Влюбленный. Авторский анонс. Эпизоды

ОТ АВТОРА
ЛЮБИМОЙ МНОЮ МОЛОДЕЖИ ЛИХИХ 90-х ПОСВЯЩАЕТСЯ…

СПАСИБО всем авторам русского РОК-Н-РОЛЛА и бардовской песни 90-х годов за их волшебное творчество, за вдохновение и энергию в написании повести.

СПАСИБО Московскому институту ЦНИГРИ и лично геологам Казаринову Сергею Львовичу и Левину Алексею за возможность личного пребывания автора в описываемых местах.

СПАСИБО писателю Сергею Алексееву, творчество и идеи которого упоминаются в нескольких главах повести.

СПАСИБО Фридриху Ницше и Богу….

С любовью,
Сергей Казаринов.

Молодой человек, воспитанный на музыке и текстах рок-н-ролла, жизнеутверждающей философии Ф. Ницше, познает мир. Валентин - горячая, страстная натура, активно любящая Жизнь и людей в ней, обожествляющая красоту духа и сердца.
К чему прийдет любящая душа, если не впустит в себя Бога?
Повесть об относительности и  многогранности мировых понятий Добра и Зла, Любви и Красоты, представленных на фоне смутного времени постсоветской России.
Повесть написана в стиле реализма с элементами психаделлической, психотропной мистики.
Жизненные пути героев имеют продолжение в последующих произведениях.

 
И все-таки его нельзя назвать «безбожником». У него был Бог! Могущественный.  Даже не Бог, а БОГИНЯ… Неповторимая в своей власти Женщина – Ирина.  «Иришка» -  по ее самоопределению. Валентин прожил  с этим Богом долгую жизнь до семнадцати своих лет. 

Мать-Ирина двигалась по жизни (как и по квартире)  уверенно,  демонстрируя  свету истинную красоту.  Конкретно слабО было лишить ее спокойствия и хладнокровия.  Улыбалась она нечасто –  банально решив, что ей это не идет. Но не упускала возможности озариться милой лукавинкой «по ходу пьесы».

На великолепном лице этой женщины  читалось вечное утверждение «О Господи! Это все такая …лажа!»
 Брюнетка с крупными формами , которые никак не убавляли тигриной грациозности любого движения. И -  плавная поступь во всем и всегда. Такая вот мама досталась мальчику Вале.

Все-таки он был «папин сын», хотя куда более был расположен к своей «Иришке».  Ведь это была Богиня, а как можно любить простого смертного сильнее божества.

Друзья семьи Кремовых пели в один голос – «какая замечательная,  дружная  семья!  Какие жены достаются некоторым счастливчикам!»
Ирина была тогда клерком где- то в жилищной конторе, но что это за показатель – где работает ТАКАЯ ЖЕНЩИНА!  Ей,  казалось, было абсолютно «фиолетов» ее статус -  ТАКИЕ превосходно себя чувствуют и в избушке лесника, и на ложе миллиардера, и в малогабаритной «трешке», выделенной «за заслуги» ведущему инженеру престижного НИИ  (доктору каких- то там физнаук).  Какая ей разница! Богиня живет природой и наслаждается своей мощью где бы там ни было. 
Ей, увы,  не до страстей «смертных», кто  не устает думать, что «надо бороться, работать локтями»…  Добиваться каких-не-то жизненных успехов…
Как они смешны! 

На забавный мир конкурирующих «обезьян собственного идеала»* свысока взирает ОНА.  Глубоко по-секрету, ей даже все равно, какой павиан выиграет гонку с бонусом… Им подписано -  ВСЮ  жизнь СТИРО-ИТЬ свое СЧАСТЬ-Е! (что-то только вот  ни черта не строится, все чем-то недовольные ходят). 
Насколько же забавно жить человеку, счастливому С РОЖДЕНЬЯ!

  Нет,  не с рожденья… С момента, когда девочка  разрешила СЕБЕ быть самой СОБОЙ. То есть признала себя сестрой Богов…


Дверь издала  непередаваемый звук и слетела с петель.
- Ложись, падла! Мордой на пол!!! Стволы брось!! Милиция!

«Милиция» подействовала безотказно Двое Малютиных ребят отпрыгнуди от неподвижной жертвы,   отбросили «винчестеры». В проеме стоял Викентьич –  со стволом, наведенным на одного из бичей.

- Лежать, сук, кому сказано, - уже спокойней, с металлом в голосе произнес он. – Головки ниже!  Ат-стрелю! – да они  и так бы не подняли.
Валентин очнулся, тут же скорчился от гадкой растекшейся боли.
- М-да-а, парниш! – тихо проговорил геолог, -  как чуял, что за тобой только с оружием можно идти… Молодь-молодь, не бережете вы себя... –  Родил понимающую улыбку. –  Собирайся, что ль, по-бырому, вездеход под парами.
Парень поднялся, это ему стоило ощутимых усилий.
- Начальничек! Милай!! – ворвалась в номер Маха с початой поллитровкой. -Токма увези дружка отсель, навсегда увези…  Не жить ему теперича здеся,  точно не жить… -  Она обливалась пьяным ужасом.

