Зиночка 15-22

                15

Прошло полчаса. В ванной ни звука. Александр, не видя, буквально кожей чувствовал: Зиночка упрямо сидит в воде и, возможно, плачет. И будет ещё долго сидеть…
 
Александр докуривал пятую сигарету. Во рту и далее по гортани образовалась противная сухость, голова казалась опухшей и жаркой, как бывает при гриппе. Александр достал из холодильника баночку пива, открыв, опустошил её, как говорится в один глоток. Не помогло: наоборот, жар из головы растёкся по всему телу, оно стало противно липким, заныли, задёргали болячки. Паршивое состояние увеличилось ощущением, что Александр поделился на три части: левая нудила в левое ухо, правая - в правое, а посередине собственно «Я» Александра в смятении и растерянности. Чью сторону принять?

Левая нудила:
« Брось ломаться. Мужик ты или не мужик? Пойди навстречу, исполни каприз девчонки. Разве её волнения, слёзы не стоят этого? А время, проведённое подле тебя ночью, забота? Она ж в тебе души не чает. Что стоит тебе подыграть? Ведь ты так любил купать дочку…»

Правая почти кричала:
«Не смей! Ты на пограничной меже: шагнёшь - и назад пути не будет. Потом сам же себя будешь грызть до дней последних. Пятно на всю жизнь! Не смоешь, не вытравишь. Стой на своём, не поддавайся искушению…»

Левая:
«Но девчонка влюблена! Первая любовь, божественное чувство! Если сейчас шмякнуть её по лбу, на всю жизнь останется след! Она потеряет веру в любовь…»

Правая:
« Это не та любовь, ради которой идут на безумства. Да и не любовь вовсе, а подростковая влюблённость. Она проходит и забывается, как детские болезни…»

Левая:
«Чушь! Боже, какая чушь! Рахит оставляет следы на всю жизнь, а некоторые болезни дают такие осложнения, что приводят к бесплодности или хроническим недугам…»

Правая:
« Ну, это крайности. Не у всех, и не всегда…»

Левая:
«Преступление так думать!»

Правая:
«Плюнь и иди. Не наноси девчонке душевную травму».

Левая:
« Не вздумай! Ничего с девчонкой не случится. Попсихует и успокоится…»

«Я»:
«Заткнитесь вы обе! Достали!!!»

Александр умылся холодной водой, жёстко вытерся, словно убирал не воду, а оттирал потёки краски. Постоял у стола пару секунд в нерешительности, затем взял из вазочки мятную карамельку, нервно освободил её от фантика и забросил в рот. В следующую секунду он переступил порог ванной.

Зиночка сидела так же, как и полчаса назад, только голова низко опущена к самой воде. Она казалась спящей, если бы не вздрагивающие плечи и короткие всхлипы. По сердцу Александра бритвочкой полоснула жалость.

- Зин…- присел на край ванны, тронул воду.- Вода совсем остыла…
- И пусть. Пусть,- не шелохнулась Зиночка.- Простужусь и помру. А тебя пусть всю жизнь совесть мучает…
Александр наклонился и выдернул заглушку, затем отвёл в сторону сосок смесителя, открыл горячую воду. Зиночка и сейчас не шелохнулась.
Спустив часть холодной воды, Александр вернул на место заглушку. Уровень в ванне повышался, равно как и температура воды.

- Хорошо, продолжаем игру,- сказал Александр и тотчас понял, что сморозил чушь.
Зиночка дёрнулась, приподняла голову. Глаза утонули в слезах, по щекам струились слёзные ручейки, нос и губы припухли.
- Ты…-Зиночка судорожно сглотнула,- …пришёл играть? Играть?!- и точно задыхаясь, выдавила: - Уходи!
- Зин…
- Уходи! Уходи! Уходи!- Зиночка истерично заколотила руками, расплёскивая воду.

Александр поймал её руки:
- Всё, всё, успокойся. Я сказал глупость, прости.
Зиночка перестала дёргаться, глянула прямо в глаза Александра:
- И ты больше не боишься табу? Не боишься?
-Не боюсь,- слова вылетели прежде, чем он хотел обдумать ответ.
- Скажи: клянусь твоей бабушкой.
- Клянусь твоей бабушкой.
- И памятью твоего отца.
- И памятью твоего отца.
Зиночка улыбнулась, и Александр увидел ссадинки на её губах: видимо, прежде чем дать волю слезам она кусала губы. Александру на некоторое время стало скверно: чувство вины принялось жечь сердце, как изжога.
-Прости…
- Я уже простила. Куп-куп?
- Куп-куп.

Зиночка расслабленно скользнула по дну ванны, ушла с головой под воду. Александр выключил краны. Вынырнув, Зиночка спросила:
- Ты ждёшь команды?
Александр перегнал языком карамельку слева направо, тем самым, скрыв лёгкий вздох.
«Ладно, была, не была. Ныряю…»

Александр расстегнул пуговки халатика и,  вздрогнув всем телом, отпрянул: у Зиночки не было лифчика, и трусики телесного цвета, намокнув, стали прозрачными. Александру вдруг  стало жгуче стыдно, как тогда в детстве, когда мальчишки уговорили его залезть на чердак бани - там, в одном месте от времени обвалился потолок, как раз в женском отделении - и он увидел голыми одноклассниц; мальчишки ржали, прикрывая рот, а ему стало так стыдно, что хоть сквозь землю провались.…Он тогда убежал, а в школе пылали жаром щеки, когда видел девочек. Мальчишки долго ещё, издеваясь, посмеивались над ним…

Александр и сейчас готов был отвернуться и, бросив »извини», выбежать вон, однако за секунду до этого Зиночка произнесла:
- Клянусь твоей бабушкой и памятью отца.
Александра словно обдало прохладным остужающим ветерком. И сдуло «мальчишеское», как пёрышко от подушки.
-Ты…обманщица…
- Вот и нет. Ты поднял меня с постели, а когда я ложусь спать, снимаю лифчик. Так все делают. Ты должен был знать. Куп-куп?- заглянула в лицо смеющимися глазами.

Её глаза, так обильно омытые слезами, сверкали как два изумруда. Краешком сознания Александр отметил, что впервые по-настоящему рассмотрел их. Зелёные? Почему я считал, что они серые? Смотрел под углом, а не прямо?

Продолжая думать о её глазах, Александр освободил Зиночку от халатика, сложил пополам, отжав, положил в раковину умывальника. Всё это он делал не торопясь, стараясь не смотреть на грудь Зиночки, привыкая к мысли, что следующий этап - куп-куп.
Начал с головы. Выдавив шампунь на ладонь, сказал, как некогда говорил маленькой дочке:
- Зажмурь глазки, чтобы мыло не попало.
Зиночка зажмурилась. И Александр почувствовал себя увереннее. Её поначалу жёсткие волосы становились мягче, пальцы Александра зарывались в них, взбивая мыльную пену. Зиночка млела, едва слышно выдыхая:
-Хорошо как…

 Странно: чем больше становилось пены, чем мягче волосы, тем меньше скованности в Александре. И глаза, уже не смущаясь, поглядывали на маленькие грудки размером с кулачок Зиночки, отмечали пёстрые с кофёйное зёрнышко соски, прилипшие к зернистым коричневым кружочкам. В ложбинке между грудок крохотной рыбьей чешуйкой прилипла родинка с двумя чёрными волосками. С каждой минутой глаза всё бесстыже, увереннее изучали тело Зиночки, считали, запоминая расположение родинок, вбирали в себя, словно звёздную карту. «Созвездия» указывали путь в направлении пупка, прятавшегося под водой.

По спине Александра, вдоль позвоночника, точно ящерка пробежала быстрыми горячими лапками, остановилась в области копчика, припала жарким «брюшком». Лапки её стали расти, вытягиваться, будто щупальца - они обволакивали ягодицы, щекотно продвигались в область паха. Спина стала влажной, рубашка неприятно липла. Затрепетало, забилось сердце, словно птичка в силках. В висках родился звон, похожий на далёкое-далёкое эхо колокольного.

Александру на секунду показалось, что ещё мгновение, и он задохнётся. Рванул с держателя душ, крутанул «барашек» крана холодной воды и стеганул колючими струями себя по лицу. Дышать стало легче. «Ящерка» обиженно втянула щупальца-лапки, мстительно вогнала коготки в копчик.

- А…можно потеплее?- У Зиночки тоже было странным дыхание: прерывистое, слова будто скользили и падали.
Александр отрегулировал воду в душе, направил «дождик» на макушку Зиночки. Свободная рука сама вспорхнула, зарылась в волосах, пальцы, словно козлята, впервые выпущенные на лужок, с наслаждением принялись резвиться.
Зиночку буквально трясло, сквозь шум воды, сквозь жаркий шум в голове Александр услышал сдавленный стон. Замер:
- Я делаю тебе больно?- с трудом протолкнул сквозь мокрые губы, точно они были сухими, задубевшими.
- Волшебно.… - запрокинула голову Зиночка, подставив лицо струям.- Я плавлюсь.…Сейчас растекусь масляным пятном по воде…
Отвела лицо в сторону, блеснула изумрудами сквозь мокрые пряди:
- Ты весь взмок. Разденься…

Мозг ещё не осознал услышанного, а рука уже суетливо расстегивала пуговки рубашки.
- Давай подержу,- Зиночка мягко забрала из руки Александра распылитель душа.
Пока он раздевался, то, спеша, то, делая паузы, вяло терзаясь гамлетовским «быть или не быть?», Зиночка спустила мыльную воду, ополоснула ванну.

