Иегуда, отрывок из Любимого романа

Солнце было беспощадным и злым. Спасаясь от него, Иегуда сидел в тени смоковницы,  время от времени подкреплял себя теплой невкусной водой  и  скучал. В этот день никто и не подумал составлять прошения или писать письма, и он вообще ничего не заработал. Он  сидел и думал о себе.
Иегуде не везло с самого рождения. Ему следовало родиться в Кесарии, Дэмеске или хотя бы в Иерушалаиме, а он появился на свет в пыльном, никому не известном городишке Кирьят-Арба. Он мог бы родиться в семье купца или раввина, а родился у башмачника,  да еще и многодетного, едва сводившего концы с концами. Появился он на свет последним,  последний самый любимый. Но с ним все было наоборот, и его усталая стареющая мать уже не находила в себе силу на ласку. У нее на младшего сына и молока, не осталось  и  Иегуда вырос хилым и болезненным, а потому завидовал своим кормленым старшим братьям, ярко-рыжим, сильным, веселым. Соседские мальчишки не любили его, потому что сам он не мог поддерживать озорных шумных игр и жаловался взрослым, если другие  проказничали.   Но и взрослые тоже не любили Иегуду, предпочитая ему, послушному и вежливому,  непоседливых и  горластых сорванцов. Жена ему досталась некрасивая, дети были похожи на нее, дом старый, утварь  убогая,  и Иегуда считал себя обиженным и обделенным.
И словно для того, чтобы его жизнь выглядела еще более неказистой, Иегуду с юности  начали посещать дерзкие, нескромные мысли. Его просто поедом ела вошь недовольства и честолюбия.  Какой-то внутренний голос постоянно и нудно внушал Иегуде, что судьба к нему несправедлива  и невнимательна,  а жизнь его отвратительна. Ведь, он, Иегуда, говорил назойливый голос, умен и грамотен, способен рассуждать здраво, думать о многом.  Между тем способности его пропадают зря, он мог бы  стать книжником, проводить свои дни в приятных и почетных занятиях, размышлять и писать богословские трактаты, толкования на священные книги,  а пишет жалкие бумаги неученым бездарям. И все это только потому, что отец в юности  усадил его за башмачный верстак, вместо того, чтобы отдать учиться в иешиву. И хотя после смерти отца Иегуда нашел себе другое занятие, все равно оно ниже того, что он заслуживает. А он бы мог разобраться в скрытых смыслах Писания, ему есть что сказать миру.  А теперь совершенно недостойные люди, не стоящие и мизинца Иегуды, богатеют, процветают, пользуются почетом и уважением. У них красивые жены, богатые дома, здоровые румяные дети, полные кошельки денег, а он должен довольствоваться самым малым.
 Иегуда смотрел вокруг и видел, что  у каждого есть хоть что-нибудь, достойное зависти. У купцов – богатство, у  фарисеев – ученость и тайные знания, у разбойников  – свобода. Даже женщинам можно было  позавидовать,  потому что были они заняты  лишь домашними делами, ничего дальше очага и корыта не видели, и поэтому были лишены  сомнений и душевных мук. И лишь ему, Иегуде не позавидуешь, потому что не обладает он ничем завидным. И напрасно уговаривал Иегуда себя, что зависть – гниль для костей, что тяжелое сердце – врата для нездоровья, что недобрый глаз приводит к болезням печени.
- Опомнись,  жалкий маленький завистник, - говорил себе Иегуда. – Ну что бы тебе не жить, как твои соседи, спокойно принимая жизнь такой, какая она есть?
Но зависть, черная, тяжелая, вязкая,  опасная для него и других, прочно поселилась в его сердце, не давая покоя ни днем, ни ночью.
Лишь одно успокаивало Иегуду  -  ощущение, что  так будет не всегда. Что-то произойдет, поможет ему выбраться из тех зыбучих песков,  в которые загнала его невнимательная чертовка-жизнь. Настанет и на его улице праздник, протрубит и ему труба архангела, призовет туда,  куда другим не попасть никогда. И тогда судьба Иегуды переменится, станет значительной и неповторимой.
