Ладони Матери 10-15

      ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУТЬ В СТОЛИЦУ
               
               ГЛАВА 10

В этот раз мне ничего не снилось. Спал сном младенца.

Если допустить, что в этих стенах сны, как правило, сбываются, то отсутствие их может означать спокойный и безоблачный день. А можно и так трактовать: Мать мне говорит "Скатертью дорога", разумеется, в первоначальном смысле этого выражения. Ну, что ж, большое спасибо, коли так.

Разбудила меня Чёля, обеспокоенная, видимо, ранним оживлением обитателей монастыря.
В оконце заглядывал рассвет.

-Чёля, ты осознаёшь важный момент? Мы приступаем к чтению второй главы этой увлекательной книги приключений. Или ко второй серии сериала, как тебе нравится?
Чёлю, похоже, занимал иной вопрос: долго ещё ей пребывать в этом дурацком виде?
-Терпи, Чёля, и гордись: ты член команды Миссии Спасения. Может, благодарные любелизичи поставят тебе памятник. Хочешь?
Чёля вздохнула, повернулась и пошла на вход.
-Не понял? Нельзя ли яснее ответ?
Но Чёля уже лапой приоткрыла дверь и шмыгнула в образовавшуюся щель.

На завтраке присутствовала лишь одна Старшая. Остальные, как оказалось, собирали всё необходимое нам в дорогу.

Всё тщательно оговорено вчера, так что сейчас, собственно, говорить было не о чем. Молча поглощали пищу, каждый думая о своём. А по-существу, об одном и том же: что ждёт нас в пути? Удастся ли Миссия Спасения?

Перед отъездом случилось непредвиденное: Любка наотрез отказалась. Закатила форменную истерику: визжала, как недорезанный поросёнок, исцарапала все руки Лизе. На её крик сбежались юные монашки, и застыли в состоянии шока, взирая на борьбу Лизы с Любкой, и на окровавленные руки госпожи.

Лиза, сама на грани истерики, наорала на них:
-Чего вылупились? Интересно, да? Чем вы её накормили, что она сдурела?

Монашки отреагировали по-своему: плюхнулись на колени и затянули тягучий, на манер акынов, напев.

Я застал "концерт" в самом разгаре, когда зашёл за Лизой.
-Па,- едва сдерживая слёзы, кинулась ко мне дочь.- Она не хочет уходить. Смотри, что она сделала мне!
Руки по локоть в кровавых полосах, кровь капает на пол, на гирлянды цветов. Монашки со священным трепетом смотрели на эти капли.

Вбежала Волга. Не дав ей опомниться и присоединиться к своим, я быстро сказал:
- Нужно остановить кровь.

Волга наклонилась к гирлянде, сорвала несколько нежно-фиолетовых лепестков, и сунула их в рот, челюсти энергично заработали.
Поражённая Лиза моментально забыла про слёзы, про боль.

Вынув изо рта превращённые в кашицу лепестки, Волга приблизилась к Лизе, и, не забыв отвесить поклон, быстро, как мазью, смазала царапины.
-Ой! - вскрикнула Лиза. - Щекотно.

Через минуту руки вытерли, и царапины выглядели трёхдневной давности. Чудо или элементарная народная медицина?
Я спросил, как называется цветок. Волга механически изрекла заковыристое словечко, но тотчас извинилась:
- Мы не можем подобрать перевод.
Ладно, цветок я запомнил, для себя назову его... кровостой ( "кровь стой!").

-А как же Любка?- напомнила Лиза.
Виновница сидела на стойке балдахина, преспокойно намывалась, абсолютно игнорируя нас.
-Пусть остаётся, раз хочет. Нам всё равно возвращаться сюда.
Любка мявкнула.
-Молчи, идиотка!- накинулась на неё Лиза.- Что смотришь? Халявная жизнь понравилась? Спи да жри?
Любка широко зевнула, и с достоинством перешла на дальнюю стойку.
-Чёрт с тобой, оставайся!- крикнула Лиза, и выбежала из покоев.

Попасть в Столицу можно двумя путями: через пещеры, и по горам, одолев перевал.
Первый путь короткий, но на сегодня невозможный: спасаясь от преследователей, жрицы Храма обрушили в нескольких местах проход. Так что оставался один - по горам. Перевал несложный, много добротных троп, протоптанных животными.

Невольно возник у меня вопрос: почему же ни враги, ни солдатики Цезаря не добрались сюда? Элементарно, Ватсон, сказали мне: в радиусе стольких-то метров подходы к Храму Духа Любелизы охраняют Стражи. Да, всё те же "ручки от ножей".

Если они работают автономно, то на чём? Единственное предположение: солнечная энергия. А если не автономно, а управляются с общего пульта, то есть либо из Храма Матери, либо с горы, где памятник? Тогда...  получается, что какой-то элемент Системы ещё в рабочем состоянии. Может, начать с этих объектов? Попытаться раскумекать, что к чему и, глядишь, получим большое подспорье.

Не откладывая в долгий ящик, я посвятил в свои мысли Волгу, а через неё Старших.
К великому сожалению, они ничего определённого не сказали. Дело в том, что у жриц Храма Матери существует свой табель о рангах. Так вот, посвящены в тайны управления механизмами были всегда трое - Верховная и две её Советницы, которых избирала и посвящала в эти ранги сама Мать. Все остальные обслуга...

Дальше можно было не объяснять, и я мягко оборвал речь, похожую на оправдание.

Проводить нас вышли все. Даже Любка, обосновавшаяся на створке распахнутых ворот.
Прощание прошло скромно, без сопливо-слёзных сантиментов, с должной грустью и ритуальными акынскими распевами монашек.

Собственно путь наш начинался с уже знакомого пастбища. Ехать нужно было всё время вправо, в сторону краснеющей разломами расщелины.

Лиза была одета, как и Волга, в скромненькое полотняное платье. Должно быть, это обычная одежда простых любелизичанок. На ногах женский вариант всё тех же сандалий.

Легенды как таковой, у нас не было. Мне пространно объяснили и убедительно заверили, что за нашим продвижением будет следить Мать. Все указания, советы я буду получать тотчас через Посредника. И намекнули,  что если Дух Любелизы сменит гнев на милость, так же будет помогать.

Сказано было много, бедный Посредник измотался, как от долгой изнурительной  работы.
Из всего сказанного, я уяснил одно: самое ценное в нашей экспедиции, или Миссии Спасения, - это Посредник. Стало быть, первая и важнейшая задача: оберегать Волгу, как зеницу ока. Она наша палочка-выручалочка, наши глаза и уши, наш щит и меч. Потеряв её, мы попросту окажемся безоружными немыми в стане врага.
Будем надеяться, что Мать не допустит этого.

                ГЛАВА 11

Двигались мы цепочкой: Волга впереди, за ней Лиза, мы с Чёлей завершали. Дорожка едва просматривалась в густой и высокой траве. Солнце окончательно вышло из-за дальней горы, её склоны уже не казались белыми, как прежде: упавшие на них тени окрасили всё в голубовато-синий цвет. Много ниже в чёрных расселинах клубился туман. Он был и здесь, впереди нас - молоком разлился у подножий. Дышалось расчудесно чистым свежим воздухом, будто пьёшь прохладный ароматный напиток, и с каждым глотком в тело вливались новые силы, какие-то хмельные. Хотелось смеяться, шутить, двигаться быстрее.

Я б с удовольствием пустил лошадку вскачь, но опасался, что Лиза последует моему примеру, не подумав о последствиях: не с её опытом верховой езды лихачить. Зря, конечно, не настоял, чтобы осталась с Любкой. И мне бы намного спокойней было, и двигались бы шустрее.

Значительно потеплело, даже стало припекать. Туман у подножий постепенно сошёл на нет, открыв взору густые ярко-зелёные заросли из высокой травы и карликовых деревьев. Разноцветные пятна всевозможных цветов живописно разбавляли общий изумрудный фон. Казалось, мы обозреваем великолепное полотно неведомого художника, написанное в своеобразной манере: тут тебе и акварель в паре с гуашью, масло и темпера, и просто цветные карандаши. Всё гармонично соседствует, плавно перетекая, дополняет друг друга.

-Лепота какая!- невольно не удержался от восторга.
-Да!- живо обернулась Лиза. - Жалко, фотоаппарата нет.
-А ещё лучше бы видеокамеру.

Волга проигнорировала наши восторги, будто и не слышала ничего. Понятно, конечно: вся эта красотища для неё не откровение, а повседневность, но поддержать разговор могла бы... Ах, да, она же только переводчик: вопрос - ответ.

Кстати, вот и вопросик: почему нас не донимают комары и мухи, как-то неестественно это? После минутной паузы, Волга выдала бесстрастный ответ: Мать ликвидировала всех бесполезных кровососущих насекомых, переносчиков болезней. В том числе блох, тараканов, клопов и клещей.