- Ныряй,- позвала Александра, когда он уже в одних трусах замешкался с долькой растерянности.
Команда прозвучала, и тело, опередив мозг, переместило себя в ванну. И напряглось.
- Расслабься,- c запинкой произнесла Зиночка, что выдало её собственное напряжение.- И получи удовольствие,- Зиночка направила душ на Александра, скрывшись за струями «дождя».
Напряжение точно куски грязи отваливались, возвращая телу легкость, а порам возможность дышать.

Неожиданно Зиночка выключила душ. Так подумалось Александру, но на самом деле она просто уронила распылитель  на дно, он обиженно уткнулся в выемку слива и разрыдался, захлёбываясь. Александр ладонями протёр глаза. Зиночка в упор смотрела на него сквозь «забор» прядей. Изумруды сверкали, колеблясь, по- детски розовые губы с тёмными пятнышками ссадин мелко дрожали. Руки нервно манипулировали нежно голубым куском мыла.

Александр смотрел в её глаза, но почему-то на первом плане выпукло проступали её губы. Особенно рваные ссадинки. Нестерпимо захотелось прикоснуться к ним губами, вобрать в себя их, наверняка, саднящую боль.
Но Зиночка опередила: она порывисто приблизилась и робко приложила намыленные ладошки к его груди. Её дрожь перетекала в него, и вскоре так же вибрировала всеми клеточками.
-Ты дрожишь, как и я…- прерывисто прошептала Зиночка.
- Да…
- У тебя во рту карамелька?
- Да…
- Поделись,- губы Зиночки приблизились вплотную.
Её дыхание ударилось о его лицо, пронзило насквозь, и смерчем понеслось по телу, разбрасывая волшебные электрические разряды, от которых в воздухе возник золотистый туман; он рос, ширился, вбирая в себя всё пространство.

Александр приоткрыл губы, высунув на треть бледно-зеленый цилиндрик карамельки. Зиночка трепетно приблизила губы и захватила краешек карамельки, осторожно потянула. Александр придержал свою часть. Губы Зиночки скользнули вперёд и ткнулись в губы Александра. Разряд тока прошил их насквозь с ног до головы, парализовав на время, и только глаза остались дееспособными: они вбирали друг друга, тонули, всплывали, задыхаясь, на мгновение, потерявшись, и вновь стремились навстречу друг другу.

Когда дивный паралич отпустил тела, с губами стало твориться необычайное: то их жёг нестерпимый огонь, иссушая как почву в пустыне, и губы сильнее вжимались друг в друга и выжимали из недр сладчайшую влагу, то их сковывал жуткий холод, и тогда они теснее прижимались, сплетаясь, и от трения рождался первозданный огонь, именуемый предками как Знич; живительное тепло растекалось по жилам, согревало кровь, которая весенними ручейками устремлялась вперёд, вперёд, приводя сердце в сумасшествие. Обезумевшая карамелька металась изо рта в рот, ища тихое укромное местечко. Но разве при землетрясении в эпицентре может быть такое местечко?

Эпидемия губ перекинулась на руки: мыльные, скользкие, они точно альпинисты, сбившиеся с курса, на авось, взбирались на обледенелую вершину. Они спотыкались, падали, застревали в расщелинах, но выкарабкивались и вновь устремлялись вперёд. Временами их выносило на «минные поля», и тогда взрыв отбрасывал далеко в сторону, но потерявшие разум альпинисты, либо превратившиеся в мазохистов, вновь ползли на минное поле, чтобы снова и снова испытать на себе дивную силу ударной волны…

И вдруг тишина, стоп, пауза. Альпинисты на хребте – усталые, измотанные. А внизу долина, утопающая в густой кипени растительности,  где бьют горячие источники, где исцеление избитым телам…

Их руки замерли на бёдрах друг друга, точно прикипели: рухнули обессиленные альпинисты, вдохнули разряжённый воздух, и потеряли сознание.


Заскучавший в одиночестве душ, решил о себе напомнить: развернулся, и стеганул водяными плетьми по бесчувственным телам альпинистов, приводя их в чувство.

- Мы ещё здесь?- горячечный шёпот Зиночки.
-Здесь…
- А я думала…кометой несусь в космосе…
- Упала…
- Земля уцелела?
- Комета на другую планету упала…она в четырнадцать раз больше Земли…На ней всего два жителя…ты и я…
- Ты и я? Мы первопроходцы?
- Да.
-Будем обживать?
-Будем.

Зиночка «отлепила» свою правую руку и положила её поверх руки Александра, подождала, когда обоюдная дрожь сольётся в единую, затем медленно повлекла руку Александра в направлении лобка.
- Пульхерия Ивановна приглашает в гости,- шепнула в самые губы Александра.
- Пульхерия? Почему?
- Это из Гоголя. «Старосветские помещики». Любимая моя книга. Cчитаю: лучшая о любви…Знакомьтесь, -Зиночка убрала свою руку.
- Приветствую вас, Пульхерия Ивановна!- рука Александра плавно поплыла вниз.
Рука Зиночки последовала её примеру:
-Здравствуйте, Афанасий Иванович! Ой!
- Что?
-Он сердится?
- Нет, немного испугался. Думал, один, а тут гостья…

Знакомство, казалось, длилось вечность. Были осмотрены, ощупаны, иcследованны каждая складочка, каждая морщинка.
В какой-то момент Александр точно клонировался на минутку: пока он сам знакомился, его клон достал халатик из умывальника, расправил его, расстелив по дну ванны, затем взял их, приникших друг к другу, и уложил бочком на халат.
Откуда-то из-за спины Александра фонтаном-зонтиком бил душ, остужая пылающие тела до оптимальной температуры. Золотистый туман растворил всё существенное вокруг, втянул в сердцевину этих двоих, создав невесомость, в которой они чувствовали себя, как пара дельфинов в воде.

Их тела прониклись такой симпатией,  что понимали друг друга с малейшего колебания частички клеточки. Они тянулись друг к другу, отдаваясь закону притяжения, они вбирали друг друга, растворяясь, чтобы воспрянуть единым целым, воспарить в немыслимые высоты и таять, таять в жарком море, коему имя Блаженство.
Мудрая Природа склонилась над ними, окропила из чащи Любви.

И они любили друг друга, Впервые,  ничего не ведая ни о сексе, ни о позах, ни о технике. Афанасий Иванович был нежен и ласков, Пульхерия Ивановна чуточку робея, отвечала тем же. Мудрая Природа, снисходительно улыбаясь, в нужный момент ненавязчиво нашёптывала: слегка податься вперёд, чуть-чуть отпрянуть, прогнуться…

А потом был взрыв, разметавший их на атомы. Остынув, атомы собрались в одной точке, и родилась новая звезда-планета. Суждено ли ей стать обитаемой? или до последних дней пребывать белым карликом, затем зловещей чёрной дырой?
Мудрая Природа не отвечает. Она лишь печально хмурит брови.


                16
Из Дневника Александра:

« Нет, нет, и нет! В нормальной жизни ТАКОГО не бывает! У меня явно проблемы с психикой, отчего повышенная гиперчувствительность.… Иначе я просто не могу объяснить ТЕ ощущения, которые пережил.… По-моему, в словаре нет таких слов, чтобы полностью, досконально описать ту встряску, а те, что имеются, передадут лишь бледную картинку, приблизительную копию. Это как выпить наилучшего выдержанного вина, а описывать его, исходя из ощущений от дешёвой бормотухи.
Именно бормотухой показалось мне всё, что испытывал раньше от се.…Нет назвать ЭТИ ощущения сексом не могу. Было что-то другое, БОЖЕСТВЕННОЕ.

Я на смене. Вот уже почти сутки пытаюсь понять, что же это было. Вернее, почему именно Так?
Осуждаю ли я себя, грызут ли муки совести, что перешёл Рубикон? Нет! И сотни раз нет! Тысячи моралистов меня осудят, обзовут нехорошими словами, подберут статьи из УК.… И кто громче всех будет кричать и клеймить? Правильно: те, у кого рыльце в пушку. Кто, либо вкусил тайно клубничку, либо втайне жаждет, но боится огласки. И таких большинство!

Днём я ради эксперимента обошёл всех знакомых мужиков на фабрике и задал всего один вопрос:
«Девчонка 14 лет предлагает её лишить девственности. Никто не узнает. Стал бы?»
Из 36 опрошенных, только oдин(!) отмахнулся:
- Я не педофил, мне и взрослых баб хватает. Одна морока с этими целками, а удовольствия с гулькин нос.
Остальные 35 ответили:
- Без проблем. Целочка, да ещё такая свеженькая - это нечто…

Помню, ещё в раннем детстве я услышал выражение: »Женщина- это консервная банка: открывает один, а пользуются многие». Первые мои сексуальные опыты были с уже «открытыми консервными банками». Минутное удовольствие, которое забывалось через день. Желание открыть «банку» первым со временем стало навязчивым. Но, увы! Не повезло.…Кажется, в армии меня пытались парни переубедить: открывать первым -не кайф, кайф, когда баба опытная, лучше всего шлюшка, ****ь. Попробовал - тот же результат…

К чему я это? Мне кажется, что ТА ночь отчасти приблизила меня к ответу на вопрос, который я искал всю сознательную жизнь. Вопрос такой: почему я БЕЗ АППЕТИТА черпал из «банок», даже будучи зверски голодный?
Всё просто, как всё гениальное. Как мы открываем консервы? ГРУБО втыкаем консервный нож (кто-то обычный) и ВАРВАРСКИ рвём (резать мягко не получается) жестяную крышку. И так же ГРУБО пихаем ложку (вилку, нож), ворочая содержимое, как лопатой. Короче: картина выглядит удручающая и аппетита не нагоняет. Особенно, когда ты второй, третий суёшься со своей ложкой. Брезгливость, конечно, имеет место, но всё зависит от ситуации. Вывод: подсознательно, на задворках сознания, Это было у меня всегда, и оно отравляло вкус, лишало аппетита - вроде и поел, а под ложечкой сосёт…

В ТУ ночь я любовно взял баночку, обмыл её, не торопясь, аккуратненько, почти ювелирно вскрыл, и не спеша, культурненько, смакуя, бережно ложечкой поддевал лакомые кусочки. Отсюда и невиданный эффект: взрыв вкуса и волшебный аппетит.

