было перемещаться только в настоящем или окунуться в прошлое. Никаких мыслей или эмоций не возникало о том, что впереди.

Света зашла в палату утром. Сразу, после завтрака. Профессиональным взглядом окинула палату. Поправила одеяло, повесила полотенце, лежавшее на постели.
- Как ты? Я на секунду. У меня утром серьезная операция. Позже постараюсь …заскочить.
- Спасибо. Все нормально, - голос после ночи был слаб. – Курить очень хочется.
- Я попрошу девочек, чтобы тебе принесли зажигалку и пепельницу. Откроют окно. Покуришь в палате. Сигареты у тебя есть?
- Да, спасибо. Есть. Пусть не задерживаются.
- Пока.
Елизавета Егоровна кивнула в ответ.

Светлана была дочерью Елизаветы Егоровны от первого брака. Почему-то именно сейчас, в этой больнице, Елизавета Егоровна отчетливо вспомнила все обстоятельства ее рождения.
Света родилась в 1941 году, в Курске. Всего за несколько дней до прихода немцев в город.
 
В тот день всклоченная санитарка влетела в их палату:
- Спасайтесь. Немцы в город входят.
Все роженицы мгновенно повскакали со своих кроватей. В суматохе стали напяливать на себя одежду, по случаю военного времени одежда находилась тут же, в палате. Младенцев главный врач роддома предусмотрительно разрешил поместить тут же с роженницами. Младенцы, будто понимая какие серьезные испытания их ожидают, дружно заголосили. Через несколько минут Света с конвертом из одеяла, в котором была завернута дочь-первенец, выбежала на улицу. Никаких бумаг, естественно, она не взяла с собой, их просто невозможно было оформить. Только здесь, на улице, она заметила, что по ошибке, надела чью-то чужую кофту.

На маленькой провинциальной улице было жарко. Несмотря на утренние часы, южное сентябрьское солнце уже успело нагреть воздух. Где-то вдалеке равномерно бухало.
- Артиллерийские орудия, - догадалась Лиза. Перед войной она один раз с мужем ездила на военные сборы. Во время этих сборов проводились и артиллерийские стрельбы. Звук таких выстрелов ей был знаком. – Пока еще за городом.

Муж Лизы был сотрудником местного обкома партии. Ему разрешалось многое, из того, что было недоступно обычным людям. В том числе и такие служебные поездки с женой.

Они познакомились в прошлом году, на ее родине, в большом старом сибирском селе, Усть-Куты. Будущий муж приехал проводить какое-то партийное совещание-семинар по вопросам колхозного строительства. Лизу из близлежащего колхоза направили на это совещание, как комсомолку и молодого специалиста. Во время обеденного перерыва они и познакомилась. То совещание-семинар было очень коротким, всего несколько дней. Вечером того же дня Андрей, так его звали, уже провожал Лизу в общежитие, в котором ее разместили на время проведения совещания. На следующий день, вечером, прямо после семинара они пошли в местный ЗАГС, где и оформили свои отношения. Потом они сходили за Лизиными вещами и из общежития перенесли их в райкомовскую гостиницу. И в тот же вечер устроили себе маленький ужин по случаю бракосочетания. Через два дня муж Лизы уехал в Курск, а Лиза вернулась в свой колхоз и сообщила матери о своем замужестве. После оформления всех необходимых бумаг Лиза поехала к мужу в Курск. Андрей предварительно прислал Лизе деньги на эту поездку и на подарки ее матери.

К ее приезду мужу предоставили служебную однокомнатную квартиру в многоквартирном обкомовском доме. После деревенских условий сибирского села жизнь на новом месте ей показалось царской. В квартире был водопровод, собственный туалет. Ванная комната, оснащенная дровяной колонкой. В собственной ванне можно было вымыться и постирать белье.
Свадьбу и новоселье отметили в один день. Пришло всего несколько человек, товарищи с работы мужа. Лиза напрягла все свои кулинарные возможности. Ей показалось, товарищи мужа остались довольны и свадебным столом и Елизаветой. Вскоре Лиза устроилась работу. Андрей устроил ее в Курский обком. Жизнь налаживалась.

Маленькая улочка перед родильным домом была пустынна. Только теплый южный ветер гонял редкие листья по булыжной мостовой. Конец сентября. Приближалась осень.