Геолог сделал пару шагов, окинул взглядом экспозицию, мысленно спрашивая «А это… как?»
- Все, все обустрою! – женщина его будто услышала, - Токо вот ушел недавно, в тайгу ушел, не заплатив… камЕнник один… На него и свалю, как мент явится…  Иди, касатик, иди, и Вальку мово забери.. Не жить ему тут, не жить соколу…
- Соколу, говоришь? – неожиданно вмешалась дочура Викентьича, расставившаяся в проеме. Девчонка озарилась неведомым внутренним чувством.
- Сокол он, дочечка, соколик…
- Ну смотри, тетка! – грозно шепнул Викентьич, - не дай Бог натрендишь чего тут!
- Ниче, ниче, ласковый!  Как рыба об лед, б… буду. Валечек – он, знаешь  какой?  Он, соколик мой, и святой и дьявол в одном, и бес, и боженька.. Увози, милый, а то Малюта очнется и…
…Судя по  стонам из дальнего номера, Малюте предстояло
«очнуться» в поселковом медпункте.
-  Алён, принимай техника – Викентьич подтащил побитого юношу к выходу.
- Ну ты, блин, и «Влюбленный»… Задница, чай, горит от приключений. – девушка восхищенно стиснула его ладонь.

С трудом держащийся на ногах  парень вновь отшатнулся.  Как от объекта, несущего особую опасность.  Именно так – ОСОБУЮ! Вскрикнул от нечеловеческой боли резкого движения.

- Да что с тобой, ёш-кот! – повысила голос «папина дочка», и по-девчоночьи прыснула, -   «девственника», чо ль, проживаешь на северах?

В измученной голове Валентина засаднило непотребное – неизвестно, что лучше…
Может, зря все ТАК? Может, напрасно они успели?

А то - кончить единым махом ВСЕ с Малютиной компанией…



Стоял 1992 год от Рождества Христова.

Девушка-Жизнь  на протяжении нескольких лет уже настораживала.  И вот – пришло -  она выписала над страной пируэт и…  Из розовощекой, довольно предсказуемой и ограниченной простушки окончательно перевоплотилась в развратную, циничную и безжалостною стерву…
Стремно-стремительное взросления «девушки» зацепило всех.  И тупо-угрюмых ненавистников, и втершихся  в доверие к «простушке», и бескорыстно влюбленных в нее.  Что поделать! Переходный возраст живой сущности всегда опасен для окружающих.

По площадкам, утыканным бок-в-бок разноцветными «комками»*, гулял «ветер пе-е-еремен». Звеня опустошенной стеклотарой, кряхтя новоявленной баночной жестью, он нес в дальнюю перспективу этот  неубранный беззарплатными дворниками мусор. Насыщался  гангстерскими перестрелками, бомжовым смрадом,  митингОвой обиженностью толпы, недополучившей привычного – гарантированного государством… и обществом.   
Насыщаясь, заводясь, как аккумулятор, от движения, ветер обретал  ураганную неизбежность.  Необратимость и неуправляемость.

Мегаполисы «окутались дымкой».  Воцарился чуть ли не воочию видимый «флер» - желто-тревожная пелена, морок.  Муть, сотканная из страхов и отчаяний «подавляюшего большинства», из растерянности и ожиданий новых метастаз привычной реальности, предчувствий желтопрессного армагеддона.

Выпавшие из разбившегося зараз механизма, винтики госсистемы (по-сталински), «маленькие человечки» беспомощно дребезжали по голому металлу вскрывшегося «реала», окислялись,  ржавели,  сворачивали резьбу в потугах обрести утерянный «общий механизм», кормящую доселе матрицу, 
 