Это, конечно, грубое примитивное сравнение, но оно наиболее чётко и выпукло даёт ответ. А если перейти на благородный язык, то, думаю, случилось следующее: сложилась такая ситуация, когда на первый план вышел первозданный в своей чистоте зов природы, а не каприз похоти - зачесалось,  хочу почесать. Проще говоря, позыв родился не снизу вверх, а сверху вниз.

Я поймал себя на мысли, что раньше, накануне интима, всегда продумывал, как мы будем этим заниматься, в какой позе, и прочая лабуда. Это случается у всех, кто слышит зов снизу, для кого это действо имеет убогие названия – секс, трахаться, заниматься любовью. Те же счастливцы, кому дано слышать зов сверху, они не думают о позах и технике, они растворяются друг в друге, умирают в момент обоюдного оргазма (тоже чудовищное слово), и вновь, как птица феникс, возрождаются очищенные. Они воистину Любят, а не занимаются любовью. И я познал это! Я вкусил!

И я безумно счастлив! Как можно быть счастливым только раз в жизни. Я не имею в виду интимный контакт, а всё в целом. Шестерёнки идеально совпали зубчиками. Пресловутая половинка, но именно ТА половинка, а не копия с допусками, что довольно часто случается в жизни. Сколько раз приходилось слышать от влюблённых: ах, какое счастье! мы созданы друг для друга! мы половинки одного целого! Начинают жить вместе, проходит год, два, и…механизм заклинивает. Почему? Да потому, что это была НЕРОДНАЯ половинка, а подделка под «фирму». У Судьбы, видно, тоже есть свои «мастера», штампующие «пиратские» копии. Теперь я это отчётливее понимаю, ибо познал Оригинал.

И ещё одно первозданное чувство в оригинале познал я в эти дни. Страх. Страх потери, утраты.
Он появился спустя два часа после случившегося. Когда мы обнявшись лежали на моей постели и говорили, говорили, говорили… А до этого любовно вымыв друг друга, оделись, сели за стол и, к своему удивлению, умяли всё, что я приготовил, включая половину торта и полбутылки ликёра. Боже! как же счастлива была Зиночка в эти минуты! Как светилась и цвела! Банальное сравнение, но Зиночка напоминала изумительный цветок, только что распустившийся в капельках росы…Минуту назад это был серенький невзрачный бутон и вдруг - Чудо! Я смотрел и не верил глазам. Я прикасался губами к лепесткам этого цветка, вдыхал умопомрачительный аромат…и не верил, что это происходит со мной. За что? за какие заслуги судьба вдруг так расщедрилась? Не иначе этот Подарок с подвохом…


Тогда я отогнал эти мысли, пообещав вернуться к ним позже. Не до них было в минуты всепоглощающего счастья.
А потом пришёл он, страх. Подкрался исподтишка и ожёг колючей плетью. И я понял: наше новорождённое чувство не сможет выжить в этом безумном ядовитом мире, в эпоху наивысшего цинизма. Осудят, затравят, изгадят и растопчут. Кто-то из личной зависти швырнёт шмат грязи, кто-то пнёт из фальшивого чувства морали…

Зиночка говорила:
- Только ты ничего не бойся, и не думай, что поступаешь плохо. Выбрось из головы. Мы ничего плохого не делаем. Мы просто любим друг друга. Аличка, я так тебя люблю! Это наверно ненормально так любить в моём возрасте…Моя любовь такая сильная, она как силовое поле защитит нас.…И мы будем ещё долго-долго-долго любить! Я это знаю. Я чувствую здесь,- Зиночка приложила руку к сердцу.- И у нас будут дети. Много детей! Я не буду делать аборты. Ты не будешь заставлять меня?
- Не буду.
- У нас будет большая крепкая семья на зависть всем. Правда?
- Правда.
- Обними меня крепко-крепко. И целуй, целуй! Или я умру как от истощения. Люби меня!
- Подожди,…тебе будет больно…
-Не думай! Я хочу этой сладкой боли. Хочу, хочу, хочу…

Чем больше я слушал Зиночку, чем больше любил, тем сильнее объёмнее был страх. Зиночка ещё по-детски розово представляет наше будущее, но я-то знаю, каков мир. Он не терпит счастливых, ибо сам ущербный. Он не даст выжить нашему счастью. Сорвёт мой цветочек, сомнёт, растопчет.…И меня защитника прихлопнет.

Зиночка чутко отреагировала на моё внутреннее смятение:
- Что, Аличка, что? Тебе плохо?
- Нет, мне очень хорошо.…Слишком хорошо, что боязно: на долго ли?
- Ты боишься, что я быстро тебя разлюблю? Не смей так думать! Я как бабушка и папа, однолюбка. Мы особенные: мы понимаем только первую и единственную любовь. И никакой второй, третьей, пятой…Аличка, я всегда, всегда буду любить только тебя! Мы умрём старенькими и счастливыми в один день. Однажды обнимемся, заснём и не проснёмся. Так и будет! И не смей сомневаться!

Я бы многое отдал, чтобы так и было. Но ТАК не бывает! В книгах, в кино - да, в жизни - нет. Судьба не тот сценарист, который обожает хэпиэнды. Просто счастливый сюжет-это же скучно. Побольше эффектов, крови, слёз, и непременно трупы - класс! круто! клёво!

Вспоминается примечательный факт. Кажется, в начале семидесятых прошлого века в Америке присудили Первый приз на престижном конкурсе фантастики рассказу, в котором не было ни одного элемента фантастики, а была история безмятежного человеческого счастья. Комментарии, как говорится, излишни.

Под утро приснился сон. Очередной кошмарик. В последние годы мне только они и снились. Привык, стал просто записывать, затем на их основе писать рассказы-ужастики. Кто читал - в восторге.


Этот сон был необычен: в прежних я был, как правило, статистом, а тут главная роль. Да ещё какая…
Дворцовая площадь. День, солнце палит нещадно. Я и Зиночка, голые, привязаны проволокой к Александровской колоне. Огромная тучная бабища в оранжевой куртке, -на спине надпись»Сделаем город чистым»,- ломом выковыривает булыжники мостовой, складывает в кучу. Праздно шатающаяся публика, полураздетая из-за жары. То один, то другой, а то и группами, подходят к куче булыжников, берут по одному и швыряют в нас:
- Животные!
Камень врезается в голову Зиночки, кровь заливает её лицо. Сквозь кровавую маску сверкают изумруды:
- Я же говорила, что умрём в один день. И я ещё не разлюбила тебя, Аличка!

Голова Зиночки падает на грудь. Я рвусь изо всех сил, слышу, как лопается под проволокой кожа, как с хрустом ломаются кости…
В двух шагах от меня стоит Лида в белых шортах и розовой маечке. В руке увесистый булыжник. Лида презрительно ухмыляется:
- Так тебе и надо похотливый самец…
И бросает булыжник…

Проснулся весь в поту и с бухающим о рёбра сердцем. Зиночка сбегала в ванну, вернулась с мокрым полотенцем, затем обтирала моё потное тело и ласково успокаивала, как ребёнка.

Помню, в юности как-то заглянул в сонник: один сон был весьма странный. Толкователь наобещал мне златые горы и кисельные берега. Посмеялся и зарёкся впредь заглядывать в сонники. А сегодня по дурости сунулся.
Толкователь-оракул изрёк:
«Этот сон неблагоприятен для тех, кто его видел. Суровый знак беды. Означает неудачу и невозможность выполнить намеченные планы».
Калорийная сытная пища для моего страха!
Тщётно пытался отшутиться, отмахнуться: впилось пиявкой в сердце и сосёт, сосёт…

Вечером в шестом часу позвонили с проходной: тут ваша жена пришла. Выхожу: точно, Лида. Дежурный «привет», затем снисходительно так, с усмешкой:
- Ещё не нагулялся?
-Что нужно?
- Ты не мог бы в эти выходные съездить в деревню? Мама звонила: каменка в бане совсем рассыпалась, бочка прохудилась…
- Нет.
-Почему?
- Потому что не хочу.
-Вот, значит, как?
-Значит, так.
Глубоко вздохнула, потемнев лицом:
- Ладно. Тогда я выбрасываю на помойку твой хлам. Все твои книги, рукописи.
- Выбрасывай. Лишний раз продемонстрируешь свою дремучесть. И хороший пример детям.
- Ты уже показал им хороший пример. Почему мне нельзя?
- Всё, закругляемся. Ты спросила, я ответил.

- Приветик!- раздалось радостное за моей спиной. Зиночка!- Алик, что эта тётя хочет от тебя?
Лиду передёрнуло:
- Эта тетя, между прочим, его жена.
- Ой, как интересно! Я всегда хотела посмотреть на самую глупую жену. Как пример: чтобы  такой же не стать.
- Соплячка, помолчала бы!- Меня ожгла презрительным взглядом:- На молоденькую потянуло? Кобель!- плюнув мне под ноги, быстро пошла по улице.