Хорошая хозяйка, эта Мать... Закончить мысль помешал внезапно возникший слева странный гул.
-Самолёт?!- дёрнулась Лиза.
Чёля остановилась, странно зарычала. Волга спокойно продолжала путь.
Гул приближался, мгновение - и над нами пролетел... шмель величиной со скворца.
-Ух, ты!- восторженно - испуганным взглядом проводила его Лиза.
-Да-а, экземплярчик! Представляю, какие здесь были комары...

В течение следующего часа мы увидели бабочек чуть поменьше воробья, и таких же маленьких сорок. В чистом, как голубая свежевыстиранная простынь, небе мелькали какие-то птички-крошки. Временами некоторые камушками стремительно неслись вниз и ныряли в травяные джунгли.

Лизе видимо наскучило молчаливое созерцание, и она попыталась разговорить Волгу. Тщётно: девочка абсолютно не реагировала на её слова. Странное, однако, поведение, учитывая, что для всех монашек Лиза-госпожа, воплощение Любелизы. Или за пределами монастыря госпожа уже не госпожа?

-Подумаешь, принцесса какая!- обиделась Лиза.- Воображала...
-Ты не права, Лиз. Она может не меньше твоего хочет поболтать, но не может. Смирись, и не обижай её, пожалуйста.
-Да, ладно...

Мы приближались к расщелине. По обе стороны от неё раскинулись непролазные дебри, в которых преобладала колючая облепиха. У меня на родине это кустарник или небольшие деревца, здесь же в основном крупные деревья, метров пять в высоту. Обширные кроны переплелись меж собой, образовав один сплошной тент, а под ним бурно разрослось гигантское разнотравье, предпочитающее тень. Справа в этом царстве что-то монотонно рокотало. Детские воспоминания выдвинули предположение: река.

Только я, было, собрался спросить у Волги, как она остановилась и быстро спешилась.
-Что-то не так?
Впереди сложный участок, поэтому разумнее сделать привал и подкрепиться. Все - за. Лошадок пустили попастись, сами расположились на расстелённом поверх примятой травы куске домотканого полотна. Как на мягкой софе восседали.

-Как ты?- спросил у Лизы. - Попу не натёрла?
-Нормально. Устала сидеть. Долго нам ещё ехать?
-Думаю, долго. Потерпишь?
-Потерплю,- глубоко вздохнула, потянулась к тыкве-баклажке с водой.
-Много не пей. Лучше поешь плотнее.

Волга с каким-то отсутствующим видом и, похоже, без аппетита ела. Я спросил на счёт реки, но она ничего не ответила. Более внимательно глянув на девчонку, я инстинктивно догадался, что наш Посредник "на связи". О чём толкуют?

-Па, тут змеи есть?
-Теоретически, должны быть. А что?
-Мне надо...
-Возьми палку. Чёля, иди с Лизой, покарауль.
Чёля нехотя оторвалась от куска копчёной свинины, протяжно вздохнув, отправилась за Лизой.

Волга внезапно стряхнула оцепенение, глянула на меня живыми и беспокойными глазами:
-Уласан будет. Сильный ветер.
-Когда?
В переводе ответ был таким:
- Через два часа после полудня.
-Поразительно! Как вы определяете?
-Мать предупреждает.
-Значит, у нас часа четыре в запасе... В ущелье можно будет укрыться?
-Если быстро пройдём Горло.

Горлом назвали узкий вход в ущелье Кувшин, тянувшийся километров двенадцать. Слева извилистая тропа, над ней нависают отвесные скалы, справа пропасть, на дне которой бурная речка, и вновь отвесные скалы.

-Тогда, по коням! Лиз, поторопись.
Мигом собрались, двинулись.

-Что?- спросила Лиза, почувствовав моё напряжение.
-Ураган будет. Нам надо спешить. Только прошу тебя: не пугайся раньше времени. А лучше вообще не думай. Но будь готова.

Вот и начало Горла: россыпь скальных обломков, внизу пенится и ревёт речка, наполняя воздух холодной водяной пылью.
Высоко над тропой на выступе притулился Страж.

Лиза странно вскрикнула, опасно качнулась в седле.
-Не смотри вниз! Только вперёд!
-Не могу: глаза сами смотрят...
-Тогда закрой их. Доверься лошадке и не дёргай поводья.

Проникнув нашей общей тревогой, либо сами предчувствовали, только лошадки ускорили шаг. Чёля почему-то не пожелала быть в хвосте и торопливо вырвалась вперёд.

Тропа извивалась серпантином то у самой пропасти, то взбегала по крутому склону, чтоб вновь спуститься к опасному краю. Лошадки, предоставленные сами себе, шли уверено и ходко. Местами приходилось спешиваться и двигаться, почти прижимаясь к каменой стене. Временами сверху сыпались мелкие камни, и мы, как по команде, вскидывали головы, но рассмотреть что-либо наверху невозможно. Полоска неба по-прежнему чиста. Застань нас здесь ураган и... Тьфу, тьфу! прочь поганые мысли! Успеем, обязательно успеем!

Чем выше поднимались, тем уже становилось ущелье. Порой казалось, что стены живые и намерено, сжимаются, дабы сбросить нас на дно пропасти.

Лиза, бледная и взмокшая от напряжения, шла и судорожно глотала слёзы. Я чувствовал это по её вздрагивающей спине. Хотелось утешить, приободрить, но почему-то не находилось нужных слов. А может, и не нужны были в тот момент слова, потому и не находились?
Чёрт, когда же кончится это жирафье Горло?!

Совершенно неожиданно тропа делает крутой поворот, огибая острый гребень, торчавший из стены и...Горло обрывается: перед нами небольшая впадина, дно которой озеро. Склоны, круто падающие в него, сверху прикрыты альпийскими лугами, низы утопают в лесах. С птичьего полёта ущелье, видимо, действительно походит на половинку кувшина брошенного в траву.

Тропа теперь змеилась по природной террасе. Слева всё также пугающие отвесные скалы, уходящие в небо. Солнце уже перевалило за полдень. Небо безмятежно чистое, ни облачка, только голубизна чуток вылиняла.

-Надо спешить. Там мы сможем укрыться,- неожиданно заговорила Волга не как Посредник, а как обычная девочка.
Что бы это значило?

Мы почти бежали, спотыкаясь о выступы и камни. Лиза дважды упала, разбив  в кровь колено и локоть, но на удивление не расплакалась, а лишь невнятно ругнулась. Молодчина!

Далеко впереди, на изгибе впадины находится пещерка, к ней и торопила нас Волга. Небо всё ещё чистое, ничто не предвещало непогоду. Может, Мать ошиблась в прогнозе? Как частенько ошибается наш Гидрометцентр. Хотя, нет, воздух стал ощутимо плотнее, душновато, как и бывает летом перед дождём.

До пещерки оставалось не более двух километров, когда на севере из-за зубчатого хребта выплыло тёмное облачко. Оно быстро росло, меняя свои очертания и цвет. Начинается кино, ядрёна вошь!

Чёля, беспокойно поскуливая, забегала далеко вперёд и, обернувшись, лаем подгоняла нас. Волга так же настойчиво торопила.

-Я не могу больше!- закричала Лиза.
-Давай, давай, доча! Через не могу! Надо успеть, там отдохнёшь...
-Ага, легко сказать...
-Не легко, но надо. Надо! Мы должны вернуться домой,- и вдруг меня непроизвольно куда-то понесло:- И растабары ни к чему, я соседку укусил, малость покарябал. В сердце льдинку я слезами растоплю. Повезёт, я своё отыграю, ну, а нет, двум смертям не бывать. Горячее сердце цыганки. Тефаль думает о вас. Глазам не верю: Мишина рубашка кажется серой, а ведь я пользуюсь лучшим отбеливателем...

Я слышал, как с ужасом вскрикнула Лиза, не понимая, что со мной случилось, но ничего поделать не мог: словесный поток лился из меня, как вода из крана:
- Ты всё ещё думаешь о пятнах? Забудь. Карты розданы, черви козыри. Егоза, егоза, ты не прячь бесстыжие глаза. А моя яйцеголовая зазноба, я ревную тебя, когда дождь...

-Папа! Прекрати! Я боюсь!
-Я приду, когда кончится ветер. Как хорошо, что нет жены, никто мозги мне не полощет. Никаких купюр, никаких комментарием. Я хорошая, я пригожая, только доля плохая. Кислотно-щелочной баланс. Лишь дай допеть мочалкин блюз. Вы всё ещё боитесь грязи? Тогда мы идём...

-Брысь, Махлатый!! - истерично завопила Лиза.
Я запнулся на полуслове, точно "выключили".

