Мария, отрывок из Любимого романа

Великая империя умирала, а вместе с ней умирали и ее боги. Слабые, капризные, развратные, жестокие, они так походили на людей, а теперь состарились и стали совсем беспомощными. Постарела от излишеств Венера, обессилел от нескончаемых  сражений Марс,  устала  быть справедливой Фемида. Лишь  жуткая  трехголовая Геката со сворой  любимых  отвратительных псов и кровожадная Нефтида  продолжали привычную ночную охоту, умерщвляя  сонмы несчастных.
Сумерки сгущались над империей. Из самых глубин мироздания, из бездонного космического чрева, из глубочайшего Тартара, из подземного Аида,  с берегов Стикса, с безрадостных Асфоделевых лугов, из подземных пещер, из глубочайших земных разломов  тяжелыми  удушающими испарениями, тленом и  плесенью  в мир поднимались ужас, хаос и смерть. И нельзя было укрыться от этого смертельного страха ни во дворцах, ни в хижинах, ни в храмах, И не спасали от него ни разврат, ни чревоугодие, ни пьянство, ни умствования великих. И не могли  защитить от него ни двенадцать богов-олимпийцев, ни египетская Исида, ни фригийский Аттис, ни  иранский  Митра.
Мария давно уже бродила в этом беспросветном мраке и видела, как умирают эти чужие и слабые боги.  С детства знала она, что силен и могуществен только ее Бог, Бог, избравший себе возлюбленный народ свой и возведший вокруг него спасительную стену Учения. Ничем не походил он на жалких и  ничтожных людей,  был безвиден и незрим, но присутствовал всюду, спокойно наблюдая, как погрязают в грехе народы, которым дано было поклоняться лишь идолам. И именно этого великого и неизъяснимого Бога  Мария ежедневно предавала и гневила блудодействием.  А потому оказалась вне  сотворенных им духовных стен, была нечиста, отторгнута  от Него и глубоко, бесконечно несчастна.
Мать Марии умерла, когда девочке исполнилось десять, отца она не знала. Палестина, где родилась Мария, шумела, кипела, бурлила пестротой  нарядов, разнообразием лиц, многоголосьем языков. И Мария с благодатных берегов Генисаретского озера, из родной Магдалы отправилась бродить по пыльным, каменистым дорогам своей обетованной родины и стала блудницей  в год своей бат-мицвы.
Споткнувшись и упав в грязную лужу греха, Мария купалась в ней, плавала,  мечтая потонуть Она жила в почти непрерывном грехе, познав мужчин всех народов. Изголодавшиеся римские солдаты, пресыщенные купцы-сирийцы, непритязательные галлы, ученые греки, для которых грешного даже не существовало, развращенные египтяне учили ее плотской любви. Так и текла  жизнь Марии, черная, как воды Мертвого моря в бурю.
Темными ночами, плача, она молила своего  Бога простить ее за слабость и глупость, спасти. Иногда, в светлые весенние дни, когда красота Божьего мира заставляла улыбаться даже рабов и  отверженных, ее сердце посещала надежда. Может быть, еще не все потеряно, может быть, можно все изменить, скрыться в круговороте перемещающихся по всей империи людей, начать новую жизнь? Но вскоре  становилось ясно, что везде ее  будет ждать то же самое, и спасения ожидать неоткуда. Ей хотелось умереть, но для таких, как она, смерть была слишком малым наказанием, и она продолжала жить.
В один из обжигающих летних дней, когда солнце становится умерщвляющим, а все живое замирает, ищет благодатной тени,  Мария медленно шла по улице. Крики и топот бегущих людей заставили ее оглянуться.
- Вот она, блудница, бесовка, грязная тварь, она блудит со всеми, вводит в искушение наших мужей!
В настигшей Марию толпе было много женщин. Она узнала одну из них, Хаю, чей муж еще вчера вкушал тело Марии в задней комнате своей лавки.
- Мужчины, убейте ее, она позорит свой народ, совращает детей наших, заставляет жен обливаться слезами! – визжали  женщины.
Мужчины медлили, не решаясь на убийство.
- За прелюбодеяние Законом полагается избиение, но нельзя же без суда, и нужны двое свидетелей, - осторожно сказал один.