Зиночка проводила её взглядом, хмыкнула, пожав плечами.
- Тяжёлый случай. Алик, ку-ку? Не бери в голову. Что нам чужие проблемы?- приблизилась, чмокнула в щёку, шепнула на ухо:- Жду утром под бочок. Разрешаю будить. На завтрак приготовлю вкусненькое!
- Не вкуснее тебя?
- Сравнишь. Всё, полетела. Бабуля ждёт,- отойдя шагов на десять, внезапно развернулась, вновь подбежала ко мне, выдохнув:- Ты не кобель! Запомни! Ты мой нежный ласковый пёсик. И я тебя обожаю!..»

                17

Выходные прошли отменно. Утром в субботу сменщик пришёл на полчаса пораньше, так что Александр уже в восемь был дома. Едва вошёл в коридор, как из кухни выглянула Зиночка:
- Приветик! Что сначала: еда или моя любовь?
- А можно два в одном?
-Без проблем. Мой ручки.

Завтракали в постели, по-турецки скрестив ноги, перед ними поднос с тарелочками, блюдцами. Зиночка была, как в старину писали, чертовски хороша: вся светилась изнутри, а запах её чистого тела без этих дурацких духов и дезодорантов буквально сводил с ума Александра.
А потом они любились, отрешившись от мира, с упоением купались в океане нежности и ласки. Заснуть в одной постели не рискнули: бабушка появлялась непредсказуемо. Пусть подольше не ведает. Вот поправится Фимочка, бабушка придёт в норму, тогда можно и поставить её перед фактом.

В начале первого Александра поднял телефонный звонок. Звонила докторша: если он свободен, то она через час едет на дачу, правда, вечером ей надо возвратиться в город, а Александр может остаться на всё воскресенье.
- Я думаю, с работой вы управитесь скоро, так что будет время и на отдых. Лес рядом, озёра. Есть резиновая лодка. Согласны?
- Да.
- Тогда через час жду вас у метро.

Александр только заикнулся, как Зиночка радостно захлопала в ладоши:
- Едем, едем, едем! Сто лет не была на природе. Эх, пробегусь по лесу, наорусь до хрипоты.
- Зачем орать?
- А пусть и все пичужки и букашки знают, как я тебя люблю. Пусть разделят мою радость. Ты рад, что я тебя люблю?
- Рад.
- И я рада! Вот и пусть знают!
- Там ещё озёра. Под воду не полезешь? Рыбы тоже должны знать.
-Обязательно! Непременно полезу и побулькаю. Пусть только кто-нибудь засомневается: живо на сковородку!

С установкой сантехники Александр управился за два с половиной часа. Зиночка вызвалась в помощники и, к удивлению, оказалась весьма ценным и толковым подсобником. Докторша занималась своими делами, со стороны посматривала на них, двусмысленно улыбалась и вздыхала. К ужину она приготовила окрошку, напекла пирожков с черничным вареньем и сварила какао.
- Ну, молодёжь, мне пора в упряжь, а вам желаю славно отдохнуть. Завтра вечерком, в пять, за вами заедет один мой знакомый. Ключ оставите под половичком на крыльце.

Отозвав Александра к машине, сказала:
- Саша, я не в праве вас осуждать, хотя честно скажу: не одобряю…такую связь. Как говорится, Бог вам судья. Хочу вас предупредить: не злоупотребляйте…сладким. Вы понимаете, о чём я? Не нравится мне ваша кожа.
- А что с ней?- Александр удивлённо осмотрел себя: он был в довольно открытой майке.
- Видите эти красные пятнышки? Это сигнальчики назревающей проблемы.
- А если по-русски?
- По-всему, проблемное сердечко. Позвоните мне в среду: организую осмотр специалиста. Саша, со здоровьем не шутят.
-Спасибо. Приму к сведению.

Зиночка действительно набегалась по лесу и накричалась всласть:
- Лес, ау! Открой уши и услышь: я люблю Алика!
В эти моменты она была просто безумно счастливой девочкой. Наблюдать за ней было сплошное удовольствие, и Александр с наслаждением купался в этом удовольствии. И жить хотелось, как никогда, и чтобы эти ощущения длились бесконечно.
Зиночка сняла с травинки божью коровку:
- Божья коровка улети на небо и там всем расскажи потрясающую новость: Зиночка любит Алика!
Божья коровка, расправляя крылышки, прошлась по пальцу Зиночки, помедлила, достигнув подушечки, затем взлетела.
-Всем, всем расскажи!
Проводив взглядом коровку, Зиночка подбежала, порывисто припала к груди Александра:
- Я, наверно, чокнулась. У меня крыша поехала.
- Нет,- Александр поднимал её лицо, целовал глаза, кончик носа, затем долгим поцелуем губы.- От счастья не чокаются…

Зиночка не умела целоваться, отвечала, как получится, но эта неумелость, трепетность была во много раз слаще, чем искусные поцелуи опытной женщины. Александр знал их и мог сравнить. Одно лишь робкое прикосновение губ Зиночки встряхивало  его нутро так, что казалось, все внутренности поотрываются, и сам он разлетится на куски. Но вслед за взрывом следовал прилив блаженства и волшебной истомы. И происходила метаморфоза, чудо: счастливая девочка на глазах превращалась в счастливейшую женщину, любящую первозданной чистотой, трепетно и бескорыстно.

Потом они плавали на лодке по озеру и ловили удочками рыбу. Правда, Зиночка тут же отпускала всех рыб, перед этим проговорив в их часто дышащий рот:
- Плыви домой и расскажи всем своим: Зиночка любит Алика, Алик любит Зиночку. Всем расскажи, даже крохотным подводным козявкам.

Спать легли в саду. Предложила Зиночка, опередив на секунду Александра. Ночь позволяла: тихая, звёздная, относительно тёплая. Под старой грушей расстелили брезент, сверху уложили постель. Уже под одеялом, тесно прижавшись, друг к другу, долго лежали не двигаясь, и млели, с упоением вдыхая ароматы сада, слушая звуки ночи. Луна бесстыдница подглядывала за ними сквозь листву, смущённо моргая - маленькие белёсые облачка проплывали перед ней.

На территории соседней дачи затянул мартовскую арию кот. Зиночка усмехнулась.
-Что?
- Подумалось.…Мы с пелёнок слышим: меньшие наши братья. Братья, братишки. Но почему мы люди так высокомерно, так несправедливо относимся к братишкам? Сто из ста скажут: орёт кот, горло дерёт.…Раздражённо скажут. А, может, этот котик поэт и сейчас исполняет великолепнейшую Песню Любви. Может, Пушкин и Петрарка перед ним…слабые стихоплёты? Мы просто не знаем кошачьего языка.…Ведь так?
- Абсолютно. Я тоже часто об этом задумываюсь. Сентиментален, чукча, однако. Иногда прихлопнешь муху, а в голове роем мысли: ей так же больно, как и нам, и возможно, она беременна…
- Точно: мы с тобой Аличка ненормальные, дефектные. Нас надо поместить в клетку и показывать остальным людям. Хотя…
- Рекламная пауза?
- Нет, просто дух перевела.…Если вдуматься, то мы и сейчас в клетке. Мы не видим её, но она есть.…На нас глазеют, могут бросить угощение, а могут и швырнуть камнем…
-Да, это так…

У Александра заныло сердце: вернулся страх, вогнал когти, злорадно оскалился:
« Расслабился? Думал, отделался от меня? Не обольщайся: я надолго поселился здесь. Ты мой приют, моя кормовая база…»

-Алик? Ты странно замолчал.…Что с тобой?
Александр обнял Зиночку и, целуя, как в горячечном бреду, заговорил:
- Да, да, хорошая моя, мы дефектные. Наша связь аморальна, наша любовь преступна. И ты права, мы в клетке. У меня болит сердце, потому что я боюсь. Я боюсь, что хозяева клетки не заинтересованы улучшить нам условия содержания, и тем более, не заинтересованы в нашем размножении. Боюсь, что им надоест глазеть на нас…Зиночка, солнышко, я боюсь, что нас просто уничтожат, как ненужных и вредных. Как мух, крыс или тараканов…
-Что же делать, Аличка?- голос Зиночки дрогнул, но через секунду окреп, вспорхнул бабочкой:- Я придумала! Придумала! Мы пошлём к чёртовой бабушке всех, разгрызём прутья клетки и убежим! В лес, подальше от людей. Я в газете читала про таких людей.…Давай хоть завтра, с утра. Ты согласен?
-Согласен.

Бредовая на первый взгляд идея захватила Александра полностью. Вернее она просто выползла из укромного местечка его души и горячо выдохнула: »Наконец-то решился!» В последнее время было немало публикаций и телепередач посвящённых так называемым натуристам. Нормальные люди вдруг решают порвать с цивилизацией и уходят в леса, как они говорят, »возвращаются в Природу». Вроде уже есть целые поселения. Александр тоже подумывал, но тогда ещё дети были малы, держали как якоря. Теперь-то можно.

