Солнце встает над селом Дзауга

      

   
Некогда на месте современного Владикавказа  Дзауг Бугулов основал небольшое поселение.  С тех пор город вырос, получил статус столицы и был трижды переименован. Однако сами жители и по сей день называют Владикавказ как и в древности - Дзауджикау, в переводе с осетинского - “село Дзауга”.


                Владикавказ, 1997 г.


                ЧАСТЬ 1

                I

  - Сегодня у меня народ собирается, -  сказала, улыбаясь, Кристина и понюхала цветок из  подаренного ей шикарного букета, - ведь ты же помнишь, по какому поводу, да, Марик?
Он смутился и бросил умоляющий взгляд на остальных. Те захихикали, предательски перемигиваясь.
- У нее день рождения, идиот! – не выдержала Ира, тут же оглушив всех своим громовым смехом.
- Черт бы меня побрал! – он виновато склонил  голову. – Не в обиду, Кристя, последние мозги, походу, оставил на тренировках. Поздравляю тебя, о, лучезарная! Восходящая звезда финансов и кредитов! Осиротившая Голливуд своим отсутствием. Ты знаешь, чего я тебе желаю, красавица: пусть все ничтяки мира упадут к твоим ногам!..
Он потянулся через столик, чтобы расцеловать ее, но она тут же выставила перед собой ладошку:
- Нет, нет! Все поздравления потом. У меня дома. Надеюсь тебя видеть сегодня в восемь.
 - Что, намечается крупное мероприятие, да?
- О ! Еще какое! Слушай, - она принялась вдумчиво загибать пальцы. - Будут все экономисты из моей группы, несколько человек с параллельного курса, еще с третьего курса юрфака во главе с Сосом, девчонки с физмата, ну и еще толпа непредвиденных гостей. Родители всю ночь у родственников.
Кристина замолчала, довольно оглядела свою наманикюренную пятерню, затем сунула в рот крекер, и он аппетитно зашуршал у нее на зубах. Во всех ее движениях сквозила чопорная, грациозная небрежность, что часто бывает у девушек, разбалованных деньгами, поклонниками и собственной красотой...

В университетском кафетерии народа в это время было немного. Компания прогульщиков попивала кофе с мороженым, ожидая окончания занятий. За соседними столиками тосковали местные роковые девы, похожие на порочных монахинь: в черном с головы до пят, с блестящими каре, бледными щеками и зловещим макияжем. Едва тлели ленивые, тягучие и бесполезные, как жвачка беседы. Усеянные кольцами руки царственно держали пирожки, на жующих лицах – смертельная скука и вечное, всеобъемлющее презрение. В этой безнадежно-черной массе виднелись яркие вкрапления – универовские мачо в вечерних спортивных костюмах, надменные и смертоносные. Они повидали всё, соблазнили всех, разочаровались в жизни и в последних моделях сотовых телефонов. Праздная, томящаяся провинциальная молодежь...
Сос глянул на часы.
- Пара заканчивается. Они вот-вот подойдут.
Марик ехидно подмигнул девчонкам:
- Смотрите-ка, Чебурек все никак не дождется своей принцессы.
- Ты про кого? Про Ингу, что ли?
- Естественно. Что, запал на мою подругу? Признайся!
Сос пожал плечами:
- Не знаю. Просто хорошая девчонка.У нас тренировки в одно время в "Манеже".
- Ну да, Чебурек, рассказывай, - Марик самодовольно засмеялся, любуясь тем, как зарделись его обезображенные борьбой уши.

Прозвенел звонок, в здании стало шумно и оживленно. Дверь распахнулась, и началось дефиле. Разукрашенные мальчики и девочки посыпались как вырезки из журнала. Девчонки клевали подружек в щеки. Пацаны, здороваясь, угрюмо тыкались друг в друга, как бараны на выгоне. Вокруг запорхали клочки светских разговоров: «Топик от «Prada»… «Эти черти с «Турханы»... «Классная тачка…» Таков был СОГУ – законодатель мод и инкубатор первых красавиц. Манящий, как глянцевая обложка, своими блеском и бессодержательностью...
В какой-то момент дверь грохотнула от удара ноги, и в зал ввалилось устрашающих размеров существо, похожее на огромную черномазую гориллу. Это был Гиб с юрфака, одинаково знаменитый своими грандиозными мускулами и олигофренией. Сразу за ним ленивой, чуть развинченной, как модно в универе, походкой шел ОН...
Множество пар женских глаз с растревоженной нежностью устремилось к нему. Руки рефлекторно потянулись к пудреницам.
- Габарай… - пронесся по залу сладкий вздох.
- Боже мой, какой же все-таки красавец! Ну  просто сил никаких нет! - Вика подперла кулачком подбородок.
- Мамочки, а как он одет…
- М-да-а-а…- мечтательно протянула Ира. – Он когда этот свой алый "Адидас" вот так с капюшоном надевает, как будто король ринга на бой идет...
Красавец повернул в их сторону мужественно-прекрасное, загорелое, как в передовых сериалах, лицо и издали рассеяно пробежал по ним своим туманным, пронизывающим  насквозь взглядом. Была в его голубовато-стальных глазах та самая волнующая романтичная грусть, которая заставляла юные сердца трепетать и таять, как мягкое мороженое.
Глаза его остановились на мгновение, напоровшись на взгляд Кристины. Секунда, вторая… Серый прищур из - под красного капюшона коллекционной мастерки… Он отвернулся, по-детски смутившись, и что самое удивительное,  Кристина, эта самоуверенная красавица, стыдливо потупилась...
Сос и Марик тут же расползлись в ехидных улыбищах.
-Что, Кристя, вижу, и ты уже попалась в паучиные сети?
- Господи, ребят, да о чем вы? - вяло промямлила она и покрылась пунцовыми пятнами.
Все дружно загоготали.
- Ведь он, все - таки чертовски хорош, а, Крис? - заныла Вика.
- Ну…да. Но походу за ним пол - универа умирает, если не пол - города.
- Господи! - Ира схватила ее за руки в неожиданном порыве. - Да ты видела, как он на тебя смотрит! Он же без ума от тебя!
Кристинино лицо радостно расплылось.
- Ой, Ириш, ничего подобного!
- Сос! - Ира решительно повернулась к нему. – Габарай же учится с тобой на курсе. Познакомь их, наконец! Они ведь созданы друг для друга!
- Да ладно вам! - отмахнулась Кристина. - Ну, симпатичный пацан, ну и что теперь? Да там, небось, звездная болезнь последней стадии!
- О чем ты говоришь?!! – тут же гневно взвилась Ира,- Я знаю его прекрасно и его семью тоже. У них дача по соседству с нашей. Боже, что это за человек! Что за душа! Я никогда не встречала такой доброты, такой обходительности, такого чувства юмора! А какой он умный... - она закатила глаза, - Каких только Гегелей не читал! И это при том, что у него отец суперкрутой, да и сам он при движениях! Вот бывает же, что деньги людей портят, а тут наоборот... Не стал какой-нибудь высокомерной сволочью, босяком или наркотом типа Жорика с бухучета. Наоборот, он спортсмен, какой- то там чемпион по кик - боксингу… Сос, разве не так?
- Да, это да… - он с готовностью закивал, - Габарая все уважают. Лично я за него голову на отсечение дам. На самом деле, пацан что надо. Красавчик!
- Сосик, ну ты прямо как будто меня уже благословляешь, - Кристина жеманно рассмеялась и покачала головой.
- Давай так… Если получится, я подкачу сегодня с ним. Вот и познакомитесь. Не возражаешь?
- Нет, конечно. Наоборот… Я всем рада.
Она коротко вздохнула и еще раз исподлобья воровито глянула в сторону Габарая.

Кафетерий все сильнее наводнялся людьми.
- А вот и наши Лобачевские! - Сос указал на дверь. Инга, высокая, худая, в тертых джинсах и с очками на носу, шла по проходу, уткнувшись в книжку. Рядом с ней семенила Марина - миниатюрная, смазливая куколка с копной огненно - рыжих волос.
Девчонки подошли к их столику и принялись осыпать именинницу поздравлениями.
- Сегодня в восемь! - пропела разомлевшая Кристина, перебив их. - И никакие отмазки не принимаются. Приводите с собой вашу соседку по комнате. Яна, или как там ее?
- В восемь? - насупилась Инга, - Я не смогу, Крис. У меня сегодня тренировки.
- Не хочу ничего слышать! - она властно взмахнула ярким ноготком. - Твое тхэквондо у тебя каждый день, а мне семнадцать лет только раз в жизни. Марина, скажи ей! Мы же без нее помрем со скуки.
- Кристина, у меня соревнования через две недели. Я приду, но только после одиннадцати.
- Вот паршивка, - Кристина надула губки. -  Так уж и быть. Но если ты не появишься, считай меня своим врагом по жизни!
- Ладно, ладно, - Инга рассмеялась.
- Может, тебя встретить? - спросил Сос, понизив голос.
- Да нет. Не беспокойся. Мы с Мариной вместе приедем.
Он осторожно взял ее руку под столом.
- Ты точно будешь?
- Да, точно,- она улыбнулась.



                II


- …Ты что, с ума сошла! - Марина вытаращила на подругу свои круглые, как у кошки, зеленые глаза. - Ты хочешь сказать, что пойдешь в таком виде?!! Ты пойдешь на день рождения Дзлиевой Кристины в костюме владикавказского бомжа?! Там же соберется вся элита!
- Ну и что с того? - Инга утомленно наблюдала за тем, как Марина уже битый час носилась по общаге, одалживая у всех шмотки и украшения.
- А то, что мы должны быть на высоте!
- То есть мы должны закосить под них?
- Хватит язвить, лучше сними эту жуткую кофту! - Марина сновала по комнате взад и вперед, оставляя за собой путаный след из едких духов и разбросанных повсюду перемерянных вещей. Инга в очередной раз подумала, как же неузнаваемо изменилась их комната за последние полгода, с тех пор как к ним вселилась Марина. До этого их с Яной обитель выглядела скромной и аскетичной, почти бесполой. Комнату оживляли только постеры " Милана" над Яниной кроватью и вечно сваленная на нее куча спортивных костюмов. В углу Инги , напротив, царил мертвенный порядок, все награды были убраны глубоко в шкаф, на полках стояли только учебники, ровно, с аккуратностью и занудством маньяка, кровать была по-армейски безупречно заправлена. Обе они были участницами спартакиады и за это получили от профкома комнату в университетском общежитии. Марина перешагнула ее порог в середине прошлого учебного года. С собой она внесла огромную уродливую плюшевую игрушку и тут же принялась щебетать. Ее семья пять лет назад переехала жить куда-то в Ростовскую Область, а сама Марина была так одержима идеей выйти замуж за богатого осетина, что приехала учиться в СОГУ. С такой же простодушной честностью она посетовала, что денег на престижный факультет, где водятся мажоры, у нее не было и пришлось поступать по знаниям. Инга рассматривала ее высоченные шпильки, рыжие локоны и алые кукольные губы и недоумевала, как вообще эту девочку занесло на физ-мат. Но на первой же сессии Марина всех удивила, обнаружив острый ум и отличные знания.
Однако все эти удивительные математические способности шли странным довеском к ее главному призванию. Все свободное время Марина что-то готовила, шила и начищала. Она и вправду была прирожденной женой и мамашей, так что девчонкам ничего не оставалось, как свалить на нее все обязанности по хозяйству и сдаться под натиском рюшек, штор и девчачьих безделушек. Плюшевый монстр на ее кровати как будто выбросил споры, и из его угла по комнате расползлись  игрушки, сувениры, цветы в горшках и прочий милый хлам. Вскоре вместо спортивок на Яниной кровати лежали разноцветные подушки, а на Ингином письменном столе утвердились несколько фарфоровых статуэток. Каждый день творимый Мариной уют отвоевывал метр за метром, и теперь их жилище превратилось в розовый кукольный будуар.
- А почему Яна не захотела с нами пойти? - Марина взбила пальцами огненную гриву и пристально всмотрелась в свое отражение, - Кристина вроде ее тоже пригласила.
- Она на выходные домой уехала в Беслан.
- Вот я удивляюсь... Как бабка старая! Никуда не ходит. Сидит там в своей деревне.
Марина продефелировала мимо нее. Черные атласные брюки лоснились на ее крутых, чуть тяжеловатых бедрах. Ее аппетитные формы могли бы смотреться вульгарно, будь она чуть крупней в кости, но общая миниатюрность сообщала ее фигуре изящество; Марина выглядела как одна из этих фарфоровых статуэток, поселившихся на Ингином столе.
- Зато ты так стараешься, что сил нет, хотя там уже все бухие, и всем все равно. Я запарилась тебя ждать.
- Инга!... Ты лучше не жди, а приведи себя в порядок!  -  Марина обернулась и укоризненно оглядела ее. Инга сидела на диване в потертых джинсах, положив голень на колено другой ноги. На тонкой смуглой ступне болтался шлепанец, рядом лежал раскрытый журнал.
- Ты вообще понимаешь куда мы идем? Какая там будет публика?...
- Какая? - Инга подперла ладонью щеку и наблюдала, как Марина вдохновенно наносила последние штрихи перед зеркалом.
- Самая перспективная! Возможно, даже Габарай будет...
- О, Господи! - Инга закатила глаза. - Этот сельский секс - символ? И ты туда же.
- Ой, ладно… Он классный! Вы же сами мне все уши прожужжали про ту легендарную поездку! Когда вы с ним вместе за городом были.
- С ним??? - Инга прыснула, - Там еще человек триста было.
- Ну он, конечно, юморист!...- Марина расхохоталась, - На чем он тогда приехал? Расскажи еще раз!
- Это было тупо.
- А по-моему, весело!
- Слушай, да я уже не помню. У Яны спроси, она расскажет, - Инга перелистнула журнал.
- Ой, можно подумать! Ты все забыла, это было тупо, и Габарай тебе совсем не нравится!..- Марина ехидно смотрела на нее через зеркало. Инга равнодушно пробегала глазами по странице и в том же неспешном ритме раскачивала шлепанец на ноге. На самом деле, она, конечно, все помнила. Это был один из самых ярких дней ее университетской жизни. Ингу в числе участников спартакиады и других активистов руководство СОГУ одарило поездкой за город. Их шумная компания мгновенно обросла прихлебателями со всех факультетов, забившими до отказа казенный автобус. За автобусом потянулись пара "Газелей", которые решили примкнуть к празднику за свой счет и еще штук сорок автомобилей. Это была самая крупномасштабная и эпическая пьянка, которую она когда-либо видела. Толпа студентов расползлась по базе отдыха и усеяла все побережье вокруг озера. Повсюду дымились мангалы, поднимались пластиковые стаканчики и гудели светские пересуды. Все ожидали появления главного шоу-мэна вечера, живо обсуждая, на какой колеснице из папиного автопарка явится сегодня их кумир. Габарай умел удивлять, все ждали чего-нибудь сногсшибательного, и он не подкачал: весть о его появлении шла впереди него ударной волной, взрываясь восторгами и безудержным хохотом. Он въехал на территорию базы в снежно- белом спортивном костюме на старом раздолбанном "Пирожке" без передних дверей, заваленном сзади ящиками водки и с привязанным к крыше бараном. Рядом сидел Сос с каким-то их однокурсником. Сос позже рассказал ей, что они приехали прямо со спиртзавода, а барана, который был быстро отпущен под жалобные писки девочек, сперли где-то по дороге. Сос в тот день буквально не отходил от нее. Кружил как ястреб с томным взором и "Тархуном" в руке, подкладывал ей лучшие кусочки шашлыка  и изредка вздыхал в ухо. Когда стемнело, он позвал ее кататься на лодке. Инга в ужасе ожидала, что он полезет целоваться, но к ее облегчению он лишь взял ее за руку и долго молчал, таинственно глядя куда-то вдаль на озеро. По воде метались отблески костра. На противоположном берегу творилась вакханалия: полыхал "Пирожок", гремела музыка и водка лилась рекой. Инга видела, как в густеющих сумерках из толпы время от времени как светящееся божество появлялась фигура в белом "Адидасе", его будто выбрасывало на берег и тут же смывало новой хохочущей волной...
Инга фальшиво зевнула:
- Да, Мариш, именно так, это было давно, я ничего не помню и этот понторез мне совсем не нравится. Мне нравится Сос. Я же уже говорила.
- Сос?- Марина распылила над головой облако лака. - Поэтому он, бедолага ходит сюда как неприкаянный, не знает уже на какой козе к тебе подкатить.
- Что еще за "неприкаянный"? Он к Марику приходит.
- Ага! - Марина захихикала, - к Марику на пять минут для приличия заглянет, и тут же ныряет к нам в комнату, сидит тут возле тебя. А Сос, между прочим, отличный парень: симпатичный, "упакованный", приятный в общении.
- Ну и что я, по- твоему должна делать? Ты же знаешь, мне некогда. Опять эти встречания, хождения туда-сюда, разговоры ниочем... Мариш, у меня нет на это времени. Мне работать надо, вкалывать. У меня нет родителей, которые мне помогут, я рассчитывать могу только на себя.
- Вот именно! Тебе мужа надо хорошего найти, и все твои проблемы решатся.- Марина обернулась и бросила ей маленькое трикотажное платьице молочно-белого цвета, - На, вот, примерь-ка это.
- Ого! Это что, платье или купальник? - Инга расправила маленький кусок ткани у себя на коленях и покатилась со смеху, откинувшись на спинку дивана.
- Надень, глупая!
- Мариш, ты спятила! Когда я такое носила?
- Ну и зря. При твоей фигуре можно по подиумам ходить, а ты пакуешь себя в свитера и джинсы. Надевай.
Инга нехотя разделась, натянула на себя провокационно - короткое платье и неуклюже похромала к зеркалу. Платье облегало, как целлофан сосиску. Смуглая оливковая кожа матово сияла в глубоких вырезах.
- Я похожа на путану.
- Ты похожа на богиню!
Марина подлетела к ней сзади и рывком сняла с нее заколку. Иссиня - черные, гладкие волосы туго рассыпались по плечам. Она усадила ее в кресло и принялась колдовать над ней с кучей карандашей, румян и теней.
- Тебе придется снять очки, дорогая.
- С ума сошла?! У меня минус шесть. Я же ни черта не вижу.
- Не волнуйся, я буду твоим поводырем и не отойду ни на шаг, - она сдернула с нее очки. - Заказала бы себе линзы. Лучше какие - нибудь цветные...
- Ты прекрасно знаешь, что мне это пока не по карману.
Марина приволокла откуда - то свои белые туфли на каблуках и кое - как втиснула в них Ингины ноги.
- О, боже! Даже фашисты так не делали! Без очков, да еще и в этих кандалах я теперь точно сломаю себе шею.
- Потерпишь! Зато теперь тебе стоит поспорить с Кристиной, кто на самом деле первая красавица универа.
- И за что мне все это? - Инга, кряхтя, поднялась, и они обе встали у зеркала. Разные, как день и ночь. Одна - тонкая, смуглая, с высокими скулами и темно - карими глазами; вторая - с фарфоровой кожей, зеленоглазая и дерзко - рыжая.
Марина подумала и отошла.
- Знаешь, что? Лучше я буду держаться от тебя подальше. А то так недолго и старой девой остаться.
Инга со смехом растрепала ей челку.
- А кто - то тут клялся быть моим поводырем и не отходить ни на шаг… Ты случайно не знаешь, кто эта наглая рыжая особа?


                III


Темно - синий фургон «Мерседес» с визгом затормозил возле небольшого магазина, иллюминируя всеми фарами, подал условный сигнал. Прошло около десяти минут. Наконец из магазина появился высокий парень в замшевой куртке с ящиком шведской водки и заковылял к машине. Атар открыл заднюю дверцу и выглянул.
- Ты что - то долго, Тимур. Мы уже нервничаем.
Тимур кинул ящик на сиденье и запрыгнул внутрь.
- Нормально, Варвар! Это нам на запивон. А это, - он раскрыл платиновый портсигар, - аперитив. Мэйд ин Афганистан, мать его.
- Ого! - Атар присвистнул, - Да мы же убьемся с этого.
- Да, мой нежный поросеночек. Убьемся и окажемся в раю.
- А ты, по ходу, уже давно там. Рожу свою видел? Ты с кем так нанюхался, свинья?
Тимур загнулся вперед и залился нездоровым и жутко-заразительным хохотом.
Вадик повернул ключ зажигания.
- Ну что, поехали?
- О, да! - Тимур, в конце концов, отдышался, расправил плечи и обвел долгим гордым взглядом всех своих четверых друзей. Лицо его зажглось знакомым всем азартным и колючим огнем.
- Вперед, скоты!!! Город принадлежит нам!
Пятеро голосов завизжали, завопили и заулюлюкали. Фургон рванул с места на рекордной скорости. Алан, сидящий впереди рядом с водителем, поднял громкость магнитолы до максимальной, и на головы всем обрушились вибрации глубоких, сочных басов. Машина мгновенно наполнилась запахом жженой травы...

Осенние пары мягким туманным сумраком окутали город, скрывая мутный месяц в далеком небе. Все выглядело каким - то призрачным, зыбким, нереальным, словно Владикавказ упаковали в толстый слой изоляционной ваты. Улицы были пустынны. Люди на ночь забились в свои норки, чтобы хорошенько отдохнуть перед новым рабочим днем. Некоторые окна слабо мерцали от работающих телевизоров. Кто - то по привычке пялился в «ящик», слушал занимательные истории про войны, убийства, взрывы, прихлебывая чаек и разглядывая любовно отснятые трупы.
«Мерседес» несся по улицам, разрывая плеву тишины и шныряя в темноте фарами. Атар вышвырнул пустую бутылку, с наслаждением вслушиваясь в быстро удаляющийся дребезг стекол.
- Слышь, Хачик! Поехали на нашу сауну.
Не выпуская косяк изо рта, Вадик резко повернул руль, и машина с визгом вошла в крутой поворот. Вдалеке вдоль трассы горели огоньки ночных ларьков... Вдруг в свете фар возникла тонкая хрупкая фигурка. Девчонка шла по дороге спиной к машине. Вадик притормозил.
- Ого! - удивленно пробормотал Алан. - Это что еще за чучело?
- Говно. Ни сисек, ни жопы, - сказал Атар, - Газуй, Хачик! Укатай этого глиста в асфальт.
«Мерседес» резко рванул вперёд с оглушительным воем клаксона.  Девчонка взвизгнула и неуклюже  отпрыгнула в сторону. Все покатились с хохоту. Тимур тут же распахнул дверцу, схватил ее, как котенка за шкирку, и на ходу втащил в салон.
Очутившись на кожаном сидении, ослепленная фарами и оглушенная воплями, она некоторое время соображала, что же произошло. Трое здоровенных пацанов сидели напротив нее и разглядывали с ног до головы, как мартышку в зоопарке. Один из них, самый симпатичный, ласково взял ее за подбородок и приподнял бледное, перепуганное лицо.
- Боже мой! Что такой ангел делает на улице в это время?
Она умоляюще уставилась на него своими огромными синими глазищами. Губы ее тряслись.
- Разве ты не знаешь, - продолжал Тимур         устрашающим голосом, - сколько бандитов и хулиганов ходит по городу, как они воруют маленьких принцесс, пьют их сладкую кровь, а мясо продают на базаре?
- Я не…я … здесь живу, - прошелестела она.
- Почему же ты не дома, милая? - он нежно гладил ее ладонью по голове, то и дело теребя жидкие льняные косички.
- К нам пришли гости… Мама послала меня в комок за сигаретами.
- Ах, вот как! - он понимающе кивнул. – Надо же, какая засранка твоя мама! Ребенка одного ночью... Ай - ай - ай! Придется ее проучить, - он многозначительно глянул на пацанов, и они обкуренно заржали.
- Сколько тебе лет, красавица?
- Двенадцать.
- Двенадцать?? - он вскинул брови. - Неужели? Атар,  прикинь!..- он обернулся - Ты веришь, что ей двенадцать лет?
Атар мотнул головой, подыгрывая ему. Тимур развел руками:
- Вот так. Мы не верим. Может, ты соврала?..
Она молчала, испуганно таращась на него. Тимур насупился:
- Я ненавижу, когда мне врут, запомни!
- Я… я не вру…
- Да? Ну так я сейчас проверю.
Он резко рванул убогое пальтишко и запустил руку ей под одежду. Девчонка в ужасе зажмурила глаза, не решаясь пошевелиться.
- Я того все!.. - Тимур криво ухмыльнулся. Отрывистый, хрипловатый смех нервно заклокотал у него где-то в животе. - Для двенадцати лет у этой куклы неплохие буфера!
- Эй, Аполлон! - закричал впереди сидящий Алан, тряся пустой коробкой. - У нас сигареты закончились.
Тимур глянул в окно:
- Тормозни-ка здесь, Хачик.
Он выпрыгнул из машины возле киоска и вскоре вернулся с двумя блоками «Ротманз» и горой шоколадок.
Девочка сидела, забившись в угол. Тимур плюхнулся на свое место и обворожительно улыбнулся ей.
- Я не знал, какие шоколадки твои любимые, поэтому купил все, которые там были. Он высыпал плитки ей на колени:
- Ешь, милая.
Она не шелохнулась, белая, как простыня. Три пары глаз с интересом следили за ней.
- Кушай, - повторил Тимур с подкупающей теплотой в голосе и подвинул шоколадки. Девочка дернулась от его прикосновения и вжалась в сидение.
- Не бойся меня. Я что, похож на Бармалея какого-нибудь?
Она молчала.
- Ешь шоколад, - упрямо повторил он.
- Спасибо. Не хочу.
Тут Атар с размаху залепил ей подзатыльник:
- Кому ты это сказала, тупая сучка?
Она словно очнулась и громко, омерзительно заревела.
- Да кто тебя вообще воспитывал? Невежливо говорить “не хочу” таким людям, как Тимурик.
Задыхаясь от рыданий, девчонка стала неслушающимися руками распечатывать плитку и запихивать куски себе в рот. Ее залитое слезами лицо перепачкалось шоколадом, липкие струйки приторного клубничного наполнителя текли по подбородку. Три пьяные хохочущие рожи поплыли перед ее глазами. Она механически мяла и трескала в руках куски шоколада, набивая ими рот, пытаясь заглушить всхлипывания. Потом подавилась и зашлась кашлем. Чья-то огромная лапа замолотила ее по спине.
- Вот так вот и случаются передозы. Нужно ориентироваться в своем кайфе. На вот, запей, - Атар сунул ей под нос бутылку водки.
- Эй, пацаны, вяжите прикалываться, - это был, как обычно, спокойный голос Хачика, ведущего машину. - Вы доиграетесь до того, что эта **здючка обрыгает весь салон.
Тимур посмотрел в зеркало, где отражались его невеселые глаза.
- Ма тыхс, Вадим. Мы с девушкой просто приятно общаемся. - Он перевел на нее взгляд и вздохнул. - Эх, Атар, не зря твое погоняло Варвар. Чё за манеры?. За дамой ведь нужно поухаживать.
Он нашел где-то пластиковый стаканчик и наполнил его «Абсолютом». Атар впихнул стакан в ее дрожащие руки.
- Ну, давай, врежь за Тимура. Встань и скажи: «За твое здоровье, Аполлон».
Девчонка не шевелилась. Атар рывком поставил ее на ноги.
- За … твое… здоровье, - слабо пробормотала она одними губами и обессиленно рухнула.
- Молодец. А теперь залпом и до дна, иначе это будет оскорбление.
Она стала медленно глотать тошнотворную жидкость. Лицо ее с каждой секундой перекашивалось все больше. Глаза вылезли из орбит. Одолев кое-как полстакана, она громко икнула и закашлялась.
- Так. А за это катит штраф, - Атар тут же наполнил стакан снова. Все с интересом наблюдали за его опытом. Девочка подняла на него несчастные глаза.
- Не надо… Пожалуйста, умоляю вас…
- Пей.
- Я… я не могу.
Он больно заехал ей по уху.
- Пей, сучий выкидыш!
Она снова стала пить, задыхаясь от каждого мучительного глотка. Пацаны пьяно трещали и переглядывались.
- Приколись с нее! Это же голимый бухарь!
Стакан, наконец, вывалился из ее рук. Глаза закатились, она позеленела и обмякла на сидении.
- Вот он, приход, - прокомментировал Атар.
- Идиот! Ей же плохо! - Тимур подсел к ней поближе, вытащил из кармана платок и стал вытирать ее грязное лицо.
- Тебя тошнит, малышка? - Он осторожно прислонил ее к своему плечу, убирая со лба растрепанные волосы и пытаясь заглянуть в глаза.
- Ты охерел, Тимур?! Она сейчас наблюет тебе прямо на куртку!
- Ты посмотри, что ты наделал, дебила кусок! Зачем ты так напоил хорошую девочку?! - Он снова посмотрел ей в лицо. - Остановить машину? Хочешь проблеваться?
Девчонка с трудом подняла веки.
- Отпустите меня…
- Куда? Куда ты пойдешь?
- Домой…- еле слышно выдохнула она.
Тимур нежно погладил ее по щеке.
- А разве ты не хочешь остаться со мной?
Она молчала, совершенно измученная.
- Поехали со мной, - терпеливо повторил Тимур. Девчонка закрыла глаза.
- Мне надо домой… Меня мама ждет…
- Твоя мама - тварь! Она не заботится о тебе. А я позабочусь. Я не дам тебя никому в обиду. Я буду любить тебя крепко-крепко, хочешь?..
Она молчала...
Тимур ясно улыбнулся и посмотрел на своих друзей: на одного, потом на другого. Атар нервно жевал дымящуюся сигарету. Его смуглое, жестко очерченное  лицо подергивалось от напряжения.
Аполлон скинул куртку, обнажив выдающиеся бицепсы, и завалил  девчонку на сиденье.  Атар стиснул зубы и перекусил бычок. Белки его черных, как угли, глаз ярко и влажно горели на темном лице. Кровь с грохотом пульсировала в голове от вида скотских действий его лучшего друга. Девчонка забавно вскрикивала, делая жалкие попытки сопротивления. На лице Атара зазмеилась умиленная улыбка.
- М-даа... Ну ты и монстр, Аполлон! Никогда не перестану тебе удивляться, - он сипло рассмеялся и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь зрелищем...
Она вскоре перестала кричать, и лишь жалобно попискивала... Наконец Тимур поднялся, застегнул джинсы, раскурил очередной косяк и зашатался к кабине водителя.
Там царила тоска: Алан тупо крутил приемник, Хачик вел машину.
- Уоу, молодой, тебя что, из - под плана так плющит?
Алан медленно повернул голову, покосился на Тимура заплывшими бордовыми глазами:
- Где ты его взял? Я с ума схожу.
Тимур расхохотался и хлопнул его по плечу:
- Иди-ка, говнюк, разомни кости. Давай, давай. Еще вся ночь впереди.
Алан пролез между сидений и направился в конец фургона.
- Только в очередь встань, долбень, - он со смехом отпустил ему легкий подсрачник и устроился на его место...
Знакомая дорога, окрашенная желтым светом фар, стелилась перед ними, резво ныряя под колеса. Небо нависало, вязкое и рыхлое, зеленоватый месяц лил на землю жидкий свет. Тимур прикрыл глаза, чувствуя, как все тело наполняется небывалой, сказочной легкостью. Вокруг были бескрайняя пустота, вечный мрак и драгоценная свобода. Их машина стрелой летела туда – в самое сердце черноты, рассекая расстояние и время. Это было похоже на блестящее, пронзительное счастье. Наверное, что - то подобное чувствует птица, паря в ослепительных просторах...
Он приподнял тяжелые веки и, щурясь от дыма, глянул на Хачика. Тот, как всегда невозмутимый и серьезный, держал руль и спокойно глядел на дорогу. Чем этот засранец отличался от остальных - так это тем, что мог всосать, вдуть, внюхать и влить в себя что угодно в любых сочетаниях и выглядеть при этом трезвым, как стекло.
- Слышь, армян…- запинаясь заговорил Тимур, - вас тут что, обоих пробило на тупняки?
- А тебя на что пробило? На педофилию?
Тимур прыснул и долго глупо хохотал.
- Ну-ка дунь, - он протянул ему косяк, давясь огрызками смеха, - а то меня выводит твоя сложная рожа.
- Не хочу. Мне нормально.
Тимур ошеломленно застыл, насупился на несколько секунд, обдумывая его ответ, затем медленно поднял свирепое лицо:
- Что?... Я не понял... Ты сказал «не хочу»? Одуреть, мне говорят это уже второй раз за полчаса! Сегодня что, не мой день, что ли? Это что, благодарность за мои старания?! Ах, вашу мать!!!
- О, господи! Братан, не бредь, прошу тебя.
- Он не хочет! Великий нехочуха, бля! - он повысил голос. - А чего ты хочешь? Иди трахни эту дуру. Или будешь выделываться – я сейчас тебя тут огуляю. Чисто по - братски.
- Успокойся, Тимур. Приди в себя,- он посмотрел на него все так же спокойно. - У меня свое мнение насчет этой малолетки. Тебе нравится свинячить - свинячь! Но меня такие развлечения не вставляют.
- Ах ты, чистюля сраная…
- Перестань. Я понимаю, что ты сегодня нанюхался, нашабился и нажрался, как собака. Но, пожалуйста, контролируй себя.
- Я контролирую!!! - Тимур с остервенением заехал своим натренированным кулаком по магнитоле, которая тут же стихла. - Если бы я не контролировал, то это было бы твое е*ало!
Вадик бросил руль и развернулся к нему.
- Слушай, брат, ты знаешь, как я тебя уважаю. Ты отдыхаешь так, как считаешь нужным, и я никогда тебе ничего не говорю. Если я что-то не поддерживаю, то это не в обиду. Просто оставь вот эти свои дурацкие заебы. Я сам за себя решу, кого мне, как и когда…
Тимур буравил его своим убийственным, разъедающим взглядом. Никто не мог смотреть ему в глаза! А этот тип не велся. Смотрел...
Они уставились друг на друга, как два удава. Завязалась самая настоящая схватка.
Почувствовав, как машину заносит, Тимур, наконец, отвел глаза и увидел надвигающийся столб.
- Бля-я-я!!! Черт бы тебя драл, идиот!!! - завопил он, бросился на руль, судорожно завертел его влево. Он кое - как выравнил машину и тут же со вздохом облегчения сполз вниз:
- Фу! Ну ты и выписал, Хачик! В ад нас всех хочешь отправить, что ли?!
Тимур сунул ему открытую пачку «Ротманз», они прикурили от одной зажигалки и стали молча смотреть на дорогу... Воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромкой возней сзади...
    Вдруг душераздирающий крик девчонки резанул по ушам. Это, несомненно, был Атар - неутомимая машина садизма.
Вадик угрюмо покачал головой:
- Вот зачем это было нужно, а? На кой хрен тебе сдался этот гадкий утенок? Через полчаса у нас будут первосортные шлюхи, готовые все, что угодно исполнить по высшему разряду. А этот детеныш… - он вздохнул. - С жиру ты бесишься, что ли, Аполлон, не знаю.
Тимур закинул руки за голову и задрал ноги на панель управления.
- Нормальный ты пацан, Вадик… Только совсем не хочешь меня понимать.
- Хочу. Но не понимаю. Ты что, самому себе доказываешь, что нет такого дерьма, в котором у тебя не хватило бы духу поваляться?
Тимур пожал плечами.
- Ты видел когда-нибудь такие картины: смотришь вблизи - какая-то херня, отходишь - и изображение само складывается? Так вот, Хачик, не смотри в упор, смотри на расстоянии. Только тогда можно хоть о чем-то судить. Может, обернувшись на жизнь, все поймут, что дерьмо - это благодать Божья, а все добрые деяния так завоняют, что захочется стругануть. Потому ты не можешь без сомнений подчиниться ни одному закону, кроме закона природы, сечешь? Ну так следуй за ним и не оглядывайся. Сила - это закон природы. Кому-то придется с ней мириться. Тебе - наслаждаться ей. Так что, как говорится, лови момент! - он рассмеялся. - Все равно мы все одинаково  смердящие катяхи в этом протухшем свинарнике - мире. Мы ведь - Тимур и команда, так?
Вадик покосился в зеркало, переключил скорость и не ответил...



                IV

Инга и Марина торопливо шагали по тротуару с бутылкой шампанского, тортом и огромным букетом цветов. На этот нехитрый подарок ушла вся их стипендия. Общественный транспорт в это время суток уже не ходил, и им не оставалось ничего другого, как тащиться пешком. Уже через два квартала Марина начала надоедливо ныть.
- Ну что, долго еще? Я уже не могу, Инга!
- Давай, давай! Это полезно.
- Полезно! - пробубнила она, передразнивая ее. - Тебе-то что, спортсменка…
- Спортсменка, у которой завтра будут мозоли величиной с твою голову. И все благодаря этим корочкам, садистка.
- Кто еще из нас садист? Умоляю, давай словим мотор!
- На какие шиши?
- Мы их очаруем. Околдуем.
- Ну да, конечно. Тебе приключения, что ли, нужны? К тому же… - она указала рукой на дорогу, - ты видишь хоть одну машину?
Действительно, за все время им встретилось всего несколько автомобилей. Город словно вымер.
Марина обреченно вздохнула и опустила свое несчастное лицо.
- Ничего,- с оптимизмом сказала Инга, - осталось чуть- чуть. Пусть тебя греет мысль о калориях, которые ты сейчас теряешь.
- Меня греет только мысль о вот этом вот шоколадном торте, - буркнула Марина.
Инга громко и от души расхохоталась. Слишком громко и слишком отвязно для такого позднего времени, для такой темной улицы и для такого неспокойного города, как Владик.
- Давай хоть отдохнем,- Марина удержала подругу за плечо. Они остановились. Далекий шум донесся из-за чернеющих массивов домов.  Одинокая, затерявшаяся в городских лабиринтах машина гулко пульсировала музыкой, приближаясь по соседней улице.
Марина подняла голову, прислушиваясь.
- Ого. Кому- то не спится.
- Лучше пойдем, - Инга потянула ее за рукав.
Синий «Мерседес» вырулил из - за угла в конце квартала так резко и неожиданно, что обеих обдало холодом. Тормоза истошно завизжали, колеса выкрутились, машину занесло на тротуар и она, наконец, остановилась метрах в двухстах от них. Инга и Марина стояли у стены дома, скрытые глубокой тенью, и наблюдали за происходившим с нарастающим чувством тревоги.
Задняя дверца распахнулась, изнутри хлынула музыка и на дорогу вывалился светлый взлохмаченный комок.
- Что это? Что там такое? - зашептала Инга, изо всех сил щуря близорукие глаза.
- Боже… - голос Марины был неживым, - Господи боже… Ребенок. Маленькая девочка… - она зажала рот руками.
Автомобиль стал отъезжать и разворачиваться. Марина вдруг как обезумевшая, ринулась вперед.
- Стой!! Марина!! Марина, нет!!! Что ты делаешь?!! Инга бросилась за ней, пытаясь удержать.
- Номера, Марина!!! Запомни лучше номера!!! Не ходи туда!!! - орала Инга подруге, но та  летела со всех ног к скорчившейся вдалеке на асфальте фигуре...
«Мерседес» притормозил, словно настороженный хищник, и резко дал задний ход. Инга застыла на месте в нерешительности, ощущая всю нелепость ситуации. Мышеловка стремительно захлопывалась у нее на глазах, а она глупо стояла посередине улицы, оторопевшая от ужаса, паники и собственной беспомощности. Марина в нескольких метрах от нее склонилась над съежившимся телом.
Снова взвизгнули тормоза, и фургон встал поперек дороги, преграждая им путь. Пятеро человек выскочили оттуда и в мгновение ока с армейской организованностью окружили их. Марина, наконец, поднялась и ошеломленно попятилась к подруге, озираясь по сторонам. Круг сжимался. Все пятеро были, как на подбор - высокие качки, и по мере того, как они приближались, какие - то до боли знакомые черты стали угадываться в некоторых физиономиях.
Кто - то подал знак, и они остановились: трое –впереди и двое – сзади. Инга стояла с бесстрастным лицом, расправив плечи и всеми силами пытаясь скрыть свой отупляющий ужас. Один из пацанов шагнул ей навстречу и очутился внутри желтого квадрата света, падающего из чьего - то окна.
- Черт побери, какая неожиданно приятная встреча, - он протяжно рассмеялся и сунул руки в карманы. Инга смотрела на него в упор. Это было то неповторимое лицо со скульптурными чертами и наглым взглядом. На сцене в луче прожектора стоял Его Величество Аполлон.
- Габарай... - пробормотала Марина, и злобная ухмылка мелькнула на ее губах. - Ну и ну... Что вы с ней сделали?!
- Да просто подвезли девочку до дома. А теперь, думается мне, придется подвезти и вас. У нас хобби такое - делать добрые дела.
Он лениво улыбнулся, перевел взгляд на Ингу и стал бесцеремонно разглядывать ее фигуру. Она с трудом удержалась, чтобы не запахнуть сильнее куртку. Все ее нутро сморщилось от этого оценивающего взгляда. Она отдала бы многое, чтобы оказаться сейчас в своей обычной неприметной одежде и не чувствовать себя куском свиной вырезки на рынке в этой проклятой сбруе!..
- Инга - четырехглазка… - он, наконец, остановил озадаченный взгляд на ее лице. - А ты не такое уж чмо болотное, как я думал… В общем - то меня, наверное, не стошнит, если я сделаю тебе увагу, - он стукнул кулаком о ладонь и обернулся к своим посмеивающимся кентам. - Пацаны, как считаете?
За его спиной стояли двое: один – жилистый, черномазый, с рожей отъявленного бандита, рассеченной слева длинным шрамом. Другого она знала: Гиббон - огромная, тупорылая обезьяна. Еще один общий знакомый по универу - Хачик – стоял прямо за ней рядом с каким - то пятым. Ситуация - поганее некуда. Однако, все они явно выглядели изрядно бухими, и если бы ей только удалось…
Инга засомневалась, глядя на эту глыбу мускулов, которая возвышалась над ней почти на целую голову. Сможет ли она? Конечно, Тимур - это, слава богу, не Гиб, которого, наверное, и танк не сдвинул бы с места, но вес у него тоже нехилый. К тому же она слышала о том, что Габарай - далеко не последний кикбоксер в республике... Острый холодок прошиб ее насквозь. Каждое последующее движение одно за другим, четко, плакатно отчеканилось в мозгу. Марина сзади стиснула пальцы подруги, словно догадавшись о ее намерениях.
Габарай сделал еще один шаг и совершил то, что от него требовалось: он взял ее за руку. Раздумывать было некогда. Инга молниеносно крутанулась, заломив ему локоть, и одним резким движением перекинула его через бедро.
«Безупречно», - мелькнуло у нее в голове. На соревнованиях такой чисто проведенный прием принес бы ей кучу очков.
В следующее мгновение Инга схватила Марину за локоть и бросилась между ошалевшими Гиббом и Аланом, на бегу швырнув шампанское в чью - то башку. Послышались животные вопли и мат.
Алан, первым просекший ситуацию, успел схватить Марину за волосы, и она со всей силы заехала ему коленом в пах.
- Чертова сука!!! - взвыл он и скрутился в узел, выпустив ее. Но тут от чьего - то мощного удара в глазах у нее помутнело, а улица, исказившись, уехала в сторону. Атар схватил ее и с размаху бросил на землю, как тряпичную куклу...

 Инга приостановилась только на другой стороне улицы, заставив себя обернуться. Вадик хотел, было, догнать ее, но Тимур остановил его и с вызовом вышел вперед. Их разделяла широкая пустынная дорога.
- Ты далеко собралась? Иди сюда, козочка!
Он стоял, нервно подергиваясь, едва не подпрыгивая на месте, как разминающийся боксер перед началом раунда, и манил ее обеими руками.
- Иди, иди! - лицо его раскраснелось от злости, возбуждения и азарта. Он нервно и отрывисто хохотал, обнажая ровное лезвие зубов в сахарном оскале. - Ну что ты стоишь, ниндзя? Иди, выручай свою подружку.
И он отступил в сторону, чтобы не загораживать ей волнующую картину. Марина, свернувшись, лежала на тротуаре, а Гиббон пинал ее ногами по животу, бедрам, плечам, спине… Она хрипло орала, прикрывая руками голову и лицо.
Инга поморщилась.
- Иди сюда!!! - истерично завопил Тимур.
Во многих окнах ближайших домов зажегся свет. Разбуженные шумом добропорядочные граждане прилипли к занавескам, чтобы наблюдать занимательное представление. Инга заметалась по тротуару:
- Помогите!!! Помогите, кто-нибудь!!!
Слова ее глотала густая изоляционная вата.
- Кто-нибудь!!! Пожалуйста! - она почти рыдала. Тимур добродушно смеялся и с умилением смотрел на нее.
Некоторые тут же конспиративно погасили свет, но от окон, конечно, не отошли.
- Помогите!!! Кто!.. - голос ее сорвался. До нее вдруг дошло, насколько все глупо и бесполезно. Она остановилась, беспомощно глядя на корчащееся тело. Словно в замедленных съемках ей виделось, как тысячи и тысячи ног вонзались в мягкие бока... Вокруг все было тихо и спокойно, город мирно спал. Эту безмятежную гармонию нарушали лишь крики девушки и негромкий смех красавца - Аполлона.
Инга, будто в трансе, медленно пошла ему навстречу. Сотни любопытных глаз провожали ее из далеких и недосягаемых, как холодные звезды, окон. Она все приближалась и приближалась к нему, словно шла навстречу принцу из детских снов, а он завороженно смотрел на нее и ждал, и взгляд у него был, как у пылкого влюбленного... Он крикнул что - то Гиббону, тот поднял Марину с земли и поволок к «Мерседесу».
Инга остановилась напротив Тимура, совсем рядом. Она ожидала пощечины, плевка в лицо или еще чего-нибудь подобного. Но он спокойно стоял и разглядывал ее вполне дружелюбно, и во взгляде его было даже что-то, похожее на уважение.
- Ай да Инга… - пробормотал он наконец. - Классно ты отправила меня в нокдаун. Ну ладно, пошли.
Он подтолкнул ее в сторону машины.
- Чего ты хочешь?
- Пообщаться с тобой. Думаешь, мне каждый день встречаются такие железные леди? - он выразительно потер ушибленные локти. – Ай - ай - ай! Опустила ты меня, Инга, так красиво, как никому не удавалось. Теперь  я - до конца дней твоя карманная терпила. - Он рассмеялся и опять пихнул ее. Инга полетела вперед прямо в объятия Атара. Две железные руки стиснули ее с такой силой, что в глазах зарябило. Отбиваясь от него, словно издалека она услышала треск своего платья, его отборный мат и чей-то крик боли, в котором неожиданно узнала собственный голос.
Тимур, паясничая, все еще причитал где-то сзади:
- О, позор мне! Зачем я дожил до этого дня! Меня заколбасила тёлка, товарищи!.. Я стыжусь того, что  я мужчина! Я стыжусь того, что я мастер спорта по боксу!..
В этот самый момент холодная, отравляющая ненависть начала расползаться у нее в груди, поражая все органы.
Ее впихнули в фургон, и двери захлопнулись. Машина двинулась с места.
Габарай усадил ее рядом с полуживой Мариной и сам устроился напротив.
- Курите? - он галантно предложил им пачку сигарет.
- Нет.
Тимур кивнул, закурил и огляделся.
- Кажется, леди знакомы не со всеми в нашей компании. Имею честь представить вам своего друга детства, шестнадцатилетнего психа и любимца женщин - он затянулся и кивком указал в сторону Алана, который, развалившись, хлебал водку из горла... - Алан, - заявил Тимур - или Кокой, - он пробежался взглядом по остальным – Ну, Гиббона вы знаете, Хачика тоже. Оба наши, универовские. Там, за рулем, - он ткнул большим пальцем через плечо, - Атар, удолбленный и пьяный до усрачки. Впрочем, как и все мы. Первый сукин сын на этой земле, отвечаю...
Инга собралась с мыслями и героически вдохнула побольше воздуха:
- Габарай, послушай, - начала она тем самым проверенным спокойным и твердым тоном, который обладал безотказной способностью убеждать. - Ты ведь неплохой пацан, и я всегда к тебе нормально относилась. Все говорят о тебе только хорошее. Но то, что ты делаешь… это ведь ужасно. Послушай, ты же сам это знаешь…
Она замолчала и пристально посмотрела ему в глаза, пытаясь разглядеть насмешку. Но он слушал ее серьезно, внимательно, без тени иронии... И только шестым чувством она ощущала, насколько все нелепо, и что он сейчас сидит и отдуши угорает над ней. У нее буквально зачесались руки съездить по этой фальшивой физиономии.
- Продолжай, Инга. Я ведь слушаю тебя. Что ты хотела сказать?
- Тимур, отпусти нас. Разве вам недостаточно того, что вы уже натворили?! Господи, ну чего тебе не хватает в этой жизни?! Ты ведь можешь иметь все, что захочешь.
- Серьезно?
- Да при таких бабках…
- А знаешь, чего я хочу в данный момент? - он пожирал ее глазами.
Инга отвернулась.
- Прекрати.
- Почему? Разве я тебе не нравлюсь?
Он стянул через голову борцовку и потянулся к ней своим рельефным торсом, томно глядя из - под изогнутых ресниц.
- Ну посмотри на меня… потрогай меня…- он взял ее ладонь и провел по своему животу. Глаза его чувственно закатились. Инга резко выдернула руку.
- Ты меня не хочешь?
- Неужели ты еще не понял, что не на тех нарвался, Аполлон?
Он шлепнулся обратно на сиденье и злобно рассмеялся:
- На тех или не на тех - мне без разницы! Ноги у всех раздвигаются. У кого - то сами, у кого - то, как ты говоришь, – за бабки, у кого - то – силой. А как насчет вас, леди?
Она скривилась.
- По гнилому ты как - то рассуждаешь.
- Неважно. Переходим к плану «б», - он вытащил из кармана джинсов увесистую пачку купюр и стал, отстегивая по одной, класть ей на колени. – Когда будет достаточно - скажешь.
- Тимур, успокойся,- она отдернула ноги.
- И все?! - он с удивлением поднял двумя  пальцами пару стодолларовых бумажек. - Какая самокритичность! Да за один твой бросок я бы дал втрое больше.
- Оставь при себе свои вонючие деньги.
Он страдальчески наморщил лоб, скривился и смачно сплюнул:
- Только вот не надо этих дешевых понтов - «вонючие деньги»! - лицо его внезапно стало серьезным, брови сдвинулись. Необъяснимо крутой перепад настроения, какой бывает у психов. - Что ты вообще об этом всем знаешь…
«Буйнопомешанный», - подумала Инга. Марина пошевелилась рядом, и ее голова бессильно упала ей на плечо. Нужно было что-то делать. Хоть что-нибудь.
- Тимур… Ты нас отпустишь? - заискивающе спросила она.
- Нет, - он откупорил бутылку и выпил из горлышка. Настроение у него было странным образом обломано.
- Но ведь столько девушек мечтают…
- Все, завали! Достала ты уже своей простотой!
- Я прошу тебя! Пожалуйста! Умоляю! - ее почти вывернуло от собственных слов.
- Нет.
Марина приподняла побитое лицо. В глазах ее горела ненависть:
- С кем ты разговариваешь? Это же животное! Грязное, бессердечное животное!
- Заткнись! - хрипло завопил Тимур.
- Да пошел бы ты… Трус паршивый!
- Ты что, мало выхватила?! Еще хочешь?!
- А что ты мне сделаешь, тварь?!!
Инга сжала ее плечо.
- Не надо…
- Пусть только тронет меня, ничтожество!
Он заехал ей со всего размаху. Инга почувствовала, как что-то горячее закапало ей на ногу.
- Ну, давай!!! - в истерике орала Марина. - Давай, ударь меня еще! Герой! Что ты еще можешь кроме, как кулаками махать!
Он двинул ей так, что она тут же заткнулась и без сознания сползла на сиденьи.
- Перестань! - Инга бросилась на него и схватила за запястья. Удар Гиббона пришелся ей сзади по шейным позвонкам. Она свалилась на пол, прямо к ногам Габарая. Щека ее уперлась в дорогой, начищенный ботинок. Спина словно разламывалась пополам от боли, голова кружилась. Тимур легко пнул ее ногой в лицо.
- Ты жива, ниндзя?
Несколько голосов синхронно заржали. Инга вцепилась пальцами в кожаную обшивку сиденья и заставила себя кое - как сесть обратно.
Дикие, раскайфованные, налитые кровью глаза впивались в нее со всех сторон. Она запахнула куртку поверх своего разодранного платья, затравленно озираясь по сторонам. Наверное, в клетке с голодными гиенами меньше шансов быть растерзанным, чем в этом прокуренном фургоне с заблокированными дверьми среди пятерых головорезов... Единственное трезвое и осмысленное лицо более-менее человекоподобного существа из этого зверинца притянуло ее взгляд.
- Вадик… - Инга захныкала от бессилия, - Вадик, сделай что - нибудь.
Он курил и безразлично смотрел в окно. Инга почувствовала, что разговаривать с ним все равно, что с камнем, хотя он и понимал больше всех. Что бы он сделал – они ведь были его друзьями!
«Это конец», - вывел ее мозг четкими печатными буквами. Инга закрыла глаза, ощущая, что переступила черту отчаяния и теперь теряет контроль. Ей вдруг стало от чего - то ужасно смешно. Какая-то мыслишка, щекоча, носилась у нее в голове, но ее никак нельзя было уловить.
Она представила себя на мгновение игровым автоматом «проверь свою силу», по которому долбанули кулаком и он тут же развалился на болтики...
«Твоя песенка спета, Инга»...
Она медленно подняла глаза.
- Вы, скоты поганые, за все заплатите, - проговорила она негромко, но твердо и отчетливо.
На мгновение пацаны замолкли от неожиданности.
- Чего-о-о?
- Увидите. Вам это так просто с рук не сойдет.
- Ты смотри, она нам угрожает! - взвизгнул Гиббон. - Эта сучка нам угрожает!
- Давай, Гиббонашка, - усмехнулся Алан, - покажи ей, кто в джунглях хозяин.
Гиб замахнулся, но от проглоченной водки координация у него была сильно сбита. Инга без труда блокировала его пародию на удар и в ответ хорошенько съездила ему по подбородку. Он бешено взвыл, брызгая слюнями, и ринулся на нее.
- Отставить! - Габарай отпихнул его обратно на сиденье. - Мне нужна нормальная, свежая телка, а не облезлое мясо. Это тебе наплевать, куда совать свой обезьяний. – он оглянулся назад. - Сворачивай-ка здесь.
Атар выключил фары и, повернув еще два раза, остановился.  Инга глянула   в окно, пытаясь  определить местность, но вокруг была непроницаемая тьма.
- Ну вот и приехали, леди,  - улыбнулся Тимур, - Добро пожаловать в лучшую сауну республики! В нашу собственную.
Он скрутил Ингу, перекинул ее как барана через плечо и выпрыгнул из машины. Лицо ее было плотно прижато к его спине и она не могла видеть ничего вокруг.
- Вы за все заплатите… - снова повторила она.
Его плечи затрепыхались от хохота.
- О, да! И настигнет нас кара небесная!..

                V

Марина с трудом открыла глаза и приподнялась на локтях. Она сидела на полу, над ней стоял Вадик и сверху поливал ее холодной водкой из бутылки. Большая квадратная комната приобрела четкие очертания, и взгляд ее сфокусировался в дальнем углу, откуда смотрели темные, расширенные глаза подруги. Тимур и Алан усадили Ингу на диван и привязали ремнем за спинку.
- Мы тут решили кино снимать, - сказал Тимур и положил ей на колени включенную камеру, - А ты, короче, будешь оператором. А то у нас все актеры заняты, - он засмеялся и обернулся к Вадику. - Ну что, эта рыжая оклемалась?
Вадик наклонился, схватил ее за подмышки и поставил на ноги, придерживая сзади. Все четверо подчеркнуто медленно и зловеще стали надвигаться на нее. В руке у Тимура блеснул кнопочный нож.
- Ну - ка, что вы нам можете предложить? - он шагнул к ней и одним движением распорол сверху донизу шелковую зеленую блузку вместе с лифчиком. В глаза всем ударила ослепительная белизна пышной груди. Гиббон с хрюканьем бросился на нее, уже совершенно не владея собой.
- Куда-а-а-а?!! – взревел Тимур и отшвырнул его в сторону. - Куда, сперматозоид обезьяний, поперек батьки?!!
Все дружно и визгливо засмеялись, как детишки на новогоднем утреннике.
- Держи, Аполлон, - Вадик толкнул ее в его распахнутые объятия.
- Пожалуйста, Тимур, не надо! Умоляю! Ради всего святого! - застонала Марина. Ее исцарапанное лицо снова защипало от потока хлынувших слез.
- Ради чего - чего? - он рассмеялся. - Как ты сказала: кто я?... Грязное, бессердечное животное, так? Чего же ты хочешь от такой скотины?
- Пожалуйста, Тимур…
Он схватил ее за волосы и рывком развернул к себе спиной.
- Помнится мне, ты интересовалась, что я еще могу кроме, как махать кулаками? Я тебе покажу,- Послышался треск шелка. – Только пристегни ремни, дорогая, потому что будет очень уж круто.
- Нет! Нет, не надо! - она, рыдая, из последних сил изворачивалась в его руках. Тимур, растроганно смеясь, опрокинул ее на деревянный стол.
- Подержи-ка эту дуру, Хачик, - бросил он и стал торопливо расстегивать ремень. Вадик прижал ее за горло к столу, другой рукой стиснув кисти рук. Марина начала отчаянно брыкаться и двинула Тимуру ногой по морде. Он схватился за челюсть, чуть отступил и весело захихикал:
- Черт возьми, девчата, вы меня сегодня покалечите! Одна уронила так, что чуть кости по всей улице не рассыпались. Другая - ногой пол - репы почти снесла! Какие же вы, мать вашу, грубые, неласковые и неженственные! Пацаны, может, отправим их? На кой черт нам эти маленькие изверги?!
Все согласно закивали, и опять крыша задрожала от пьяного хохота.
- О’кей, Маруся, - он схватил ее за ноги, - сейчас от твоих грубых манер не останется и следа.
Она снова беспомощно забилась, кусая разбитые губы.
- Главное - хорошо запомни свои ощущения, - продолжал он - ведь не каждый день таким стремоткам, как ты и твоя подружка, будут попадаться такие парни. Да еще сразу в таком количестве! Но, бля буду, сегодня - ваш день!
- Давай, Аполлон!!! - захлебываясь, визжал Гибб. –Давай,покажи что ты можешь!
- Давай, давай!!! – все стали дружно орать, подстегивая его воплями, и через секунду шумный, хохочущий кавардак заглушил истошный крик...
Инга закрыла глаза. Марина все кричала и кричала, и это уже даже был не крик боли, а какого-то сумасшествия, остервенения...
Через какое - то время Вадик и Тимур поменялись местами. Габарай схватил ее за голову, а Вадик зашел спереди. Это, казалось, продолжалось целую вечность. Они все пятеро крутили, раскладывали и переворачивали ее на столе, как отбивную... Время от времени кто-то закуривал, кто-то наливал, кто-то говорил очередной тост, кто-то выходил из комнаты... Затем все повторялось снова, и было ощущение, что это не закончится никогда...