Праздник на улице Кремня! Наблюдать, как агонизирует в судорогах все-все то, что бесило, недобро смешило. Участвовать по мере сил в здоровом, неотвратимом апокалипсисе условностей и насаженных ценностей – все в топку Настоящего, беспощадного, разгульно-жестокого к пресной серости. Рай юному балбесу-романтику, горящему и прожигающему самоё себя.
Жизнь, какая б ни была – всегда праздник, но сейчас его заметно прибавилось.  В той самой «тревожной дымке»  заискрилось вспышками, то там, то здесь  – музыка, литература, политика - новые веяния во всем!..
Господи! Какие ж это идиоты придумали, что «Россия пошла по американскому пути»! «Выбрала «Пепси»…  Никакого иного пути у этой державы быть не могло и не может, кроме того, единого, очерченного Учителем.
«Человек-верблюд, человек-лев и человек-ребенок…» До «ребенка», потерянной в пять лет чистоты -  как до звезд. Логично.  Раскрывшиеся створки информации о другом мире, не Советском,  возымели действие озонной дыры. В этом «веселящем газу» стартовало перевоплощение людей-верблюдов в людей-львов.
Не слонов Россия родина, не слонов. А – вот кого – молодых царственных, «безумно красивых» хищников, готовых за веселую идею напалмом выжечь весь «старый мир», в людском его исполнении.  До исступления асоциальных, дпже не аморальных – ИМморальных!
Впоследствии это, возможно, назовут «неоромантизмом»…   



В речах Аленки  все чаще и чаще слышалось имя «Грек».
Девушка могла долго и страстно распространяться, какая духовная мощь, какие удивительные способности и качества у этого «представителя новой расы».
 «Грек считает, что…»
Это особенно злило Валентина. Как будто Алене от себя и сказать было нечего.

- Это поп твой, что ли? – неприкрыто злобно  спрашивал он ее.

Алена отвечала со снисходительной улыбкой, как  закапризничавшему ребенку:

- Да нет! Ну зачем же так, «Поп!» Просто Христианин…  С большой буквы. Человечище - если хочешь так.

- Ну он, все равно, церковник, что ли, исповедник?.. Кто??!

- Смешной ты, Кремень! Неужели ты думаешь, что Вера и Бог в церкви живут? А еще считаешь себя духовно продвинутым – она в своей манере мягко подкалывала парня, кипевшего нехорошими чувствами.
(Ах, если бы он  мог тогда понимать, почему!!).
«Понятно - сектант, содержатель притона. Пастух, б….!»

- Видишь ли, твой Учитель жил в прошлых веках, а мне повезло больше – я встретила Учителя в этой жизни! И он меня, можно сказать, сотворил… Я же совсем другая была года два назад! Знаешь, какая? – она лукаво улыбнулась, - такая молчаливая скромница, мышка снаружи и сексуальная маньячка внутри! Какая там музыка! Совершенно дикое совмещение, не знала, куда от себя такой спрятаться… Он- нашел, куда, понимаешь?!

- Ну да! Он познакомился с тобой на улице, завлек в свой, э-э-э… свою обитель, утолил все  мании по полному приводу… Да!? Так, конечно, все и было, -

Валентин почувствовал мощный укол отвращения к  себе и к Алене. Кто-то за него говорил «непотребства»…

 - И после этого, естественно, сказал, что представляет фирму Иисуса в данном регионе, и проводит набор менеджеров…
(«Черт возьми, какой мерзкий язык, какое ублюдское ерничанье подростка…». Но остановиться нет сил.)

- Ваушки! Кремень, рыба мОя, да ты ревнуешь??? – девушка  добивала прямыми выстрелами. – Глупец, неужели это так интересно, спала ли я с ним? Неужели тебе это важно так, мальчик мой?! – по телу прокатилась волна чего-то-там… -Да не спала, не спала, уймись! Разве ж так уснешь?!..

Такое вот  божественное, абсолютное бесстыдство. Черт.. ЧЕРТ!! 
Миазмы самоликвидации забурлили в Кремне мутной, тяжелой волной. Он! Ревнует!!! Черт бы побрал эту герлу, неужто это – так!
Ревновать было абсолютно противопоказано. Ревнивец- собственник в среде рок-н-ролла - прямой путь  к «неоплачиваему» суициду.
А в такой ураганной паре-то?

…Тогда они были вдвоем.
 Валентин резко повернулся к Алене спиной, всякое желание заласкать эту сладкую девчушку отпало внезапно и напрочь. Первый раз за все время..

 «Я- это музыка, Кремень –солнце…  Грек – корни! - пронеслось в распаленной девчачьей головке катарсический нежный бред .  - Вот дурында-язык-без-костей! Сама себе кайф обломала».



