Моя свинья

Его тяжелые, аритмичные шаги рассыпались в окружающей его темноте на горстки мелких тревожных шорохов, смущая полуночную тишину засыпавшего города, которую он нечаянно взгромоздил себе на плечи и теперь, обремененный этой неблагодарной ношей, покорно нес в неизвестность. 
 
Он с удивлением принюхивался к боли, всё еще паразитирующей в его промокших, впавших в беспамятство, едва гнущихся ногах и лишь улыбался ее слабому голосу, тлеющему где-то в кончиках упрямых пальцев; а порою, когда ему случалось споткнуться о какой-нибудь замечтавшийся до смерти камень, он останавливался и долгое время изучал эту боль, не пытаясь, однако, наклониться и рассмотреть получше свои обомлевшие, страждущие ноги, виновато ёрзающие под его строгим взглядом, приговаривающим их к плену изношенных туфлей, пригвождающим их к мостовой.
 
Он не помнил сколько дней или лет находится в дороге, но начал путь из посадки, недалеко от города, где некая неизвестная сила, разбудив его от глубокого забытья, заставила двинуться в путь, хотя спать, мечтательно обхватив руками трухлявый пень старого тополя, было так сладко.
 
Он шел, прокладывая дорогу ни для кого, питаясь лишь ветром и светом автомобильных фар проносившихся мимо него автомобилей, а когда скоростное шоссе уступило место вялому урбанистическому пейзажу осеннего города, он начал понемногу вспоминать местность, где уже когда-то успел побывать, узнавая, словно старых врагов, спины отворачивающихся от него домов.
 
Сытно чавкающие грязью башмаки, из последних сил обнимавшие его замурованные в холод ступни, почему-то его раздражали, но постепенно он приучил себя не обращать на них внимания.
 
Бывало, он подходил к бросающим на него косые взоры мутным амбразурам окон и осторожно, чтобы не спугнуть трусливое зверье, живущее внутри, прислонял свое смуглое обветренное лицо к липкой поверхности орошенного дождем стекла. 
 
Он почти сладострастно вбирал в себя этот теплый водянистый уют, которым ужинал аккуратно посаженный на окно паук его кисти, впитывающий лапками своих пальцев молоко электрического освещения; и когда брюшко ладони набухало от переполнившей его и растекшейся по всему его продрогшему телу желтизны тоски, то насекомое руки, сытое и отчужденное, возвращалось к нему.
 
Глаза его любили слизывать этот маслянистый покой,сочившийся из сливочных квадратов окон, хотя он и чувствовал, как ядовита мякоть этих флюидов, как много одиночества и скрытого разочарования в жизни тех, кто закутан в это уютное обманчивое единство, просачивающееся сквозь плоть домов и смешивающееся со слякотью тротуара.
 
Он вспомнил, что это называется "семьей" или "свиньёй" и даже вспомнил, что и у него, кажется, была когда-то такая же "свинья" или "семья".
 
А еще его осенила догадка, что он был вызван кем-то, кто его потерял; и теперь он идет к этому человеку, хотя ему совсем этого не хотелось - ему нравилось спать: спать, ощущая ласку веселых насекомых, целующих его плоть; спать, упиваясь нежным шепотом трав; спать, сливаясь с любовью благодарной земли, покровительственно принимающей его усталое тело в себя....
 
Его путешествие не могло длиться вечно, и вскоре он встретился взором с тусклым светом знакомых окон.
 
Ему вспомнилось что-то, какие-то обрывки воспоминаний пронеслись перед внутренним взором, и он обрадовался, потому что почувствовал, что сейчас его отпустят обратно, только зададут несколько вопросов, на которые, увы, необходимо ответить. 
 
С непревзойденным изяществом и грацией медведя-канатоходца он поднялся вверх по лестнице, без звонка пройдя сквозь дверь.
 
В квартире, с занавешенными темными покрывалами зеркалами, сидели две женщины, одна из которых, резко изменившись в лице при его появлении, громко вскрикнула. 
 
А вторая, что-то шепнув ей, и, видимо, успокоив, сделала несколько замысловатых движений руками, пристально глядя на него.

- Что я должен вам рассказать? - услышал он вдруг, чрезвычайно удививший его, собственный голос.

- Кто убил тебя? -  строго спросила черноглазая женщина.
 
- Меня убил ее любовник и мой друг, - он вяло кивнул в сторону ее соседки, которая внезапно откинула голову назад, потеряв сознание, и спокойно наблюдал, как в этой заставленной пахнущими ладаном свечами комнате приводят в чувство ту, которая, как он сейчас догадался, некогда была его свиньёй или семьёй. 
 
Еще он подумал о том, что значение слова "любовник" он тоже не помнит, но почему-то произнес его, и ему стало вдруг нравиться всё происходящее, поэтому, когда симпатичная блондинка вновь обрела способность видеть и слышать, он, набравшись смелости, спросил у нее, хотя и чувствовал, что это против правил: 
 
- А ты, наверное, моя свинья?
 
- Не хулигань! - властная особа, чьи  пальцы были усеяны многочисленными каменьями, зловеще поблескивающими в свете свечей серебром своих оправ, прикрикнув на него, что-то шепнула своей подопечной, и та выговорила, с трудом выдавливая из себя слова: - Я...твоя...жена.
 
И после паузы, собравшись с силами, добавила: 
 
- Тебе там хорошо?
 
- Тут нет "плохо" и нет"хорошо". Здесь нет слов и нет связанной с ними грязи. Задавайте ваши вопросы и отпускайте меня быстрее.
 
Сверкнув своими кольцами, другая женщина вонзила в него свой взгляд, холодный как сталь: 
 
- Как убили тебя?
 
- Ножом в спину, - еще раз удивился он тому, как  неестественно и сухо звучит его голос.
 
- Где твое тело?
 
- В посадке вдоль Ростовского шоссе. Вы найдете его в километре от придорожного кафе.
 
После этого суровая брюнетка принялась что-то шептать, закрыв глаза и сложив ладони.
 
Глядя на нее, он почувствовал, как ноги его наконец становятся невесомыми, а лица дам, слившись со светом свечей, медленно тают, расплываясь в спасительной прохладе такой желанной и освежающей тьмы, вскоре полностью и до краев затопившей его сознание.
 
И только на самом дне благословенного мрака, медленно, словно лед в воде, растворялась фраза, лишенная, казалось, всякого смысла, но которая заставила таки его улетающую вдаль и прощавшуюся с абсурдным миром слов душу улыбнуться:
 
- Моя свинья......моя семья...               
               

                01.1991г.
 
http://www.youtube.com/watch?v=dNloyxCofts&feature=related