-Не делай больше так!
-Как?- я медленно приходил в себя.
-Говоришь, как ... ненормальный, вот как! Я думала... крыша у тебя поехала...
-Успокойся, крыша на месте, и даже не протекает. А заговариваюсь... Когда меня делали маленьким, наверно, мозги перемешали... Но ты, как услышишь, сразу кричи про Махлатого...

Надо же, умница, вспомнила! Когда Лизе было годика три, я любил баловаться с ней, сюсюкался, лез целовать, а шевелюра у меня всегда пышная (особенно после душа), щекотала личико её, всякий раз уворачиваясь, Лиза сердито кричала:
- Блысь, Махлатый!
Так она произносила слово "лохматый".

Между тем облачко стало зловеще-чёрной тучей, и закрыла солнце. Сразу стало мрачно, сыро и холодно. Ветер, пока ещё слабый, дул порывами. Пробует силы или это "разведчик"?

До пещерки оставалось метров триста, когда ударили первые капли дождя. А через мгновение хлынул ливень. Одежда моментально намокла, стала тяжёлой. Идти было трудно: скользили ноги, как в самих сандалиях, так и на мокрых камнях. Шли на ощупь, не отрывая рук от стены, почти в полной темноте: глаза нормально не открыть из-за потоков воды.

Я поминутно окликал:
-Чёля? Волга? Лиза? Идёте?
Слабо, едва слышно, возвращался ответ.

Так же внезапно, как и начался, прекратился ливень, немного посветлело. По крайней мере, лошадок и девчонок я видел.
Неужели нам повезло, и ураган прошёл стороной? Хорошо бы...

Сырой воздух рванул пронзительный вой. Чёля?!
-Чёля, ау, что случилось?
Ответ уже не нужен был, ибо началось такое...

Сначала снизу по склону стремительно приближался шум, будто сотни животных в диком ужасе ломанулись сквозь заросли. Наши лошадки тоже как взбесились: пятились, хрипели, бросались на стену, раня себя об острые выступы.
-Отпустите поводья! - кричу из последних сил. - Держитесь подальше от них...

И тут шквал ветра, неся в себе мелкие камни, лесной мусор, ударил меня в спину, опрокинул, швырнул на стену. От боли у меня перехватило дыхание и померкло в глазах. Новый удар, и меня развернуло спиной к стене, прижало, следующий порыв расстрелял каменой шрапнелью. Чудом я умудрился заслонить рукой глаза. Снова и снова и снова ветер пытался размазать меня по стене, прибить к ней "шрапнелью". От многочисленных ударов, я вскоре перестал чувствовать боль. Перед очередным порывом, инстинктивно пытался сжаться в комочек, но тщётно: меня ворочало, как пучок сырой ваты.

Я совершенно потерял чувство пространства: то мне казалось, что я сплющен, скручен в жгут и законопачен в щель между камнями, то - зацепили меня батогом за рёбра и волокут сквозь дебри...

"Как девчонки ?"- слабенько трепыхалось где-то на кромке сознания.
Крикнуть, позвать не получалось из-за разбитых и одеревеневших губ. Последнее, что  отпечаталось, прежде чем потерял сознание, это врезавшееся в меня нечто, похожее на тугую диванную подушку...


                ГЛАВА 12

Спустя вечность, сознание нехотя возвращалось ко мне. Дикая боль в затылке отзывалась на каждый удар сердца. Невидимые когти раздирали моё тело в разные стороны. В ушах лишь однотонный шум где-то далеко льющейся воды.

Не открывая глаз, пытаюсь сообразить, что произошло со мной, откуда эта боль. Мало-помалу сознание прояснилось, и я вспомнил всё. Ни глаз открыть, ни пошевелиться не вышло: нечто шерстяное и мокрое лежало на мне, вдавив голову в камни.

С трудом удалось освободить лицо и дохнуть свежего воздуха, а затем уже разлепить ресницы и приоткрыть глаза. Сквозь колеблющийся туман проступил каменный выступ и кусок серого неба. Стихия угомонилась или отошла "на перекур"?

Девчонки?!!
Точно ошпаренный кипятком, рванулся, спихнув с себя "нечто", вскочил. Пелена тумана в глазах исчезла, видимость обычная в пасмурную погоду ближе к вечеру. У моих ног лежало желтовато-серое  с длинным пушистым хвостом животное, с Чёлю размером. Очень миловидная мордочка, большие чёрные глаза мёртво уставились в небо. Похоже на лесного грызуна-соню. Только у нас они в несколько разов меньше. Это ж какой силы ветер был...
Меня всего передёрнуло, и когти боли вновь вонзились в мою плоть...

На тропе, заваленной камнями, обломками веток, сучьев, пучками травы, трупами птиц, метрах в двадцати от меня лежала лошадка, неестественно вывернутая. И больше никого...

-Девочки!- крикнул, насколько позволили разбитые губы; от хлынувшей крови в рот, я едва не захлебнулся.
Ответа не последовало. Отплёвываясь, кинулся через завалы.

Лизиной лошадке, как и соне, крупно не повезло: видимо   острым камнем ей срезало часть черепа, а в боку торчал обломок ветки с двумя уцелевшими листочками. Из-под вывернутой шеи лошадки выглядывала нога Лизы, красная от крови, которая ещё сочилась из головы лошадки.

Лишь с третьей попытки мне удалось отодвинуть лошадку, и извлечь Лизу.(Я уже говорил, что сделав меня размером с пятилетнего мальчишку, всё остальное осталось как у взрослого, в том числе сила).

На первый взгляд, Лиза цела, залита кровью, но кровь не её. Если только не задохнулась... Припал к её груди: дышит!!! От радости даже расплакался, как ребёнок.
-Лиза, доча, очнись...

Оторвав от своей рубахи , изодранной в лохмотья, окровавленной, более-менее чистый лоскут, я вытер Лизе лицо и слегка похлопал ладошками по щекам:
-Лизуля, ты слышишь меня?
Лишь дрогнули слегка веки. Склонился над ней и... крикнул, обрызгав её лицо кровью:
- Лиза, подъём, в школу проспала!

Лёгкая дрожь прошла по её телу, веки затрепетали. Чувствовалось: с большим усилием открыла глаза.
-Привет, сонюшка, вставать думаешь?
Тяжко вздохнула, облизнув губы, тихо спросила:
-По мне прошёл слепой слон?
-Нет. Тебя укусил гиппопотам.
-Что-нибудь откусил?
-Надкусил и выплюнул. Сказал: невкусная... Кости целы?
-Вроде, наверное, да,- пошевелила руками, ногами, приподнявшись, села. - Целые. А где Чёля и Волга?
-Не знаю. Надо искать. Скорее всего, вниз упали... Идти сможешь?
-Смогу,- ухватилась за мою руку, встала, качнулась, как пьяная, но удержалась. - Голова немного кружится.
-У меня тоже штормит. И хочется спать.
-Из тебя кровь течёт! Давай перевяжу...
-Некогда. Вот найдём Волгу, тогда и займёмся перевязками.

Увидев лошадку, Лиза со слезой в голосе протянула:
-Бедненькая...



Пробираясь через завалы, мы преодолели метров сто и увидели уходящую вниз борозду, и далее в траве широкую "просеку".
-Чёля! Волга!- позвала Лиза.
Я тоже покричал, но нам никто не отозвался.
-Подожди здесь, я спущусь.
-Нет, я с тобой!
-Не испугаешься?
-Думаешь: страшнее урагана?
Возразить мне было нечем.

Осторожно ступая и морщась от боли, я стал спускаться. Лиза следом. Слабость и сонливость всё больше забирали меня, и я с ужасом опасался свалиться.

Чуть более четверти часа минуло, когда мы продрались сквозь примятый кустарник и оказались на небольшом выступе, в центре которого огромный с грузовик валун. У его основания грудой тряпья лежала лошадка Волги, без седла и без поклажи. Мы подошли ближе. Картина не для слабонервных. На лошадке не осталось живого места, всё в рваных и резаных ранах, передние ноги сломаны: сквозь разорванную шкуру торчали обломки костей.

Я глянул на Лизу. Бледная, с окаменевшим лицом, из глаз струятся слёзы. Закусив губу, молчит.

Слева за валуном послышался шорох. Не помня себя, кинулся туда и чуть не наступил на Волгу: девочка ползла навстречу. Я поднял её, и едва не упал от слабости, но вовремя подоспела Лиза. Волга что-то пыталась сказать, но слышалось лишь мычание, как у немого. Лицо её залито кровью из раны на лбу.

Мы положили Волгу на траву. Лиза осторожно рукавом обтёрла ей лицо. Волга продолжала издавать непонятные звуки.

