Родные и близкие 9. Главы из книги, в сокращении

Глава 15

В 1960 году я пошла в школу. Конечно же, в тринадцатую. Полгода мы учились в общем здании, а потом нас отправили в здание вечерней школы №12  (не было свободных классов). Теперь там военкомат. Это было ровно сто метров от нашего дома, в школу я ходила сама. Впрочем, тогда никому не приходило в голову, что детей в школу надо сопровождать – дети свободно разъезжали по городу, ездили во Дворец пионеров, ещё куда – опасности не было никакой. Очень редки были какие-то случаи, хотя, конечно, бывало. Но это были именно случаи.
Однажды я шла в школу очень рано, часов в семь – даже в первом классе мы уже дежурили по школе. Была зима, темно, фонари горят, на деревьях огромный пушистый иней. Так красиво… Столько лет прошло, а почему-то помню.
А весной мы убирали палисадник, и я нашла гранату-лимонку! Настоящую – порыжевшую от ржавчины, клетчато-ребристую. Я её никому не отдала – потащила домой. Тогда много было всякой всячины в земле. А это была прямо-таки драгоценность, с нашей с Колей точки зрения. Моё счастье, что это была граната без взрывателя, просто – кожух…
Я хорошо помню, как полетел Юрий Гагарин. Когда объявили о полёте первого человека в космос, это было почему-то поздно вечером, вся Новогорловка сбежалась к Дворцу культуры азотно-тукового завода на улице Балтийской. Что это было! Такой всеобщей радости я не видела ни до, ни после! Наверное, она была сравнима только с радостью Дня Победы в 1945 году!  Люди обнимались, целовались, поздравляли друг друга! Откуда-то взялись ракеты, которые рассыпались в воздухе фейерверком. На голову нам сыпался пепел и падали какие-то обломки – никто не обращал внимания. Это был праздник всеобщего единения и огромного счастья. К сожалению, в нашей стране больше никогда не было такого монолитного чувства единства и гордости за свой народ. А тогда - было. Кстати, если посмотреть, то мужчины рождения 1961-1962 годов – почти сплошь и рядом – Юры. В честь Гагарина.
В 1962 году мы переехали в центральную часть города – на улицу Пушкинскую, где прожили двадцать пять лет. Помню, наша машина  с вещами на переезде у аргентинских домов  (так называется один из  городских кварталов – когда-то там жили приехавшие из Аргентины на историческую родину русские и украинцы. Потом они уехали обратно, а название осталось) слегка воткнулась в трамвай. Никто не пострадал, но страху натерпелись. А  потом мы зашли в пустую ещё квартиру. Я бегала по комнатам и восхищалась: как их много (три) и какие они большие!  На самом деле квартира была – обычная «хрущёвка-распашонка» на первом этаже. Зато был большой двор, множество детей нашего возраста.
Мне пришлось учиться в своей жизни аж в восьми школах. Сначала в двух – тринадцатой и двенадцатой, в Новогорловке. Потом в четвёртой и пятьдесят пятой. В пятьдесят пятую нас перевели, потому что мы подходили туда по району – это была совсем новая школа. Там я проучилась целых три дня – нас снова перевели… А потом я училась в Цебриково.
В Цебриково было две большие школы: на горе и в центре села. Я училась на горе – в нижней школе учились старшеклассники. Классы были небольшие, но их было довольно много. Нечего и говорить, что обучение велось на украинском языке. Но программа была составлена так, что уделялось внимание всем языкам. Мы даже (это был четвёртый класс) начинали изучать английский, тогда как в городе его учили с пятого класса. Училась я отлично, дралась с мальчишками, дружила с Асей Болгаровой – дочерью местного интеллигента, еврея-аптекаря. Мы были неразлучны и очень плакали, когда расставались. Долго переписывались. Когда Ася оканчивала школу, то шла на медаль. На медаль претендовала и дочка председателя колхоза, а по разнарядке награда была только одна. Ася очень боялась украинского сочинения. Зная, что мама моя преподаёт украинский, она попросила меня прислать сочинения по возможным темам. Я нашла у мамы техникумовскую методичку (к тому времени она работала уже в торговом техникуме), где были примерные тексты сочинений, и отправила. Я точно знала, что такой книжки в селе ни у кого нет.
Ася списала сочинение с блеском – никто ничего не заподозрил! Дочка простого аптекаря обошла наследницу председателя, ей дали золотую медаль, и она без экзаменов поступила в университет на биологический факультет. А я в тот год не добрала один балл… Так что если где-то, в Одессе или Израиле, а может, в Америке, живёт моя бывшая подруга, которая, возможно, сделала себе какую-то карьеру, то в этой карьере есть и моя заслуга!