- Да, согласен. Только без горячки, не с бухты-барахты. Нужно хорошо подготовиться. Как для длительного похода.
- Конечно, а я глупая и не подумала. Нам понадобятся инструменты, лекарства, еда на первое время.…Давай в понедельник? Начало недели - начало нашей Новой жизни!
- Хорошо. Доживём до понедельника.
- Ух, я тебя ещё сильнее залюбила!
- Я сильнее.
- Нет, я!
- Докажи.
Луна застыдилась увиденного, и поспешно скрылась в густой листве. На территории соседней дачи кошачью арию сменил дуэт…

…Александр медленно погружался в негу сна, тело нехотя прощалось с истомой. На груди его лежала голова Зиночки, она ровно посапывала, её рука, лежащая на животе Александра, время от времени вздрагивала, и пальцы беспокойно проверяли: здесь? не исчез?
Внезапно Зиночка приподняла голову:
- Аличка, ты уже спишь?
- На полпути.
- Погоди чуть-чуть. Послушай,- Зиночка переместила голову, прижала губы к уху Александра и страстно зашептала:
 -Интересно, о чем думает кошка, когда смотрит она в окошко?
Завидует, наверное, птицам, что не может также летать!
Досадно ей и обидно, и приходится только рычать,
Трясти хвостом и царапать оконное стекло.
От обиды хочется плакать. И не может помочь ей никто.
Интересно, что во сне видит кошка, свернувшись в пушистый клубочек?
А может, ей вдруг приснится, что, наконец, она стала птицей?-
- Что это? Стихи?
- Да, корявые, правда…Набросок. Ты у меня ещё и поэтесса?
- Смеёшься?
- Нет, на полном серьёзе.
- Ладно. Отпускаю тебя в сон. Я следом,- Зиночка вернула голову на грудь Александра.- Доживём до понедельника.
- Доживём,- Александр зарылся лицом в волоса Зиночки, вдохнул их запах…и провалился в сон…

В городе их дожидалась горестная весть.
На кухне сидели Вера Васильевна и дочь Александра Лариса. Она была подавлена, на лице следы слёз. Увидев отца, Лариса кинулась ему на грудь и затряслась, захлёбываясь слезами:
- Папочка…случилось страшное.…Возвращайся домой…Я боюсь…Максимка напился…

В субботу поздно вечером позвонила сестра Лиды и сказала, что её муж едет в командировку в Москву.
- Если есть что передать маме - тащи: отбывает через двадцать минут.
Муж сестры дальнобойщик и довольно часто доставляет грузы в Москву по трассе, которая как раз пересекает их родную деревню. Порой он оставался ночевать у тёщи, а утром рано выезжал.
Максима дома не было, Лариса, как назло, на работе натёрла новыми туфлями ноги, так что сумку понесла Лида одна. А когда возвращалась домой, возле неё неожиданно остановилась машина и сильная мужская рука задёрнула Лиду внутрь.
Лиду жестоко изнасиловали и полуголую выбросили на набережной Карповки.

                18

Врачам удалось вывести Лиду из сильнейшего шока, однако начались жуткие истерики. Лида не только не могла слышать мужские голоса, но, похоже, и запахи мужчин провоцировали новые взрывы истерики. Даже присутствие Максима не могла выносить. Кроме психологической, других травм не обнаружено, поэтому держать Лиду в больнице не имело смысла. Врач посоветовал увезти её подальше от этих мест, поближе к природе, и чтобы рядом не было мужчин. Есть шансы, что через пару месяцев она придёт в норму.

Усыпив  снотворным, Лиду отвезли в деревню к матери. Это был наилучший вариант: кроме матери здесь была старшая сестра Лиды Людмила, соседи сплошь старушки.
В милиции развели руками: зацепок никаких, а потерпевшая, сами знаете, в каком состоянии, по-всему повиснет это дело глухарём.

Александр вернулся домой. Если бы не Зиночка, то уже через день он не выдержал бы того кошмара, который начался. Многочисленные родственники винили в случившемся Александра: если бы он не отказался ехать в деревню в субботу утром, то и Лиде не пришлось бы вечером тащиться с сумкой к сестре. Каждый родственник считал нужным лично донести своё мнение, поэтому не смолкал телефон, не иссякал поток «гостей».
 
Больнее всего били слова Максима:
- Это ты, ты во всём виноват! Бросил нас, снюхался с мокрощелкой! Ненавижу тебя и призираю!
Максим осунулся, казалось, стал тоньше и выше ростом. Ранее равнодушный к пиву теперь поглощал его в больших количествах. Домой заявлялся ближе к полуночи, разговаривать категорически отказывался: опустошив очередную банку пива, тяжело падал на кровать и точно деревенел.

Лариса отчасти успокоилась, но так же предпочитала отмалчиваться, всё время, пряча глаза. Очевидно, она так же в случившемся винила отца, но не хотела не то что произносить этого вслух, но и чтобы отец прочёл в её глазах.

Сосед пьянчужка гадливо усмехался:
- Как Санёк, трахается с малолеткой? А другие твою бабу натянули…
Получив удар в скулу, сосед отлетал к стене и падал на пол как мешок с картошкой. И начинал по бабьи визжать:
- Всё, подонок, всё, ты подписал себе приговор! Готовься! Завтра пойдёшь в тюрьму! Сгниёшь на нарах! Там из тебя пидараса сделают!
На крик выбегала соседка, такая же пьянь, и буквально пинками, едва ли не на четвереньках загоняла мужа в комнату. Ещё с полчаса он бушевал там, крича: все дебилы и подонки, у него есть кореша среди ментов, так что Александр сгниёт на нарах, а остальных он просто уроет.…Это была давно заезженная пластинка, набившая всем оскомину, поэтому никто не придавал значения угрозам. Лично Лида многократно разбивала о его башку тарелки, погнула сковородку, и сосед так же грозился упечь её то в тюрягу, то в дурку. Сам же он в неделю раз бывал в ментовке (звонили в милицию, как правило, Лида, либо жена, когда лопалось её терпение), возвращался через пару часов со следами «поцелуев» резиновой дубинки по всей спине. И принимался за старое.

Как-то раз, когда соседа забирали в тыщу первый раз, Александр спросил:
- Можно ли как-то прекратить этот дурдом?
Мент устало усмехнулся:
- Можно. Грохните его.
- Не понял? Но тогда вы приедете за мной…
- Приедем. А что делать? На 15 суток сейчас не садят, чтобы посадить его на больший срок, нужно заявление от жены. А она отказывается писать. Уговорите - и проблема разрешится.
Уговорить соседку не получалось, разве что под пыткой она могла написать такое заявление. Понять её можно: сама не работает, худо-бедно сына (ему двенадцатый год пошёл) кормить, одевать надо, а муж хоть и пьёт, но время от времени приносит в дом кое-какие деньги. Зачем ей обрубать этот «родничок»?

Тяжёлая гнетущая атмосфера квартиры вырвалась за её пределы и,  казалось,  захватила всю Петроградку. Шептались во дворе,  шептались в магазинах,  разве что пальцем не показывали. Однажды рано утром Александр выносил мусорное ведро и случайно подслушал разговор двух дворничих: обсуждали несчастье его семьи так, будто очередную серию латиноамериканского «мыла». И, конечно же, главным злодеем был он, Александр. Пошёл на рынок за сигаретами, а там, по закону подлости, у соседнего хлебного киоска бабулька из их подъезда пересказывает продавщице «жуткую историю про жильцов из 3 квартиры». И, разумеется, в пересказе Александр был подлецом, а Лида «такая хорошая, приятная женщина. Жалко. И куда только Господь смотрит? Почему позволяет таким гадёнышам топтать землю?..»

Александр держался из последних сил, чувствуя, как тупеет с каждым днём. С тупостью примитивного робота он готовил завтраки, обеды, ужины, снова и снова буквально вылизывал комнату, без прежней жалости уносил на помойку, к ликованию тусующихся там бомжей, папки с газетными вырезками, папки с черновиками и рукописями, журналы (в советское время выписывал почти все толстые). Во время перекуров сидел на кухне, тупо смотрел в окно и курил три-четыре сигареты подряд. И вяло размышлял: дети не отвергают его завтраки-обеды, едят дома и берут с собой на работу,…значит, не совсем презирают. Может, всё ещё наладится, только нужно перетерпеть. Сколько? Что делать сейчас? Он не знал, как воздействовать на сына, его обвинения и оскорбления пулями пробивали его сердце и застревали. Не дубасить же Максима, как соседа? Не менее болезненными были молчание Ларисы, её упорное нежелание идти на контакт.

Племянница Лиды Наташа, которую ещё соплюшкой помнит Александр, которая, взрослея, любила вести с дядьСашей разговоры про жизнь,  считала другом, и делилась самыми сокровенными девичьими секретами, гневно бросила в лицо:
- Я всегда считала вас порядочным,…дорожила дружбой с вами, мечтала о таком муже.…А вы оказались такой мразью! Вы мне противны!

Всё чаще неприятно ныло сердце. И возродились мысли о смерти. Да, деревья умирают стоя, те, что выдерживают натиски бурь и штормов. Довольно спокойно Александр сознавал, что давно бы уже рухнул, как старый тополь у них во дворе, но был ещё крепок главный корень. Он не только держал ствол, но и пытался вселить веру каждой веточке, что болезнь и сухота временная, вот придёт новая весна и крона, как прежде, утонет в зелёной кипени. И родятся новые побеги, новые веточки.…Как в романе «Война и мир» история дуба и Андрея Болконского…

Этим главным корнем была Зиночка. Точно кабан, продирающийся сквозь дебри терновника, она так же продиралась сквозь дебри слухов и осуждающих взглядов окружающих, чтобы чаще, дольше быть рядом с Аличкой. Корень без ствола может дать новые побеги, а ствол без корня погибнет, упадёт.
Ледоколом вламывалась в квартиру Зиночка, ломая и круша лед, что сковывал её Аличку. Получил внушительный удар по яйцам сосед, после чего сутки не показывался на глаза, лишь мышкой шмыгал в туалет. Его жена попыталась возникнуть, но отпрянула с расцарапанным лицом. Что ей сказала Зиночка, Александр не слышал, но с того момента соседка вообще перестала вмешиваться и только терпеливо ждала, когда её муженька можно было забрать и утащить в комнату. Однако воспитательные методы разбивались о соседа, как горох о стенку. Александ с ужасом отмечал, что с каждым разом бьёт соседа без прежнего содрогания, словно не живого человека дубасит, а кусок свинины отбивает для жарки.

