Глава 21, заключительная. Письма

Глава двадцать первая. ПИСЬМА

Протрещал звонок, и просторная нарядная учительская начала заполнятся. Запахло духами. Кто-то из учителей сосредоточенно разглядывал доску с расписанием и объявлениями, кто-то отошел к окну, несколько человек присело на длинный кожаный диван, были заняты и кресла, и стулья вдоль стола.

Забежал школьный секретарь, разыскал кого-то глазами:
- Ирина Витальевна, Вам письмо, с почтой принесли…

В этом не было ничего необычного, школа вела обширную переписку. От окна шагнула учительница с узлом светло-русых волос на затылке. Когда увидела обратный адрес, письмо в ее руке дрогнуло. Она вернулась к окну, вынула из конверта сложенный вчетверо лист.
 
Начало было напечатано на машинке: «Уважаемая Ирина Витальевна! В связи с предстоящим в эту году 60-летним юбилеем нашей школы убедительно просим Вас поделиться воспоминаниями, фотографиями, связанными с годами работы в школе, пожеланиями к 60-летию, за которые мы будем Вам признательны и благодарны. Материалы просим присылать по адресу (далее шел адрес), директору школы Сомовой Галине Гавриловне».

Далее стремительным, незнакомым Ирине почерком:
«Вы можете все присылать на мой адрес: Сосновая, 7, Климову Игорю Леонидовичу (я сбором всей информации «заведую»). Очень надеюсь на Ваш ответ. С теплотой вспоминаю годы совместной работы – ведь это наша молодость была. Теперь мы, конечно, (я, во всяком случае) уже не те – стали спокойней, уравновешенней, «пообтрепались», «отцвели»… Ну да ладно, чего уж там…

Читал, что о Вас писала областная газета, Вы – Учитель года области, новатор. Очень рад за Вас. Я тоже стараюсь работать творчески, ну и заслуги имею. Наше поколение к работе добросовестно относится. Чего, к сожалению, о молодых сказать не могу.

Ну, а личная жизнь не сложилась. Очень остро все воспринял, доходил до крайностей, но, к счастью, все встало на свои места и образумилось. Теперь один живу, все хорошо и спокойно. Весь отдаюсь работе, полон энергии и всего, всего…

Бабу Улю похоронил давно. Сомова теперь директор школы… Ну ладно. Очень надеюсь на Ваш ответ. Пишу на школу, домашнего адреса не знаю. Если что интересно – спрашивайте, я отвечу обязательно. Если соберетесь к нам на первое сентября, свяжитесь заранее. Всего Вам самого доброго, счастья, здоровья, успехов.
С уважением, Ваш Игорь…».

Ирина опустила руку. Все-таки написал он ей письмо, как обещал.… С опозданием.… Десять лет назад она уехала оттуда, а письма ждала еще на два года раньше. Итого, через двенадцать лет написал-таки.… Сдержал слово…

После уроков в пустой учительской Ирина, еще несколько раз перечитав письмо, вздохнула и взялась за ручку. На своем конверте указала адрес школы. В переписке этой – ничего особенного, но зачем лишний раз тревожить Володю…

Через неделю пришло письмо второе: «Дорогая Ирина Витальевна, добрый день! Было такой неожиданностью так оперативно получить твой ответ …».

Видно было, что Игорь писал его несколько дней. Менялся почерк, даже цвет пасты. Поблагодарив за информацию к 60-летию школы, он взялся перечислять свои достижения.

«Ученики «пищат от восторга» от моей персоны. Кто еще из нашего «медвежьего угла» снимался в кино на ТВ, был в министерстве образования, беседовал с академиком Д. С. Лихачевым, кому идут письма из-за границы и так далее…».

Он умел увлечь учеников, это правда. Но в родном посёлке, по словам Игоря, ему не давали расти, задвигали в угол, и он тоже уехал. На Север, устроился в школу. Там оценили его способности, стали привлекать в качестве методиста, он ездил с проверками по школам. Поступил заочно в Иркутский институт иностранных языков им. Хо Ши Мина, на факультет английского языка. «В Иркутске, когда был на очередной сессии, «замолотив» под Ваньку сельского, этакого забайкальского Ломоносова, пришел к одной профессорше и сказал, что хочу, мол, совершенствоваться и т.д. Она (есть же добрые люди еще!) дала мне адрес одного знаменитого профессора в Ленинграде. Я написал ему. Короче, в обход всех инстанций, без направлений поступил к нему в аспирантуру… Проучился год – за хорошие успехи перевели в Ленинград, теперь уж Санкт - Петербург. Начали печатать мои статьи по физике в журнале для учителей. Их у меня уже около тридцати…».

Ирина всегда знала, что Игорь умница, светлая голова. И на союзные конференции ездил, и статьи писал по биографиям великих ученых. Одну даже напечатали в Великобритании. Учебный план аспирантуры выполнил на год раньше. Оставалось защитить кандидатскую диссертацию.

«Но, как часто бывает в жизни, что-то встает на пути. Полезли цены на билеты, спонсоров на это дело не найдешь… Короче говоря, на этом и закончилась моя учеба. Мне тогда уже присвоили «учителя высшей категории», 14 разряд, дальше некуда».
Игорь к тому времени уже вернулся в посёлок. Женился, об этом Ирина знала. Ей писала Галина Сомова, что ревнивая жена его с коляской ждала его под окнами школы, чтобы после уроков шёл домой, а не к друзьям.
«К тому времени вернулся в нашу деревню, у нас с супругой было уже двое детей, новая квартира… В доме все – и мебель, и хрусталь, и золото, и т.д. Денег до этого было много, еще с тех пор, когда я директором школы работал, их никто не считал, лежали в стенке».

Надо же! И директором школы успел поработать…Наверное, после того, как Гарцева уехала в неизвестном направлении.