- Ну как тебе? - раздался в какой-то момент рядом с ней его голос. Инга подняла голову. Габарай, видимо, только что из душа, стоял около дивана, ероша на голове мокрые, закручивающиеся волосы.
- Марина была права, - сказала Инга. - Вы на самом деле животные.
Он вздохнул и закатил глаза:
- Ну не груби ты мне! Прошу тебя... Ты же видишь, как мне не хочется грубить тебе. - Он кивнул в сторону пацанов. - Одна уже допрыгалась. Они теперь порят ее, как собаку.
Инга отвернулась.
- Слушай… - Тимур заговорчески наклонился к ее уху - Ты что, тоже целка?... Да? Ну вы, бабы, даете! - он усмехнулся и снова пристально посмотрел на пацанов. - Твоя подруга - тупоголовая овца. А ты мне нравишься. - Он присел рядом с ней на корточки и обнял за шею. Капли воды ярко сверкали на его загорелых плечах и груди. - Я ведь могу вести себя совсем по-другому. Я могу быть очень нежным, поверь мне, - он коснулся кончиками пальцев ее губ, и его ресницы задрожали. - Если хочешь… Будешь только со мной… - он заглянул ей в глаза - Будь со мной ласкова, Инга, и я сделаю все очень красиво...
Она молчала, что - то обдумывая.
- Ну так что?
- Хорошо.
- Да?
- Да. Но только с тобой.
- Конечно. Лучший дефлоратор республики к твоим услугам, - он развязал ее и широко заулыбался. - Пошли? Будешь всю ночь отрабатывать на мне свой фирменный бросок.
Габарай встал и повел ее за руку прочь из комнаты.
- Куда пойдем, дорогая: в бассейн или в парилку? Или в каминный зал?
- В каминный зал.
- Как скажешь, - он открыл соседнюю дверь, и они вошли в просторное помещение с камином и диванами. Инга задумчиво огляделась...
- Нравится?
- Да.
- Может косячек? - он ухмыльнулся, - Или дорожку для храбрости?
- Нет... Я бы лучше выпила. Слушай, я видела в той комнате бар. У вас, случайно, шампанского не будет?
- У нас все будет. Подожди меня.

Габарай вернулся назад и направился через комнату к бару.
- Кокой, как у нас с шампанским? И всем остальным...
- Чего?!! – Алан посмотрел на него, как на психа, - Она не окочурится там у тебя от счастья?
Они дружно рассмеялись... Внезапно до них донеслись странный грохот и звон разбитого стекла.
- Вот сука!.. - Тимур в бешенстве ломанулся обратно. Алан и Гиб тут же побежали за ним...
В каминном зале на полу валялись обломки стула и поблескивали крупные осколки. Алан подлетел к окну и рванул рамы вовнутрь.
- А ну, пошли! Я ща уже выстегну эту охеревшую тварь, отвечаю!!! – он быстро перекинул ноги через подоконник и исчез в темноте. Гиббон выскочил следом за ним.
Тимур перегнулся вниз, вглядываясь во мрак. Это был второй этаж. Пацаны бросились в разные стороны вокруг дома. Он задумался и вдруг, повинуясь интуиции, задрал голову. Его догадка подтвердилась: на крыше мелькнула чья-то быстрая, гибкая тень.
«Стерва хитрожопая», - его лицо расплылось в довольной улыбке. - «Все равно я тебя достану!..»
Это начинало превращаться в увлекательную охоту. Тимур вылез из окна, пробежал по карнизу и спрыгнув, уцепился за изгиб водосточной трубы. Крыша загудела и загрохотала - Инга наверху, увидев его, бросилась наутек. Он с рекордной скоростью влез по трубе, подтянулся на руках и оказался на крыше мансарды. Она была двускатной и довольно крутой. Инга с завидной ловкостью карабкалась вверх по черепицам. Он, не задумываясь, ринулся за ней. Камешки, мусор и обломки черепицы из-под ее ног слетали ему в лицо.
- Ну, засранка, держись!!! - с хохотом крикнул он, пытаясь поймать ее ноги. Она уже добралась, было, до верха, но внезапно ее нога соскользнула, и тут же его пальцы намертво впились ей в лодыжку. Они повисли на коньке, как два акробата. Черепицы обломились под такой тяжестью, и они, обдирая животы, поехали вниз. Инга изловчилась и с силой заехала ему свободной ногой по роже. Тимур тут же выпустил ее и едва успел зацепиться руками за карниз, чтобы не слететь с крыши.
«Не уйдешь!» - пронеслась сладкая, упоительная мысль. - «Никуда тебе не деться отсюда!» - Он облизнул губы и почувствовал на языке кровь. Все его существо чуть не зарыдало от восторга!..
Тимур буквально вспорхнул обратно и побежал следом за ней вдоль крыши по самому ее краю. Внизу слышались голоса пацанов. Он мчался за ней по пятам, с интересом следя за ее действиями: выхода у нее не было - здесь, наверху, он бы, в конце концов, добрался до нее в любом случае. А для того, чтобы прыгать вниз в объятия Гиббона и Кокоя, у нее явно был избыток мозгов.  Выкрутиться из такого положения было почти нереально... Внезапно до него дошло: - примерно в трех метрах находилась крыша соседнего дома. Между ними тянулся узенький жестяной желобок. Инга, не теряя ни секунды, раскинула руки в стороны и, балансируя, легкая, как перышко, перебежала на соседнюю крышу, быстро перебирая ногами. Тимур замер, захваченный зрелищем... Желобок дрожал и звенел, как гитарная струна... Его воображение мигом обрисовало ему, как хрупкая жесть проломится под его тушей, и с каким треском он рухнет с высоты двухэтажного коттеджа... Он чертыхнулся и сломя голову побежал в обход. Крыша стонала и гремела от ударов его сильных ног. Какая-то разрушительная первородная страсть бесновалась во всем теле, упрямо подстегивая его. Тимур спрыгнул на небольшую пристройку и, разбежавшись, перелетел на соседнюю крышу.
Инга притаилась за одной из кирпичных труб, наблюдая за ним. Тимур, хищно озираясь по сторонам, небрежной походкой заковылял в ее сторону.
- Где ты, Инга?! Вылезай, тварь! Ты же знаешь, сегодня у тебя только одна дорога, -он оглушительно расхохотался, - В мои объятья!
Она затаила дыхание. Он приближался.
- Инга! Ну-ка покажись, ма уарзон чызг! Мой жеребец уже запарился ждать! Ему не терпится! Он уже встал на дыбы!!! – Тимур пьяно орал на весь район - Иди сюда, сука! Такое будет в первый и последний раз в твоей убогой жизни!!!
Он остановился недалеко от нее, повернулся спиной и заглянул в слуховое окошко. Это был тот самый момент… Инга  выскочила из укрытия и, подпрыгнув, пнула его ногой в спину... Все произошло мгновенно, как фотовспышка. У него сработала какая-то сверхъестественная реакция. Этот кинг - конг был ловким, как дикая кошка! Тимур успел вцепиться в нее, и они, обнявшись, полетели вниз, как две подбитые птицы.
Инга оказалась сверху, впечатав его спиной в сухие листья, засыпавшие палисадник. Он упал, по-спортивному самортизировав удар, тут же перевернулся и навалился на нее всем телом. Позвоночник ее снова пронизала боль. В густой темноте глаза на его склонившемся лице мерцали неестественным люминесцентным светом... Прерывистое, воспаленное дыхание обожгло ей кожу. Как сквозь сон, она ощутила на своем лице неопределенные прикосновения его щек, губ, носа, холодные, как крупные капли осеннего дождя...



                VI

Над городом занималась заря. День обещал быть ясным, и в такую погоду рассветы здесь были умопомрачительно красивыми. Тонким золотом окантовывались сначала силуэты ледников, затем угрюмые горные массы заливались стыдливым румянцем, и через минуту солнце, стремительно поднимаясь, разворачивало по всему горизонту свое пролетарское знамя...
Тимур загнал отцовский «Мерседес» в гараж и остановился посередине двора, любуясь рассветом. Сердце его каждый раз замирало от вида этой абсолютной, недосягаемой красоты. Молодое, нежное пламя, как некий вирус, разрастаясь по всему небу, съедало последние отрепья ночной мглы... Он смотрел долго, пока глаза не стали слипаться.
Ночка, все-таки, выдалась бурная: вряд ли кто-нибудь из его друзей появится сегодня в универе.
Габарай начал подниматься по ступенькам роскошного трехэтажного особняка, отстроенного в новомодном стиле - огромных кирпичных «новоосетинских» дворцов. В доме все спали.Добравшись до второго этажа, Тимур устремился по темному коридору к своей любимой спасительной берлоге, как вдруг заметил, что из-под соседней двери выбивается тонкая полоска света. Он задумчиво приблизился к ней, культурно постучал и заглянул внутрь.
...Настольная электрическая лампа горела желтым, несвежим светом. Из-за стола торчала склоненная над тетрадями русая головка... Лицо Тимура буквально озарилось, словно подсвеченное изнутри небывалым, горячим, почти иконописным сиянием.
- Солнышко мое, ты уже встала? - в его голосе появились глубина и необъяснимая дрожь. Он подошел к девочке сзади, наклонился и ласково поцеловал свежую, как утренний цветок, щеку. Она протяжно и лениво засмеялась и обвила тонкой рукой шею брата. Синие глаза задорно заблестели.
- Как твои дела, Аля? - спросил он, с любованием гладя длинную, блестящую прядь. Она поморщилась и махнула рукой:
- А, хреново!
Тимур наставительно покачал головой:
- Ай - ай - ай! Как тебе не стыдно, хряпсик? Маленькие воспитанные красавицы не должны так выражаться...
Она нахохлилась и слегка пихнула его кулаком в плечо.
- Господи боже! Когда же до тебя дойдет, что мне уже почти четырнадцать?!
- Ладно, ладно, солидняк! - он рассмеялся. - Так в чем твои проблемы?
Она сразу помрачнела и отвернулась.
- Да так…
Тимур насупился и заглянул ей в лицо.
- Что, достает тебя кто-нибудь?
Она нервно пожала плечами. Он сжал ее руку.
- В школе кто-то?
- Нет.
- А что? Предки запаривают?
Алина вздохнула:
- Сны... Черт бы их побрал. Снова не могу спать. Как тогда…
- Опять чушь всякая снится?
- Да. Поэтому и встала так рано. Решила позаниматься перед школой. Ни фига не рублю в этой вонючей алгебре...
Тимур с умным видом склонился над ее тетрадью.Иксы, игреки, дискриминанты… Перед глазами завертелись далекие школьные дни, уроки математики… Плешивый затылок Чирика - тот самый, который он однажды раскроил железным прутом… Математичка - жалкая, безгрудая кобылица, до одурения затраханная такими же босяками, как он… Дурманящий дым анаши... Первый разбитый мотоцикл… Синусы, косинусы… Ему тогда было тринадцать. И уже тогда никто особо не смел возникать против него.
- … Это квадратные уравнения, - твердила Алина, тыча пальцем в учебник. - Здесь нужно делать по формуле. А как избавиться от дроби?
Квадратные уравнения... Дерьмо собачье! Тимур подумал и отшвырнул тетрадь:
- Бросай ты эту дрянь к чертовой бабушке! Пошли, лучше, посмотрим видик, - он весело подмигнул сестре... Она смотрела на него с сомнением.
- Не знаю… Мне к девяти в школу.
- Начихать на школу!
Алина пожала плечами:
- Марго будет орать…
- Не мохай! – он ухмыльнулся. - Твой брательник дома, а это значит, что предки - пластилин в наших руках. Вперед!..
Он обнял ее за плечи, она его - за талию, и они, смеясь, вышли из комнаты...



ЧАСТЬ 2

                I

Яна сидела на кровати, обхватив голову руками, и остановившимися глазами исподлобья смотрела на подругу в кимоно, которая уже больше получаса с остервенением молотила по вбитой в стену лапе. Кожа на костяшках ее пальцев давно содралась и они сильно кровоточили, но Инга ничего не чувствовала.
- Пожалуйста, остановись! - в очередной раз взмолилась Яна. Инга не реагировала. Удар, еще удар… Вдох - выдох… Это был не человек, а заведенный автомат без единой эмоции.
- Господи, я больше не могу это выносить! - Яна подскочила и бросилась к ней.
- Отвали! - угрожающе рявкнула Инга, не сбавляя темпа.
- Успокойся, пожалуйста. Не сходи с ума. Скоро вся общага сюда сбежится! - Яна попыталась оттащить ее за рукав, но та одним легким толчком ноги отправила ее обратно на кровать... Прошло еще не менее пяти минут, прежде чем Инга, наконец, тяжело дыша, отошла от стены.
- Сколько время? - она взяла кухонное полотенце, вытерла взмокшие лицо, шею и обмотала им разбитые руки.
- Шесть часов, пятьдесят четыре минуты, - неживым голосом отчеканила Яна. - Ты билась в этом кошмарном припадке целых сорок две минуты!..
Инга молча села за стол и сунула кипятильник в стакан с давно остывшим чаем. Яна сокрушенно покачала головой, косясь на подругу:
- Инга, иногда мне становится страшно... Клянусь, я боюсь тебя!  В последнее время ты превратилась в какого-то зверя...
- Я бы на тебя посмотрела, - усмехнулась Инга и кивнула в сторону распластанной на соседней кровати Марины. - Или ее поведение тебе больше нравится? Не ест, не пьет ни черта, только часами сидит в ванной и валяется рожей в подушку, как труп! Труха!
- Не надо так… - Яна взяла ее руку. - Послушай. Ты столько времени провалялась в больнице, не успела выйти, а уже издеваешься над собой! Не надо...
- Надо - не надо... Я сама разберусь!..
Яна посмотрела на нее пытливо, печально, ссутулилась, опустила голову и погрузила в волосы пальцы.
- Господи… Как это все ужасно!
- Ужасно?! - Инга оскалилась. - Самое ужасное только начинается!.. Клянусь, эти скоты крупно нарвались! - в ее глазах забегали дьявольские отблески. - Этот увеселительный вечерок им очень дорого встанет! Пусть не думают, что, если у меня родители погибли, ни родственников нет толком, ни денег, ни связей, то я - ничто! Вот увидишь, я их уничтожу, закрою всех, до единого!..
Инга на некоторое время ушла в свои мысли, с устрашающей мечтательной улыбкой терзая в руках полотенце.
- На вот... выпей, - Яна положила в чай ложку меда и подвинула к ней стакан.
- Я была в судебной экспертизе, - заявила снова Инга, проигнорировав ее жест. Она достала сумку и вытряхнула на стол разные бумажки.
- Вот полюбуйся. Полный комплект. Все, что надо, чтобы организовать им небо в клетку на ближайшее будущее. Медицинское заключение, заключение экспертизы - все до точного времени. Они там все проверили: мою одежду, кожу из-под ногтей, сперму - все тут написано. Завтра отдам Караеву.
- Следователю?
- Да. А вот - она открыла медицинскую карту и перелистала страницы, - моя история болезни. Покруче голливудского триллера. Почитай на досуге.
- Послушай, Инга, - Яна вздохнула и приобняла ее за плечи. - Единственное, чего я боюсь, чтобы все не обернулось хуже для тебя. Как тебе Хачик сказал: «Сучнешь - пожалеешь, что родилась!»
- Да конечно, - Инга собрала со стола документы и сложила их в папку. Такие дешевые запугивания на меня не действуют. Мне уже теперь ничего не страшно.
- Ты же сама говорила, что они на все способны. Ты не боишься?
- Бояться будут они, эти герои засратые. Посмотрим, как попрячут свои задницы.
- Правда? Чего им бояться-то? Ты прямо как ребенок, Инга. Да Габарая отец за свои бабки может хоть весь верховный суд с потрохами купить. Не знаешь наш город, что ли?
- Увидим… - Инга закрыла сумку и с раздражением повернулась к Марине. – Я и эту дуру заставлю заявление написать. Я из горла у нее его вытащу. Вставай! – крикнула она и тряхнула ее за плечи.
- Оставь ее, умоляю тебя, Инга. Будь ты человеком.
- Черта с два! Эти скоты над ней как только не измывались, а теперь она плевать на все хотела. Раскисла, видите ли…
- Каждый переживает по-своему. Нет у нее твоей силы, так что успокойся.
- Все в нашем городе стали чересчур спокойными,- Инга печально посмотрела на янтарные блики в стакане чая. - Ты сделала то, о чем я тебя просила?
- Насчет этой девочки? Да, - Яна потянулась к полке и достала блокнот. - Я нашла ее. Она сейчас в центральной клинической больнице в хирургическом отделении. Зарегистрирована как Агеенко Оксана.
- Кого-нибудь из родственников видела?
- Поговорила с ее матерью. Вернее, попыталась. Она убита горем. Ничего не хочет слышать ни про милицию, ни про суды. Прям вытолкала меня оттуда. Можно ее понять…
- Хорошо, - Инга вырвала листок из блокнота и встала.
- Ты куда?
- Съезжу в ЦКБ.
- Господи, ну к чему это? Во-первых, уже поздно, а во-вторых…
- Будет весело повесить на них сразу три тяжких преступления. Тем более за эту малолетку они крупный срок схлопочут.
Она, улыбаясь своим радужным планам, встала, открыла шкаф и скинула кимоно. Ее стройное тело все еще было покрыто синяками и ссадинами. Яна отвела глаза.
- Может, пойти с тобой? Скоро стемнеет…
- Сиди лучше дома, охрана. И заставь эту кретинку съесть что-нибудь...

На горизонте, где тревожным силуэтом громоздились горы, вечереющее небо было изумрудно - зеленым. Постепенно оно перетекало в сочное индиго и простиралось низко над головой, будто шелковый купол, забрызганный черными пятнами беспокойно носящихся птиц.
 Инга дошла до соседней улицы и на перекрестке села в пустой троллейбус второго маршрута. В салоне никого не оказалось, не считая кондукторши и полуживой рептилии - старика с черепашьим лицом и неожиданно молодыми лучистыми глазами такого же небесного цвета. Он сидел прямо напротив, сложив скрюченные артритом, похожие на корневища руки.
- Вечер добрый, - кивнул дед, как только она присела.
«Это кому как», - подумала Инга и некультурно промолчала. Старикан, видимо, намеревался поточить лясы, а ей меньше всего сейчас хотелось ввязываться в маразматичный разговор.
Троллейбус заскрипел и тронулся. Глаза старика, как рентгеновские лучи, просвечивали ее насквозь. Пытливые, колючие… и одновременно ласковые. Невероятные глаза. Инга поежилась, распустила волосы и перекинула их на одну сторону лица, чтобы скрыть ссадину на скуле. Дед все продолжал разглядывать ее. Внезапно он тяжело и горько вздохнул:
- Да хранит тебя Всевышний. Пусть даст тебе мудрости и мира в твоей душе.
«О, Господи! Сейчас покатят какие-нибудь проповеди! Только этого мне еще не хватало!» - Она отвернулась и уставилась в окно. Мимо летели столбы и деревья, сквозь которые яркими всполохами прорывались пятна изумрудного горизонта.
- А куда ты держишь путь?
- В больницу, - коротко бросила она, не оборачиваясь.
- В какую? В ту, что за Китайской площадью?
- Да, - она стиснула зубы. Все это начинало ее всерьез раздражать. В отражении окна Инга вдруг увидела, как лицо деда разъехалось в протезной улыбке.
- Амазонка! Ты настоящая аланка. Столько силы в тонком молодом побеге! Только вот сейчас не время войнов... Знаешь, как каждый рассуждает, - мол, та ветка ломается, которая не гнется. Так и живут пригнувшись... Потихонечку, боясь распрямиться...
«Шизофреник...», - подумала она. Нервы ее были на пределе. Только возделываемое ее народом веками и с детства вбитое в голову уважение к старшим мешало ей нагрубить этому ископаемому.
- Такие времена настали, - продолжал он, - Агъдау, уаздандзинад - все пустые звуки, все показное. А в душах у людей пустота. Никто не сеет любовь. А куда не заронено зерно любви, там прорастет грех. Прорастет в той душевной пустоте, расцветет цветами гордыни и будет плодоносить ядовитыми плодами... Жалко вас! Кому теперь дело до того, что мы теряем целое поколение... Нет любви. Нет чести. У всех в головах только деньги. Эх, чтоб им провалиться!
Инга со злостью развернулась:
- С чего вы взяли, что мне это интересно? Свободные уши, что ли? Внучке своей расскажите про агъдау и про войнов и про все остальное.
Выражение его лица не изменилось. Светлые, слезящиеся от старости глаза продолжали буравить ее. Он словно и не слышал ее слов.
- Что это у тебя с лицом, девочка?
- Ничего особенного! Меня просто избили пятеро парней.
- Вот как... Ну что-ж, у нас в Осетии испокон веков обидевший женщину покрывал свою голову позором. Так что эти мужчины сами себя прокляли. А вот как теперь быть тебе?.. Сможешь ли простить? Или так и будешь влачить свои дни, наполненная ядом?
- Ага, - она криво усмехнулась, - Как же я раньше не додумалась! Простить! Как все просто.
- Наоборот, - он покачал головой, не сводя с нее пристального взгляда, - Наоборот, нет ничего труднее. Поразить врага в бою - есть победа характера. А простить своего врага - есть победа духа. Это настолько трудно, что нужно сначала самому умереть, чтобы суметь это...

Инга подскочила с места, не способная больше выносить этот бред. Высокопарные речи сумасшедшего старика почему-то задевали ее за живое. Инга бросилась, было, в хвост салона, но троллейбус качнулся, делая остановку, и ее снесло куда - то вбок. Горло как будто сдавили плоскогубцами, в груди что-то задрожало. Она прижалась пылающим лицом к холодному металлу поручня, глотая слезы. До чего же больно!
«Возьми себя в руки! Не сходи с ума, бога ради!» - умоляла она себя. Как долго она еще сможет носить внутри весь этот ад?..
Троллейбус, шатаясь и скрипя, наконец замер, двери распахнулись и стало тихо. Инга обернулась. Старик сидел к ней затылком, но его лазерно - ясный взгляд будто бы лился в салон из каждого окна вместе с синей вечерней тишиной.
- Ничего...,- сказал он едва слышно, и его сиплый голос внезапно оглушил ее, словно донеся из динамика над головой. - Ничего, мы выживем. Наш народ много чего вынес. Сейчас какая- то тьма довлеет над Осетией, я вижу ее. Только если даже сегодня мы все сгорим заживо, если даже перегрызем друг друга, завтра солнце опять встанет над селом Дзауга, и никто ничего с этим не сможет сделать… Хур ракастдзан Дзауджыхъауыл...
Инга выпрыгнула в раскрытую дверь и оставшиеся две остановки прошла до больницы пешком.



                II


Атар мчался на мотоцикле, подставив лицо хлесткому встречному ветру. В ушах свистело от бешеной езды, пыльная дорога рычала и извивалась под колесами. Скорость и вправду была просто хамской. На очередном перекрестке ему навстречу робко шагнул молодой мент. Рука его невнятно дернулась, свисток застенчиво приблизился к губам и тут же опустился… В глазах - смущение и ужас. Атар приветственно приподнял темные очки и, нагло просигналив, с белоснежным оскалом промчался мимо бобика. Мент покорно проглотил свою порцию пыли и понуро, но не без облегчения, отступил назад.
Он гонял на мотоцикле, как сам дьявол, но Тимур гонял все равно круче. Мотоспорт с детства был его стихией, и здесь их Аполлону действительно не было равных. Атар на секунду представил, на какой позорной скорости ему придется ползти обратно. А все потому, что на хвосте у него повиснет это «сокровище». Да, нельзя было представить ничего более нелепого, чем его в роли няньки. И сюсюкать с этой избалованной малолеткой тоже занятие паскудное. Но черт его знает, как такое могло бы случиться, не будь она тем, кем была. То есть Габараевской сестрой. В конце концов, это не было большим героизмом: Габараю он был обязан буквально всем и ради него он бы грузанулся до конца жизни возить не только сестру, но и всю его породу.
Среди них существовало неписаное правило: когда Тимур был занят, то кто-нибудь из их конторы непременно должен был привозить Алину из школы. А сегодня Габарай, как конченый даун, поперся на какую-то тупую пьянку с универовскими лохами. Атар чертыхнулся сквозь зубы. Более непонятного и непредсказуемого психа, наверное, не было на земле!
Он сбавил обороты, подъезжая к большому, светлому зданию Алининой школы. Хохочущая куча блатных детей носилась около входа, швыряясь ярким клеенчатым мячом. Атар притормозил, накренил мотоцикл и, опустив на бордюр ногу в черных «Вранглерах», встал возле тротуара. Он сразу увидел ее среди визжащей толпы, потому что Алина, как и ее брат, тут же бросалась в глаза своей неординарной внешностью. Она была несколько выше ростом, чем другие девочки, с роскошными светлыми волосами и фигуркой, которая через пару лет обещала стать настоящим динамитом. Обернувшись на его сигнал, она заулыбалась, надела рюкзачок на спину и направилась к мотоциклу, не попрощавшись со своими друзьями. Несколько ее подружек, увидев смуглого красавца на шикарном мотоцикле, тут же сбились в кучку, шушукаясь, понтливо хихикая и стреляя в его сторону глазенками.
Чертовы мокрощелки, - усмехнулся про себя Атар, глядя поверх темных очков, - Однажды вы крупно нарветесь, гарантирую!..
- Привет, - Алина весело щурилась на него сквозь взлохмаченную, трепещущую в солнечных бликах челку. Атар протянул ей свою жилистую руку с бледными засечками шрамов и массивным перстаком на мизинце.
- Как дела, Аля? Никто не обижал?
Этот последний вопрос уже давным-давно превратился в чистый ритуал. В городе трудно было найти такого несчастного осла, который посмел бы чем-то не угодить сестре самого Габарая.
- Что, Тимур опять завис где-то? – она уселась позади него.
- В универе, - коротко ответил Атар, двинул ногой по рычагу и тронулся с места.
Он ехал благоразумно, по всем правилам дорожного движения, вернее, по всем тем, которые были ему известны. Короче, когда они подкатили к Габараевскому особняку, он почти храпел на ходу.
- Подожди-ка меня, - заявила Алина и спрыгнула с мотоцикла. Мне нужно переодеться, ты отвезешь меня обратно в школу.
- Какого ху… - взревел, было, он, но тут же осекся, опасливо глянув на нее. Габарай бы его кастрировал за такое. Алина не расслышала, а может, из деликатности скорчила рассеянное лицо.
- Зачем тебе в школу? - мягко поправился он.
- У нас там сегодня дискотека.
Атар насупился:
- Брат в курсе?
- Да. Зайдешь к нам?
Он качнул головой и сделал ей знак, чтобы она шла. Алина шмыгнула в дом, а Атар закурил. Он злился. Его ждал Хачик с шикарным планом и шикарными биксами.
Он скурил полпачки сигарет, трижды обошел их участок и уже начал терять терпение, когда она, наконец, появилась. Вся в чем-то немыслимо- серебристом. Атар пристально засмотрелся на нее. Настоящая куколка! Лицом она, вроде, походила на своего брата, только черты были мягкие и нежные. К тому же Алина, в отличие от него, была светловолосой, почти блондинкой.
Он бросил сигарету, и они поехали. Алина обхватила его сзади тонкими руками и склонила голову на могучую спину.
- Клевый ты пацан, Атар, - пробормотала она, зевая. - Только мотоцикл водишь, как последний лох.



                III

Инга постояла несколько минут около послеоперационной палаты. Тяжело было изобрести хоть немного правдоподобные утешительные слова. Она глубоко вздохнула, постучала и вошла внутрь.
В палате было несколько кроватей. На ближайшей из них лежало настолько худое существо, бледное и обескровленное, что оставалось удивляться, как в этом полупрозрачном теле все еще теплится жизнь. Мать девочки сидела рядом со следами истерик и долгих бессонных ночей на лице.
- Здравствуйте, - тихо сказала Инга. Та едва взглянула на нее припухшими глазами и отвернулась. Инга приблизилась к койке.
- Ну… Как Оксана? Поправляется?
- Как Оксана? Ей сделали уже вторую операцию за эту неделю! Куча лекарств, куча денег... И я не знаю, сколько надо еще… «Как Оксана...» Неужели не видишь, как она?! Одни осложнения…
Инга снова посмотрела на девочку. Та в бреду слабо вертела головой и что-то бессвязно бормотала. Ее мутило после наркоза. Женщина вытирала платком ее лицо, то и дело прикладывая его к своим заплаканным глазам.
Инга попыталась представить себе эту беспомощную тощую девчонку рядом с Габараем - высоким атлетом, пышущим здоровьем и силой, с внушительным агрегатом между ног…И вдруг искренне поразилась, не обнаружив внутри себя никакого особого сочувствия, никакой жалости. Для нее она была лишь дополнительным пунктом в обвинении.
- Могу я с вами поговорить? Меня зовут Инга.
- О чем поговорить? Одна тут уже приходила… Если ты тоже собираешься болтать всю эту чушь про заявление, то лучше убирайся. Мне не до этого.
- Я не прошу вас заняться этим прямо сейчас… Просто подумайте. Вы можете сделать это позже. Главное - взять справки и...
- Да что толку - то? Весь город кишит такими уродами. Их никогда не поймают.
- Вы ошибаетесь. Я знаю, кто они. Я могу назвать вам их имена.
Женщина раздраженно отмахнулась:
- Оставь это все! Мы всего лишь бедная русская семья. Закон таких, как мы, не защищает. Тем более на этом проклятом Кавказе!
- Неужели вы все это так оставите?!
- А тебе - то какое дело?
-Поймите… - Инга с горечью смотрела ей в глаза. - Я тоже была там… в тот вечер. И моя подруга. Мы все видели…
- Хватит!!! – вскрикнула она и подскочила, как ужаленная.
- Послушайте…
- Заткнись! Заткнись и убирайся! - голова ее быстро и мелко качалась, почти вибрировала на тонкой шее, губы трепыхались, как бельевые веревки на ветру. Инга подумала, что она вот-вот вцепится ей в глаза... Оксана пошевелилась и протяжно застонала, потревоженная воплями.
- Ладно… - Инга открыла дверь. - Я зайду в другой раз.
- Никуда ты не зайдешь! Не попадайся мне на глаза. Все равно я не буду ничего писать, я еще в своем уме!

Инга, устало волоча ноги, спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Уже почти совсем стемнело. На душе было как-то муторно. Она побрела по направлению к остановке, как вдруг услышала знакомый сигнал. Рядом с ней остановилась начищенная до блеска белая «хулиганка - BMW».
- Марик? Ты что здесь делаешь?
Он выпрыгнул из машины, и они по - братски обнялись.
- А я вот за тобой. Заезжал к вам домой, Яна сказала мне, что ты здесь. Ну как? Поговорила? Успешно?
- Нет, но…
- Зацени, - перебил он ее, - я новые диски поставил на свою ласточку. Как тебе? По-моему, она великолепна! - его лицо восторженно сияло.
Инга покачала головой:
- Марик, ты наверно за женой своей не будешь так ухаживать, как за машиной.
- Ну а как ты хотела, я мечтал о ней всю жизнь, копил бабки... И вот, она моя! Теперь не стыдно и красотку- однокурсницу подвезти, - он рассмеялся. - Слушай, у меня есть к тебе дело. Наши сегодня сняли кафе, устраивают там сходняк. Поехали? Отдохнешь, развеешься…
Инга прыснула и махнула рукой.
- Да ты что, Марик?... Какие мне сейчас сходняки?
Он сердито сдвинул брови и взял ее за плечи.
- Послушай-ка меня, подруга. Мне не нравится, что ты ушла в подполье. На парах не появляешься, с друзьями не видишься. Ты просто помешалась на этой мести. Не надо, Инга. Вернись в свою прежнюю жизнь. Не позволяй этим событиям сломать тебя.
- Они меня и не сломают.
- Ну так докажи это. Веселись. Положи на них всех. Забудь.
В ее глазах стремительно промчалась синеватая искра злости.
- Забудь? Ты так говоришь, как будто мне на ногу в трамвае наступили. Ты вообще понимаешь, что произошло?!
- Понимаю, но… Так будет лучше для тебя, - он распахнул дверцу машины - Короче, не парь мозги, поехали. Ну, ради меня!
Она вздохнула и влезла на переднее сиденье:
 - Маленький хитрожопый провокатор!..

                IV

Вечеринка была посвящена тайной любви или какой-то подобной чепухе. Все, на что хватило фантазии экономистов. Кафе с энтузиазмом разукрасили шариками, звездочками, рыбками, сердечками и прочей пошлятиной. Между столиками носились девочки - «почтальонши», разносившие любовные записки.
Инга и Марик величественно вошли в зал. Более нелепую пару трудно было себе представить: она - высокая, тонкая, смуглая девушка с рекламного щита «Отдых на островах». Рядом ковылял коренастый, лопоухий Марик, едва доставая ей до плеча. Инга буквально физически ощутила, как после их появления в зале изменилась атмосфера. Даже общий гул болтовни стал на пол - тона ниже. С разных сторон из укрытий по ней велся прицельный партизанский огонь якобы рассеянных взглядов. Все здоровались с ней, но с совершенно новой интонацией, и это было очевидно.
- Что происходит?
- А что происходит? Ничего. Все чудесно. Пойдем, сядем вон там, - он потянул ее к свободному столику. И тут они столкнулись с Сосом.
- Здорово, Чебурек! – воскликнул Марик и протянул ему руку. Сос холодно поздоровался с ним и прошел мимо, даже не взглянув на Ингу. Она опешила.
- Это что еще такое?! Он меня уже не узнает?..
- Да ладно тебе… - Марик залился краской, из последних сил пытаясь сохранить непринужденное выражение лица. - Садись. Что будем кушать?
- Объяснишь ты мне, черт возьми, что здесь творится?
- Ну… - он начал истязать в руках салфетку. - Ну, ходят всякие слухи… Не обращай внимания.
- Какие слухи? – она сверлила его злыми глазами.
- Вроде как… Ты спишь с Габараем. И всей этой его конторой. Обычные гнусные универовские сплетни.
- Ах вот даже как, - она закивала головой. - Офигительно!
- Да наплевать! - он развел руками. - Пусть болтают! Высраться на всех! Рядом с тобой есть друзья, которые тебя любят и не верят во всю эту чушь. А Сос… Да пошли его, если он такой дебил!
Она вздохнула и отвернулась.
- Мороженое будешь, Инга? - он заказал мороженое и шампанское. - Тебе надо выпить.
- Да не за что мне пока пить.
- Как говорится, - Марик откупорил бутылку и наполнил бокалы - жизнь - прекрасный повод для веселья.
Они чокнулись и выпили. Шампанское тут же ударило ей в голову, и настроение стало стремительно ухудшаться.
- Мужики - животные, - сбивчиво забормотала она. - Грязные твари… Так бы и подвесила вас всех за яйца.
- И меня тоже? - настороженно осведомился Марик.
- Да. И тебя.
- Мамочки! – он испуганно вытаращился на нее. - А меня-то за что?
- Тебя… За то же самое. Разве ты - кастрат?
Она вскинула острый подбородок, и, встретившись с ним взглядом, неожиданно разразилась хриплым, вульгарным хохотом. Луч прожектора в этот момент осветил ее лицо, необычное, скуластое, чуть угловатое, как у подростка, отчетливо выявляя все синяки и ссадины под слоем «штукатурки».
- Инга! - ошарашено позвал Марик. Она осеклась и притихла. Стала злобно ковырять мороженое в своей тарелке. В ней трудно было узнать прежнюю разумную, уравновешенную Ингу. Марик долго с грустью смотрел на нее. На девушку, которую знал уже не первый год, которая всегда была для него образцом спокойствия. Теперь его лучшая подруга выглядела агрессивной, психованной истеричкой.
Проход между столиками забурлил людьми. Взгляд Инги вдруг остановился там, лицо моментально почернело и стало таким суровым, будто налилось металлом. В глазах, как газовое пламя, вспыхнул и тихо заколыхался холодный, ядовитый огонь. Его лицо казалось совсем далеким, как будто их разделяли тысячи галактик, но это, несомненно, было ЕГО лицо.
- Какого черта? – произнесла Инга одними губами. Марик перехватил направление ее взгляда и оторопел еще больше:  Габарай стоял у входа, окруженный кучей восторженных мальчиков и девочек, как звезда, вылезшая из своего лимузина в толпе репортеров. Ослепительные белозубые улыбки озаряли его лицо, словно вспышки фотокамер. Он пожимал множество рук, хлопал по плечам, обнимался, целовался в щечки, великодушно приветствуя всех.
Аполлон сегодня щедро сыпал милостью. Даже самые невзрачные шавки смогли урвать огрызки его внимания. Он говорил что-то, шевеля красивыми губами, его выразительные брови приподнимались домиком, ямочка играла на щеке. Он улыбался и улыбался, опутывая всех без исключения паутиной своего неистребимого шарма.
Инга почувствовала, как отвратительная кисловатая волна пробирается по ее пищеводу.
- Какого черта? - повторила она, борясь с подступающей тошнотой. - Какого черта эта мразь здесь делает?
- Инга, клянусь, я… я не знал, что он будет, - Марик начал заикаться. Его оттопыренные уши стремительно розовели. - Ну, если хочешь, давай уйдем отсюда.
- Нет уж. Никуда мы не уйдем, - Инга взяла свой бокал и решительно допила шампанское. - Давай-ка лучше закажем еще.
Они принялись за вторую бутылку. Марик усердно развлекал ее какими - то байками. Гримасничал, вскакивал из-за стола, пародировал кого-то… Травил анекдоты. Старался изо  всех сил. Инга сосредоточенно смотрела на него, механически  улыбалась и ничего не слышала. По ее телу ползали мерзкие длинноногие пауки тревоги. Это продолжалось так долго, что у нее стало сводить спину от напряжения.
- Меня тошнит, - в конце концов призналась она.
Марик вздохнул, встал из - за стола и взял ее за руку:
- Пойдем, потанцуем, подруга.
Из динамиков полилась неизменная «Lady in red» Криса де Бурга. Надоевшая любовная песня сейчас была посвящена самой ослепительной леди в красном на этой глупой тусовке - Дзлиевой Кристине.
Инга неуклюже держалась за своего короткого партнера, переминаясь с ноги на ногу в такт музыке. Лучи прожекторов, крадучись, скользили по танцполу, ощупывая полумрак. Ярко вспыхнув, они вдруг сконцентрировались в одном месте, и перед всеми, как кадр из диснеевского мультика, возникла сказочно - красивая пара - Габарай и Кристина. Инга уставилась на них, распираемая бешенством. Она поняла, что ненавидит не только его самого, но и эту «мисс неприступность», которая вот-вот станет еще одной дурой в его бесконечном списке.
Кристина и Тимур неторопливо поворачивались в танце. Вскоре взгляду открылась оголенная спинка, пересеченная алым шелковым крестом бретелек и обсыпанная кудрями. Поверх всей этой роскоши благопристойно покоилась его рука. Бережно, словно касаясь хрупкого произведения искусства. Пальцы длинные, благородные, чуткие… Перед глазами Инги возник кулак, медленно занесенный над ней… Тимур ласково улыбался Кристине и что-то тихо говорил. Взгляд завороженный, тоскующий, печальный, задыхающийся от страсти… Инга зажмурила глаза. Кулак мелькнул в воздухе… Мощный размах, в ушах засвистело… Издалека отчетливо зажурчал низкий, мелодичный смех Кристины от какой-то невероятно остроумной шутки. Он, конечно, был само очарование: нежный, галантный, обходительный, веселый… «Держи ей ноги! Держи эту тварь!...» Удар… Режущий всплеск боли… Еще удар…
Инга вздрогнула, и Марик вопросительно посмотрел на нее.
- Все нормально?
- Да.
Нет! Ни черта не нормально! Ее лихорадило и выворачивало от одного его присутствия. Было кошмаром находиться с ним в одном помещении, дышать одним и тем же воздухом, даже топтать одну и ту же землю. Тимур же, казалось, чувствовал себя превосходно, будто бы и не замечал ее. Он был всецело поглощен своей красавицей - партнершей, и его совершенно не волновало ничего, что находилось за пределами их пары.
- Пошли отсюда, - Инга потянула Марика за рукав. - Мне как-то слегка погано…
В этот момент к ним подскочила девочка- «почтальонша» в яркой майке, с сумочкой через плечо и приколотым на грудь отличительным знаком - картонным сердечком с надписью «Post».
- Ты Инга? - спросила девчонка, сияя пластинками на зубах. Видимо, эта малолетка была в восторге от своей дурацкой должности.
- Да.
- Письмо от таинственного незнакомца! - она, хохотнув, сунула ей в руки маленький, сложенный пополам листок тоже в форме пресловутого сердечка.
Инга развернула его и прочитала одну строчку, написанную разборчивым мужским почерком:
«А может, это, все-таки, была любовь?»...
В груди у нее начало угрожающе вращаться, ускоряясь, что-то огромное и разрушительное. Она медленно подняла глаза на соседнюю танцующую пару, заранее зная, что ей предстоит увидеть. Габарай прямо и открыто смотрел на нее поверх Кристининого плеча впервые за вечер. Ингу захлестнула ярость.Ее как будто по частям проворачивали через мясорубку - так сильно ее терзало только одно желание: сейчас, сию минуту размозжить ему череп, вырвать позвоночник, изуродовать, разворотить, обезобразить это невозмутимое лицо!.. Тимур словно прочитал ее мысли и по его губам проскользнула наглая усмешка. Он опустил голову и что-то ласково зашептал на ухо Кристине, прикрыв глаза и крепче обвив рукой ее талию.
«А может, это, все-таки, была любовь?»... Такого беспощадного цинизма не могла выносить земля!.. Инга судорожно комкала в руках записку, искренне удивляясь про себя, почему на их город еще не обрушились землетрясение, ураган, извержение вулкана - что угодно!
- Ответ будет? - спросила девчонка, уже приготовив для нее маркер и вырывая листочек из блокнота.
Инга еще раз взглянула на Габарая и Кристину, и вдруг, неожиданно для себя, бросилась к выходу, расталкивая разомлевших от танцев недоумков...

Прохладный ясный вечер приятно коснулся ее горящего лица. «Все будет прекрасно. Все будет так, как надо». Инга, шатаясь, подошла к телефонному автомату, опустила жетон и набрала номер следователя, наблюдая  за тем, как Марик, не замечая ее, промчался мимо. Трубку никто не брал. Неважно. Она увидится с ним завтра. Все равно справедливость восторжествует. Инга повесила трубку и направилась к остановке.
На Шалдонском пятачке, как всегда в это время, зависала местная шантрапа. Малолетки со значительным видом сидели на корточках, источая клубы зловонного дыма. Инга нагло прошагала прямо сквозь кучу, едва не наступая на их торчащие, как грибы из земли, черные «пидорки».
- Эй, ты, овцебычка! Куда ты ломишься?! - сипло взвизгнул кто-то у нее за спиной. Инга замедлила шаги и обернулась:
- Это ты кому?
- Тебе, сука! - увидев вызов в ее взгляде, пацан с готовностью соскочил с парапета и попер на нее. - Ты че-то хочешь? - он поднатужился, громко харкнул и сплюнул прямо ей под ноги. Инга зло смотрела на его щедро усеянную прыщами презрительно перекошенную нижнюю челюсть.
- Ты за движениями своими следи, понял? И за речью тоже.
Челюсть еще сильнее выпрыгнула ей навстречу:
- Да? А то чё будет?
- А то я тебе глаз на жопу натяну, петух!
Его густые брови взметнулись вверх. Он тут же пихнул ее в плечи,  довольно сильно. Инга, не устояв, упала на асфальт и разодрала локти. В спине отозвалась забытая боль. В углах ее сознания стремительно сгустились сумерки, реальность отступила перед ненавистными воспоминаниями. Холод брусчатки, фигуры на парапете, звуки улицы - все затянула пелена. Из темноты ее обступили тени. Она вспомнила палисадник, шорох сухих листьев под своим затылком, увидела его надвигающееся напряженное лицо и затуманенный взгляд. Шум тяжелого дыхания... Их босые, разбитые во время погони ноги путались в борьбе... Потом, наконец, стальные тиски выпустили ее трясущиеся запястья...
- Тебе было хорошо, козочка?.., - голос его дрожал...

...Шпана на парапете одобрительно загоготала. Ее вдруг накрыла волна жгучего гнева и она перестала соображать. Этот ушлепок стал ее последней каплей за вечер. Скрестив ноги, Инга захватила его «ножницами» и резко катанулась по земле. Это был очень жестокий прием. Всю жизнь она была уверена, что никогда его не использует.
Только раздавшийся грохот привел ее в чувство. Инга вскочила на ноги и проклиная себя всеми словами, посмотрела на распластанное тело перед собой. Пацан, ударившись затылком об асфальт, лежал, раскинув в стороны руки, как после расстрела. Набыченное выражение слетело с лица, и Инга вдруг обнаружила, что черты его были слабыми, пожалуй, даже женственными. «Сотрясение мозга», - мысленно поставила она диагноз. Не стоило. Нет, не стоило. Совсем еще сопляк, что бы он ей сделал?
Инга закусила губу. Она знала, кто всему виной.  Чей образ день и ночь стоял у нее в голове, затмевая разум, заслоняя небо и горизонт.
- Ну что заснули?! – окликнула она его остолбеневших кентов. - Вызывайте, что ли, «скорую».
Она повернулась и быстрым шагом пошла прочь...

                V

Тимур плавно катил на серебристом «Лексусе», элегантном, под стать хозяину, и задумчиво смотрел на огни ночного города сквозь вьющийся дымок сигареты. Вечер прошел неплохо, хотя и занудно. Но Тимур и не рассчитывал, что в этих бестолковых танцульках, тупых светских беседах и нескончаемых понтах будет нечто, отдаленно напоминающее настоящее веселье. В любом случае нужно иногда бывать в обществе - положение обязывало. Сос - Чебурек наконец-то познакомил его с Кристиной - первой красавицей на селе Дзауга, и по тому, как она смотрела на него, было ясно, что сердечко неприступной принцессы сильно подтаяло. В этих делах он был экспертом. Тимур кинул быстрый взгляд в зеркало заднего вида, пригладил ладонью волосы и вдруг от души рассмеялся. Рожа его все еще сохраняла загадочно - романтичное выражение, а взгляд был полон томной печали. Он покосился на магнитолу с попискивающим Стингом и неожиданно покрыл несчастного британца крутым иронским матом. Сменив тоскливые стенания на своих любимых «AC/DC», он утопил газ, и «Лексус» рванул вперед.

Едва  он вошел в дом, как столкнулся  нос к носу с Марго. Это было довольно странно, потому что в такое время она обычно давно сопела в своей ортопедической кровати под слоем французских кремов. Вообще-то Марго тянула, скорее, на его старшую сестру, чем на мать. Впрочем, наверно, ничего удивительного, если умудриться выскочить замуж, не окончив школу, и родить в семнадцать лет. Это была тонкая, ухоженная блондинка с выбеленными волосами, ангельским лицом и томными манерами.
Он бегло поздоровался и хотел, было, уже пройти мимо, но она вдруг взволнованно возложила ручку сыну на плечо.
- Тимур… - прошелестела она с робким укором, глядя снизу вверх. - Как ты поздно…
Поздно?! Забавно… Он не помнил, когда в последний раз приходил домой в такое детское время. Естественно, она никогда не заставала его, потому что ложилась в полдевятого, дабы не утратить прекрасный цвет лица. Он с неохотой повернулся к матери и тут заметил, что она была как-то бледнее обычного. В его взгляде появился вопрос. Она занервничала.
- Что с тобой такое, ма? - он накрыл ладонью ее руку на своем плече.
- Ох, Тимур… Не знаю, как и сказать. Просто трагедия…
Она, как всегда, артистично тянула паузу. Это подразумевало долгие участливые расспросы. «Что случилось, ма? Сожгла платье от «Диора»? Сломала каблук на новых туфлях? Что на этот раз?» Очередная трагедия в духе истерички Марго. Он безразлично отвернулся и направился к лестнице, не удостаивая ее больше своим вниманием. Она громко всхлипнула сзади, видимо, задетая бездушием сына. Ему, в принципе, было совершенно по фигу.
- Аля спит? - бросил он через плечо, поднимаясь по ступенькам.
- Её еще нет, - ответила Марго, и после этих слов наступила тишина. До него не сразу дошло, о чем она говорит, и он приостановился. Затем медленно развернулся, пригвоздив ее сощуренными глазами:
- Что?..
Марго полулежала на софе и вздрагивала, прижав пальцы к вискам. Не дожидаясь ответа, Тимур помчался в комнату сестры. Алины на самом деле не было. Он почувствовал, как бешенство, ужас, паника, отчаяние, смешиваясь, закипают в нем, как адское варево. Тимур быстро спустился вниз, едва держа себя в руках:
- Она из школы пришла?
- Да… Не ори.
- И что потом?
- Ничего.
- И что потом, черт возьми?!! – он рявкнул так, что задребезжали стекла.
- Я… Я… Н-не знаю.
- Не знаешь? - он бросился к ней, грубо схватил за плечи и затряс, как яблоню. - А ты знаешь, сколько время?!! Где твоя дочь?! Где моя сестра, я спрашиваю?!!
- Тимур, не надо, - она пыталась загородиться от него руками. - Пожалуйста, сынок, успокойся.
- Успокоиться?!! – он отшвырнул ее и нервно заходил туда-сюда по холлу. - Это только ты можешь быть спокойной, когда твоей дочери в одиннадцать часов нет дома! Ты знаешь, что за время сейчас?! Что творится в нашем сраном городе?! О, боже мой! - он закрыл лицо руками. - Хотя, что ты там знаешь… Ни хрена не видишь дальше салонов красоты.
В глазах ее вспыхнули огоньки злобы.
- Не смей обвинять во всем меня! Я не поручаю свою дочь всяким уголовникам. Что уж говорить, если она разъезжает на мотоцикле с человеком, который пол - жизни провел в исправительных колониях!
Тимур круто обернулся и полоснул ее таким взглядом, что она вся съежилась и втянулась в угол.
- Прежде чем открывать рот, - мрачно проговорил он - думай иногда своей тупой башкой!
Он подошел к телефону и схватил трубку.
- Сюда приезжал твой друг, - пробормотала сквозь всхлипывания Марго. Тимур насторожился.
- Кто?
- Высокий. Темненький. Здоровый такой.
- Атар?
- Нет. Другой… С твоего факультета.
- Гиббон? - он удивленно поднял брови. - И что?
- Он сказал, что у Алины сегодня какая-то дискотека. Тот самый… Атар отвез ее. А другой должен был забрать в девять часов. И… и когда приехал, ее уже там не было.
Тимур почувствовал, что сердце его глухо затрепыхалось в районе горла. Он медленно опустился в кресло напротив матери, изводя ее напряженным взглядом.
- И что ему сказали?
- Она укатила с какими-то парнями. Села и укатила! На машине…
Он откинулся назад:
- Что за машина?
- Зеленая «Ауди».
Тимур прикрыл глаза. Ему на голову словно обрушился многотонный небоскреб. Ни у кого из его близких не было зеленой «Ауди».
- Что еще?
- Ничего. Это все, что он сказал… Этот твой друг…
Марго снова начала причитать. Ее голос едва доносился до него. В голове у него все никак не могло уложиться, как это Алишка, его любимая маленькая сестренка, разъезжает посреди ночи с какими-то ублюдками на тачке. Он пытался нарисовать себе такую картину и не мог.
- Да как  это так, мам?.. – тихо и по - детски, беспомощно пробормотал он.
- Ох, Тимур, мы неправильно ее воспитали, неправильно! Слишком избаловали! Она совсем перестала слушаться. А ты ей во всем потакаешь. Видишь теперь, чем все закончилось? Ей еще четырнадцати нет, а она уже начала шляться…
Тимур с ужасом посмотрел на нее.
- Ты в своем уме?! Что ты несешь?!
- Я давно этого ожидала. Отец узнает - ноги ей выдернет!
Он подскочил с кресла, как ошпаренный.
- Заткнись сейчас же! Да как ты можешь гнать такое дерьмо о своей родной дочери?!!
Он снова схватил телефон и набрал номер Атаровского сотового. После долгой паузы в трубке раздался щелчок, и оттуда послышались звуки музыки, бабский хохот и визги.
- Какого хера?! - рявкнул Атар на том конце провода.
- Это я у тебя хочу спросить, потрох ты завафленный! Какого хера ты поручил мою сестру этой безмозглой обезьяне?!
- А, это ты, Габарай… - голос Атара зазвучал намного ласковее. – Не узнал, ты с домашнего, что ли?.. В чем дело? Разве она не дома?
- Нет, бля!
- Слушай, она поперлась на какую-то вечеринку. Разве Гиб её не привез?
- Разве я Гиба об этом просил?
Атар громко дышал в трубку. Это был верный признак того, что он злится.
- Я не мог, - натянуто проговорил он.
- Да, конечно, я чувствую, как ты занят.
Взрыв визгливого бабского смеха из трубки словно подчеркнул сарказм его слов. Тимур подумал, что Атар, наверное, сейчас вышибет мозги одной из этих шлюх.
- Слушай, Варвар, - заговорил он, не дожидаясь ответа, - мне глубоко насрать, кому ты там даешь на рот, ты в натуре запорол, так что сейчас ты одеваешься, закидываешь жопу на своего пердуна и едешь искать мою сестру по всему городу. Подключай, кого хочешь, понял?
- Да, - глухо и печально булькнуло из трубки.
- Подтяни Гиббона, он вроде в курсе. Я тоже поеду. И не забудь передать ему от меня хавт в его рыло, сука!
- Ладно, - Атар тихо чертыхнулся в сторону и выключил телефон.
Тимур нажал на рычаг и глянул на мать, набирая номер Кокоя. Она сидела, прямая, как школьница, уставившись в одну точку и словно прислушиваясь к далекому шуму... Вдруг ее лицо оживилось:
- Слышишь, Тимур? Машина.
Он опустил трубку и насторожился. Какое-то время все было тихо, затем послышались отчетливые шаги, и хлопнула входная дверь.
Алина с беззаботным видом вошла в холл в своем раскрепощенном наряде, как ни в чем не бывало.
- Привет всем, - устало сказала она, глядя исключительно на брата. Марго медленно и грозно поднялась, сдвинув изящные ниточки бровей.
- Где ты шлялась?! – голос ее фальшиво задребезжал. Алина поморщилась и с раздражением покосилась на мать:
- Я не шлялась, - высокомерно произнесла она.
- А-ну, иди сюда! - Марго бросилась к ней и грубо схватила за локоть. Алина с ненавистью вырвала руку:
- Не смей меня трогать!
- Ах не смей! Я тебе посмею! Ты у меня договоришься, хамка!
- Отвали! Тимур, скажи ей, пусть она отвяжется! - Алина обернулась к брату, но не встретила обычные поддержку и одобрение. Он строго смотрел на нее, и лицо его было таким же сердитым.
- Ты что, тоже… - нахальное выражение ее лица тут же сменилось растерянным. В глазах блеснули слезы обиды. - Ты тоже против меня, да?
- Где ты была? - мрачно прогремел он.
- Я? Да нигде я не была! Господи, вы что, все с ума посходили, что ли?! - она выпучила свои синие невинные глаза. - Немножко покатались и все! Знаешь Дзеру с моего класса? Она, её двоюродный брат и их друг. Все - нормальные люди! Посидели в “Дольче Вите”. Потом прошвырнулись за город и обратно. Машина - нормальная, новая, «Ауди», вел Дзерин брат на нормальной скорости, трезвый… Все о`кей, расслабьтесь. Я звонила тебе на трубу, но ты ее выключил.
- А Маргарите домой не вариант было позвонить?
Алина пожала плечами. Марго, не теряя времени, снова накинулась на нее:
- Ну конечно! Зачем ей матери звонить?! Господи! Да ты еще и пьяная! Пьяная до беспамятства! Фу! Посмотри на себя!
- Неправда! - Алина чуть не захлебнулась от возмущения. - Я просто хотела пить и сделала два глотка осетинского пива. Клянусь, чем хотите! Тимур, ты же веришь мне? Тимур, скажи!
Он молчал. Он знал, что все, что она говорит - чистейшая правда, потому что Алина никогда бы не посмела врать при нем, а он бы сразу ее выкупил. Маргарите она могла ездить по ушам, как хотела, но ему говорила правду всегда. И все-таки он молчал, потому что был зол, как сам дьявол!
Алина, видя это, окончательно расстроилась. Подбородок ее начал вздрагивать, у крыльев носа проступили ямки, нижняя  губа обиженно откатилась:
- Тимур, хватит молчать! Ну что ты сидишь с каменной рожей?! Какого черта ты мне не доверяешь? Я тебе когда-нибудь соврала?!!
- Подожди, отец приедет, - не унималась Марго, - я все ему расскажу про твои ночные похождения. Тогда будут тебе и новая дубленка и каникулы в Европе...
Алина резко вскинула побелевшее от злости лицо. Ее переполненные слезами глаза горели от бешенства:
- Да в гробу я видала вашу Европу! Уйди от меня! Надоело выслушивать! Иди к черту!
- Следи за речью, - Тимур встал.
- Это ты ей скажи! Чего она ко мне придолбалась?
- Закрой свой рот сейчас же!!! - завопила Марго на невыносимо высокой ноте и замахнулась на дочь. - Еще слово, и ты получишь!
- А ну-ка, давай! Что ты сделаешь? – она нахально подставила ей лицо. - Тебе осталось только меня избить, грымза!
Марго со всего размаху залепила ей звучную пощечину. Алина схватилась двумя руками за щеку и в ужасе отпрянула, изумленно таращась на мать. Потом лицо ее резко покраснело, сморщилось в уродливую гримасу, она оглушительно разревелась и бросилась к лестнице, повалив по пути китайскую вазу. Тимур поймал ее за ремешок на сумочке и притянул к себе:
- Ну, все, Аля! Все! Иди ко мне. Не плачь!
- Не трогай меня! Отстань! Отстаньте оба! Не хочу вас видеть! - она выворачивалась из его рук, зажав лицо ладонями. - Ты меня не любишь! Не хочу тебя видеть, предатель!
- Прекрати! Алишка, ну не надо! - Тимур пытался оторвать её руки от лица. - Мы все тебя любим!
- Вали к ней! Вали к этой ведьме!
- Послушай…
Она вырвалась и со всех ног побежала в свою комнату, воя на весь дом.
Тимур повернулся к матери.
- Ну что, довольна?
Что-то в его лице заставило Марго невольно отступить назад.
- Она сама виновата.
- Зачем ты ее ударила?
- По - другому она не понимает, Тимур. Ты слышал…
Его ледяные глаза сузились, превратившись в острые фосфорические лезвия.
- Никто… никогда в жизни… ее не ударит, пока я жив... - он попер на нее, как танк. Марго в страхе попятилась и шлепнулась обратно на софу. Он навис над ней мрачной отвесной скалой и заговорил, понизив голос: - Никто. Ни одна тварь. И ты…Попробуй еще хоть раз… Хоть пальцем…
- Прекрати! Сынок, пожалуйста! Я ненавижу, когда ты такой. Достаточно мне переживаний на сегодня.
Он медленно покачал головой, глядя на нее сверху вниз с отвращением.
- Ты не мать… Ты - черт знает, что! Как ты могла, она же твоя родная, единственная дочка?!
- Сынок, я хочу, как лучше. Нужно проучить ее, пока она не опозорила нашу семью!
- О, да! – он злобно расхохотался и воздел руки к небу. - Нашу благочестивую семью! Да у Алины, если чё, мозгов побольше, чем у тебя, раз в десять!
- Тимур, ты ее просто слепо обожаешь! Откуда нам знать, что у нее на уме? От этой девчонки всего можно ожидать.
- Да что ты?! - он надменно скривился. - Не знаешь, чего от нее ожидать, да? Как будто и не ты ее рожала… Твоя дочка доверяет тебе? Общается с тобой? - он усмехнулся. - Да тебе же это все не надо! Тебе высраться на все! Только понты колотишь, первая леди города, блин. Меня блевать от тебя тянет!
Синие глаза Марго округлились и сочились слезами. Губы бестолково шевелились:
- Тимур… Да я же всю жизнь…
- Всю жизнь у тебя в башке были только шмотки! А на своих детей тебе было ложить!
- Как ложить? Я ведь всегда старалась, чтобы у вас было все самое лучшее! И отец старался. Вспомни-ка, какие у тебя были игрушки. Ни у кого тогда таких не было! Роботы, компьютеры, велосипеды, мотоциклы… Самые лучшие, самые дорогие игрушки я для тебя покупала!
Он печально усмехнулся:
- Лучше бы книжку один раз почитала… Ну да хрен со мной, мне вся эта твоя любовь и внимание нужно, как корове пятая нога. Но Алина… Она - девочка, тем более в таком возрасте… Хорошо хоть у нее есть я во всем этом гнилом семействе. Но, может быть, ей неудобно рассказывать мне все, потому что я - мужчина... Девочки должны делиться со своими матерями, даже с такими никчемными, как ты! Ясно?!
Марго сидела белая, как полотно. По лицу ее катились крупные слезы:
- Боже мой, это неправда. Я люблю вас обоих! И Алишка это чувствует… И она тоже любит меня!
- Да ну! А ты иди и спроси у нее. Интересно, что она тебе ответит? Скорее всего пошлет на три веселые и будет права.
- Нет! - она закрыла лицо руками. - Это не так!
- Да не бери ты в голову! - он подмигнул ей и прищелкнул языком. - Мелочи это все! Зато ты - самая стильная и элегантная бандитская жена в Осетии!
Марго, тяжело дыша, приподняла бледное лицо:
- Какой же ты жестокий, сынок. Какой же ты, все-таки, жестокий… Еще хуже, чем твой отец...
- Спокойной ночи, мама! Счастливых снов! - он хлопнул ее по плечу так, что она вскрикнула, и пошел по направлению к лестнице. - Будь трижды проклят тот день, когда я вылез из твоего брюха!..