Жизнь время от времени  открывала перед ним какие-то новые тропинки,  новые возможности, предлагала  перемены. В Иудее было неспокойно, она забурлила, закипела бунтами и восстаниями против жестокого наглого Рима.  Двое братьев Иегуды примкнули к повстанцам, лишь изредка появлялись дома,  звали и Иегуду. Иегуда  подумывал, было, уйти с ними, но решил, что  слишком неловко и беспомощно будет чувствовать себя среди крепких и смелых мужчин. Да и опасно это было, а Иегуда хотел дождаться благодатных перемен в своей жизни свободным и здоровым.  И он продолжал ждать.
Отвлекшись от своих мыслей, Иегуда взглянул на небо. Дождь стал бы спасением, но его ничего не предвещало. Взгляд его с небосвода переместился на белый  горизонт, а оттуда – в конец серой улицы.  И увидел он, что там, окутанная легким облаком пыли, появилась небольшая процессия. Впереди шел молодой худой мужчина, за ним – еще несколько человек, по виду, бедняков. Процессия прошла еще немного, остановилась на рыночной площади, и мужчина обратился к жителям.
- Еще один, - со скукой подумал Иуда, но  от нечего делать встал и пошел к толпе.
В последнее время по дорогам империи  ходило множество прорицателей, предсказателей, волхвов, гадалок и магов, некоторые называли себя пророками. Забредали они и в Иудею, в надежде найти в недовольной стране желающих узнать будущее или изменить свою судьбу. Иегуда и сам подумывал,  заняться чем-нибудь таким. Неплохая жизнь и легкий кусок хлеба: ходишь по свету, ни от кого не зависишь, на еду всегда заработаешь, а ответственности никакой. Предсказал, получил мзду – и  ступай себе дальше, только тебя и видели. Но на дорогах было неспокойно, и безопаснее было оставаться дома.
Иегуда подошел и встал за спинами собравшихся, стал смотреть и слушать. И с первых слов понял он, что ошибся, что молодой мужчина  не прорицатель, не маг, а проповедник. Завораживающей музыкой лилась его вроде бы незатейливая речь, мягки были звуки его голоса, проникновенно лицо. Люди стояли и слушали его, позабыв и о жаре, и о собственных делах. Неизъяснимая сила таилась в словах его, покой исходил от него, добро и правда. Иегуда не различал слов мужчины, не вслушивался в их смысл, а просто стоял и вкушал эту удивительную речь всю целиком, как лакомое и любимое блюдо. Мужчина замолчал, и Иегуда опомнился.
- За что ему этот дар? – тоскливо подумал Иегуда. – Почему Господь, благословен Он, так наградил этого нищего? Почему Он так добр к одним и так равнодушен к другим?
Но тут в обиженную голову проскользнула полезная мысль, отогнала набежавшую волну зависти.
- Вот он, тот самый случай, которого я так долго ждал. С такими способностями  этот  магид далеко пойдет, он станет знаменитым и богатым. А я пойду вместе с ним, стану его учеником и вкушу от  его славы.
Проповедник с учениками  еще поговорили с горожанами, с поклоном приняли подаяние, отошли под тень раскидистой смоковницы и стали есть хлеб и фрукты.
Иегуда подошел к ним.
- Как зовут вас, нави?
Мужчина поднял на него глаза, и Иегуде стало не по себе, словно прочитал тот  в его больном и черном сердце.
- Я не пророк, а зовут меня Иешуа.
- Меня же назвали Иегудой. Я  слышал вашу речь, рабби, и она увлекла меня. Можно ли мне пойти с вами, чтобы учиться у вас и слушать вас часто?
- Со мной идут те, кому по пути. Это решать не мне, а тебе.
Подумав, Иегуда воспринял эти слова как разрешение и сел неподалеку. Он незаметно, прикрыв глаза, рассматривал сидевших рядом людей. Лица их были незатейливы и просты, руки и ноги грубы.
