Игра в ящик, отрывок из романа Симуляция

       Еще не так давно жизнь Варвары Ильиничны была очень скучной, не обремененной  никакими страстями. Дом-работа, работа-дом, дни, как одинаковые пластмассовые бусины нанизывались на серую длинную нить, не оставляя воспоминаний.  Но как-то раз,  включив телевизор, Варвара Ильинична увидела не привычные сермяжные физиономии, бубнящие о надоях и добыче угля, а нежное девичье лицо и, заинтересовавшись, откуда на экране такое чудо, засмотрелась на медленную, но прекрасную историю, рассказывающую о  невероятных  жизненных  ситуациях и всепобеждающей любви. Когда она поняла, что смотреть эту историю можно долго-долго, каждый день, день за днем,  ее собственная жизнь засверкала разноцветными красками, словно подставленная под струю воды невзрачная стекляшка.
Когда сериал кончился,  Варвара Ильинична снова заскучала, но почти тут же начался новый, потом еще один, и еще. Она уже не беспокоилась, когда очередной фильм подходил к концу, лишь слегка грустила, и ждала новой нелепой, но прекрасной истории. Только там, на экране, существовала настоящая жизнь, такая, какой она должна  была быть, с сильными чувствами, приключениями, справедливостью и воздаянием, и какой она не случилась ни у Варвары Ильиничны, ни у кого из ее знакомых.  И она сопереживала героям всем своим недолюбившим сердцем,  готова была убить негодяев и разлучников, плакала, когда не везло хорошим, переживала из-за измен экранных любовников больше, чем  из-за измены собственного мужа. 
-Это же надо, какая мерзавка, подменила младенцев, убивать таких надо!
Многих зрителей возмущало то, что герои сериалов были как дети и никак не могли  объясниться между собой, не произнося самые важные,  объясняющие и раскрывающие все интриги слова в течение десятков серий.
- Ну же, скажи, скажи ей! – уговаривала и Варвара Ильинична очередного нерешительного. – Скажи и все образуется!
Но  участники драмы, ограничившись очередными «все было не так, как ты думаешь», «скоро ты все поймешь» или просто молчанием,  в очередной раз расходились,  так и не обменявшись самой важной   для счастливого будущего информацией и заставляя всех соболезнующих сидеть у экранов в ожидании развязки еще несколько месяцев. Поразмыслив, Варвара Ильинична решила, что как раз это очень реально.
- Разве в жизни не так? – говорила она приятельницам на работе. –Ну, кто из нас  сказал другому хоть что-то серьезное? Предупредил кого-нибудь, что ему грозит увольнение или изменяет муж или жена? Все и всегда молчат о самом важном, а разговаривают так, ни о чем: о погоде, покупках, ценах, политике. Вон, даже у Шекспира Король Лир не дал и слова сказать дочери, выгнал ее и все, а выяснил все через  много лет. Нет, очень, очень правильно, что они не объясняются.
Число сериалов увеличивалось, и Варвара Ильинична с трудом успевала смотреть  все. День на службе теперь был наполнен разговорами о невероятных  обстоятельствах очередной  серии,  и она дивилась тому, как непонятливы были ее коллеги,  ухитрявшиеся то и дело путать имена и события. Варвара Ильинична же была непревзойденным экспертом, и быстро ставила путаников на место.
- Смотреть надо внимательнее, - говорила она, строго поджав губы.
А потом  снисходительно объясняла непонятливым, кто, что и как.
После работы она бегом бежала домой, заскакивала в магазин,  на кухне быстро кидала на сковороду котлеты, ставила на огонь воду для вермишели или гречки и кидалась к телевизору. Вода выкипала, котлеты горели синим пламенем, но эти глупые мелочи не могли омрачить лившейся с экрана радости.
Муж Варвары Ильиничны подгоревшие котлеты не любил, зато любил хорошо выглаженные рубашки и нормально выстиранные носки. И теперь, не находя ни тех, ни других, выражал недоумение, а иногда и откровенное недовольство. Жена время на споры с мужем не тратила, молча вставала с дивана, запускала стиральную машину, а белье наскоро развешивала после окончания серии. Пожив так пару лет, привередливый, абсолютно чуждый прекрасному муж нашел себе женщину, которая была настолько любезна, что готовила ему съедобный ужин, а вечерами предпочитала  заокеанским страстям общение с простым российским мужчиной. После чего с женой незамедлительно развелся и женился второй раз.