Спустя некоторое время, мы поняли, что она основательно прикусила язык, и он вспух. Кроме этой беды у девочки ещё был, на мой дилетантский взгляд, вывих правой руки в области локтя, плюс рваная рана на левой ноге.

Я стянул с себя то, что некогда было рубахой, и мы с Лизой стали рвать более-менее чистые полосы.
Волга, заметно слабея, тщётно силилась что-то нам сказать.
-Зажми пока рану, я поищу подорожник.

С каждой минутой я становился слабее и сонливости сопротивлялся вяло. Попробовал в полголоса костерить себя, за свою бездарность, за невежество: кроме подорожника ничего не мог вспомнить, а ведь в этом растительном царстве наверняка есть заменители. И тех синих цветочков не видать, которыми Волга залечила царапины Лизы. Вот роскошные листы, почти как у лопуха, но сизого цвета, с тыльной стороны напоминают лист подорожника, и по цвету, и по фактуре. Может, это природный гибрид? Взять? А вдруг у него обратное действо, не заживляющее, а... Что, чёрт возьми, делать?!

-Па, пап, иди скорее сюда!
Пнув, остервенело невиновное растение, я поспешил на зов.

Ни Лизы, ни Волги на месте не было.
-Мы здесь,- выглянула из-за валуна Лиза.

Оказывается, Волга всё время пыталась нам сказать, что сорванную с лошадки поклажу забросило за валун. Она застряла в ветвях невысокой арчи.
-Волга говорит, что там есть мазь для ран...- Лиза стояла на коленях и зажимала рану на ноге Волги, которая слабо металась в бреду.
-Как же ты поняла её?
-Она "говорила" рукой...
-Ясно.

Я подошёл к кривому стволу, глянул вверх. Будь я в лучшем состоянии, плёвое дело достать сумки, а нынче...
-Боженька, помоги не загреметь под фанфары...
-Ты не боженьку проси, а Мать,- посоветовала Лиза.
Последовал её совету: Мать... Мама, помоги!
 
Я почти достиг цели, когда снизу долетел крик Лизы:
-Она замолчала, пап! И совсем не дышит!
-Спокойно, без истерик! У неё болевой шок...
-Что?
-Обморок!- кричу громче и, закрепившись между сучьев, начинаю из последних сил трясти нужную ветку. К счастью, сумки срываются и летят вниз, ломая мелкие веточки.
-Есть!- радостно вскрикивает Лиза.

Я начинаю более осторожно, и всё медленнее, медленнее спускаться. До земли оставалось совсем немного, когда нога соскользнула с сучка и, юркнув в соседнюю рогатку, застряла в области колена. Меня  с силой качнуло в сторону, каким-то чудом успел ухватиться за толстую ветку. Сил хватило только подтянуть тело ближе к стволу. Ужасная боль вновь вспыхнула в затылке, стремительно растеклась по всему телу.

Снизу что-то кричала Лиза, но я уже ничего не разбирал, ибо летел в жаркую чернущую пропасть...

               
ГЛАВА 13

...Очнулся, вернее, будет сказать, проснулся я на земле. Лежал на одеяле - причём совершенно голенький, - укрытый таким же одеялом. Первое, что сразу почувствовал, лёгкость в теле, и полное отсутствие боли, только местами слабый зуд.

Открыв глаза, увидел чистое синее небо, солнце, похоже, катилось к закату. Остро пахло дымом, жареным мясом. Где-то рядом вскрикивали какие-то птицы, заглушая разговор Лизы с Волгой. Видимо, считая, что я крепко сплю, они говорили в полголоса. Странный это был разговор: каждая говорила на своём языке.

Я приподнялся, глянул в их сторону. Волга полулежала на ворохе веток, Лиза, спиной ко мне, стояла на коленях перед костром. Обе энергично жестикулировали, при этом их голоса были как бы "за кадром". Напоминает программу "Время" с сурдопереводом.

-Что на ужин, хозяюшки?
Лиза вздрогнула, вскочила:
-Тьфу, на тебя, напугал! Проснулся? Что-нибудь болит?
-Как огурчик. Вы зачем бесстыдницы оголили меня?
-Чтобы все ранки замазать... Ох, как я испугалась, когда ты застрял на дереве. Думала: из тебя вся кровь вытекла и ты... умер...
-Рожденному утонуть не суждено умереть на дереве. Ладно, давайте какую-нибудь тряпицу... срам прикрыть.
-Нету. Всё твоё порвалось. Есть только... - тут Лиза прыснула в измазанный сажей кулачок, глянула на Волгу, и они, негодницы, рассмеялись.
-В чём дело? Где мои штаны?
-Они все изорвались, там одни дырки. Волга говорит, хи-хи, одень её, хи-хи, запасные трусики... Па, они чистые, ни разу ненадёванные...
-Может, и платье дадите?
-Нету больше, было два, видишь, мы переоделись. Давать трусики?
-Шут с вами, давайте. Не голышом же мне...

Волга порылась в сумке и извлекла небольшой свёрток, а из него уже достала трусики из тонкого крашеного полотна. Лиза принесла мне, вернулась к костру, и девчонки всласть похихикали.
-Смейтесь, смейтесь, придёт и мой черёд.

Накинув одеяло на плечи, я присоединился к ним. На походной скатерти были разложен хлеб, сыр, тыквенная баклажка с питьём, побитые, но ещё пригодные к употреблению фрукты. Тут же в миске лежали кусочки мяса, которые девчонки насаживали на заостреннее палочки и обжаривали на костре.

Я опустился на ворох веток, за спиной бок валуна, как спинка жёсткого дивана. Мне с одной стороны протянули кусок мяса на "шампуре", с другой - хлеб и кружку, в которой оказался морс. Ощутив пищу в руках, я почувствовал зверский голод. Пока с неприличной жадностью ел, девчонки, перебивая друг друга, рассказали, что было, пока я "спал".

Дикий крик Лизы, вернул Волгу в действительность. Глянув на дерево, она сразу всё поняла. Испуганная Лиза была на грани обморока. Огромного труда стоило Волге привлечь её внимание, при помощи мимики и жестов, успокоить, втолковать, что ничего плохого не случилось, просто я от слабости уснул. Из сумки достали глиняную баночку с мазью (баночка, правда, раскололась, но мазь сохранилась). Затем девчонки тщательно затирали мазью все раны и ранки, в том числе и распухший язык Волги. После чего Волга извлекла из сумки моток верёвки и долго, что называется, на пальцах, объясняла, как следует поступить Лизе. Вообщем, она забралась ко мне на дерево, где обвязала, почти опутала верёвкой, затем перекинула её через толстый сук. Внизу верёвкой завладела Волга, а Лиза стала освобождать мою ногу из плена. Освободив ногу, и оторвав, будто приросшие к стволу мои руки, Лиза вцепилась в меня как клещ и стала потихоньку спихивать. Тогда и были изодраны мои штаны.
Таким образом, меня "смайновали" на землю. К тому времени Волга уже сносно могла произносить слова и велела спустившейся Лизе нарвать ягод вон с тех кустов. Пока Лиза лихорадочно обрывала ягоды в подол, Волга освободила меня от рваных тряпок, тем самым совершенно обнажив, перекатила на расстелённое одеяло. Причём всё делала одной рукой: вторая плетью висела, причиняя неудобство и страшно мешая.
Вернулась Лиза, и уже в три руки они измазали меня мазью с ног до головы. Закончив "процедуру", вымыли руки (уцелела всего одна баклажка с водой), и, подавив ягоды, сделали морс. Которым и напоили меня, полусонного.
Оставив меня дрыхнуть, девчонки занялись рукой Волги. Основательно прощупав, Волга поняла, что в локте сустав выбит из своего места. Как могла, объяснила Лизе, чем та может помочь. И Лиза прекрасно справилась с ролью помощницы костоправа.

Я смотрел на дочь и поражался: та ли это Лизуля-капризуля, что с ленцой выполняла любую работу, психовала всякий раз, столкнувшись с трудностью, отступала, прикрываясь соломенным щитом "я не могу! у меня не получится! "И море слёз при этом...

Впрочем, чему я удивляюсь: дома, в тепле и заботе, зная, что папа с мамой (или бабушка) лучше сами сделают, чем сто раз будут упрашивать, можно и повыкаблучиваться, здесь же тепличные условия сменились на противоположные, и главным стал вопрос выживания. Тут уж не до капризов. Хороший жизненный урок получит за время этого "турпохода". Ещё только, можно сказать, сделали первые шаги, а уже какие испытания... А какие ещё ожидают нас впереди?

Насытившись, я почувствовал себя значительно лучше.
-Спасибо, хозяюшки. Какие планы у нас? Ночь на подходе. Здесь заночуем или всё же доберёмся до пещерки?