- Скотоводы или ремесленники, -  решил Иегуда. – Разве могут  они быть интересны Иешуа? Я легко оттесню этих невежд и займу самое близкое к нему место, стану его  помощником и другом.
Взгляд Иегуды обратился на женщину, евшую виноград, и задержался на ней надолго. Никогда он не видел такой красивой женщины. Он смотрел на ее  длинные волосы цвета красной глины, на светло-карие в темных точках глаза, на сочный рот, на белую шею с голубой жилкой.
- Как жарко, рабби , - сказала женщина, - даже внутри все горит. Солнце просто убивает, все гибнет вокруг. Жалко людей, они останутся без урожая.
- Да, пора дождю, - задумчиво ответил Иешуа.
И вдруг зной стал расступаться, с гор Гилъады повеяло прохладой, поднялся легкий ветер. Он нес с собой тучи. Серые, тяжелые, прекрасные, они скрыли губительное солнце, низко повисли над землей, грозя пролиться дождем.
- Не может быть, - подумал Иегуда. – Этого не может быть.
И в тот же момент стеной хлынул ливень, загораживая серую улицу, лавочки, и деревья. И через эту полупрозрачную стену стало видно, как ожили, засуетились люди, занося под крыши скарб, и вынося на улицу сосуды для воды.  Путники сидели под сенью  смоковницы и молчали,  смотрели на дождь, вдыхая ароматы прибитой пыли и мокрых листьев. Волосы женщины пламенели  сквозь серую влажную взвесь.
- Как хорошо, - подумал Иегуда, - мне никогда не было так хорошо. Это лучший день в моей жизни.
Дождь  неистовствовал половину дневного часа, а затем пошел на убыль.  Иешуа и его ученики поднялись, стали собираться в дорогу. А Иегуда пошел за ними следом, даже не предупредив жену и детей.
Они ходили по Галилее, мимо озера Генисаретского, по земле Завулонова и земле Нефеалима, останавливались в городах и селениях, и всюду Иешуа говорил о спасении, которое ждет всех, кто хочет очистить сердце и помыслы. А сердце Иегуды обливалось кровью, и страшны были мысли.
Иешуа стоял на горе и говорил  внимающей внизу толпе:
- Блаженны  плачущие, ибо они утешатся.
А Иегуде не стоило  ждать блаженства, ибо плакал он оттого, что стоит в тени чужого величия.  Иешуа ждали и сила, и слава, и царство,  а он, Иегуда, должен был остаться в своей тусклости и серости.
Ни с кем из учеников Иешуа  Иегуда так и не сошелся. Были они смиренны и довольствовались лишь тем, что им позволено быть рядом с учителем. Иешуа тоже не отличал его так, как должно, не выделял из других.  Лишь доверил ему носить цдаку и пересчитывать подаяние, но говорил с ним редко, скупо.  И только однажды внимательно вгляделся в него, спросил:
- Плохо тебе, Иегуда?
- Плохо, - не смог тот  солгать. - Помогите, рабби.
- Каждый может помочь себе лишь сам. Смирись
И ушел, занятый своими мыслями. А Мария из Магдалы, бывшая гулящая девка, нечестивка, блудница,  посмела и вовсе откровенно  презирать Иегуду. Он как-то дождался ее ночью, когда она с кувшином пошла к колодцу, схватил за руку, жарко заговорил. Мария резко вырвала руку, чуть не ударила его.
- Скажи спасибо, что учитель так добр со всеми и не приемлет злых слов, а то я бы открыла ему глаза.
- На что?
- Ты задал правильный вопрос, именно "на что". На тебя.
- Да что можешь сказать ему ты, бывшая девка?
- Сказала бы, что ты камень при дороге, сказала бы, что ты бездушная вещь, предмет.
- Но и ты была предметом, когда удовлетворяла похоть инородцев.
- Я после встречи с учителем  обрела душу, а ты потерял ее окончательно.
И Мария скрылась в густой тьме.
Близился великий праздник Пейсах, и они отправились в Иерушалаим, куда в те дни стекались толпы народа. И  когда стены Святого Города показались вдали, Иегуда понял, что больше не может терпеть.