Когда муж ушел, Варвара Ильинична не  очень огорчилась, скорее обрадовалась. Теперь уже ничего не отвлекало ее от любимого занятия, и она  предалась просмотру с той же  страстью,  с какой стареющие  дамы  отдаются молодому любовнику. Неприятности начались позднее, когда отличные сериалы начали показывать одновременно по разным каналам. Время было тяжелое, но Варвара Ильинична поднатужилась, продала пару колечек,  покрытый бурьяном крохотный кусочек земли, которым лет пять назад  облагодетельствовали ее на службе, и купила второй телевизор и видеомагнитофон. Теперь в разных комнатах параллельно работали два телеприемника, и принимали, принимали, принимали. На одном велась запись менее  любимого фильма, а  Варвара Ильинична смотрела ее позже, иногда до поздней ночи.
Сериалы множились и множились, но, к счастью, подоспела долго-жданная пенсия, и жизнь  Варвары Ильиничны потекла по раз и навсегда установленному жесткому графику.  Она рано вставала, завтракала, до девяти успевала переделать почти все домашние дела, а ровно в девять садилась перед телевизором. Обедала днем, когда в телепрограмме случались окна. С магазинами было сложнее, в них она ходила крайне редко и всегда с утра,  в те дни, когда эти мерзавцы с телевидения устраивали профилактику, и почему-то одновременно на всех каналах. Старалась купить все сразу, как минимум на неделю, чтобы не тратить драгоценное время на всякую чепуху.
Гулять во двор выходила нечасто, и только в перерывы,  главным образом для того, чтобы поделиться впечатлениями с соседками или расспросить их, если что-то в фильме вызывало сомнения. Всех гулявших во дворе  она поделила на две категории: свои – те, кто смотрят сериалы, чужие – те, кто смотрят  другое. Чужие делились еще на два класса. Садисты-мазохисты обожали всякие страсти-мордасти,  реалисты смотрели все, без исключения, реалити-шоу.
Она сторонилась садистов, которые  при встрече с наслаждением заваливали  ее всякими гадостями, но иногда попадалась. И вынуждена была выслушивать про женщину, у которой  из обеих глазниц извлекли по ножу, помещенных туда  в пылу спора мужем-алкоголиком. Про другую женщину, которая нашла себе мужа на пятьдесят лет младше, а он через неделю привез к ней в квартиру семью из шести человек, и теперь она живет на помойке. Про мужика, который убивал женщин, а потом вдвоем с женой делал из них мясные консервы, весь погреб заставили.  Варвара Ильинична морщилась, молчала, но как женщина интеллигентная терпела, а переполнившись человеческими нечистотами под завязку, норовила откланяться. Она жалела этих людишек, которые  привыкли будоражить себя столь низким способом, вместо того, чтобы приобщаться к великому и прекрасному искусству, повествующему о любви и добре, но общаться с  подобными бездуховными  персонами не желала. 
Реалисты были не лучше, к героям обожаемых, длящихся годами телепередач, относились, как к близким родственникам: вязали им теплые носки, посылали посылки,  тратили безумные деньги на звонки в студию, захлебываясь, рассказывали последние новости про  незначительные делишки своих любимцев. Варвара Ильинична сердилась: как могут кому-то нравиться эти недоученные, недовоспитанные, неумные, некрасивые, неотмытые, нечесаные, косноязычные и косоротые, да к тому же еще  бесстыжие неудачники, которым и жить-то негде вне этих прозрачных для всего мира бутафорских стен. То ли дело смотреть на опрятных,  ухоженных, одетых с иголочки, отлично причесанных, вежливых даже в злодействе. Среди своих  же Варвара Ильинична слыла первым знатоком, пользо-валась огромным уважением и нередко выступала судьей в споре недопонявших и просмотревших.
 Времена пошли благодатные, появились и недурные отечественные сериалы, и Варвара Ильинична  старалась успеть посмотреть все новинки, так что и гулять стало некогда. Свое время Варвара Ильинична использовала теперь очень рационально,  на кухню и в туалет ходила только во время рекламы, в эти же все учащающиеся ненавистные паузы ухитрялась переделать все домашние дела. Импульсно, две минуты через десять, вытирала  пыль, поэтапно подтирала полы, с интервалами прибирала на кухне. Грязнить было некому, так что порядок поддерживать удавалось прежний,  но по инерции, потому что прежнего интереса отсутствие пыли в квартире  у Варвары Ильиничны не вызывало. Равно как и присутствие.