Волга напряглась, на некоторое время точно покинула это место. Мы с Лизой тоже напряжённо ждали конца "сеанса связи". По-всему, наш Посредник советовался с "начальством".

За валуном, где лежал труп лошадки, всё время шла какая-то возня, временами, заглушаемая пронзительными криками. Любопытство овладело мной, решил посмотреть.
-Там птицы... ужинают,- тихо сказала Лиза, печально вздохнув.

Я приблизился к краю валуна, осторожно выглянул. Действительно: пиршество шло полным ходом. Конская туша была сплошь облеплена чёрными и рыжими птицами, размером с городского голубя. По белому воротничку вокруг голой шеи, я понял, что это грифы. Они рвали плоть, глотали куски вместе с шерстью, толкались, били друг друга крыльями, клевали более слабых. А те, вяло возмущались, и жадно хватали пропитанную кровью землю. Зрелище неприятное, мне даже, после ужина, стало муторно, и я поспешил удалиться.

Возможно такое же творится и на тропе, где вторая лошадка. Почему-то о моей лошадке ( трупа не видел) я продолжал думать, как о живой.

Волга уже "вернулась", и сообщила: будет ещё гроза, ночью, без урагана.
-Тогда  живенько перебираемся в пещеру.

Мы спешно собрались. При помощи верёвок я сделал из сумок нечто вроде рюкзаков. Один взял себе, другой предоставил девчонкам решать, кто понесёт. Потянулась Волга, но Лиза быстро подхватила, накинула на плечи:
-У тебя ещё рука, наверно, болит.

Подъём занял около получаса. При нашем появлении с шумом и противными криками разлетелись грифы. От лошадки остался по сути один скелет. Испачканные кровью и помётом сумки лежали поодаль.

Я скинул "рюкзачок", передал Волге, сам же взял эти "ароматные" сумки.

Несмотря на завалы на тропе, пещеры мы достигли довольно быстро. Солнце давно скрылось за зубчатым хребтом, с каждой минутой становилось прохладнее, неуютно и сумрачно.

Вход в пещеру был завален камнями, обломками веток. Освободившись от поклажи, мы лихо принялись разбирать завал. Сухие ветки складывали в одну кучу: топливо для костра.

Минут через пятнадцать мы вошли в пещеру. Она была небольшая, но удивительно просторная. Остро пахло застарелой сырой золой и ещё чем-то, сразу не сообразить. Перетаскали сушняк, и Волга занялась костром, а мы с Лизой - разбором грязных сумок. К нашей общей радости, абсолютно ничего не пострадало. Ни продукты, ни баклажки с водой. Даже на медном котелке ни вмятинки. Помимо еды и посуды, мы обнаружили тёплые одеяла и смену одежды для Лизы.

К моему сожалению, никаких штанов и рубашек. Видимо, всё моё на моей же лошадке и было. Утром схожу, поищу. Чёля, как ни грустно, очевидно погибла. Будь жива, давно бы дала о себе знать.

Окончательно стемнело. А у нас в пещерке от жаркого костра было светло и даже тепло. Под потолком, недовольно попискивая, висели крупные летучие мыши. Увидев их, Лиза сначала взвизгнула и метнулась за меня, забыв в горячке, что на голову выше меня, да и по объёму поболее (скорее мне надо прятаться за её спину). Это обстоятельство заставило Лизу смутиться, пробурчала что-то себе под нос, протяжно вздохнула:
-Надоело бояться...
Я, не без гордости, усмехнулся: взрослеет доча на глазах!

Мы попили вкусненького душистого чая с пирогами, и стали укладываться на ночлег. Снаружи уже господствовала чёрная ночь. Наши соседи шумно уносились на промысел.

Девчонки заснули, едва удобно расположились под одеялами. Мне не спалось. Я вообще-то по складу "сова", поэтому ночью у меня, как у этих мышей, огромное желание двигаться, что-то делать. Мог бы видеть по - совиному, отправился бы за поклажей. Увы, увы! Остаётся лежать и пялиться на костёр. И пытаться думать.
Странный и любопытный этот мир. Если параллельный, то почему всё наоборот: что у нас маленькое - здесь большое, что большое - то маленькое. Люди карлики, зато шмели с дрозда, а летучие мыши с голубя. Деревья - карлики, зато какая-нибудь лебеда размером с берёзу. Мать забавлялась? Кто такая эта Мать? Для богини слишком прозаична: компьютерные технологии не свойственны богам. Старшие запросто беседуют с ней. Мать одновременно могущественна и по-детски беспомощна: разрушили её главный компьютер, по сути, варвары, а Мать  не может ни починить, ни вернуть похищенное. Нужен Иванушка-дурачок, Спаситель: "Пойди туда..." Что из этого следует? Либо Мать сама неисправна, либо... очень далеко находится. Где? На другом конце света? На Луне? Ещё дальше?

Пришла гроза, шумная, с проливным дождём, но по сравнению с прежним ураганом, это были детские шалости. Хорошо бы ливнем очистило тропу от завалов, ато в полуразбитых сандалиях не очень-то разойдёшься.

Устав валяться, встал, набросил "плащ" на плечи, подкормив костёр, прошёл к выходу. Где-то далеко грохотал уходящий гром, сверкали зарницы, а рядом шумел дождь и время от времени сверху падали камни.

То ли от монотонной "мелодии дождя", то ли от прохлады, но я, неожиданно, стал клевать носом. Вернулся в "постель" и, закутавшись в одеяло, под оживлённый писк соседей медленно провалился в сон.

               
***ГЛАВА 14.

Проснулся рано, от холода: во сне раскрылся, а костёр давно прогорел и остыли камни, опоясывающие его.

В небе ещё мерцали звёзды. Тихо вокруг. Предрассветные сумерки активно прогоняли ночь, и небо на глазах светлело. Звёзды при этом будто на невидимых нитях поднимались выше, уменьшаясь и бледнея.

Внизу, почти рядом, заухал филин, в его голосе слышалось недовольство быстро прошедшей ночью.
На зубчатом горизонте зарозовели снежные вершины: солнышко встаёт.

Испугав меня внезапностью, пронеслась стая чёрных с красными носами птиц, звучно перекликаясь. Размером с взрослую курицу.
Пожалуй, можно отправляться на поиски поклажи.

Надежда на очищенную тропу частично оправдалась: завалов стало много меньше. Но меня ожидала иная трудность: льющиеся сверху потоки нанесли на тропу земли, и теперь она мокрая, чавкала и липла к подошвам. Как по сырой пашне шёл, то и дело приходилось освобождаться от налипшей грязи.


Цели- места, где захватил меня ураган,- я достиг, когда солнце уже выглядывало из-за вершины. Меня встретил разноголосый птичий гам. Мелкие пёстрые пичуги шустро сновали по скелету лошадки, склёвывая остатки плоти и полчища разномастных насекомых. Причём некоторые насекомые превосходили по размерам птичек. Представьте: муха с синицу, а синичка - колибри. Зрелище одновременно интересное и неприятное, как натуралистический фильм ужасов: коллективное "застолье" ежесекундно переходило в жестокие битвы со смертельным исходом, с конечным поеданием павшего.

Вооружившись палкой, на всякий случай, я низом обошёл ужасное пиршество, и по "просеке", оставленной падающей лошадкой, стал спускаться. Трава мокрая, одеяло - "плащ" моментально напиталось влагой, стало тяжёлым и весьма неприятным. Чтобы не чувствовать холода, я принялся энергично размахивать палкой, заставляя кровь быстрее бегать и хоть немного согревать моё тело.

Вскоре я натолкнулся на лошадку. Она была на удивление целой, в смысле её никто не съел. Слёту врезавшись в кустарник, бедняга со сломанными ногами умерла в ужасном положении: голова застряла в ветвях, намного ниже остального тела.

Освободил седло, затем топориком обрубил ветки так, чтобы лошадка легла набок.
-Всё, что могу для тебя сделать,- я погладил её холодную морду, сердце на мгновенье больно сжалось, глаза обильно увлажнились.

Где-то с 15 лет я считал себя лишённым сентиментальности, но почему-то от подобных картин (чаще в кино вижу) всегда сжимается сердце, обдаёт жаром и позыв по-детски расплакаться. Кстати, сын Димка, обожающий кровавые боевики, а так же компьютерные "стрелялки", тоже проявляет девчоночью слезливость, когда на экране гибнут животные. Наследственное...

Единственный способ у меня не раскиснуть-удалиться: с глаз долой - из сердца вон. Совсем "вон", конечно, не получается, но боль и слезливость исчезают.