Максим работал в автомастерской, по графику два через два, с восьми до восьми. Свободное время, обычно полночи сидел за компьютером, играя, затем до часу дня отсыпался, снова играл, выходил прошвырнуться по магазинам, прикупить новую игру. С появлением Зиночки, Максим вдруг резко сменил образ жизни. Придя с работы, не дерзит, как прежде, не бросает ненавистных взглядов, а,молча поев, укладывается спать, игнорируя даже сериал «Остаться в живых», который смотрел, не пропуская ни одной серии. В выходные дни вставал рано и уезжал, якобы, на дачу к напарнику.

Лариса работала пятидневку с девяти до шести, так что к семи была уже дома. Так же молча съедала предложенный ужин, едва слышно роняла »спасибо» и укладывалась на диване, свернувшись калачиком.

Зиночка сломала и этот «режим». Во – первых, ужинать они стали вместе, как только приходила Лариса, во-вторых, ужин проходил не в тягостном молчании, ибо Зиночка живо рассказывала разные смешные школьные истории, в-третьих, после ужина, когда Александр уходил мыть посуду, девчонки садились на диван и тихо о чём-то говорили.

- Потерпи Аличка, всё будет океюшки, – говорила Зиночка, оставшись наедине.- Она скоро оттает. Главное, что Лара не считает тебя виноватым. Держись, родненький мой, мы обязательно разгрызём прутья клетки и сбежим. Просто это не наш понедельник.
- Не наш,- соглашался Александр, с опаской прислушиваясь, как в нём пускает корешки сомнение, что «наш понедельник» вообще не наступит.

У Лиды, как правило, комплексы, едва родившись, приобретают хронический характер. Это значит, что очень не скоро Лида придёт в норму. Оставить одних Ларису и Максима всё равно, что вытолкнуть их на ринг бокса без правил. Максим видимо интуитивно чувствовал: сестра на стороне отца. Открыто проявлять свою неприязнь не решался, но посматривал на Ларису так, что не оставалось сомнений в характере его мыслей. Сколько это может длиться? Месяцы и месяцы…

И ещё одна весьма сильная тревога всё больше захватывала сердце Александра. Зиночка. Он видел, с какой жестокостью Зиночка била промеж ног соседа и вгоняла ноготки в опухшую от пьянок рожу соседки: в эти моменты она напоминала дикого зверя, готового загрызть любого, кто забрёл на её территорию. Сегодня она предупреждающе бьёт промеж ног и царапает лицо, а завтра? Ведь нарушители не покинули территорию, они лишь затаились, зализывая раны. И что будет, когда раны заживут?



                19

Из Дневника Александра.

« …Мы с Зиночкой сошли с ума. Иначе я не могу назвать наше поведение.
Вяло, краешком сознания пытаюсь понять: почему именно такие »симптомы» недуга? На ум приходит всякая ерунда, процедив которую, на дне сита остаётся густая комковая масса. Один из компонентов гласит: я потерял веру, что можно разгрызть прутья и убежать, что наш понедельник не настанет никогда.

А Зиночка? Она за эти дни так приросла ко мне, стала моей частью… Больной частью, которая требовала большего внимания и больших сил. Есть выражение: нянчить болячку. Так вот Зиночка стала такой моей болячкой. И я не стремился вылечить болячку, а с патологическим азартом ковырял её, ковырял, что б дольше не заживала…

 Школа Зиночки в десяти минутах быстрой ходьбы, так она уже после первого урока прилетала, и набрасывалась на меня, как изголодавшийся на кусок хлеба:
- Мне холодно! Я задыхаюсь! Я не могу спать одна… как придавленная плитой. Люби меня, люби!..
И я любил. Безумно, неистово! Нет, это не была та дикая животная страсть, зов природы, бросающие друг к другу самца и самку, это было нечто…неподдающееся описанию. Разве что подобрать похожее сравнение. В эти минуты мы походили на тех обезумевших, которые, узнав, что в ближайшие часы умрут,  стремятся вкусить сладости, которых при жизни видели мало. Ещё! ещё и ещё! ведь в последний раз.…Завтра тебя не будет СОВСЕМ, и ты уже НИКОГДА  не увидишь, не попробуешь.…К чёрту мораль, культуру и этику!

Зиночка пропускала второй урок. Убегала минут за десять перед началом третьего урока. Чрезмерно возбуждённая, лёгкая, светящаяся. Стоял у окна и, провожая её взглядом, я ловил себя на мысли, что где-то наше поведение похоже на поведение наркоманов: нет дозы, и начинается ломка.…Но вот принята доза и мы блаженно счастливы, и плевать нам на остальной мир и его дурацкие правила.
Зиночка убегала-улетала, чтобы через час вновь ворваться: я задыхаюсь! Люби меня, или я умру!..

Почему же наша любовь приняла такой нездоровый оборот? Что это? Своеобразный протест всем тем, кто не хочет принять наше чувство как норму? Многие в доме, кто раньше здоровался со мной, а то и останавливался перекинуться парой слов, теперь шарахались в сторону, точно я заразный. Останавливали Зиночку, говорили ей всякие гадости…
 
На работе при моём появлении странно морщились, сторонились, либо как Олег вслух выражали своё отношение:
- Ну, Санёк, ты и отчудил. Совсем мозгов ноль? Разок трахнуть малолетку, понимаю, но чтобы затягивать, себя и детей марать дерьмом.… Прости, но это чистейший маразм…Дурно пахнущий.
И это говорил Олег, который учил меня «черпать дерьмо ложкой и думать, что икра». Что тогда говорить о других, которые молчали, но смотрели более чем красноречиво. Я не просто упал в их глазах, измазавшись в дерьме, - я сам стал куском дерьма…

Или всё-таки - страшно подумать!- это начало конца? Конца чего? Наша любовь умрёт под давлением? Но ведь гибель любви для нас… это и гибель души. И что мы без души? Просто тело, мешок с костями.…Зачем тогда вообще коптить небо?
Что же делать? Что? Что? Что?! Что?!!»

                20

В субботу утром Александр поехал проводить Ларису: она собралась в деревню проведать маму. В пути до самого Балтийского вокзала не проронили ни слова. Лариса, видимо мысленно была уже в деревне, и отец в данный момент не вписывался в её мысли. Александр же решил, что её холодность, отстранённость продиктованы неприязнью. А ведь Зиночка говорила, что Лариса не считает его виноватым, будто бы она сама об этом Зиночке сказала. Солгала?

Александру стало паршивее, чем было. Неприятно заныло сердце, покалывая, голова как шар заполнилась монотонным звенящим шумом. Александр не пошёл в метро, а решил пройтись пешком до следующей станции, в надежде, что полегчает.

А в это время к нему пришла Зиночка. Вообще-то она знала, что утром его не будет, но, почему-то выйдя из подъезда, свернула не в сторону лицея. Возможно, ранний звонок бабушки смешал ее мысли. Вера Васильевна спешила сообщить радостную весть: Фимочке стало значительно лучше и, скорее всего, к вечеру её выпишут. И ещё Вера Васильевна сообщала о принятом решении: Фимочка всё же ещё слаба, за ней нужен постоянный досмотр, чтобы ей, Вере Васильевне, не разрываться между внучкой и подругой, она решила, что разумнее будет,
-…если Фимочка поживёт пока  с нами. И за ней присмотрю, не дергаясь, да и за тебя надо взяться. Что-то с тобой неладное творится? Може, что болит? Нет? Не врёшь?
- Ба, когда я тебе врала? Не пори чушь.
-Всё равно не дело, что ты одна в квартире.
- Я не ребёнок.
- Да уж, взрослая тётя. Сейчас кругом такое творится…
- Ба, не зуди. Или я отключусь.
- Ладно. Жди вечером. Купи для Фимочки сочни, смотри, чтоб посвежее были. И карамелек мятных. Не забудь.
- Не забуду.

Соседи Александра маялись: с бодуна головушки раскалывались, «трубы пересохли», а опохмелиться не на что. В долгах были как в шелках, поэтому им в долг более не давали. Жена,  презрев приличия, взяла сумку и отправилась по дворам собирать пивные бутылки, а муж прилип к телефону, тщётно обзванивая дружков на предмет «сесть на хвост». То есть на халяву опохмелиться.
Входная дверь была почти нараспашку. Сосед сидел на кухне и терзал диск телефона. Время от времени, увидев в окно знакомого, бросал телефон и пулей вылетал во двор:
- Алё, алё, тормозни на минутку. Дело есть…
От него отмахивались, как от шавки-пустобреха.

К Зиночке он кинулся с той же прытью:
- Зинуля,…я, конечно, урод, прости, если наговорил тебе гадостей. Не дай загнуться, пожалуйста, как человека прошу. Сердце останавливается.…Займи на бутылочку пивка… Вечером отдам, ублюдком буду, отдам тебе или Саше…
- Портвейн будешь?
- Зинуля…да я…я…
- Только не бухти. Получишь, если пообещаешь, что сегодня и завтра я тебя не услышу, и не увижу. И вообще перестанешь задевать Сашу.
- Ублюдком буду! Как рыба об лёд! Да я счас подлечусь, и к корешу поеду на дачу. Там халтуры море, за день бабки зашибу…
- Это мне не интересно. Если через час увижу тебя, то уже не стану бить по яйцам.…Я их просто оторву! Усёк?
- Зиночка, да я.…Через полчаса слиняю…
Зиночка раскрыла портфель и вынула бутылку портвейна. Сосед сдавленно сглотнул, мелко затрясся.
На кухню ввалилась соседка, гремя пустыми бутылками в сумке.
- Не поняла? Я значит, как бомжиха пузыри по помойкам собирай, а ты…
- Тухни, шалава. Хватит и тебе. Я дал слово Зинуле, что мы исчезнем на выходные. Со мной поедешь, и тебе работу найду…
- Ладно, алкаши, я пошла в школу. Смотрите: если через час будете ещё здесь,…вы меня уже знаете. Мало не покажется.