Особенно не раздумывая, Лиза быстро направилась домой. Если бы сегодня было бы мирное время муж несомненно получил машину. От родильного дома до квартиры было недалеко. Минут через пятнадцать Елизавета поднималась по широкой лестнице на четвертый этаж. Открывать дверь ключом одной рукой, а во второй держать ребенка было не удобно.
 
Первым делом, положив ребенка на мягкий диван единственной комнаты, бывшей одновременно гостиной, спальней и кабинетом мужа, Елизавета стала собирать вещи. За год городской жизни она не успела обрасти вещами и привычкой к ним. Заранее приготовленные пеленки, пару детских одеял, немного теплых вещей для себя. Деньги, документы, обручальное золотое кольцо и золотая цепочка, подаренная недавно мужем. Пожалуй, это все. Никаких продуктов дома не было. Лиза решила покормить маленькую Свету здесь, дома, в спокойной обстановке.

Дома было покойно, уютно. Маленькая Света беззаботно сосала грудь. Она родилась на редкость спокойной девочкой. Эти первые ее дни Елизавета практически не слышала плача своей дочери. Только потребность в еде или мокрые пеленки могли заставить зареветь. В этот момент Лиза отчетливо ощутила как мирная, спокойная жизнь уходит вместе с каплями материнского молока.
 
За окном что-то изменилось. Елизавета даже не сразу поняла, что именно. Монотонное артиллерийское буханье прекратилось.
- Времени совсем не осталось. Пора, - догадалась она.
Вещи собраны, дочь, по крайней мере, на ближайшее время накормлена. Все. Нужно срочно уходить.

Захлопнув дверь, Лиза по привычке сунула ключи в карман. Неизвестно когда они смогут вернуться. Спускаться по лестнице с дочкой на руках оказалось сложнее, чем просто нести ее.

Улица перед домом по-прежнему была пустынна. Только теперь тишина окружала все вокруг. Они жили не так далеко от центра и, первое время, Лизе сложно было к большому количеству людей вокруг. В сибирском селе было проще. Только в праздники люди семьями выходили из своих домов, и такие дни запоминались. Много людей вокруг означало праздник. Может быть поэтому, отсутствие людей на улицах города воспринималось с такой тревогой.

Сделав несколько шагов по направлению к вокзалу, Лиза услышала шум автомобиля. Грузовая полуторка с крытым верхом появилась в самом начале улицы. Грузовик был военным и Елизавета даже не пыталась голосовать. Но водитель грузовика, увидев женщину с маленьким ребенком на руках на этой пустынной улице, остановился сам.
- Тебе куда?
- На вокзал. Только я не знаю, поезда ходят.
- Садись в кузов. Ребята помогу. В кабину не могу.
В кабине и вправду сидел командир. В воинских знаках Лиза не разбиралась, но звание у него явно было не высокое. Молодой, бледный, весь в пыли. Голова была перебинтована. Бинты лежали неровно, сбились. В одном месте на бинтах проступила кровь.
- Только на вокзал тебе не нужно. Мы в Малоархангельск едем. Там тоже есть большая железнодорожная станция. Это ближе к Орлу. Если получится, там скорее сядешь там на поезд. Забирайся в кузов, и быстрее. Времени совсем нет.

Под брезентовой крышей полуторки сидело несколько запыленных и усталых солдат. Один из них взял маленькую Свету. Второй, протянув руку, руку помог Елизавете забраться в кузов. В углу были свалены в кучу несколько винтовок, какие-то зеленые ящики. Обычная воинская амуниция.
- Проходи ближе к кабине. Здесь меньше трясет. - Два молодых солдата поднялись с лавки, уступив место.
 
Полуторка тронулась. Через открытый задний борт можно было увидеть только часть домов и кусочек улицы, по которой проезжала машина. Елизавета плохо знала город. Почувствовав, что машина поехала по улице, спускающейся вниз, догадалась, они едут к мосту через Сейм.
Переехав Сейм через городской мост, грузовичок направился к выезду из города. На улицах, ведущих к восточной части города, стали попадаться военные машины и люди, стремящиеся его покинуть. Мост проскочили удачно. Движение на нем сегодня было односторонним, на Восток. Самолетов в небе не было видно. Минут через двадцать их полуторка благополучно выбралась из города.