Вот и сейчас, схватив сумки, я быстро ретировался. На тропу выскочил, буквально задыхаясь. Постоял, прислоняясь к стене, отдышался. Затем проверил содержимое сумок. Какие молодцы эти монашки! В сумках были пара штанов и рубах. И ещё одни сандалии. Рядом с ними лежал мешочек, а в нём, внешне казалось, ещё пара сандалий, но вынул я нечто другое. А именно: сапожки. Не просто сапожки, а чудо-сапожки. Лёгкие, мягкие, они одевались как носок, без каблука, тонкая, но прочная подошва. Самое поразительное: ни одного шва! Как у валенок. На ощупь чистая кожа, разумеется, после специальной обработки. В том числе нанесение на кожу различных орнаментов методом тиснения. Общий цвет сапожек белый, орнамент сине-коричневый. В Эрмитаже им место, а не на моих ногах.

Переодевшись, мокрое одеяло запаковал в сумку, и при помощи верёвок обе сумки превратил в тугой "рюкзак".

До пещеры оставалось метров тридцать, когда оглушительный стрекот мини-сорок привлёк моё внимание. С десяток их расселись вокруг большого куста и беспрестанно голосили. Невелички, а кричат вдвое громче наших.

Глянул я пристальнее на куст, и какое-то странное чувство овладело мной. Неожиданно для себя, свистнул. Сороки тотчас умолкли, ненадолго, но во время их паузы я услышал стон. Так почудилось.

Скинув "рюкзак", ринулся вниз. Вокруг куста джунгли из более мелкого кустарника и высокой травы, пришлось пустить в ход топорик. Какая-то неведомая сила влекла меня вперёд, заставляла торопиться. И я остервенело рубил, рубил...

Стон, а точнее скулёж, уже слышался отчётливо. Сомнений быть не могло: Чёля! Жива!
-Чёлечка! Девочка, потерпи ещё чуть-чуть: я уже иду!

Вот и центр куста. Чёля висела в ветвях головой вниз. Левое бедро её пронзил острый обломок сухой ветки, голова застряла в узкой рогатине, причём толстая ветка расклинила до предела распахнутую пасть Чёли. Второе ухо по самое основание срезано, как ножом.

-Всё, милая, всё, сейчас я тебя освобожу,- продолжая говорить, я предельно осторожно надрубил тонкую ветку и с некоторым усилием отогнул. Голова Чёли освободилась от плена, но собака даже не дёрнулась. Видимо у бедняжки совсем не осталось сил.

Я в растерянности замер, готовый от беспомощности разреветься. Снять Чёлю со "штыря" у меня не хватит сил, а, надрубив его, я не удержу, и мы грохнемся вниз. Что делать?! Разве что залезть повыше и орать изо всех сил с надеждой, что услышат девчонки. Втроём, надеюсь, снимем Чёлю.

Только я собрался лезть, как снизу послышался треск сломанной ветки. К нам ходко, по-кошачьи взбиралась Волга.
-Как раз кстати! Я уже собирался кричать. Как думаешь, снимем?

Волга ничего не сказала. Быстро оценив ситуацию, юркнула под тело собаки. Прочно закрепившись, подставила плечо.
Я перебрался ближе к "штырю", разместился так, чтобы осевшее тело Чёли опустилось мне на колено, затем, несколько суетливо, стал подрубать "штырь". Чёля слабо поскуливала, лёгкая дрожь пробегала по её телу.
-Приготовились, ломаю!

Освобождённая Чёля тяжело опустилась на плечо Волги и на моё колено, нас качнуло, и едва не повлекло вниз. Не ведаю, каким чудом удержалась Волга, я же в последний момент сунул топорик в рогатину.

Успокоив бухающее сердце, мы стали спускаться. Медленно, по сантиметрику, молча, но поразительно понимали друг друга с полувзгляда, с полудвижения. У меня предательски дрожали ноги и руки, всё время невидимые путы тянули вниз: дважды я чуть не выпустил Чёлю. Чувствовалось, что Волга в не лучшем положении.

До земли рукой подать, а нам казалось, что до неё не один десяток метров.

Наконец, наши ноги коснулись земли! Хотелось упасть на траву, распластаться и отдыхать, отдыхать... Но Чёля, ей нужна помощь...

Положили Чёлю на спину, чтобы "штырь" ничего не задевал. Волга знаками велела держать раненую ногу собаки на весу, а сама шмыгнула в травяные джунгли.
-Чёля,- позвал я, встревоженный: она совсем не подавала признаков жизни.

Вернулась Волга, неся в перепачканных землёй руках пучок тонких морковин цвета молодой редиски. Топориком обрубила хвостики и основание ботвы, вытерла подолом, поплевав, снова вытерла. Затем обухом топорика на плоской спине выступавшего из земли камня истолкла морковины в однородную кашицу. Взяв немного в одну руку, Волга подошла к нам, и молниеносно выдернула "штырь" из Чёли, а в рану с обеих сторон, пальцами, запихала "мазь". Кивнула: опусти ногу. Оставшуюся "мазь" мы слоем наложили на срез уха и несколько мелких ран на животе.

Вытерев руки о траву, Волга буквально рухнула, распластавшись во весь рост. Будто цепная реакция: у меня тоже подкосились колени, и я упал рядом с Чёлей. Её морда оказалась рядом с моим лицом, на меня глянул вполне живой глаз, моргнул, обильные слёзы заструились по крашеной шерсти.
-Не плачь, всё позади... будешь жить...
Чёля вяло вздохнула и закрыла глаз. Дыхание её было нормальным, и я успокоился.

Солнце уже давно висело над хребтом. Дул чистый прохладный ветерок. Прямо над нами живописно проплывало яркое белое кучевое облако, украшая синий фон неба. В траве - кажется, в самые уши, - раздаётся неумолчный хор кузнечиков. Внезапно вступает сольно горлица, не к месту мрачно воркуя. Её тут же заглушают звонкие переклички перепелов. Странно: у нас они живут в полях, а тут... А воздух, боже, какой воздух! Свежо, легко и жадно дышит грудь, усталость вытесняется и тело, словно накачивается силой. Так бы лежал и лежал, кайфовал, ни о чём не думая...

Глубоко и протяжно вздохнула Чёля, чуть приподняв голову, слабо, как щенок, тявкнула.
-Привет! Как твоё ничего?
Ткнулась носом в мою руку, благодарно лизнула.

Поднялась Волга, молча, взяв топорик, стала вырубать жердь. Я понял, что её мысли направлены на сооружение носилок, и отправился за "рюкзаком", в котором ещё оставалась верёвка.

Минут через тридцать мы подходили к пещере. Тяжело, невероятно тяжело было осилить подъём с носилками, но мы каким-то образом поднялись. Чёля, уложенная на подстилку из травы и закреплённая верёвкой, всё время урчала и тихо тявкала, точно извинялась за причинённые трудности, а порой, казалось, упрашивала бросить её...

Очутившись на тропе, мы с сомнением глянули вниз: неужели одолели? Волга как-то по-особому глянула на меня, смутившись, быстро отвернулась. Чёля порывалась освободиться, видимо, решив: уж теперь-то по ровному месту она и сама как-нибудь доковыляет на трёх ногах.
-Лежи, лежи,- я придержал её рукой. - Чуток остался, донесём.

Её светлость госпожа Лиза изволили ещё дрыхнуть. Проснулась, когда мы опустили носилки рядом.
-Привет,- сонно протянула, но в следующее мгновение с криком вскочила: - Чёлечка! Живая!- наклонилась, чмокнула в её нос, и тотчас вскинулась на меня: - Почему не разбудили? Я тоже хотела искать!
- Успокойся, я случайно нашёл. Давай мухой накормить её надо. Да и у нас с Волгой кишка кишке жалобу пишет.

Как-то незаметно подступил полдень. Небо хмурилось, над перевалом вновь сверкали молнии, глухо рокотал гром, поэтому мы не решались покидать пещеру.

Чёля оклемалась после еды и двух перевязок. Волга тщательно промыла раны и обработала уже "фирменной" мазью из деревянной коробочки с сильным гвоздичным запахом. Чёля норовила всё слизать, пришлось ногу туго забинтовывать. Повеселевшая, на трёх ногах, Чёля обследовала всю пещеру, бодро облаяла соседей на потолке. Те ответили дружным гвалтом, иные, слабонервные, кинулись вон, но вскоре вернулись на свои места.

После трапезы мы перебрали сумки. Всё нам не унести, часть решили оставить здесь. В "рюкзачках" разместили только самое необходимое. Между прочим, у девчонок в их поклаже тоже нашлись сапожки, более изящные по форме и наряднее по орнаментам. Лиза тут же примерила и, судя по выражению лица, была более чем довольна. Вслух выразить мешало странное поведение Волги. Она вновь стала, подчёркнуто официальной. С Лизой вела себя отстранённо, и вообще не разговаривала. Как и со мной. Лишь бросала короткие взгляды и поспешно опускала глаза.