                VI

На следующий день у «тимуровцев» состоялся Стыр Ныхас. Стая собралась на хате у Габарая, в его просторной берлоге, обсуждая последние события. Сюрпризом для всех стал Кокой, который внезапно запаниковал и разнервничался, что было совсем не в его стиле.
- Я так и знал, я его все!.. – приговаривал он, рассекая по комнате во всех возможных направлениях. - Я так и знал, что мы встрянем с этой историей! Эта сука ментам стукнула… Вы тут веселитесь, а уже вовсю следствие идет!
- Ну и пусть себе идет, - пробормотал Тимур, зевая во всю глотку. Он возлегал на кровати рядом с хохочущим Гибом. Хачик возился с эквалайзером на орущем стерео, Атар, полуприкрыв сонные глаза, дымил, сидя на подоконнике. Все были спокойны, невозмутимы и от души умилялись его младенческой истерике.
- Козлы тупорогие! - не унимался Алан. - Вы, кажется, вконец нюх потеряли! Когда нас всех пятерых заметут, я с вас приколюсь!
- Не по уму шуршишь, кулек, - лениво проговорил Атар.
- Да не гони, Варвар! А ты наверно по дому заскучал? По родному шконарю... Ты же у нас на постой чалишься.За что там тебя в первый раз хомутнули в одиннадцать лет?..
Атар мрачно глянул на него черными, вязкими, как мазут, глазами. Была затронута самая неприятная для него тема.
- Одуреть! - Алан, довольный, подкатил к нему, зная, что он злится. - Так, может, тебе уже и не откидываться, раз ты у нас блатной? Это, по ходу, твое призвание - Вечный Зэк!
- Я вот не пойму, Коко - Джамбо, у тебя что, слишком много здоровья?
- На тебя хватит, варварская отрыжка!
Они тут же обменялись мощными дружескими подсрачниками, такими нежными, что чуть не повыбивали  друг другу тазовые кости. Гиббон, Тимур и Хачик закатились веселым хохотом.
- Сверни на нары, Кокой! - смеясь, бросил Габарай. - Чего ты панику в толпе разводишь?
Алан круто обернулся, сверкая большими темно- зелеными глазами. Рожа у него была миловидная до неприличия, но в чертах мерещилось странное несоответствие. Пухлые, выдающиеся губы, а в уголке - родинка, как у какой-нибудь секс - бомбы. При этом угрюмо очерченные, по - взрослому сухие скулы и подбородок.
- А вы, дебилы!!! - заорал он с новым вдохновением. - Че разлеглись, как два пидара?!
Последняя фраза вызвала всеобщий восторг. Тимур захлопал ресницами, хохотнул, почти по - бабьи, и, щекоча Гиббона, засосал его необъятную, как баобаб, шею. Со всех сторон послышался одобрительный свист.
- Фу! - Алан брезгливо поморщился. - Давай, Габо, тренируйся. На зоне тебе это поправит.
- Молодой, что ты несешь? Какая зона? Гиббон, о чем, говорит этот пылкий юноша? - Тимур кокетливо глянул на Гиба.
- Он гонит фуфло! - громыхнул тот.
- Да почему, черт возьми, вы думаете, что вы - хозяева мира?! - вспылил Кокой.
- А так и есть, - ответил Гиб.
Алан покачал головой:
- Нет, братва. Вы не правы.
- Правы, Кокой, - Тимур сунул в рот сигарету и чиркнул зажигалкой. - Мы очень правы во всем, что делаем. Ты даже представить себе не можешь, насколько мы правы.
- Закон так не считает. И я не горю желанием сесть из-за каких-то двух вшивых сук, которых мы по пьяни оттрахали всем хороводом.
Тимур удивленно пожал плечами:
- Слушай, Алан, чего это ты стал вдруг таким мандражистом? Я тебя прямо не узнаю… Всю жизнь был самым борзым в нашей конторе, все тебе было по барабану! Что за заноза у тебя в жопе засела?
- Переходный возраст у малыша, - сострил Атар. Алан проигнорировал его, отделился от стенки и приблизился к Тимуру.
- В этот раз все как-то не так, Габо… Я прямо задницей чую… Какая-то канитель назревает нездоровая. Думаю, если не подсуетиться - придет нам большой, красивый, смачный п**дец… - Алан нервно потасовался взад - вперед по комнате. - Бикса какая-то рогатая чересчур попалась. Или Хачик ей плохо втолковал… - он задрал спортивки, высвободив дутые форвардские икры, и присел на корточки возле кровати. - Слушай. Пока дело до суда не дошло, нужно следствию на горло наступить. Потом сложнее отмазаться будет. Сам же говорил.
Тимур безучастно кивнул.
- Без базару.
- Ну, так и что?
- Ничего, - он затянулся. - Думаю, на днях дело прикроют. Не потей за это.
- У тебя что, есть какие-то идеи?
- Есть одна идейка для начала, - он вытащил сигарету и с хитрой улыбкой посмотрел на него. - Как насчет прокатиться сегодня вечером?..

                VII


Три черных всадника с диким воем неслись по дороге. Ночная мгла взрывалась и тысячами звенящих осколков рассыпалась под колесами мотоциклов. Казалось, можно было видеть, как со свистом разлетаются в стороны струи рассеченного воздуха – такой сумасшедшей была скорость...
Они мчались над обрывом по горному серпантину, без шлемов, подставив лица едким плетям ветра, давно уже выйдя за всякие пределы реальности. Это было странное зрелище: безумное, леденящее кровь и завораживающе-прекрасное, - психоз трех диких, изголодавшихся, отчаянных зверей. Скорость все увеличивалась и увеличивалась. Казалось, что ветром вот-вот вышибет мозги. Каждый отчетливо ощущал за своей спиной сладкое, зловонное дыхание смерти; вот она, сидит сзади, липкая, похотливая, обвивает своими длиннющими руками, вспарывает когтями кожу, нестерпимо пищит что-то в уши!..
Они гнали вперед, к краю возвышенности, где дорога обрывалась, и им предстоял Великий Прыжок. Все трое закусили губы до крови. Зияющая чернотой бездна появилась вдали, стремительно приближаясь… Разогнавшись до предела, Тимур, Алан и Атар буквально взмыли над пропастью. Раскаленные колеса оторвались от земли, и три мотоцикла, как один, описав в воздухе крутую дугу, приземлились, подпрыгнув от удара.
- Да!!! - завопил Тимур и затрясся от безумного хохота. Все орали и смеялись вместе с ним, счастливые, как дети.
Алан вырвался вперед и втопил вниз по дороге в сторону города. Атар и Габарай рванули за ним.
- Я тебя порву, падла! - со смехом крикнул Атар, пригибаясь к рулю. Кокой обернулся с кривой ухмылкой, щуря один глаз, и выставил перед своими кентами средний палец...
Ночь неслась навстречу, и, казалось, целые созвездия и кометы со свистом проносились мимо. Воздух был горьковатым на вкус... Вскоре они въехали в населенный пункт. Мотоцикл Тимура быстро набирал скорость. Алан принялся скашивать путь, вилять из стороны в сторону, но Габарай, нагнав, прижал его к обочине. Пацаны, мчась бок о бок на полном ходу, принялись бороться, лезть друг другу в глаза, выбивать из седел. Атар обогнал их слева и с нечеловеческими визгами исчез впереди. Кокой, чувствуя безвыходность положения, свернул в боковую улицу,  рев его мотоцикла заглох за домами. Габарай тут же рванул следом за Атаром с новым ожесточением.
...Они мотались зигзагами среди аллей, темных переулков и чужих огородов, обгоняя друг друга, перемахивая через канавы и ограды, пока в конце одной из улиц из-за дома не вырулил, словно призрак всадника, черный силуэт Алана.
Тимур и Кокой оказались друг напротив друга, как два дуэлянта. Алан пару раз оттолкнулся ногой от земли, его мотоцикл взревел, и он бросился навстречу Тимуру…
Это была очень старая игра - «на слабачка»: у кого первого сдадут нервы. Они  летели друг на друга с воплями ужаса, до последнего надеясь, что свернет другой. Каждый  уже отчетливо видел глаза соперника, полные паники и решимости. Доли секунды… Месиво из железа и крови… Тупая смерть...Алан, все же, свернул, не выдержав. Тимур пронесся дальше, задрав обе руки в жесте победителя, как красавец - джигит на диком вороном коне...

...Потом они отрывались, как натуральные байкеры - носились по трассе, распевая матерные песенки, и шмаляли из стволов по фонарям, воздуху и придорожным комкам. Это было чертовски красиво! Стекла взрывались и, искрясь, разлетались звенящими праздничными салютами. Зрелище, которое врезалось в сердце, брало за живое, хотелось петь и рыдать от восторга…
Вскоре на дороге нарисовалась обшарпанная автобусная остановка. На скамейке под навесом устроился на ночлег какой-то старый бомж. Пацаны остановились неподалеку на перекур.
- На, молодой, - Атар протянул Кокою шарабан анаши.- Соображай. Ты у нас корабельный мастер.
Алан забил «королевский» косяк в патрон от “Богатырей”, и они пускали друг другу парики, не слезая с мотоциклов... Через пару минут все стали весело хихикать... Внезапно Тимур заткнулся и уставился в одну точку:
- Вот черт…
- Что, Габо? – Кокой еле переводил дух от смеха. - Тебя что, контузило?
Габарай молчал и напряженно вглядывался в скрюченную в нескольких метрах от них фигуру. Бомж сидел, покрытый пылью зыбкого света, сгорбившись, свесив косматую голову. Грязное, ничтожное, изнасилованное жизнью существо. Тимур разглядывал его с неподдельным интересом, как редкого зверька, и его проницательные голубовато - стальные глаза поблескивали в темноте, будто были наполнены слезами.
- Черт возьми… - снова невнятно пробормотал он. - Ну что за жизнь настала...
Габарай выглядел расстроенным.
- Куда ты смотришь? - Атар сдвинул брови. - На эту парашу?
- Может, бывший академик или еще хер знает, кто… Тимур пожал плечами, - Вот вам, пожалуйста… Мы здесь, а он там… Сучья жизнь!
- Ну иди, поцелуй его, - прыснул Алан.
Хмырь слегка пошевелился, приподнял голову и с величайшей  осторожностью вытащил   из внутреннего кармана бутылку, так трепетно и благоговейно, словно доставал из груди свое пульсирующее сердце. Желтый фонарный блик вспыхнул на гладком горлышке, как маячок в темноте. Тимур медленно поднял свой ТТ-шник, прицелился и с дребезгом выбил бутылку из его рук.
В следующую секунду у всех свело животы от хохота при виде округлившихся глаз и животного страха, перекосившего его бульдожью морду. Инстинкт самосохранения - поистине неистребимая вещь!
Тимур стал беспрерывно долбить по скамейке рядом с его сжавшимся телом. Деревянные щепки полетели фонтаном. Перепуганный бомж корчился и прикрывался руками, издавая какие-то булькающие звуки. Наконец нервы сдали, и он сделал самую большую глупость - вскочил и побежал.
Как по команде, мотоциклы зарычали и, словно охотничьи псы, ринулись за ним. Бомж бежал со всех ног, спотыкаясь, вопя и трогательно размахивая руками. Пацаны временами сбавляли скорость, великодушно позволяя ему оторваться и поверить в спасение, чтобы потом с увеселительным свистом гнать его до изнеможения, едва не наезжая на пятки. Когда он пытался свернуть с дороги, кто - нибудь заезжал на тротуар и сгонял его обратно. Было удивительно, как у этой паршивой развалины еще не лопнуло что - нибудь внутри от такого крутого марафона... Он хрипел и брызгал слюной, как загнанная лошадь, но все бежал и бежал, падал, отползал и снова бежал… Для большей остроты ощущений Тимур за его спиной палил из ствола по воздуху:
- Давай, давай, свинья!!! Шевелись!!!
...Но шевелился он все слабее... Травля начинала становиться скучной,  пришлось снизить скорость до минимальной. Ноги его заплетались, он все чаще спотыкался, хрипел и задыхался; тело его содрогалось от кашля. Вскоре у него откуда-то, то ли изо рта, то ли из носа, хлынула кровь.
Алан успел подобрать где-то длинную палку, подъехал слева и принялся, подгоняя, тыкать его острием в бок.
- Ну давай, давай, вонючая мразь! Тащи скорее свой грязный зад! Дава-а-а-ай!!! - он орал с ужасающим остервенением - Хочешь жить, сука?! Беги!!! Хочешь жить, хочешь бухать и гнить дальше?! Беги! Беги, падла!!!
...Хмырь приостановился, огляделся и хотел, было, броситься в кусты, но Алан огрел его палкой по спине так, что тот взвыл и побежал дальше.
- Ах ты, грязная скотина!..
Он бежал. Мотоциклы начали набирать скорость. Он бежал из последних сил. Ноги его уже волочились по земле. Наконец, споткнувшись в очередной раз, он растянулся на дороге, не делая больше попыток встать... Игра была окончена. Алан отбросил палку и проехал мимо.
Все трое разом газанули, и Габарай, мчавшийся посередине, с размаху налетел на распластанное по земле тело. Послышался мелодичный хруст костей. Алан удивленно обернулся.
Габарай и Атар пронеслись на полных газах еще несколько кварталов, прежде чем поняли, что их друг остался где-то сзади...
- Кокой! - Тимур притормозил, развернул мотоцикл и посмотрел на длинную, глянцево - черную в свете редких фонарей дорогу. - Где этот сучонок?
- Опять, небось, ищет приключений на жопу. Поехали за ним.
Они вернулись назад к перекрестку, который украсили окровавленным трупом бомжа. Кокоевский мотоцикл небрежно валялся на дороге, а сам он, склонившись, сидел на корточках рядом с телом.
- Цы хабар у, Кокой? Какого хрена? - Тимур слез с мотоцикла и подошел к нему. Алан заторможенно поднял хмурое лицо.
- Слышь, Габарай… Ты его… Мы же его убили!
- Не гони?!! – Тимур изумленно вскинул брови. - А может, нет? Может, он заснул? А ну, давай, как ты говорил, поцелуй его!
Он засмеялся, все еще возбужденный сумасшедшей гонкой. Алан буркнул что-то сквозь зубы и снова посмотрел на труп. Тот лежал на боку, скорчившись и прижав руки к груди. На штанах его отчетливо темнело пятно.
- Ты только посмотри! - Атар подкатил к нему и со смехом пнул ногой. - Эта скотина пока бежала, обоссалась со страху.
- На тебя бы я посмотрел, Варвар, - усмехнулся Тимур.- Ну что, Кокой? Подымайся. Или будем тут сидеть, ждать мусоров?
...Алан медленно привстал, потупив взгляд и кусая губы. Было очевидно, что он сильно нервничает.
- Габарай… Мы… Мы же поступили как-то… - он запнулся, судорожно подбирая слова. - Не надо было этого делать, - выдавил он наконец, и это прозвучало так комично, что пацаны не выдержали и прыснули.
- Ой, и не говори, Кокой! - Тимур озадаченно развел руками. - Сам не знаю, как так получилось… Мне очень жаль! - они снова заржали.
- Ай,- ай - ай, вот ты неловкий, Тимур, - кивая, вторил ему Атар.
- Давай, Кокой, поперли отсюда, - Тимур, наконец, отдышался и хлопнул его по плечу. - И расслабься. Ничего нам не будет.
- Твои мозги, да я не об этом! - разозлился Алан. - Мы же его убили, ты сечешь? Он же был живой, такой же, как ты, как я… А теперь… Черт, ведь это же человек, пацаны!
- Где? - презрительно переспросил Атар. - Вот это человек? Это кусок свинячьего говна, а не человек! Скотина! - он с отвращением сплюнул.
- Скотина… - Алан рассеянно посмотрел себе под ноги.
- Так даже лучше для него, - продолжал Атар. - Мы ведь избавили его от страданий, волокешь? Кому он, на хер, нужен в этой жизни? А теперь у него все путем. Без проблем, мать его…
Алан покачал головой:
 - Он жить хотел.
Габарай рассмеялся:
- Мало ли, что он хотел! Для него это слишком большая роскошь.
- Тимур, это не наше дело. Это была его жизнь, а не наша!
- Ни хрена, Кокой! Это наша жизнь, НАША! Это наша земля, наш город, и все здесь наше!
- Офигеть! - Алан всплеснул руками. - Ты что, Господь Бог?
- Да, - Тимур лучезарно улыбнулся. - А ты не знал?
- Да пошел бы ты! Что ты трешь вообще? Минуту назад человека в месиво превратил, а скалишься, как будто…
- Не бычься.
- Не бычься?!! - взвизгнул Кокой и налетел на Тимура.
Атар удивленно наблюдал за разворачивающейся сценой. Кокой всегда был из них самым дерзким, шумным и нарывистым, наверное, по молодости, но он никогда не смел всерьез орать на Габарая. Никто этого не смел.
- Тимур, какого хера ты его завалил?!!
- Послушай, гуманист, - заговорил Тимур насмешливо, но сурово, с отчетливыми нотками угрозы. Его ледяные взгляд и тон  отрезвляли, как ведро холодной воды. - Ты, во-первых, убавь громкость, во-вторых, сотвори попроще рожу и в-третьих, вяжи, падла, мне перед лицом пальцы раскидывать, усек?!
Алан притух.
- Не надо корчить из себя Мать Терезу, Кокой, - Тимур повел плечами и сунул руки в карманы куртки. Во всех его небрежных движениях, в глазах, голосе, манерах была необъяснимая, какая-то царственная власть. Редко кто мог это осознать и еще реже мог этому не подчиниться. Это был просто дар притяжения, то, что политики называют харизмой.
- Ты такой же, как и мы, Алан, - четко проговорил Габарай, словно гравируя свои слова на его мозгу, как на вечном граните. - Такой же. Не надо себя наёбывать. И оставь эти лишние понты, - он поднял глаза и осуждающе пнул его своим строгим взглядом.
- Тимур… - Алан делал последние неуклюжие попытки. - Мы не должны были его валить… Ну, это вообще было не в тему.
- Да? - Тимур сокрушенно покачал головой. - Господи, Алан, думай, что говоришь! Ведь мы же, все-таки, не животные! Что ты хотел: чтобы мы загнали его до полусмерти и бросили тут подыхать в муках? Это в тему? Если так, то у тебя вот тут консервная банка вместо сердца!
Алан долго думал, кусая губы, затем вскинул голову и шмыгнул носом:
- Да, Габарай. Ты прав. Я прошу прощения...
Тимур отвернулся и уселся на свой мотоцикл. Но, несмотря на примирение, веселья больше не получилось. Алан ушел в свои мысли, как черепаха в панцирь, и через полчаса все разъехались по домам...

                VIII

Тимур долго стоял под холодным душем, тщетно надеясь протрезветь. Атаровский свежак держал его мертвой хваткой. Он всегда знал свою слабую сторону. Чувственность. Да, его тело было жадным до адреналина, как голодный шакал до падали. В нем постоянно бились, пенились и бушевали буйные молодые соки, ища выход и доводя его до изнеможения. Иногда он сам презирал себя за свой вечный голод. Он не знал, откуда в нем это, и как противостоять этой больной, разрушительной страсти.
Кайф, кайф… Он жадно и судорожно искал его наобум, как слепец в ночной пустыне, и ловил, как капли росы. Он напоминал себе высоковольтный провод без изоляции - опасный и одновременно уязвимый.
Это была даже не простая развращенность избалованного пацана - он до патологии остро чувствовал все и мог взорваться от любой мелочи: от щекочущих капель дождя на своей коже, запаха нежного цветка или вида разложившегося кошачьего трупа, кишащего червями. Простые, неприметные для других явления, сквозь которые, ему казалось, просвечивала обнаженная красота жизни и смерти. Так было и сегодня. Он до сих пор чувствовал, как его любимый мотоцикл подпрыгивает на человеческих костях, как вибрирует и колотится под ним сиденье… Он ощутил себя стихийной силой, самой судьбой, беспечной, настигающей и разящей. В тот миг молниеносного озарения его буквально захлестнула нежность к существу, чье тело хрустело под колесами.

Тимур обмотался полотенцем и заковылял в свою комнату. Его любимая берлога всегда была для его близких людей убежищем. Пол стены занимал высокий книжный шкаф - когда-то Габарай любил книги. Со временем их вытеснили спортивные награды, сувениры, дорогие напитки, сигары и прочее барахло. Осталась только пара сборников поэзии, которые он изредка перечитывал, как правило, под накуром. Остальное место занимали диски, огромное количество - от классики до рока. Поистине странная коллекция. Музыку он любил за то же, за что и стихи: за кристальную выверенность и в то же время безграничную свободу эмоций. Это было то, что его вдохновляло, что давало путь чистому и плавному течению мыслей, от чего его собственные  фантазии парили особенно просторно. Над кроватью висели Алинины рисунки разных периодов, а на противоположной стене - фотографии мотоциклов всевозможных моделей. Их он наклеил сюда семь лет назад, когда занимался мотокроссом. Тогда он познакомился с Кокоем. И именно тогда, в двенадцать лет, впервые убил человека. Бабу. Они вместе с Аланом налетели на нее на полной скорости отцовского «Джипа». Это была ужасная случайность, очень неприятная. Алан неделю после этого ходил, молчаливый и потерянный, как мумия, с бледной, заплаканной рожей...
Тимур растянулся на кровати и уставился на свои выцветшие фотографии. Вообще, байкерство как-то было не принято у них в городе. И ни для кого из них троих это не было религией: Тимур знал, что для Атара мотоцикл был просто развлечением, чистым адреналином; для Алана и того хуже - тупыми понтами. Он же сам был всей душой привязан к этой груде железа, как к сентиментальной драгоценности, кусочку его детства, тому, что связало его и Кокоя. Ведь мало чем в жизни он так восхищался и дорожил, как дружбой этого малолетнего психа. Без Алана это все не имело смысла. Пацаны были его братьями. Кокой - его нутром...
Тимур зевнул и закрыл глаза. Четыре угла комнаты, четко отпечатавшиеся, как слайд в мозгу, плавно кружились над ним. Одно за другим ему припоминались события минувших суток. Все было в порядке. Да, весело, хотя и мерзко. Но что-то маленькое и пакостное нарушало безмятежную гладь его хорошего настроения. Нечто, едва ощутимое, но назойливое, как жвачка, прилипшая к подошве…
Он тут же отогнал от себя муторные мысли и стал погружаться в дрему. За окном ветер трепал пожелтевшие акации, бросая в стекла сухие листья. «Не надо… Не надо…» - тихо умаляли они. Ветер отвечал им безжалостным завыванием. А они все плакали, бесполезно и жалобно, как сцапанные хулиганами девочки - отличницы... Тимур   усмехнулся своим мыслям. «Нет! Нет! Нет!» - ему отчетливо слышался нежный голосок. Он пробивался издалека и наивно умалял остановиться. Как глупо! Может ли остановиться камень, летящий с горы? Он был похож на такой камень. Весь мир похож на этот камень, обреченный, загаженный мир. Девочка все плакала и плакала. Ее  голос стал срываться на крик...
Тимур резко сел на постели. Холодок пробежал по его спине. Ведь все происходило наяву!
«Черт! Неужели опять?!» - пронеслось в голове. Тимур подскочил, наспех натянул джинсы и вылетел в коридор. Плач доносился из соседней комнаты. Это была спальня его сестры. Он распахнул дверь и вломился внутрь. Алина лежала на смятой постели среди горы мягких игрушек, разметав длинные волосы, и громко хныкала во сне, катаясь по подушке. Тимур начал отчаянно тормошить ее за плечи.
- Аля! Алька!!! Проснись!
Она завопила еще сильнее, отбиваясь от него. Ее сознание оказалось в каком-то ужасном месте  - между реальностью и сном.
- Аля! Солнышко, это я!!! - орал он ей в ухо... Она, наконец, распахнула огромные, безумные от кошмаров глаза, и бросилась ему на шею.
- Тщ-щ-щ! Тише, красавица, все о`кей. Я с тобой, - он крепко прижимал ее к себе, торопливо гладя по волосам.
- Нет… Нет…- все еще повторяла она, как в бреду. Маленькое сердечко грохотало, как скоростной поезд, и каждый удар нестерпимой отдавал ему под дых.
- Алька… Моя родная девочка… Ну пожалуйста, не плачь! - взмолился он. Она уткнулась мокрым лицом в голое плечо брата.
- Тимур… как страшно! Господи! Я больше не могу…
- Ничего не бойся, я здесь.
- Нет! - она подняла голову и уставилась на него влажными и беспомощными, как у морского котика, глазами. - Ты не можешь себе представить! Опять… Опять тот же самый сон, - Алина всхлипнула и задрожала. -  Все вокруг рушится... Повсюду кровь… А я бегу к оврагу и боюсь поскользнуться... Кровь… Боже, сколько ее!!! Это настоящий ад, Тимур, поверь! Я была в аду! Вопли, стоны отовсюду! Все подыхают… Некоторые пялятся на меня, тянут ко мне свои руки и умоляют: «Помоги мне… Помоги!»... А я все бегу… бегу по этим вонючим, теплым трупам. По живым трупам, Господи Боже! - слезы потоками заливали ее лицо. Тимур угрюмо смотрел на сестру.
- Я не знаю, что это за люди, - продолжала она, - Мне кажется, ты тоже был там... Я слышала твой голос, но не могла тебя узнать... У тебя тоже лицо было в крови... И все кричат мне : «Помоги!» И как будто я знаю, что могу помочь, но не помню как... Мне нужно увидеть то, что спрятано в овраге! Я знаю, что загляну туда и сразу вспомню... Я всех спасу. Но я не могу туда заглянуть, мне что то мешает... Слишком скользко... Но я все равно бегу... Ближе и ближе к самому краю...
- Все, все, не рассказывай, - он крепко обнял ее. - Забудь об этом.
- Кровь, кровь… - не унималась она. - Почему, Тимур?! Откуда так много крови?
- Успокойся, солнышко. Это просто глупый, дурацкий сон. А в жизни все хорошо. Ведь правда? - он взял ее лицо в ладони и ласково посмотрел в глаза. - Нет никакого оврага, никаких мертвецов, никакой крови. Это твоя комната, это твоя кроватка, а это твой брательник. Просто сон!..
Алина покачала головой.
- Знаешь, какой уже по счету? В последний раз… это было больше месяца назад… Я уже думала, что все. И вот опять!..
Тимур насупился:
- Вот не послушалась меня… Все! Сегодня же съездим к врачу.
- Думаешь, я психопатка, да?
- Да при чем тут «психопатка»? У каждого свои заморочки. Ты боишься крови, ну и что такого? Я тоже много чего боюсь.
- Ты бы это видел…
- Смотрим с тобой по ночам всякое говно… Давай я маму позову, хочешь?
- Да не надо! Пусть себе дрыхнет внизу. Никто мне не нужен. Никто! Только ты не оставляй меня, Тимурик… - она стиснула его  руку.
- Ну что ты болтаешь! Никогда я тебя не оставлю.
Он взбил ей подушки, разгладил смятые простыни и приподнял одеяло.
- Сейчас Алинбечер ляжет в постель, закроет глазки и будет видеть сладкие-пресладкие сны. А я посижу с тобой и приколю какую-нибудь сказочку, как ты любишь.
- Ну уж нет! Я не засну здесь больше!!! – она обвела ненавидящим взглядом расфуфыренную розовую комнату.
- Пойдешь ко мне?
- Да.
Тимур подхватил сестру на руки и, баюкая ее, как маленькую, как десять лет назад, понес в свою берлогу. Они всегда любили просиживать здесь ночи напролет, смотря видик, или как-нибудь дурачась, или просто болтая... Алина улеглась в его постель и закрыла глаза. Он присел рядом на край кровати.
- Расскажи, Тимур. Историю.
Он стал рассказывать, поглаживая ее маленькую белую руку... Подобные истории он сочинял на ходу, покруче любого сказочника. В них было неимоверно много любви, поцелуйчиков, приключений, препятствий, смешных приколов и ни капли насилия. Алина безоблачно улыбалась, подрагивая  ресницами. Сказочные видения витали над кроватью, обволакивая ее, как кокон, и постепенно отделяя от реальности. Он все говорил и говорил, не сводя влюбленного взгляда с ее ангельского лица. Словно маленькое, нежное солнышко спало в его постели. Самым удивительным было то, что в такие минуты он и сам всерьез начинал верить во всю ту чепуху, которую нес: о добре, Боге,  счастье и вечной весне...

                IX

Алан вошел в свой загаженный подъезд и поплелся по лестнице на десятый этаж. Блудный сын возвращался домой. Лифт в их доме толком не работал уже третий месяц, а всем жильцам было на это начихать. Их район до боли напоминал негритянское гетто: здесь трудно было увидеть цивильного человека - сплошные босяки, алкаши и неудачники.
Алану лень было шарить по карманам, искать ключи, и он позвонил. Едва успев открыть дверь, Зарема, как обычно, разверзла свою пасть и завыла, как сирена. Смысл ее ругани  совершенно не доходил до него. Алан неожиданно с  глупейшим  интересом  уставился на ее рот, наблюдая за тем, какие он принимает формы. Ему показалось невероятным, что в этом полудохлом, костлявом привидении оставались силы для такого оглушительного визга. Постоянные скандалы, истерики, бессонные ночи, таблетки, переживания сделали из двадцатипятилетней тёлки почти старуху. Он посмотрел на обтянутые серой кожей скулы, на черные круги под глазами, на тонкие, высохшие губы, неухоженные пакли волос и содрогнулся от отвращения. Отвращения к идиотскому, бессмысленному самопожертвованию. Все лучшие годы, весь кайф молодости - все псу под хвост! А вместо этого - долгие, бессонные ночи возле этого трижды проклятого смертного одра. И ради чего все? Ради чужой жизни, вернее, - смерти.
Алан устало навалился на дверной косяк. Зарема все никак не унималась и стояла, загородив ему вход.
- Ну что ты приперся! Посмотри на свою накуренную рожу, тварь! Хоть бы раз подумал о своей матери!
- Отвали с дороги, стерва… Мне здесь дует.
Она всплеснула тощими руками:
- Дует ему! Ах ты, господи! Да таких уродов, как ваша шайка, никакая холера не возьмет! Хоть бы уже привалил вас кто-нибудь, скоты!!!
- Отвали! Или я тебе втащу! - он замахнулся на нее, и Зарема тут же отскочила в сторону. Как будто он и вправду ударил бы ее...
Алан шагнул в свою мрачную, душную квартиру, похожую на подвал. Он ненавидел ее всем сердцем, как возможно ненавидеть только родной дом. Словно какая-то фатальная печать лежала на нем. Узкий, темный коридор, обсыпающиеся стены, насквозь прогнившие коммуникации… Истрепанные электроприборы, место которым скорее, было в музее, чем в жилой квартире… Отовсюду, изо всех углов кричащими глазами смотрела чертова нищета, но главное - отовсюду отчетливо разило смертью. Алана заметно пошатывало. Он чувствовал себя совершенно разобранным, как будто его переехали танковые гусеницы. Зарема рядом содрогалась от рыданий. Его сестра давно превратилась в настоящий комок нервов. Подобные истерики были ее обычным состоянием, но теперь это почему-то действительно вывело его из себя.
- Заткнись!!! - рявкнул он. - Закрой свою пасть!!! И так тошно, еще ты воешь!
- Тебе тошно?!! - она убрала руки от лица и вдруг расхохоталась. Алан злобно сплюнул прямо на пол и направился в кухню. В ржавой раковине громоздилась гора посуды. Два нахальных жирных таракана даже не сделали усилия убежать. Алан порыскал по кастрюлям и, обнаружив в одной гречневую кашу с луком, навалил себе полную тарелку. Сестра уже не смеялась, а тихо смотрела на него из коридора. Он взял закопченный чайник с разболтанной ручкой и сунул его под кран. Вода наполнилась до краев. Он зажег газ, поднял чайник, и тот вдруг с грохотом свалился на пол. Ручка осталась у него в руках. Зарема, увидев это, снова забилась в истерике и бросилась на кухню:
- Ублюдок!!! Скот!!! Сволочь!!! У тебя руки под хрен заточены!!!
- Заткнись!
- Заткнись?!! Ты мне рот не затыкай, чмо! Ты со всеми своими понтами и мизинца моего не стоишь!
Алан, поджав губы, смотрел, как она ползала у его ног, вытирая воду, и где-то, глубоко-глубоко, в нем шевельнулась горькая, беспомощная досада. Схватив сестру за шиворот, он рывком поставил ее на ноги, выгреб из кармана все деньги и впихнул ей в руки.
- На!!! Купишь новый чайник! Самый навороченный, самый дорогой! Только не вопи...
Злобная, надменная усмешка резко перечеркнула ее лицо. Она сжала руку в кулак, с хрустом скомкав банкноты:
- Ты их, наверное, честно заработал, Аланчик? Или отнял? Или украл? Или опять проломил кому-нибудь башку? А может лизнул жопу своему богатому ублюдку - другу? Засунь-ка эти грязные деньги в свою шакалью задницу!
Мятые бумажки полетели ему в лицо. Алан едва сдержался, чтобы не двинуть ей. В этот момент раздался нечеловеческий вопль из спальни, и Зарема тут же сломя голову понеслась туда. Дурдом! Он мрачно посмотрел на тарелку с гречкой. Аппетит безнадежно пропал.
- Мамуля! Мамуля! Ну все, все, все! - слышалось за тонкой перегородкой. Крик не стихал. Это был крик настоящей физической боли, такой, какую он, наверное, никогда не испытывал. Он на секунду представил себе этот живой труп в соседней комнате с уродливым восковым лицом, нитками обессиленных рук поверх одеяла, и внутри у него все омерзительно сжалось. Он не заходил туда уже давным-давно и не видел ее. Он просто не мог ее видеть. Зарема часто говорила, что она спрашивает о нем, своем любимом сыночке, зовет его… Ну и пусть себе зовет, хоть до хрипоты, его туда и на аркане не затащишь, в этот чертов склеп!
А ведь когда-то она была не такой… Это было так давно, наверное, в другой жизни. С тех пор, сколько он ни вслушивался в свое сердце, сколько ни пытался найти отголоски сыновней любви, внутри него жила лишь тупая озлобленность. Он был зол на свою мать, на эту сраную болезнь, на Бога, который допускал на земле такие страдания, и на себя, потому что причинял их другим. Да, Зарема была права, он был просто трусливым дерьмом и  действительно не стоил и мизинца своей идиотки-сестры! Он буквально барахтался в человеческой боли, но стеснялся посмотреть ей прямо в лицо...
Алану вдруг до одурения захотелось разреветься, как младенцу. И это в шестнадцать лет! Подбородок задрожал, в ноздрях защипало… Он с отчаянием стиснул кулаки от злости на свою слабость, на свои слезы. Ведь он всю жизнь был самым храбрым, самым крутым! Страдать, плакать, истекать кровью могли все вокруг, а ему было глубоко плевать. А теперь, вдруг, что-то случилось… Он знал, что его доконало: этот ее чертов крик. Он не мог больше выносить его изо дня в день, из часа в час… Ну почему бы ей, наконец, не умереть?! Почему бы ей, черт возьми, не заткнуться?!!
Алан с ненавистью двинул дверь ногой и выскочил в прихожую. Она орала от нового приступа. Зарема орала вместе с ней и носилась по комнате, не зная уже, чем ей помочь.
- Заткнитесь!!! Заткнитесь все!!! – завопил Алан в паническом припадке бешенства. Если бы ему под руку сейчас попался топор, он, не раздумывая, прибил бы их там обеих. Сквозь приоткрытую дверь ему виднелись мелькающая тень сестры и без конца движущееся мятое одеяло. Коричневые, скрюченные, неестественно тощие пальцы бегали по постели, в отчаянии цепляясь за все подряд.
Алан развернулся, бросился в свою комнату и захлопнул дверь. Крик проникал и сюда. Он сочился сквозь стены, со всех сторон, из каждой щели. Это был даже не крик, а бессвязные, полулающие - полуревущие животные звуки. Неудивительно, что у Заремы съехала крыша: находиться с ней двадцать четыре часа в сутки, постоянно слышать это, утешать, уговаривать, ухаживать… Алан рухнул на свою кровать, зарывшись лицом в подушки. Нестихающий крик сводил его с  ума. Перед глазами возникла странная коричневая рука, судорожно шарящая по белым простыням… Он схватил пульт и, не глядя, врубил роскошную стереосистему «Sony», до смеха не вписывающуюся в убогую комнатушку. Внутри оказался Габараевский диск “Металлики”. Все вокруг задрожало от сокрушительного грохота ударных, визга электрогитар и душевных воплей Хэтфилда. Алан знал, что значит этот шум для его больной матери и издерганной шизофренией сестры, но ему было плевать - лишь бы не слышать этот проклятый вой... Не слезая с кровати, он достал жгут, и зажав один конец зубами, перетянул им левую руку повыше локтя…
…Солнце выплывало из-за горизонта, и горы задыхались от кровавого света. Один заточенный луч вдруг на мгновенье ударил прямо в его окно. Комната озарилась нереальным космическим огнем, все вокруг заполыхало ослепительным блеском тысяч жарких зеркал. И тут пустота и одиночество, нелепость собственного существования навалились и смяли его, как горный сель. И стало так тоскливо и погано, что неудержимо захотелось высадить ногой это искрящееся стекло и виртухнуться, как птичка, с десятого этажа...
Он поднес шприц к окну и посмотрел на острие блестящей, гладкой иглы. Одна полная капля дрогнула и скатилась вниз, в секунду отразив в себе весь мир: кровавое солнце, парализующе- прекрасное небо, гордые горы и жалкую комнатушку с обшарпанными обоями... Он стиснул зубы и зажмурил глаза, изо всех сил подавляя в себе вопль тоски. Мир был расколот, вселенная свихнулась, небо рушилось у него над головой, бомбя его тяжелыми осколками. Ему хотелось завыть по - волчьи…
Он засадил в вену щедрую дозу героина и откинулся назад… Спокойствие пришло почти сразу. Время сбавило обороты и оборвалось... Все стихло. Он остался один в мире, совсем один среди этого немыслимого, фантастического рассвета, прекрасного, яркого и горячего, как свежая кровь…

                X

- Что значит «дело закрыто»? - процедила Инга, не веря собственным ушам. В кабинете у следователя их было четверо: один шкафообразный мент со скучающей рожей, который пялился в окно и пыхтел от жары, Инга, сам Караев и еще какой-то усатый дрыщ с юркими, маленькими и хитрыми глазами.
- Я… Я не понимаю, - пробормотала она снова, пытаясь вникнуть в смысл его слов. - Дело закрыто? Мое дело закрыто? Вы действительно это хотели сказать?
- М-да, девочка, мне очень жаль, - следователь вынул платок, и промакивая запревшую лысину, повернулся к усачу. - Закрыто за недостатком улик. Петрович, включи там вентилятор.
- Недостаток улик?! Это недостаток улик?! Так, значит, все было зря… Все, что я делала?
- Ничем не могу помочь, - он равнодушно перебрал какие-то бумаги, затем сложил их в папку и стукнул ее ребром по столу. - У этих парней железное алиби.
- Да какое еще, к черту, алиби?!
- В тот вечер они не выходили из кабака. Это подтвердило множество человек.
- Неужели?! - ее лицо перекосилось. - Лучше расскажите, сколько они вам отстегнули!
Караев напрягся:
- Что ты несешь?! Следи за своим языком, милочка, если не хочешь схлопотать…
- Да катитесь вы! - она подскочила и толкнула стол. - Продажные рожи!
Здоровяк тут же отвлекся от окна и оживился. Взгляд Петровича запрыгал, как шарик для пинг-понга.
- По-моему, она хочет в обезьянник, а, Марат?
- О! Мы устроим это в мгновение ока!
...Инга вдруг ощутила всю смехотворность своего положения. Она показалась себе маленькой бесхозной дворняжкой, которая ввязалась в драку с матерыми волкодавами. Задавленные слезы, как уксус, подло жгли ее горло. Она сползла обратно в кресло.
- Это преступление, то, что вы делаете… - прошипела она. - Вы такие же преступники, как и они.
- Я думаю, тебе пора катиться отсюда, пока не поздно.
- У вас есть дети, Владимир Казбекович?
- Еще одно слово, и…
- Той  девочке не было и  тринадцати лет… - продолжала она. - Понимаете?! Это как вырвать у ребенка сердце и мозги… Это смерть заживо!
- Я все понял. Это чертовски  трогательно, а теперь…
- Вам на все плевать, да?! Вам, как собаке, кинули кусок, и вас больше ничего не волнует! А если бы это была ваша дочка?
- Черт!!! Марат, вышвырни ее отсюда!
Она кое-как выскользнула из железных рук мента- громилы и влетела в коридор, где ее ждала Яна…

Инга чертыхалась и извергала проклятья, пока Яна вела ее вниз по лестнице. Чертыхалась, только чтобы не упасть и не разреветься на месте. Все было кончено. Все пошло прахом.
- Я же говорила тебе, - Яна покровительственно обняла подругу за плечи. - И Марик говорил. Никогда ты никого не слушаешь. Деньги и только деньги правят здесь всем.
- Значит, у меня нет прав, да?
- Нет. Ни у тебя, ни у меня, ни у этой Оксаны, ни у ее родителей… Габарай во всем будет прав. Они всегда побеждают.
- Хватит! - Инга остановилась и резко откинулась назад, со стуком навалившись спиной на стену.-Хватит, пожалуйста.
- Ты мне не веришь? - печально спросила Яна.
- Не знаю…
- Ладно, - она вздохнула. -Идем домой. Просто забудь. Выкинь из головы. Жизнь продолжается, подруга.
Инга поежилась и обняла себя руками.
- Ну что ж, хорошо… Я буду играть по их правилам.  Она обдумывала что-то несколько секунд, затем оторвалась от стены и пошла к автобусной остановке.
- Инга! - Яна заторопилась следом за ней. - Ты куда?
- Я поеду к Сосу. У него брат - шишкарь в прокуратуре.
- К Чебуреку? Да ты что?!
- Да. Я приползу к нему, буду унижаться, если надо. Мне все равно!
- Сумасшедшая! - Яна догнала ее и ухватила за рукав. -  Подожди, я с тобой.
- Не надо. Лучше поезжай домой, побудь с Мариной.

                XI

-… Сос, надо поговорить.
- Поговорить? – он поднял голову и посмотрел сквозь нее снизу вверх, не вставая с корточек. Взгляд у него был отсутствующим и безразличным. Совсем не то, что раньше... Он подчеркнуто затягивал паузу, как будто продолжал раздумывать о чем-то своем, крайне важном. Она стояла перед ним и выжидала, судорожно кусая губы. Сос, не моргнув, вырыгнул сигаретный дым в ее сторону. Рядом с ним стояли и сидели его однокурсники-юристы, в основном борцы. Все молча, буквально притаившись, смотрели на нее, и по лицам их ползала абсолютно одинаковая тошнотворная улыбка.
- Ну, пойдем, - он медленно встал и поплелся за ней с видом великого одолжения. За спинами их тут же забурлили смешки.
- Эй, Чебурек, осторожнее с ней! Там, говорят, можно провалиться с ногами! - крикнул кто-то, и все взорвались хохотом.
 Ей хотелось сдохнуть на месте. Но перед этим раздавить горло каждому из этих поганых козлов, ее недавних друзей, чтобы они захлебнулись своей гнилью...
Они завернули за угол, Сос остановился и задрал ногу на цоколь здания. Каждый его жест выражал такое пренебрежение, как будто ему приходилось общаться с грязной, опустившейся сифилитичной шалавой. А ведь несколько недель назад он стеснялся даже посмотреть ей в глаза. Вот это контрасты! Инга усмехнулась.
- Что ты скалишься? - он надменно грыз спичку.
- Ты веришь, да?
- Во что?
- В то, о чем болтает универ.
- А о чем болтает универ?
- Сос, прекрати.
Он молчал. Глаза у него были грустные, но беспощадные. Совсем недавно их считали  идеальной парой, пророчили любовь до гроба и кучу детей…
- Слушай, мне нужна твоя помощь. Сос… Я знаю, что обо мне говорят. Что я, Габарай и эти четверо… - она закрыла лицо руками. Ужасно было говорить об этом, глядя в его каменное лицо. Просто невыносимо! - Ну это все не так… Ничего такого не было. То есть… было, но не по моей воле, понимаешь? Короче… Они меня изнасиловали.
- И что ты хочешь от меня?
- Помоги мне, умоляю! Я подала заявление, таскалась по всем этим врачам, экспертизам, черт знает, чего только не натерпелась, собрала все справки, а теперь мое дело закрыли! Ты представляешь?!
Сос усмехнулся.
- И ты хочешь его восстановить?
Инга закивала. В ее глазах горели слезы:
- Я готова через все заново пройти, все, что угодно, сделать, лишь бы Караев, эта продажная тварь его восстановил!
- Не будь идиоткой.
- Я понимаю… Он этого не допустит. Но тогда мне нужен кто-нибудь другой. Это возможно? Потребовать другого следователя?
Он лениво потянулся и почесал грудь.
- Для этого тебе надо доказать свое непредвзятое отношение к его некомпетентности, и…
- И я не докажу это до конца жизни.
- Вот именно.
- А если обратиться выше?
- Не поможет. Все равно все будет решать республика. - Он внезапно рассмеялся. - И вообще… Неужели ты это все серьезно? Ты знаешь, кто такой Эльбрус Габараев?
- Сос, - она с чувством взяла его за руку. Он не сопротивлялся. - Значит, мне нужна «торпеда». Ведь твой родной брат имеет там огромное влияние… Пусть поможет мне. Чуть-чуть! Я умоляю тебя!!!
Он молча разглядывал её пару секунд, потом усмехнулся.
- Даа.. Вот уж не думал, что когда - то увижу тебя такой...- он запнулся, подбирая слово, - Такой... Растоптаной...  Даже представить не мог, как Инга меня умоляет...
- Мне плевать на это дерьмо. Просто помоги мне. Как друг.
- Знаешь, я бы хотел, но… - он развел руками. - Но не могу.
- Ты настолько меня презираешь?
- Я тебя не презираю, Инга, - он коротко взглянул ей в глаза, и стало ясно, что он говорит правду. - Давай не будем об этом.
Инга, дрожа, подняла антрацитово - черные, блестящие глаза. Крупная слеза сорвалась с ресниц и улетела вниз.
- Разве ничего между нами не было? Я ничего не значила для тебя? Сейчас я ни на что не претендую, ясно, что тебе просто стыдно со мной даже разговаривать. Но в память о прошлом…
- Я не могу, Инга! Ты понимаешь, о чем меня просишь? Габарай – мой друг!
- А я тебе не друг! Я - просто опущенная сучка!
- Просто… - он пожал плечами. - Это бесполезно. Максимум, чего ты добьешься - так это суда, на котором тебя обольют грязью и вконец обосрут твою репутацию. Я думал, ты умнее, чтобы не ввязываться в это...
Она схватила его за плечи и приблизила свое лицо.
- Ты скажи мне одно… Кому ты веришь: ему или мне?
Сос отвел взгляд и снял с себя ее руки.
- Не знаю. Но это и неважно. Я не на твоей стороне. Даже если ты и права.
- Моя правота ничего не значит?
- Именно. Он - пацан. Ты - девчонка... Всё равно, значит, в чём - то  была виновата... Сучка не захочет - кобель не вскочет.
Повисла пауза. Инга, задумавшись, сползла по стене и уселась на корточки, свесив худые руки между колен.
- Сос. А как это там у вас говорится: «Fiat justitia pereat mundus»!
Он на секунду напряженно насупился и вдруг рассмеялся. Он хохотал так долго и оглушительно, что ей стало казаться, будто от его смеха дребезжат цокольные плиты за её спиной. Она покраснела и спрятала горящее лицо в ладонях. Ледяная стена универовского корпуса щипала ей лопатки. В ушах зазвенело: «Держи ей ноги! Держи эту тварь!»... Ее вопль глох среди смеха пятерых голосов...
- Инга! - Сос протянул ей руку, чтобы поставить на ноги. Она вздохнула и сдула челку со лба.
- Значит, нет?
Он отрицательно покачал головой.
- Ты боишься его?
Сос на мгновенье задумался:
- Ну... Не то чтобы боюсь... Просто... Короче, да, считай, что боюсь. Но это не единственная причина. Как я сказал, он - мой друг. И к тому же он - большая личность у нас. А ты - никто.
- Ну что ж… Спасибо за честность.
Он посмотрел на нее с сожалением.
- Хочешь добрый дружеский совет, Инга? Ты не представляешь, какую совершаешь ошибку...
- Нет. Не хочу. Оставь совет для своего друга, Сос.
Она встала, отряхнула куртку, и направилась прочь,- Это он ошибся...

