Балерина

(Действие рассказа происходит в семидесятых годах прошлого века)


Они презрительно и злобно поглядывают в мою сторону, когда я прохожу по улице, и перешептываются. Ну и ладно, мне плевать, только заходите ко мне, и я вас встречу…

Вечером я пересчитываю деньги… ого! еще тридцать рублей. Так, сколько же всего чистой прибыли? двести сорок рублей и тридцать копеек. И это за две недели, что я здесь работаю. Неплохо.

… остается продержаться еще шестнадцать дней, и потом я увижу ее.

* * *
У них вечно нет денег, и я беру в залог их вещи. Продаю водку в разлив, что вообще-то запрещено, ставлю ценники, какие хочу, обвешиваю и обсчитываю, потому что они толком не умеют считать.

* * *
Первые две недели я работал без выходных. Но сегодня я устроил себе отдых. Закрыл магазин на замок и уехал в райцентр. Пошатался по улицам – тоска. Потосковал и пошел в ресторан. Выпил бутылку хереса на пару с какой-то девкой, которая нагло подсела к моему столику. Приглашала на ночлег, но я отказался. Девка обиделась и обозвала меня импотентом. Слово-то какое знает, потаскуха.

Простоял на дороге минут двадцать, ожидая попутки. Светили звезды и квакали лягушки. Романтика…  Наконец, показался мотоциклист. Он узнал меня и затормозил. Когда мы приехали, я сказал, чтобы его мать пришла утром за овсом. Так и быть, продам ей мешок дефицитного овса.

Бабка прибежала рано, еще до открытия. Я продал ей мешок, нагрев ее совсем немного – на пятьдесят копеек. Она заметила, но промолчала.

* * *
… я вспоминал, как мы проводили время перед моим отъездом... ее мягкие губы, ласковые руки... рассказы о балете… Нежинский, Стравинский… па-де-труа…

Конечно, она давно не выступает, и у нее уже двое детей, но все равно балерина...

* * *
К соседке приехал сын. Вместе с другом. Оба только что «откинулись». Ввалились ко мне и с порога начали просить водку. Дай им, придуркам, в долг.

Сделал строгое лицо и громким голосом произнес, указывая на дверь: «Попрошу выйти вон!» Они молча вышли, даже не дернулись. А я-то думал… тоже мне уголовники.

* * *
За своей заначкой зашел председатель сельсовета. Толстый и лысый дядька, считает себя королем. Я перед ним прогибаюсь, понимаю, что этот король может мне здорово навредить. Вынес из подсобки бутылку «Столичной» и пару банок немецкой краски. Это мои козыри.

– Ты тут поосторожнее, – сказал председатель, пряча заначку в сумку, – а то жалуются на тебя.
– Заходите завтра, – ответил я, – должны привести югославскую обувь. У вас какой размер?
–  Сорок пятый, – немного подумав, ответил председатель. – Веселый ты парень, Юра.

* * *
Зашел ингуш Лечо. Здесь он подрядился строить телятник. Он и его три брата. Мрачные типы… Никогда не поймешь, что у них на уме. Это вам не местные мужички.

– Сколько тебе должен Серега (это его подсобный рабочий из деревенских)?
– Сейчас посмотрим… пять рублей.
– Держи… – Лечо отдал пятерку и забрал часы. – Сереге без часов нельзя. Заходи вечером, потолковать надо.

Зашел к ним после работы. Лечо и его братья ждали меня, сидя за накрытым столом.

… полстакана водки. Зачем, я столько не пью? Дело твое… пей, сколько хочешь. Коротконогий Бетар все время стоит за моей спиной. Меня это напрягает.

Я сказал, что мне нравится Ингушетия… «я неделю жил в вашем Грозном». Они не верят. Орци усмехается. «Не ври», – говорит он. Я обиделся на его грубость, но не показываю виду. Подтверждаю свои слова описанием гостиницы «Терек» и ее окрестностей. Я и в самом деле жил в Грозном – участвовал в юношеском первенстве России по гребле на байдарках. Это было пять лет тому назад. Братья мне поверили и как бы немного зауважали.

– Знаешь, Юра, – говорит Лечо, – Грозный – это Чечня. Ингушетия – это совсем другое дело. Ты ингушей не знаешь. Если нас тронуть – мы не успокоимся, чеченцы давно успокоятся, а ингуши три года будут воевать. А ты, я смотрю, борзо взялся. Всех данью обложил. Смотри, посадить могут.
– Я скоро уеду. Три дня осталось.
– Давай еще выпьем, – сказал Бетар, – приятно общаться с умным человеком. А может, останешься? Могли бы такие дела делать! Если местные будут возникать, мы поможем.
– Мне надо уезжать.

Лечо показывает фотографию своей семьи – он, жена и двое маленьких детей.

– Как зовут детей? – спросил я из вежливости.

Лечо мнется…

– Это наши имена, тебе не понять…

* * *
К хозяину, у которого я остановился на постой, приехала из Питера дочка. Толстая, как бегемот. Работает на каком-то заводе. Подарила отцу статуэтку, изделие своего завода. Я понял, что мне нужна эта статуэтка. Если хозяин не продаст – украду. Статуэтка изображала балерину, склонившуюся в позе умирающего лебедя.

* * *
… я ехал домой, имея на кармане пятьсот рублей, и это не считая зарплаты, которую мне насчитали за месяц работы в сельпо, где я подменял заболевшего продавца. Ну, зарплата на жизнь, а на пятьсот рублей мы славно повеселимся. Вот женщина! Я с ней познакомился всего лишь за две недели до моего отъезда, а как сумела захватить! Весь месяц о ней думал...

* * *
… мне сразу стало все ясно.

– Ко мне друг приехал… – сказала она в прихожей, – вместе учились. Он вечером уедет.
– Привет, – сказал друг и снисходительно посмотрел на меня.

Мне захотелось дать ему в морду.

… Друг все говорил и говорил, и совсем не беспокоился насчет отъезда. «Тянет время, гад», – думал я, поглядывая на часы. Конечно, он опоздал на последнюю электричку. Она отозвала меня в сторону.

– Делать нечего, он останется у меня, – сказала она, – не ночевать же ему на улице.
– А я?
– Переночуешь сегодня дома.

Мне стало весело.
 
– Прощай, – сказал я.
– Что значит, прощай? Навсегда?
– Да, навсегда.
– А я на тебя рассчитывала… мне понадобится твоя помощь. Я, видите ли, залетела.
– Ну и чего?
– Придется лечь в больницу на пару дней… думала, ты посмотришь за детьми.
– Мне-то что, – сказал я, – твои проблемы.
– Ну, ты и свинья, – произнесла она, побледнев от злости.

Пусть говорит, что хочет. Идя домой, вспомнил, что так и не отдал статуэтку. Ну вот, зря только вез...