Идиллию нарушали только дочери. Они  время от времени заходили, звонили в самые неподходящие моменты, почти никогда не попадая в рекламные паузы, и все время что-то требовали и требовали: посидеть с детьми, погулять с ними, забрать из садика, а потом и из школы. Первое время Варвара Ильинична была  излишне мягкой, мямлила что-то о своих болезнях, а потом решила покончить с этим раз и навсегда и сказать твердое «нет». Раз и навсегда не получилось, и пришлось неоднократно повторить:
- Это ваши дети, я вам ничего не обязана, я свою очередь уже отвела, вас двоих воспитала.
Первой поняла младшая дочь, обиделась, почти перестала звонить, затем сдалась старшая. Их поведение Варвара Ильинична обсудила с дворовыми товарками и получила полнейшую поддержку и одобрение.
-Правильно ты, Варя, сказала. А то взяли моду до старости у родителей на шее сидеть. Сами нарожали, а бабушка воспитывай. И где это видано – детей из школы забирать! Нас никто не забирал, и наши сами домой бегали. А теперь повадились на другой конец города в школы возить, не знаю, чего там ищут. Школы-то в каждом микрорайоне есть, пусть переводят, если времени не хватает. А то им английские-китайские подавай, а бабушка, значит, корячься,  привози их.
- Мои тоже пытались меня запрячь. Дескать, в садике ребенок болеет. А я им сказала,  что ребенка закалять надо, а не кутать. Да и поболеет, ничего страшного, все дети болеют, а потом вон какие из них коровы вырастают, по шесть пудов, как Валентина моя. Так что я тоже отказала, наотрез. Я тоже имею право на личную жизнь.
Танечка появилась, когда дочери окончательно ушли из ее жизни. Они познакомились случайно, в магазине, разговорились и сразу почувствовали друг в друге родственные души. С виду они были такими разными -  молоденькая хорошенькая Танечка и пожилая некрасивая Варвара Ильинична, но их внутренняя близость с первой встречи поразила и обрадовала обеих.
У Танечки был цельный, твердый характер,  сериалы же она любила с нерастраченным пылом не  обретшей любви девственницы. Собственно говоря, любовь ей было получать некогда и не от кого, потому что все свое время она отдавала любимому занятию. Первое время она еще ходила в  институт, но когда начались и утренние показы, а студенческие занятия окончательно прекратили укладываться в сетку телепередач, от учебы категорически отказалась. Родителям же поставила ультиматум: если они любят ее и дорожат ею, то позволят жить, так, как ей захочется ей. Иначе она уйдет из дому, устроится работать куда-нибудь, скажем сторожем или консьержкой,  и все равно будет смотреть, смотреть, смотреть. И если деньги им дороже дочери, если они вдвоем не могут прокормить единственного любимого ребенка, то она сделает это немедленно, прямо сейчас. Родители пытались сопротивляться, уговаривать, пугали безрадостными перспективами, но Танечка не отступала, и все устроилось.
Телевизоров у Танечки было не два, а три, один – родительский, для всякой ерунды, и два ее лично, позволяющие смотреть практически все, без исключения, шедевры. Обнаружив, что обе ведут записи, женщины обрадовались и решили оптимизировать этот процесс, потому что сериалов становилось все больше, так что не хватало уже и двух телевизоров.  Подружившись, виделись они редко,  не чаще раза  в неделю, чтобы обменяться кассетами, но перезванивались ежедневно, по утрам, или поздними вечерами. Обсуждали, восхищались и возмущались, иногда спорили, но ни разу не поссорились. 
Очарованная Танечкиными достоинствами, Варвара Ильинична даже начала подумывать о том, не пригласить ли ей Танечку переехать к  ней. Но, обсудив это по телефону, от  идеи отказались, потому что разумная Танечка объяснила Варваре Ильиничне, что  у ней самой доходов нет никаких, а пенсии пожилой дамы на двоих не хватит. Уговорить же родителей, чтобы они приносили ежемесячное и по возможности приличное вспомоществование Варваре Ильиничне на дом, вряд ли удастся.  Так что все осталось на своих местах, но в прежней гармонии и при прежнем согласии.