В нечеловеческой тишине прошло секунд десять, длящихся вечность. Первым проснулся голос в голове Валентина. «Ну вот и все!! Она твоя теперь, бери ж ее!!» Следом за этим вдруг медленно, из противоположного угла, начал выползать шорох от скользящего предмета по стене… Шорох рос, рос, делался все громче, пока не разразился резким ударом об пол, сопровождающимся беспорядочной музыкой-агонией порванных струн. «Вечная школьная» скрипка Алены перестала существовать…
«Теперь только ты!!! Ну же!» - орал Внутри Его…
Валентин сделал пару деревянных шагов к девушке. Ноги были как ватные… Он совершенно не хотел интимной близости, что и понятно, но «выполнял приказ», не мог уже ослушаться. Дева медленно отнимала руки от глаз и головы. Как вдруг!..
В душу безумного уперся НОВЫЙ взор. Какой это был взгляд, черт возьми! Искры, вылетевшие из широко открытых огромных глаз как будто стрелами вонзились в сердце помешанного, отрезвляя его и обездвиживая, как специальные пули в фантастических фильмах. Он замер на пол-движении, не в силах сделать ни шагу, пока ему не прикажут, пока не освободят от заклятья. «Теперь уже – ОНА! Приказывай, солнышко…» – с каким то глумливым, более, чем великим отвращением, подумал Валентин.
- Убирайся прочь, ублюдок! – раздельно произнесла девушка. Не своим совершенно голосом. КАК ОНА БЫЛА ПРЕКРАСНА! Тело расправилось кошачьей статью, крупный бюст всколыхнулся, она ловким движением заправила грудь под блузку…  Как она была ДЬЯВОЛЬСКИ, безоговорочно  прекрасна! Ничего лишнего или спорного. «Ну видишь, я же говорил!!! Бери ее! - бесновался дядька, - Упустишь – пропадешь!!!» . Телесное желание неимоверной силы, незнакомое ему доселе, гигантской иглой проткнуло всего Валентина, он рванулся в этом безумии к Алене, но… замер, подчиняясь какому-то новому приказу. Вдруг как бы увидел себя и свою позу со стороны – такой возбужденный, весь наизготовку, но не могущий пошевелиться. Его разобрал внутренний истерический хохот над самим собой.
- Я кому сказала, пошел на …, ЧМО сатанинское! – Девушка ровным, уверенным движением наклонилась и подняла с пола кожаный ремень с большой «женской» пряжкой. Двигалась на него она, ему «разрешили» только неловко пятиться назад. И это выговаривала та самая Аленушка, которая со смехом требовала «Срочно подайте мыло! Рот промою!», если вдруг в разговоре от нее случайно проскакивало бранное слово.
Свирепая, воинствующая дева ловко, как в хорошо поставленном триллере, взмахнула в разреженном вакууме воздуха ремнем и пребольно хлестанула Валентина прямо по глазам. Тот содрогнулся от боли, чуть было не упал с ног, но внезапная страсть к этой «новой» Алене только разрасталась, изготовившись взорвать его, разнести в клочья…
Аленка!!!.... Как ты…. Я тебя обожаю!!!!  Я хочу тебя!!!!!.... в какой то истерике, с хохотом, заорал он. Как будто сам превратившись в того бесноватого, вселившегося в него. – Т-так меня, ТАК!!! Я… этого… заслуживаю!!!!!!!!!!»  Во всех движениях Алены чувствовалось какое-то безразличие к происходящему. Легко взмахнув в пространстве рукой, она перехватила ремень за другой конец. Теперь тяжелая пряжка была в том месте, под которое попал бы Валентин, если бы не понял, что пора элементарно спасаться. В девичьем взгляде читалось….
Ремень взвизгнул в рассекаемом воздухе. Кремень трусливо пригнулся… Пряжка прошла свой круг через то место в пространстве, где только что была голова парня и висок.
Послушай, недоделка! – продолжала говорить бывшая возлюбленная Валентина своим новым голосом, - убереги от греха! Вы****ок мироздания! Ну-ка схватил свои кроссовки и прочь, про-очь! Задом в дверь! – ремень с пряжкой опять свистанул в пространстве. Дева наступала, он пятился. В поведении Алены не чувствовалось ни малейшего разочарования, ни капли истерики. С особым ужасом он ухитрился понять – не было даже цели уничтожить его, как недостойного жизни в ее мире! Одно только ровное, звериное безразличие к исходу… Плевать – жив он, мертв он! Убьет ли она, помилует ли – это уж как получится… Но при этом нацеленность ее грациозных движений тела была все-таки на уничтожение… того, что просто нелепо досаждает ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Самая страшная сущность, надо сказать.



