Париж глазами ангела

  Это был городской парк в Париже, ну может быть Булонский лес какой-нибудь. Живописные деревья, утопающие в солнце поляны, камни, омывающиеся прозрачными, прохладными ручейками, птичий гомон, шелест листвы. Она обычно ночевала на раскидистом дубе, прячась от постороннего взгляда в кроне густой листвы. Во время дождя укрывалась огромным полиэтиленовым пакетом из-под мусора. Самое главное - переночевать короткую, летнюю ночь. А потом, он - Париж! Мощеные улочки, горшечные цветы, причудливые линии зданий. И все это было ее!


Она часами могла сидеть у фонтана и наблюдать за резвившейся ребятней, плещущейся в прохладных, освежающих струях, кормить голубей крошками от оставшегося бутерброда, впитывать в себя глазами всю эту красоту, жизнь, свободу. С едой тоже все было в порядке. В одном старинном костеле позволяли протирать пыль со скамеек, помогать раскладывать на столах, перед входом, различную мелочь на продажу. Ей очень нравились бронзовые статуэтки Иисуса и Божьей Матери. Их хотелось долго держать в руках, ощущая металлическую тяжесть, оглаживая позолоченную поверхность. Потом ее кормили, очень хорошо кормили, так, что всегда оставалось что-нибудь на вечер, взять с собой, а самое главное, крошки для птиц. Она рассовывала по карманам Джинс кулечки с хлебом, брала папку и карандаши и неслась куда-нибудь, все равно куда.

 Это была такая игра. В этом городе ты можешь бежать куда угодно и везде найдешь живописный уголок для набросков. Набросков накопилось уже так много, что приходилось их оставлять в удобной нише при входе в храм. Они там никому не мешали, а самое главное - надежно спрятаны от дождя. На следующий день, рано утром, она приходила в храм и добавляла, в стремительно толстеющую папку, новые и новые рисунки. С бумагой тоже не было проблем. Однажды она бродила по окраинам Парижа, там, где городская свалка и обнаружила целые залежи упакованной бумаги для ксерокса. Ее только недавно сгрузили, и она даже не успела отсыреть. Бумага оказалась хорошая, плотная, но с несколько желтоватым оттенком. Может, офисных работников он не устраивал, а вот для нее это оказалось весьма интересной находкой (в художественном плане).


 В этот день она тащила на себе тяжелый, огромный пакет, в который уместилось больше двадцати пачек. На первое время достаточно. Это было ее добро, ее бесценное сокровище. Она любовно его припрятала, надежно завернув целлофаном в дупле Грецкого ореха, растущего неподалеку от ее «спальни».
     Жить было здорово, а главное, хотелось жить, выплескивать из себя вдохновение на бумагу и день за днем становится все счастливее.


                _____
Душераздирающий вопль пронесся над «Булонским лесом». На мгновение замолкли птицы, перестали журчать ручейки и, даже летний, легкий ветерок замер где-то в кроне деревьев. У ее Дуба стояла полицейская машина. Двое здоровенных мужиков в форме, пытались отцепить ее руки от родного ствола и засадить в машину.
- Пустите меня, сволочи, гады! Я же не мешаю вам жить, я не прошу у вас ничего! Отпустите меня!
Она кричала с надрывом в голосе, но обращалась не к этим бездушным полицейским, выполнявшим свою работу. Она кричала всему миру, всей этой разтреклятой системе, всем этим снобам, пустотелым мыльным пузырям, возомнившим себя богами. Она кричала, но ее никто не слышал. Ведь каждый решает сам, как ему жить. Вмешиваться в чужую жизнь не принято. И пусть кто-то кричит и самовыражается, он имеет на это полное право. Он свободный человек, в свободном обществе. Свободном, от чего? О любви и взаимопомощи, от сострадания и сочувствия?


Ее увезли в неизвестном направлении.

На следующее утро, рано-рано, когда еще не просохла роса на траве, а птички все так же щебетали, радуясь жизни, служащий костела, извлек из каменной ниши в стене, несколько толстых, разбухших папок. Он долго еще сидел на скамейке, забыв, о своих обязанностях и перебирал рисунок за рисунком, восхищаясь красотой линий, узнавая знакомые места. Ему было грустно оттого, что она не придет, как всегда, улыбаясь, и не начнет протирать скамейки, не поможет ему расставлять бронзовые фигурки на продажу. Он не понимал, кому мешала эта небесная птичка, неужели они не видели крыльев за ее спиной?



Наверно такое может случиться только в Париже - столице трех революций. На площади перед Эйфелевой башней, толпа суетливых корреспондентов тыкала длинными микрофонами в веселого, добродушного монаха, который сидел на складном стульчике перед импровизированной выставкой картин. Название выставки гласило: «Париж глазами ангела». Он с радостью давал интервью и охотно отвечал на все вопросы. Ему уже сообщили, что девушка отпущена на свободу, с предоставлением права на жительство. (Или как там этот документ называется?)


2005 год, лето.