Зиночка действительно прибежала через час. Соседей было не видно и не слышно. Максим как уже повелось, ещё вечером в пятницу уехал на дачу к напарнику.
       
            Александр чувствовал себя неплохо после пешей прогулки. И они любились, самозабвенно отрешившись от всего мира.
- Алик, ау, ты о чём задумался?- спросила Зиночка уже после, когда они лежали отдыхая.
- Какая-то ненормальная ситуация… Ты сбегаешь с уроков…
- Плюнь.  Уроки я пропускаю пустые. Отсиживать попу? Лучше я это время с тобой проведу. У меня хорошая память, прочту учебник и расскажу, что им надо.
- Им?
- А мне что-ли? Зачем мне вся эта химия-физика? Я же тебе говорила: буду дрессировщицей собак.
- Говорила. А как же дети? Спросит дочка…
- Это ещё не скоро. Когда спросит, тогда и будем разбираться. Что не поймём - у папы спросим. Ты ж у нас умненький-разумненький. Ой, мне пора линять: сейчас история будет, историчка такая вонючка, лучше не задевать.… Пока, пока, не скучай.

Зиночка убегала. Александр некоторое время ещё лежал на удивление без дум, прислушиваясь, как в голове далеко-далеко на задворках шумит водопад, а в сердце ноет монотонно больной «зубик». Затем он вскакивал, как ужаленный, шёл на кухню, где, перекурив, принимался готовить очередную вкуснятину для Зиночки: в перемену, негодница, прибежит голодная и жаждущая. Древние римляне требовали: » Хлеба и зрелищ!», Зиночка требует: » Еды и любви!»

Во время перекуров, сидя у окна и наблюдая за воронами и кошками, Александр порой схватывал точно муху, пролетавшую мысль, осторожно брал за «крылышки», рассматривал. «Муха« была жирная, изогнутая вопросом: чем кончили римляне ясно, а чем кончите вы?
Настроение в целом было неплохое, не хотелось его портить мыслями о нерадостном, поэтому Александр живо отрывал «мухе» крылья, а саму смывал водой в раковину. Кукиш всем врагам и недоброжелателям! Всё у нас будет океюшки!

Кромсая мелко луковицу и поглядывая в окно, Александр увидел, как на крышу серой «мазде» запрыгнул белый кот, постоял, раздумывая, затем расслабленно завалился набок, блаженно растёкся. Александр улыбнулся, вспомнив, как на даче докторши ночью Зиночка шептала ему  самодельный стишок про кошку. И тотчас в голове стали складываться, как говаривал Высоцкий, «рифмованные строчки, положенные на ритмическую основу»: 
Снится белому коту
с рыжинкой на голове,
что плывёт он на плоту,
по Фонтанке, по Неве.

А рядышком на льдине,
две вороны проплывают,
и себя воображают,
что они - пингвины.
Впали чайки в немоту.
Воробьи вослед кричали:
- Слава, Белому Коту!
А ворон не замечали.

А на Лиговском мосту
сидел зелёный обезьян
с оранжевою попкой.
Он ел задумчиво банан
и бутерброд с селёдкой...

А по тротуару быстро, почти бегом, шла Зиночка. Весь её вид будто кричал: «Еды и любви!»

                21

Из Дневника Александра. Последняя запись.

« Нехорошо, ненормально радоваться в таких случаях, но я был чертовски рад. Правда, внешне этого, разумеется, не показывал.
Мои соседи алкашики траванулись бормотухой. С летальным исходом. Если бы раньше обнаружили, возможно, спасли бы. Женька, их сын, пришёл только в пятом часу, открыл дверь, а родители уже холодные. Вылетел бледный:
- ДяСаш…это…они не дышат…
Глянул с порога: синюшные, скрученные. Вызвал «Скорую», а они уже труповозку.

Утром, когда мы с Ларой уходили, сосед на кухне был, перед этим канючил одолжить червонец. Не дал: я его уже на дух не выносил. Я мог дать только в глаз, но он этого пока не просил.
Почти весь день я не видел и не слышал их, вообще думал, что их нет дома. Пока меня не было, они где-то раздобыли палёное пойло, а потом, когда мы с Зиночкой любились, за стенкой тихо умирали…
С одной стороны жутковато, а с другой…кроме радости никаких других ощущений. Наконец-то не будет этой вони рядом!

Где-то часам к восьми всё закончилось: трупы увезли, менты меня подробненько расспросили, приехала какая-то дальняя родственница из пригорода и забрала с собой Женьку. Комнату опечатали.

Я с наслаждением выкурил две сигареты подряд и принялся за генуборку общественных мест. Ощущения, что отсюда только что вынесли трупы, не было, напротив, дышалось так, словно вынес протухший мусор, проветрил помещение…и радовался жизни.

Потом прибежала Зиночка. Ещё до приезда «скорой» я позвонил ей и просил в ближайшие три часа не появляться. Зачем ей видеть всё это? Бедняжке на всю жизнь хватит тех потрясений со смертью Нины, потом Нелепова.
- Хорошо, Аличка. Я тогда займусь марафетом у себя: бабуля вечером грозилась нагрянуть, да не одна, а с бабой Фимой. Останешься один - звони.

Вообще-то оставшись один, я не спешил звонить: время позднее, Вера Васильевна вероятно уже дома…Зиночка сама почувствовала, что уже можно появиться, и, не дожидаясь моего звонка, прибежала.
Мы вкусненько перекусили, даже позволили себе по чуть-чуть алкоголя: в серванте завалялся шкалик. В последние годы у нас на работе в праздники дарили алкоголь: шампанское, коньяк, или в подарочной упаковке три шкалика водки. Мы с Лидой можно сказать непьющие, так что «подарки» подолгу стояли в серванте. Вспоминали о них, когда случались гости, либо когда простывали дети: на компрессы использовали.

Настроение было какое-то двойственное - смесь радости с грустью. Захотелось сделать что-нибудь такое, чтобы радость повысить, а грусть понизить. Тут на глаза и попался сиротливо скучающий в серванте шкалик.
Зиночка поднесла рюмочку к носу, понюхала, поморщилась, шумно выдохнув, залпом выпила, быстро стала заедать. Сделав паузу, сказала:
- Какая гадость! Для сластёны просто издевательство. Только бы не привыкнуть. А то вслед…за соседями…
- Тебе не грозит: я лучший образец для подражания. Будем вести трезвый образ жизни.
- Угу. Нам хорошо и без этих…невкусных возбудителей.
- Возбудителей?- усмехнулся я.- Это о каких речь?
- Об искусственных,- засмеялась Зиночка, вытерла рот салфеткой и юркнула мне на колени, обхватив шею руками. - Неси меня на ложе любви. Сладкого! хочу сладкого!

Вот те раз.…У меня впервые в жизни НИЧЕГО не получилось! Афанасий Иванович объявил забастовку. Ни уговоры, ни повышенные нежность и ласки не воздействовали на него: был глух и нем…
Зиночка получила свою порцию сладкого: руки и язык, слава богу, в забастовке не участвовали. Зиночка с долькой грустинки сказала:
- Не та сладость. Как сахар для диабетиков, не помню, как называется. Пульхерия не диабетик…- Уже уходя, поцеловав меня, Зиночка шепнула:
- Только не зацикливайся. Хорошо? Это просто очепятка. Завтра всё исправим. Угу?
-Угу.

Зиночка ушла. Я ещё долго сидел на кухне, курил, мучительно терзая себя мыслями. Почему это случилось? Алкоголь тут ни при чём, да и сколько его было: на один глоток. Причина в другом… Чувства, желания прежние, однако Афанасий Иванович решительно заявил: нет! Действительно ли это просто очепятка? Или…включился вирус и съедает текст? Тьфу! тьфу! постучи по дереву.

Постучал. Погасил сигарету и метнулся в комнату. В шкафчике над баром между книгами у меня хранилась одна видеокассета- эротика, переходящая в мягкую порнушку. Раньше нередко, оставаясь один дома, я ставил её в видик, чтобы восстановить ощущения возбуждения: уже с первых кадров включался…
Сейчас я просмотрел всю кассету, то, убирая звук, то, наоборот, включая громко…
Результат полный ноль! Ни одна жилочка не дрогнула! Напротив, появилась…брезгливость.

Всё? приехали? Я накушался секса, - переел, правильнее будет сказать,- и всё, начинает воротить уже от видео? Афанасий не хочет Пульхерию?! Это уже диагноз…
 Неужели я стал импотентом? Читал, что бывает такое после долгого воздержания. Но ведь у меня после воздержания была Зиночка, и до сегодня не было проблем! Выбрал остатки лимита? Может, рано я ударился в панику? следует подождать, когда по новой зарядится батарейка…
И всё же, всё же,…муторно как-то на душе. Импотент в сорок лет…худшего наказания для мужика трудно придумать.