- Не тешь себя, Кремень! – оторвал Грек его от этих более-не-менее позитивных мыслей, - тебе легче, потому что тут я. Не заставляй себя верить или не верить, сам поймешь! – он выждал паузу, как бы дожидаясь, чтобы внимание собеседника нацелилось на слух, а не на вылетающие беспорядочные мысли. - Ты вызвал гнев многих сущностей… И в чем то ты был прав – никто жалеть тебя не будет, как, собственно, ты и провозглашал.  И не потому, что она, твоя женщина-Жизнь, так уж жестока и безжалостна, а потому что ТЫ пытался надругаться над ней, изнасиловать ее своими представлениями. (Покажи-ка мне женщину, которая простила бы такое!) И «для групповухи» призвал себе в компанию разные нечистоты, и они даже соизволили явиться… Ну что я говорю, сам же пообщался не столь давно! Правда, он - очаровашка?! – Грек недобро осклабился. 
- Что касается девочки… - продолжал он, - Единственное, что я могу сказать, Алена – музыкант от Бога, она не завершила своей песни и, думаю, не тебе ей наступать на горло… Если она выбрала остаться ТУТ, то она пройдет по стране и возвратится, собственно, давно собиралась так сделать. Ее место все же в столице. И – вот почему мне пришлось тебя вызвать – когда Аленка вернется, тебя тут точно не должно быть.
- Как это ты за меня реша…-ешь.?... – начал было Кремень, но сильнейший приступ дурноты ослабил его не только голос, но и волю в целом. Грек смотрел бесстрастно, с легким превосходством, при этом стараясь не выказывать его открыто. Валентин внезапно понял, что это бессилие и дурнота – не его воздействие, а что-то совсем другое. Он уже чувствовал, что разум его покидает, как несколько дней назад
- Ну вот, видишь, я просто ослабил свой захват Их, а ты уже поплыл… - подтвердил собеседник его мысли. Теперь он говорил даже по-доброму, - Выслушай до конца, потом возмущайся. Кремень, нельзя быть таким примитивным, особенно в твоем положении! Неужели ты решил, что Алену требуется от тебя защищать, и я пытаюсь, как ревнивый старший дядька, таким образом удалить тебя. -  в этом месте Грек открыто улыбнулся, даже подавил смешок, -  Все в точности наоборот, прямо как и во всем твоем мировоззрении. В защите нуждаешься ТЫ, и, главным образом, от нее! Благодаря самому себе ты полностью изжился… по крайней мере, на этой территории. Из-за своей слепоты и упертости. С одной стороны тебя донимают «эти», а с другой – довольно неслабый гнев той самой твоей женщины - Жизни. Она ведь не шутки шутит, сам же визжал на всех углах об этом… - Грек печально помолчал, как будто жалея несчастного, - в общем, ЗДЕСЬ тебе ловить нечего. Тут либо в петлю поганую влезешь, либо еще чего похожее сотворишь. ..Кроме шума, вони и кровищи от тебя уже ничего тут не останется… Ты УЖЕ шумишь не по-хорошему, почувствуй, ПОЧУВСТВУЙ! Но у тебя не могло не остаться шанса превзойти самого себя и вынырнуть из этого ада, ведь ты живой! Сам, надеюсь,  понимаешь, что такое «АД». У тебя есть возможность превзойти себя, хотя забрел ты уже далеко. Может и не получиться, решать только самому!   Но Москва теперь  – враждебный для тебя город. Здесь ты ничего не познаешь и не изменишь, а твое пребывание может навредить не только тебе. Я бы не принял решения говорить с тобой, если б не моя девочка. Но благодаря этому, может быть, удастся спастись и тебе… Извечное правило Господа – ВСЕ К ЛУЧШЕМУ!
…Тут в тусклом свете настольной лампы проплыло белое пятно, и сердце Валентина начало откровенно взрываться. Медленно по комнате прошествовала женщина в длинном платье, какими-то очень плавными движениями. Ветра от проходящего тела он не словил.  Она зацепила парня на своем пути… Вернее, ЗАЦЕПИЛА БЫ, ЕСЛИ БЫ СОСТОЯЛА ИЗ ПЛОТИ! Но он ничего не почувствовал.
Она прошла сквозь стол, с разных сторон которого сидели собеседники и встала за спиной Грека, облокотившись «по-свойски» на его плечи. Поймала взглядом Валентина – тот сидел, не шевелясь, с открытым в смертельном ужасе ртом и не мог отвести взгляда от этой бесплотной гостьи. Та была вся в белесом сиянии, мутных довольно для глаза очертаний. Но – в лице ее, как под сенью  белой вуали, читались знакомые черты.  Молода! Божественно красива, при этом без каких-либо пафосных изысков. Совершенство  в этом образе было безграничное. Откуда! Откуда знакомы мне эти черты! – лихорадочно неслось в голове Валентина… Нет, не Иришка, не Алена, так кто же это! Кто!!! Знакома! Несомненно, знакома!!! Он как помешанный взялся перебирать в памяти всех известных ему женщин. ЭТА была похожа на ту, о которой он думал в один момент, но сразу же «соскальзывала» на новый образ. «ГОСПОДИ!!! ПРИСТРЕЛИТЕ МЕНЯ К ЧЕРТЯМ ПОГАНЫМ!!!» - заорал его помутненный мозг, окутанный мороком…
 …И увидел, как эта белая женщина лукаво улыбается ему в глаза, делая призывной знак плечиком, и водит головой, как бы издеваясь «А вот не-а! Не пристрелю!!» Как воплощение развратной кокетки, «мучительницы». 
- Что, увидел! – разорвал тишину громкий голос Грека поверх всего этого ужасного видения, женщина исчезла.