В общаге все было по-прежнему: Яна сидела над книгой, Марина, свернувшись комком, валялась на койке, даже в старом, раздолбанном магнитофоне скрипела все та же песня.
- Ну что? - Яна подняла на нее глаза, и было видно, что вопрос она задала просто из приличия.
- Нет, - Инга обессилено повалилась на свою кровать, не раздеваясь, и натянула до подбородка полинявший плед. Ее бил озноб. Небывалая усталость сшибла ее, как гигантская львиная лапа.
- Ты нормально себя чувствуешь? - Яна тихонько подошла к ней по скрипучему полу и присела рядом. Инга открыла глаза, разглядывая склоненное лицо подруги. «Ну почему она, а не Яна дружила с Дзлиевой Кристиной? И почему она, а не Яна, отправилась на этот злополучный день рождения? Сейчас Яна могла бы быть на ее месте. Какая счастливица!..»
Инга сама удивилась своим мыслям и тому, что она, оказывается, такая подлая дрянь. Так забавно чувствовать себя подлой дрянью! И так приятно… Взгляд ее остановился на Яниных губах. В углу красовалась маленькая симпатичная родинка. У кого-то она уже видела такую…
И тут дикие, безжалостные воспоминания, кубарем вырвавшись откуда-то из темноты, стальными зубами впились ей в горло. Она едва не задохнулась... В воздухе вокруг что-то зачернело, замелькало, захлопало, как тысячи гигантских крыльев.
- Уйди… - с трудом прохрипела она, зарываясь лицом в одеяло. Ей чудилось, будто уродливые птицы спускаются все ниже и ниже. И вскоре их перья, острые и холодные, как лезвия, уже задевали ее, хлестали по ногам… Инга разрыдалась.
Где-то справа, прямо у ее уха, отчетливо звучал странный диалог, будто записанный на пленку. Говорили парень и девушка. Приятные, спокойные голоса.
- А знаешь, чего я хочу в данный момент?
- Прекрати.
- Почему? Разве я тебе не нравлюсь? Ну, посмотри на меня. Потрогай меня…
…Гадкие крылья превратились в нескончаемое множество чьих-то рук. Они ерзали по ней, гладили, щупали… Руки были теплые, липкие, как кисель.
- Ты меня не хочешь?
- Неужели ты еще не понял, что не на тех нарвался, Аполлон?..
Инга глухо застонала.
- Что с тобой?!! Что с тобой?!! – паниковала рядом Яна.
- Убери… Убери… Выключи это!
«Неужели ты еще не понял, что не на тех нарвался, Аполлон?..»
Яна послушно подбежала к магнитофону и выдернула штепсель из розетки.
Инга перевернулась на спину, морщась от потоков слез. Потрескавшийся, в желтых разводах потолок медленно надвигался на нее, как пресс.
«Не на тех нарвался, Аполлон…»
- Инга, успокойся! На вот, воды попей, - Яна опять склонилась над ней со стаканом. Инга затряслась, кутаясь в плед. Перед глазами стояло лицо Кокоя… Полудетская, обдолбленная рожа… Шквал перегара… Грязные, мерзкие руки на ее теле медленно таяли, превращаясь в блестящую слизь… Через секунду кровавая жижа обволокла ее ноги, живот, грудь, лицо - все тело, не позволяя вздохнуть. Алан смотрел на нее сверху из-под полуопущенных темных ресниц и невинно смеялся…
Яна наклонилась и коснулась губами ее лба.
- Смотри-ка! Ты вся горишь! Я пойду за врачом.
- Нет… - забормотала Инга - Нет… Я это так не оставлю… Я не отступлю…
- Послушай, - Яна заговорила отвратительным, приторным голоском. - Забудь про эту безумную затею. Тебе никто не поможет, а сама ты ничего не добьешься. Сос не такой идиот, чтобы портить с Габараем отношения. Ты сделала все, что могла, и больше нет никаких шансов! Поймешь ты это наконец?!
Инга внезапно притихла. Слезы высохли. Она медленно и как-то зловеще поднялась на кровати и села. Бледное лицо с повисшими по обе стороны черными растрепанными волосами приобрело устрашающее выражение.
- Нет… У меня еще есть шанс…
Она не спеша спустила ноги на пол, встала и направилась через комнату к Марининой кровати.
- Эй! - испуганно позвала Яна. - Чего ты от нее хочешь? Не трогай ее.
- Я её убью. Убью, если она не напишет заявление, - Инга рывком сдернула с Марины одеяло и вдруг оглушительно заорала:
- Слышишь ты меня?!!
Марина не шевельнулась и даже не открыла глаз. Инга затрясла её со всей силы.
- Хватит валяться, слабачка! Вставай и одевайся.
Марина съежилась еще больше.
- Это ты во всем виновата, ты!!! - Инга навалилась на нее сверху, сотрясая ее безжизненное тело. Марина задрожала, закрываясь руками, точь-в-точь, как тогда, когда валялась на тротуаре. Это было ужасно смешно! Инга вдруг представила себя на месте пацанов и ощутила невероятное удовлетворение, неописуемый восторг от чувства власти над жертвой, от ее беспомощности и собственного могущества.
Яна что-то  кричала сзади. Инга вцепилась Марине в горло:
- Трусиха! Слабачка! Все из-за тебя!
В комнате раздался странный грохот, и неожиданно чьи-то сильные руки оттащили ее от кровати. Инга сползла на пол и посмотрела сквозь облепившие мокрое лицо волосы вверх на возникшего откуда-то Марика.
- Успокойся, подружка. Тихо, тихо, - он поднял ее с пола, уложил на койку, вытащил из кармана две небольшие таблетки и сунул ей в рот.
- Что это?..
- Успокойся и проглоти. Тебе сразу станет лучше.
На соседней кровати Марина рыдала в Яниных объятиях.
- Господи… - Яна гладила подругу по волосам. - Хорошо, что ты зашел. Я думала, она ее убьет...

                XII

 Инга проснулась под утро. Яна и Марик сидели около крошечного черно-белого телевизора с сонными глазами и пили, наверное, по сотой чашке кофе. Инга уселась в постели и обняла колени руками.
- Бдительная охрана бодрствовала всю ночь?
Марик обернулся.
- А… Проснулась.
Инга зевнула и заправила волосы за уши.
- Я, кажется, вчера буянила?
- Да уж, - вздохнула Яна. - Ты была просто невменяемой… Набросилась на Марину…
- Я все помню.
- У тебя нервы шалят, дорогуша, - сказал Марик. - Могут быть осложнения, так что с этого дня ты и думать забудешь о судах, милиции и прочей фигне, ясно? Вот тебе волшебные пилюли, если что, закидываешь парочку и не психуешь, о’кей?
- Конечно, - Инга встала, нацепила шлепанцы и подошла к Марине. Та тихо спала, отвернувшись к стене.
- Как она, ничего?
- Да. По крайней мере ты заставила ее заговорить. Вчера она сказала, что ненавидит тебя.
- М-да. У меня действительно крыша едет. Насчет заявления она не передумала?
- О, Господи! Нет! И не смей ей больше ничего говорить!
- Ладно, - Инга заботливо подоткнула вокруг нее одеяло, подошла к столу и сунула кипятильник в свой стакан. - У меня возникла еще одна идея. Марик, я вспомнила, ты однажды говорил, что у тебя какой-то родственник - следователь…
Он отрешенно пялился в телевизор.
- Не помню.
- Слушай, ты должен поговорить с этим… Игорем.
- Олегом.
- Ну, неважно.
- Да, неважно. Для тебя это теперь действительно неважно, потому что я больше не собираюсь выслушивать ничего на эту тему.
Она уселась на табуретку напротив него, загородив ему экран.
- Так что? Где он работает?
- Я сейчас поколочу ее! - вскричала Яна. - Поколочу безбожно и не посчитаюсь с ее черным поясом!
- Тише. Ты поговоришь с ним? - снова упрямо спросила Инга.
- Нет. Нет и нет! Это бред, понимаешь? Если дело закрыто, то уже ничего не поделаешь. И никто не будет подставлять свою задницу и рисковать местом из чистого энтузиазма. Тем более что Олег мне - седьмая вода на киселе. Я не видел его сто лет, а сейчас заявлюсь, и что? Давай, дядя, объявим войну системе?!
- Хорошо, - Инга скрутила сзади свои волосы и засунула их под водолазку. - Я сама с ним поговорю. Вы пока отдохните, ребята. Марик, поспи часиков до десяти. Я пока попью кофе, выкупаюсь, позанимаюсь, а потом мы съездим к нему вместе, идет?
- Нет.
- Да! - ее глаза сумасшедше заискрили. - Да, Марик!

Ее напору невозможно было противостоять. Марик искренне удивлялся, откуда в этом измученном человеке столько силы и упрямства. Ему, все-таки, пришлось проводить ее к своему троюродному дяде, Олегу Руслановичу, и он был просто ошарашен, узнав, что Инга добилась своего: Олег взялся за это дело. Они разговаривали около часа, и когда она ушла, Марик долго наблюдал за его странным выражением лица. Олег курил одну за одной, морщил лоб и о чем-то напряженно думал.
- Ты действительно ей поможешь?
Олег несколько секунд смотрел куда-то в сторону, нервно барабаня пальцами по столу... Наконец он вздохнул:
- Видишь ли, Марик… С одной стороны,  я наживу себе очень серьезных врагов. Но с другой… Черт, я знаю, о ком речь, и… Это действительно дело чести! А если не поддерживать таких людей, как эта девочка, то что вообще с нами будет?
- У нее есть шанс?
- Ну… Надо постараться. Сильно постараться.
Надо все для этого сделать...


Уже на следующий день среди некоторых посвященных лиц поднялась паника. Как назло, Эльбрус Георгиевич был в отъезде по делам. Ближе к вечеру в доме у Габараевых начал разрываться телефон…
Тимур, Кокой и Алина умиротворенно валялись в гостиной на ковре возле камина, поглощенные игрой в «Бизнес».
- Интересно, кто это  так трезвонит? - Алина подмигнула Кокою. - Сто пудово Тимуровские бабы!
- Ждите меня и ничего не трогайте, - Тимур взял трубку и вышел в холл.
- Да!
- Тимурик! Добрый вечер!
- О-о-о!!! - Тимур расплылся в широченной улыбке-Дядя Бимболат! Салам, дорогой!
- А где отец?
- Его нет, дядя Бимболат, он в Питере. Как там вы сами? Как тетя Фатима?
- Слушай, его срочно надо найти. Что-то тут опять непонятное творится…
- Ах!
- Ситуация выходит из-под контроля. Надо нам с ним что-то придумывать…
- Опять?! - Тимур усмехнулся. - Ой, дядя Бимболат, какие же вы все ненасытные!
- Что?! - трубка болезненно захрипела - Да нет же!!! Эта девка какая-то неугомонная. Я не знаю, по каким каналам она это пробила, но узнаю. Завтра же узнаю!...
Инга… Габарай почему-то улыбнулся. Черные, как смоль волосы, атласная кожа. Разбитые в кровь губы… Инга. Он осторожно присел на край стола. Просто поразительно!
- …Лучше все поскорее уладить, - доносилось из трубки. - Так что надо отцу сообщить! Сегодня же!
- Конечно, я сейчас же ему позвоню.
- Да, да, - тот еле успевал переводить дух. - Скорее, а то если эта каша заварится…
- Ох, - Тимур тяжело вздохнул. - Как обидно, дядя Бимболат, приличному человеку уже даже потрахаться без хипиша не вариант, правда? Проклятые демократы!
Истеричные крики на том конце провода поутихли. Дядя Бимболат слегка опешил. Тимур представил, как перекосилась его снобская рожа, и от души рассмеялся.
Он отключил телефон и отбросил трубку. Конечно же, он не собирался никуда звонить и выслушивать новую порцию вони от этого старого ворчуна - своего отца. С такими проблемами он сам умел справляться очень легко и быстро.
Габарай тут же вернулся в гостиную, где все еще царила идиллическая картина: Кокой и Алина с совершенно непостижимым, подлинным детским азартом резались в тупую настольную игру.
- Тимур, где ты шатаешься? Я уже за тебя походила.
- А, небось, смухлевали. Я вас знаю, два афериста,- он взял со стола яблоко и уселся на свое место. - Где моя фишка?
- Вот. Кто звонил? Блондинка, брюнетка?
- Нет. Лысый, пузатый. Это Бимболат из прокуратуры пахану звонил. Опять у них какие-то говнотерки…
- Его не будет до конца месяца.
- Ну и фиг с ним! - Тимур засмеялся и покосился на Кокоя. - Эй, ты, чмо, откуда у тебя эти деньги? Когда я уходил, ты был почти банкротом!
- Я???
Алина не сдержалась и прыснула.
- А ты, плесень, его покрываешь, да? Своего любимого Аланчика, - он пульнул в сестру фишку. - Офигели вы, что ли?!
Она откинулась назад, вытянув над головой руки, и залилась звонким хохотом. Кокой внимательно посмотрел на Тимура. Один только недолгий взгляд. Он чувствовал и понимал его, как никто.
- Послушай, Алька, - заговорил он, когда она, наконец, успокоилась и сделала ход фишкой. - Вы завтра, кажется,  с братом в театр собирались? Давайте вы это перенесете. Я бы хотел, чтобы он мне помог кое в чем.
- Уф, опять! Как вы запарили! Ну ладно. Тогда в пятницу ты идешь с нами.
- Договорились.
- Что поделать… Тебе, Кокой, я никогда не могу ни в чем отказать.
Тимур чинно откашлялся, глядя на нее исподлобья:
- Алина Эльбрусовна, вынь-ка руку из банка. Я все вижу.
Она снова расхохоталась и перевернула коробку. Они стали носиться друг за другом и швыряться игрушечными купюрами, а потом все трое поехали кататься по вечернему городу...



                XIII

Попытка номер два. Инга снова направлялась в больницу, чтобы поговорить с матерью девочки. Ее буквально морозило от предчувствия новой истерики. Но она знала, что не отступит: будет приходить еще тысячу раз, убеждать, умолять, угрожать, преследовать - лишь бы выбить из нее вожделенное обвинение.
Вдалеке Инга разглядела первые корпуса больницы - ненавистное гинекологическое отделение. Она до безобразия хорошо помнила тоскливые палаты, женщин на погнувшихся койках, старающихся отвлечься от своих болезней: кто-то читает, кто-то изучает трещины в потолке, кто-то смотрит принесенный родственниками телевизор… Для нее самой это были дни, погруженные в туман, когда ее источенное сознание балансировало между ужасами безжалостной реальности и чудовищными фантазиями свинцового сна. Время тогда растягивалось, сжималось, извивалось и всячески ускользало от ее понимания. А она продолжала жить в вакууме, в душной утробе какого-то неведомого существа. Наверное, она давно бы уже изнывала от жалости к себе, если бы жалости было хоть какое-то место в ее новом сознании. Но все ее прежние мысли обмельчали и высохли, их заволокла гигантская тень жгучей злобы...
Она часто вспоминала события той ночи. Листала, перебирала и проживала их заново с одержимостью маньяка. Каждый раз она задавалась вопросом: могла ли она что-то изменить? И в какой момент она совершила главную ошибку? Тогда, когда вернулась к Марине вместо того, чтобы бежать, бежать без оглядки, оставить за спиной ее тело на тротуаре и все круги надвигавшегося ада... Или тогда, в палисаднике, когда он наконец отпустил ее, и она лежала одна, на куче сухих листьев, оглушенная и обездвиженная. Она просто лежала, бессмысленно смотрела сквозь черную листву кустов на три рдеющих огонька и слушала отзвуки их голосов, вместо того, чтобы скрыться, уползти во тьму и исчезнуть любой ценой. Но в те несколько минут она чувствовала себя слишком слабой и растоптанной, чтобы делать какие-то попытки, а потом стало слишком поздно... Могла ли она поступить иначе?... Или уже под утро, когда о ней наконец забыли и она, безразлично слушала, как под сводами бассейна гулко щелкают биллиардные шары в тишине... Быть может ей стоило собрать остатки воли, встать и перерезать им глотки, хотя бы тем из них, которые спали?... Была ли она виновата в том, что упустила этот шанс?...

Инга вошла в здание, прошагала по коридору и остановилась у знакомой двери, собираясь с мыслями. Нужно пустить в ход все свое красноречие! Нужно любой ценой выбить из нее обвинение!
Она открыла дверь и удивленно застыла... Сомнений быть не могло: та же самая комната, те же лица, но ближайшая койка была пуста. Медсестра в белом колпаке крутилась рядом, застилая вычищенный матрас новым постельным бельем.
- Простите… Девочка, которая лежала здесь… Ее перевели?
Медсестра подняла голову и безразлично посмотрела стеклянными, закамуфлированными обильным макияжем глазами.
- Умерла два дня назад, - отчеканил бесстрастный голос...
Инга шумно выдохнула и прислонилась к двери. Суматошное, бурлящее чувство мгновенно затопило ее изнутри. Умерла!!! Сердце бешено заколотилось. Ее настиг целый ураган самых разных мыслей, которые закопошились, как отвратительные пестрые насекомые. Верх взяла дьявольская, садистская радость. Она едва не подпрыгнула.
«…Зверское изнасилование малолетней… Повлекшее за собой смертельный исход»!!!
- В котором часу ее забрали?
- Около одиннадцати, я думаю.
- Спасибо, - она направилась в регистратуру.

-…Сожалею, - ответила женщина в старомодных очках из окошечка. - Родственники забрали все документы.
Инга похолодела:
- Не может быть. Но у вас же должны остаться сведения? Пожалуйста, мне необходим ее адрес.
- Ничем не могу…
- Пожалуйста, проверьте еще раз.
Женщина раздраженно пролистала картотеку.
- Нет. Ничего нет.
- Вы правильно расслышали фамилию?
- Господи Боже! Я похожа на идиотку?
Она отвернулась. Что же делать? Ее главный козырь так глупо ускользал из рук! Как же теперь искать ее в этом городе?!
Инга снова наклонилась к окошечку:
- Постойте, ведь все трупы везут отсюда в судебную экспертизу, так?
- Почти все.
- И там их непременно регистрируют?
- Должны…

Через полчаса Инга неслась по коридору морга. В воздухе стоял все тот же знакомый незыблемый запах формалина. Да и само это неуклюжее, мрачное серое здание тащило со дна ее души тяжеленный груз воспоминаний пятилетней давности. Взгляд ее скользнул по двери с надписью: «Большая секционная», в груди как будто перекусился какой-то проводок, и посыпали жаркие искры. Именно здесь, в этом коридоре она стояла тогда в окружении совершенно чужих людей, а другие такие же чужие люди там, за порогом опознавали два изувеченных тела. Именно тогда кто-то назвал их «телами», хотя для нее они все еще были папой и мамой...
Ее и теперь охватывал ужас. Но не суеверный бред от осознания, что она находится в одном здании с мертвецами. Ее пугало само место, где человеческое горе стало обыденностью. «Точно, как в нашем городе», - подумала она.
Инга вошла в какой-то кабинет с развешенными по стенам девицами в ярких купальниках и принялась рассказывать долгую слезливую историю про какую-то родственницу, про потерянный адрес и про ужасную трагедию. Сердобольный работник разрешил ей пролистать регистрационный журнал. Они вместе разыскали нужный ей адрес, и она, рассыпаясь в благодарностях, тут же по нему отправилась.

...Через открытую дверь Инга вошла в унылую квартиру. Поминки уже давно закончились, народа в доме осталось мало, видимо, самые близкие помогали прибраться. Что бы ни случалось с людьми – большое счастье или большое горе, все всегда сводится к горам немытой посуды.
Она заглянула в комнату, выискивая глазами мать Оксаны. Та, поникшая, сидела в темном углу рядом с какой-то пожилой женщиной.
- Мои соболезнования, - Инга медленно приблизилась к ним, мучительно ощущая всю бесцеремонность собственного появления здесь и сейчас. Мать едва глянула на нее и отвернулась.
- Опять ты… Как же ты мне осточертела, - голос ее был усохшим, выцветшим, напрочь лишенным какой-либо жизни.
- Простите. Давайте я помогу что-нибудь…
Женщина сдавленно вздохнула:
- Ничего не надо. Тут хватает помощников.
Инга нервно кусала губы:
- Может быть… Мне лучше поговорить с кем-нибудь из родственников?
Женщина молчала, уставившись в пол:
- Да не с кем… говорить.
- Простите меня. Я понимаю ваше состояние. Это такое горе! Я знаю, что вам сейчас не до меня, и это совсем некстати, но все-таки… Может быть, теперь… Вы не изменили свое решение?
- Нет, - она покачала головой, - оставь меня в покое… Не буду я ничего писать.
- О чем это она? - спросила старуха. - Насчет заявления, что ли?
- Да. Глупости какие-то, - она смахнула рукой слезу. Старуха подняла голову и припечатала Ингу взглядом:
- А может девчонка и права… Хорошо бы посадить этих гадов. Или хотя бы потребовать компенсацию…
- Компенсацию?!! Компенсацию за мою доченьку?! Да ты что?! Ах, моя бедная девочка, - она уткнула лицо в рукав и заплакала, раскачиваясь взад - вперед. Инга неуверенно подсела к ней и приобняла. Женщина не отстранилась, смиренно рыдая ей в плечо.
- Вы верите в Бога?
- Бог не помог моей девочке…
- Оксана сейчас в другом мире, гораздо более совершенном, чем наш. Там нет ни зла, ни насилия, ни боли. Думайте об этом.
- Я знаю, - она всхлипнула. - На все воля Божья. Он их накажет!
- Да, может быть, когда-нибудь там… Но пока здесь, на земле они творят чудовищные преступления, и это остается безнаказанным. Разве это нормально? Они будут беспредельничать и дальше, и все сойдет им с рук. Вы представляете?! Неужели вам все равно?! Ваша дочь умерла, еще толком не увидев ничего в жизни. Но зато успела пережить настоящий ад! И это было последнее, что она видела. Ради чего она погибла? Вы только подумайте: ради чего?! Я даже не знаю, как это назвать. Ради секундной бредовой прихоти каких-то пьяных скотов, которые уже о ней забыли!
- О, Господи! Ну зачем ты мне все это говоришь?! - взмолилась женщина. Инга видела, что своими словами буквально истязает ее, но непреклонно продолжала:
- Я хочу разбудить вас. Вы понимаете? Ваша дочь должна была еще жить и жить, учиться, строить свою судьбу. И этого человека больше нет. Почему? Просто так! Им так захотелось. Эта девочка никогда не станет тем, кем мечтала, не встретит свою любовь, не побывает в странах, в которых хотела побывать… А им наплевать! Она погибла, а они будут продолжать жить, радоваться своей жизни и шляться по этой земле! Она никогда больше не сможет смеяться, а они смогут! Она никогда не будет смотреть в это небо, а они будут смотреть! Меня просто убивает эта мысль! Неужели вам безразлично?!
- Хватит! Перестань! Не хочу ничего слышать! - она достала платок и стала вытирать лицо. Старуха рядом сотрясалась от гневного плача.
- Скажите, у вас есть еще дети?
- Есть. И поэтому мне есть, чего бояться.
- Вы должны не бояться, а бороться ради них! Вдруг кто - то из них завтра окажется на Оксанином месте? Мы ведь все такие уязвимые...
- Нет!
- Да. Вы знаете, что я права...
Женщина закусила губу и уставилась на нее немигающими светлыми глазами. Она не могла уже ни плакать, ни возражать, ни злиться. Она просто бессмысленно таращилась на Ингу, как на инопланетное существо, более развитое, цивилизованное, но враждебное.
-Вы слышите меня? Скажите что-нибудь, -  потребовала Инга.
- Уходи.
- Обещайте, что вы подумаете. Вы ведь не одна. Мы вместе их накажем.
- Да… - она совершила неопределенное движение рукой. - Подумаю. А сейчас уходи. Пожалуйста. Просто уйди отсюда.
- Я прошу вас…
- Это я тебя прошу.
- Ладно, - Инга напоследок стиснула ее руки, ощущая себя инквизитором. - Подумайте. Я знаю, вы мужественная женщина...


                XIV

     Она с трудом дождалась следующего дня и сразу после универа помчалась к следователю. Олег встретил ее с загадочной, непроницаемой улыбкой.
- Привет, красавица. Как твои дела?
- Об этом, Олег Русланович, я хотела поинтересоваться у вас.
Инга подошла к большому дубовому столу и уселась в кожаное вращающееся кресло напротив него.
- Ну что ж, следствие идет полным ходом, - он откашлялся и разложил перед собой какие-то документы. - Все даже лучше, чем я думал. С такими босяками обычно стоит потянуть за ниточку - и разматывается целый клубок.
Ее глаза заблестели:
- Что-то еще раскопали?
- Да, за ними много чего водится. Несколько дел было возбуждено и тут же закрыто. Вечно  отмазывающиеся мальчики. Но всему есть предел. Похоже, на этот раз они по-крупному попали.
- А как насчет их алиби?
- С этим гнилым алиби им придется расстаться. Там все белыми нитками шито. Стоило только чуть-чуть ковырнуть…
- Прекрасно, - она улыбнулась.
- Думаю, они загремят нешуточно. Как выяснилось, они тут уже, что называется, старые знакомые. Кокоев и Атаров - вообще намелькавшие типы, у них шансы нулевые. У Атарова - три судимости, вырос в исправительных колониях, вся семья - уголовники. Кокоев - с девяти лет на учете состоит. Босяк из босяков!
- А остальные?
- Аветисян Вадик - на третьем месте. За ним поменьше числится: драки какие-то, вымогательство, хулиганство… На Плиева почти ничего нет. Парочка незначительных инцидентов.
- У него просто денег побольше.
- Наверное.
- А Габарай?
Олег с улыбкой покачал головой:
- Ни одного пятнышка. Просто ангел! Не подкопаешься.
- М-да… - Инга криво ухмыльнулась.
- Хотя в последнее время, видимо, с тех пор, как они сбились в одну компанию, у всех пятерых все шито-крыто. Габарай, кажется, за всех мазу давал.
- Чудненько. Значит, на суде это все всплывет?
- Вся их биография. Главное, Инга, найти нормального обвинителя. Чтобы ну… Сама понимаешь.
- А есть кто-нибудь на примете?
- Да, я думаю об одном. Постараюсь пробить…
Она благодарно улыбнулась.
- И что бы я без вас делала?
- Да, Инга. Мало нас таких, как мы с тобой, идеалистов осталось.
- У меня тоже есть новости. Я вчера была у этой родительницы насчет заявления…
Олег неожиданно рассмеялся.
- Что смешного?
- Я так и знал, что это твоих рук дело, - он выдвинул ящик стола и достал лист бумаги.
- Что это?
- Заявление. Она принесла его сегодня утром.
Инга выпучила глаза:
- Серьезно?!!
- Да. Хотел сделать тебе сюрприз, но не вышло.
- Просто не верится! Все слишком уж хорошо складывается.
- Это уже особо тяжкое преступление. И получат они за него тоже особо. К тому же по совокупности… Короче, крышка пацанам. Хорошо, если бы твоя подруга тоже обратилась.
- Она не хочет. Ни в какую. Не знаю, что с ней делать.
- Боится?
- Не знаю. Она просто в каком-то оцепенении.
- Попробуй уговорить. Но нет - так нет.
- Олег Русланович, у вас, наверное, могут быть неприятности из-за всего этого.
- Да ладно уж... Неприятностью больше- неприятностью меньше... А вот тебе лучше быть поосторожнее. Марик правильно тебе говорит. Этот балбес так переживает за тебя!
- Я знаю. Марик - мой лучший друг.
Он подошел к электрическому чайнику и включил его в розетку.
- Выпьешь со мной кофе?
- Нет, - Инга встала, - пойду домой. Мне надо заниматься. Я сильно отстала в универе, придется теперь усиленно догонять. Спасибо вам!
Он задумчиво кивнул:
- Тебе спасибо...

Инга почти выпорхнула на улицу. Над городом нависла какая-то паранормальная сизая жара. Она добежала до остановки, всецело погруженная в свои мысли. Было даже страшно подумать, что ее усилия наконец-то начинают венчаться успехом. Но теперь ей действительно везло. Яна и Марик не поверят своим ушам!
Она щурилась, высматривая нужную маршрутку. Духота стояла невыносимая, казалось, даже листья не шевелились на деревьях. И это - середина осени! На секунду то ли от жары, то ли от распирающей радости у нее закружилась голова.
- Не угодно ли такси, гражданочка? - кто-то сзади тронул ее за плечо. Инга обернулась и даже не вздрогнула. Она просто вросла в землю.
«Нет! - пронеслось у нее в голове. - Только не это! Только не теперь!..»
На какое-то мгновение зрение ее странно сфокусировалось и она четко и до рези ясно, как никогда, увидела перед собой пару серых глаз, прохладно поблескивающих на фоне обожженного пыльно - лимонного неба.
- Ну и что мы тут делаем? Опять сучим, да?
Она резко метнулась в сторону и механически, не думая, воткнула кулак в чью-то рожу. Весь мир завертелся перед глазами: движущиеся машины, мертвое небо и любопытные лица людей на остановке, повернутые в ее сторону.
- Оставь ее, Варвар! - закричал рядом Тимур и тут же вцепился в нее, удерживая и одновременно прикрывая от рассвирепевшего Атара. - Не надо. Не сейчас.

                XV

-…Что будем делать, Аполлон? - спросил Атар, стирая кровь из-под носа. - Может, на нашу Бамовскую хату отвезем ее? Или в Кобань на дачу?...
- Зачем тащиться в такую даль? - Тимур посмотрел на Ингу. - У нас слишком серьезный разговор, чтобы терять столько времени. Почему бы ни сходить к кому-нибудь в гости?
Вадик и Алан недоуменно переглянулись:
- А кто у тебя в этом районе? В какие еще гости?
- Да в любые! Мы ведь - народные герои! Тимуровцам все рады, - Габарай подошел к ржавой табличке с перечнем жильцов возле подъезда, волоча за собой Ингу. - Вот, например… «Малиев Х»… Сто пудово, лох какой-то сидит и ждет неприятностей, жопой чую! Квартира 98… Это, наверное, на пятом этаже. Пошлите, воспользуемся его жилплощадью на пару часов. За это время, думаю, наша мисс осознает свои ошибки.
Они поднялись на пятый этаж и остановились возле лифта у больших крашеных дверей, ведущих на площадку.
- Давай, Кокой, - Тимур подтолкнул Алана к входу. - Иди, исполни в глазок «картинку». Если откроет сам «Х», или еще какая-нибудь нечисть - вышибай ему мозги, не стесняйся. Кокой у нас, как наживка, - тут же прокомментировал он Инге, как будто пояснял своей новой девушке привычки незнакомой ей компании, - Этот говнюк всегда всем внушает доверие своей невинной рожей и, когда надо, культурным поведением. Ходячая постанова! Вот увидишь, ему сейчас откроют и даже не спросят «кто?» и «зачем?».
Пацаны притаились, припав к дверям. Через тонкую фанеру было слышно, как Алан позвонил в дверь два раза, и тут же щелкнул замок.
- Привет, - весело пропел Алан, и по его кокетливому тону можно было догадаться, КТО открыл ему дверь.
- Добрый день, - в льющемся, журчащем, ангельском, сексапильном голосе звучал вопрос. Тимур захихикал и снова наклонился к Инге.
- Ну, все! Сейчас начнет выпендриваться. Это тот еще тип! - он кивнул Вадику и обхватил Ингу за талию. - Пошли.

- Вы одна?
- Да. Если вы к мужу… - она запнулась, увидев, как четверо здоровенных амбалов и одна девушка вырулили из-за двери.
- Салам! - Тимур оскалился и поднял свободную руку в приветственном жесте.
Девушка на пороге выпучила в панике глаза. Она, было, дернулась, чтобы захлопнуть дверь, но Алан моментально подставил ногу, и вся галдящая куча бесцеремонно ввалилась в квартиру.
- Эй! В этом доме что, не уважают гостей?! - звучным голосом выпалил Тимур на языке своих отважных предков-горцев. - Хозяйка, мы ведь на Кавказе живем! Где твое гостеприимство? Ну-ка, накрывай на стол, волоки пироги, араку… - он пошарил рукой по стене и нащупал выключатель. В сумрачной прихожей вспыхнул электрический свет, и они, наконец, разглядели перепуганную обитательницу квартиры. Это была молодая женщина, чуть старше двадцати, хорошенькая настолько, что у всех в первую секунду перехватило дыхание. Мягкие каштановые волосы были причесаны на пробор и на скорую руку скручены сзади в «ракушку». Глаза - две огромные замшевые заплатки - чернели мягко, беспросветно, едва умещаясь на маленьком лице. Нежный рот приоткрылся от удивления. Она была очень низкого роста с изящной миниатюрной фигуркой, а под коротким стеганым халатом из голубого шелка явно просматривался выпирающий округлый живот. Пацаны уставились на нее во все глаза, разглядывая с головы до ног.
- Простите, я… - залепетала она своим райским голоском. - Я не хочу показаться бестактной… Но вы… Мне кажется, вы ошиблись, - она теребила сложенными на груди руками пуговицы от халата, и было заметно, как трясутся ее кукольные плечи.
- Не волнуйтесь, пожалуйста, - Тимур тут же белым флагом расправил свою самую дружественную улыбку и двинулся вперед, не отпуская от себя Ингу ни на пол шага.
- Тимур, - он протянул ей руку.
- Оля… - девушка робко вложила свою руку в его ладонь.
Габарай аккуратно пожал ее пальцы, снова улыбнулся и указал на Ингу.
- Это Инга. Моя невеста. А это мои друзья. Мы сегодня приехали из Моздока, хотели повидать вашего мужа, нашего старого, доброго знакомого. Друга детства, можно сказать. Ну, и с вами познакомиться.
Оля глянула на Ингу, и при виде девушки слегка успокоилась.
- Простите, пожалуйста, ребята, что я так себя повела, - она вздохнула. - Просто это так неожиданно... Да еще вы так странно появились: один, потом остальные…
- Да это мы сами виноваты! - он с готовностью закивал. - Хотели сделать сюрприз и напугали вас. Сейчас такое время… Вы абсолютно правы!
- Я…  Вы заходите, прошу вас! - она пригласила их полным грации жестом. Пацаны всей толпой повалили к кухне. Инга, пошатываясь, шла рядом с Габараем, одеревенев от ужаса, каждым мускулом ощущая его крепко впившуюся руку.

Все расселись вокруг стола, накрытого слепящей глаза вышитой скатертью. Оля засуетилась по кухне.
- Ах, ребята! Даже не могу вас сейчас толком ничем угостить. Пироги мои еще не готовы… Может, чаю?
- Да мы ненадолго, - улыбнулся Алан.
- Да что вы! - она всплеснула своими румяными ручками. - Муж так обрадуется! Разве вы его не подождете?
Тимур хитро глянул на нее, по - кошачьи сощурив один глаз:
- А что за пироги?
- Цахараджынта.
- Ох! - он сглотнул. - Нет, разумеется, мы подождем.
Пацаны, хихикая, озадаченно поглядывали на него, пытаясь угадать, какой фокус на этот раз собирается выкинуть их Аполлон.
- Ладно! - Атар с силой двинул своей мощной ладонью по столу. - Тащи свой чай!
Он сидел, развалившись, глядя на все с презрением, и жевал спичку. Габарай мысленно упомянул его мамочку, которая в свое время не расчехлила этому хамскому выродку элементарные правила приличия.
Девушка достала праздничный фарфоровый сервиз и стала уставлять стол разными вазочками с печеньями, вареньями и прочей ерундой.
- Как странно… - она разлила чай и села за стол. Лицо ее словно было опечатано ни на секунду не сходящей улыбкой. - Тамик никогда мне не рассказывал, что бывал в Моздоке.
- Да? - Тимур приподнял бровь. - Действительно странно. Но он вообще никогда не был очень разговорчивым, правда?
- Вы правы, - она томно вздохнула.
- Оленька, давай лучше на «ты»! - он показал ей легендарную ямочку.
- Конечно, Тимур.
Он взял щипчики и изящно бросил себе и Инге в чай по кусочку сахара.
- Наш Таму постоянно раньше торчал у родственников в Моздоке… - начал он с восхитительным нахальством, - Эх, что это были за времена!
- У каких родственников? – робко спросила Оля.
- Ну как же! - набросился на нее Тимур. - Как это «у каких»?! Тетя Заира - троюродная сестра племянника его отца, тетя Нина… Ты что, не помнишь их? А они тебя отлично помнят, они и на свадьбе у вас были. Все время про вас спрашивают…
- Да, да, - она испуганно закивала - Я, кажется, припоминаю… Тетя Нина…
- Ну так вот, - продолжал Тимур. Лапшу он варил буквально на ходу! - Когда приезжал Таму, у нас был прямо праздник. Ух, что мы творили! Лазили по чужим огородам, по крышам, обдирали черешню у нашей соседки. Она была настоящей сволочью, один раз накостыляла ему тяпкой! Хорошо еще, что остальные успели срисовать ноги! - он засмеялся. - У нас там была своя шайка, а Таму - он отписывал такие номера!
- Вот это да! Неужели такое было?!! - ее глаза сияли. - А он-то говорил мне, что всегда был таким примерным мальчиком...
- Да куда там примерным! - Тимур глянул на кентов, и все разразились хохотом. - Вы помните, пацаны? Сейчас мы вложим его тебе с потрохами. Алан, расскажи Оле про его первую любовь!
Алан тут же повернулся к ней и начал повествовать, не задумываясь ни секунды. Эстафета была благополучно передана второму мастеру художественного чеса после Габарая.
Несколько минут спустя Оля уже вовсю заливалась смехом, держась за свой живот, и ласково обращалась ко всем по именам... Инга была в ужасе.
- Ребята, как я рада, что вы пришли. С вами так весело! - она подлила Гиббону еще чаю. - Инга, а ты что-то ничего не ешь… Попробуй варенье.
Инга с трудом покачала головой, бледная, как мел.
- Расскажите что-нибудь еще, - попросила Оля. На щеках ее зажегся нежный персиковый румянец.  Она вся разомлела, и казалось, будто от нее расходились теплые волны тихого, уютного счастья. Тимур пожал плечами:
- Эх! Об этом можно рассказывать бесконечно. Жаль, что мы сейчас перестали видеться.
- Ну и ну… - она задумалась. - А сколько тебе лет, Тимур?
- Восемнадцать, - он ловко бросил в рот маленькое печенье. - Почти девятнадцать.
- Мне вот показалось… Что вы такие молодые… Тамик ведь старше вас всех?
- О да! - он снова расцвел в улыбке. - Он был среди нас основняком! Самым уважаемым, самым красавчиком. И жену выбрал красавицу...
Он пересекся мимолетным взглядом с Атаром, и едва уловимая ухмылка синхронно мелькнула на их лицах.
- По - моему, нам уже пора, - впервые раздался голос Инги. Она глянула на часы и решительно встала. - Спасибо огромное, но у нас, вообще-то, маловато времени.
- Нет, нет! - Оля подскочила. - Ни в коем случае! Как же вы уйдете, не повидав Тамика?! Он мне не простит, если я вас отпущу!
- Конечно, - Инга выдавила из себя улыбку. - Мы еще приедем.
- Ну, прошу вас, останьтесь, - Оля капризно надула губки. - Мне так тоскливо - целыми днями сижу дома с этим «декретом». Тамик уже скоро должен появиться.
- Мы бы с радостью, но, к сожалению, опаздываем. Тимур, пошли, - она потянула его за рукав.
- Разве мы так сильно торопимся? - процедил Габарай сквозь зубы.
- Конечно! У нас автобус уже через двадцать минут!
- Не надо так переживать, Ингуля. Мы можем поехать следующим рейсом, - он поднял лицо и вонзил в нее уничтожающий взгляд. - Сядь, милая...
Ее охватило отчаяние. Она не знала, что ей делать, что лучше предпринять: пустить все на самотек или поднять шум -  как бы не вышло хуже. Она знала точно одно: нужно поскорее увести этих скотов подальше от этого дома и от этой пресвятой наивности в голубом халатике.
- Нет, Тимур, ты мне обещал. Идемте! Вадик, Алан, подымайтесь, нам пора!
- Сядь! - прогремел жесткий голос Габарая. Он грубо схватил ее за плечо и рывком усадил обратно. - Это неприлично, в конце концов!
Оля слегка оторопела. Повисла неуклюжая пауза...
- Э… Я пойду, посмотрю, как там мои пироги, - с наигранной веселостью протараторила она и побежала к печке.
Инга нервно сжалась, чувствуя, как рука Тимура снова обвилась вокруг ее талии. Он наклонился к ней и вдруг на глазах у всех впился жаркими губами ей в шею. От этого поцелуя в мозгу у нее, как взбесившаяся кинолента за секунду промотались все события той ночи. Ее передернуло. Его жадные язык и губы как будто стремились внедриться в ее кожу, проглотить ее целиком…
- Еще минут десять, и будем кушать пироги, - сообщила вернувшаяся Оля и уселась за стол. Тимур вознаградил ее ласковым взглядом. Она, улыбаясь, съела вишенку из варенья и сложила руки на своем выпирающем животе.
- Какой же он счастливчик! - вздохнул Тимур, блаженно глядя на нее. Ее щеки опять залились краской от его слов.
- Когда-нибудь вы с Ингой будете не меньшими счастливчиками, - она перевела взгляд на Ингу, затем снова на Тимура. - У вас будут потрясающе - красивые детишки!
Он звонко рассмеялся и притянул Ингу вплотную к себе. Она напряглась до боли в костях, поняв, что его рука сзади скользнула ей под свитер.
Тимур с беспечным лицом размешивал правой рукой сахар в чае, острил, смеялся, спокойно поддерживал разговор и при этом неторопливо щупал ее, а она сидела, вцепившись пальцами в край стола, изо всех сил стараясь не свалиться в обморок.
Оля снова что-то рассказывала, но Инга не слышала ни слова, все плыло перед глазами, каждый ее нерв был сосредоточен лишь на невыносимой руке, медленно поглаживающей ее спину. Она разгуливала вверх и вниз, от поясницы до лопаток, основательно исследуя каждый сантиметр ее кожи. Инга поняла, что ее бьет дрожь. Она ненавидела этого мужчину каждой клеточкой своего организма, ей делалось тошно от одной мысли о нем, а тут нужно было выносить подобное!.. Инга крепко стиснула трясущиеся челюсти. Казалось, его длинные пальцы оставляли на ее коже неизлечимые борозды, и волдыри мурашек, как гангрена, расползались от спины по всему телу.
Лицо Тимура ничуть не менялось, но она чувствовала, что он совсем не так спокоен, как кажется. Она видела, как участилось его дыхание, как помутнели глаза, как напряглись ноздри; она знала, что все это забавляет и заводит его, что он ловит кайф с этого дурацкого спектакля. Чужие страдания были для него приколом, развлечением. Дорогие игрушки богатого мальчика...
Пальцы Тимура поползли выше и наткнулись на застежку лифчика. Инга замерла... Габарай привычным движением расстегнул лифчик, чуть помедлил и совсем убрал руку. Инга тут же отъехала от него на табуретке подальше и в изнеможении прислонилась к холодильнику. Ее бросило в пот.
- Инга, ты нормально себя чувствуешь? - с беспокойством обратилась к ней Оля.
- Да, с ней все хорошо, - ответил за нее Габарай. - Так когда нам приезжать с кучей подарков?
Она засмеялась.
- Ну… Месяца через четыре.
- Тамик будет стоять на ушах от радости!
- Да. Он мечтает о сыне. Я тоже думаю, что у нас будет мальчик. Мы хотим назвать его Георгием.
- О! Классное имя для пацана! А если, все-таки, девочка?
Оля не отвечала на его вопрос. Лицо ее странно вытянулось. Она с удивлением смотрела куда-то мимо него, и Тимур без труда понял, что Инга делает ей какие-то знаки из-за его спины. Не оборачиваясь, он со всего размаху заехал ей локтем в лицо с такой силой, что она слетела с табуретки и рухнула на пол в двух метрах от стола...
Оля окаменела от ужаса. Пацаны напряглись. Тимур продолжал спокойно пить чай. Инга перекатилась на живот и с трудом приподнялась на локтях. Кровь из разбитого носа хлестала на голубые джинсы и линолеум.
- Мотай отсюда!!! - закричала она, глядя на перепуганную Олю. - Проваливай скорее!
Оля пошевелила губами, но не смогла ничего сказать. Тимур поднял глаза и проследил за направлением ее взгляда.
- Не надо… - он предостерегающе покачал головой, взял кухонный нож и перерезал провод телефона.
Брови хозяйки сдвинулись.
- Что вам здесь нужно? - с досадой спросила она.
- Да ничего особенного.
- Вы… Вы ведь никакие не друзья моего мужа, так?
Тимур грустно улыбнулся:
- Какая проницательность!
Она резко встала:
- Уходите. Пожалуйста, уходите.
- Почему?
- Почему??? - она растерялась. - Я не знаю, чего вы хотите… Если денег, то я отдам вам все, что у меня есть. Можете забрать аппаратуру, все, что есть ценного. Только уйдите, умоляю вас!
Тимур усмехнулся:
- Мы что, очень похожи на людей, нуждающихся в деньгах? Мы не грабители, милая.
Оля закусила губу.
- Мы всего лишь хулиганы и насильники, - добавил он с ласковой улыбкой. От последней фразы ее лицо побледнело до какой - то синевы. Тимур насупился и потянул носом:
- У тебя сейчас пироги сгорят, красавица. Тасанись-ка, вынь их, - он выдвинул из-под стола еще одну табуретку и похлопал по ней рукой. - Иди сюда, Инга. Будем кушать цахараджын.
Оля в отчаянии заломила руки:
- Умоляю! Не причиняйте нам вреда!
- Не причиним. Только веди себя нормально.
Она посмотрела на Ингу, и в глазах ее появились слезы.
- Можно я… Провожу ее в ванную?
- Тащи пироги, - холодно отрезал Габарай.
- Пара минут...
- Нет!!!- заорал он и круто развернулся к ней, разъяренно сверкая глазами.
Оля в панике бросилась к печке. Посуда, сковородки, лопатки - все грохотало, вываливаясь из ее трясущихся рук. Она с трудом выложила три пирога на блюдо и стала обильно поливать их маслом. Слезы капали на румяную корочку одна за другой.
- Я того все!.. Как пахнет! - обрадовался Гибб и забарабанил по своему пузу, как по доулу. Оля засеменила с блюдом к столу и поставила пироги в середину. Тимур задумался:
- По - моему, по такому случаю надо выпить. Алан, слетай, зацепи пару бутылочек вина. Что наши дамы предпочитают? Белое, красное?
- Не пью, - она судорожно кусала губы, опустив лицо.
- А! Ну да, ясно… Ладно, тогда будем пить чай. Нальешь еще? - он придвинул ей свою чашку. Оля склонилась с заварным чайником в руках. Чайник дрожал и звенел, заварка расплескивалась на блюдечко. Габарай улыбнулся, встал и бережно взял чайник из ее рук.
- Сядь, расслабься. Я это сделаю. Кокой, снимай ногу с тормоза! - он глянул на Алана. - Бери нож, режь, забыл свои обязанности? Тосты тут никто пихать не будет, у нас не куывд, а просто дружеское чаепитие.
Алан послушно поднялся и воткнул нож в дымящиеся, благоухающие пироги.
- Я того все!.. – повторил  Гиб и сглотнул слюну. - Мне нравится эта телка, - он одобрительно пошлепал ее по заднице. - Ты такая же нехуевая, как твои цахараджыны!
Оля зажмурила глаза и сдавила челюсти от боли и унижения.
- Дамы, присаживайтесь, - Тимур, разливая чай, исподлобья посмотрел на Ингу. Та села, прожигая его ненавидящим взглядом...

                * * *

 Несколько минут пацаны наворачивали горячие пироги, обменивались сальными шуточками и ржали. В мгновение ока блюдо опустело, только на тарелках у девушек остались лежать нетронутые куски. Тимур не спеша промокнул губы салфеткой и откинулся на стуле.
- Оленька, ты знаешь, что такое предательство? -начал он, и Инга поняла, что это начало конца. - Ты когда-нибудь предавала своего мужа?
Оля молчала.
- Прости, я не хотел тебя оскорбить таким дебильным вопросом, - продолжал он, не дожидаясь ее ответа. - Знаешь, я выкупаю человека с первой секунды, кто он, чем дышит, и никогда не обманываюсь. У тебя сердце чистое, как слеза ангела! - он скорчил театральное лицо. - Но… Скажи, ты смогла бы простить человеку предательство? Жестокое предательство, когда он пускает под откос всю твою жизнь, будущее, карьеру - все! Смогла бы?
- Не знаю.
- Не знаешь…- он опустил голову. - Видишь- ли, Оля, я ведь не такое уж говно, как ты думаешь. Я - обычный пацан, как и сотни других ищущих чего-то придурков моего возраста… Может, если бы в моей жизни что-то сложилось по-другому, я был бы другим… - он помолчал. - Но вышло так, что я не привык особо ограничивать себя в желаниях. Вот, к примеру, мне недавно захотелось повышивать на какой - нибудь раритетной тачке, и пахан заказал из Америки оригинальный “Понтиак ГТО”. Мне захотелось убойного кайфа, и кент подогнал из Афгана такую дурь, что полграмма валит с ног толпу. Но я не припомню, чтоб мне хотелось чего - то так же сильно, как вот ее... - Тимур искоса взглянул на Ингу. В глазах его была мрачная страсть. - Как мы с ней были близки, а!... А потом она взяла и положила на меня большую кучу дерьма. И на моих друзей тоже... - он вздохнул и отвернулся. - Поверь мне, Оля, я бы не стал вести себя так, как веду, и делать то, что делаю, если бы она так упорно не вынуждала меня. Своим гнильем, своими гнусными играми, своим вечным желанием мне поднасрать. Женщины способны причинять просто адскую боль!
- Чертов лицемер... - прошипела Инга сквозь зубы.
- Что-что? - он тут же с насмешкой придвинулся к ней. Инга молча смотрела в стену и прижимала к носу очередную салфетку. Перед ней лежал целый ворох таких же, испачканных кровью.
- Она назвала тебя лицемером, - сказал Атар, - Всеки ей еще раз, Тимур, кажется, до нее не доходит!
- Да нет, пусть выскажется. Интересно, с чего я вдруг лицемер? А? Я не ездил тебе по ушам, не пытался опрокинуть. Кстати, в отличие от тебя. Я был с тобой предельно честен, - его губы изогнулись в надменной улыбке, - Я вообще кристально-честный человек, если ты не заметила!
Пацаны выжидали, перебрасывая ехидные взгдяды с Тимура на Ингу. Она отняла от носа окровавленную смятую салфетку и развернула к нему сведенное злостью лицо.
- Что ты несешь? Какое еще предательство?! Я ненавижу тебя! Ты измывался над моей подругой. Ты изнасиловал меня и подложил под своих уродов. И толкаешь тут какие-то красивые речи. Как можно быть таким циничным??
- Слыышь!, - взвыл Гиббон, - это кто тут урод?! У тебя зеркало дома есть, сука?!
Тимур усмехнулся, поднял кончиками пальцев чашку и сделал глоток.
- Ну и в чем мое лицемерие? В каком месте мои действия расходятся со словами? Что ты, черт возьми, вообще знаешь обо мне, чтобы такое утверждать?
- Спасибо, я знаю достаточно. Твоего дерьма хватит на десятерых. Даже одного того, что ты сделал с Оксаной.
- С кем?.., - он сдвинул брови.
- С той двенадцатилетней девочкой! Уже и не помнишь... Что должно быть в голове у человека, чтоб совершить такое?!
- Оксана... - он забросил руки за спинку стула и рассмеялся, - А что не так? Она была очень даже ничего... Наверно, каждый второй мужик в своих фантазиях пялит такую голубоглазую Лолиту. Только не всякий может себе позволить то, что могу я.
- По-твоему, это нормально, да? В чем она была виновата?! В чем была виновата моя подруга? В чем была виновата я? В том, что встретилась на твоем пути? Или в том, что я - женщина?
Тимур поморщился.
- Слушай, ты такая же зануда, как Хачик. Зачем, почему, кто виноват... Во всем ищешь какой-то тайный смысл. Мне просто захотелось, вот и все. Как в той басне...- он улыбнулся , - Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать...
Он встал, подошел к холодильнику и распахнул морозильную камеру.
- Хочешь, я угадаю, кто такая твоя Оксана? Сто- пудово, девочка из ханыжной многодетной семьи. Где родители заливают по вечерам фары с друзьями и кладут хер на детей. Она и сама бы через годик стала бухать и со всеми трахаться, поверь моему опыту. Как сказал Ницше: - Падающего подтолкни...  - он порылся внутри морозилки, выудил замороженный кусок мяса в целлофане и швырнул Инге, - на вот, приложи к своему носу. А то, в натуре, к вечеру станешь страшнее, чем наш Гиббон.
Инга покачала головой.
- Ты просто чудовище... Но однажды ты за все ответишь... Клянусь Богом, ты будешь отвечать за каждый свой шаг...
- Да, да - он закивал, - Я в курсе, я буду отвечать перед судом, перед Богом, перед высшим разумом... Аллах, Иисус, Будда, Уацилла - кто там еще мечтает с меня спросить?... Не заводи сейчас опять эту унылую телегу, я слышу эту херню чаще, чем свое имя.
Тимур  откинул в сторону штору, распахнул балконную дверь, встал в проеме и закурил. Некоторое время он задумчиво смотрел на Ингу, делал глубокие затяжки и выпускал дым на улицу. Пацаны тоже достали сигареты и сидели будто в зрительном зале, созерцая эту немую сцену и заполняя бьющий из проема свет причудливыми дымными узорами. Из-за его спины в кухню летели звуки с улицы. Где-то во дворе смеялись дети, гудели машины. Ингу снова, как тогда, накрыла волна жгучей тоски от ощущения присутствия других людей. Об их близости и недосягаемости...
- Думаешь, разница между нами в том, что ты хорошая, а я плохой? -сказал его черный, покачивающийся в проеме силуэт, - Просто я не боюсь своих демонов. Я с ними в кентах. Я знаю их в лицо и выпускаю иногда погулять... А ты попробуй один раз заглянуть в тайные закоулки своей головы... Может, ты увидишь там таких монстров, что зарыдаешь от ужаса.
Инга развернулась к нему, надменно задрав свой сломанный нос. Голова ее была почти запрокинута, ноздри блестели от крови и на верхней губе краснел извилистый след.
- О, да, мои фантазии одна страшней другой! И все они о тебе. Я каждый день мечтаю о том, как ты долго и мучительно будешь гнить в тюрьме! - она смотрела на него тяжелым взглядом, и он видел, какая непримиримая ненависть тлела там внутри; глаза черные, как два чана с медленно булькающей смолой...
- Ух, какая ты!...- он прикрыл глаза рукой и рассмеялся,- Просто прелесть! Но должен тебя разочаровать... Это не входит в мои планы. Мы и здесь нормально себя чувствуем.
- Да наплевать, что ты там чувствуешь, - она подалась вперед, - тебя надо просто изолировать. Как бешеного зверя. Потому что у тебя нет совести. Нет морали. Нет сострадания. Ты просто концентрация мерзости и порока! И ты никогда ничего не поймешь. Ты со своими животными понятиями должен сидеть в клетке. Тебе не место в человеческом обществе!
- А ты думаешь, тебе есть в нем место?... - Он тронулся с места, обошел ее сзади , сел на свой стул и задавил сигарету в тарелке. - Инга, это общество - трусливое, жадное стадо, которое понимает только кнут и деньги. Чем больше их щимишь, тем сильнее тебя уважают. И потому заправляют в нем такие, как мой пахан. Скажу по- секрету , ни ты, ни я в это общество не вписываемся. Но мне они будут лизать задницу, а тебя просто затопчут.
Он протянул руку и отвел длинные черные волосы от ее лица за плечо. Взгляд его проскользил по ее шее, задержавшись на мочке уха, затем переполз на рот. В ложбинке над верхней губой поблескивала гранатовая капля крови.
- Не надо тереть мне про какую-то жалкую мораль...- он улыбнулся - Какую-то иллюзорную несправедливость... Этот мир идеален, пойми. Каждый на своем месте... Каждому свое. - он склонил голову набок, смазал большим пальцем кровь с ее губы и медленно потянулся к ней. Она не шелохнулась. Глаза ее исподлобья смотрели прямо и зло.
- Знакомая фраза... Кажется, так написано на воротах концлагеря? Гитлер тоже пытался решать, кто на каком месте... И даже он не вывез. Говорят, его покарало копье возмездия... - она сверлила взглядом его лицо, - И что бы ты не говорил... В глубине души ты знаешь, что тебе конец. И что под всеми этими понтами ты на самом деле - просто тошнотворное дерьмо.
На мгновение он замер. Ехидная улыбка замерзла в уголках рта. Инга разглядела, как за долю секунды его серые глаза странно потемнети, будто с их дна поднялась глубинная многолетняя муть. Затем, его лицо сделалось сухим. Он медленно откинулся назад, не сводя с нее пронзительного ястребиного взгляда.
- Кажется, копье возмездия сейчас покарает кого- то, кто слишком запи**елся тут, - он презрительно шлепнул ее по лицу, - Смотри, чтобы у тебя щека сегодня не порвалась от моего копья...
Вокруг прокатились смешки пацанов. Инга стиснула зубы и потупилась. Он шлепнул ее сильнее. Алан выстрелил изо рта вишневой косточкой и попал ей в лицо. Получилось весело. Она едва сдерживала злость.
- Давай, Тимур, займись делом, - крикнул Атар, - Эта тварь уже не знает, что придумать, чтобы залезть на твое копье.
- Да-да, тут еще четыре копья простаивают, - согласился Вадик.
- Гитлер, бля! Это самая тупая шлюха, которую я встречал! - заливался хохотом Гиббон.
 Инга, наконец, в бешенстве подскочила:
- Да чтоб вам всем подохнуть!!!
Казалось, только этого они и ждали. Картина мгновенно изменилась: спектакль был окончен, занавес упал. Тимур скрутил Ингу и припечатал к холодильнику. Все повскакивали со своих мест. Оля, не выдержав, забилась в истерике. Квартира наполнилась визгами и матом. Пацаны ржали, пинали и переворачивали все, что попадалось им под руки и ноги. Атар подлетел к Оле, забившейся в угол, и выволок ее за волосы на середину кухни.
- А теперь - крутое стриптиз-шоу! - объявил он и дальше стихами:
- Толстозадая ебуха
Нам засветит свое брюхо!
Он обхватил ее руками и разорвал спереди шелковый халатик.
- Не-е-е-е-ет!!! - ее отчаянный крик погас во всеобщих восторженных овациях.
Инга окаменела.
- Нет… Вы не посмеете…
Тимур, державший ее сзади, заглянул через плечо в глаза и загадочно улыбнулся, ничего не сказав.
Оля закрыла лицо руками:
- Я вас умоляю!!! Мальчики, пожалуйста! Есть же в вас хоть что-нибудь хорошее!
- О, да!!! - Атар схватился за ширинку. - Ты сейчас попутаешь, насколько хорошее!
Все угорали и корчились от смеха, и только Алан вдруг настороженно остановился в каком-то замешательстве посреди шумного бардака, тревожно глядя на Атара.
- Расстегни-ка мне штаны, сейчас мы с тобой исполним... - он сорвал со стола белоснежную скатерть, и вся праздничная посуда со звоном полетела на пол.
- Нет!!! Нет!!! Умоляю тебя!!! Не делай этого!!! - Оля, рыдая взахлеб, вцепилась в него и сползла на пол к его ногам. - Я прошу тебя на коленях, видишь?! Пощади моего ребенка!
- Срал я на твоего ребенка!
Оля завопила, обнимая его стальную ногу. Атар рассмеялся с элегантной   хладнокровностью, схватил ее за волосы и грубо ткнул лицом в свой пах.
- А это тебе не нравится? - он громко чмокнул губами - Как ты делаешь своему лоху-мужу?
- Прекратите!!! - в ужасе закричала Инга.
Гибб подскочил к Атару сзади:
-  Давай быстрее! Меня эта бикса тоже вставляет!
Атар схватил ее и поволок по полу.
- А ну-ка, на стол! - скомандовал он. - Сейчас мы заделаем твоему ублюдку ямочки на щечках!..
От душераздирающих криков молодой женщины содрогалась мебель. Тимур стиснул пальцами плечи оцепеневшей от шока Инги и слегка встряхнул ее:
- Видишь? Видишь, что ты натворила, милая?
- Боже… Вы… Вы… - язык с трудом слушался ее. - Вы даже не животные. Я не знаю, что вы такое!
- Это все из-за тебя, - он наклонился к самому ее уху, обжигая своим неровным дыханием, как будто шепча горячие признания. - Из-за тебя, Инга. Ничего бы не случилось, если бы ты не была такой упрямой и гнилой дурой. А теперь… Ты видишь, что творится? Из-за тебя страдают невинные люди. Видишь, к чему привело твое стукачество?
Инга отвернула лицо и закусила губы, несколько секунд борясь с собой.
- Ладно, Габарай, - произнесла она наконец. - Ты выиграл. Я заберу заявление.
Тимур умиленно рассмеялся и покачал головой:
- Слишком поздно, солнце. Слишком поздно до тебя дошло.
Она задрала голову и растерянно посмотрела в его спокойные, с легкой поволокой глаза.
- Но… Я заберу заявление!
- Я в этом не сомневаюсь.
- Послушай, Тимур! Хватит уже. Останови его!
- А ты посмотри на него внимательно. Его сейчас никто не остановит. Черт возьми, он хочет ее! Это как у волка отобрать кусок мяса, в который он уже вцепился. Да если я туда сунусь, он еще и меня загнет! - он засмеялся и кивнул в сторону Атара:
- Нет, ты только посмотри на это чудище!
Атар с хохотом и рычанием рвал на ней одежду. Оля отбивалась от него своими нежными кулачками, неуклюже сопротивляясь.
- Куда ты рыпаешься, сука?! - он схватил ее волосы и прижал лицом к столу.
- Эй! - Алан неловко дернул его сзади за плечо. Атар обернулся, полыхая черными углями жадных глаз:
- Что?
- Ты… Ты что, в натуре собираешься трахнуть ее?
- Нет, бля, шутя!
- Атар! - в глазах Алана был испуг. - Да ты что, охерел, что ли?
- А что? - Атар засмеялся и посмотрел на свою жертву.
- Да она… Ты посмотри на ее брюхо! У нее же ребенок… Ты же, говнюк, повредишь ей там что-нибудь!
- А мне по барабану, - он рывком содрал с себя ремень - будет на земле одним вонючим вы**ядком больше или меньше!
Алан заколебался и перевел неуверенный взгляд на Тимура.
- Габарай…
- Не суйся не в свое дело, Кокой, - оборвал его Тимур, и от его чугунного взгляда слова мгновенно застряли у того в горле. - У нас есть другие занятия, - добавил он, подхватил Ингу одной рукой и ломанулся из кухни в коридор. - Займемся воспитанием вот этой мрази, - его голос зазвучал глухо и натянуто. - Ты у меня быстро отучишься сучить! Я с тебя спесь твою вонючую посбиваю, сразу вспомнишь свое место, тварь! - он схватил ее за грудки и впечатал в стену коридора. - Знаешь, что я буду с тобой делать? Я буду драть тебя до потери пульса, сунув рожей в унитаз! А потом - пацаны, все по очереди или вместе, как им больше по кайфу! В два или даже в три смычка, хочешь? Любишь вертолеты? Мы много, чего умеем!
- Да пошел ты!!! - заорала Инга, но голос ее взвился до жалкого писка. Тимур резко рванул ее и поволок дальше по проходу. Его так и распирало от злости.
- Подожди… Мы тебе еще не такое устроим! Тебе когда-нибудь ссали в рот, мать твою? Я тебя, сука, так сломаю, что ты больше в жизни пасть свою не раскроешь!
Он затащил ее в просторную спальню, следуя за Кокоем, кинул на кровать и направился к музыкальному центру в другом конце комнаты. Инга подскочила и бросилась, было, бежать, но возникший в дверях Хачик быстрым толчком отшвырнул ее обратно.
- Ого! - Алан подошел к огромной румынской стенке, - Одуреть, у них тут бар есть.
- Да к черту бар, ты посмотри на это!!!- Габарай протяжно свистнул и присел на корточки  возле полок с дисками. - Боже милосердный, я не верю своим глазам! Вивальди, «Времена года»! Где этот «Малиев Х», я готов расцеловать его в жопу! Фа минор аллегро нон молто... Это караул че за грамотная вещь, Кокой, приколись! - он тут же вставил диск, поднял громкость до предела и нажал на кнопку - «Зима»! Моя любовь!... 
Динамики дернулись от непривычной громкости, чихнули, и больше не стало слышно ни криков, ни грязного мата - все поглотила великая музыка...
Дальше Тимур сверкнул лезвием ножа, вспорол пару подушек, и, пританцовывая в кружащем снегопаде, направился к койке…