Лиза, было, собралась смертельно обидеться, но я вовремя пресёк, шепнув:
-Угомонись. Так, наверное, надо.

Либо Волге позволено лишь в минуты опасности быть самой собой, либо в последний "сеанс связи" получила укор за превышение дозволенного. Я склонен был ко второму: неуловимо чувствовалось в лице девочки виноватость и наказание.

Во время молчаливого обеда (впрочем, Лиза разговаривала с Чёлей, демонстрируя её умение исполнять команды: "Голос! Громче! Это не голос, а мявканье больного котёнка. Лапу, левую. Правую"), пронёсся ветер, неся с собой пыль и мелкие камушки. Последние залетали в пещеру, ударялись в стену, и рикошетом разлетались в разные стороны. Мы спрятались за "рюкзачки", накинув на себя одеяло.

Если не считать болезненных ударов, серьёзно никто не пострадал. Что нельзя было сказать о наших соседях: троих убило, штук десять бились израненные на полу. Чёля хромала вокруг них, жалобно скулила, посматривая на нас.
-Па, сделайте что-нибудь,- заныла Лиза, по сути, озвучив взгляд Чёли.
-Что? Мы не ветеринарный пункт... - Я посмотрел на Волгу, ожидая подтверждения.

Она ничего не сказала. Подошла к трепыхавшему зверьку, наклонилась, коснулась его рукой, и тот затих. Так она обошла всех, затем собрала тельца в подол и вышла из пещеры. Чёля захромала следом.
-Что она сделала?- истерично вскрикнула Лиза. - Она их убила?
-Скорее всего... усыпила. Можно без истерик? Очень прошу, госпожа Лиза.
-Да ладно,- сникнув, обронила дочь.

Вернулась Волга и, ничего не сказав, стала одевать свой "рюкзачок". Лиза, шумно вздохнув, последовала её примеру.

Пронесшийся ветер разогнал грозовые тучи, вновь засияло солнце. Нас больше ничто не держало.

               
ГЛАВА 15

Шли тем же порядком: Волга, Лиза, я с Чёлей. Мы немного отставали: хромая, Чёля не могла поспевать. Девчонки уходили далеко вперёд, делали привал, ожидая нас, затем мы с Чёлей отдыхали, а они продолжали путь.

Тропа относительно чистая, грязь почти подсохла, не тянулась за обувью. В сапожках было намного легче идти, чем в разбитых сандалиях, одно неудобство - жарко ногам, потеют, изнуряющий зуд между пальцев. На каждом привале разувался, давал ногам подышать, обсохнуть.

Часа через два край тропы стал увеличиваться с каждым метром, а вскоре и каменная стена отступила далеко влево, плавно перешла в осыпи.

Мы облегчённо вздохнули: можно расслабиться, ибо сверху на тебя не упадёт случайный камень, а неосторожное движение не швырнёт тебя вниз по склону на дно речки. Тропа теперь, едва различимая, шла сквозь заросли травы и редких деревьев-карликов. Стройные, конусовидные, усыпанные зелёными ягодами. Издали похожи на коренастые ёлки. Арча, если не ошибаюсь.

Вокруг настоящие джунгли. Мы сделали более долгий перевал, перекусили. Девчонки также переоделись в сапожки. Перед этим Волга отлучилась в "джунгли" и вскоре вернулась с пучком каких-то сухих метёлочек. Продолжая хранить молчание, Волга тщательно растёрла метёлки в пыльцу, которую затем высыпала в сапожок Лизы, потрясла его и пересыпала пыльцу во второй сапожок. Затем то же самое проделала со своими.

-Это зачем?
Вопрос Лизы остался без ответа. Волга вопросительно глянула на меня, перевела взгляд на мои ноги. Я прятал их в траве, ибо её прохлада немного смягчала нестерпимый зуд. Я молчал, не услышав вопроса. Волга что-то промолвила, одними губами, решительно приблизилась ко мне, протянула на тряпице горку серовато-жёлтой пыльцы. Интуитивно я догадался, что это средство от потливости ног. Несколько секунд пережил противоречивое чувство: и великую благодарность и злость, что не предложила раньше, и я целую вечность шёл и мучался.

-Спасибо,- произнёс, стараясь, чтобы благодарность преобладала.
Дрогнули губы девчонки, на лице прямо читались виноватость и покорность. В чём дело? Её благодарят, а не ругают, как нерадивую рабыню...

-Что с тобой случилось?
Волга дёрнулась, отвесила поклон и вернулась к своему "рюкзаку".
-Ты что-нибудь понимаешь?- глянул я на Лизу.
Пожала плечами, внимательно посмотрела на Волгу. Та ещё больше сжалась, низко опустив голову, точно в ожидании удара.

-Может... у неё сломался переводчик, и она неправильно нас понимает,- осторожно предположила Лиза.
Чёрт! а ведь похоже на то. Неспроста ведь замолчала. Как же нам быть?

-Па, мы идём или нет?
-Конечно, идём.
Я вырубил себе палку, сказал, что пойду первым. Волга подавлено поменялась местами.

Орудуя палкой, я "прорубал" просеку, по которой даже хромая Чёля шла без запинки. Всё больше становилось цветов. Жалко было их кромсать, - сердце защемило, - но... такова их участь. Изящные белые зонтики царили над лиловым шалфеем, жёлтыми и фиолетовыми люпинами, красной кровохлёбкой... Это лишь те, что я уверенно знал, разумеется, здесь всё в полтора-два раза крупнее и выше. Самые низкие цветы я мог достать, лишь вытянув руку вверх. Воздух пропитан особенно нежным и сильным запахом, точнее смесью запахов. Такое ощущение, будто разом расплескали несколько видов женских духов и одеколонов. На наше счастье всю дорогу поддувал прохладный ветерок, не будь его, лично я от этой парфюмерии одурел бы. Слегка муторно всё же было, так, что я совершенно утратил чувство времени. Сколько мы шли сквозь "джунгли"- час? два? пять? - я не смог бы сказать даже приблизительно. Благо ноги, обработанные пыльцой, оставались сухими, и совершенно не устали. Обязательно узнаю, что за метёлки Волга растирала - ценнейшее средство.

Впереди послышалось весёлое журчание ручейка. Ура! едва не закричал я. Залитое соком трав, обсыпанное цветочной пыльцой тело ззудило, постоянно хотелось чесаться. Особенно, голову. Ручей-это много воды! А много воды, значит, можно ополоснуться! Каждая клеточка моего тела ликовала, предвкушая скорое блаженство.
Не сомневаюсь, что у девчонок тоже.

Последние взмахи моего "мачете" - и я вырвался из джунглей на ровную поляну. В укромном местечке, рядом с плоским валуном, отдалённо напоминавшем сплющенный грузовик, с огромным облегчением сбросил "рюкзак" и рухнул на мягкий травяной ковёр. Через пару-тройку минут тоже сделали девчонки. Чёля залезла под самый камень, тяжело дыша.

Ручей журчал где-то за валуном. День шёл к исходу: солнце медленно опускалось, скользя по вершинам гор. Ещё немного и здесь ляжет тень, станет холодновато, так что не время разлёживаться: пора позаботиться о ночлеге.
-Заночуем здесь. За работу!
-Кто спорит,- вяло отозвалась Лиза.

Волга, казалось, покорно ждала указаний-приказаний. Нет, этот вид служанки виноватой во всех смертных грехах, меня начинает раздражать! Вот устроимся, в лепёшку расшибусь, а добьюсь объяснений.

Я занялся заготовкой дров, благо вокруг было предостаточно сухих веток арчи. Совсем недалеко стояли два сухих деревца. Присутствие воды меня точно подстёгивало: куда только усталость делась.

Свалив деревца, обрубил ветки, затем разрубил ствол на три части каждый. Всё стаскал к валуну. Брёвнышки пристроил шалашиком у выпуклого бока валуна, где Волга из камней мастерила очаг. Для надёжности наверх шалаша можно набросать травы, и получится недурственно.

Не дожидаясь указки, Лиза сама определила себе занятие: наломала веток. Часть мы закрепили по бокам шалаша, часть пошла на ложе. Вынули все одеяла, два решили употребить на крышу. Протыкая острой палочкой отверстия, "сшили" их в один полог, накинули на шалаш. Как раз что надо! Края у самой земли, оттянув, закрепил колышками, как это делается с палаткой.

Лиза юркнула внутрь и тотчас вскрикнула восторженно:
-Вау! Классно как!


Волга кашеварила, сосредоточенно, будто нас с Лизой здесь вообще не было. Какая-то она уж очень странная становится. Неужели так подействовал нагоняй от "начальства"? Или всё же что-то другое?