Катастрофа случилась, когда из-за невесть откуда взявшегося смерча в доме у Варвары Ильиничны оборвались провода и свет отключили на целых три дня. Но Танечка, умница, не растерялась, не подвела и взяла  пожилую даму к себе. Варваре Ильиничне, конечно,  было немножко неудобно перед Танечкиными родителями.  Но желание не пропустить изменения в сюжетах пересилило, и она трое суток провела под чужой крышей, в комнате своей юной подруги. За это время Танечкиных родителей она видела всего пару-тройку раз, так что особой неловкости и не почувствовала. А Танечку отныне считала своим единственным другом и спасителем.
Серьезно болеть Варваре Ильиничне было некогда, да и нельзя, потому  что какой в наших больницах телевизор? В лучшем случае, один на этаж, да черно-белый, да с единственным каналом.  Так что она и не болела, а, напротив, чувствовала себя превосходно, гораздо лучше, чем в молодости. Но в жизни не обходится  без завистников, и когда у человека все хорошо, всегда найдутся сволочи, начинающие трепать нервы. От товарок по двору, с которыми доверчивая Варвара Ильинична поделилась и рассказами про свою счастливую жизнь, и про дружбу с Танечкой, до нее стали доходить слухи, что некоторые соседи сомневаются не только в ее здравом смысле, но и в ее рассудке и даже дееспособности. Ей и самой приходилось ловить на себе вполне определенные взгляды,  слышать подленькие перешептывания. А один раз она даже слышала, как у нее за спиной какой-то ханура сказал другому:
- Смотри, вон та бабка окончательно  в ящик сыграла.
Да уж, людишки у нас! Поругав про себя невежд, которым не дано понять подлинных смыслов жизни, которые ни о чем, кроме своего брюха и  толстой задницы, и подумать не могут, Варвара Ильинична об  обиде забыла. Вот тут-то и  нагрянули дочери, пришли  сразу обе, чужие, сумрачные, пытливые. Пришел и муж, первый раз за пять лет. Увидев их всех троих, Варвара Ильинична  сразу почувствовала недоброе, все поняла. Явились с инспекцией, по-видимому, по звонку от кого-то из соседей, проверять, как живет спятившая мать. Она поджала губы, и хотела  попросить  их из квартиры, но вспомнила, что муж и младшая дочь до сих пор прописаны, значит, зайти имеют право. Лучше не сопротивляться, а то эти и милицию способны привести, скандала только не хватало, придется серию пропустить. «Узнали про Танечку и испугались за квартиру», – догадалась Варвара Ильинична и перешла в жесткую оборону.
- Как ты, мама? – залебезила хитрющая старшая. – Мы вот забеспокоились, решили тебя навестить.  У тебя, я смотрю, все хорошо, кругом чистенько, порядок. Еда-то есть у тебя?
Она открыла дверцу холодильника. В холодильнике было пустовато, и Варвара Ильинична непреклонной рукой захлопнула его.
- Свиней дома нет, вот и чисто.  А по чужим холодильникам воспи-танные люди не лазают.
- Да что ты, успокойся. Расскажи, как у тебя дела.
- Какие у меня дела, живу потихоньку.
- Как твое здоровье?
- Помаленьку.
- Хватит церемониться, - встрял бывший муж. – Какое там здоровье! Ты,  Варя, больна, давно больна. Я проконсультировался со специалистами. У тебя телемания, болезнь новая, но опасная. Понимаешь: мания, хоть и теле. С тобой приключилась беда, и кроме нас никто о тебе не позаботится. Давай договоримся и на днях сходим к психологу.
- Человек ведет приличную тихую жизнь, на свои деньги, заметьте, не пьет, не гуляет, сидит дома, иногда смотрит по телевизору милые добрые фильмы – это вы называете болезнью? Да это вы сошли с ума.
- Мама, - вмешалась младшая дочь. – Мы же хотим тебе добра, только добра. Ну что тебе стоит сходить к врачу? Тем более, если ты здорова.
- К врачу, говоришь? А   папочка твой сказал, что к психологу. Упечь меня хотите? Квартира понадобилась? Не выйдет!  У нас вон одна все время нагишом на улицу выходит,  на соседей с ножом бросается, и то не могут ее без ее согласия в клинику отправить. А я веду себя чинно и  благородно, все подтвердят. Не выйдет! А что я дома делаю – мое дело, мы живем в демократической стране.
- О клинике никто и не говорил, мамочка, – начала лебезить старшая. – Но, согласись, что  это нездорово – целые дни сидеть дома перед телевизором.