Кремов тайно наблюдал за людьми экспедиции Викентьича. Такие милые лица, не отмеченные в большинстве своем печатью человеческих пороков, какие-то настоящие. Такого ему не хватало во всей его жизни. Это какая-то другая жизненность, более реальная даже, чем в рок-н-ролльной среде. Делалось понятно, что в городе приходится буквально за шкирку, искусственно, вытаскивать «себя из себя», раз нет вокруг тех самых НАСТОЯЩИХ условий, где проявляешься именно в ходе вещей, в процессе натурального тока времени и событий.  Тут же всплыл Учитель, сразу двумя цитатами «Праздность – мать всякой психологии» и «Необходимость – вот лучший советчик».
Если бы он послушался свою Аленушку, то вместо одиночного  бегства в службу он вместе с ней оказался бы где-нибудь здесь еще полтора года назад. Девушка давно предлагала ему «так пожить», ссылаясь на их «недостаток информации», следствие городской родословной. Говорила «Я готовить здорово могу, устроюсь поварихой! Ты…Ты вообще у меня все можешь, поехали лучше на северА. Такие люди там, такая природа! Те же два года и прогуляем. А то что мы тут торчим?… И музыка скоро закончится!». Если бы было возможно повернуть стрелки назад, с какой бы радостью он сказал ей, как бывало «Поедем, Алена, кататься на тройке…»! Но… глобальное несовпадение во времени. Сходить с ума он начал гораздо раньше, чем даже ушел в армию.
К тому же, подумал он, как бы здорово тут можно было продемонстрировать Аленке полную несостоятельность ее веры. Трудно представить себе более реальное отображение естественного мира! Где тут ее Бог, ее милосердие? Там, в городах, напакостишь – и нырк в храм, отмаливаться и исповедоваться. А тут напакостишь – и под ствол, и закопают прилюдно, не расчленяя и не прячась. Или предашься «пиянству окаянному» - твой вытрезвитель легко может оказаться уже по ту сторону, «в стране вечной охоты». Недаром в разговорах между бичами звучало что-то типа «Не дошел он тогда, пропал… Забухал, наверное, иди просто сдох где…» как само собой разумеющееся, обыденное. Какие там менты, какая братва! Тайга не признает пьяных и мягкотелых, она уж сама распоряжается, какому там Гамлету «быть», а какому, увы, «не быть». «НЕТ ЗАКОНА НИ БОЖЬЕГО, НИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО НА СЕВЕР ОТ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ»… да и южней-то ее не особо есть, просто ТАМ есть государство и есть, естественно религия, дарующие жизненные возможности тем, кто их не особо и заслужил-то!            
И даже эти милые лица геологов у костра! Разве отмечены они смирением и слюнявым милосердием? Да нет, не до этого, люди работают. Сила прет из них потоками, такие гармоничные, ловкие тела, опытные движения рук, огонь в глазах…  Такие не дают милосердия и не нуждаются в нем. Все здесь так КРАСИВО! Эх, вот бы Аленке это видеть, глядишь, и разрешились бы их неразрешимые противоречия в «смысле жизни». Ведь она обладала всем, что составляет эту КРАСОТУ жизни, легко и весело несла в себе все это… Сидела бы сейчас она у костра, слушала свои любимые бардовские песни, щемящие и душевные.
Валентина накрыл очередной спазм немыслимой тоски по далекой теперь девушке из столицы. Вернее, уже не из столицы. Только что пришла вдруг уверенность, что она точно жива, и где то так же ходит. Может, так же, как и он, с полевиками у огня, может, на обетованном Алтае, куда тоже собиралась, или в Крыму, куда они даже вдвоем успели съездить в свое незабываемое лето. Пространства Родины огромны, их не охватишь даже сознанием.
О Боже! Валентин вдруг глянул на себя со стороны и понял, что оживает! Иначе как могло возникнуть столько живых мыслей, не в больную же голову они проникли! Только физическая боль теперь была его вечной спутницей. Гостиничные побои бичей, кедровая ветка на вездеходе, и еще, и еще. Здесь он постоянно спотыкался, поскальзывался, врезался в неожиданно, как из под земли выросшее дерево или камень, падал в ледяные потоки…  Как только он подумал о словах Ильи Грекова, что «у тебя есть шанс прозреть, поскольку ты живой», как только понадеялся, что вот оно, наступает, то самое прозрение – резкая боль в шее вдруг сказала сама за себя о преждевременности этой радости. Он оглядел лица людей – практически в каждом взгляде, пойманном на себе, он считывал глубинную неприязнь. Неприязнь отнюдь не к тому, что он не из их экспедиции, не из их города, института и прочее. ЭТО БЫЛА ДРУГОЕ, НЕОБЪЯСНИМОЕ НИЧЕМ МАТЕРИАЛЬНЫМ, неприятие его. Почему? Ему наливали спирта, с ним чокались, улыбались… но нет! Все не то. Он был тут такой же ЧУЖОЙ, как и везде в последнее время, с момента прибытия из армии.