                XVI

Алан устало прислонился к стене, наблюдая за всем словно со стороны. Ему почему-то никак не становилось весело. Наверное, он был слишком трезвым. Он вытащил из встроенного в стенку бара бутылку “Столичной” и сорвал крышечку. Музыка все неслась и неслась, божественная и неудержимая… Инга билась на кровати, уворачивалась от Тимура, размахивала руками, стараясь попасть ему по лицу.Тимур перевернул ее на живот наступил кроссовком ей на спину, придавив к кровати, затем разрезал ножом пояс и стащил с нее джинсы, как будто охотник освежевавший добычу. Инга задрала голову, рот ее безобразно искривился, горло задрожало - это значило, что она кричит...
Алан отвернулся и присосался к пузырю с непонятным отчаянием и жадностью. Он стал пить и пить, как верблюд, дорвавшийся до воды, как будто хотел разом покончить со всеми своими внутренностями, затопив их водкой. Он хлебал, не морщась, не отрываясь, не переводя дыхание, словно внутри него был проложен широкий стояк. Хачик пристально смотрел на него, сдвинув брови…
Кокой отшвырнул пустую бутылку, слегка пошатнулся и, не глядя, потянулся к бару за следующей. Пальцы его нащупали пузырь дешевого мандаринового ликера. Он отбросил крышку и страстно прижался губами к горлышку. Обжигающая, потерявшая вкус жидкость приятно заполняла его нутро, согревая душу, выворачивая кишки, прочищая забитые дрянью легкие, сводя пищевод медленными спазмами… Желудок дергался, позывая к рвоте, - приятные, полузабытые ощущения.
- Алан, - на его плечо легла твердая рука. - Не мороси.
Кокой отлепил губы от бутылки, тяжело дыша, и повел замутненными глазами. Перед ним все блестело, двоилось или даже троилось. Сквозь вертящийся калейдоскоп с нарядными разноцветными стеклышками в его одуревшем мозгу, словно картинка из пазла, сложилась сосредоточенная рожа Вадика.
- Не стоит, Кокой, - он отрицательно покачал головой.
- Да ну?! - Алан ехидно ухмыльнулся. - А не пойти ли тебе, Хачик-джан?.. Мне советы не нужны. Вон лучше помоги советом Аполлону! Или сходи на кухню к Гиббу с Атаром. Помогай своим товарищам! А мне не надо, у меня сегодня выходной, - он опять приложился к бутылке и попытался отойти, но его занесло в сторону так, что он долбанулся о сервант. Стекло задребезжало, сливаясь с серебристым звоном его невинного смеха.
- Тупица малолетняя, - тихо пробурчал Вадик и равнодушно пожал плечами.
Алан прижался щекой к прохладному стеклу. Сверкающие хрустальные фужеры на полочках насмешливо подмигивали ему. Они стояли ровными рядами, как солдатики или пешки на шахматной доске, и из-за множества зеркал нельзя было точно определить их количество. По флангам красовались сувенирные рога. В глубине на почетных местах ферзя и короля возвышались стопки массивного немецкого сервиза.  Лживо - хрустальная игра. Он громко рыгнул, и отполированное стекло запотело от его дыхания.
- Вечно ты всех поучаешь, Хачик… - Алан медленно развернул к нему лицо. - Да кто ты такой? Вали в свою Армению и там учи всяких баранов! А это - моя земля, и ты живешь на ней и гадишь на ней, да еще и учишь меня сраной жизни!
Алан пробурил его долгим, осмысленным взглядом и затем, по-идиотски хихикнув, зашатался к кровати.
Вокруг по полу были разбросаны скрученные покрывала, простыни, вспоротые подушки; деревянная койка раскачивалась, истошно  скрипела и содрогалась. Потерянный, осоловелый взгляд Алана остановился на трех ярко - алых полосах, тянущихся по лицу Тимура от виска до подбородка.
- Боже мой! Габо, ты посмотри, что эта поганая мразь с тобой сделала! - Алан с ненавистью замахнулся на нее. - Да я тебя порву, стерва!
- Не надо, - Тимур удержал его руку. - Лучше скрути ее чертовы щупальца, пока она меня не изуродовала.
- О! - Алан закатил глаза - О, да! Это было бы очень обидно. Просто чертовски - обидно… - он стиснул в одной руке обе ее кисти и приложился к бутылке. - Я буду держать ее хоть до посинения. Пока она не подохнет на этом шконаре. Пока вы оба не подохнете, - он хихикнул. - Держать тебе бикс - это мое призвание! Сколько помню себя, столько держу их тебе. Сопливых, взрослых, черненьких, беленьких… Черт, сколько же их было, Габо? Скольких ты уничтожил своим ненасытным х*ём? Но я рад стараться! Все для тебя, братишка! Я люблю, когда тебе по кайфу!
Тимур поднял голову и косо взглянул сначала на него, потом на бутылку в его руке. Взгляд его был долгим и многозначительным, но он промолчал. Алана это взбесило. Опять эта его вонючая деликатность!
Он ласково прижал к щеке тонкие обессиленные руки и залпом выпил больше половины из бутылки. Над кроватью кружился пух из подушек, плясал и мотался от резких движений Тимура. Настоящая снежная буря.
- Снегопад, снегопад… - тупо замурлыкал Кокой, отрешенно засмотревшись на своего друга.
Из динамиков трудолюбиво наяривал какой-то заслуженный симфонический оркестр… Габарай стонал и буйствовал на кровати… Снежинки кувыркались в захватывающем танце…
Алан самозабвенно закрыл глаза, сжимая ледяные руки. Крошечные росинки холода проступили у него на груди. В какой-то момент ему показалось, что у этих самых рук вообще нет хозяина. Они были отвратительно - влажными и безжизненными, как будто только недавно срубленными на бойне…
Дверь в комнату вдруг распахнулась, и облако пуха сквозняком швырнуло ему в лицо. На пороге возникла гибкая, поджарая фигура Атара.
- Ох, это чё тут за балет? - проговорил он, глянув на койку, и его смуглое лицо перекосилось. Он прислонился плечом к дверному косяку, скрестив длинные ноги и сверкая белками диких глаз. Алан напряженно уставился на него и, борясь с непонятной нарастающей дрожью, медленно скользнул взглядом по его фигуре снизу вверх: от начищенных ботинок по ногам в синих джинсах, вспузырившихся на коленях, по мощной поблескивающей бляхе на ремне… Вдруг нечто бесформенное, отвратительное и влажное начало расти и расправляться у него в груди, запуская холодящие ростки в руки, в горло, в голову… Футболка у Атара на животе была расписана ржавыми пятнами…
Алан почувствовал, как что-то ударило его по ноге, и, опустив голову, понял, что выронил бутылку. За плечом у Атара, загромоздив весь дверной проем, выросла могучая скала. Гибб в одной руке держал оставшийся кусок пирога и вытирал ширинку накрахмаленным кухонным полотенцем…
Кокой покачнулся на размякших ватных ногах. Куски непереваренной пищи с блевотным привкусом дряного мандаринового ликера, клокоча, покатили вверх по пищеводу. Язык обволокла кислая слюна. Атар, перехватив его ошалевший взгляд, вопросительно поднял черные брови. Алан вцепился завороженными глазами в рожу Гиббона; каждое его последующее движение отпечаталось в голове четкими, разорванными кадрами: как он медленно поднес кусок пирога ко рту и с аппетитом впился в него зубами. Золотистые струйки масла потекли по подбородку…
Алан, как подкошенный, свалился на четвереньки и его стошнило на светлый, в кремовых тонах палас…
На секунду пацаны удивленно замолкли. И тут же грянул и загудел, заглушив музыку, их сиплый хохот. Алан медленно поднял огромные, зеркальные от слез глаза. Тошнота постепенно рассасывалась и отползала, как  тяжелая волна, но за ней остроугольной каменной грядой обнажалась странная боль. В голове росло, и усиливалось металлическое жужжание. Смеющиеся лица пацанов уехали в сторону и смазались, как будто кто-то провел рукой по холсту со свежими красками. «М-да, борщнул малыш»… «Не рассчитал возможности»… «...Походу ужаленный был и водкой глянценул, идиот»... «Ну какого ты так нахреначился, Кокой?»...
В мозгу у Алана завертелась, зазвенела какая-то дьявольская карусель, все набирая и набирая обороты. Он отвернулся и рухнул на палас, уже не заботясь о том, чтобы не попасть в лужу собственной блевотины.
- Фу, боже мой! - брезгливо вскрикнул Атар. - Ну и свинья!!!
Алану неожиданно сделалось дико, нестерпимо смешно. Он валялся на полу, уткнувшись перекошенной рожей в теплую, вонючую жижу, и чувствовал себя необыкновенно, кристально чистым и душой, и телом, чувствовал себя почти божеством!
Возрастающие звон и жужжание в его голове достигли невыносимой, убийственно высокой точки... - и тут все померкло и скрылось - все поглотила бездонная темнота. Боль ушла, сердце остановилось, и он погрузился в океан райского покоя. Откуда-то лилась чудесная музыка, пронизывая, просачиваясь сквозь него, и по сверкающей глади фосфорической черноты кружилась в танце невесомая пара.
«Фигуристы»! - до него донесся знакомый мамин голос - «Смотри, смотри!»...
Тонко поблескивали лезвия коньков, и все сглаживалось, все исчезало, не оставалось никаких мыслей,  было только одно страстное желание – всегда быть частью этого танца и никогда не отделяться от этой отрадной пустоты!.. Пара скользила, исполняя воздушные пируэты и приближаясь. Внезапно ее конек зацепился за что-то, и раздался пронзительный скрежет. В разорванную пустоту прорвался первый ненавистный луч, причиняя страшную боль, а затем хлынул мерзкий свет. На зубах заскрипели пластмассовые обломки зажигалки. Откуда ни возьмись, перед ним возникло лицо Габарая, хлещущего его по щекам, и Алан понял, что это он - всему виной. Тимур молотил его, что-то исступленно орал, и лицо у него было совсем не брезгливое, а перепуганное, невероятно перепуганное!.. Алану захотелось порвать его на части, но он не мог даже шевельнуться. Его тело будто бы больше не принадлежало ему…
Тимур перестал бить его по лицу и схватил за  запястье. Темнота снова стала сгущаться, увлекая в глубь. Алан пытался догнать и зацепиться за обрывки своего сна, чтобы никогда не выныривать на поверхность. Голос Габарая вдалеке казался каким-то ненормальным, синтетическим, потусторонним и совершенно жутким. Несколько резких толчков обрушилось на его грудь.
- Алан! Алан! - скорбно и отчаянно звал кто-то. Сквозь многослойный туман ему почудилось, как Тимур наклонился и прижался ртом к его рту. «Зачем?»... - Алан от души поразился человеческой глупости. Ему снова стало смешно от этой пидарастической сцены и от того, как Тимур с чувством впивается в его заблеванные губы...
Сверкающий серебристый конек возник прямо перед ним. Он вращался и вращался, рассыпая снопы искр и царапая ему мозги. Под ним открылась какая-то дверца, высвободив его, и он, осчастливленный, улетел головой вниз в зияющую шахту. Эта восхитительная история бесконечного полета или падения местами грубо и грязно обрывалась, и какие-то жестокие силы выволакивали его на свет. Тогда он чувствовал боль, ему мерещились отвратительные размытые картины в мутно - молочном дыму: то как Габарай, пыхтя, волочит его на себе вниз по захарканной лестнице, то маячащие огни разбитого светофора и невыносимый вой машин на перекрестке, то лабиринт больничных коридоров, катящихся навстречу и кусающих со всех четырех сторон… И постоянно, каждую секунду он слышал голос Габарая, его шаги рядом, ощущал прикосновение его крепкой руки, единственного, что упрямо и назойливо удерживало его, как канат над пропастью, ни в какую не отпуская, не позволяя полностью уйти… И еще… Иногда стальные искры безжалостно прорезали спасительную мглу, и он отчетливо видел его встревоженное лицо и небесные глаза… Глаза своего бесценного друга. Подобное умилительное беспокойство он наблюдал только в глубоком детстве на лице своей мамочки, когда в шесть лет попал под машину и его везли на операцию...
Потом начался настоящий ад: приступы дурноты накатывались багровыми волнами. Он то проваливался в глухую, темную, сырую дыру, то просыпался и видел сквозь туманную завесу призрачные фигуры в белом, толпящиеся вокруг него, то его доканывали кровавые галлюцинации, и это было самое страшное...

Когда все закончилось - он ни за что не смог бы это определить. Он проспал много часов, и когда открыл глаза, увидел огромное восходящее солнце. Серые крыши, силуэты домов, черные неподвижные деревья - все это карикатурно ютилось за окном, и над горизонтом величаво громоздился молодой диск. Пунцовый, каких-то паранормальных размеров, как с картины сумасшедшего художника.
Было тихо. Алан чувствовал приятную леденящую пустоту во всем теле, будто внутри у него гулял сырой подвальный ветер...
Рядом с его кроватью что-то скрипнуло. От этого звука сделалось спокойно и уютно... Кокой знал, кто это...
- Что, пинчер, оклемался?
Алан медленно повернул голову. Габарай смотрел на него и довольно улыбался. Взгляд у него был вымученный.
- Х**во выглядишь… - пробормотал Алан.
- Зато ты - охуительно! После реанимации, - он подался вперед. - Ты в завязке, борщевский.
- Кто сказал?
- Я сказал.
- А шлифануть?
- А в табло?
Алан скривился.
- Позаботься лучше о себе, Габарай.
- Это не в моей компетенции, - он улыбнулся. - Обо мне будешь заботиться ты. И моя сестра. Ну и пацаны.
Алану вдруг стало противно. Он закрыл глаза, чтобы не видеть его тошнотворной улыбки.
- Давно я здесь?
- Уже два дня. Но я тебя сегодня домой заберу после капельницы. Эти врачи - олени голимые. Ты вообще помнишь что-нибудь?
- Да.
- Знаешь, что потом было?
- Заткнись, по - братски. - Ему не хотелось ничего слышать и ничего знать. Отвращение в нем росло с каждой секундой.
- Габо, вечно ты все говняешь, - сказал он. Или ему показалось, что он это сказал?...
- Кстати, тут в соседнем отделении наша подружка. Я Хачику сказал, он ее привез.
- Да… Правильно. Пусть подшаманят ей там до следующего раза...
- Вот ты говнюк бессердечный! - Тимур все улыбался.
- Габарай, не мог бы ты свалить отсюда?
- Я ей сегодня апельсины отправил…
Кокой устало отвернулся к окну и снова стал смотреть на зреющее, расправляющееся солнце...
- Молодец...

                XVII

- Боже мой, Инга! - причитала Яна. - Ну, скажи, чего ты добилась? Все, все, как один, тебе говорили, что будет только хуже, а ты уперлась рогом! Какой кошмар, господи! Ну что, теперь ты убедилась?..
Инга лежала на больничной койке, отрешенно уставившись пустыми глазами в потолок.
- Ну не молчи ты! Скажи хотя бы слово, умоляю!
- Да... Убедилась.
Яна с трудом сдерживала слезы.
- Ты играла с огнем и доигралась! Думала, это все шуточки, да? Думала, они блефуют?
- Я их недооценила…
- Яна, угомонись! - буркнул Марик. - Хватит уже!
Инга медленно опустила свинцовые веки. Каждое движение причиняло ей боль. Яна была права: она сама во всем виновата. Она думала, что хуже уже быть не может, но они доказали ей обратное. Чертово заявление!!! И как теперь жить дальше?!!
- Все будет хорошо, - сказал Марик, словно прочитав ее мысли. - Ты очень сильная девочка, Инга. Ты все сможешь пережить.
Она осторожно набрала воздух в легкие, болезненно ощущая каждое свое ребро, и осторожно выдохнула:
- Что теперь делать, Марик?
- Выздоравливать... Жить...
Инга замолчала. Яна и Марик долго слушали ее тяжелое, размеренное дыхание. Им показалось, что она снова уснула.
- Как отреагирует Олег, если я теперь заберу заявление? - выдавила она наконец.
- Думаю, он все поймет. Он и так считает тебя самой мужественной девушкой на свете.
- Я устала… - пробормотала она и опять замолчала... В палате висела густая, ватная тишина. Было слышно, как где-то на этаже размеренно капает вода. Капля за каплей. Десятки, сотни ударов…
- Позвони ему, Марик, - сказала она неживым голосом и повернула к нему изможденное лицо. - Скажи, что у меня есть новые факты для дела…

                XVIII

После событий на квартире у Оли прошло уже больше недели. Пацаны спокойно просиживали в одной из кабинок ресторана, когда Габараю позвонил разъяренный отец и сообщил последние новости.
- Это невероятно!!! Я ее душу топтал!!! Этого просто быть не может!!! - завопил Атар, со всей дури долбанув кулаком по столу. - Мразь!!! Ей что,  опять мало, что ли?
- М-да… - протянул Хачик. - Такого никто не мог ожидать. Хотя сразу было видно, что это упертая, тупорогая курва.
- Вот мы и в жопе! - Кокой, трезвый и злой, нервно рассмеялся и презрительно глянул на Тимура. - Поздравляю вас, граждане!
- Оказывается, кроме тебя есть еще любители острых ощущений, Кокой, - Тимур подмигнул ему и пригубил коньяк из широкого бокала. Он единственный из всех выглядел по-прежнему спокойным и продолжал невозмутимо жевать свой шашлык. - Черт…- он поморщился. - Это коньяк или свинячая моча?! Хачик, ты пробовал?
- Эй, ты действительно такой непрошибаемый или понты тут колотишь?
- Атар, уж тебе ли переживать, пупсик: что пойти посудиться лишний раз, что сходить поссать - велика ли для тебя разница?
- Значит, Тимур, все-таки, судиться? - спросил Хачик.
- Да, придется… Отмазаться от этого уже не вариант. Упустили мы пару дней… - он задумчиво почесал висок. - Кто бы мог подумать… Ну и типша!
- Сбалоболил ты, Габарай, - Алан злорадно скривил губы. - Совсем недавно ты клялся, что дело завернут, что не будет никакого суда, что она заберет заявление… И что же? Большой хер мы все увидим в конце!
- За что ты потеешь? Вспомни-ка, с тех пор как мы знакомы, у тебя были когда-нибудь большие, неразрешимые проблемы?
- Ой! Ну, ты прямо благодетель! Может, мне раком встать?
Габарай задумчиво взболтнул мерцающую жидкость в бокале:
- О чем вы вообще говорите, пацаны? Какое изнасилование? Разве они не сами на нас запрыгивали? Кто что докажет? - он приподнял бровь и взглянул на Вадика.
- Слушай, да она в судебке была. У нее, небось, куча справок про то, что ей засаживали по самые гланды.
- Ну и что? А может, девочка предпочитает крутую, жесткую групповуху!
- Да так оно, по-моему, и есть! - рявкнул Атар. - Надо же, с таким упорством нарываться снова и снова!
- А что с этой малолеткой?
- С этим я разберусь. Короче, пацаны, не забивайте головы. Все будет путем!
- Где-то я это уже слышал, - не унимался Алан. - И не раз. А потом кто-то оказывался фуфлогоном.
Вадик недовольно покосился на него:
- Слышь, закройся, гнида. Ты как последнее чмо себя ведешь. Значит, как бардачить, так ты всегда готов, а потом кто-то за тебя должен свою жопу подставлять!
- Ты поосторожнее, Хачик, - Атар пихнул его в бок. - Лучше не нервируй молодого. А то у него опять какой-нибудь припадок случится, потом Габараю расхлебывать. Языкоглот чертов!
- Да пошел бы ты, Варвар!!! - взвизгнул Кокой. - Пошли вы все!
Тут Гиббон подался вперед и обрушился локтями на стол:
- Слушайте! Давайте завалим эту ****ь, да и все!!!
- Гиббон, ты просто гений!
- Да, самый подходящий момент.
- Может, сейчас и неподходящий… - лицо Атара нервно передернулось. -  Но она по-любому не жилец! Так борщить не дозволено никому.
...Тимур задумался. Выражение его лица было неопределенным.
- Вы все так думаете?
- Что ее надо завалить? Не смеши меня, Тимур, - Атар тут же вытащил из кожаного футляра свой зэковский нож и мечтательно ощупал пальцем лезвие. - Если бы можно было пришить эту сучку трижды, я бы это сделал...
Тимур долго смотрел на видавший виды атаровский клинок.
- Как вам будет угодно, господа... - рассеянно проговорил он.
- А что ты так расстроился? - опять съязвил Кокой, - смотри, не зарыдай от жалости!
- Да нет… - Тимур покачал головой. - Она не из той породы людей, которые заслуживают жалости.
- Она из той породы бешеных сук, которых надо истреблять ко всем чертям, чтобы другим было неповадно! - сказал Атар.
Тимур молча взял у него нож и стал  с задумчивым видом водить острием по своей руке.
- Да, вы все, конечно, правы по-своему. И я вас понимаю… Вот только… Если бы я был один… - он помолчал. На его запястье вдруг выступила алая полоса. Тимур поднес руку к губам и слизнул кровь, - … я бы еще подумал, что сделать - порешить ее, или украсть ее для себя...
Атар и Хачик изумленно переглянулись:
- Габарай, ты, кажется, вконец погнал!!!
- Хотя, ты прав. Вы, наверное, одинаково умалишенные! Идеальная пара!   
Тимур спокойно слушал их хохот, любуясь своей кровоточащей рукой.
- Ладно, кроме шуток, Габарай. Помнишь, как ты говорил: «Надо ставить всех на место, слабый должен платить за свою слабость»?
- Да. Но ее место не среди слабаков.
- Мне начинает казаться, что там твое место, - сказал Алан...

...В глазах Тимура вспыхнула нечеловеческая, запредельная ярость. Он резко вскинул голову и в бешенстве метнул в него нож. Алан дернулся вбок, нож воткнулся в стену рядом с его плечом.
- Я же сказал!!! Как вам будет угодно!.. Что до меня, то я женился бы на этой суке и жил бы с ней всю жизнь. Я бы привел ее в свой дом и после этого порвал бы любого, кто кинет на нее косой взгляд!.. Но если вы все считаете, что ей лучше подохнуть, то я своими руками сверну ей шею у вас на глазах. Вы же меня знаете!.. У меня рука не дрогнет, что бы там ни было. Или мне надо по-новой что-то доказывать спустя столько лет?!!
Пацаны потупились.
- Нет, Тимур, мы знаем. Никто ничего не собирается предъявлять… Поступай, как считаешь нужным.
Тимур пристально посмотрел на Алана:
- Тогда сразу же после этого суда. Лично тебе я гарантирую!..
Он встал и внезапно расцвел в радужной улыбке. Настроение у него менялось совершенно непредсказуемо, каждые несколько минут, как погода в горах:
- Поперли отсюда, пацаны! Мне уже настохренела эта тошниловка!..

Они вышли на улицу, щурясь от яркого света. Казалось, наступила самая настоящая весна:  солнце кувыркалось в безоблачном небе, и лица обдувал нежный ветерок. Пацаны двинулись вперед по тротуару. Пятеро красавцев - атлетов. Многие прохожие оборачивались на них. Они шли стройным рядом, почти по-солдатски, мягко ступая по нагретому асфальту дорогими ботинками и кроссовками.
- А вот, кстати, и здание суда! - засмеялся Тимур, указав рукой. - Запомните хорошенько, друзья! Сюда нам предстоит прошвырнуться в скором времени. Здесь обитает всякая продажная нечисть, из-за которой в нашей стране процветает произвол!..
Они поравнялись с главным входом. Неподалеку стояла целая колонна шикарных правительственных машин со знаками разных регионов.
- Ого! - Хачик присвистнул. - А это что еще за делегация?
- Может, в честь нас?
- По-любому!
- Да нет! - скривился Габарай. - В честь нас не могут быть такие беспонтовые тачки! Смотрите, - он показал на темно-синий «Шевроле», - я знаю эту модель: «Шевроле - Каприз» - полная лажа! Нет, это не дело, мы же «тимуровцы», давай тюнингнем, - он на ходу распахнул куртку и вытащил небольшой металлический предмет. - Это вам, господа юристы, задаток, - он поднес железку ко рту и зубами выдернул чеку. - Остальное получите, когда оправдаете нас…
Пацаны в оцепенении смотрели, как Тимур размахнулся и метнул гранату. Она, как большой черный шершень, взмыла в воздух и стремительно юркнула в скопище машин, прямо туда, где стоял синий «Шевроле».
- Бум... - тихо сказал Тимур, и в следующее мгновение их лица осветились малиновым огнем. Горячей волной всех отбросило назад. Грохот, дребезг стекла, визг проснувшейся сигнализации, вопли ужаса - весь этот шум окружил их непроницаемым кольцом. Они словно оказались в вакууме, ошарашено и сосредоточенно глядя на гигантский полыхающий костер. Это было, в самом деле, нечто невообразимое!.. Первым очнулся Атар:
- О, Боже… Я всю твою породу, Габарай!!! - взревел он - Быстрее, рвем отсюда!..
- Тс-с-с… - Тимур приложил палец к губам. - Ты все портишь своей истерикой, Варвар. Не рвем, а спокойно уходим. Хватит балдеть, пацаны, - он кивнул им, и они в легком трансе пошли мимо, постепенно все ускоряя и ускоряя шаг.
Атар шел, напряженно глядя себе под ноги, и перебирал все известные ругательства.
- В конец охренел… Ты вообще башкой не соображаешь, долбень?!! Наверное, сотня людей спалила, что это были мы! Теперь нас точно закроют!..
Тимур беспечно улыбнулся своей светлой улыбкой:
- Ну, тем будет интереснее, если мы отмажемся, - он перекинул одну руку через его плечо, другой обнял Гиба и глубоко вздохнул:
- Просто идите себе, как ни в чем не бывало, и все. Чуете, погода совсем весенняя?
...Позади них поднялся кавардак: все шумели, орали, выли пожарные и ментовские сирены, а впереди по-прежнему сияло солнце, теплое, веселое и золотое, насмешливое и равнодушное... Тимур посмотрел в небо и засмеялся:
- Знаете, кто такой Аполлон по идее? Это бог солнца. Пока оно над нами светит, ну что нам может угрожать? Станьте такими, как это солнышко, пацаны. Оно спокойно кайфует в своих синих небесах и плюет на весь этот земной маразм...
Они шли и шли, не останавливаясь и не оборачиваясь. Каждую секунду казалось, что вот-вот их окликнут сзади, накинутся, повалят на землю, залязгают «браслетами»… Но ничего не происходило. Они все шли и шли. Это было поразительно! Как будто бы и вправду некие сверхъестественные сумрачные силы распростерли над ними свои темные крылья, оберегая, укрывая от посторонних глаз...
Пацаны завернули за угол, потом еще раз и остановились. Атар все так же ошалело качал головой и матерился:
- Дебил!!! Габарай, ты дебил, даун!!! Ведь нас всех могло на части порвать к ****ям собачьим!!!
- О, да! - он прыснул - Наверное, история бы остановила свой ход, и вселенная прекратила бы существование, если бы Варвар подпалил свой вонючий зад.
- Ты не прав! - вдруг твердо отчеканил Алан.
- Не прав? В чем? - Габарай посмотрел на него с таким искренним удивлением, что тот слегка смутился:
- Ведь там… Ведь там люди могли погибнуть!..
- Да ну?!! - Тимур ехидно поднял брови. - Люди могли погибнуть, или тебе жопу могут надрать?
- Я что-то не понял, о чем это ты!.. – Алан с вызовом шагнул к нему. - К чему вообще все это было? А? Не много ли ты на себя берешь, Аполлон? Бог солнца, бля... По-моему, у тебя окончательно планку сбило.
- А разве она вообще была?
- Да морду тебе некому набить за все это!!! На что ты нас вечно подписываешь?!!
- Успокойся. Ты же видел, никого там не было. Просто куча железа, - он отвернулся.
- Ты уверен, да? Ты всегда во всем уверен! Да хоть раз усомнись в своей правоте! - его словно прорвало. - Что нужно сделать, Габарай, чтобы ты задумался хотя бы один раз?!! Почему твои выходки так дорого стоят?!! Или тебе, правда, на все насрать?!!
- Разумеется.
- Черт, да у тебя хоть что-нибудь святое есть?!!
- Есть, - Габарай помрачнел. - Если ты до сих пор этого не понял...
- Нет, не понял! Почему кто-то должен подыхать…
- Это мелочи. Это все не имеет значения.
- Мелочи?!! - взвился Алан. - Жизнь не имеет значения?!!
- Ну, почти нет.
- Ну ты и урод! А что же тогда вообще имеет значение?!
- Красота...
Алана перекосило от бешенства:
- Да?!! Так давай я тебе ее сейчас рихтону!!!
Он ринулся было на него, но Габарай, моментально среагировав, поймал его руку и с силой сдавил запястье. Их глаза встретились, и Алан окаменел.
- Красота имеет значение, Кокой, - повторил Тимур. - А никакая не сраная правда...
Он тут же перевел взгляд от лица куда-то за его спину.
- Оба-на! А вот и карета подана!..
Недалеко от них остановилась голубая обшарпанная «шестерка». Хозяин, немолодой, сутулый мужик в старом спортивном костюме, кряхтя, вылез и подошел к ближайшему ларьку. В два прыжка Тимур подскочил к машине, нырнул на водительское сиденье и врубил во всю мощь старое хрипящее радио. Атар рванул переднюю дверцу, но тут опомнившийся хозяин с возмущенным лицом кинулся к ним:
- Ах вы, бандиты!!! Вы что же это делаете посреди бела дня, сволочи?!!
...Один точный удар Атара разворотил ему челюсть и отбросил на асфальт. Радио громыхало на всю улицу. Это была старая, тупая и веселая песенка довоенных лет. Тимур выглянул из окна, качая под музыку головой и барабаня по дверце.
- Тут ключей нет. Эй, дядя, кинь, пожалуйста, ключи.
Мужик с окровавленным ртом и выбитыми зубами извивался на земле, как раздавленный червяк, и стонал уже намного вежливее:
- Ребята! Пожалуйста! Эта машина не моя. Я за нее не расплачусь за всю жизнь! Зачем она вам, такая старая?
Атар угрожающе склонился над ним:
- Ты что, не расслышал, старый гондон?!
Мужик, хныча, протянул ему ключи. Он был уже практически обезврежен, но Атар ради профилактики, а может, ради удовольствия, двинул его еще два раза ногой, окончательно «убаюкав».
...Задрыпанное радио весело наигрывало, словно в тон чудесной погоде. Недалеко шумели трамваи, смеялись люди… Прохожие бодро шагали по тротуару, заинтересованно заглядывались на происходящее и как бы невзначай учащали шаги.
Тимур замахал рукой:
- Прыгайте, пацаны! Сегодня нормально отдохнем, я отвечаю!
Гиббон подскочил к машине, пнул напоследок распластанное тело и завалился на заднее сиденье. Хачик и Алан по-прежнему стояли на тротуаре.
- Вы едете? - спросил Тимур.
- Нет. Я не могу сегодня, - сказал Алан.
Габарай перевел взгляд на Вадика:
- А ты?
- Езжайте сами. Я собирался в универ заглянуть.
- Оп-па! Армян взялся за ум! Ну, бывайте, детки, пока не в клетке! - Тимур захлопнул дверцу, и «шестерка» умчалась, издавая мученические звуки.
Алан повернулся к Хачику. Тот с печалью смотрел вслед удалявшемуся пыльному облаку.
- Хана тачке, дядя, - пробормотал он себе под нос.
- Почему ты не поехал? - спросил Алан.
- Потому что надо поговорить.
- Кому надо?
- В основном - тебе. Пошли...

                XIX

Они свернули на соседнюю улицу, пересекли проспект, спустились в парк и устроились на скамейке возле пруда. Здесь был словно  совершенно другой мир: отчетливо чувствовалось прохладное дыхание осени, сквозившее в мягких, но холодных порывах ветра, в хрусте листьев, в легкой ряби на воде... Плакучие ивы в каком-то отчаянном порыве нависли над самым прудом, свесив лохматые головы. Они казались совершенно нереальными, словно кадр на фотопленке остановил миг стремительного падения. Тоскливо кричали голодные вороны над головой. Тоскливой же, но по-странному уютной была эта благородная красота умирания...
Алан и Вадик сидели на спинке скамейки, а шуршащие липы обсыпали их сверху хрустящим золотым дождем. Они потягивали бутылочное «Миллер», сосредоточенно наблюдая за лебедями, которые бесшумно нарезали круги по зеркальной поверхности, словно предчувствуя последние теплые  деньки...
- Что с тобой происходит, Кокой?
- Ничего, - Алан небрежно глотнул пива. - А что со мной происходит?
- Не знаю. Ты никогда таким не был. Но меня уже просто клинит на тебя. На твои гнилые движения. Какого черта ты буровишь?
- Да отвяжись! - он отвернулся. - У тебя измены, Хачик!
- Среди нас слепых нету. И я вижу, что ты в последнее время прогоняешь. Габарай молчит. Но он тоже видит. И это плохо кончится, Кокой...
- Знаешь, что?! Прогоняет он, а не я!
Вадик повернул голову и просверлил его долгим пытливым взглядом:
- Не берись судить его. Уж тебе ли не знать… Он ничего не делает просто так. Он выше нас всех на пять голов!..
Кокой достал ножик и начал с размаху втыкать в скамейку под своими ногами. Втыкал, расшатывал его, выдергивал и снова втыкал... Он нервничал.
- Может, ты что-то подзабыл, Кокой? Может, тебе надо напомнить, кто такой Габарай? Сколько он сделал для всех нас? Как он, не задумываясь, жизнью рисковал  за каждого? Да покажи мне того, кто ему как минимум трижды шкурой не обязан!!!
Алан распрямил спину и ухмыльнулся:
- Ну я сейчас просто обтрухаюсь от твоего красноречия!
- Хватит выделываться, Кокой! Меня бесит, что маленький вонючий катях,  вроде тебя, мутит воду! И это после всего, что мы пережили вместе, после всего дерьма, в котором повалялись, всех драк, из которых вылезли, всей крови, которую пролили! Ты помнишь, чтобы Габарай когда-нибудь врубил заднюю? Чтобы он хоть раз сгнилил? Проотвечался? Господи, как он вел себя всегда! Да в тебе есть хоть капля всего его благородства, чтобы открывать рот?
- Достал он со своим благородством!
Кокой наклонился и начал ковырять «пером» деревяшку рядом со своим кроссовком.
- Достал? А ты вспомни-ка ту историю с «Мерсом»! Или с малаканскими типами! Кто вечно за всех задницу рвал?
- Да не пыли, Хачик. Че ты, меня вздумал на понятия сажать? Я его знаю дольше вас всех, я ему обязан втрое больше. Я давным-давно заругался, что всегда и везде за каждый его шаг подпишусь хоть собственными кишками! И так оно и будет, но… - он резко вскинул голову. - Но, сколько можно, черт возьми?
- Что сколько можно?
- Он уже в натуре гонит! Он с каждым днем моросит все сильнее!
Вадик рассмеялся:
- Не прошло и семи лет, как ты это вдруг заметил!..
- Да не ржи ты! Он, конечно, всегда был беспредельщиком, с детства… Но сейчас… Это ни в какие ворота! Он уже конкретно перебарщивает, ты не видишь?! - Алан с ненавистью всадил нож в скамейку. - Как тебе его сегодняшняя выходка?
Вадик пожал плечами:
- Выходка, как выходка. В его стиле, - равнодушно сказал он, - Может он знал, чья это машина.
- Мне иногда кажется, что его, правда, лечить надо. Ну что это было? Идиотизм натуральный! Так срать на жизнь! И зачем?! Ради чего?!
- А ты не понял? Да ради тебя, идиота. Ради нас всех. Он же видит, что мы, как свиньи резанные, задергались из-за этого суда.
- И что?!! Он нам, конечно, сильно поправил! Разрядил, бля, обстановку этим дебильным спектаклем! - он опустил голову между колен и сплюнул. - Габарай вовсю с ума сходит на своей волне, а мы, как дауны, пляшем под его дудку! Вспомни эту последнюю бабу. Господи, у меня просто крышу рвет, когда я об этом думаю! Или ту малолетку... Мы ей, как последние свиньи, вдули по пьяни, и она отъехала... Ну зачем это нужно было? Господи, зачем, зачем?!! - его лицо исказилось. Он стиснул зубы и отвернулся, чтобы укрыться от насмешливого взгляда Хачика.
- Зачем, говоришь? Ты это у себя спроси, моралист сранный! Такие речи, блин, толкаешь, как будто у тебя  на совести мало всякого дерьма! И, помнится мне, не ты ли сам лично на нее залезал?
Алан резко уронил лицо и сжал голову руками. Он сидел так несколько минут, сгорбившись, словно под какой-то невыносимой тяжестью... Наконец осмелился вздохнуть и поднял глаза. Взгляд у него был, словно выжженный горечью.
- Вадик… Я сам себя не помню в тот вечер. Мы же не просто бухие, мы убитые были тогда… Мы что, ее все, да?.. Ты тоже?
Хачик покачал головой. Печальная улыбка проскользнула по губам Алана:
- Вот я тебе завидую...
- Боишься серьезного срока?..
Алан не ответил... Над ними надрывно закричала какая-то птица. Вадик усмехнулся и отпил из горлышка:
- Все дело в том, Алан, что Габарай для себя всегда знает, что делает. Да, он непредсказуемый псих, но я бы не сказал, что он стал намного безбашеннее, чем раньше... Меняешься ты, Кокой. И, думается мне, потому что сейчас сильно запахло жареным. Вот и вылезла вся твоя вшивость. Раньше ты свинячил и бардачил больше всех, а теперь вдруг твою нежную душу коробят Габарая выходки. Что, оказывается, очко не стальное?
- Да, Хачик, - Кокой честно и решительно посмотрел ему в глаза, будто собирался кинуться на амбразуру.  - Я боюсь. В натуре боюсь и большого срока, и всего… Не буду тебе врать. Боюсь я за свою жопу. Но, понимаешь… Это все фигня… Дело ведь даже не в этом…
- Оба-на! Неужели совесть заела?! - Хачик снисходительно рассмеялся и покачал головой. - Зеленый ты еще, Аланчик, в натуре зеленый. Тебе ведь, кажется, еще семнадцати нет?
- Это тут при чем?
- Да так… Габараю - восемнадцать, нам с Гибом - тоже, Атару - девятнадцать… Ты, Кокой, просто сопля слабоумная.
- Сопля?! Ну, хорошо, пускай я - сопля. Ты, армян, обо мне можешь все, что хочешь, сказать. Потому что я тебя, как никого, уважаю, - он опустил ресницы. - Ты единственный из нас всех, кто всегда думал своей головой. Кто мог ему противостоять.
Хачик глянул на него с издевкой:
- А тебя за уши кто-нибудь тянул, что ли?
- Нет, но… Ты не понимаешь. Габарай...  Он просто дьявол во плоти! Мне кажется, он может любого загрузить… Он просто гипнотизирует всех, как удав! Ты же видел!..

Хачик не ответил и опять бесстрастно уставился на пруд. Лебеди, попрошайничая, кружили у самого берега. Один, самый наглый, вылез из воды и стал с заискивающим видом подползать к ним на своих неуклюжих лапах. На суше эти грациозные создания выглядят жалкими и нелепыми... Кокой с размаху запустил в сторону птицы пивной бутылкой. Лебедь загоготал, забил крыльями и в истерике заковылял прочь... Его товарищи испуганно расплывались в разные стороны.
- Хочешь совет, Алан? - спросил Хачик после некоторого молчания. - Хватит страдать херней! Или ты с Габараем до конца, или вообще отваливай. Потому что этот хитрожопый все равно тебя натянет. Он бы давно уже это сделал, если бы захотел, - он сунул в зубы спичку и перекинул ее пару раз языком. - Габарай силен, как черт. Дело даже не в том, что он физически тебя вып**дит! Он тебя морально с землей сровняет, тем более что ты начинаешь слюни распускать!
- Но ты-то…
- Я?! На меня не рассчитывай! Я всегда буду на его стороне. Это по-любому. А кто еще? Гиб -одноклеточное создание. Атар предан Габараю, как пес - он за него родную мать зарежет... Так что ты один, Алан. Лучше не бычься. Тимур ведь любит тебя до безумия. Зачем делать больно тому, кто тебе вместо отца и матери?
- Да срать мне!!! - Алан со злостью заехал кулаком по спинке скамейки. - Ты че, не понимаешь?!!! Мне опротивело это все! Габарай шизует в полный рост, а мы должны хавать его бредни!!! Он же ненормальный!!! Больной!!!
Хачик пожал плечами:
- Не знаю. Все великие люди были психами...
- Великие?! Великий скот он - это точно!
- Я не знаю, не знаю. Никто не знает, что там творится у него в душе… Он, конечно, и скот, и изверг, и психованный, и нарывистый, как сам черт, может, он в натуре, как ты говоришь, дьявол во плоти!.. Может быть, он - последняя мразь на земле, а может… - Вадик задумчиво посмотрел в широкое, синее небо над головой. - Может, он - лучший из людей… Ты видел, как он смотрит на свою сестру?.. Как он разговаривает с ней? Что с ним творится, когда она рядом?.. - он покачал головой. - Я не думал, что такое вообще бывает. Он потащил меня однажды на какой-то концерт к ней в школу. Алина там танцевала на сцене. Так вот, Габарай сидел в зале, смотрел на нее и рыдал. Я попутал, Кокой!!! Этот скот рыдал крокодильими слезами!!! В нем ведь добра не меньше, чем зла! Он живет на грани, на острие! Все по-максимуму - и нежность, и жестокость. Только великие способны на такое...
Алан потупился:
- Значит я не способен.
- Я знаю. Ты, дурень, не заслуживаешь того, как он к тебе относится. Базару нет, он странный тип… - Вадик посмотрел ему прямо в глаза. - Но разве у тебя в жизни есть кто-нибудь ближе него?
...Алан молчал несколько секунд, разглядывая его лицо:
- Пойдем отсюда, - вдруг бросил он и спрыгнул со скамейки.
- Куда?
- У меня еще дела есть. Я чуть не забыл.
- Какие дела, Кокой? Где?
- У меня дома...

                XX

Алан стоял какое-то время, не шевелясь и почти не дыша, словно вживаясь в сладковатый зловонный полумрак.
- Мам… Это я… - выговорил он наконец. В черных провалившихся глазах что-то шевельнулось... Теперь она смотрела на него.
Он пересилил себя и, не отводя взгляда, взял совершенно чужую руку. Ничего не происходило. Он выжидал. Ему казалось, что что-то должно дрогнуть, перестроиться в нем. Но ничего не происходило. Ее невозможно было узнать. И совершенно невозможно было придумать какие-то слова для нее...
Алан молчал довольно долго.
- А я вот так и не стал фигуристом! - неожиданно для себя выпалил он. - Ты помнишь, как ты мечтала? Мы вместе всегда смотрели на них. По черно-белому телеку. Так давно… - он запнулся. - Но у нас в городе даже катка нет. Так что фигурист из меня не получился. Ты уж прости…
- Из тебя и человек не получился, - проскрежетала вошедшая Зарема. Алан обернулся. Она несла в одной руке утку, в другой - постельное белье. - Что, все-таки зашел? Какое великодушие!
Он неуклюже стоял, покусывая губы, переминаясь с ноги на ногу, и наблюдал за ее действиями. Она была совершенно точна и автоматична, как робот.
- Если хочешь, иди, поспи. Я посижу с ней сегодня.
- Чего?! - она подняла на него  злые глаза. - Ты посидишь с ней? Ты будешь подносить ей горшок, менять пеленки, кормить ее, держать, когда она начнет себя душить, делать ей уколы… - ее вдруг осенило. - А… Надеешься, что я доверю тебе халявную наркоту, да? Обломайся, скот. Я еще не выжила из ума.
Его передернуло:
- Вот ты дебилка!.. Внатуре выжила!
Она привычными движениями скатывала простыни валиком.
- Убирайся. Ты мне мешаешь.
- Да посмотри на себя. Ты настоящее чучело!
- Когда я совсем буду валиться с ног, то позову соседку. А ты, Аланчик, последний человек на этой земле, к кому я обращусь за помощью.
Он усмехнулся:
- Я твой рот, Зарема… А мы ведь брат и сестра.
- Неужели? Ну, можешь забыть об этом. Так что, фигурист, катись отсюда.
Алан снова посмотрел на мать:
- Черт… Как она похудела.
Зарема тут же наградила его взглядом, полным ненависти:
- Умоляю тебя, проваливай, пока меня ни стошнило. Ты уже выполнил свой сыновний долг, так что можешь не переживать.
- Да я и не переживал особо.
- Очень тебе верю.

Ему снова безумно захотелось избить ее. Алан резко вышел и направился в свою конуру. Им внезапно овладело небывалое, смертельное бессилие.
- Высраться мне на вас всех, - пробормотал он и рухнул на кровать...

Около двенадцати его разбудил телефонный звонок.
- Кокой, это я.
Алан поймал себя на том, что необычайно рад слышать этот голос:
- Ты где, Габарай?
- На Малаканке. Дуй сюда.
Он говорил тихо и как-то замедленно, а на фоне грохотала музыка. Алан понял, что он под кайфом.
- Что-нибудь…
- Нет. Просто приезжай. Хочу тебя видеть. Можешь?
- Конечно, Габо.

Он быстро  оделся и вышел в коридор. В спальне матери все еще горел желтый торшер. Зарема ковырялась в ящике в прихожей и в тусклом электрическом свете казалась еще уродливее.
- Что, уходишь? Ты сегодня засиделся дома, как никогда.
Алан молча надел куртку. Просто невероятно! У нее почти не оставалось сил, чтобы двигаться, но яда хватило бы на десятерых. Он сунул в карман ключи и открыл дверь.
- Эй! - окликнула она.
- Чего тебе еще?
- А ты что, правда, хотел помочь?
- Да нет, ты меня выкупила… Просто хотел догнаться маминым трамалом перед веселым вечером...

                XXI

По квартире клубилась обволакивающая музыка. Алан видел приоткрытую дверь, призрачный мечущийся свет, толстые волны плавающего дыма и, подходя к комнате, уже рисовал в мозгу одну из тысячи изощренных оргий.
Он пихнул дверь внутрь и, подняв глаза, посмотрел прямо перед собой. Он посмотрел прямо на Габарая. Как будто тюремный прожектор среди неясных, мрачных очертаний вдруг напоролся на одно ослепительное лицо. Алан обомлел! Странно, но в этот момент он словно увидел его впервые во всем его чудовищном великолепии.
По комнате шныряли синтетические голубые лучи светомузыки, разрезая гашишный туман. Габарай стоял, прямой и голый, с косяком в зубах, а вокруг него невнятно копошились белые, похожие на личинки тела. Все это напоминало дубль из малобюджетной порнушки.
Холодные блики света вспыхивали то тут, то там, озаряя приопущенные плечи, изгиб таза, поворот могучей шеи, скульптурный профиль... Как будто и вправду прекрасный древнегреческий бог спустился с небес на грязную землю и взирал на всех этих тварей возле своих ног с наивной улыбкой и легким изумлением. Алан вдруг подумал: как же долго пришлось трудиться природе над этой особью! И кто так жестоко пошутил, создав такую гармонию снаружи и такой пасмурный сумбур внутри? Он врос лопатками в стену, щуря глаза от едкого дыма и чувствуя, как к нему подбирается мутная, сыпучая ярость...
Тимур, наконец, повернул голову и посмотрел на него. Зрачки его утонули в тумане, лицо мученически исказилось. И Алан внезапно коснулся, осознал, отчетливо увидел эту крайнюю точку, этот нулевой отсчет, этот фокус, куда как лучи, как конечности одного организма сходились кайф и боль, красота и уродство, любовь и ненависть...
- Габо, - тихо позвал он. - Смотри, не скончайся.
Тимур глянул вниз и, слегка толкнув ногой какую-то бабу, указал ей кивком в сторону Алана. Она послушно встала и направилась к нему, мягко ступая босыми ногами, как кошечка. На ухоженных ногтях поблескивал перламутровый лак. Пальцы ног у нее были необычайно красивые. Алан окинул ее взглядом снизу вверх. Симпатяга, конечно. Хотя и ничего особенного. Девчонка была, как ни странно, одетой, за исключением туфель. На ней были вполне целомудренная юбка и белая блузка, расстегнутая спереди до самого пупка. Алан протянул руки и раздвинул полы блузки в стороны, открыв небольшую, аккуратную грудь. Девчонка смотрела ему прямо в глаза:
- Устраивает?
- Да. Нормально.
Она усмехнулась. На лице у нее не просматривалось ни грамма косметики.
- Как тебя зовут?
- Неужели тебе это так интересно?
- Твою мать, я же зачем-то спросил?!
- Карина.
- Меня - Алан.
- Оригинально.
Он злобно сплюнул:
- Ты что, очень умная, да?
- Извини.
Алан посмотрел поверх ее плеча. Габарай, смеясь, повалился на койку с двумя телками. Карина шагнула к нему и нежно провела ладонью по заднице.
- Хочешь еще кого-нибудь?
- Нет. Я не такой любитель, как он… Мне и тебя хватит.
Он взял ее лицо в ладони и крепко засосал в губы. Карина отшатнулась, с ужасом таращась на него.
- Ты что?!!
- А что?
- Ну ты даешь! В губы целуешься?..
- А что, нельзя?
- Ну… Не то чтобы… Я просто…
- Да ладно тебе! - он криво ухмыльнулся. - Не комплексуй. Габараю весь город шлифует с утра до вечера. И я не лучше других. Так что ты - в теме!
Она опять внимательно посмотрела ему в глаза. Теперь уже как-то по-другому. С интересом, что ли?
- Удивительный ты какой-то тип, Алан.
- Это он удивительный.
- Кто, Габарай? Ну, не знаю…
Алан взглянул на Тимура. Какая-то бабенка самозабвенно трудилась над ним так, что он стонал и выгибался дугой на кровати.
- Он просто помешанный, - сказала Карина. - Фанат своих гормонов. Но наверное, удивительно, что его член рулит столькими людьми…
Алан перевел на нее хмурый взгляд:
- А ну-ка пошли отсюда, - он схватил ее за руку и поволок за собой из комнаты. - Пойдем, поговорим.
Они вышли на застекленную веранду. Здесь стоял небольшой кожаный диван среди кадок с зачахшими фикусами; ставни были распахнуты, и ночная прохлада скользила внутрь мягко и вкрадчиво, как большой темный зверь.
- Ты чего там п**днула?
- Так…  Ничего.
Он достал пачку «Rothmans», прикурил две сигареты и протянул ей одну.
- Да не ссы. Говори. Что значит «помешанный»?
- Ну-у-у… Просто, я знаю кое-что о нем. Не то, что о нем думают там, в высших кругах. Я знаю кое-что о нем, о настоящем.
Алан усмехнулся:
- Это чес! Даже я не знаю его настоящего. Даже он сам вряд ли знает. А ты-то что можешь знать, кроме его балды, шкура тупая.
Она подняла лицо вверх и выпустила узкую и стремительную струю дыма в какую-то точку на потолке:
- А ты-то сам кто?
- Что? - он резко повернулся. Она продолжала сидеть с задранной головой, только нехотя опустила на него глаза. На ее чистом, умытом лице он неожиданно прочитал какое-то высокомерие:
- Ты, говорю, сам кто такой? И вы все?! Тимур и команда, блин! Вы - просто куча слоняющейся босотвы, и ничего больше!
- Вот же, черт побери! - сипло взвизгнул Алан и рассмеялся. - Одуреть не надо, какие высокоморальные понятия у наших шалав!
Она медленно поднесла сигарету к губам.
- Я хоть никого не убиваю. И никого из себя не корчу.
- Оп-па! А я типа корчу?
- Типа - да. Героев из себя корчите. Какие вы, к черту, герои? Что, некуда дурь девать?
- Это называется одним словом: «ху-ли-ган-ство», - он по - кошачьи улыбнулся и сунул руку ей под блузку. - Может, пройдет с возрастом.
- Да уж… Хоть оглянитесь по сторонам, что в мире делается. А вы - оборзевшие малолетки, которые мотаются туда-сюда, ни хрена не делают, кроме как напрягать других, и не имеют тормозов. Издеваться над людьми, Алан, это не геройство!
- Да что ты в этом понимаешь?
- А кто понимает? Этот холеный мальчик?! Он сам понимает, что такое боль? Что такое горе? - она яростным щелчком отбросила горящую сигарету. Алан ошалело уставился на нее:
- Ну ты  и дура! - он  покачал головой. От    неожиданности у него даже сперло дыхание. - Редкостная дура! Что ты несешь?! Это Тимур - «холеный мальчик»?! Да в нем больше ножевых и огнестрельных дырок, чем во всем твоем истраханном теле!
Карина равнодушно пожала плечами:
- Ладно тебе! Герой Советского Союза, блин! Он просто зажрался до предела. У этих Габараевых, наверное, вместо туалетной бумаги стобаксовые купюры. Пацан уже не знает, чем себя развлечь! Ну, еще и темперамент, как у ядерной бомбы. Вот и все! Как я сказала: фанат своих гормонов.
- Да это все дерьмо! - вскричал Алан - Ничего ты о нем не знаешь! Он - это… это… - он панически нашаривал слова. - Это бездна! Ты ни хрена не понимаешь! Тимур, конечно, любит перепихнуться, как и все мы, может, гораздо больше, чем все мы, но дело не в этом! У него своя религия! Знаешь, какие он иногда вещи говорит? Никто не понимает, как восемнадцатилетний пацан может такое знать… Это страшно. Он, как пророк!
- Ну да, - она хохотнула - Пророк… Ты, по-моему, гонишь на нем. Сделали из него какого-то идола. А у пацана просто неплохо подвешен язык. И он с успехом ездит вам по ушам. Единственная религия для него - это его собственный…
- Че-е-е?!! - Алан подскочил с дивана. - Да он - это сила!!! Понимаешь, ты, овца?! Мы -это сила! И нам все по херу!  Мы свободные и что хотим, то и делаем, ясно?!
- Свободные? - Карина медленно покачала головой и улыбнулась. - Да вы самые рабские рабы! С вашей религией. Вы все и он тоже…
- Заткнись!!! - возмущенно взвыл Алан. - Лучше заткнись! Я тебе сейчас башку снесу за такую чушь! Ты ни хрена не понимаешь, так что закрой рот!!!
- Ладно, ладно, - она примирительно выставила перед собой ладонь. - Успокойся. Мне-то, если честно, вообще наплевать на это все. И на него, и на всю вашу «контору». Меня только удивляет: ты-то что там забыл?
Алан посмотрел на нее с дичайшей ненавистью. Лицо его мгновенно побледнело и пошло пятнами:
- Я такой же, как они, - хрипло, отрешенно прошипел он, грубо схватил ее за руки и повалил на диван. Карина не сопротивлялась. Он стал судорожными, злобными рывками задирать ей юбку:
- Мать твою, ну что?!! Что ты уставилась?!! Я такой же, как они, понятно?!
- Понятно.
- Сука! Что?! Что ты мне предлагаешь, стерва? - он матерился на все лады.
Она вытянула руки, пытаясь обнять его. Он с остервенением отпихнул ее и резко сел:
- Падла. Дрянь. Подлая тварь, - он в отчаянии провел кулаками по лицу. - Чертова сука.
Карина села на диване, обняв свои колени:
- Ну что ты психуешь?
- Габарай был бы не он, если бы какую-нибудь свинью не подложил, - он выругался.
- Не ори. Сам же хотел поговорить.
- Иди ты, знаешь, куда?! Поговорить! Чертова бикса, ни хрена не понимает, а все туда же! Разговаривать! Все, бля, такие умные стали! Все рассуждают, а предложить ничего не могут.
Она рассмеялась.
- Какой же ты ребенок, господи!
- Что ты ржешь, овца?! Я завяз по уши, понимаешь? Тебе, конечно, на все насрать, ты довольна своей бл**ской жизнью.
- Ну измени.
- Что?
- Жизнь свою измени. Или ты до старости будешь дурью маяться?
Он поднял на нее насмешливый взгляд:
- А ты до старости будешь п**дой торговать?
Она вздохнула:
- Мне деньги нужны. Если тебе так уж интересно, я ближе к весне поеду в Москву, буду там учиться. Начну новую жизнь. А тебе что мешает?
- Учиться???
- Да.
Он смотрел на нее, как на помешанную:
- Ты собираешься учиться?
- Да.
Он присвистнул и матюкнулся:
- Одуреть. Еще большим человеком, небось, станешь. С твоими-то умениями.
- И ты стань. Пока не поздно.
Алан отвернулся:
- Не все так просто.
- Не криви душой. Все всегда просто. И не фиг себя жалеть, - она покровительственно положила ему руку на плечо. - Это самое непродуктивное занятие.
Он медленно покачал головой:
- Я повязан, понимаешь? И я люблю тех, с кем повязан, какими бы уродами они ни были.
- Тогда, как говорится, научись один плыть против течения.
Он неуверенно, как будто боялся ослышаться, поднял свои глаза и с изумлением посмотрел на нее:
- А если течение сносит? - сказал он тихо, словно опасаясь спугнуть нечто долгожданное.
Она развела руками:
- Ну, выбирай. Или покорись ему, или борись с ним, или совсем вылезай из воды. Больше никак...
Он восторженно пялился на нее около минуты, как на какое-то сияющее чудо, затем вдохновенно подскочил и взял ее за запястья.
- Слушай, поехали-ка отсюда. Меня что-то не вставляет этот гадюшник. Поехали, я тебя на мотоцикле по горам покатаю. Ты офигеешь! А потом поедем к тебе, ладно? - в его голосе одновременно звучали  и гордость, и заискивание. Он тараторил возбужденно, непосредственно, тащил ее за руки, как назойливый пятиклассник, донимающий взрослых, чтобы похвастаться всеми своими умениями.
- Не знаю, - Карина засомневалась. - Я обычно к себе домой никого не привожу.
- Но я же не обычный, - он засмеялся и потянул ее. - Я удивительный тип, ты сама сказала! Поехали!..

