Одна

Она повернула ключ в тяжелом замке, вошла в тусклую прихожую. Пусто. Возвращаясь домой, она все же надеялась, что свершится невозможное, невероятное, но теплое и желаемое, но, когда, зажмурившись распахнула дверь, еще раз убедилась в том, что чудес не бывает. Даже простых, земных чудес. Зависящих от смертного, от грешного. Не бывает. И все тут…
Прошла в помрачневшую кухню, села, зажгла газ. Щелкнув спичкой, долго смотрела на мандариновое пламя с синим ядрышком: оно грело…
Поставила чайник. Почти автоматически. Глупо, она все еще не избавилась от газовой плиты. Соседки потешались. Кудахтали, как куры. Дуры! Лучше бы о себе подумали…
Зато он никогда не смеялся. Говорил, что эмалированный чайник надежнее пластмассового. Электрический чайник он купил своей маме на день матери. А ей на день влюбленных подарил написанную маслом картину со своим изображением в виде бога Диониса: в одной руке он держал виноградную лозу, в другой – сотовый телефон. Уходя, он забрал картину с собой. Она промолчала. Молча проглотила ком в горле. Молча отрезала от души еще кусочек. Выбросила прочь, зажмурившись.
…В доме непривычно тихо. Слышно тикание часов. Бессовестные! Не замечают ее боли. Все часы равнодушны, как водоросли. Отсчитали ей, как в магазине, счастливые минуты и выслали счет. Несоразмерный счет. Сколько времени надо, чтобы его погасить?  Как странно… Часы – посредник между нею и временем. Дилер. Делец. Ищет выгоды, не признает сантиментов. Глупо…
Она закурила. Налила себе бокал бордо. Сейчас позвонит Лариске, позовет в гости. С этой болтушкой не будет так одиноко. Выплачется, найдет утешение, порвет его в клочья, снова заплачет…
 - Почему так несправедливо?
 - Потому что жизнь…
 - Я буду счастливой?
 - Давай выпьем, не чокаясь…
Выпьют. Выпитого не хватит. Принесут еще бутылку. Уже чего-нибудь покрепче. Уже суровее… Уже ближе к правде…
Она раскается, что была тупой истеричкой, слепой, недальновидной… Не слышала его. Думала о том, как бы не разрушить песочный замок, построенный у самой кромки воды. Укорит себя за то, что злилась, когда возвращалась домой и заставала его в кресле у телевизора. Это ведь бывало не так часто. Зря она позорила его за то, что он с ней не здоровался, не спрашивал, как прошел день. Некоторые спрашивают без интереса, пропуская ответ мимо ушей. Он, по крайней мере, не делал вид, что ему интересно…
 - Что на ужин? – вопрошал он хриплым от выпитого пива голосом.
«Ужин ему подавай! -   Негодовала она про себя, - По всем канонам, кто раньше приходит, тот и готовит ужин!» Но ему говорила: « Картошка с салатом устроит?»
 - «Рыбный салат или опять овощной?» - насторожившись, требовал он.
 - Овощной… - робко.
 - Ну тебя к черту! Вечные твои диеты! До каких пор ты будешь меня путать с крупным рогатым скотом? Заведи себе корову и корми ее травой! А рабочему человеку будь добра настоящую, добротную пищу!»
«Рыбы ему захотелось! – шипела она, гремя сковородой, - Удочка в кладовке!» Но ему говорила:
 -  «Хорошо, милый. Прости…» И добавляла: «Сделай телевизор потише. Голова трещит.»
Но он не слышал. Видимо, тихо сказала. Она жарила рыбу, искренне досадуя на сборную России. Опять они пропустили мяч, опять Он будет не в духе. Не могли хотя бы сегодня…
 - А что с котом? – спросит Лариса, сбивая ее с мысли.
 - Забрал…
 - Как?! И кота забрал?!.
 - Да… - сквозь слезы.
 - Да что ж это он?! Ты же этому коту все прививки сделала, операции, когда болел, отпуск взяла, чтобы за ним ухаживать, а он пальцем о палец не ударил – и все равно унес?..
 - Да, - всхлипнет она, - Сказал, что кот ему почти родной. Что он не может… Ну, я не стала противиться… Не хотела разбивать ему сердце…
Лариса тяжко вздохнет. Осушит залпом бокал.
 - Ладно, - решит, у меня на работе кошечка хорошая есть, со дня на день окотиться должна, я тебе котеночка принесу, чтоб не скучно было!..
 - Спасибо, не стоит, - откажется она, - После Васьки мне никого не надо…(После НЕГО мне никого не надо…)
Заполночь Лариса уйдет. Возьмет с нее стократно честное слово звонить, если что… А что «если»?  «Если» уже сейчас. Дальше будет «тогда»…
Закроет дверь за соседкой, выжав из себя тухлую улыбку.
Вернется в кухню, закурит, откроет окно… Дым сигареты, взвившись, полетит к серым облакам, будто признав их за своих… Медленно растает в их трафаретной спрессованности. И так, пока их не укроет ночь. Улица погрузится в сумрак. Телефон останется нем. Где-то вокруг нее бурлящая жизнь, а она – (как до того дошло?) - в самом центре вакуума. Одна…