Мария вдруг забыла о недавнем желании умереть, ей до боли захотелось жить, любой, больной, увечной, грешной, видеть это белое солнце и синее небо, слышать многочисленные звуки, ходить по земле, ощущая ногами ее горячую  шероховатость. Она начала шептать последнюю молитву уже помертвевшими губами.
- Бейте эту тварь  камнями, или вы не мужчины! – вопили  осатаневшие женщины.
Кто-то уже нагибался за камнями, которых так много было в придорожной пыли.
- Погодите, вон сидит бродячий проповедник, спросим его, - продолжал сопротивляться осторожный.
В тридцати локтях от толпы  на обочине дороге сидел молодой мужчина, сосредоточенно рисуя прутиком  в пыли какие-то ведомые лишь ему знаки. Но вот он  услышал крики, поднялся и уже сам шел к разгоряченным предвкушением убийства людям.
Мужчина подошел ближе, и Мария забыла о смерти. Он был молод, высок, длинноволос, очень худ. Медленные его движения успокаивали взгляды. С бледного изможденного лица смотрели кроткие карие глаза. Такие кроткие глаза видела Мария только раз, у безнадежно больного ребенка, смирившегося со своей смертью. Когда человек посмотрел на Марию, ей показалось, что разверзлись небеса, и свет полился из них, и ангелы запели.
- Люди, почему вы хотите побить камнями эту женщину? – спросил молодой человек гортанно и протяжно.
- Учитель,  эта дрянь  заслужила избиение, потому что на свете нет более грязной блудницы и развратницы, она разбила мое сердце и сердца многих наших женщин! – зарыдала Хая.
- Будет так, как вы решите, но пусть первым кинет в нее камень тот, кто сам безгрешен, - ответил проповедник мягко и отошел к своим письменам.
  Люди замолчали, и каждый вспоминал свои грехи. За камнем никто не наклонился, и толпа начала расходиться. Мария дождалась, пока все уйдут, и медленно подошла к человеку, снова севшему  на обочину. Он  думал о чем-то своем, и, казалось, не видел подошедшую женщину. Губы не слушались ее, но она нашла в  себе силы спросить:
- Как зовут тебя, спаситель?
Оторвав кроткий взгляд от Вечности, он улыбнулся:
- Иешуа.
- Спасибо тебе, рабби, ты спас меня, сегодня я родилась заново.
- Меня не за что благодарить. Просто люди задумались, а мысль прогоняет гнев, делает выбор правильным. У человека всегда есть выбор
- И у меня?
-  У тебя более чем у других.
Мария опустила глаза и увидела начертанные  в пыли надписи. Первой стояла Эмет, Истина. Под ней было написано Агава, Любовь. Он и был сама Любовь.
- Но я очень  грешна, рабби.
Он смотрел, видя что-то далеко за ней.
- Грех преходящ. Я ж не осуждаю тебя, прощается  тебе много, за то, что ты возлюбила много. Иди и впредь не греши.
И Мария  пошла следом за ним,  и остановить ее  могла  только смерть. В тот страшный год проповедники бродили по всей империи, и люди почти не обращали на них внимания. Лишь несколько учеников следовало за Иешуа, называли его Мошиахом, Спасителем, Сыном Божьим. Он говорил   удивительные и добрые слова, такие простые, такие важные,  что непонятно было, почему никто не произнес их раньше. Иешуа рассказывал, что спастись могут все несчастные, все страждущие,   все грешные: и убийцы, и разбойники, и блудницы. И для этого следует лишь укротить дух, поверить и раскаяться. А Мария уже спаслась, спаслась от отвращения, ужаса и тьмы. И от чувства вины спаслась, ощущая себя  чистой и невинной, как новорожденная. Никогда прежде не была она счастлива,  а теперь каждый новый день нес новый свет и  новую радость.  А мрак, царивший в мире, сжимался и отступал перед светом, исходящим  от Спасителя.
Они ходили по Галилее, Самарии  и Иудее, и Мария больше не заботилась о завтрашнем дне,  хлебе и одежде. Она знала теперь, что душа больше пищи, а тело превосходит одежду. И лишь одно  мучило Марию: от одного из учеников Иешуа исходила страшная угроза, заставляющая сердце Марии сжиматься от ощущения неминуемой беды.