                XXII

В понедельник в 10 часов утра Инга узнала, что Татьяна Сергеевна Ермолова, мать Агеенко Оксаны, забрала из милиции заявление. Это известие ее буквально подкосило.
В тот же день после университета Инга поехала к ней в полной уверенности, что теперь уж с ней точно не будут разговаривать и даже не пустят на порог. К ее удивлению, Татьяна Сергеевна все же открыла ей дверь...
- Проходи.
Инга долго рассматривала ее лицо. Оно походило теперь на нарумяненный и обильно напудренный гипсовый слепок.
- Почему? - мрачно спросила Инга.
- Ну проходи же! Не стой в дверях - сквозняк! Андрюша очень восприимчив к сквознякам. Он такой болезненный!
Всю эту информацию Татьяна Сергеевна выпалила ровным дикторским голосом, словно Инга была старой, надоевшей, но неизбежной приятельницей. Она отвернулась и заторопилась на кухню. Инга побрела за ней по коридору, тяжело вбивая каждый шаг в ветхий линолеум.
На кухне было душно из-за дымящихся на плите тазов с вареньем. Татьяна Сергеевна засновала туда-сюда с половником, как ни в чем не бывало.
- Ох! – вздохнула она и потрусила на груди халат. - Жара-то какая! Я, вот, решила варенье на зиму закатать, пока деньги есть. Детям витамины! Так что, у меня тут дурдом!
- Почему вы это сделали? - снова спросила Инга.
- …В прошлом году мои дети за зиму совсем отощали. Ты бы видела! А теперь - совсем другое дело! Да и вещи им теплые новые прикуплю…
- Господи! - Инга закрыла глаза.
Женщина стала неистово мешать ложкой в тазу.
- Ты смотри… Надо же, пригорело! На минуту отошла, и на тебе! Вечно ты не вовремя!
Инга молчала, отвлеченно наблюдая за ее суетой. Нескончаемые домашние хлопоты... Дети, заботы… У одинокой женщины всегда дел по горло. Просто неистребимое количество дел...
На кухне возник белобрысый сопливый малыш в волокущихся линялых колготках и принялся беззвучно и угрюмо тянуть мать за фартук.
- Андрюша, ну что? Иди в комнату, видишь, мне некогда! Это мой младший, - обратилась она к Инге 
- У меня еще двое есть.
- Они вам угрожали? - спросила Инга.
Женщина посмотрела на нее с недоумением:
- Угрожали? Нет. Никто мне не угрожал.
- Но вы забрали заявление.
- Ну забрали и забрали! Да, Андрюша? - она уселась на табуретку и водрузила ребенка к себе на колени.
- Что ж нам, сынок, теперь убиться из-за этой бумажки? Я не знаю… Те, что приходили… Такие милые люди… Ведь, может, это и ошибка…
У Инги защемило сердце. Она еще раз окинула взглядом крошечную хрущевскую кухню, облупившийся потолок, растения в банках на подоконнике, гигантские тазы, прилежно подготовленные баллоны… Она поняла. И ей вдруг стало мучительно стыдно.
- Так у вас еще два сына? - спросила она, насколько могла, беспечнее.
- Нет. Дочка и сын. После Оксаны Игорь - старший, - она вытерла Андрюше фартуком сопли и мечтательно вздохнула. - Он будет ходить в престижную школу. Теперь все будет хорошо, - она перевела на Ингу затравленный взгляд. - Ведь правда?..
В ее голосе прозвучало что-то, похожее на мольбу. Инга с горечью всматривалась в ее глаза. Вернее, в смертельную, непосильную усталость, стонущую из ее глаз.
- Да, все будет хорошо, - сказала Инга. - Может, это и правда ошибка. Простите меня, - она встала и торопливо направилась к выходу...

                XXIII

Третьего ноября Тимуру исполнилось девятнадцать лет. С утра лил суровый дождь, но пацаны, несмотря на непогоду, отправились обкатывать новый «Понтиак» именинника - подарок его отца.
«Carry on, carry on… Forever carry on» - воодушевленно завывал «Manowar» в магнитоле, и ничто лучше, чем эта песенка, не соответствовало веселому, сумасшедшему ливню, хлещущему по стеклам, такому же безбашенному настроению пацанов и некогда белой машине, замызганной грязью по самый люк.
- По уму у тебя тачило, Аполлон! - крикнул Гиб с заднего сиденья. - Я кайфую с этой машины!
- Да уж, - Тимур улыбнулся. - Настоящий американский мускул-кар, чистая классика. Чистая, но засранная, как и мы сами.
Перламутровые волны с дороги накатывали на лобовое стекло так, что захватывало дух. Дворники мотались взад-вперед без передыху, но видимость все равно оставалась никудышной. Дождь ожесточенным обстрелом колотил по машине, как будто пули рикошетом разлетались в стороны: «Carry on, carry on…»
Тимур смотрел на всю эту красоту сквозь тонированное стекло, и в его туманных глазах блуждала улыбка. Атар, Гиб и Вадик зависали сзади, Алан сидел рядом с ним за рулем.
Машина на скорости въехала в очередную лужу, и вода мощно, туго ударила в стекло. Тимур слегка отшатнулся. Сердце его возбужденно громыхало.
- О, хуыцау! - воскликнул он восторженно. - Как же я люблю этот чертов мир! Как же все прекрасно, как совершенно! - Габарай лучезарно улыбнулся, глядя на мутный, расплывающийся пейзаж, облепленный, как кляксами, ошметками грязи. - Я преклоняюсь перед тобой, господи! Ты действительно не фраернулся, когда создавал эту землю!
- И особенно, нас пятерых на ней, - философски добавил Гиб.
- Да. Мы тут, как волки-санитары посреди всего этого бардака, - усмехнулся Хачик.
Тимур запрокинул голову, продолжая смотреть в окно своими томными глазами. Как будто перед ним было не стекло, а экран, где крутили старый, задушевный фильм.
- Если бы я был великим шизоидом вроде Моцарта…
- Ты и так великий шизоид, - сказал Вадик.
- Но я не Моцарт. К сожалению.
Гиб наморщил лоб:
- А что это еще за хер?
- Моцарт, гиббонообразное создание - это не «хер». Моцарт - это был беспредельный австрийский мужик, который писал сумасшедшую музыку. Это был человек, в котором бушевала страсть, и он, падла, мог эту свою страсть выразить.
- А ты что, не можешь, что ли? – изумился Гиб.
- Могу, - Тимур рассмеялся.
- А на кой хрен тебе тогда быть этим самым… Моцартом, или как там его погоняло?..
- Если бы я был Моцартом, - Тимур мечтательно вздохнул, - я бы замутил целую симфонию, посвященную вот этому дождю…
Сзади послышался всеобщий вой:
- Фу-у-у-у-у!!!
- Ты, сказочник хренов, - засмеялся Атар. - Топтал я твой фуфлогонский язык!
- Не веришь? Эх, ты, варварский катях! Я ведь всегда был романтиком. И только в этом моя сила. Я живу, как в мечте. Как в большой, красивой, свинской мечте.
- Неужели? - впервые негромко подал голос Кокой, не отводя глаз от дороги.
- Что «неужели»?
- Это что, действительно и есть твоя мечта, Аполлон? То, как ты живешь, и этот дебильный город, и это паскудное время - вот это твоя мечта?
Тимур на секунду призадумался:
- Ну… В общем, да. А почему бы и нет?
Алан слегка покривил рот и не ответил.
- А что тебя в этом всем не устраивает, Кокой?
- Да ты - просто мразь, Тимур, - неожиданно подытожил Алан, и все как-то мигом притихли. Эта фраза, в принципе, могла бы прокатить за шутку, но он извергнул ее так, что это прозвучало, как звонкая пощечина. По лицу Тимура, всегда невозмутимому, пробежала тень, и все поняли, что это лишь далекий отголосок острой сердечной судороги.
- А ты, Алан? - тихо спросил он.
- Я? И я тоже! Только ты - честное говно, благородное… А я - гниль до мозга костей! Протухшая, прогнившая куча! И ничего хорошего от меня не ждите, поняли?!! - он резко крутанул руль, упорно глядя прямо перед собой... Все озадаченно притаились, ожидая, что же сделает их вожак: врежет ему по морде или обернет все в шутку. Алан безразлично смотрел на дорогу, стиснув зубы. На его напряженном горле пульсировала голубая прозрачная жилка. Молодой кадык судорожно поднялся и опустился. Тимур заметил это, и внутри у него поднялась волна чего - то болезненно - родного. Он выбрал второе. Переступил через себя и рассмеялся:
- Какая разница, Кокой! Все мы будем жариться в одном и том же адском пекле.
- Я того все, Габарай, - одобрил Гиб.
Непринужденная тупая болтовня снова завязалась. Алан чувствовал, как сердце шумело у него в висках, словно помехи в опустевшем эфире, и от  этого в голове сделалось мутно. Он поднял глаза и в зеркале встретился взглядом с Хачиком. Вадик пристально и холодно смотрел прямо на него, смотрел с укором, с осуждением, даже с презрением. Только теперь это казалось запоздалым, бессильным, лишенным  значения, как оставшийся позади снесенный и растоптанный дорожный знак...
Алан набрал скорость и круто свернул. Машина, цепляясь за бетонные блоки, проехала, со скрежетом ободрав свое шикарное крыло.
- Эй ты, долбень! Смотри, что делаешь, даун!!! - заорал сзади Атар и отпустил ему подзатыльник.
«Стой и сражайся. Скажи, что ты чувствуешь, рожденный с сердцем из стали?» - завывал «Manowar» из динамиков... Когда-то Габарай переводил ему эту песню. Раньше они оба любили ее.
Кокой раздраженно ткнул в какие-то кнопки, и музыка стихла. Неслыханное хамство! Алан решил больше не смотреть в зеркало заднего вида.
Тимур спокойно снова нажал на «play». Алан опустил стекло и, выдрав кассету из магнитофона, вдруг вышвырнул ее в окно.
Тимур оторопел:
- Эй, Кокоев! Ты что, вконец нюх потерял?
- А тебе что-то не нравится? - его глаза  неврастенически заблестели. - Ну, давай, Аполлон, разберемся! - он резко свернул на обочину и с визгом затормозил. - Давай, говно, осади меня. Поставь меня на место! Ну, давай! - он пнул его кулаком в грудь. - Что ты тормозишь? Ты же - Акелла! Не будь паршивым лохом в их глазах, - он кивком указал на заднее сиденье.
- Черт! Да что с тобой?
- Ничего со мной!
- Ну-ка, посмотри на меня.
- Да отвали!
- Посмотри на меня!
- На! Смотрю!
- Господи… - Тимур поморщился и отвернулся. - Торч херов… Ты же обещал мне…
- Ну, и что теперь? Ты с меня спросишь, да? Что?!!
- То, что у кого-то тормозов нет! У тебя проблемы со здоровьем, фраер! Сечешь? Конкретные проблемы.
- Твое какое дело?
Тимур напрягся до кончиков ногтей и медленно, шумно выдохнул.
- Еще раз скажешь так, я тебе е**льник разобью.
- Ну, давай! Чего ты ждешь?!! Я тебе даже больше скажу: - иди ты на х**, Габарай!!!
- Заткнись, - удивительно спокойно произнес Тимур.
- Да кого ты затыкаешь?!!
- Не шуми. Из - за чего ты возбух вообще?
- А вот, не нравится мне твоя кассета, понял? И не нравился никогда твой ебучий рок, если на то пошло!
 Губы Тимура тронула улыбка. Он укоризненно покачал головой:
- Боже мой, Алан. Да ты меня прям похоронить готов за эту кассету. Откуда такая впечатлительность? - он насмешливо глянул назад. - Такой маленький, а такой злой!
- Да помалкивать бы тебе насчет этого! Мне по крайней мере есть, за что злиться на жизнь. А тебе чего не хватало?!! Как сыр в масле катался. Жрал, кайфовал и бардачил все свои поганые девятнадцать лет! Так что завали свой рот, ублюдок!!!
- Фильтруй базар, Кокой, - как-то совершенно беспомощно сказал Тимур.
- Да не гони! - он гневно толкнул дверь машины. - А ну, давай, пошли, поговорим. Я тебя живьем закопаю за все твои подвиги...
В машине повисла невыносимая тишина. Все тревожно и выжидающе смотрели на Тимура. Тот совершенно потух. Происходило нечто невероятное: Габарай, как последний лошок, сидел, опустив глаза, и молча выслушивал оскорбления от этого сопляка. Кокой же, разошелся не на шутку - истошно орал и толкался.
- Ну что?!! Что ты сидишь, чмо?!! - его, казалось, вот-вот разорвет от злости - Давай, пошли! Или ты смелый только детей насиловать и девчонок избивать?
- Эй! - не выдержал Вадик. - Может, вы, все-таки, выйдете?
Кокой тут же выпрыгнул из машины под дождь, Габарай нехотя выполз следом за ним. Атар пересел за руль.
- Мы будем через полчаса, - бросил он, и «Понтиак» умчался вперед.

...Они вдвоем остались на пустынной загородной дороге. Алан завороженно смотрел вслед удаляющемуся номеру и чувствовал, как холодеют кончики его пальцев.
Сверху грозно пробурчал гром. Тимур поднял молнию на своей куртке до самого подбородка и чуть поежился. Его сощуренные серые глаза пристально смотрели куда-то вдаль. Алан тоже не глядел на него. Оба молчали. Одежда за считанные секунды стала мокрой - таким сильным был ливень…
И все вдруг переменилось. Как голографическая картинка, на которую смотришь очень долго, а потом чуть меняешь угол зрения, и она внезапно наполняется совершенно другими цветами. Алан ощутил просто неземное спокойствие - Габарай был рядом, и больше никого и ничего. И они вдвоем будто были посвящены в какую-то тайну, знали что-то, скрытое от остальных, и это роднило их сильнее, чем любые кровные узы...
Они пошли под дождем по широкой трассе, рядом, бок о бок. Это был один из тех моментов, которые остаются в памяти человека на всю жизнь. Ничем не примечательные, но переполненные чем-то значительным. Вокруг простирались унылые побуревшие кукурузные поля, вдалеке бледнел Кавказский хребет. И они шли вперед, непонятно куда, не очень быстро, но уверенно, словно договорившись о какой-то цели. Две темные, сутулые, молчаливые фигуры. Шлепали только ботинки по асфальту, и шуршал дождь - больше никаких звуков... Никогда еще Алан не был так благодарен ему, как сейчас, за это безмятежное молчание. И ни за что еще он так его не ненавидел…

Справа показалось раскидистое дерево. Пацаны свернули с дороги и направились к нему, хлюпая по размытой земле. Невозмутимые и важные, как два заговорщика в этой нелепой ситуации. Алан встал под кроной, прислонившись к влажному стволу, Тимур присел на корточки около его ног в грязи, как верный пес. С густых веток падали тяжелые капли. Алан достал пачку «Мальборо», потеребил ее в руках, тщательно раскурил одну сигарету, которая тут же потухла. Он выругался. Тимур весело взглянул на него снизу вверх и рассмеялся совсем по-детски.
- Вот был бы у тебя нос, как у Хачика, курил бы себе под дождем без проблем.
- Да уж, - Алан усмехнулся.
Они опять надолго замолчали, глядя, как в лужах перемигиваются похожие на звездочки капли дождя.
- Я узнавал насчет Москвы, - сказал Тимур.
- Что? - не понял Алан.
- Насчет клиники в Москве. Это хорошая онкологическая клиника. Там, вроде, врачи толковые.
- Да о чем ты?
- О твоей матери. Давай отвезем ее туда.
- Да ты что?!
- А что?
Алан отвернулся и покачал головой:
- Ты гонишь, Габарай.
- Почему?
- Да потому! У нее рак какой-то там конченой стадии. Она - уже давно труп.
- Ну давай отвезем ее в Израиль. Там, я слышал…
- Да какой, на хрен, Израиль? Она живет на наркоте. Нет никаких шансов.
- Давай попытаемся. Найдем самых лучших врачей, купим самые современные лекарства.
- Перед большими деньгами, Габарай, отступают, конечно, многие проблемы. Но не все, - он снова сунул в зубы сигарету и закурил, прикрывая огонь ладонью.
- Ты всегда говорил, что она лечится… Ты что, чесал мне, не пойму?
Алан посмотрел ему в глаза.
- Ты знаешь, что такое рак, Тимур? Это лажа. Особенно как у нее. Она болеет уже лет десять. Какое-то время она не знала. А когда узнала, было поздно. Было поздно уже тогда! Я с самого детства только и помню, как она загинается день за днем, год за годом. На хрен это надо! Я бы на месте этой дуры, моей сестры, уже давно вкатил ей хорошую дозу чего-нибудь, чтобы закончился этот ад.
- Не мороси, Кокой. Давай попытаемся. Ты ни на что не настраивайся. Просто сделаем это. Просто отвезем ее сразу, как только разделаемся с этим судом.
- Надо же! А ты что, вправду уверен, что все закончится благополучно?
Тимур опустил лицо и глухо рассмеялся:
- Да. Уверен. И ты можешь быть уверен тоже.
Алан пристально и ехидно посмотрел на него:
- Черт, сколько же отвалил твой старик?
Тимур откинул голову назад и обнажил рекламный ряд зубов:
- Не волнуйся. Для него это не составило труда. Так, капля в море.
- Я вот удивляюсь… Почему папуля до сих пор не дал сыночку пинка под зад?
Габарай взял из его руки сигарету и глубоко затянулся, прикрыв глаза:
- Папуле это не на руку.
Алан взглянул на него с нескрываемой злостью:
- Твои мозги, Тимур… как же он, должно быть, любит тебя, что каждый раз отстегивает сумасшедший «воздух» за все твои шалости!..
- Ошибаешься, Кокой, ошибаешься, - он выпустил несколько колец  дыма . - Это большой парадокс  жизни. Знаешь, что такое обратная пропорциональность?
- Не знаю. Но я бы вышиб тебе мозги на его месте!
- Ты никогда не сможешь быть на его месте. Ты совсем другой, моя маленькая е**нашка… - он встал, облокотился о его плечо и заглянул ему прямо в глаза. - Запомни, Кокой. Любовь ничем не измеряется, кроме самой любви. Это редкая, неподдельная драгоценность, далеко не каждому доступная. Деньги, подарки - это все параша, блеф. И если ты не способен дать кому-то истинную любовь, то ты просто начинаешь платить...
Он замолчал. Его лицо было совсем близко, глаза смотрели голо и пронзительно. Алану показалось, что он пошатнулся. В горле у него засвербело.
- Габо… - он судорожно сглотнул. - Ну что же нам с тобой делать?
- Что делать? - беззаботно переспросил Тимур, словно не расслышал его вопрос. Он отступил от него и пригладил свои мокрые волосы. - Я знаю, что делать. Мы сейчас все рванем в сауну. А то не хватало нам только бронхитов с простатитами! Потом поедем еще куда-нибудь, потом еще… И будем кайфовать до завтрашнего дня.
- Нет, - Алан отвернулся. - Я сейчас домой. Я спать хочу…
- Но вечером же ты подтянешься? Ведь повод, все-таки, не самый последний!
- Да. Вечером - по-любому…
- Ну все, договорились, - он улыбнулся и хлопнул его по плечу...

                XXIV

Кокой проспал весь день и вышел из дома ближе к ночи. Он знал, что пока у него были друзья, его четверо братьев, до отчаяния родных людей, всегда существовал вариант весело провести время. Да, именно так. Как хорошо, что он не один. А за Габарая он пойдет и в огонь, и на нож! Но прежде, чем увидеться с ним сегодня, он знал, что ему необходимо хорошенько нашвыряться. Его нервозность уже начинала зашкаливать.
Алан по-быстрому забухал с несколькими гусями со своего двора, и появилось дикое желание полезть кому-нибудь в рожу. Нарваться было сложно. Его боялись и, с ним никогда не спорили...
Алан долго шатался по городу в поисках приключений. Популярность их, команды, была слишком большой... Наконец ему удалось устроить заварушку и слегка получить по морде. Жизнь снова наполнилась красками и звуками.
Насвистывая с какой-то садистской радостью, он прогулялся по набережной и остановил такси. Ночь была ослепительной.
«Пацаны, наверное, отрываются по полной», - подумал он.
- Куда едем? - таксист косился на его разбитое лицо.
- Куда?.. - Алан запнулся. И вдруг чей-то голос назвал странный адрес, совсем не тот, куда он собирался и где его ждали...

Через 10 минут он уже бодал старую, со вспухшей рыжей краской дверь.
- Мать твою, открой! Карина, радость моя!
Он почти чувствовал с той стороны ее сдавленное дыхание, почти видел жмущееся к двери пугливо скрюченное тело. Гадкое, забитое животное!
- Да открой, не бойся. Это я, Алан, помнишь? Я один из тех, кто дрючил тебя на прошлой неделе, - он затарабанил с новой силой. - Бля, я сейчас дверь сломаю!
С той стороны что-то зашуршало.
- Алан, пожалуйста, не сегодня. Я не могу. Я прошу вас, - голос ее звучал скорее, устало, чем жалобно. И очень тихо. Конечно, эта тварь, наверное, уже запарилась просить, умолять… Таких, как он. Таких, как они с Габараем.
- Да не собираюсь я тебя никуда выцеплять. Я один, без пацанов! Клянусь! Я даже без машины. Просто впусти меня. 
...Дверь медленно открылась. Она стояла на пороге, маленькая, сонная, лохматая, и вглядывалась в его лицо в темноте. Он, шатаясь, шагнул внутрь и тут же сгреб ее в объятия.
- Да подожди ты… - она пыталась отстраниться. Ее тело восхитительно обожгло его сквозь одежду. Он обеими руками тянул ее к себе за бедра, со всей силы прижимаясь к ее мягкому животу.
- Алан… Господи! Кошмар, что с тобой случилось? Идем, я отведу тебя в ванную.
- Что, от меня воняет, да?
- Вот больной! Да ты весь в крови!
Она поволокла его по темному коридору. Он подчинился.
- Умоляю, только не шуми. Я тут не одна живу, с подругой.
- Да? С такой же б**диной, как и ты?
Она молча сунула ему чистое полотенце, какую-то мазь и включила воду.
- Э! А у тебя пожрать найдется что-нибудь?
- Ну… Такого ничего… Могу яичницу тебе пожарить.
- Валяй. Я непривередливый. Мне все равно, чем кишку набивать...

Когда он умылся и вышел из ванной, ему показалось, что он совершенно протрезвел. На кухне горела немощная электрическая лампочка под абажуром, хлопотала Карина и было неожиданно тепло и спокойно. Он сел на табуретку за стол. Она болтала яйца в сковородке, кромсала на скорую руку салат, ставила что-то на стол, как всегда, со спокойным, невозмутимым лицом, но ему показалось, что она очень старается. Ему стало радостно и одновременно жутко.
- Слышь, а твоя эта… подружка  красивая?
- Она спит.
- Ну пусть поспит с нами.
Карина поставила перед ним еду, и он, не дожидаясь ответа, стал жрать, похрюкивая и заглатывая кусками несвежий хлеб. Она тихо стояла рядом, как невеста-скромница, или как служанка, ждущая приказаний, или как тень, убивая его своей покорностью.
Алан доел и брезгливо отодвинул тарелку, еле подавляя злость.
- Чай будешь?
Он помолчал и поковырял в зубах:
- Да.
Она снова засуетилась, и он с отчаянием поднял на нее глаза... Такой нежный профиль. Отливающий медью ореол волос. Хрупкая талия, перетянутая пояском. И такое трогательное безразличие...
Она приближалась, отходила, наклонялась, иногда слегка задевала его, и он следовал взглядом за каждым ее движением неотступно, со звериной тоской. Из широких рукавов халата то и дело выныривали ее запястья, белые и такие тонкие, что их, казалось, можно было переломить двумя пальцами.
- Слушай, ты… конченая, да?
- Что?
- Ну, ты конченая шалава, да? Тебе не в падлу одновременно с кучей потных мужиков во все дырки, да?
- Да. Именно так. Я - конченая тварь. Еще вопросы будут?
Он замолчал. Его глаза судорожно носились по ней, спотыкаясь то на россыпи родинок на шее, то на налитой груди под тонким ситцем, то на полупрозрачных ключицах…
- Тебе было противно со мной?..
- Нет.
- А с Габараем?
- Нет.
- В смысле, тебе  все равно, с кем?
- Не все равно. Но вы по крайней мере молодые. И довольно симпатичные...
Он злобно посмотрел ей в лицо.
- А знаешь, что мы недавно толпой изнасиловали маленькую девочку, и она теперь умерла?
Она спокойно выдержала его взгляд. Алан стиснул кулаки.
- Ну что ты молчишь?
- А что сказать?
Он нервно рассмеялся:
- Нечего сказать, да?
- Да, нечего.
- Ну да. Засунула язык в жопу.
Карина отвернулась и достала чайник:
- Тебе варенье открыть?
- Нет. Иди, шлифони мне лучше.
Карина снова печально взглянула на него. Карие глаза. Такие обреченные и… родные. Она убрала со стола и приблизилась к нему.
- Вот, черт!.. У тебя опять кровь пошла. Посиди-ка.
Она принесла  пластырь, йод   и  еще   какую-то дребедень. Подошла  вплотную и, слегка  придерживая левой рукой его лицо, стала обрабатывать рану. Он замер: руки у нее были тошнотворно, убийственно-нежные! И эта ее отчужденная нежность, эта безотчетная забота, как жернова, месили и проворачивали все его внутренности...
Он закрыл глаза. Просто чужая рука на его щеке. Тонкие, почти нематериальные пальцы. Пять точек жжения. И какого черта он здесь делает?..
- Тебе что, кастетом втащили?
Ее рука переместилась, и она приподняла его лицо за подбородок:
- Не помню.
- Вот блин!
Она ведь не заметила? Да нет, конечно, не заметила, как он чуть задел губами ее ладонь. Все так странно, даже противоестественно: чужая кухня, дурманящий,  уютный свет, он и эта грязная женщина залечивает его раны. Просто делает что-то для него. Так, не задумываясь, мимоходом. Как сделала бы для плешивого бездомного пса. Она ведь женщина, у нее это в крови!
- Зря ты так бухаешь, Алан. Ты же совсем молодой, - она ловко прилепила ему пластырь, закрутила крышечку на пузырьке, поставила все на стол и так же деловито опустилась на пол между его коленями. Он напряженно смотрел на нее сверху вниз, борясь с нежностью и омерзением. Она взялась за пояс на его спортивках. Шлюха с ласковыми руками. Алан не сдержался и оттолкнул ее ногой. Она опрокинулась на спину, вопросительно посмотрела на него.
- Дура!
- Тебе не угодишь.
Он сполз с табуретки и уселся рядом с ней на полу. В ее взгляде читалась злобная насмешка:
- Ну и что? Будем тут валяться?
- А ты что думаешь, наше место среди ангелов на небесах, что ли?
- Да что тебе нужно, черт возьми?
Он потупился.
- А?
- Не знаю.
- Не знаешь? - ее вдруг наполнило необъяснимое глумливое злорадство от вида его растерянности. - Да ты еще ненормальнее, чем твой друг.
- Послушай-ка… - Алан взял ее за плечи. Тут же отдернулся. Затем неуклюже пристроил свои руки у нее на коленях. Она выжидающе молчала, переполненная раздражением. Он убрал руки и весь как-то скомкался.
- Ну и?.. - вывела она стальным голосом.
Алан поднял мутный взгляд и уставился куда-то сквозь ее лицо.
- Черт бы тебя драл, Аланчик, чего же ты хочешь?
- Ребенка от тебя.
Она поморщилась:
- Очень смешно!
- А кто смеется?
Карина попыталась встать, но он грубо сдернул ее обратно:
- Ну, что ты скалишься, овца?!
- Извини, что не рыдаю от умиления.
Он заскрипел зубами:
- Что, тварь, почуяла во мне слабинку, да? Давай теперь, веселись! Кто ты после этого? Обычная тварь, профура дешевая! Что, повеселил я тебя? - он то и дело толкал ее в плечо или шлепал по щеке. - Ну давай, захохочи еще! «Очень смешно»! Обычная б**дская логика: если кто-то не вытирает об тебя ноги, нужно тут же вытереть об него.
- Да успокойся! Что ты несешь? Какой еще ребенок?! Ты на себя посмотри, сам вчера вылупился!
- И чё теперь?! Думаешь, если мне еще семнадцати нет, то я тебя не смогу надуть, что ли?
- Никто не сомневается, что ты - супермен!
- Да заткнись! «Супермен», бля… Ты знаешь, кто я... Хотя и ты многого не знаешь. Я стал убийцей в десять лет. Я по уши в дерьме. И не знаю, как ты, но я звезд с неба не хватаю. Я не сын блатнюков, у меня нет денег, но если надо, я кого-нибудь завалю, я их украду для тебя. Я, может, и как мужик - полная лажа, не нежный, там, не ласковый, и вся эта канитель, могу только всунуть-высунуть... Но ручаюсь: если ты будешь со мной, ни одна тварь к тебе больше не приблизится. Никто тебя не оскорбит. В этом можешь не сомневаться… А мы будем спать вместе, будем жрать вместе, будешь яичницу жарить, мозги мне компостировать. Да мне насрать, что ты будешь делать, если только я буду не один!..
- А сейчас ты один? Как же твои друзья?
- А что мои друзья?
- Как же Габарай?
- За это вообще ничего не говори. Придерживай свое хлебало. Мои друзья - это святое. Габарай - брат мой. Нет, он - мой бог, он - душа моя!
- Ну и зачем тебе еще я?
- Ты?! Вот, черт! Ну, Габарай же мне не сможет родить!
Она усмехнулась.
- Да уж. Я не про это говорю, Алан. Зачем тебе вообще это все?
- Затем… - Алан посмотрел в пол, - что меня все достало. Мне все настохренело, - он поднял глаза. - Тебе ведь тоже?
- И что?
- Да что ты тупишь: «И что? И что?». Пойми, все может быть по-другому. Ребенок - это новая жизнь. Это еще один шанс. Пускай мы с тобой конченые, но он же не обязательно будет мразью!...
- Да, это ты сильно придумал, - Карина несколько секунд разглядывала его и вдруг разразилась звонким, оскорбительно - искренним смехом. Он остолбенел. Она раскачивалась из стороны в сторону и прижимала руки к груди:
- Ой, мамочки! «Новая жизнь»! Наркота тебя загонит, Кокой! Такого я еще не слышала никогда!..
Его глаза налились кровью. Она почувствовала, что он на грани того, чтобы растерзать ее на куски, но почему-то не могла остановиться...
Алан вскочил и бросился прочь из кухни. Она замолчала, только когда ударила входная дверь...

                XXV

Тимур собирался на тренировку. Самый верный способ поднять себе настроение - это разбить морду какому-нибудь быку...
Слушание назначили на послезавтра, но в общем-то чувствовал он себя неплохо. Еще никогда в жизни никаким неприятностям не удавалось выбить его из колеи, и он знал, что никогда не удастся!
Тимур закинул в большую спортивную сумку «Umbro»  боксерские перчатки, черную борцовскую майку, тренировочные спортивки, пару мотков эластичного бинта и, застегивая молнию, услышал грохот бешено несущихся ног на лестнице. Через секунду дверь настежь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату вломилась его сестра с лиловым от злости лицом и сжатыми кулаками. Взлохмаченные пряди  волос выбились из хвостика, глаза горели, Алина шумно дышала, раздувая точеные ноздри.
- Заяц, ты чего?! - Тимур удивленно посмотрел на сестру.
- Мразь хохлятская!!! Низкосрачка!!!
Алина двинула кулаком по стене и пнула стул так, что он отлетел в другой конец комнаты. Взрывная и шумная - точно как отец!
- Прекрати. Расскажи по-человечески, что случилось?
- Что случилось?!! - визгливо брызнула она, и по телу ее прошла комичная конвульсия - Знаешь Свету Кравченко из моего класса? Чтоб ей провалиться! Борщевское отродье!
- Не надо так говорить, Аля. «Борщевка», «хохлушка»… Чтобы я от тебя больше такого не слышал!
- Да пошла она в жопу, уродина!
- Алина! - сердито прикрикнул брат, насупившись.
- Знаешь, что она мне сказала? - Алина выпучила на него глаза. - Она сказала, что ты… Нет, это надо же было!
- Что я?
- Что ты… ты… Подкатила ко мне… Дура несчастная! Подкатила на перемене на своих кривых ногах и протявкала какую-то туфту… «Твой брат, - говорит, - «бандит, насильник и убийца!»... Ты представляешь?!
Глаза его сузились.
- Что? - с трудом переспросил он.
- Ты - насильник и убийца! Круто, да? - она нервно расхохоталась  и ткнула в него пальцем. - Ты - насильник и убийца!
От этого жеста его будто слегка торкнуло разрядом. Тимур с трудом преодолел внезапную тяжесть в ногах. Что ни говори, это был удар ниже пояса - услышать подобное от нее!.. Он будто на несколько секунд погрузился с головой под лед, - ее голос вернулся к нему не сразу:
- ... неблагодарная свинья! А я, идиотка, всегда ее жалела, что у нее отца нет! - Алина продолжала бушевать, не заметив его вытянувшегося лица, - И когда пацаны ее подкалывали, я всегда на них наезжала, и когда девчонки смеялись, что она одета кое-как. Вечно я ее защищала, а она мне в глаза смотрит и такое говорит!.. Что тебя судить скоро будут, и еще какую-то чушь. Теперь ясно. Она мне просто всегда завидовала, чмошница! Завидовала, что у меня шмотки круче, завидовала, что у меня ноги длиннее, что я учусь лучше, и что никогда на дискотеках, в отличие от нее, стены не подпираю. И главное  завидовала, что у меня такой брат, какого никогда ни у кого на свете не было и не будет!!!
Она с ненавистью швырнула свой рюкзачок к нему на кровать:
- Клянусь, Тимур, я бы ей за такое глаза выцарапала! Я бы ей ее брехливый рот порвала! Мне наша физичка не дала, вцепилась, овца, мне в руки, испугалась, наверное, что я ее там урою!
- Надо свои эмоции сдерживать, Алина. Еще не хватало, чтобы ты драки устраивала.
Она круто повернулась к нему:
- Ничего. Зато будет теперь думать, прежде чем языком своим чесать. Ведь правда?
...Ответа не последовало. Она уставилась на брата во все глаза. Что-то странное было в его лице... Сгустилась мучительная пауза. Злость медленно сползала с ее лица, обнажая лупоглазый детский испуг.
- Тимур… - взволнованно произнесла она. - А… Чего ты молчишь?
Он поднял на нее унылый взгляд. На губах мелькнула печальная усмешка. Алина подалась назад и прислонилась спиной к стене, словно боясь не устоять на ногах.
- Это ведь… все неправда, да?
Взгляд ее был пристальным, буравящим и таким чертовски знакомым! Этот взгляд не выдерживал никто! С детского лица на него смотрело зеркальное отображение его собственных глаз, и впервые в жизни ему вдруг стало не по себе.
- Алин, давай поговорим, - он вздохнул, взял ее за руки, привлек к себе и усадил рядом на кровать. Она смотрела на него не отрываясь, как завароженная.
- Мы всегда с тобой были друзьями, правда? И я знаю, что могу тебе доверять, - он вытащил из заднего кармана джинсов бумажку, развернул и протянул ей.
- Ты знаешь, что это?
- Нет…
- Это – повестка явиться в суд по делу об изнасиловании.
- Господи Боже!!! Нет! - она в ужасе отпрянула от него и закрыла лицо руками. - Нет, нет, не говори мне! Не показывай! Я не верю в это. Я никогда не поверю! Я, скорее, во что угодно поверю, только не в это!
Алина трещала и захлебывалась, как автоматная очередь, не давая ему говорить.
- Послушай…
- Нет! Нет! Это неправда, - она вцепилась руками в его майку. - Разве ты бы мог…
- Господи! Ну, чего ты хочешь от меня?
- Это неправда! Скажи, что это неправда!
Тимур рассмеялся и обнял ее за плечи:
- Ну, конечно, неправда, солнышко!..
Алина всхлипнула.
- Тогда какого черта тебя в этом обвиняют?
- Ну… - он нежно гладил сестру по волосам. - Это долго рассказывать… Тут, как всегда, замешаны бабки. Понимаешь, о чем я?
- Кажется, да… - она оторвала голову от его плеча и испуганно посмотрела ему в глаза. - Это типа как шантаж, да?
Тимур усмехнулся.
- Вроде того.
- Мамочки, как так можно?! Ну и стерва!!! Кто она? 
- Какая разница! Ты ее не знаешь.
- Как ее зовут?
- Инга. Ее зовут Инга.
Алина скривилась.
- Фу! Ну и имя! Небось, шлюха какая-нибудь, да?
- Да… Что-то типа этого.
- Ну и что теперь?
- Ничего. Суд теперь. Послезавтра надо туда тасануться.
Алина икнула от возмущения:
- Суд?!! Как это, суд?! Ты же этого не делал, почему тебя должны судить?!
- Там разберутся.
- Но это же несправедливо! - она гневно спрыгнула с кровати и встала прямо перед ним, бурно жестикулируя: - Сам подумай! Какой-то шлюхе захотелось подать в суд, и все ее сразу послушали, что ли? Какие у нее доказательства? Ведь, должны же сделать экспертизу или что-то в этом роде, ты лучше в этом разбираешься. Она же ничего не сможет доказать!
Тимур пожал плечами:
- Ну… кое-что, в принципе, сможет.
- Как это? То есть… - она непонимающе уставилась на него. И вдруг, ее осенило. - Мамочки… Ты что, спал с ней?!!
Он усмехнулся и драматично закатил глаза. Когда-нибудь она доконает его подобными вопросами!
- Тимур, о, господи! - она обрушилась ему на шею. - Как же тебя угораздило так вляпаться?!
Что-то горячее обожгло его плечи и грудь. По тому, как беззвучно затряслось ее тело в его руках, он понял, что она рыдает.
- Ну, вот еще! - сварливо удивился он. - Алинбечер хнычет?
- Тимурик! Мой родной! Как же я за тебя боюсь, черт подери! А вдруг это все плохо кончится! - она вцепилась в его шею, будто боясь выпустить из своих объятий. - Я не смогу жить без тебя! Я ни одного дня не проживу без тебя! Я люблю тебя больше, чем старикана, в тысячу раз, и даже больше, чем Маргариту. Больше всех на свете! - она, рыдая, с отчаянием целовала его лицо.
Он закрыл глаза. Сердце его сморщилось, треснуло, расщепилось… Было что-то противоестественное в этом удушливом чувстве, которое жгло его изнутри, разъедая все органы.
- Алька, ну чего ты? Не плачь, ты же путевый пацан, - с шатающейся улыбкой кое-как выковырял он из себя, и голос его провалился. В сотый раз Тимур подумал, какая чепуха - весь мир и вся вселенная...Что жизнь - сплошное лицемерие, и единственное что еще заставляет эту вонючую планету вращаться для него - любовь этого маленького ангелочка. Он ощущал мерцающие прикосновения детских пальцев к своему лицу, груди и шее и казался себе одним неподъемным куском грязи, многолетней, зловонной и безнадежной.
- Ну все, хватит! Не ной, - он торопливо оторвал ее от себя и провел большим пальцем по ее щекам, вытирая слезы.
Алина все еще плакала, совсем как маленькая, всхлипывая и завывая.
- Я боюсь, Тимур, боюсь… - она стала тереть ладонями лицо, пытаясь остановить рыдания.
- Аля, клянусь, тебе не из-за чего волноваться. В тюрьму меня не посадят, обещаю тебе. Я когда-нибудь не выполнял обещания?
Он, улыбаясь, ласково убрал с ее мокрого лица прилипшие волосы.
- Какая ты растрепанная, заяц. Как Баба-Ёжка! Давай, я забацаю тебе косичку, как в старые - добрые...
Она глянула на него и, хихикнув сквозь слезы, повернулась спиной. Тимур распустил ее тяжелые волосы и стал заплетать косу. Его длинные пальцы двигались проворно и очень осторожно, чтобы не потянуть никакой волосок. Это занятие было для него привычным. Несколько лет назад он проделывал такую процедуру каждое утро. Только брату Алина доверяла причесывать себя и заплетать косички - он никогда не делал ей больно, а Марго всегда драла волосы и доводила ее до слез...
- Готово! - он перекинул ей косу через плечо и обнял сзади. Тощие плечики все еще вздрагивали.
- Я помню, - заговорила Алина, кусая губы и изредка всхлипывая, - как я однажды ужасно перепугалась за тебя. Тебе было тогда лет двенадцать. Ты водил меня в первый класс и каждый день забирал с уроков. Один раз, когда ты пришел за мной, я настучала тебе на одного козла из одиннадцатого класса, который что-то там на меня сказал… Ты тут же поскакал на разборки. Вы с ним подрались за школой. Это был прямо громила, вдвое выше и шире тебя, но ты ему все равно классный бланчик поставил. А потом под конец он тебе навернул по носу и смылся, пока никто из школы не вылез и не засек. У тебя кровь хлестала прямо ручьями… Ты стоял вот так, оперевшись о стену и задрав голову, а на асфальте были мелом нарисованы классики, и кровь капала и капала, прямо на цифру «2». А я стояла рядом и плакала, плакала от страха. Кровь у тебя все никак не останавливалась, и мне казалось, что она вся вытечет из тебя. Ты одной рукой держался за нос, а другой обнял меня, засмеялся и сказал: «Не бойся… Не бойся…» Я тогда подумала: он настоящий герой. Ему больно, а он смеется, - она развернула к нему лицо, чуть скосившись. - Помнишь такое?
- Нет, - Тимур рассмеялся. - Честное слово, не помню.
- А помнишь, как ты руку сломал на своих тренировках?
- Ну еще бы! Тогда вы все носились со мной, как с принцессой.
Алина покачала головой.
- Нет, это было, когда ты впендрячился на мотоцикле. А в тот раз никто с тобой не носился, отец тогда орал на тебя, как резанный. И Марго, естественно, поддакивала.
- Неужели? Вот засранцы старые!
- Да уж… - Алина помолчала и глубоко вздохнула:
- Знаешь, Тимур, без тебя моя жизнь была бы полным дерьмом.
- Моя без тебя тоже, - ответил он.
Она схватила его руку, уткнулась лицом в ладонь, свалилась на кровать и засопела. Ему было странно осознавать, что когда-нибудь она будет так же доверчиво прижиматься к кому-то другому, и этот кто-то будет прикасаться к ней, играть этими волшебными волосами, целовать эти невинные глаза. Так странно… Но неизбежно.
Тимур приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее. Черт возьми, уже совсем взрослая! Почти четырнадцать  лет. Его взгляд скользнул по худым, немыслимо длинным ногам в тертых джинсах, тоненькой талии, по груди, явно очертившейся под просторной футболкой, как два маленьких неспелых яблочка.
- Алишка… - растроганно улыбнулся он. - Какая же ты у меня красавица!
Она зажмурилась от удовольствия, как кошечка. Да, этот хрупкий, нераспустившийся цветок он готов был лелеять и оберегать всю свою жизнь!..

XXVI

- У Габарая сегодня тренировки, - сказал Атар. - Поехали, заскочим за ним.
- Ну да! - Алан повернул руль. - Совершим вечерний моцион.
Атар насупился:
- В смысле? Это ты к чему?
- А с понтом ты не знаешь! К нашей обычной культурно-оздоровительной программе.
Они мчались на синей «BMW» Гиббона, мотаясь из стороны в сторону - неизменная манера Кокоя вести машину.
- Слушайте, пацаны, молодой в чем-то прав, - сказал Вадик, наклонившись с заднего сиденья. - Поехали бы все по домам. Покатались чуть-чуть, и хватит. Сейчас нам не время бардачить, по кабакам шататься. Послезавтра на суд заявимся с опухшими рожами.
Атар прыснул:
- О! Еще один мандражист! Кокой, твои ряды пополняются.
- Посмотрю я на тебя послезавтра, когда из тебя вся дурь выветрится, Варвар.
- Ну, давайте, валите домой! На толчок и в шконку! Мы и втроем нормально загудим.
Алан взглянул в его расхумаренные глаза и не сказал больше ни слова...

Тимур уже поджидал их на улице со своей гигантской спортивной сумкой в обществе каких-то двух нарядных блондиночек. Он не выглядел после тренировок ни взмыленным, ни уставшим: чистенький, надушенный, веселый, как и всегда. Габарай о чем-то оживленно болтал с девчонками и хохотал, изгибаясь всем корпусом.
- Я его мозги топтал! - Вадик потянулся к кнопке и опустил стекло, - посмотрите на этого Ромео!
Тимур, заметив их, галантно извинился перед своими дамами, подошел к машине и наклонился к окну:
- Здоровте. Забазарить нет желания?
- С кем это?
- Да тут подвернулся повод. Какие-то хамы вон в той забегаловке докопались до этих милых созданий, - он кивнул в сторону своих телок. - Я хотел сам их наказать, но потом подумал, что вы мне не простите.
- Черт возьми, Тимур, ну какого хрена?! - Вадик покачал головой. - Ты можешь хоть пару дней прожить спокойно, не во что не ввязываясь? Непременно нужно, чтобы ему разбили морду перед судом!
Тимур звонко рассмеялся:
- Да ложить мне на этот суд! У меня свидание завтра - вот что меня тревожит! Ну да ладно. Не хотите, езжайте на Бам, я попозже подкачу.
- Как же ты задолбал, знал бы ты!!! - Алан злобно вырвал ключи из зажигания и выскочил из машины. Остальные повыпрыгивали следом за ним.
- Вот дебил! - ворчал Атар. - Ты тупее ничего не мог придумать, чем вписываться за баб? Рыцарь сранный!..
Они вразвалочку, изнемогая под весом собственного могущества, направились к бару. Девчонки смотрели на них, разинув рты. Завтра весь город будет говорить о храбрости и благородстве Аполлона и его красавцев-друзей. Свой легендарный имидж он поддерживал просто виртуозно...
Драка оказалась пустяковой. Пятеро «тимуровцев» против шестерых чмырей. Но, какое-никакое, все-таки развлечение. Пацаны размяли кости, побили и покрушили все, что было возможно в этом курятнике, и вышли на улицу в приподнятом настроении... Уже окончательно стемнело. Девушки преданно дожидались их на том же месте и, едва завидев, бросились стелиться в благодарностях. Тимур улыбнулся им и взял одну из них под руку:
- Впредь берегите себя, девчата. Давайте Алан вас подвезет, а то уже поздно.
- Нет, нет. Спасибо, у нас есть машина, - они показали на маленькую белую «Volvo» неподалеку, попрощались, сунули всем в руки свои номера телефонов и уехали.
Вечер был будоражащим, пряным, чарующим, как  танец гейши. Пацаны выкинули бумажки, и они запорхали на ветру стаей белых бабочек. Вокруг горели ночные фонари. Пацаны неторопливо двинулись по улице. Они шли, отгородив весь тротуар своей вызывающе стройной линией будто тупая корма судна, плавно срезая встречный поток людей. Прохожие обтекали их как неспешные воды реки, с ласкающим слух журчаньем.
- Блин, все ведь так же, как всегда, - взволнованно сказал Алан. -  Мы вместе так же, как раньше. Такой же вечер... Так же зажгли фонари на улице... Как вчера и позавчера... Мне прямо не верится, что что-то изменилось!..
- А что изменилось? – спросил Тимур.
- Ну… Как-то странно, что мы встряли. Что послезавтра нас будут судить, что кто-то может загреметь, и все такое.
- Ничего не изменилось. Жизнь будет течь дальше, так же, как текла до сих пор. Это просто маленькое недоразумение. Как коровья «мина» на дороге - перешагнем и пойдем дальше.
Вадик рассмеялся и вздохнул:
- Ну тебя на хрен, Аполлон! Твоя аморальная натура никакому воспитанию не поддается. Таких, как мы наверно только истреблять нужно.
- Это еще почему?
- Хайраг - твое имя, Габарай! Ты - обитель зла!
- Когда же ты, наконец, въедешь, армян?! Нет никакого зла! И добра тоже нет! Не существует всей этой х**ни в природе, - он, смеясь, прыгнул в стойку и произвел по воздуху зрелищную комбинацию из коротких джепов и крюков. - Вот, что есть! СИЛА! Объективная сила во всех ее проявлениях и реальная власть!
- Опять он умничает! Хватит п**деть, Габарай!
- Да, - Тимур усмехнулся, - кстати, про поп**деть… Наш адвокат Баллаев сегодня приходил к нам на хату. Они там со стариканом около часа друг друга за яйца тянули, по ходу, о цене договаривались. Короче, завтра нам всем надо будет к нему подкатить в 11 часов, будем лапшу варить.
- А что он вообще говорит? Все нормально?
- Да. Все очаровательно. Как масло по уалибаху...
- Пацаны, я жрать хочу! – вдруг вспомнил Гиббон.
- Ну, пойдемте, отвиснем в кабаке. Я тут знаю одно милое заведение…

Кокой внезапно приостановился. Ему показалось, что кто-то звал его по имени. Он обернулся. Пацаны прошли вперед. Из темноты к нему приближалась тонкая фигурка.
- Алан! - снова раздался женский голос. Она все рельефнее отделялась от плюшевой вечерней синевы, оглушая улицу гулким стуком каблуков... Он ждал. Девушка неловко бежала, размахивая волосами, сверкая коленями, иногда противно скрежетала шпилькой по асфальту… Сумрак постепенно выпускал ее из своих объятий, и темный контур, как в детской книжке, стал раскрашиваться внутри реальными цветами: серая куртка, медные волосы, лицо… Лицо. И Алан вдруг вспомнил ее! Он видел все это раньше. В детстве в одном из этих старых черно-белых советских фильмов. Война, наконец, закончилась… Победа… Она точно так же, спотыкаясь, неслась по перрону, окрыленная, навстречу своему любимому, долгожданному солдату. Война их покалечила, но не сломила…
- Привет! - она подбежала и радостно схватила его за руки. Он смотрел на нее с недоумением.
- Что ты так смотришь?! Забыл уже меня?! Это я, Карина.
- Что-то смутно припоминаю, - вяло промямлил он.
Она улыбалась и вся сияла от счастья. Она пережила голод, блокаду и дождалась его. Перед ней стоял Герой.
- Слушай, я тебя уже три дня по всему городу ищу. Тебя поймать вообще нереально - мотаешься то тут, то там…И телефона у меня твоего нет. А сегодня я случайно напоролась на Гиббона машину и поняла, что вы где-то неподалеку, опять кому-то черепа ломаете. Так что мне повезло...
Она буквально искрилась радостью. Лицо ее в этот раз было обильно накрашено. Косметика ей не шла.
- А чего это ты такая радостная? Скажи мне, я тоже повеселюсь.
- Просто рада видеть тебя.
- Даже так?
- Да.
- А сколько ты, кстати, стоишь?
- Что, есть желание?
Он покачал головой:
- Желание всегда есть. У меня денег с собой нет.
- Ну, это не страшно.
Он ехидно скривился:
- Что, в кредит даешь?
- Ты для меня - исключение.
- А-а-а… Гибкая система скидок постоянным клиентам? Или благотворительность в фонд малоимущих и нуждающихся?
- Не пори чушь, бога ради! Пошли?
- Ну, пошли, - он повел ее к машине. - Буду пороть тебя. Заднее сиденье «BMW» вас устроит, леди?
Она потянулась и поцеловала его:
- Главное, меня ты устраиваешь...