«И – новый зигзаг судьбы. Приехал один раз после месяца в Ленинграде, и нашел пустую квартиру. Супруга, пока меня не было, с детьми и дорогим барахлом выехала к родителям, в Иркутскую область. Мне досталась кошка и всякий хлам. Даже мою новую одежду увезла! И деньги пачками…

Пил неделями, как еще не сдох тогда – сам удивляюсь, видимо, человек – очень живучая тварь. Попытался сгоряча еще два раза новой семьей обзавестись. Но как-то все не то. То дети чужие, то это, то другое… Характер, кстати, у меня отвратительный. От последней «зазнобы» сам ушел, она до сих пор меня зовет…

…Теперь пока все спокойно. Работаю, пишу доклады на разные конференции, но сам никуда не езжу. Выучил по ЕШКО французский язык. А зачем? Просто так, язык красивый.… На детей отправляю приличные алименты, не все работающие дамы такие зарплаты получают… Ну, и плюс хорошие подарки на Новый год и дни рождения… Пишут мне все трое теперь – дети уже в школе учатся.

Как-то постепенно моя «молодая бурность» и непредсказуемость куда-то ушли. Два раза в месяц, по пятницам («горючка» уже куплена заранее) дома, без шатаний по деревне, пью. За субботу-воскресенье привожу себя в норму…

Курю, как паровоз, кофе хлебаю ведрами.… Спасаюсь работой, копанием в огороде, чтением, писаниной. Музыкой -  еще жив проигрыватель и куча пластинок с классикой… Перепиской… На рожу в зеркало посмотрю – все пятьдесят, а не 35. И душой остарел. День прожил – и ладно…

Многого не написал, все враз не расскажешь. Лучше спрашивай обо всем. Я всегда рад письмам, на которые сразу же и отвечаю.…  Что-то не спрашиваю о твоем муже, о детях. Как они? Ну ладно, пока все.… Пиши обо всем.… Всего, всего тебе.… С уважением, всегда Ваш Игорь…»

Из письма третьего: «Дорогая Ирина, добрый день! В который раз перечитываю твое письмо. Ты пишешь коротко, и только могу догадываться о твоей семейной жизни. Творчески работающим людям всегда нелегко…

Ты пишешь, что часто возвращаешься мысленно в то время, когда работала здесь. Я тоже все помню, и вспоминаю с теплотой большой. О многом жалею, но, кто его знает, может, правда, все – к лучшему. Я очень плохой человек, зачем другим осложнять жизнь, она и так сложная… Ты бы знала, как меня поддерживают твои письма. Просто жить хочется, когда часто и не хочется.

Я не надеюсь долго прожить. Отвел себе пятьдесят лет. А дальше  - не вижу смысла.… Пишешь, чтобы защитил кандидатскую. Зачем? Еще один диплом? От этого ни в кармане, ни в желудке не прибавится…

Юрич совсем деловой стал. Не пьет, ни курит. Дочь у него во второй класс пошла. Мы с ним только на уровне совместной работы и общаемся…

Директором у нас Сомова, и при ее руководстве я, наконец, получаю то, что заслужил. Впервые за всю жизнь – признание и уважение… Переписываюсь с Зоей Тимофеевной Гарцевой, она в свое время очень мне помогла, была первым наставником. Она необычная, энергичная женщина. Духом не падает, несмотря ни на что. Директорствует в одной из школ района в Иркутской области…».

Из письма восьмого: «Помногу раз перечитываю твои письма. Каждый раз нахожу что-то новое. Они очень меня поддерживают… А насчет молодости нашей я полностью с тобой согласен – какие мы были дураки! Какие нас проблемы мучили – плюнуть и растереть. Но опять же – это с позиций сегодняшнего дня. Наверное – для всего свое время… Был бы крайне рад получить твой ответ…».

До сих пор у Ирины хранится синяя папка с письмами Игоря. В них - рассуждения о работе, о политике, о литературе и искусстве, о близких, о болезнях и погоде. Все не о том, не о том, что настойчиво хотела бы она узнать – любил ли он ее тогда? Жалеет ли о чем? Даже после того, как Ирина едва ли не прямым текстом написала, что десять лет назад жила только мыслями о нем, он ответил: «Я просто убит твоими словами…», и снова перешел на общие темы. Он старательно обходил события тех лет, и правильно делал...
 
Она пыталась говорить о вере в Бога – не слишком давно стала жить этой верой, и хотелось ей говорить об этом. Но он остался равнодушен. Пыталась убедить бросить пить – безрезультатно…
 
Видимо поэтому, дойдя до какого-то невидимого предела, переписка стала понемногу иссякать, сошла на нет, а через некоторое время, едва преодолев сорокалетний рубеж, Игорь умер – не вышел из очередного запоя…

Образ его стал истончаться, высветляться, и постепенно в сознании Ирины все соединилось – и то, что пережила она в молодости, и поздние письма. Сбылось больше того, что она хотела. Ведь он, получается, думал-то о ней всегда. А последние несколько лет буквально жил ее письмами …
 
Но она ли это была? Или придуманный им образ? Что он вообще о ней знал?!

Много лет, даже не желая этого, она нет-нет, а думала о том, какой бы сложилась ее жизнь с Игорем. Но переписка все поставила на место. Не суждено им было стать одним целым никогда. «Все призрачно, с начала до конца».

Даже позови он ее после замужества, побежала бы она к нему? Нет, осталась бы там, где и есть сейчас. А уж после рождения сына и дочери – тем более. Она бы никогда не потревожила душевный покой детей. И того, кого она больше жалела, чем страстно любила, но кто незаметно, до боли прочно стал частью ее души – прямодушного, верного мужа Володи...

 

КОНЕЦ