- Или же вообще все это я! – весело продолжала девчушка, - Я часто слышу, что «с тобой рядом как молодеешь», вот я ИХ и омолаживаю.. – кивнула в сторону громад центрального хребта на дальнем фоне –
- А помнишь, Лен, такой анекдот? –  уже разгорался, схватывая щепки и прутики, новорожденный костерок, - Ну, где грешник говорит «Господи! Неужели ты из-за одного меня целый корабль потопишь?», а Бог с небес отвечает «Я вас, сволочей, три года на один корабль собирал!». – они радостно рассмеялись, Елена приложила голову на грудь парня.
- Да! Видать, и покаяться мне тоже есть в чем, - комично вздохнув, заметила девочка, - говорю же – все одно к одному.
Непонятно, необъяснимо, невозможно понять, почему вдруг Валентину, уже давно привыкшему к тяжелейшему, больному состоянию души, вдруг стало невозможно ХОРОШО! Но… нет! Сразу в памяти всплыло последнее интервью с Башлачевым в журнале «Контркультура» - оно было сделано за три месяца до таинственного самоубийства гения. Там, как помнил Валентин, свет и умиротворение буквально текли со строк. Только одно, считай, и говорил поэт – что не может передать, как же ему ХОРОШО стало сейчас!    ДОЛОЙ! БРЫСЬ!!! – возвопил Валентин ко всем этим подозрениям. «Все от винта!» Им просто хорошо и легко, ему просто очень классно с этой славнейшей девчонкой, такой родной и… похожей на него самого. Да, именно так! Чудовищно, нереально близкой по всему, ближе всех, кого бы там когда не было. Девочкой, которая ознаменовала собой старт его новой жизни.  Он рисовал эту жизнь в себе и уже видел все пути-дорожки ее реализации.
Идти по земле. Быть с ней и на ней, как неотъемлемая ее частица, росток, принимать всем телом и духом, пропускать через себя любое дыхание, любой обмен силами между планетой и космосом. Время меняет ту Жизнь, которую придумывают себе двуногие, возомнившие свое прозябания на теле испохабленной ими же живой планете «материальным, реальным» миром. Для них и открыты настежь «средневековье», «капитализм», «марксизм», «девяностые годы двадцатого века на постсоветском пространстве…». Это ИХ мир, а не РЕАЛЬНЫЙ! Это то, что ими создается, а затем их же и порабощает, съедает, уничтожает, растлевает.  Для той земли, где Валентин пребывал сейчас и рассчитывал пребывать и дальше, не было ни средневековья, ни девяностых годов. И тогда, и сейчас, текла Нярта-Ю, несла свое золото. (Которое людям за каким-то хреном вдруг пригодилось…  Вот уж боги, если они есть, небось в обморок от смеха падают – ЗАЧЕМ????). И росли леса по ее берегам, и тянулись к солнцу вершины. Только отмирали старые деревья, удобряя каменистую землю для роста новых – своих потомков,  да камни иногда встряхивались, омолаживая облик земли новыми формами. Все тут в движении, ничего не стоит на месте – но с другой стороны, все как было, так и остается. Независимо ни от чего, что творит человеческое общество в своих муравейниках где-то на дальнем краю планеты. РЕАЛЕН и материален этот мир, а не тот! Этот мир красив и независим, спокоен и жесток, справедлив. ВЕЧЕН!   
 И разве они с этой девочкой не полноценное воплощение законов того самого РЕАЛЬНОГО мира? Что он, что она – где там стоит печать времени и общества?  Они же, как те самые скалы у реки, независимы ни от чего, САМИ!
Елена меж тем с трудом стянула с себя мокрую штормовку, затем одним движением через голову и футболку, оставшись в лифчике.
- Эй, Лен! Ты чего!...
- Да ладно, ничего принципиально нового ведь ты не увидишь для себя. Что естественно, то не постыдно! – приблизившись к огню, она вывешивала мокрые вещи на воткнутые между камней прутья, - смущаешься – сам отвернись! Хотя рекомендую тебе сделать то же самое.
Он тоже разоблачился по пояс и придвинулся к костру и Елене.
Как же ему было хорошо! Даже холодный и сырой воздух не беспокоил. Стало светло на душе, тепло во всем теле, радостно и счастливо вокруг. Стоило, наверное, еще не так намаяться за жизнь, чтобы получить, наконец, ЭТУ возможность, в удивительном  диком краю посидеть у жизнесогревающего огня с этой милой, юной девчушкой, бесшабашной таежной нимфой, породистой арийкой, жесткой и прямой жизнелюбкой, бесстрашной веселушкой, северной королевной из гордых племен древности!!! С ней хоть на край света, ее будет не хватать ему в бесконечном пути по этим землям Сибири. А, может, даже изменить свои планы ради нее?