Он отогнал машину недалеко, в пустынный закоулок,и тут же полез к ней.
- Алан, подожди… - она изловчилась и мягко вывернулась из его рук.
- Чего ждать? Пацанов? Ты предпочитаешь хоровяк? - он снова потянулся к ней, но она удержала его ладонью.
- Давай мы сначала поговорим.
- Чего-чего мы сделаем?! Поговорим?!! Я с тобой? - он ткнул пальцем в себя, потом в нее и снисходительно рассмеялся. - Господи, помилуй, о чем мне с тобой разговаривать, баба? Ты давай не халтурь, твое дело - ноги раздвигать, а не лясы точить!
- Все еще злишься на меня, да?
- За что, цыпа? У тебя лучшие сиськи из всех шлюх города, как на тебя злиться?! - он грубо ухватил ее за грудь.
- Не старайся меня унизить, Алан. Не надо.
- Да куда тебя еще унижать, тупую вафлершу?
- Слушай, - она вздохнула. - Я понимаю, что обидела тебя. Прости. Я не хотела. Я просто была не готова к тебе… К твоему признанию.
Он сдвинул брови и выжал высокомерную ухмылку:
- Ну и что я там тебе чесал?
- А ты не помнишь?
- Да ни хрена я не помню!!! Я был в хламе тогда!
- Ты говорил, что хочешь быть со мной. Что хочешь ребенка от меня.
- Чего?! - Карина увидела, как он поднатужился и изрыгнул из себя самый оглушительный и тошнотворный хохот, на который был способен. Она терпеливо дождалась, пока он закончит корчиться, и положила руки ему на плечи.
- Так вот, Алан. Я согласна.
- Слушай, это круто! - он все еще вздрагивал от отрыжек смеха. - Я, когда нажрусь, еще не такое могу исполнить!
Карина покачала головой:
- Мстишь мне? - она нежно рассмеялась. - Ну, можешь кривляться, сколько хочешь, но я знаю, что ты тогда не шутил...
Его скулы залились краской.
- Да ну!
- Я нужна тебе, Алан? Я буду только твоей. Хочешь детей - будут у нас дети. Я согласна.
Он сбросил с себя ее руки и отодвинулся:
 - Что ты мне тут пытаешься впарить, не пойму?!
- Поехали со мной, - она снова настойчиво стиснула его плечи. - Бросай это все к чертям, поехали в Москву. Не надо тебе здесь оставаться.
- В качестве твоего личного сутенера, что ли? Какого мне тащиться в эту срань?
- Будем работать. Будем учиться. Будем жить, как нормальные люди.
- Да уж, мне только столичного мудачья не хватает для нормальной жизни! Я же их там всех поубиваю!
- Послушай... - ее ресницы, и губы, и голос - все дрожало от волнения. - Что ты на себе крест ставишь? Тебе семнадцать лет! Все у тебя будет нормально, ты -хороший человек. Просто разорви этот замкнутый круг, и поехали! Ты же сам понимаешь… Ну что тебе здесь светит?!.
Алан откинулся назад и запрокинул  голову на спинку сиденья. Глаза его коротко блеснули, как два темных, глубоких колодца, где на самом дне, в заросшем мраке глухо плескалась печаль.
- Здесь у меня все.
- Что? Ну что тебя здесь держит?!
- Моя мама. Моя семья. Мои братья. Моя Родина. Здесь - моя Родина. Куда я поеду?
- Ну, давай, загнивай на этой «Родине»! Осчастливь свою маму зрелищем, как ты помрешь от передоза, или загремишь на зону, или как тебя завалят в очередной тупой драке!..
Алан молчал...
- Твоим друзьям легче, - добавила она – У них души нет…
Его глаза молниеносно сощурились, превратившись в две грозные бойницы:
- Опять?!! - злобно заорал он. - Опять ты гонишь всякое фуфло!!! Ты не знаешь людей, ни хрена не понимаешь, что ты несешь!!!
- Ладно, ладно, - миролюбиво заворковала она.- Успокойся. Я не собираюсь с тобой из-за этого ссориться. Мне нет до них абсолютно никакого дела, - она сделала заговорчщическую паузу. - Меня только ты волнуешь...
Он мрачно взглянул на нее:
- Не люблю подхалимов, но уважаю их труд, - загробным голосом сказал он.
Ее губы раздвинулись и зубы блеснули в темноте мелкими бликами.
- Ну вот… Теперь ты мне не веришь...
Карина придвинула к нему свое лицо так близко, что их носы соприкоснулись:
- Помнишь, как ты говорил: «Новая жизнь, еще один шанс»?...
- Не помню.
-…И я буду жарить тебе яичницу и компосировать мозги…
- Я был бухой.
-…Ты будешь защищать меня, а я - заботиться о тебе…
- Я ничего не помню, - он попытался отвернуться, но она удержала его лицо:
- Ты - самый лучший, Алан...
Карина снова улыбнулась, глядя ему то в один зрачок, то в другой. Она казалась космически-красивой в этот момент. В вязком войлоке мрака ослепительно мерцали только ее улыбка и белки влажных глаз. Черно-белое кино! Повинуясь непонятному порыву, Алан запустил пальцы в ее мягкие локоны, и они утонули в густом темном облаке. Она в ответ ласково коснулась его затылка. Волосы у него были очень короткие.
- Ты их сбривал? - спросила она почему-то шепотом.
- Да. Не так давно.
- Я видела у тебя шрамы.
- У нас у всех их хватает.
- Я люблю тебя, - она закрыла глаза. Это прозвучало странно, звонко и бархатно... Так, будто кусок фарфора разбился о ковер... Он не поверил своим ушам. Ему захотелось переспросить, но он не смог. А почему он, собственно, должен выслушивать этот бред?! И как вообще можно верить продажной женщине?
- Ты каждому клиенту такие чесы наводишь, или как? - спросил он.
Карина с чувством посмотрела ему в глаза.
- Во-первых, я не бросаюсь такими словами. А во-вторых, никто из них в этом не нуждается.
- А я, что ли, нуждаюсь?
- Да.
Алан не успел возмутиться: она положила руки ему на уши и проникновенно поцеловала его. Поцеловала его родинку над губой, подбородок, переносицу, где почти сходились темные брови, поцеловала большие детские глаза...
- Господи! Как же ты красив!..
Он слышал, как бешено грохотало ее сердце в тишине. Губы у нее были теплые и мягкие. Они порхали ниже, по шее, плечам, горячо теснили на его коже наколку, вьющуюся вокруг предплечья… Она целовала его с невыразимой нежностью...
Он был сражен. Уничтожен. Растоптан.
...Карина сбросила с себя куртку. Под ней оказалось маленькое платьице на бретельках. Алан не заметил, как, шурша, свалилась его мастерка, за ней - футболка… Руки ее скользнули вниз. Она раздевала его, глядя с неподдельным восхищением, как коллекционер, распеленовывающий редкую картину...
- Боже мой! - ее прерывистый шепот обдавал его огнем. - Откуда ты такой?..
Алан удивлялся сам себе. Он не знал, что с ним происходило. Он уже давно забыл те времена, когда был девственником, а теперь вдруг вел себя, как ошалевший, «нераспечатанный» болван. Он потерял счет всем своим бабам: каких только у него не было: и случайных, и «долгоиграющих» - никогда он ни с кем не церемонился, а сейчас испытывал идиотскую робость перед обычной прожженной шалавой!.. Он выпрямился, решительно стащил платье с ее плеч, расстегнул джинсы, пихнул ее на сиденье и навалился сверху в своем привычном дикарском стиле. Она вздрогнула, чуть подалась назад и тут же снова прильнула к нему всем телом.
- Черт! – он усмехнулся, тяжело дыша. - Тебе больно, что ли?
- Ну что ты! Все прекрасно. Мне так хорошо!
Впервые ему было немного неловко от своей грубости. Он чувствовал, что она была какой-то чересчур худенькой и хрупкой.
- Говори, если очень больно.
- Не волнуйся, мой Маугли. Все чудесно...
Она взяла его голову и притянула к своему лицу. Ее губы коснулись его уха.
- Ты - мой Маугли! Мой мальчик! Самый прекрасный, самый сильный…
Он будто попал в водоворот. Бурное, неукротимое течение мчало его все быстрее, бешенее, неуправляемее, переворачивая, швыряя по порогам, и, наконец, сбросило с безумной высоты!.. Он чуть не задохнулся. Перед глазами взорвался невиданный фейерверк. Он словно летел на волшебных аттракционах, а вокруг было море огней…

Карина вдруг вскрикнула и приподнялась. Алан услышал грохот. Передняя дверца машины открылась, и он увидел пьяную рожу Гиббона. Тут же весь салон содрогнулся от хохота и визга.
- Какого хрена?!! - взревел Алан. - Вали отсюда!
Гиббон прыгнул на переднее сиденье и включил свет. Все дверцы машины распахнулись, пацаны заглядывали внутрь, ругались и загинались со смеху. Карина еще крепче прижалась к нему.
- А молодой нас бортонул!
- Ты только посмотри на него, чем он тут занимается!
- Ах, чертов ебарь!
- Скрысить от нас хотел, да?
- Э! Да у него завял с перепугу!
Алан в бешенстве подскочил:
- Да идите вы на хер!!!
- Ты закончил, говнюк? Выпуливайся из машины.
Он рывком натянул футболку и вылез.
- Вы что, сдурели, что ли?! Габарай!!! - он с негодованием посмотрел на Тимура. Тот, смеясь, глядя мимо, легким движением отстранил его и заскочил в салон.
Карина съежилась в углу.
- Уау! Старые знакомые! - Габарай развалился и положил руку себе на ширинку. Карина, побледнев, смотрела из машины на Алана своими темными глазами. Габарай схватил ее за шею и стащил на пол.
- Давай, сучка! - он сполз на сиденьи и широко раскинул колени. Раздался звонкий плеск пощечины.
Алан в беспамятстве ринулся вперед. Кровь, вскипев у него в голове, застлала глаза, перекрыла дыхание. Две  руки вцепились в него сзади мертвой хваткой.
- Ты что, охренел?!! Успокойся! - глухо громыхнул Вадик и  резко развернул его к себе.
- Я убью его…
- Дебил! Не позорься! Закрой рот, пока никто не слышит! - Вадик украдкой взглянул на Атара, который ухахатывался возле машины напару с Гибом. - Алан, ты соображаешь? - он ухватил его за грудки, встряхнул и заглянул в лицо. - Это уже слишком даже для тебя! Это верх чмошества! За какую-то грязную биксу! Это очень гнилой повод. Да пацаны тебя  схавают за такое! Прыгать на брата из-за шлюхи!
- Мне насрать! Черт! Она не шлюха.
- Да? А кто? Твоя жена?
- Она - мать моего ребенка!..
- Чего? - Вадик вскинул брови. - У таких, как она, не бывает детей, Кокой. У таких бывают только ублюдки.
- Может, для вас она и шлюха…
- Она проститутка, Алан! Габарай ее имел тысячу раз и я сам лично ее имел. И разве не он тебе ее подставил?
- Ну и что? А что он мне подлянки устраивает? Я же к его Кристине не лезу!
- Что ты сравниваешь член с пальцем? Ты лучше вспомни, что сам ему говорил насчет этой каратистки, которую все перетрахали.
- Ну, конечно, - Алан зло усмехнулся. - Ты прав. Прав, как всегда. Внатуре!..  Я понял.
Он отвернулся к машине, с безразличием глядя на сцену, разворачивающуюся на заднем сиденьи.: Габарай сидел, разбросав руки по спинке, запрокинув голову, и от избытка чувств истошно орал благим матом:
- Да!!! Да!!! - хрипло вопил он. - Твою мать!!! Чертова соска! Давай! Ебливая курва, давай, давай!!!
Алан потупил взгляд.
«Ты - мой Маугли. Мой мальчик. …» - пронеслось у него в голове. Какой еще он ей, на хрен, мальчик?!! Да, Габарай всегда видел его насквозь. И он, как ни крути, был великим стратегом, прямо-таки гроссмейстером. Но, как любил говорить Вадик: «Даже боги ошибаются»...
Алан закурил сигарету, уже четко представляя себе все, что будет потом: Атар, за ним Гиббон… Или наоборот. Может, она будет кричать и корчиться, а может, улыбаться так же, как и ему... Или потеряет сознание... Или сдохнет, не доехав до больницы... Не все ли равно? Черно белое кино закончилось. В нем было простодушие и не было пошлости. То, что творилось теперь, никак его не волновало. Если будет настроение, кто-нибудь швырнет горсть купюр в ее морду, а может, просто выкинет за шкирку из машины. Потом… Они сядут и поедут: Гиб - за рулем, Вадик - рядом, остальные - сзади. И Тимур будет по-братски обнимать за плечи,  веселиться и острить так, что все надорвут животы со смеху, и в первую очередь - он, Алан. А может, Габарай будет задумчивым, и заглянет ему в глаза так, как будто лезвием по сердцу, и будет говорить такие вещи, что все снова поразятся, откуда у девятнадцатилетнего пацана такие мысли, и будут думать, что среди них настоящий пророк...  Она бы никогда не поняла ВСЕГО. Откуда этой дуре что знать!
...Алан курил одну сигарету за другой. Кто-то влезал в машину, кто-то вылезал. Рядом слышался гул их разговора. Пацаны смеялись. Алан не прислушивался. Он курил сигареты. Всецело поглощающее занятие. Он пускал кольца дыма и смотрел в небо, а иногда на Карину... Ее вид ухудшался ежеминутно. Было заметно, как на мощной спине Атара двигался каждый напряженный мускул. Ее лицо, маленькое, бледное пятнышко, едва виднелось из-под его смуглого плеча. На веках теперь чернели клоунские кляксы - косметика потекла и лезла ей в глаза...Но она упрямо не закрывала их. Она смотрела на Алана, постоянно, каждую секунду... Он не понимал выражения ее взгляда. Ему было наплевать. Он пускал облака дыма и равнодушно смотрел ей в глаза...

                XXVII

Инге не спалось. Она проворочалась в своей постели полночи, но то ли от духоты, то ли от мыслей о предстоящем суде сон у нее отшибло напрочь...
Марина снова не пришла ночевать. Подобные выходки прочно вошли у нее в привычку, и бороться с этим было бесполезно. Она превратилась в абсолютно незнакомого человека - раздражительного, угрюмого, циничного…
Инга тихонько встала, чтобы не потревожить Яну, открыла окно и уселась на подоконнике. Ночь была безветренная, приплюснутая жарой. В шелковых благородно-синих лоскутах неба неожиданно пенилась луна, мутная, зеленоватая, вызывающая, как плевок. Скопище спящих домов в темноте напоминало тлеющую груду черепов с зияющими черными глазницами...  Инга взглянула на часы и подумала, что до заседания суда осталось чуть больше суток. Нервная дрожь промчалась по ее коже, и в животе что-то пошатнулось. Чуть больше суток до того момента, когда решится ее судьба. Как нелепо!.. Вся жизнь зависит от чьего-то решения. Особенно ее удручало то, что Марик не сможет присутствовать на слушании. Она знала, что у него возникли какие-то проблемы, и в последние дни он совершенно исчез из поля зрения. Хотя он прекрасно понимал, что теперь, как никогда, ей была нужна его поддержка...
Инга вздохнула и оперлась затылком на оконную раму. Ведь вся ее жизнь прошла вот так, в постоянной неравной борьбе. Вечно она всеми силами с неукротимой страстью отстаивала справедливость, но никогда еще не выходила из схватки победительницей...
...Все началось в 92-м, когда погибли ее родители. Ингу приютила соседская семья простых пахарей-работяг, где она с первого и до последнего дня чувствовала себя совершенно лишней. Никто не знал, чем была для нее жизнь в те годы. Она ощущала свое одиночество каждую секунду в шумном неуютном доме среди пятерых крикливых, веселых и абсолютно чужих братьев и сестер.
Тогда, чтобы заглушить в себе постоянно ноющую боль, она зарывалась в книги и училась:  самозабвенно, с маниакальным упорством. Она считалась одной из лучших. Школа для Инги была единственной отдушиной... Но в пятнадцать лет ее исключили…
В параллельном классе учился Алик - сын банкира. Инга регулярно наблюдала за девчонками, прибегавшими в слезах, за учителями, доведенными до белого каления. От Алика стонала вся школа. Он борзел день ото дня, но почему-то все сходило ему с рук. Ингина проблема заключалась в том, что она никак не могла понять, почему. Она решила побеседовать с ним лично. В то время у нее уже был черный пояс. Как-то раз она выдернула его на перемене и побеседовала…
Потом последовали один скандал за другим, нескончаемая беготня его крутых родителей в школу, вызовы к директору, от которых ее уже тошнило, и в конце концов ей смущенно вернули документы...
Тогда она была совсем юной, дерзкой и чувствовала в себе силы перевернуть весь мир. Она перешла в другую школу, и вскоре все нормализовалось. Инга по-прежнему была ведущей ученицей, всеобщей любимицей, активной  участницей самодеятельности, победительницей олимпиад и так далее... Но для нее готовился новый сюрприз: по окончании школы вместо круглой отличницы Инги Бутаевой золотую медаль вручили ее однокласснику, законченному троечнику, но племяннику директрисы. Все было ясно без лишних объяснений. Инга знала, что самым разумным для нее в этой ситуации было бы смириться, но справедливость была нарушена, и смолчать было против ее правил.
Она пошла к директрисе и швырнула ей в лицо свой аттестат. Инге долго втолковывали, что лучше ей заткнуться, но она, как ни странно, не поддавалась внушениям. И когда неугомонная семнадцатилетняя девчонка добралась до министерства, руководство школы запаниковало, и ситуацию разрулили очень просто. Испортили ей характеристику. Написали, что, несмотря на отличную учебу, она - девочка аморального поведения. Легче легкого!..
Инга задумчиво рассматривала с высоты ночной пейзаж. Неужели ее и вправду преследует злой рок: вечно воевать с сынками влиятельных родителей… и вечно проигрывать?.. Она загадала, что все решится завтра. Что, если в жизни есть хоть какой-то намек на справедливость, она победит...
Под окнами раздался шум, и она посмотрела вниз. На дороге, прямо возле входа в общагу, словно из воздуха материализовался огромный черный джип. Дверца раскрылась, и в мрачную тишину пустынной улицы хлынул чужеродный, жизнерадостный коктейль из голосов, хохота и оголтелого техно. Такие ночные пришельцы, взрывающие тишину в разных концах спящего города, возникающие бог весть откуда, раньше казались ей гостями из других миров. Порождениями параллельной реальности, таинственной, порочной, заполненной дымом и первобытными страхами. Волнующей кровь низкочастотными пульсациями сабвуферов… Реальности, которая, как ей казалось, никак не могла бы пересечься с ее тихой жизнью.
- Давай быстрей! - крикнул кто-то. Из машины появились пышная рыжая грива и голубой спортивный костюм. Точно такой, как у Марины… Через минуту в замке скрипнул ключ, она вошла, не включая свет, заполнила комнату едкими запахами духов, сигарет и спиртного, взяла пакет и начала собирать какие-то вещи.
- Марина.
- Что?
Инга мрачно наблюдала за ней с подоконника. Марина вытащила из шкафа полотенце, шампунь, купальник, косметичку… Зажгла тусклый ночник возле кровати, и принялась торопливо причесывать свои кудри. Выглядела она какой-то уставшей, но вполне трезвой.
- Ты что, уезжаешь?
- Да.
- Куда?
Марина молчала.
- Это кто такие?
- Знакомые.
- Надо же… Откуда у тебя такие знакомые? А?
Марина раздраженно обернулась к ней:
- Познакомилась.
- Куда ты едешь?- повторила Инга.
- Отдыхать. Завтра вернусь. Все?
Инга замолчала. Марина плюхнулась на кровать, раскрыла пудреницу, принялась красить губы.
- Марина... - Инга запнулась. Она действительно не знала, что сказать. - Ты… Ты спятила.
- Не больше, чем ты.
- Ты что, решила…
- Слушай. Я к тебе не лезу. Продолжай страдать своей ерундой с судами. А я не собираюсь тратить на это свою жизнь. Ясно?
Она промокнула губы, щелкнула пудреницей, встала, взяла свои вещи и вышла...
Инга задумчиво повернулась к окну. Из машины доносились мужской голос и женский смех. Какой-то тип пританцовывал возле джипа под напевы «Доктора Албана», глушил и разбрызгивал пиво из бутылки. На мгновение он остановился и засмотрелся на ее окно. Марина вышла из подъезда и приблизилась к машине.
- Слышь, а эта не с тобой разве бывает?... - он обернулся к ней, наклонился и что-то тихо заговорил.
- Нет… - она слушала его и изредка качала головой. - Нет… Да, нет, говорю, не поедет… Она дикая…
Они сели в машину, и джип исчез. Рана в ночной тишине мгновенно затянулась, не оставляя никаких следов, кроме пивной бутылки, плевков и окурков на асфальте... Инга снова почувствовала, как мучительно и холодно сжало все внутри. Мир сошел с ума! Отторгнул, выплюнул ее, как лишнюю деталь. И теперь она стояла лицом к лицу, лбом ко лбу против безумия всего мира, чужая и одинокая... Завтра! Решающий раунд, последняя надежда... Завтра все встанет на места.

                XXVIII

Округлые линии гор, заботливо укутанные у подножия струящейся дымкой, родные, дорогие сердцу горы были багряными в лучах ослепительной осени. Тимур задумчиво покусывал губы и, щурясь, смотрел вдаль, на мягкие, кудрявые, как соцветья цветной капусты, склоны. В его ладони покорно дремала ручка Кристины - самой популярной и престижной девушки города. Они вдвоем сидели  на капоте машины, любуясь панорамой, и потягивали пиво. Ему нравилось, что она любила пиво, предпочитала ресторанам вот такие вылазки на природу, смотрела футбол и могла обсуждать что-то еще, кроме как универовских куриц… Его умиляло то, что в такой шикарной головке водились извилины. Поразительно, но за всеми ее очевидными достоинствами - безупречной репутации, дорогом шмотье и папе - водочнике - отдаленно просматривалась душа. Да, пожалуй, Кристина на самом деле была идеалом. Ему нравилось в ней все, и он очень трезво отдавал себе в этом отчет. Как и в том, что это все через пару месяцев ему настохренеет...
Она глубоко вздохнула, приподнявшись, и ее всколыхнувшаяся  грудь легко задела его плечо. Тимур опустил глаза. Солнечный луч прорезал стальную сетку неба и провел черту на его лице. Он размышлял теперь только о тех драгоценных секундах, которые, как золотые песчинки, уплывали сквозь пальцы, о том, что им предшествовало, и о том, что ждало его впереди...
- О чем ты думаешь? - тихо спросила она, разглядывая его профиль, сурово чернеющий в розово-золотом небе.
- Так, ерунда.
Плечо его все еще жгло от мимолетного прикосновения ее непорочного тела. Кристина сквозь ресницы преследовала его взгляд: горы...
- Мне кажется, что наши горы - живые, - таинственно заявила она. - Только живут очень медленно. У каждой - свое лицо. А наша жизнь кишит под ними, как муравейник. Сумасшедшая жизнь!..
- Сумасшедшая жизнь... - задумчивым эхом повторил он.
Кристина склонила голову ему на плечо:
- Не переживай, Тимур. Все будет нормально.
Мягкие каштановые волосы щекотнули его щеку. От нее ненавязчиво пахло легкими цветочными духами. «Анаис», - определил он про себя. Откуда-то сверху, как нитка паутины, спустилась тонкая, звенящая грусть... 
- Ведь твой отец тебе поможет.
- Конечно. За кого еще ему потеть, как не за своего единственного говнюка - сына?!
Кристина повернула  лицо и внимательно посмотрела на него. Лучи солнца окаймляли тонкой кромкой край его высокого лба, нос и подбородок так, что весь профиль сиял алым контуром.
- Почему ты так говоришь?
- Потому что яблоко от яблони…
- Но Эльбрус Георгиевич… Все его уважают, - укоризненно  вступилась она почтенным тоном новоиспеченной снохи.    
- Еще бы! - Тимур усмехнулся. - Кто не уважал, тех похоронили с почестями.
- Тимур… Твой отец столького добился!
...Тимур сунул в зубы последнюю сигарету и раздраженно скомкал пачку в кулаке.
- Ладно… - он пренебрежительным жестом отшвырнул смятую пачку. -  Да, он - молодец! И всегда был молодцом, - Тимур резко замолчал, как будто чего-то устыдившись. Его сокровенные мысли тихо дремали где-то в темной глубине, как сытые мухи, а теперь вдруг потревоженные, на секунду взмыли бешеным черным роем. И к чему он вообще ей это все говорил?.. С ней нужно разговаривать только о прекрасном, приемущественно - лично о ней.
- Забудь, Кристя, - он глубоко затянулся сигаретой. Действительно, слишком уж хорошо все было в его жизни. С самого детства с ним носились, баловали и до одурения задалбливали своей любовью и обожанием...
Тимур спрыгнул с капота и протянул ей руку:
- Поехали. Твои родители уже, наверное, нервничают.
Он довез ее до дома, как обычно, с конфетами, цветами и прочей мишурой; вылез из машины и вместе с ней подошел к воротам ее особняка.
- Мне приходить завтра на суд?
- Приходи, - он усмехнулся. - Полюбуешься, как я буду принимать грязевые ванны. Я определю тебе лучшее место в первом ряду.
- Все смеешься!
- А что делать, черт подери!.. - он вздохнул.
- Я не понимаю, как только девушка может пойти на такое?! Никогда не думала, что Инга окажется такой… Я с ней общалась, думала, что она  порядочная… Хотя я слышала про нее… Девочки вчера мне говорили…
- Ну, хватит, ладно тебе, - устало перебил он ее.
- Слушай, может, я могу тебе чем-то помочь? - самоотверженно предложила она.
- Ты помогаешь мне тем, что присутствуешь в моей жизни, - он с мукой заглянул ей в глаза. Нет, не в глаза! Он через глаза заглянул ей в сердце, в печень, в желудок… Это было его смертельным оружием.
Кристина потупилась, рассеянно нащупывая спасительную ручку калитки.
- Ладно, Тимур… Пока…
Он вдруг поймал ее локоть и рывком привлек к себе. Прежде чем Кристина осознала, что к чему, она уже была в его объятиях. В восхитительных, могучих объятиях, отрезавших ее от всего мира. Она запрокинула голову и сердце ее восторженно загремело от тесной близости его лица. Тимур слегка развернул ее и медленно коснулся губ своими губами. Голова ее закружилась, сердце взбунтовалось, земля уехала всторону...
- Тимур… - залепетала было она, но он не дал ей договорить. Он, вдруг стал делать то чего она никак не ожидала: стал целовать ее так, как никогда не осмеливался ни один парень, тем более на пороге ее дома! Это было более чем дерзко по отношению к ней, самой неприступной красавице города, и… это было более, чем божественно!.. «Нахал!» - промелькнуло у нее в голове, а в следующее мгновение сердце окончательно оторвалось и как тяжелый биллиардный шар, холодея, стало раскатываться по всему телу. Его губы и руки, казалось, одновременно были повсюду. Он задрал ее ногу на свое бедро. Сердце ударилось о бортик и провалилось в лунку… Она почувствовала, как напряглись все мышцы на его животе, как натянулась джинсовая ткань, и в ужасе отпрянула.
Тимур моментально попятился...
- Прости… Прости…
 Кристина прижалась спиной к воротам, задыхаясь, глядя исподлобья. Тимур опустил лицо и провел обеими руками по волосам:
- Господи… Мне так неудобно. Крис, ты просто сводишь меня с ума. Я теряю контроль...
Он виновато вздохнул и коснулся ее дрожащего на ветру локона:
- Я тебя обидел, да?
- Нет.
- Прости.
- Не извиняйся, Тимур. Все нормально. Я… Я все понимаю.
- Черт, я вел себя, как животное! - он сокрушенно покачал головой. - Представляю, какого тебе...
- Перестань. Я же сказала, все нормально. Ты не можешь меня обидеть. Ты слишком нежный, заботливый, - спотыкаясь, забормотала она и неловко взяла его за руку. - Я не буду кривить душой. Ты… Ты мне нравишься. Очень. Я бы, наверное, согласилась на все… Но я из такой семьи… очень известной, уважаемой. Я - единственная дочка и должна вести себя так… Ну, короче, ты понимаешь, - выкарабкалась она, наконец, из своих заиканий. - И главное - я не знаю, как ты ко мне относишься. А я не собираюсь быть одной из многих, ясно?! Ни за что на свете!!!
Он рассмеялся и провел пальцем по ее вздернутому подбородку:
- Я знаю. Ты - королева!

Они попрощались, Тимур поехал домой, загнал машину, переоделся, выключил телефон, взял свой мотоцикл и укатил. Ему хотелось сегодня остаться наедине с собой, с горными дорогами, с небом, с южным ветром, а не наблюдать весь вечер вокруг себя озабоченные рожи и слушать бесконечные наставления.
Он катался допоздна и вернулся домой за полночь, когда все уже спали. Завтра ему предстоял веселенький денек! Он критично оглядел свой темно-серый костюм Hugo Boss, зацепил вешалку за шкаф и присел на кровать. Рядом зазвонил телефон. Он выругался сквозь зубы. Если это кто-то из его четверых придурков собирается парить его своим нытьем, он пошлет их подальше.
- Алло!
- Тимур, это Кристина. Не спишь?..
Она могла бы и не говорить этого! Ее голос он узнал бы в любое время дня и ночи.
- Привет, Кристя.
- Как ты?
- Ничего. Все прекрасно.
- Что делаешь?
- Думаю, угадай, о ком! - он сунул сигарету в зубы и бесшумно чиркнул зажигалкой.
- Обо мне, что ли?
- Ну да...
Кристина счастливо дышала в трубку на том конце провода.
- Я тоже постоянно думаю о тебе, Тимур.
Ну, разумеется. Как иначе?
- Неужели?
- В самом деле...  - она меланхолично вздохнула. - Тебе, наверное, сейчас не до меня. Волнуешься?
- Не очень. Ну немножко, наверное, волнуюсь, - он отвел трубку в сторону и зевнул.
- Все будет хорошо.
- Я верю тебе, Крис.
Она помолчала...
- Знаешь, что я тебе хотела сказать?
- Нет.
- Что ты целуешься, как бог, - она сдавленно захихикала.
- Уау! – он протяжно рассмеялся. - Да какой там бог!
- Ну, Аполлон, какой же еще!
- Хм… Если бы я помнил, какой идиот первым так меня прозвал, то оторвал бы ему яйцо и затолкал в ноздрю.
- Я предполагаю, что это явно был кто-то без яиц...
Тимур бархатно рассмеялся в трубку над ее шуткой эротичным, грудным смехом, как герой-любовник из бабской мелодрамы. «Ха-ха-ха!»... Его чуть ни стошнило.
Кристина чмокнула ему в трубку и пропала со связи... Тимур выключил телефон и отбросил его в сторону. То, что девушка звонила ему посреди ночи с подобными приколами, означало многое. Ей уже снились колонна разнаряженных белых «Мерседесов», толкотня, танцы, драки, и она - в углу Габараевского хадзара с ведерком на голове. Она была практически готова. Он демонически ухмыльнулся, вспомнив, что сегодня произошло. Эх, Кристя! То, что он сделал, было, конечно, крутовато для нее. Она выглядела такой испуганной!..
Тимур закинул руки за голову и вытянулся на кровати. Перед его глазами возник образ худой, смуглой девчонки, гибкой и агрессивной, как дикая кошка... Инга... Он снова представил себе ее спортивное тело, жгучие глаза, полыхающие ненавистью, губы, разбитые в кровь… Острые, пульсирующие иголки защипали его от накативших воспоминаний. Он был тогда пьяным в «дрова», но помнил все до мелочей. Ни одна профессионалка не смогла бы доставить ему такой дикий кайф. Она сопротивлялась, как волчица, раздирала его лицо, делала ему больно - и это сводило его с ума!
...Тимур закрыл глаза и опять прокрутил в голове все в мельчайших деталях, видя себя словно со стороны, слыша свои сдавленные стоны, чувствуя животные взгляды пацанов… Он жадно впивался в ее окровавленный рот,  терзал восхитительную оливковую кожу, а ее обессиленное тело все содрогалось и содрогалось от его грубых, жестких толчков… Тимур закусил губу. В животе у него болезненно заныло. Черт возьми, он был бы совсем не прочь повторить все снова: побегать за ней по крышам, покувыркаться в траве, позволить ей искусать и исцарапать себя, а потом …
Его схватила короткая судорога. Он медленно высвободил руку из-за головы и осторожно провел пальцами по своему животу, сверху донизу. Боль стала такой невыносимой, что он едва не вскрикнул. Вот говно!!! Что он делает?!
Тимур чертыхнулся и резко сел на кровати. У него завтра суд! Его обвиняют в тяжком преступлении! Не хватало, чтобы он лежал тут, изнывал, дергал свой затвор, как прыщавый недоумок, и предавался мечтам  об этой твари! Да, девка зацепила его чем-то не на шутку. Но, как ни печально, придется вышибать ей мозги после суда, ведь он обещал не кому-нибудь, а Кокою... А ради слова, данного ему, он пожертвовал бы любой своей прихотью, любой страстью, любой мечтой...
 
                XXIX

Габарай с пробуксовками подкатил на «Понтиаке» к самому входу в здание суда, несмотря на все тупые нравоучения. Начихать! Когда они сегодня выйдут отсюда, колымага должна быть под боком для Большого Заезда. К тому же, кому какое дело?! Он знал, что его оправдают, даже если он вышибет дверь и влетит в зал верхом на мотоцикле, в чем мать родила!.. 
Все его четверо кентов были в сборе, умытые, побритые, причесанные и издерганные.
- Ах ты, боже мой! - восторженно воскликнул Тимур, увидав их, и всплеснул руками. - Жаль, я не захватил фотоаппарат!
Атар скрипнул зубами.
- Помолчал бы ты лучше, шутник.
Габарай окинул его взглядом и взорвался хохотом от увиденного:
- О, черт! Как же я не догадался! Это был бы феноменальный снимок! Варвар в образе Приличного Человека.
Лицо Атара перекосилось настолько, что верхняя губа оказалась где-то на скуле.
- Все, все, не хипишуй, Варвар, - Тимур, посмеиваясь, похлопал его по щеке. - Ты, в натуре, козырно смотришься.
- Да иди воруй, Габарай! - хрипло загорланил Атар так, что жилы вспухли на его шее. Многие недовольно обернулись на них.
Тимур скорчил серьезное лицо и выразительно поднял брови:
- Послушай, мой друг и товарищ, что я хочу тебе сообщить, и постарайся принять это к сведению впредь. Твое совершенно вульгарное, распущенное, вышедшее за всякие рамки приличия поведение абсолютно не соответствует заведению, в котором мы сейчас пребываем. Я настаиваю на том, чтобы ты счел нужным усовершенствовать свой лексический набор, находящийся в твоем постоянном обиходе. Это ясно, деградировавшая ты личность? Вступал я в интимные отношения с твоей ротовой полостью!
Он согнал нравоучительную мину со своего лица и снова рассмеялся.
- Что-то ты слишком веселый какой-то, Габарай, - заметил Вадик, косо глядя на него. - Шабанул, что ли?
- Ну да, так, пяточку для вдохновения. А че? Это вы, бараны, как на собственных похоронах! Все по-уму, пацаны. Эту сучку мы еще не так отделаем, - он насмешливо глянул на Гиббона и выругался. - Ты посмотри на него! Никогда не думал, что эта черная рожа способна так побледнеть!
- Я не… Э…
- Пасть заткни! Поменьше открывай рот, усек? «Да», «нет», ясно?
- Ага.
- Тимур! - раздался радостный клич сзади и в их кучу проворно ввинтился адвокат. - Ну, наконец-то! Заседание уже через пять минут! - в его голосе была смесь нежности, порицания и подобострастия.
Они обменялись рукопожатиями. Баллаев потирал ладони друг о друга и дергал туда-сюда очки на своем орлином носу.
- Ну как отец?
- Подъедет чуть позже. Что с прокурором?
Он махнул рукой:
- Там все улажено. Со всеми поговорил. Кое-кто принципиальничает, но, думаю, выкрутимся, - он весело подмигнул им и изрек бодрящим тоном массовика-затейника:
- Не переживайте, парни! Все будет нормально!
- Не сомневаюсь, - Тимур нахально смерил его долгим взглядом. - А переживать - это по твоей части.
Сергей Сосланович едва заметно вздрогнул:
- Ну, Тимурик, ради твоего отца…
- Ясно, - брезгливо оборвал его Тимур и перевел глаза на своих друзей. - Ну что, братва, вы готовы?
Пацаны угрюмо переминались с ноги на ногу в непривычных наглаженных рубашках и брюках.
- Ты за нас не беспокойся, - мрачно пробормотал Алан.
- Уж за тебя, человек-чёс, я точно не беспокоюсь.
Тимур с улыбкой посмотрел на него и лицо его просветлело. Алан выглядел просто безукоризненно, настоящий пай-мальчик: вместо обычных спортивок на нем были пиджак Хачика и темно-зеленая рубашка, выгодно подчеркивающая глубокий цвет его больших невинных глаз. Ну просто ходячее очарование! Взгляд Тимура пополз дальше по аккуратному серому костюму Вадика и оступился на Гиббоне и Атаре. Вот где реальная карикатура! Гиббон, эта груда мяса в трещавшем по швам пиджаке, с мордой непрошибаемой, как шлакоблок, очень забавно вписывался в роль жертвы женского коварства. А Атар - вообще ожившая ориентировка. Вроде и не дурак, но эта протокольная рожа со шрамом через всю щеку…
Тимур тоскливо покачал головой:
- Ну и харя! Тебя, по-моему, в зал без намордника не пустят.
Атар отвернулся, машинально ткнулся щупать в кармане сигареты, чертыхнулся и сунул в зубы спичку:
- Отвали от меня, Габарай. Мне и без твоих подъебок сейчас вилы.
- А что ты так нервничаешь, придурок?
Атар угрюмо глянул на него и, поддернув брюки, присел на корточки:
- Четвертая судимость, Аполлон - это тебе не первая...
Тимур с кривой ухмылкой шагнул к нему и слегка пнул ногой по ботинку, глядя сверху вниз:
- Встань, штаны помнешь.
Атар послушно поднялся. Габарай выдернул спичку у него изо рта, заправил под рубашку огромную цепуру, расправил воротник и недовольно оглядел результат:
- Нет, Варвар! Твою рожу только битой можно исправить. Так что лучше поменьше базарь, понял? Не мозоль глаза. А ты, - он остервенело ткнул пальцем в Гиббона так, что тот чуть не подпрыгнул,- Ты вообще хавало свое приеби! «Да», «нет», сечешь?
- Ага. Я же не дурак.
- Разумеется. Ни одного лишнего звука, Гиббон. Ни одного матюка. «Бля» - это тоже матюк. Отвечай только на вопросы, твои обезьяньи философствования там никому не нужны. Не вздумай какую-нибудь пургу мести. Рассказывай все, как есть: Бутаева Инга - девушка аморального поведения, а ты - самый добрый, честный, порядочный кударский ушлепок на земле, догоняешь?
- Да по-любому, - Гиббон удовлетворенно кивнул.
Сергей Сосланович глянул на часы и неуклюже хлопнул Тимура по руке:
- Пора, - сообщил он торжественно. - Идемте, ребята.
Они расправили плечи и двинулись к залу, как горделивая процессия...

                XXX

- Прошу всех встать, - голос секретарши проскрежетал наждачкой по голым нервам. Инга поднялась, придерживаясь руками за полированный стол. Ноги ее будто были сделаны из подтаявшего пластилина. Она постоянно ощущала на себе взгляды справа со скамьи подсудимых, но сама упорно не смотрела туда, опасаясь, что ее замутит от вида пятерых нахальных физиономий. Ненависть - вот чем дышал ее мозг! Ненависть была ее кислородом.
-…Рассматривается дело по обвинению Габараева Тимура Эльбрусовича, Атарова Аслана Юрьевича, Аветисян Вадима Степановича, Кокоева Алана Захаровича, Плиева Азамата Вахтанговича согласно статье Уголовного кодекса Российской Федерации 131, часть 2…
Инга прикрыла глаза и стиснула взмокшие ладони, слушая речь выпорхнувшего вертлявого обвинителя. Он говорил чрезвычайно много, туманно, поэтично, но даже такой дилетантке, как она, показалось, что это было не слишком убедительно. Странно… Вчера во время беседы с ней красноречия у него было как будто побольше... Инга подозрительно подняла глаза, но тут же отмахнулась от навязчивой мысли. Она давно никому не доверяла, но сейчас все козыри были у нее в руках и все улики - налицо. Этим скотам не отвертеться! Слишком поздно... Обвинитель представил заключения экспертизы и другие документы, без передыху меля языком. Инге почудилось, что в его болтовне было много лишнего, но, как ни странно, он ни слова не сказал о ее ранах и увечьях. Наверное, собирался оставить самые впечатляющие факты на закусь. Ему виднее...
Ингу вызвали для дачи показаний. Она встала, распрямила спину и пошла под прицелом множества любопытных глаз. Публика жаждала крови. Все предвкушали, как она, корчась от стыда и боли, будет рассказывать им о своей перееханной жизни. Что ж, они получат то, чего ждут!..
- Вечером 5 сентября 1997 года, - заговорила она твердым, спокойным голосом, - мы с моей подругой отправились на день рождения к нашей общей знакомой. Примерно в начале двенадцатого мы вышли из общежития и пошли пешком. Пройдя немного, мы остановились передохнуть, и тут появился темно-синий фургон «Мерседес» с номерами 979 АН 15 RU.
- Вы знали, кому принадлежит машина?
- Нет.
- Продолжайте.
- Машина остановилась, открылась задняя дверца, и мы увидели… Мы увидели, как что-то вывалилось оттуда… Это была маленькая девочка…
- Протестую! - Баллаев подорвался с места так, будто ему в зад разрядили обойму.
- Принимается, - судья поглядел на Ингу исподлобья. - Говорите по существу и придерживайтесь фактов.
Инга глянула на обвинителя:
- В общем, из машины выскочили пятеро парней, которые находятся сейчас на скамье подсудимых… И… - она запнулась.
- И силой заставили вас сесть внутрь, - подсказал он ей.
- Да.
- Что было дальше?
- Они отвезли нас по адресу, который вы называли, и…
- Принудили вас к сексу, - поставил он жирную точку, снова оборвав ее.
- Да, - Инга удивленно посмотрела на него. Он ничего не спросил у нее о попытках сопротивления, которым было море подтверждений, и не дал ей договорить. Надо полагать, он таким образом щадил ее, избавляя от болезненных подробностей? Она ощущала себя слегка сбитой с толку...
- И вот перед вами, - чуть ни зарыдал обвинитель - совсем молодая, хрупкая девушка, ставшая жертвой страшного, катастрофического падения человеческой морали! Закон должен защитить ее и сотни других женщин, которые оказались в таком же положении, но не обладают достаточным мужеством, чтобы рассказать об этом во всеуслышание!
Инга поморщилась: «Что он несет?»...
- У меня все, - пламенно закончил он, повергнув ее в шок.
 «Черт побери, а здесь попахивает заговором!» 
- Зато у меня не все, - она встала.
Он обернулся и злобно шикнул на нее.
- Что это еще за самодеятельность? Ну-ка, прекрати, ты все испортишь. Тебя еще вызовут.
Инга подумала и уселась. Если бы хоть в ком-то можно было быть уверенной! Ну почему она так мало соображает в этом суде и во всей этой жизни?!
- У защиты есть вопросы к потерпевшей?
- Да, ваша честь, - Сергей Сосланович Баллаев вышел из-за стола, покинув своих подопечных, приблизился к ней и громко откашлялся:
- Уважаемая Инга Владимировна, - с улыбкой начал он, и в голосе его послышались сатирические нотки. - Вы знали кого-нибудь из моих подзащитных до этого инцидента?
- Да, - угрюмо ответила она. - Габараева Тимура, Аветисян Вадика и Плиева Азамата. Мы учимся в одном ВУЗе.
- Испытывали ли вы к кому-нибудь из них чувство неприязни?
- Нет. У меня не было на это причин.
- А может быть, наоборот, вы симпатизировали кому-то из этих молодых людей?
Инга секунду колебалась, обдумывая ход его мыслей. Взгляд ее встретился с вопросительным взглядом Тимура, и тут же злость погасила все. Она отвернулась.
- Нет. Мы были едва знакомы.
- Хорошо, - адвокат удовлетворенно кивнул. - Инга, скажите, как у вас обстоят дела в материальном плане?
- То есть? - не поняла она.
- Достаточно ли вы обеспечены финансово?
«Куда это он клонит?» - Инга глянула на обвинителя, но попытки протеста тот не предпринимал.
- Более или менее обеспечена.
- Вас обеспечивают родители?
- Нет. Они погибли.
- Вы находитесь на попечении у родственников?
Она покачала головой.
- У вас есть какие-нибудь доходы, помимо стипендии?
- Я получаю небольшое пособие и подрабатываю.
Адвокат высокомерно усмехнулся и положил какие-то бумаги на стол судьи:
- Вот справки, в которых указаны все ваши доходы. Глядя на эти цифры, нетрудно сделать заключение о вашем материальном положении, как о крайне стесненном.
Он вдруг резко, эффектно, как профессиональный шоумен, обернулся к ней. Глаза его сверкнули.
- Вы - молодая девушка… - гипнотически затараторил он голосом змея - искусителя. Брови его взмыли вверх, стекла очков маняще поблескивали. - А вокруг столько соблазнов… Столько красивых вещей… Тяжело, не правда ли?
Инга молчала...
- Вы знали, насколько обеспеченными людьми являются мои подзащитные? - оглушил он ее.
Она в ужасе подняла глаза. Ну и ну! Он что, пытается обвинить ее в вымогательстве, что ли?!
- Меня это абсолютно не волнует, - выдавила она сквозь зубы, еле сдерживая злость.
- По крайней мере, думаю, вам известно, что Габараев Тимур - мальчик из достаточно зажиточной семьи, не так ли?
«Мальчик из зажиточной семьи!»... Ее передернуло:  «Мразь зажравшаяся!».
- Да, я знаю это.
- Громче, пожалуйста.
- Да.
Он заговорчески улыбнулся, обращаясь с вопросом, скорее, к судье, чем к ней:
- В таком случае… - понимающе зашептал он. -  Если вы так нуждались в деньгах, не могла ли у вас возникнуть мысль…
- Не могла!!! -  закричала Инга и двинула кулаком по столешнице. - Не смейте переворачивать все с ног на голову! Эти скоты меня изнасиловали! Изнасиловали!!! Вы понимаете, что это значит?!!
Адвокат просиял:
- Побольше уважения к суду, прошу вас. Ведите себя спокойнее.
...Инга осеклась и прикусила губу. Нужно держать себя в руках.
- Прошу прощения.
Баллаев, молниеносно перевоплотившись, деловито кашлянул в кулак:
- Инга Владимировна, расскажите, когда погибли ваши родители?
Она опустила голову, чувствуя, как снова начинает ныть старая, привычная рана в груди:
- В 92-м году, во время осетино-ингушского конфликта, - отчеканил ее глухой голос.
- Вам тогда было...
- Тринадцать лет.
- Тринадцать лет! - Баллаев обернулся к судье с грацией классического танцора. - Именно тот возраст, когда начинают формироваться моральные устои человека. Ребенок в этом возрасте, как никогда, подвержен тлетворному влиянию среды. Именно близкий человек должен в этот период помочь подростку разобраться в том, что есть истинные ценности и направить на дорогу принципов, морали и человеческого достоинства. Такого человека не оказалось рядом с этой девочкой, и она покатилась, как говорится, по пути наименьшего сопротивления. Это большая трагедия для девочки - оказаться в такой сложный момент без главного друга и наставника, без матери, которая объяснила бы ей сущность понятия “женщина”, рассказала бы, что такое целомудрие… Но тринадцатилетняя Инга оказалась предоставлена сама себе, так?
- Нет, не так!
- Не так? - он улыбнулся ей всезнающей улыбкой,- А как было? Расскажите, вас воспитывали родственники?
- Нет. У меня не осталось толком… Нормальных родственников. Меня воспитывали наши соседи.
- Ах, соседи! - фальшиво спохватился он и тут же залязгал, как робот:
- Вы были шестым ребенком в этой семье! Что уж там говорить, если они даже не прописали вас в своем доме, даже не потрудились толком оформить документы на удочерение! У родителей, наверное, было совсем мало времени. По крайней мере на вас!..
Инга почувствовала, как затрясся ее подбородок. Самое ужасное то, что этот человек говорил правду.
- Никто эту девочку не контролировал, - давил ее адвокат, как медленно, наслаждаясь хрустом, раздавливают жука. - Мы, естественно, можем лишь догадываться о том, какую жизнь она вела, тем более что нам указывают на это некоторые факты из ее биографии, - он распахнул смертоносную папку. - В восьмом классе Бутаева Инга была исключена из школы за… хулиганство! Да, да! Эту милую, невинную девочку выгнали из школы за хулиганство!..
Инга отвернулась и закрыла глаза. Вот это да! Этого она не предусмотрела. Вот, значит, как они работают! Сейчас обольют ее грязью с ног до головы, выволокут все гнусные, лживые справки из ее прошлого и выставят полной мразью! Не погнушались даже приплести ее родителей...
Сергей Сосланович несколько минут увлеченно зачитывал порочащие ее отзывы из школы и отрывки из ее характеристики, в которых наиболее полно раскрывалась ее аморальная сущность.
Народ в зале был под великим впечатлением! Инге показалось, что на нее сейчас посыплются плевки со всех сторон...
Баллаев с плохо скрываемым триумфом повернулся к подзащитным:
- Вы только посмотрите на этих ребят, - он указал на них коммерческим жестом. - Настоящие орлы! Красавцы! Один лучше другого! Любой студент университета, любой человек, знающий их, подтвердит вам, каким успехом они пользуются у противоположного пола! Неужели вы поверите, что таким парням нужно было идти на преступление, прибегать к насилию, чтобы провести время с девушками?! Нет, они никого не насиловали! В чем же мы их обвиняем? В том, что является самой естественной вещью для их возраста... Все мы были молоды. Это обыкновенные, нормальные, здоровые парни. Им просто понадобились девушки на одну ночь и не составило труда таковых найти: ими оказались Инга и ее подружка, о которой она сама упоминала. Заметьте, у второй девушки почему-то не возникло мысли обращаться в суд! Потому что обвинения, выдвинутые Бутаевой,  - абсурдны, и кроется за ними совершенно другое. У меня есть свидетели, жители близлежащих домов, которые подтвердят, что девушки совершенно добровольно садились в машину. Странно, и это при том, что истица утверждает, будто она не знала, кому принадлежит данный автомобиль... Так что не знаю, кого мы тут должны обвинять: этих мальчишек за их естественные слабости, или эту якобы потерпевшую за ее циничную ложь... Можно, конечно, посочувствовать ей за ее тяжелую юность, но ничто не дает ей права обращаться с людьми и с законом подобным образом!..
Зал угрожающе зашуршал.
Инга повернула голову и припечатала взглядом обвинителя. Значит, у защиты есть свидетели, которые видели, как она и Марина прыгали к этим мальчишкам в машину! А почему же у них нет свидетелей, которые бы рассказали, как Марина валялась на тротуаре, а один из «орлов» пинал ее ногами; как она, Инга, металась по улице и звала на помощь; как Атар заволакивал ее за волосы в машину?!! Или этого всего не было?!! Или это плод ее больной, извращенной фантазии?!!
...Дальше все развивалось по отполированному сценарию. Инга наблюдала за всем со своего места, и тысяча противоречивых чувств раздирала ее изнутри. Если бы у нее была с собой ракетная установка, она бы разнесла весь этот цирк ко всем чертям! Если бы у нее была веревка, она, не задумываясь, вздернулась бы на центральной люстре! Если бы у нее был велик, она бы вскочила на него и неслась, неслась, растворяясь в ослепительном блеске кавказского солнца, вдыхая бешеный ветер свободы, крутила бы, крутила педали, пересекая поля, сминая горы, выпуская кишки всему живому; она сумела бы умотать далеко-далеко отсюда, она сумела бы где-нибудь быть счастливой!..
Свидетели один за другим давали показания о том, что они обозревали из своих окон: как две девушки ждали кого-то на тротуаре, как подъехал синий «Мерседес», как эти две жизнерадостные шалавы с хохотом и громкими приветствиями сели в машину... Каждый из этих персонажей отхватил свой дешевый кусок пирога, который без труда состряпали Габараев-старший, Сергей Сосланович Баллаев и другие предприимчивые личности...
Защита вызвала для дачи показаний Ирину Габуеву,  студентку экономического факультета СОГУ. Девица сверкала, как новогодняя елка, наряженная по последнему писку «фаллоевской» моды.
- Ирина, - начал Сергей Сосланович, - хорошо ли вы знали подсудимых?
- Достаточно. Особенно - Тимура Габараева, - она повернула свою налакированную пергидрольную голову в сторону пацанов, и уши ее порозовели. Тимур внимательно, с интересом слушал ее, чуть подавшись вперед. В глубине его проницательных глаз тлела страсть, адресованная ей, только ей! Губы были чуть разомкнуты, словно предвкушая поцелуй. Ира, как завороженная, смотрела в звездное лицо, и знакомые мурашки толпами неслись под бархатной кофтой.
- Тимур… Это необыкновенный человек, - заговорила она проникновенно. - Я не знаю второго такого честного, доброго, искреннего парня. Это настоящий, преданный друг, готовый в любую минуту прийти на помощь. Это настоящий джентльмен! Он относится к девушкам с глубочайшим уважением и нежностью, и я никогда не поверю, что он способен на такое преступление. Он никогда не обидит кого-то слабее себя! Это на редкость щедрый и самоотверженный человек, настоящий мужчина! Любой подтвердит вам мои слова!.. 
Тимур поощрил ее улыбкой, и она вся заискрилась. В глазах ее вспыхнули несгибаемая решимость и готовность свернуть горы.
- А каковы были его взаимоотношения с потерпевшей?
- Да никаковы! Он ее даже не замечал. Девушки гроздьями висели у него на шее, какое ему было дело до этой облезлой потаскушки?!
...Инга глупо улыбнулась. Мысли начинали путаться у нее в голове. Ее мозг напоминал огромный кишащий муравейник.
- Нет вопросов, - в очередной раз услышала она рядом с собой. Обвинитель повторял эту фразу, как заведенный. «Какого черта он вообще здесь делает?!!»... Инга посмотрела на тощую папку в его руках, и до нее вдруг дошло, что он не собирается добавлять больше ни слова к той чуши, которую наболтал...
Инга уронила голову на руки. Какое-то время она ничего не видела и не слышала, будто зарывшись в песок.

                XXXI

...Она не знала, как долго пребывала в этом состоянии, но в какой-то момент до нее долетел далекий голос, назвавший родное имя.
-…Дзгоев Марат приглашается для дачи показаний.
Инга подняла лицо, словно пробудившись от сна. Невысокий, коренастый, широкоплечий пацан  уверенно двигался по проходу. Марик?!! Откуда он тут взялся?!! Она не поверила своим глазам. Сердце ее сделало перебой, и Инга вдруг с дрожью осознала, что спасена. Ее защитник, ее дорогой друг был рядом, и теперь она знала, что он не оставит камня на камне от всего того поклепа, который они на нее возвели! Марик расскажет всю правду!..
Он встал прямо напротив с решительным, сосредоточенным лицом, даже ни разу не взглянув на нее... На сцене снова возник Сергей Сосланович.
- Вы близкий друг Бутаевой Инги, не так ли?
- Да. Я ее лучший друг.
- Вы студенты одной группы?
- Да.
- Должно быть, вы в курсе всех ее дел?
- Да, наверное.
- Она говорила вам о своем отношении к подсудимым?
- Нет. Они не были хорошо знакомы, но… - он на секунду замолчал. Инга напряженно вглядывалась в его лицо, - но Инга спала с половиной университета, и, думаю, эти пацаны были бы не худшим вариантом.
...Инга зажмурилась. Колючий, обжигающе - ледяной вихрь настиг ее, и кровь застыла во всем теле...
- Говорила ли вам Инга, что собирается встретиться с подсудимыми 5 сентября?
- Да.
- То есть их встреча не была случайной?
- Нет.
- Каково было ее материальное положение в тот момент?
- Крайне плачевное, - Марик посмотрел в сторону скамьи подсудимых. Пацаны слушали его с великим наслаждением. Тимур спокойно кивнул ему, не меняясь в лице. Сражение для него было выиграно.Хотя какое там сражение, так, небольшая потасовочка... Инга была достаточно стойким противником, надо отдать ей должное. Но она не знала правил игры. Слишком упрямая, слишком бесхитростная… Тимур нежно улыбнулся… Слишком уязвимая… Он почти ежеминутно поглядывал не нее, и что-то внутри него каждый раз вспыхивало ярким пламенем, как от потока кислорода. Теперь он видел, что она в нокауте. Лицо ее слилось по цвету со стенами, а эта очаровательная злоба, которая так ей шла, потухла в глазах. Она превратилась в ничтожную, расплавленную на солнце медузу... Тимур все предвидел. Марик был его «роялем в кустах». Он знал, что это станет для нее последним, сокрушительным ударом, после которого она вряд ли оправится. Хотя кто знает? Время показало, что она живучее кошки...

