Гоголь

Только улыбка может показать нам степень безумия человека.
Она выдает, то что пытается скрыть разум.
Достаточно понаблюдать, как человек улыбается, чтобы понять цену, заработанной им свободы.
Эта деформация лица, иногда представляющаяся нам дефектом зрения, формирует жутковатый пейзаж,
за пределами которого невозможно никакое существование.
Улыбка не имеет никакого отношения к бахтинской космогонии смеха.
Там слишком много созидательной теургии разрушения.
Там всего слишком: жратвы, говна, животов, жоп.

Улыбка - это мимолетный свет, изливающийся на нас.
Она длится ровно столько, сколько нужно, не затягиваясь дальше породившей ее онтологии.
Она сцепляется с наличной ситуацией и исчерпывается в одно мгновение.
Улыбка, мимолетная гримаса - рудимент смутного растительного небытия,
стоит ей только задержаться, прожить чуть больше отведенного ей срока, как она уже не знает как ей исчезнуть.
Отвердевая, она становится судорогой, сцепившимся с миром подозрением.
И тогда она начинает привлекать внимание, вызывая наш интерес, а затем смущает нас, начинает внушать тревогу, превращаясь в наваждение.
Пристальная как оптически прицел, она не оставляет никакой возможности уклониться.
Это физическое, почти болезненное ощущение - ощущение недомогания, дисгармонии - возникло и усиливается, превращаясь во что-то неприятное.
- Мне холодно, холодно, - непрестанно повторяет Гоголь,
и на лице его запеклась горизонтальная, словно нарисованая хирургическим скальпелем улыбка.
Она расцветает, расцветает, вещь в себе, ужас в ужасе, маска,
за которой можно спрятать любую философию, любое безумие и любое лицо... например своё.