- Слышь, Влюбленный, а давай ты станешь моей находкой? – вдруг, как будто в такт его мыслям,  предложила Ленка, - Поедешь с нами в Питер, устроишься на работу в геологии, может, даже в институт поступишь! Снимем тебе конуру в общаге, буду ходить к тебе в гости и всем хвастаться – это, мол, Я! Я такая умная! Разглядела в биче такой самородок! Моя находка! А!? – ее глаза смеялись, но вопрошала она довольно серьезно. – И с мамой познакомишь меня, вот клево будет! Мы друг другу понравимся, зуб даю! – ее взгляд, блестящий от недавнего выпитого, был направлен прямиком в глаза Валентина. – а, может, и не в геологию устроишься, бизнесом там каким займешься…  Но тогда уж я претендую искупаться в роскоши, хоть разочек. Ну хоть в одном джакузи с шампанским.  Как ты на это смотришь, а? В Саранпауле тебе все равно не жить после того фейерверка, тетя Маха верно указала! «Уезжай отсюда, парень, здесь тебе не жить!» - и взгляд ее – лукавый, смеющийся, расслабленно-блаженный…
- Ладно, ладно, не отвечай сразу! Предложение в силе до срока исполнения договора! – дополнила она.
Валентин смотрел на Лену с противоположной стороны костра таким же прямым взглядом, как и она. Как, неужели, это ОНО! Конец мытарств, начало кардинально новой жизни, свободной от всякой чертовщины, непоняток и мучений! Жизни, в которой есть человек, которому и слова не обязательно говорить, настолько близка его душа, разум и все прочее к твоим! Господи, как она замечательна! Всего шестнадцать лет, а по уму превзойдет и его самого, да и не только его. Совсем взрослая, зрелая, мощная!  И при этом открытая и непосредственная, как маленькая девочка. Разрешает себе быть открытой, поскольку ничего не боится! Если бы поверить в ту самую Валкарию, танцующую на камне, так это она и есть… «Если бы я уверовал в Бога, то это обязательно был бы Бог, умеющий танцевать» - это опять Ницше, опять Заратустра.  Как все сплелось в единый клубок! Танец девы-Валкарии на камнях, веселый, жизненный танец Ленки по камням и ухабам реальности.   Все хорошо! Свет! Вот он грековский свет, кажется!!! Да, действительно, свет. Очередной электрический разряд резанул тьму короткой ночи.
- А!!! Что творит наша дева-то! – возбужденно воскликнула Елена, - Мы свои, СВОИ!!! Не бей нас! – обращалась она в темное пространство замершей в предчувствии тайги. Затем пересела на другую сторону костра, к Валентину.
- Ленка! Скажи, зачем ты ко мне так, ты же меня совсем не знаешь? – все-таки спросил Валентин, - неужели ты думаешь, что…
- Я просто НЕ ДУМАЮ ничего, вот и все! Мне с тобой интересно, и какого хрена  это не озвучить? Признаюсь честно, первый раз в жизни мне настолько интересно с парнем. Родство наше  я еще почувствовала там, у вертолета…
Ясность сознания была просто космически-прозрачная, никакой лишней шелухи… как, собственно, и должно быть. Шли бы к чертям все условности и чужие слова! «Это ОНА взывает к девочкам…»
Ну и пусть! К черту и это тоже!!! Никто не должен знать дату своей смерти, равно как и первопричину своих деяний и стремлений, иначе не человек, а сороконожка  из притчи выходит, думающая, какую ногу поставить следом. Ничего нет! Никого нет!! Ни Христа, ни дьявола, ни Грека, ни Ирины! «Нету рая, нету ада // Никуда теперь не надо…»Есть только он, Елена, и эта замечательная земля, соединившая их. Валькирия, парящая над горами и ждущая, ждущая …. Может и не дождаться, ведь жизнь только начинается! Кто должен думать, что будет потом??? Да кто угодно, только не он и не Ленка, поскольку ИМ хорошо сейчас, а не ПОТОМ. Все силы, вся ярость этой дикой природы служит ИМ, ИХ соединению душ, тел и умов!
 Всего составляющего ЛЮБВИ.
Рок-н-ролл заиграл в сознании резко и в полную силу. «..Ты летящий вдаль… ВДАЛЬ… Ангел!...»