- Как хочу, так и живу. Мстите мне за то, что не удалось из меня няньку сделать.
Стрелки кухонных часов приближались к заветной отметке, и Варвара Ильинична начала нервничать.  Разговор следовало закончить как  можно скорее.
- В общем,  я никуда не пойду. Ладно, у меня дела. Что еще вам от меня надо?
- Может быть, чайку попьем? – старшая стала выкладывать на стол  свертки. – Вот, смотри, что мы принесли.
- Пейте без меня.
Варвара Ильинична развернулась и отправилась в дальнюю комнату к телевизору. Через несколько минут в комнату вошла младшая, встала перед экраном.
- Мама, мы уходим.
- До свидания.
- Я хочу тебе кое-что сказать.
Варвара Ильинична поморщилась.
- Знаешь, что бывает на том свете с такими как ты? Они попадают в ад, и там смотрят  длинный-длинный, бесконечный сериал, в котором изо дня в день повторяется одна и та же ужасная серия. Серия про них самих.
Дочь вышла,  и Варвара Ильинична услышала, как захлопнулась входная дверь, и порадовалась тому, что ее так  легко оставили в покое.
Как-то вечером Варвара Ильинична по обыкновению позвонила Танечке, но трубку взял мужчина. «Отец», - догадалась она и вежливо сказала:
- Добрый вечер, извините, пожалуйста, за поздний звонок. Не могли бы вы пригласить к телефону Татьяну?
- А кто ее спрашивает?
Варваре Ильиничне показалось, что мужчина сильно навеселе.
- Ее знакомая Варвара Ильинична.
- А, это  тот самый  старый придурок, который уже целых десять лет без отрыва  смотрит всю эту херню?
Варвара Ильинична подавилась словами, а трубка продолжала.
-Из-за таких, как ты,   знакомых Таню увезли сегодня  в больницу,  в психиатрическую, поняла? В пси-хуш-ку. А тебе, старой п… уже смертное пора собирать, а ты все  фильмы для  дебилов смотришь, корова неумная. Тебя бы  вместо Таньки надо, да таких даже  туда не берут. Не смей больше звонить!
И трубка   запищала. Больше всего Варвара Ильинична обиделась на «корову неумную». Как смело это ничтожество так обозвать ее, чей интеллект отточился как бритва, отточился настолько, что она не только с легкостью разбиралась во всех хитросплетениях самых длинных сериалов, но даже могла совершенно точно предсказывать любой самый невероятный конец! Вот негодяй! Танечку, конечно, жаль, жаль до слез, но при чем здесь телевизор? Варвара Ильинична вспомнила, что некоторые странности за Таней она замечала еще с момента их самой первой встречи. Нет,  сериалы здесь решительно ни при чем, дурная наследственность, нездоровая кровь, что еще можно получить от такого папаши? Звонить она, конечно, больше им не будет, вот Таня поправится, позвонит сама, если, конечно, захочет.   Но Танечка не звонила,  а особо горевать у Варвары Ильиничны времени не было. Сериалы накатывали волнами, и  чтобы держаться на поверхности этого самого лучшего в мире моря, следовало трудиться.
С некоторых пор Варваре Ильиничне вовсе не хотелось спать, ну, ни капельки. Она специально ложилась  все позднее и позднее, даже начала гулять перед сном, но сон не шел. До утра она ворочалась в опостылевшей постели и вела нескончаемые споры с любимыми героями. Упрекала, подсказывала, журила, уговаривала. Начинала    придумывать собственные сюжеты и находила, что у нее получается не хуже, чем у известных сценаристов. Вставала, пила чай, снова ложилась, и так до самого утра. Помучавшись с месяц, Варвара Ильинична придумала отличный выход из положения и стала ночами просматривать записи старых сериалов. Их было много, и она с удивлением обнаружила, что открывает все новые и новые обстоятельства в известных наизусть фильмах.
- Как же я это пропустила? – удивлялась она вслух.
Обнаружив это, она решила непременно пересмотреть все сериалы, а те, которых у нее не было, купить. Пенсии не хватало, но на черный день была у нее маленькая заначка, и она позволила купить себе все самое-самое любимое. Теперь ночи ее были так же интересны, как и дни, время летело незаметно. Жизнь была прекрасной,  и Варвара Ильинична  боялась лишь одного – умереть, не досмотрев очередного сериала.