Мне нравилось жить в селе – в таком возрасте ещё не важно, где ты живёшь, лишь бы хорошо к тебе относились. А ко мне относились хорошо. Здесь я написала своё первое в жизни стихотворение, которое называлось «Моїй Україні».
Україно моя, рідний, милий краю,
Як люблю я тебе й дуже поважаю.
Колосяться поля твої ростисті
І співають у гаях пташки дзвінкоголосисті.
...Україно моя, розквітай, живи,
Пам'ятай Шевченка, а пам'ять - бережи.
А якщо захочуть одібрати волю,
Весь народ за тебе встане грізною стіною.
Я отправила его в детскую газету «Зірка». Но его не напечатали. Может, оно показалось кому-то слишком литературным, поправленным взрослыми? У меня не было рядом таких взрослых, а показать учителям у меня бы и ума не хватило. Или оно было излишне украински-патриотичным?
Мама привезла меня из Цебриково, когда умер дядя Никифор – в середине мая, не дождавшись конца учебного года. С нового учебного года я пошла учиться уже в школу №8 – эта школа три года была нашей с Колей родной. Здесь работала Бронислава Станиславовна, жена бывшего маминого директора Корнея Антоновича Лысянюка – с их сыном Сашей мы дружим по сей день. Она преподавала домоводство – был тогда такой предмет, его изучали и мальчики, и девочки. Нас учили готовить, давали основы шитья, всякие уроки по домашнему хозяйству. Это были приятные уроки, а спокойная, доброжелательная Бронислава Станиславовна делала их ещё приятнее. А самое главное на этих уроках было, что всякие борщи и пельмени, которые мы готовили, мы в конце урока (обычно на домоводство отводилось два урока) дружно съедали!
Я хорошо помню всех учителей из восьмой школы, а с учительницей географии судьба свела меня спустя много-много лет. Елизавета Даниловна (сейчас ей уже за 85 лет) звонит мне, поздравляет с днём рождения и, по-моему, гордится мною как ученицей. А я вспоминаю её - молодую, красивую, с гладко зачёсанными волосами - спокойную и добрую. Мы любили её уроки и хорошо знали предмет. Она и сейчас - красавица. В своём элегантном возрасте Елизавета Даниловна - не бабушка, а женщина, умная, зравомыслящая. Дай ей Бог здоровья и жизни!
Когда я перешла в восьмой класс, у меня появились друзья из другой школы - №34. (Сейчас её нет – в одном здании факультет иняза, в другом – вообще неизвестно что). И мне захотелось учиться там. Я пришла к директору, у него была удивительная непроизносимая фамилия – Дербарендикер, и попросилась в восьмой класс. Мне отказали – в классах не хватало парт, а внести парту было невозможно  - двери узкие. Тогда я попросила мальчишек, чтобы они подняли парту на второй этаж – на верёвках. Парту втащили, а меня приняли! А потом я сказала о том, что перевелась в другую школу, - маме. Она удивилась такой самостоятельности, но отменять моё решение не стала.
Это был самый замечательный год в моей школьной жизни! Мне нравилось всё: мой класс, друзья, учителя, школа – маленькая и неприметная восьмилетка. Наташа Сергеева, моя подружка по двору, Наташа Трошкина (в будущем жена одного из друзей моего брата Мишки Коваля), Света Кирилихина, Ляля Пилипенко (Лялечка умерла от  сердечной болезни совсем юной...), мальчишки - Вадик Нарбут, Гриша Чайка, хулиганистые, но не для нас, - Колька Тулупов (его убьют много позже в тюрьме), Серёжка Сафонов... Мне было там уютно и тепло. Там я была влюблена в мальчика, а он не обращал на меня внимания. Но это не мешало мне бежать каждый день в школу сломя голову – чтобы только увидеть его…
Последней моей школой стала шестнадцатая – туда нас передали из нашей восьмилетки. Коасс у нас был сильный, активный и очень творческий. Даже по тому, кто вышел из нашего класса, видно, что мы были неплохими учениками. В девятом классе я сидела за одной партой с Сашкой Романюком, а в десятом мы сели за одну парту с Ирой Шевченко. Наша дружба, с перерывом в лет двадцать, продолжается до сих пор. Мы подруги, коллеги, соперницы в чём-то. Она сложный человек,  не всем нравится, многих раздражает, злит и удивляет. Скорее всего тем, что неординарна и  талантлива. Но я всегда ловлю себя на одной мысли, которую всегда обязательно перепроверяю, и ответ меня радует: я никогда не завидую Ире. Она хороший поэт, писатель, журналист – она пишет лучше, чем я и, кстати, есть на этом сайте, хотя и под псевдонимом. Но я  за неё просто радуюсь, хотя здоровая конкуренция заставляет меня подтягиваться за ней (как и её – за мной). Она поддерживала меня в самые трудные моменты моей жизни – словом, деньгами, временем. В общем, оказалось, что мы сумели сохранить нашу дружбу на всю жизнь. Это удивляет и радует. И вселяет надежду.

http://www.proza.ru/2009/06/17/817