 А что если это действительно наказание? За мою аморальность. За радость, что соседи траванулись, за несчастье Лиды…
Мистика? Чушь, в которую я никогда не верил. А вдруг она-то как раз и шмякнула по моей неверующей башке?

Всё! Стоп! Хватит себя накачивать! Зиночка сказала: не зацикливайся. Вот и следуй её совету. Опечатка это, опечатка. Желания идут сверху, Афанасий подчиняется голосу свыше, значит, причина в голове. Расстроился, провожая Лару, затем эти жмурики, нервишки итак натянуты до предела…
Пойду-ка я напеку пирогов с капустой, потом посмотрю по видику лёгкую комедию, затем крепенько посплю часиков восемь-девять-десять. И всё нормализуется. И будет всё океюшки!»

                22

В воскресенье Зиночка дважды прибегала. И опять у них ничего не получилось. От «сахара для диабетиков» она отказалась.
- Аличка, только умоляю тебя: не затюкивай себя. Это я, эгоистка, виновата. Можешь, меня поругать, разрешаю даже матом. Дорвалась до сладкого, а ты безотказный.…Надо было хоть разик по губам ударить. Соберись, отдохни. Меня там бабули активно воспитывают, пойду я, потешу их. А вечерком ещё забегу проведать.
- Проведать?- усмехнулся Александр.- Обычно больных проведают…
- А по губам не хочешь? Если будешь продолжать так думать, точно станешь больным. Аличка, ты же мужик…
- Уже нет…
Зиночка врезала ему звонкую пощёчину, ойкнула, затем такую же пощёчину влепила себе.
- Поиграли в ладушки. Ты ничего не говорил, я ничего не слышала. Всё, я полетела,- порывисто припав к груди Александра, часто-часто покрыла поцелуями его пылающую щёку.- До вечера.

Ольга Олеговна была на дежурстве. Вроде всё как всегда, тяжёлых больных не было, а почему-то к двум часам дико устала. И как-то беспокойно ныло в груди. Словно предчувствие беды. В конце года отметят её двадцатипятилетний стаж, сколько за это время было дежурств…сумасшедшее число, как говорил Райкин. Давно бы уже пора привыкнуть к фактам, что умирают больные, что, к сожалению, не всегда врач в силах предотвратить летальный исход. И всё же каждый раз, заступая на дежурство, Ольга Олеговна молила всех святых религиозных и медицинских, чтобы в её дежурство никто не умер. Каждый случай переживала как тогда, в юности, в первое дежурство.

Три часа ночи. Всё в норме, ничто не предвещает непоправимого. Можно расслабиться.
Ольга Олеговна с удовольствием посмаковала чаёк с любимым овсяным печеньем и отправилась в комнату отдыха. Но только она сладко стала погружаться в дрёму, как звонок сотового грубо выдернул её из неги. Звонок был непривычно нервным и тревожным.

На другом конце захлёбывалась слезами Зиночка:
- Ольга…леговна…Помогите…Аличка…он…он…я не знаю, что делать…


Ольга Олеговна приехала через четверть часа. И констатировала смерть Александра по причине остановки сердца. Что бы хоть что-то связное услышать от Зиночки, ей пришлось сделать укол.

-Рассказывай, как всё случилось?
- Мы это…любились, а потом он затих…и всё…
- Он принимал перед этим какие-нибудь таблетки?
Зиночка медленно приподняла голову: лицо мертвенно-бледное, глаза как блюдца с водой. Кивнула.
- Что принимал?
Зиночка указала на стол:
-Там, в ящике…
Ольга Олеговна выдвинула ящик стола, взяла упаковку лежащую сверху:
- Эти?
- Да…
Ольга Олеговна некоторое время изучала упаковку, затем щёлкнула, выдавив на ладонь голубую таблетку, понюхала.
-Ты знаешь от чего эти таблетки?
Зиночка, точно одеревенев, в упор смотрела на Ольгу Олеговну.
- Это фальшивая кустарно приготовленная пресловутая виагра. По сути, яд, при его проблемах с сердцем. Где он их взял?

-Я убила Аличку.… - Зиночка произнесла это бесцветно почти механическим голосом.
- Зина, ты слышишь меня? Где он взял эти таблетки?
- Я убила Аличку…
- Прекрати истерику,- неожиданно для самой себя вскрикнула Ольга Олеговна.
Зиночка встала и  с трудом, точно они стали пудовыми, передвигая ноги, приблизилась к Ольге Олеговне.
- Это у вас истерика. А я спокойна, как Аличка. Я тоже умерла, а вы и не заметили. Я принесла эти таблетки. И я уговорила Аличку…
- Где? У кого ты их взяла?
- Они тоже остановят моё сердце? Сколько нужно принять, чтобы сразу, без мучений? Дайте.
- У кого ты их взяла?
- Дайте,- Зиночка цепко ухватилась за руку Ольги Олеговны, попыталась забрать упаковку.
Ольге Олеговне удалось скрутить обезумевшую девчонку и сделать ещё укол. Спящую, отнесла к себе в машину, затем вызвала «Скорую».

Зиночка проспала до девяти утра. Проснувшись, долго лежала без движений, устремив взгляд в потолок. Затем встала, машинально накинула халатик, дойдя до двери, остановилась.
На кухне приглушённо разговаривали Вера Васильевна и баба Фима.

Зиночка вернулась к кровати, открыла дверцу тумбочки, взяла с полки диктофон, пощёлкала, проверяя, работает ли. Диктофон работал. Он почти год валялся без дела у Алика, во время уборки попался под руку. Алик сменил батарейки, поставил новую кассету, и записал дюжину своих стихотворений, любовных, после чего отдал диктофон Зиночке:
- Включай и слушай, когда меня нет рядом. Эти стихи тебе и только тебе.
Зиночка слушала перед сном и засыпала со счастливыми слезами на глазах.

Сунув диктофон подмышку, Зиночка вышла из комнаты.
Вера Васильевна, одетая для улицы, с сумкой в руках выходила с кухни:
- Вот и Зиночка встала. Доброе утро, сонюшка. А я опять в магазин: про творожок забыла. Сырничков хотела сделать к твоему пробуждению. Вот кулёма старая. Подождёшь?
- Подожду.
- Ты пока похлюпайся, я мигом обернусь.
 
Вера Васильевна ушла. Зиночка скрылась в ванной. Баба Фима прошла в комнату и неторопливо стала убирать постель Зиночки.

Вера Васильевна вернулась минут через двадцать. Потом столько же она потратила на Фимочку: после уборки постели, как та выразилась, »ей поплохело», пришлось делать укол и укладывать бестолковую в постель. И только убедившись, что с Фимочкой порядок, Вера Васильевна приступила к готовке сырников.

В ванной шумела вода: Зиночка, видимо, решила принять душ, а не понежиться в ванной.
« Ах, горемычная ты моя,- вздыхала Вера Васильевна с трудом удерживая подступавшие слёзы.- Такой хороший человек встретился на твоём пути… и рано ушёл, как папа…Господи, за что ты так с безгрешной душой?..»
- Зиночка, закругляйся. Сырнички готовы.
Вера Васильевна выложила из сковородки в тарелку третью партию сырников, а от Зиночки ни звука, вода продолжала так же шуметь.
- Зинуля, ты услышала меня?- погромче позвала Вера Васильевна, и ещё постучала по стене ложкой.
Зиночка не отозвалась, вода продолжала шуметь.

Убавив огонь до самого малого, Вера Васильевна прошла к двери ванной:
- Зина, кому сказано: закругляйся. Слышишь?
В ответ ни звука. Вера Васильевна хотела постучать ладонью по двери, но она оказалась незапертой и легко открылась.
- Зин…- начала Вера Васильевна и осеклась, а в следующую секунду, охнув, тяжело сползла по косяку двери на пол.

Душ возмущённо лил воду в раковину. В наполовину заполненной ванне полулёжа, сидела Зиночка, белая как мел. А вода была краснее красного. Руки Зиночки от кистей до локтя были изрезаны бритвочкой.
На крышке унитаза лежал диктофон весь в пятнах крови…

На кассете сразу за стихотворениями Александра сквозь шум воды прорывался горячечный шёпот Зиночки:
Это она отравила Залыгину, потому что она хотела отнять у Зиночки Аличку.
Это она наняла парней отморозков, чтобы разобрались с Нелеповым. Он хотел замарать Аличку. Парням отдала все баксы, которые заработала от Нелепова, когда дежурила за него…
Это она уговорила одноклассников слегка побить Аличку. Он не подпускал её к себе. Она думала: он увидит, как она ухаживает за ним и полюбит, и не станет отвергать…
Это она уговорила тех же парней, которые разбирались с Нелеповым, изнасиловать Лиду, потому что эта глупая баба столько лет издевалась над Аличкой и назвала при Зиночке кобелём…
Это она принесла соседям Алика отравленное вино, потому что они уже достали Аличку, заставляли его нервничать…
Это она достала таблетки, которые убили Аличку…

Последними словами Зиночки были:
- Ба.…Нет, Вера Васильевна…умоляю вас…не хороните меня как всех…Я маньячка…последняя тварь…Я убила Аличку…и умерла вместе с ним… Сожгите моё гадкое тело…развейте пепел на свалке…там ему место…Не прошу прощения…знаю: не простите…

ЭПИЛОГ
У Веры Васильевны случился инсульт. Спасти спасли её, но всю левую половину тела парализовало. Фимочка, к всеобщему удивлению, наоборот окрепла и активно взяла на себя все заботы о подружке.

Вскрытие Александра показало: он на ногах перенёс два микроинфаркта.

Июнь-июль 2007г.

                КОНЕЦ