Я взял полотенце, чистую одежду, и отправился к ручью. За валуном раскинулся пологий луг, его площадь делила надвое извилистая ярко-зелёная с сиреневыми вершинами полоска мяты. Под ней и сочился родничок со студёной водицей. У его истока теснились кусты с яркими красными ягодами, похожими на землянику. Чуть ниже по течению заводь, вокруг вся земля изрыта, по следам, вроде кабанами. Здесь же, на перепаханной их рылами земле, следы изящных копытец косуль.

Внезапно за заводью раздаются точно маленькие взрывы: с резким хлопаньем крыльев в воздух взлетали куропатки. За моей спиной весело залаяла Чёля. Меня не испугались, решили пересидеть, а от собаки прыснули прочь. Однако улетели не совсем: расселись по камням. Чёля перепрыгнула родник, и, по щенячьи взвизгивая, потешно прихрамывая, пустилась их гонять.

Я разделся, и с огромнейшим удовольствием ополоснулся обжигающей водицей, затем растёрся до красна полотенцем и быстро оделся. Самочувствие - высший класс!

Вернулась Чёля и последовала моему примеру: кинулась в заводь, переплыла на мою сторону, шумно отряхнулась, обдав меня брызгами.
-Тьфу, на тебя!- шутя, ругнулся.
Чёля замерла, глянула виновато, но, сообразив, что не злюсь, оскалилась в улыбке. Лишённая обеих ушей, одноглазая Чёля смотрелась просто уморительно.
-Очень смешно, да? Ладно, пошли, поклюём, что хозяюшки приготовили.

Бодрые, свеженькие мы вернулись к нашему биваку, где получили по миске тушёной фасоли с копчёным мясом. Лиза, видимо измотанная переходом по "джунглям", вяло ковырялась в миске, борясь с сонливостью.
-Сходи, умойся.
-Не хочу. Пойду спать. Чёля, девочка, доешь, будь другом,- не дожидаясь согласия, выгребла из своей миски в чёлину.
-Посудку помой за собой, госпожа.
Глянула искоса, насупилась, но встала и ушла к роднику.

Волга ела отрешённо, глядя в пространство. Нет, так не пойдёт: угнетающе действует. Надо всё же разговорить её, успокоить, убедить, наконец, что такая она...

У родника дико завопила Лиза. Мы резво вскочили, уронив миски. Чёля лишь на мгновенье оторвалась, прислушалась, и вновь принялась спокойно есть.

Мы с Волгой стремглав неслись к роднику, где Лиза, сжавшись, тряслась, как осиновый лист.
-Что?! - подлетел я.
Губы её прыгали, показала рукой: вон. Метрах в пятидесяти от нас неторопливо шёл медведь, размером чуть больше овцы, но по виду явно взрослый. Занят странным делом на первый взгляд: выворачивает из земли камни, берёт передними лапами, встаёт на дыбы и бросает камень вниз по склону. Нас мишка абсолютно игнорировал.
Впрочем, ветер дул от него, а шум летящих камней, очевидно, заглушил крик Лизы. Напряжённо вглядевшись, я понял: не ради забавы выворачивал камни мой тёзка: под ними была еда, какие-нибудь жучки-червячки. А вот швырял камни уже забавы ради.

-Чего было кричать? Идёт себе Миша, ужинает, не трогает...
Видимо на Лизу нашла полоса капризов, психанула, буркнула что-то невнятно и понеслась к шалашу.

Я глянул на Волгу: она ещё больше стала странной. Какая-то пришибленная, бледная, губы быстро-быстро шевелятся беззвучно: молитву, что ли читает?
-Ты заболела?
Точно не услышала, пошла, низко опустив голову.

Лиза уже лежала, закутавшись в одеяло с головой. Волга подбросила дровишек в костёр, села рядом, опустошённая, вяло уронила руки на колени.
Я попытался ещё раз заговорить, но девочка не отзывалась.

Налил себе чаю, взял кусочек сахара. Типа кускового рафинада, а по виду, как слиток чистой слюды. Я пил, смакуя, ароматный чай в прикуску, смотрел на Волгу и мучался: как понять, что с ней, и как помочь?

Слишком быстро стемнело. Чистое небо значительно приблизилось. Точно окна в огромном многоквартирном доме зажигались звёзды, крупные, яркие. На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь сонным бормотанием родничка. Даже ветерка не было.

Вдруг заухал филин, словно команду подал, и тишину разметали всевозможные крики, писки, визги, волчий вой. Началась ночная жизнь обитателей этих мест.

Покончив с затянувшимся чаепитием, я поднялся, подошёл к Волге, опустился перед ней на колени:
-Послушай меня: с тобой что-то творится, ты не таись- расскажи. Мы одна команда. Мне достаточно капризов и истерик дочки. Ещё ты будешь молчать. Что получится? Сплошная нервотрёпка.

Волга смотрела мне в лицо, подчёркнуто внимательно ловила каждую буковку: так слушает провинившаяся рабыня, опасаясь навлечь на себя новее наказания.
-Ну? Что случилось? Если ты будешь молчать, я не смогу тебе помочь.

Она заговорила, по-своему, разумеется, я ничегошеньки не понял. Только отметил виноватый тон, оправдывающийся.
-Извини, я не бельмеса. Нельзя ли всё снова, но уже по-русски?

Энергично замотала головой, затем повернулась в профиль, отвела волосы от уха: бусинки не было. Теперь понятно. Во время урагана или позднее, спасая Чёлю, Волга потеряла "передатчик-переводчик", оставшись без связи, она растерялась, почувствовала себя совершенно беспомощной. Винила, конечно, себя, а не ураган: не уберегла Дар Матери. Очевидно и психи Лизы принимала на свой счёт: сердится Дух Любелизы за её растяпство... Бедная девчушка! С малолетства приученная исполнять волю Матери, передаваемую Старшими, она и скисла, лишившись управления. Фанатичная религиозность мешает ей осознать, что вины её в случившемся нет. Думаю, что даже знай, её язык, мне вряд ли бы удалость убедить Волгу в этом. Что же делать? Продолжать путь на авось или... кому-то следует вернуться в монастырь за Даром Матери? Задачка, ядрёна вошь! Я сам в растерянности, что уж говорить о девчонке...

- Ладно, иди спать,- я ободряюще погладил её по плечу.- Утро вечера мудренее.
По интонации Волга, видимо, поняла суть сказанного, поднялась, и, отвесив мне поклон, скрылась в шалаше.

Успокоил? Вряд ли, скорее, она заставила себя думать, что отныне я буду ею управлять. Это несколько привело её в чувство, вернуло, как говорится, в привычную колею. Интересно, однако, как я буду управлять, если сам ни бум-бум? В смысле, когда окажемся на людях... Разве что, пока идём, попытаться выучить десятка два-три слов их языка? Какие-нибудь ходовые разговорные фразы. Хорошая, слюшай, мысл!

Решено: с утра и начнём. И Лизке не дам продыху. Госпожа Капризуля... Это для Волги ты госпожа, а мне дочка, хоть и на голову выше. Я маленький, да удаленький. Мал золотник, да дорог. Молчание – золото. Не всё золото, что блестит... Блысь, Махлатый!!

Фу, здорово они перемешали мне мозги. Стоит только задуматься, как прёт всякая чушь. Всё, кончаю петь, иду пописать перед сном... Тьфу, зараза, опять!

Вскочил, прошёлся, разминая затёкшие ноги. Глянул в небо и - уже не смог оторвать глаз. Изумительная красота! Похожую картину я наблюдал зимой в поле: ложбинки, сугробы, извилистая рябь снежных торосов. Белое и чёрное, причудливая игра светотеней. Тогда это было у меня под ногами, а теперь над головой. Дивная гравюра!

Пару минут картина была неизменной, а затем ожила: ложбинки затягивались, и на их месте образовалась сеточка морщинок, сугробы вытягивались, расплывались, образуя орнамент из барханчиков. Спустя ещё несколько минут, картина уже не казалась картиной, скорее это походило на брюхо пятнистого животного, и оно "дышало": пятна двигались, морщины то увеличивались, то уменьшались. Почему брюхо? Да потому, что звёзды проглядывались, как сосцы, влажно блестевшие.

Налетел ветерок, обдав меня цветочными ароматами и снежной прохладой. И в небе произошли быстрые изменения: "шкура" животного местами покрылась ржавчиной, и ... как бывало часто в прежних сельских клубах во время демонстрации фильма - остановка кадра и плавящаяся плёнка, окрашивая всё в ржаво-жёлтый цвет.
Вскоре над головой сиротливо проплывали клочки "шкуры", а в центре красовалась полная луна.
Спасибо за фильму, пойду и я покемарю. А то завтра из меня будет никудышный ходок.