- Габараев Тимур Эльбрусович, - наконец прочитал судья после долгой бессмысленной болтовни, и он вышел из-за стола - грациозный, элегантный, излучающий океан шарма. Фемида была у его ног. У ног красивейшего из богов.
- Где вы были вечером 5 сентября?
- Мы с друзьями катались по городу на машине моего отца, - его звучный, дурманящий, ласковый голос потек над залом, заполняя каждый угол, каждую щель. - Мы решили устроить маленький праздник в честь выходных, - он чарующе улыбнулся. - Уик-энд такой...
- И как долго длился этот ваш «уик-энд»?
- Примерно с девяти вечера до пяти часов утра.
- И вы все это время ездили на машине?
- Нет, разумеется. Около двенадцати мы заехали на проспект Коста, где договорились встретиться с Ингой, а потом все вместе поехали в сауну.
- И чем вы там занимались?
- Чем мы занимались? - Тимур стыдливо улыбнулся и кашлянул. Боже, как мастерски он умел изображать это милое смущение! - Ну… Мы выпили… Расслабились…
- Вы были в нетрезвом состоянии?
- Скажем так, слегка под кайфом.
- Вы употребляли еще и наркотики?
- Я этого не говорил.
- Хорошо, вы были в состоянии контролировать свои действия?
- Да, вполне, - Тимур сцепил пальцы рук, спокойно глядя на обвинителя.
- Значит, вас было пятеро парней и всего две девушки, так?
- Так.
- Какой характер носили ваши действия?
- Какой? - Тимур еле подавил смешок. - Очень даже симпатичный характер.
- Конкретнее.
- Конкретнее, мы совершили гетеросексуальный половой акт. Вам подробно описать эту процедуру?
- Девушки оказывали вам сопротивление?
Тимур с улыбкой посмотрел на Ингу:
- Да нет, зачем же! Мне кажется, их в нас все устраивало.
- Значит, все было так замечательно... И тут Инга подает на вас в суд. Как вы это объясняете?
- У нас возникли некоторые разногласия уже после всего этого.
- Что за разногласия?
- Из-за денег. Инга сказала, что ей нужны деньги и что она их получит от меня. В принципе я был бы не против, если бы она сделала это в несколько другой форме.
- А в какой форме она это сделала?
- Ну, это выглядело вроде как угроза. Мне что-то не совсем эти вещи понравились. Нам было очень неплохо вместе, а тут она стала говорить, что подаст в суд на меня и на пацанов, обвинит нас в изнасиловании и, естественно, поставит крест на моей карьере юриста.
- При вашем разговоре были свидетели?
- Нет, мы говорили наедине.
- Вы ей отказали?
- Да, как видите.
Тимур пожал плечами. Все-таки его обаяние казалось каким-то сверхъестественным: было заметно, что половина зала с потрохами купилась на эти штучки.
- Тимур Габараев, вы признаете себя виновным в этом преступлении?
Он снова обратил свой открытый взгляд на Ингу, выдерживая театральную паузу. Их глаза встретились. По его губам неуловимо мелькнула улыбка. Они пялились друг другу в глаза, казалось, целую вечность, и все, обмирая, ждали его ответа. Не хватало только барабанной дроби. Даже воздух в зале как будто стал влажным от волнения.
- Нет, - наконец отрезал Тимур. - Я невиновен, - он прямо и дерзко смотрел ей в лицо, и во взгляде не было ни дрожи, ни тени, - Бутаева Инга пошла на связь со мной по своей воле. Так же, как и с моими друзьями.
- Благодарю, - обвинитель отправился на место с видом человека, исполнившего свой долг в безнадежном деле.
...К Тимуру подскочил Баллаев.
- Ты молодец! - он бодро затряс его руку. - Ты…
- Сейчас, - перебил его Габарай, - вызовите Азамата. Чтобы не маячил, пусть скорее уйдет со сцены. Потом… - он обвел взглядом пацанов, - потом - Вадика. Он толковый тип, сам знаешь. Кокоева оставишь на закусь. Пусть его последним допрашивают. Он тут всех заболтает и очарует, я ему в этом смысле и в подметки не гожусь.
- Уверен? Он, по-моему, сам не свой от страха.
Кокой, почувствовав на себе взгляды, повернул в их сторону мертвенно-бледное лицо. Тимур не сдержал улыбку:
- Уверен. В нем я уверен даже больше, чем в себе...

Все  вышло лучше,  чем они  могли   предположить. Гиббон благополучно давал заученные ответы на заученные вопросы. После него вышел Вадик в своем правильном сером костюме, аккуратный, уравновешенный, благоразумный - воплощенный положительный герой, ожившая добродетель! Тимур буквально заслушался его показаниями. Все-таки это был человек с незаурядными мозгами.
Но еще больше всех поразил Атар. Варвар явно был в ударе. Никто и не подозревал о таких выдающихся ораторских способностях, а тем более о том, что он умеет произносить подряд столько слов, не связывая их ни одним ругательством.
- Ты только послушай, как красиво наш Варвар поет, - усмехнулся Габарай, пихая Хачика локтем.
- Да он готов хоть стихами, Шекспировским стилем зажужжать, лишь бы отмазаться!..
По мере того как Атаровская речь подходила к концу, пацаны расслабились, откинулись на спинки стульев, стали подшучивать и хихикать. Только Алан по-прежнему сидел, стиснув зубы, бледный, напряженный.
- Кокой, ты что, мандражишь? Я в шоке!
Алан молчал, угрюмо таращась в пустоту.
- Успокойся. Все прекрасно.
- Ничего прекрасного в этом нет.
- Считай, что все уже кончено. Если бы было с собой шампанское, можно было бы открыть прямо здесь, отпраздновать нашу победу!..
Алан отрешенно покачал головой, как будто бы не слышал его.
- Сесть на столько лет… Господи, помилуй! Я даже мать не успею похоронить.
Тимур прыснул:
- Ты что, сдурел?! Очнись и посмотри туда, - он кивнул в сторону судьи. - Они же там все без ума от нас!
Алан отвернулся, промолчав...
К тому времени, когда Кокоя вызвали, к нему, вроде, вернулись спокойствие и нормальный цвет лица. Тимур подбадривающе, легко толкнул его кулаком под столом:
- Давай, Кокой. Иди, сделай контрольный в голову.
Алан с безразличием протиснулся мимо него и вышел.
- Чертов малолетка! - Атар наклонился к Тимуру. - Что это с ним такое?
- Обычное дело. Первый суд за его вонючие шестнадцать лет. Никак не может поверить, что мы уже практически отвертелись!..

- Алан, Габараев Тимур когда-нибудь упоминал при вас о своем разговоре с Бутаевой Ингой?
- Нет. Думаю, он просто не предал значения ее угрозам. Я бы и сам никогда не подумал, что она решится на такое.
- Расскажите, как вы провели вечер 5 сентября.
- Я пришел из школы домой. Около девяти подъехали Тимур с Асланом, предложили прокатиться, - Алан говорил спокойно и гладко, глядя остановившимся взглядом прямо перед собой. Он не смотрел ни на пацанов, ни на Ингу, ни на адвоката, словно разговаривал с кем-то невидимым. - Я согласился. Мы заехали сначала за Азаматом, потом за Вадиком. Пару часов просто катались по городу, потом заехали на проспект Коста, где подцепили этих девушек, Ингу и ее подружку, и поехали в сауну... - Алан запнулся. Его лицо внезапно помрачнело.
- Вы были знакомы ранее с Ингой?
Алан молчал, уставившись в пол.
- Алан!
Кокой не отвечал. Он смотрел куда-то вниз отрешенным взглядом, полным изумления, словно уже покинул этот мир, и, воспарив над землей, увидел самую суть, ядро жизни.
На скамье подсудимых зашушукались. Адвокат начал нервничать:
- Вы были знакомы…
- Нет, - резко ответил Алан, - не был.
Баллаев прочистил горло:
- Свидетель Габуева Ирина охарактеризовала истицу как девушку легкого поведения…
Алан вдруг поднял злые глаза. В них появился странный жизнерадостный блеск. В мгновение ока на его бледных щеках, как два ярко-алых цветка, расцвел больной румянец:
- Да тварь она, твоя Ирина! Сука она!..
...По залу прокатился удивленный вздох. Инга в трансе подняла опешивший взгляд и посмотрела на Алана, не веря собственным ушам. Все трое пацанов на скамье подсудимых рывком подались вперед, только один Тимур громко выдохнул и медленно осел на стуле. Баллаев повернулся спиной к залу, лицом к Алану и, корча выразительные рожи, яростно забормотал:
- Ты что, рехнулся, что ли?
- Дешевая сука, - повторил Кокой еще громче и отчетливее. - Мерзкая, п**длявая универовская сука!..
Баллаев беспомощно обернулся к Тимуру со слезами в глазах.
- Я не верю ни одному слову, - продолжал Алан, - Ни тому, что она про нее говорила, ни тому, что этот ушастый мудозвон... Если бы Инга была такой отъявленной шалавой, то я наверняка бы ее знал!..
...В зале началась настоящая буря. Инга смотрела на Алана во все глаза. Но он по-прежнему не обращал внимание ни на кого и ни на что, словно изливал душу незримому собеседнику...
- Я думаю... - вновь заговорил Кокой, игнорируя шум в зале, - я думаю, что она вообще была целочкой… Ну… До тех пор, пока Габарай ей не засадил...
Инга закрыла лицо руками.
- Дебил!!! – заорал, не выдержав, Атар, но его крик потонул во всеобщем гудении. Все повскакивали со своих мест. Судья начал изо всех сил колотить молотком. Баллаев бросился просить перерыва...
Алан встал, распрямился и обвел зал глазами, будто римский император на своем троне перед беснующимся народом.
- Я признаю себя виновным!!! - крикнул он, стараясь заглушить толпу. - Я трахал ее так же безжалостно, как и остальные!..
Почти в тот же момент судья объявил перерыв. Алана мгновенно уволок куда-то Баллаев вместе с пацанами. Те накинулись на него, как стая диких собак. Все, кроме Тимура. Габарай остался в стороне. Лицо его, казалось, превратилось в каменную маску...
Инга больше не видела ничего. Глаза заволокли слезы... Она обессилено положила голову на полированный стол и разрыдалась...

                XXXII

Заседание возобновилось через полчаса. Все входили обратно в зал, нервные и изведенные.
Пацаны заняли свои места, и через минуту адвокат привел Кокоя, походившего теперь на бесплотное приведение. Баллаев грозно сжимал его локоть, внушительно нашептывая что-то на ухо. Тот еле переставлял ноги и безучастно кивал, как заведенная кукла.
Адвокат несколько раз выбегал куда-то с телефоном, затем подбегал к Габараеву-старшему и оживленно о чем-то совещался. Баллаев сильно суетился и весь взмок от напряжения.
Эльбрус Георгиевич хмурил брови, теребил «Ролексы» на мохнатом запястье и недовольно косился на сына... Тимур же теперь не видел ничего вокруг, казалось, что все происходящее, всеобщий психоз и истерика, отчаяние и надежда никак его больше не касались. Он сидел, спокойно откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы рук, мрачный, как свинцовая туча. Он словно уже знал свой неотвратимый приговор, и взгляд у него был безразличным и опустошенным, как у смертника...
Дальше стало твориться что-то фантастическое! Защита опять вызвала Вадика, единственного из пятерых, кто сохранял самообладание и ясность мысли. Он вместе с адвокатом начал вести долгие, умные и уклончивые дипломатические речи. Судебный процесс превратился в откровенную бездарную комедию... Наконец после никчемных бесед в очередной раз ударил молоток. В-точности, как на аукционных торгах...

...Их, все-таки, оправдали. Пацаны радовались, как малые дети. Они тут же кинулись обниматься, забыв обо всем.
- Фу ты, господи! - причитал Атар. - Я уже думал, что это жопа. Полная жопа!
- Да уж! Молодой нам нервы конкретно потрепал. Артист, блин! - Вадик, нервно смеясь, ухватил Кокоя за затылок. - Иди сюда, придурок! Сам, наверное, не осознаешь, как тебя пронесло!..
Габарай молча встал и начал пробираться к выходу. На лице его по - прежнему не было ни единой эмоции. Он наспех пожимал чьи-то протянутые ему руки, рассеяно кивая в ответ на многочисленные поздравления... Пацаны вышли следом за ним.
...На улице уже начинало темнеть. Атар с удовольствием закурил, делая устрашающе-жадные затяжки.
- Свобода, вашу мать! - восторженно пробормотал Гиб. - А Кокоев - долбень, борщнул в понятиях!
- Это мягко сказано! - Атар с ненавистью глянул на Алана. - Ты, тварь вонючая, тоже нашел время выпендриться!
- По мозгам бы тебе за это дать, гнида!
- Да радуйся, что все так обошлось. Если бы из-за тебя мы все влетели, я бы тебя прямо в зале утрамбовал, падла! - Атар схватил его за лицо и пихнул в сторону. Алан с трудом устоял на ногах, шатаясь, как на шарнирах. Он выглядел совершенно потерянным.
- Устроил, тоже мне, мыльную оперу! Отхвати теперь, ту****ень малолетний!
На него тут же с разных сторон посыпались пинки и подзатыльники.
Габарай вдруг круто повернулся к ним:
- А ну, отвалите все от него!!! - он ухватил Атара за горло и оттолкнул так, что бычок вылетел у того изо рта.
- Ты чего, бля?! - Атар с досадой всплеснул руками, - Ну давай, вписывайся за него! Мало его говна похавал?!!
- Защелкни свое хлебало, Варвар, - он окинул всех неприязненным взглядом. - И вы все тоже! Он всего лишь сказал правду...
Тимур коротко взглянул на Алана и тут же поспешно отвернулся:
- Пошли.
Он двинулся вперед. Пацаны молча устремились за ним по направлению к тоскливо белеющему в стороне «Понтиаку»...

                XXXIII

Слева одинокий фонарь рассеивал вокруг робкие крупинки зеленоватого света. Они пошли мимо ограды, вдоль угрюмых бетонных домов, устало глядящих тусклыми, болезненно-желтыми окнами. В этом районе все казалось глухим и безжизненным, как после эпидемии чумы... Тимур вел их все дальше и дальше в глубь молчаливых дворов. Пять длинных несуразных теней быстро скользили в кровавом сиянии последних лучей умирающего дня: Габарай шел впереди, сразу за ним - оживившийся Алан, последним плелся Вадик...
Пацаны остановились около длинного ряда гаражей. С двух сторон тянулась металлическая сетка, и они оказались в тупике.
Как по команде, не говоря ни слова, Тимур и Кокой скинули пиджаки, обнажив свои наглаженные рубашки. Пацаны окружили их безмолвным кольцом...
Последний луч блеснул с запада, где между двумя горами, похожими на изгибы девичьей груди, тонкий ободок солнца пылал ярко и горячо, как свежая рана...
Алан глубоко вздохнул и дернул ворот рубашки, словно от распирающего волнения ему не хватало воздуха. Пуговицы осыпались, и на груди блеснул маленький золотой крестик.
Они, как обычно, начали нарезать круги друг вокруг друга, как принюхивающиеся звери. Мягкий фиолетовый мрак все больше сгущался, обволакивая их и иссякая лица причудливыми тенями, будто языческими татуировками.
Тимур не бил, и Алан нанес удар первым. Несильный, но меткий - прямо в переносицу. Габарай слегка качнулся, но не отреагировал. Злости у него не прибавлялось, какая-то отчужденность была во всех движениях... Алан ударил снова. На этот раз Тимур увернулся и долбанул его ногой в живот. Достаточно хило. Странно было наблюдать за такой апатией, обычно в драке никого не было азартнее него!..
Помесившись с ним несколько минут в борцовском духе, Тимур изловчился и резко заехал Кокою в бок. Алан  успел отскочить и тут вдруг нанес красивейший удар левой, такой мощный, что, показалось, в вечерней полутьме искры полетели от Габараевской башки, как от разбитого костра. Тимур грохнулся на колени, но тут же поднялся, цепляясь за шершавую поверхность ржавого гаража. Кровь хлестала ручьями из носа, расползаясь по ослепительной белизне его рубашки.
Алан вздохнул полной грудью, упиваясь триумфом. Казалось, для него не было в жизни большей радости, чем наблюдать эту картину. Габарай вскинул голову, зажимая рукой нос, и посмотрел на Алана слезящимися от боли глазами. Его взгляд в эту секунду был  не таким как обычно: не было ни  насмешки, ни хищного прищура, ни стальной уверенности - он смотрел спокойно и печально, с легким оттенком удивления...
Алан шагнул к нему и двинул правым крюком, потом левым, еще, еще и еще раз… Тимур мотался из стороны в сторону, Кокой все напирал и напирал, молотя его по скулам, челюсти, носу, вискам… Габарай все отступал и вдруг остановился, уперевшись спиной в прохладную дверь гаража. Алан загнал его в угол. Пацаны напряженно застыли.
В воздухе блеснуло что-то маленькое, темное, гладкое, и все тут же ахнули. Алан подался назад. Ему в лоб дышала черная ноздря Габараевского ТТшника.
- Габарай… - опасливо заговорил, было, Атар, но тут же запнулся. Кто бы мог подумать!..
Около минуты все стояли молча, не шевелясь, и как завороженные, пялились на заряженный ствол в твердой руке Тимура...
Наконец вожак заговорил.
- Ты, конечно, говно, Кокой, - произнес он устало, но внятно, чеканя каждое слово. - Да… Говно, какого свет не видел. И я желаю тебе сдохнуть в муках, Кокой, за то, что ты такой гондон… - он на мгновение задумался, чему-то горько усмехаясь. - Добился-таки своего, падла… - он глубоко вздохнул, и рубашка, расписанная черными пятнами, расправилась на его  груди. - Но я дам тебе еще один шанс. Я свою душу топтал, если я знаю, почему… Но я тебе его дам… Последний шанс, Алан. Держи! - он разжал пальцы и бросил ему заряженный пистолет. Все, затаив дыхание, наблюдали за тем, как он поднялся в воздух, сверкнул, кувыркнулся и полетел в руки Кокоя. Алан, спотыкаясь, судорожно кинулся ловить его в обе ладони, стараясь не задеть курок.
- Ты с ума сошел, дебил?! - завопил он. - Что ты творишь?!!
Тимур даже не повел бровью и так же спокойно продолжал:
- Это твоя последняя возможность доказать, что ты чего-то стоишь. Что ты способен на что-то, кроме чмошества. На настоящий честный поступок. Черное или белое, Кокой. Ты же знаешь… Я не различаю полутонов.
Он снова обратил на него свой обнаженный, поблескивающий металлом взгляд. На его лицо падали кружевные тени от ограды...  Лицо, привычное с детства, ошеломляюще  родное…
- Стреляй, - тихо произнес он. Алан направил на него ствол и почувствовал, как по телу пробежали мурашки, - то ли от страха, то ли от волнующего предвкушения, то ли от жгущего грудь сгустка горячей братской любви. Тимур выжидающе смотрел на него из темноты, глаза его мягко мерцали, грудь медленно, размеренно вздымалась от спокойного, глубокого дыхания. Алан мысленно отметил с левой стороны крестик... И вдруг его мишень - широкая грудная клетка - раздвинулась, распахнулась, разверзлась. Он отчетливо представил себе сердце - горячий кровавый комок, который сокращался, дергался, жил, гнал кровь по венам... Весь этот сложный, гениальный механизм: легкие, желудок, печень, почки, артерии, тысячи тончайших капилляров - все раздувалось, сжималось, гудело, стучало, неустанно двигалось, переплеталось между собой и было переполнено жизнью!..
- Стреляй, - снова повторил до боли, до слез знакомый голос.
Алан судорожно сглотнул и невольно отступил назад. Узкий розовый серп осветил его лицо. Тонкая цепочка ослепительно загорелась на шее алым порезом. Кокой стиснул зубы. Все, чего он хотел - чтобы земля сейчас треснула под ними и заглотила в свою огненную утробу всех их пятерых.
- Черт… Как же я тебя ненавижу, - пробормотал он, и желваки заходили ходуном на его скулах.
- Вряд ли…
Пистолет заметно трясся в руке:
- Твое место, Габарай, в самом поганом дерьме, какое только есть.
Тимур усмехнулся:
- В еще большем, чем сейчас?
- Да. В аду.
Губы Тимура дрогнули.
- Стреляй, Кокой. Все в твоих руках. Стреляй и не крути мне зря яйца...
Алан дышал нервно, прерывисто, со свистом.
- Почему это я должен делать то, что ты говоришь?
- Потому что ты - вонючее ничтожество.
- И такое ничтожество должно пристрелить тебя?
- С сегодняшнего дня, Кокой, мы больше никто друг для друга. Если ты сможешь сделать это, уверяю, ты сможешь по жизни все. Я просто даю тебе выбор. Докажи свою силу...
Алан снова сглотнул. Его лицо все больше бледнело. Вокруг неправдоподобно расширенных зрачков остались только тонкие мутно-зеленые ободки.
- Ты сам понимаешь, какую несешь чушь?! Боевиков, что ли, насмотрелся?!
- И ты не хуже меня понимаешь, говнюк, - Габарай посмотрел на него умоляюще. - Стреляй, Алан. Не сри мне в душу!
...Откуда-то доносилась странная, едва слышная дробь. Это Аполлон барабанил пальцами по гаражу сзади себя... Все-таки он был не богом, а обычным человеком. Обычным девятнадцатилетним пацаном.
- Да пошел ты!!! – наконец по-идиотски взвизгнул Кокой, почти плаксиво, как оскорбленная девица. Он истеричными, дерганными движениями стал разряжать пистолет с таким ожесточением, словно выдирал кадык из Габараевской глотки. Пистолет улетел в темноту, и почти в ту же секунду Тимур не спеша отделился от гаража. Лицо его полностью скрылось в тени. Он попер на Алана, как огромная, несокрушимая машина. Кокой не отступил и, сжав кулаки, приготовился к атаке. Никто бы не смог объяснить, почему, но теперь это все выглядело смешно и нелепо, как если бы он ставил свои блоки перед надвигающимся танком.
Габарай, не пройдя и пару метров, с размаху двинул ему ногой в солнечное сплетение, так, что Кокой скрутился и скорежился, как зажеванная магнитофонная лента. Затем начищенный до глянца ботинок снова блеснул в густеющем мраке и с треском вонзился ему в подбородок. На отглаженные брюки Тимура опять брызнула кровь. Теперь уже - чужая. Следующий удар последовал молниеносно, Алан завертелся, как волчок, подавляя крик боли...
Тимур двигался идеально четко, как автомат. Бесчувственный, непобедимый механизм. Кокой схватился руками  за лицо, и пальцы его стали липкими от крови. До него дошло, что Габарай разворотил ему пол-рожи. Тут же ему стало нестерпимо горячо, не то от этой остро мелькнувшей мысли, не то от новой ослепительной вспышки боли... Перед глазами замелькали чудовищно-яркие малиновые и салатные пятна. Пальцы на руках теперь были сломаны. Сквозь радужные кольца он увидел лицо Габарая и ему вдруг вспомнились фонтаны взрывавшихся фонарей, осколки, летящие, как драгоценные брызги в ночной тишине, и бешено крутящиеся колеса... Новый удар сбил его с ног.
Тимур все напирал и напирал. Пацаны следили за каждым его шагом остановившимися глазами. Алан с трудом, корчась, поднялся на ноги, чтобы снова рухнуть на землю от очередного удара. Тимур втащил ему каблуком по горлу. Кокой захрипел, закашлялся, отполз и опять поднялся. Разбитое, залитое кровью лицо выражало злое, ребячье упрямство. Еле держась на ногах, Алан вызывающим харчком сплюнул кровавую жижу с осколками зубов и снова бросился на Тимура. Его ослабевший кулак взметнулся, как подстреленная куропатка. Он бил, уже не целясь, ничего не видя перед собой. Габарай увернулся и поймал его руку. Все произошло молниеносно, как один мелькнувший кадр. Он чуть поддернул брюки, нога его взлетела вбок, и тут послышался оглушительный хруст ребер...
Неожиданно для самих себя пацаны, все, как один, поморщились. Вадик заметил, как стоящий рядом Атар нервно провел по лицу рукой и отвернулся. Этот звук они все слышали тысячу раз и тысячу раз видели, как Габарай дробил кому-нибудь кости... Но теперь было совсем другое дело. Совсем другое! Алан был одним из них, таким же, как они. И это хрустели его ребра и его кровь заливала грязный асфальт в темном переулке! И подыхал он от ударов человека, который любил его так, как больше ни одна душа в его никчемной жизни...
Кокой отлетел и навалился грудью на ограждение, цепляясь  за него скрюченными  в судорогах пальцами. Тимур стал долбить его сзади по почкам. Алан извивался, как какой-нибудь сказочный кентавр, его грудь ритмично ударялась о звенящую сетку. Габарай все не останавливался, и из подавленных стонов, наконец, вырвался хриплый вой:
- Габо!!! - Алан, корчась, из последних сил стиснул пальцами металлические прутья... Габарай будто ничего не слышал. Он все наносил и наносил свои мастерские, отточенные удары по почкам и позвоночнику, пока Алан не сполз на землю. Рука в разодранном манжете откинулась в сторону, и из уголка губ по асфальту черной тоненькой ниткой протянулась кровь.
Пацаны пялились, как загипнотизированные, на эту причудливую линию, на запрокинутую голову, вывихнутые пальцы, распахнутую на груди рубашку - это вроде все еще был их Алан и в то же время кто-то совершенно незнакомый...
Габарай опустил ресницы и равнодушно посмотрел на лежащее у своих ног тело. Все тупо молчали. Тимур спокойно перешагнул его, взял свой пиджак, закинутый на ограду, и, пройдя между ними, направился назад той же дорогой, которой вел их сюда.
- М-да… - почти беззвучно выдохнул Атар. - Ну и душок, черт дери!..
Вадик проводил глазами удаляющийся во мраке силуэт и снова посмотрел на Алана. Лицо его мягко светилось в полумраке каким-то умиротворенным ангельским светом. На окровавленных губах застыла улыбка... Вадик вдруг понял, что он еще даже толком не брил бороду. Все-таки малолетка. Слишком отчаянный, чтобы довести дело до конца...
Вадик подобрал в траве Габараевский ствол, зажег сигарету и пошел по пустынной дороге.
- Ты за ним, да? - со странной интонацией окликнул сзади Азамат.
Вадик обернулся через плечо:
- А вы нет?
Атар и Гибб, словно очнувшись, встряхнулись, поправили пиджаки и закивали:
- Да...

ЧАСТЬ 3

                I

Для Инги все последующие дни превратились в жестокий тест на выживание. Ее популярность в маленьком провинциальном городе, живущем и питающемся сплетнями, достигла просто галактических масштабов. Это был натуральный кошмар наяву, дурной сон, который никак не заканчивался и преследовал ее повсюду...
От последних событий универ гудел, как улей. История и впрямь была на редкость грязная, горячая и смачная. Буквально ежесекундно она обрастала все новыми, самыми мельчайшими, но до крайней степени всех  волнующими подробностями. Всеобщий бурный интерес вызывался, естественно, тем, что главным персонажем была такая яркая, легендарная личность, как Тимур Габараев - заслуженный сердцеед республики и гроза всех бандюков.
Инга явилась в университет на следующий же день после суда. С ней здоровались какие-то совершеннонезнакомые люди. Таинственно возникшие откуда-то новоиспеченные «друзья» и «приятели» кружили назойливыми стаями: кто-то - с неприкрытым любопытством, кто-то - с осуждением, кто-то - с сочувствием, но все одинаково жаждали откровений и новых оглушительных фактов.
Яна яростно сопровождала ее повсюду и грубила всем, кому успевала. К Инге цеплялись везде. В универе, на улице, в общежитии - не было за пределами их комнатушки такого места, где бы ее не донимали бесконечные сальные взгляды, свист, чмоканье, грязные реплики, а то и откровенные оскорбления. Из скромной, незаметной студентки она вдруг превратилась в первую шлюху города.
Несколько раз к ним в комнату по ночам ломилась какая-то пьяная шпана, у входа ее пасли незнакомые машины…
- Кажется, у меня осталась только одна дорога в жизни, - усмехалась она, - пойти по рукам. Больше мне не оставили никаких вариантов...

-…Эй, мисс! С тобой можно пообщаться?
Такие разговоры теперь заводили с ней по нескольку раз в день. Она отворачивалась и начинала отходить. Обычно ей преграждали дорогу машиной или бесцеремонно хватали за руку. Все это общение всегда заканчивалось примерно одинаково:
- Да что ты целкуешься, дура?! Габараевской всей конторе дала, а мы чем хуже?! Да с такими тварями, как ты, даже разговаривать не надо. Где поймать - там и загнуть!..

Яне тоже стало сильно доставаться. Инга понимала, что сделала своим присутствием ее жизнь почти невыносимой. К тому же Марина своим поведением сильно усугубляла ситуацию. Она совершенно забросила учебу, появлялась дома под утро, разъезжала каждый день на разных машинах, огрызалась на любое слово, и никто не мог добиться от нее - где и с кем она проводит свое время.
Марик совершенно пропал с горизонта. Два раза они встретили его в универе, он опустил глаза, отвернулся и прошел мимо.
- Тварь… - шипела Яна, - гнусная, продажная, трусливая тварь! Видеть его не могу!
Яну бил психоз. Инга делала жалкие попытки снова наладить спокойный быт. Но с каждым днем становилось все очевиднее, что так, как раньше, не будет уже никогда. Все пошло наперекосяк. Один вечер изменил всю жизнь, разбил их дружбу, сломал все надежды, перечеркнул все, что было до этого, и все, что должно было быть после. Всего один вечер! Даже не верилось...
Инга чувствовала себя калекой, которому  провели насильственную ампутацию. То, чем раньше питалось ее существо, что заставляло ее жить и дышать - ее ярость и злость варварски выкорчевали из организма, как бесполезные органы, и образовавшаяся брешь с каждым днем заполнялась токсичным, зловонным страхом. Страх!.. Инга знала, что настанет этот момент… И пощады ей точно не будет. После всего, что произошло, она была уверена, что эти изверги просто так все не оставят. Инга боялась, как никогда.
Этот страх поселился в ней еще в день суда. Это было небывалое чувство, ни на что не похожее. Инга  никогда не думала, что ей может быть настолько страшно. Она боялась смерти. Каждую секунду... Это был совсем не тот леденящий ужас, панический животный страх, как раньше. Это было нечто устойчивое, твердо осмысленное, почти материальное, чувство, которое она ощущала постоянно, как некую опухоль в своем организме.
Инга знала: то, что Яна так упрямо таскается всюду за ней, ставит ее под удар. После долгих скандалов она, наконец, убедила подругу не сопровождать ее. Теперь, оставшись наедине с собой, она буквально тряслась от каждого шороха. Каждый шаг у нее за спиной, каждый прохожий, выруливший из-за угла, каждый горящий огонек сигареты на лестнице - все вызывало в ней истошный, парализующий ужас. Повсюду ей мерещился кто-нибудь из Габараевской шайки. Она боялась настолько, что ждала этой встречи чуть ли не с нетерпением...
Но ничего не происходило. Дни шли один за другим, совершенно изматывая ее, а на ее жизнь никто не покушался...
Инга заставила себя снова пойти на тренировки.Хотя из-за этого ей приходилось возвращаться домой затемно, зато спорт немного придавал ей силы... Однажды она, как обычно, ждала маршрутку на автобусной остановке.
- Эй, а это, случайно, не та шкура, которая хотела повесить на пацана изнасилование? - услышала она за спиной. - А ну-ка, повернись.
Инга не шевелилась. Слева к ней подползла темно-зеленая «девятка». Из окна высунулась очередная тошнотворная рожа:
- Здорово, радость моя!
Она молчала.
- Ты что, глухая? Я с тобой разговариваю, - он насупился.
- Я вас не знаю.
- Что это значит? Не помнишь, как мы недавно за городом отвисали?
Инга отвернулась и пошла вдоль тротуара. «Девятка» ехала рядом.
- Уоу! Я с кем разговариваю? Стой! Сядь в машину, твою мать!
Инга ускорила шаг и сжала зубы от желания разукрасить эту нахальную физиономию. Но ведь невозможно лезть в рожу каждому вот такому дебилу! Она услышала, что машина остановилась, и он вылез. «Начинается!» - подумала она. Сейчас он догонит ее и начнет распускать руки. Инга свернула направо и побежала. Бегала она, слава богу, все так же хорошо. На соседней улице она бросилась через дорогу, но внезапно остановилась. Ее обдало адским жаром от вида двух неудержимо приближающихся фар. «Вот оно!!!» - взорвалось у нее в мозгу, и она оцепенела. Прямо на нее летел синий «Мерседес». Все тот же синий «Мерседес». Она зажмурила глаза, не в силах двинуться с места. «Как просто и гениально! Несчастный случай»…
Инга услышала глухой звук удара, затем на миг наступило состояние, похожее на погружение в воду. Через пару секунд, решившись открыть глаза, она с изумлением поняла, что лежит поперек капота.
- Ты что, с ума сошла?!! Идиотка чертова, куда ты лезешь?!! - орал какой-то совершенно незнакомый тип.
Инга скатилась с машины и, сидя под бампером на корточках, ощупала ушибленное бедро. Ни тело, ни мозг почти не слушались ее. Взгляд ее уперся в овальный значок на капоте - «Форд». Это был «Форд», а никакой не «Мерседес». Это была совершенно другая машина, посторонний человек. И самая идиотская в мире ситуация. Она сошла с ума!.. Инга неожиданно начала глупо всхлипывать. Глаза ее были расширены от шока и совершенно сухи, но всхлипывания все усиливались, неуправляемые, больше похожие на икоту.
- Ты встать можешь? - услышала она голос над своей головой и почувствовала чью-то руку на плече. Она резко отдернулась и кое-как поднялась. Ноги тряслись. Инга похромала прочь, все еще всхлипывая и слыша за спиной неутихающую ругань...

У нее были все признаки паранойи. Инга начала заглатывать тонны каких-то таблеток, и тогда страх отступал на задний план, становился  серым, угнетающим шумом, на фоне которого она автоматически следовала одной  и той же схеме: универ, работа, тренировки, общежитие. Ничто не вызывало в ней особых эмоций, ничто не могло тронуть так, как раньше. Из-за своей дурной славы ей постоянно приходилось переживать какие-то приключения, но все равно все дни стали казаться скучными и похожими друг на друга. От часа к часу ею все сильнее овладевала усталость, неглохнущая, прогрессирующая, занудная, как зубная боль... Так продолжалось довольно долго. Инга не знала, когда в ней появилось такое ощущение, но однажды оно неожиданно исчезло. Просто испарилось!
Это случилось в один из вечеров, когда она возвращалась с тренировок. Прохладный, воздух, заговорщически замершие во мраке деревья, безлунное небо, казавшееся бархатным… Инга вдруг осознала, насколько прекрасным был этот безветренный осенний вечер... Это был Тот Самый вечер... Пожалуй, именно его она ждала каждый раз, проходя по этому мосту, со странным волнением глядя на цинковый блеск Терека за кованной оградой. Такой же холодный, как в его серых глазах...Ей вдруг стало удивительно легко. Она сбавила шаги и залюбовалась. Грудь ее, как сосуд, заполнил ночной эфир. Она впервые за долгое время промерила глубину собственного дыхания, четко вслушиваясь в удары своего сердца.
Она ступила на мост, слушая колдующий шум реки, и у нее закружилась голова от восторга. Каким-то далеким, но отчетливым чувством она поняла, что теперь это действительно конец.
Небо впереди, склоняясь к горизонту, чуть бледнело, и на этом фоне она видела темный приближающийся силуэт. Инга сунула руку в карман куртки и нащупала несколько семечек. Какая неожиданно-приятная находка!..
 Она шла по мосту неспешным прогулочным шагом, как обычно не ходят девушки в одиночестве в такое время суток, да еще и будучи на волосок от смерти.
Инга раскусила одну семечку. Семечка была старая, но все еще не потерявшая вкус... Он тоже шел не спеша. Внутри черного пятна раздувался оранжевый пузырь сигареты. Инга сгрызла еще две семечки. Она подумала, что это самая вкусная вещь из всего, что она пробовала в жизни - старые, завалявшиеся в карманах семечки... Он все приближался. Уже можно было рассмотреть черты лица, но ей не хотелось. Она посмотрит ему в глаза в самом конце, возможно даже что - то скажет - она много раз представляла себе эту последнюю секунду... Инга вглядывалась в мелко мерцающую воду, ажурные ограждения моста, в здания на берегу - во все такое щемяще-знакомое, как будто хотела как следует запомнить пейзаж своего родного города... Он подошел совсем близко и сунул руку в карман. Инга развернулась и бросилась к перилам. Ее ладони обжег  холод металла, она стиснула пальцы и еще раз жадно вздохнула. Все-таки Владикавказ по вечерам был особенно прекрасен, он будто обволакивал своей пустынной тишиной, встречал обреченным аристократическим унынием старых улиц, налетал пряными запахами зелени. Любимый Владик, где каждый уголок был наполнен памятью, радостью и болью... Ей нравилось, что все вышло именно так. Ей нравился этот осенний вечер. И нравился беззаботный вкус семечек во рту. Ее радовало, что это последнее, что она видит и чувствует в своей жизни...
«Нет, - подумала она, - не несчастный случай. Даже лучше - самоубийство»...
Парень обернулся, и их взгляды встретились. На мгновение ее захлестнуло глубочайшее  разочарование. Но было уже поздно, она решилась. Вся картина вдруг покосилась и перевернулась. Инга осознала, что она и он остались по разные стороны перил. Краем глаза она заметила, как его испуганное незнакомое лицо стало быстро приближаться к ней... Она быстро разжала пальцы, за спиной остался его угасающий крик... И затем все затопила звенящая ночная свежесть...

                II

Народу на похороны собралось много. Затянутое серое небо короткими рывками сбрасывало на землю порции холодной мороси, ветер нещадно трепал одежду. Люди зябко кутались, ежились, кучкуясь небольшими группами, чавкали размытой землей и увлеченно переговаривались. Яна намеренно решила не сообщать многим, чтобы избежать паломничества универовских зевак, хотя новость и без нее за пару дней успела распространиться со скоростью света.
Яна хмуро наблюдала за подтягивающимися все новыми и новыми притворно-кислыми физиономиями, теми же самыми, которые только недавно жадно шушукались и ржали у них за спинами. Ее буквально корежило от бешенства. В какой-то момент она заметила мелькающий то тут, то там в серых кучках огромный ярко-красный букет роз. Она напряглась. Кто-то ходил кругами и все никак не решался подойти.
Яна поняла, кто это, и ринулась по направлению к букету, как бык к мулете:
- Что ты здесь делаешь, черт побери?!!! Как ты только посмел притащиться сюда, убийца?! Забирай свои цветы и проваливай!
- Яна… Пожалуйста…
- Гнида!!! - она с остервенением схватила Марика за грудки. - Убери отсюда свою шакалью морду! Имей уважение хотя бы сейчас!
Он стоял под дождем без зонта, жалкий, потерянный и забито смотрел на нее униженным, молящим взглядом, как загнанное животное.
- Ты не слышишь меня, Марик?! Убирайся! Здесь тебе не место!
- Я тоже любил ее.
- Ты предал ее!!! Она доверяла тебе, как никому! У нее никого не было! А ты подставил ей подножку! Ты отвернулся от нее в такой момент! Думаешь, Габарай ее убил?! Нет, это все ты! Она все смогла перенести, только не твое предательство!
Он зажмурился.
- Яна… Пощади.
- Решил облегчить свою совесть?! Убирайся, ты недостоин здесь быть!..
- Позволь мне только попрощаться с ней. Пожалуйста...
Она стояла перед ним прямая и неумолимая:
- Ты не подойдешь туда, Марик. Только через мой труп!
- Яна… Хочешь, я на колени встану? Ну не добивай меня! Да, я - лох, я - гнида…
- С этим трудно поспорить.
Он потоптался, безобразно всхлипнул и протянул ей букет:
- На… Хотя бы цветы мои…
Яна с отвращением рассматривала его лицо, несчастное, с бороздами долгих терзаний, с набрякшими красными веками, с заискивающими глазами.
- Нет, - она оттолкнула его руку. - Инге было бы противно видеть все это!
Марик отвернулся, швырнул букет в грязь, свесил голову и, спотыкаясь, побрел прочь... Людей становилось все больше. Он пробрался сквозь толпу и встал один, вдалеке от всех, трясясь от холода и слез...
Фальшиво забряцал оркестр, кто-то привычно зарыдал в голос о ее красоте и молодости. Несколько голосов дружно подхватили.
- Ну вот, - услышал он рядом леденяще-спокойный голос, - Два дня назад ее поливали на каждом шагу, а теперь все убиваются. И ты, я смотрю, не отстаешь...
Марик обернулся. Серьезное, хладнокровное лицо без малейшего признака слез. Аккуратно подведенные зеленые глаза. Собранные волосы, перекрашенные в жухлый блонд под капюшоном.
- Марина…
- Что ты мокнешь? Иди под зонтик, - так же бесстрастно произнесла она, шагнула к нему и уединилась с ним под просторным зонтом.
- Господи, Марина… - сбивчиво запричитал он, - Поверить не могу… Как она могла такое совершить?! Яна меня не пустила… Сказала, что это я виноват…
Марина поморщилась.
- Слушай ее поменьше. У Яны белая горячка.
- Инга! Инга! - Марик тут же уткнулся лицом в ее плечо. Марина терпеливо стала гладить его по волосам, ожидая конца этих излияний.
- Я хотел увидеть ее, попрощаться…
- Оно тебе надо?
Марик удивленно оторвался от нее:
- Конечно!..
- Ну, придешь в другой день. Хотя кому они еще нужны, эти прощания...
- Марина! Я такое ничтожество! Я так виноват перед ней… Перед вами обеими!
- Ну хватит уже! - раздраженно отмахнулась она, - что толку теперь ныть?..
- Я убил ее!
-Ты?! Ее?! - Марина хохотнула. - Мне можешь этого не рассказывать. У тебя кишка тонка, Марик.
- Я не знаю, как… Он… Я… Он мне такого наговорил! И как наговорил! Ты бы слышала! Он узнал, что Олег - мой дядька. И что Инга через меня добилась этого суда. И он начал меня грузить так, что у меня уши завяли! Что я теперь чуть ли не его враг номер один! Мол, Инга - тёлка, а я - пацан, и раз я впрягся в их базар, то теперь я буду за все отвечать... И что я кругом виноват, и что я - замусоренное чмо , сидел с ним за одним столом, здоровался за руку, а за спиной сделал ему такое говно... Хотя он не был моим другом, сама знаешь... Марина, пойми, я не то, чтобы испугался... Но он реально псих! - Марик замолчал, опустил голову, и она видела лишь как раздувались покрасневшие ноздри под низко надвинутой вязаной шапкой. - А потом он начал пропихивать эту тему, что от этого суда всем будет только хуже, и раз уж я заварил кашу, то мне теперь разруливать, и я должен дать показания...
Марина усмехнулась:
- И ты с радостью согласился.
- Нет!!! - он вскинул подбородок, - Я сказал, что Инга - мой близкий человек, и я не сделаю ей такую подлость! Клянусь! Тогда он вообще взбесился и стал орать на такой волне, типа если она мой близкий человек, то я должен был изначально заступиться за нее, набить ему рожу, или хотя бы подойти и в лицо ему высказать свои претензии, но я проявил себя как чёрт, и теперь подлость - это мой удел... Короче, с ним бесполезно разговаривать, он все вывернул так, что я - конченный гад. Я сам себя ненавижу с того дня!.. А потом он забрал мою машину... Я так устал слушать этот его бычий гон, что мне уже было все равно... Он сказал, что если я сделаю все правильно, то он вернет ее после суда, а если нет, то она мне все равно не пригодится, а ему будет сувенир...
- Даже так...
- Я понимаю, что ты обо мне думаешь, - Марик стиснул зубы, - Так и есть... Я - ничтожество... Но, клянусь, это не из-за машины! Я был уверен, что в любом случае тачку я больше не увижу. Я просто решил, что так будет лучше для всех нас... Он сказал, что мое выступление на суде - просто его маленькая прихоть, что на исход дела оно все равно не повлияет, но зато повлияет на нашу судьбу...
Марина отвела насмешливый взгляд от его лица и посмотрела сквозь густо- накрашенные ресницы вдаль поверх толкущихся голов:
- Ну конечно... И что, ты его не видел с того дня суда?
- Видел. Он через день сам мне машину пригнал. Я офигел, как он вообще доехал...
- Что, убитую?
- Нет. На удивление, в целости и сохранности. Кто был убитый, так это он сам. Еле на ногах стоял, отвечаю! Рожа вся побитая и рука в ожогах... Я спросил, что случилось, он что-то пробурчал, что у него мотоцикл ночью сгорел... И что он пришел пешком с гор откуда-то... Он вообще был никакой, стоял там, курил, зависал... Начал гнать какой-то бред бессвязный про то, что кто-то проотвечался, и теперь все стало неважно, и она может не бояться, ни он, никто из них к ней больше близко не подойдет. А потом протянул мне ключи и смотрит так...- Марик скривил в отвращении губы и нервно двигал ими, словно нащупывая во рту подходяще- мерзкое слово, - Знаешь, такими глазами... Как ящерица... Как какая-то медуза... И говорит мне, говнюк: “Как ты себя чувствуешь? Каково это - предать друга?...” Я ответил, что мое самочувствие его не должно волновать, что он выиграл суд и должен быть доволен. А он сказал: “Будь проклят этот суд, и тот день, когда я вас встретил, и ты и твои шлюхи, возьмитесь все дружно за руки и идите на х**, чтоб я вас больше никогда не видел!” Повернулся и свалил, больной ублюдок! Я все думал, - Марик всхлипнул, - что я смогу когда- то все исправить... Объяснить ей... Но он ее убил моими руками!... Убил морально!... Мне не нужно было идти у него на поводу, нужно было сразу задушить его на месте!
Она устало кивнула.
- Знаю. Габарай всех отымел. И тебя тоже.
- Марина! - заверещал он и закрыл лицо руками. - Он - дьявол! Он не человек, он - чёрт! Он - тварь сраная! Я не знаю, как он это делает! Я ненавижу его! Я его убью!
Марик стиснул кулаки до белизны в костяшках. Губы его тряслись, глаза налились кровью.
- Я убью его, клянусь!!! Он все пожирает, все топчет, сука. Все на своем пути!!! Я ему выгрызу печень, глаза вырву!!!
Марина слушала его внимательно, но безразлично, казалось, еле подавляя зевок.
- Ну да… Только сначала он возьмет тебя за ноздри и треснет об землю так, что от тебя лужа останется.
- Мне насрать! Я его завалю, клянусь! Это не просто слова. За то, что он со всеми нами сотворил…
- Ну и как ты это сделаешь? - она принялась лениво поигрывать шарфом на его шее.
- Продам тачку, куплю винтовку и пришью его на хрен! В цвет! Пусть потом меня сажают, мне по фигу!
- Гениально! - она улыбнулась.
- Инга жила этой идеей. Она жила только затем, чтобы отомстить. Она проиграла и у нее не осталось смысла жизни. Я сделаю то, что у нее не получилось! Может, хоть тогда искуплю…
- Хватит нести чушь! - перебила его Марина. - Ты что, правда, считаешь, что он заслуживает смерти?
Марик вытаращил глаза:
- Да!!!
Она с улыбкой покачала головой:
- Глупо, Марик. Очень глупо. Да, конечно, можно его убить… - она приблизила к нему лицо, продолжая мило улыбаться, и он вдруг разглядел внутри ее травянисто-зеленых глаз нечто чудовищное. - А можно его уничтожить!
Он невольно отшатнулся от нее, но внезапно понял, что ее нежная рука впивается в шарф на его горле бульдожей хваткой.
- У тебя есть шанс, как ты говоришь, сделать то, что она не смогла, - продолжала она.- Ты поможешь мне в этом деле...
Он молчал, задумчиво глядя на эту странную, совсем незнакомую девушку. Мелкий дождь прямо на глазах превращался в хлопья мокрого снега.
- Что для этого нужно?
- Много чего. Во-первых, найди мне незасвеченную машину. У тебя есть два дня, Марик....
                III

Алина уже давно не спала, но продолжала валяться в своей постели, желая подольше растянуть такое замечательное утро: ведь не каждый же день ей исполняется четырнадцать лет! Она знала, что с минуты на минуту появятся или Тимур, или Марго, чтобы разбудить ее в школу. Сердце ее гулко отбивало чечетку и по всему телу разливалось сладостное волнение. Сегодня будет море подарков, море поздравлений, море сладостей и веселья! Какой классный день!..
Не прошло и секунды, как дверь настежь распахнулась, и на пороге возник ее брат, зычным баритоном распевающий какую-то героическую осетинскую песню. На плече у него красовалась роскошная профессиональная камера.
Аля подскочила на кровати, выпучив глаза и икая от удушливого восторга! Затем раздался оглушительный визг, она бросилась через всю комнату, путаясь в длинной шелковой рубашке, и запрыгнула на него с ногами.
- Тимур!!! Ты купил мне ее!!! Такую, как я хотела! - она истязала его счастливыми объятиями. - Ох ты мой красавец!
- Поздравляю, солнышко! - он крепко поцеловал сестру и бережно спустил ее на пол, - Держи свою бандуру.
- Ой! Ой! - Алина нетерпеливо топталась, подскакивала и смешно подергивалась от радости. Тут же взгромоздила камеру на плечо:
- Как она работает, Тимур?
- Да почти так же, как наша старая. Включай.
- Загорелась?
- Да, - он присел на кровать, наблюдая за ней.
Алина хихикнула и направила на Тимура объектив. В видоискателе возникло его веселое лицо.
- Ну как?
- Класс! - она подпрыгнула на месте, не отводя камеру.
- А крупный план умеешь делать? - спросил красавчик из окошечка.
- Не-а.
- Видишь вон ту фиговину рядом с рычажком? - он привстал и потянулся к ней, показывая рукой.
- Да.
- Теперь наводи.
- О`кей. Сядь обратно, я тебя потеряла.
Тимур приземлился на кровать, и Алина стала снимать крупным планом его смеющиеся глаза, нос, губы, бляху на ремне, сцепленные пальцы рук, затем снова глаза и все лицо целиком.
- Скажи что-нибудь.
...Он некоторое время молчал. Улыбка исчезла с его губ и осталась сиять где-то глубоко в глазах.
- Будь самой счастливой, солнышко, - произнес он, задумчиво глядя в объектив.
- И это все?
- Да.
Алина опустила камеру и внимательно, по-взрослому посмотрела брату в глаза:
- Счастливее меня никого нет на земле, Тимур. И не будет. Ты ведь всегда будешь около меня?
- Да на фиг ты мне нужна! - он рассмеялся – старая рухлядь!
- Знаешь что, Тим? Козел ты в сарафане!
Она опустила лицо и бросилась на брата, бодая его в грудь своей лохматой головой.
- Все, все! - он повалился назад, уворачиваясь от нее. - Не гони! Алина, не гони, щекотно! Чтоб я сдох, всегда буду около тебя!
Они хохотали в два голоса, как сумасшедшие.
- Ой, мои хорошие!
Тимур приподнялся, заметив в дверях изящную фигурку Марго. Она стояла, выразительно заломив руки, и с отрадой глядела на них. Глаза ее поблескивали... Подобные семейные сцены, неважно, живые или сериальные, всегда вводили ее в одинаковый экстаз.
Алина оглянулась, увидела мать и тут же помчалась к ней с распахнутыми объятиями.
- Мамуля! - она врезалась в нее и зарылась лицом в пушистые волосы, как щенок.
- Ах, моя родная! - Маргарита прижала девочку к себе. - Поздравляю тебя с днем рождения! Желаю всего самого-самого!
- Спасибо, мам, - Аля чмокнула ее и закопошилась носом в щекочущих кудрях. - Прости меня за то, что я иногда бываю такой сволочью!..
Марго рассмеялась, откинув прядь с ее лба.
- Ладно, Алюля. Ну что, идем смотреть подарки? Их там целая куча. Папа прислал из Москвы какую-то огромную коробку.
- Огромную?! - Алина подозрительно покосилась на мать. - Если там очередной мягкий медведь, или еще какая-нибудь мерзость, я прикончу этого старого маразматика!
- Ай-ай-ай, Алюля, разве можно так говорить о своем отце?!
Алина хохотнула, тряхнула челкой и хитро глянула на Тимура: - Мне сегодня все можно! - она потянула Марго за руку. - Ну, пойдем. Где мои подарки? Или ты хочешь моей смерти от разрыва этого… мммм…  органа терпения? - Алина прыснула и громко рассмеялась над своим бредом. - Ну, пошли, пошли скорее! Тимур, идем с нами, пупсик!..
   
                IV

Марина остановила машину возле школы и подозвала какого-то пацана:
- Знаешь Алину Габараеву из восьмого «Б»?
- О! Конечно! - он широко улыбнулся.
- Знаешь, какой у нее сейчас урок?
- Нет.
- Сбегай-ка, найди ее и позови сюда. Скажи, что я от ее брата.
- Один момент, - он взбежал по ступенькам и скрылся в здании.
Марина села обратно в машину, подняла стекло и стала ждать... Погода портилась. Солнце все еще светило, но на горизонте угрожающе толпились тучи.
«К вечеру хлынет ливень», - подумала она. - Тогда уже все будет, как надо… А через три дня она поездом рванет домой, к родителям. Поминай, как звали!.. И ничто больше никогда не будет связывать ее с этим ненавистным городом!..
Алина появилась, спустя минут десять. Марина с первого взгляда догадалась, что это она, хотя никогда раньше не видела сестру Габарая. Длинноногая, разодетая кукла Барби с толстой косой до попы вышла из школы, растерянно оглядываясь по сторонам.
«Под стать своему брату, - злобно ухмыльнулась Марина. - Редкая красавица. Очень сожалею, малышка!»...
Марина распахнула дверцу и выглянула:
- Алина!
Девочка удивленно обернулась и неуверенно пошла к машине. На ее симпатичном лице было написано некоторое недоумение.
- Привет, Аля, - Марина дружелюбно улыбнулась. - С днем рождения тебя!
- Спасибо… - она поморщила лоб, напрягая память.
- Извини, я что-то не припомню…
- Меня зовут Диана. Я подруга Тимура. Приехала за тобой.
- Да? - Алина с сомнением покосилась на старую «семерку». - А где он сам? Тимур обещал сегодня заехать за мной собственной персоной.
- У нас тут немножко изменились планы. Мы сейчас уезжаем.
- Хоть бы позвонил…
- Он не может. Поехали, ты сама все поймешь.
- А где он?
- Садись, я тебе расскажу.
- Мне уйти с уроков?
- Да.
- Ладно. Я пойду, возьму свои вещи. А что сказать моим друзьям? Я их сегодня вечером пригласила на день рождения. Отменяется?
- Нет, зачем? Ничего никому не говори. Все в силе.
- О`кей.
 Алина убежала и тут же вернулась, неся в охапке кучу мягких игрушек и разноцветных свертков в блестящей бумаге. Она закинула свои подарки на заднее сиденье и села вперед рядом с Мариной.
- Поехали?
- Да, - Алина жевала жвачку и надувала из нее огромные розовые пузыри, - а куда мы едем?
- Увидишь. Тебя ждет большой сюрприз.
- Ой, правда? - она радостно захлопала в ладоши. - Класс! Тогда не говори, если сюрприз. Обожаю это! Небось, Тимур что-нибудь изобрел. Он у меня такой фантазер!
- Да уж, - Марина усмехнулась, - это я знаю...
Алина лопнула пузырь и ехидно глянула на нее:
- Ты его очередная?
- Что очередная?
- Очередная девица моего Аполлончика?
- Да нет. Ничего подобного.
- Ладно тебе! - Аля засмеялась и закинула руку на ее плечо. - Только не рассказывай мне, пожалуйста, что ты не прешься с моего брата.
- А кто с него не прется?
- Еще бы! - она сладко вздохнула... - Лучше него никого нет на свете. Я ни за что не выйду замуж, пока не найду пацана, который будет хоть на сотую часть таким же классным, как Тимур… А ты? Хочешь за него замуж?
- Конечно.
Алина критически оглядела ее с ног до головы:
- Хм… Ты, конечно, симпатичная, но… Вообще-то у него уже есть невеста: Кристина Дзлиева, знаешь ее? Красивая девушка. А до этого у него была одна овца с медакадемии. Уф, как она меня бесила! Тоже красивая, но дура дурой! Черт!..  - она отшлепала себя ладошкой по губам. - Опять я слишком много болтаю! Тимур меня, наверное, убьет.
Марина молча кивнула, продолжая спокойно вести машину.
- Хотя, знаешь… Если ты очень сильно любишь его, может, у тебя что-нибудь и получится. Ты очень его любишь?
- Да.
- Жаль. А то у него такие друзья! Классные пацаны! Атара не знаешь?
- Нет.
- Красавец! Он похож на испанца - такой смуглый мальчик! Вы бы классно смотрелись: ты беленькая, он черненький…
Марина включила приемник и принялась переключать радиостанции. Девочка ее раздражала.
- Оста-а-вь! - вдруг запищала Алина, - классная песня! «Ту анлимитед»-обожаю их! Хотя они уже и немодные. Но мне наплевать на моду, понимаешь, у меня свое мнение! Тимур говорит, что у меня вкуса нет. А я говорю, что это у него нет, крутит вечно свое старье заунывное. А тебе нравится техно-рэп? «Ту анлимитед» нравится? А «Скутер»?
- Нравится, нравится.
- Красотка!
Алина снова окинула ее взглядом. В ее глазах появилось одобрение. Серо-голубые глаза, изогнутые ресницы и пронизывающий прищур... Один-в-один, как у брата… Марина улыбнулась. Эти обезьяны будут в восторге от такой юной красоты!.. Главное -доехать до границы. А там уж их встретят по-царски…
-…Ноу, ноу лими-ит… - подпевала Алина, почти попадая в ноты. На лице она сотворила роковое выражение, энергично извивалась на сиденьи и крутила волосами, как настоящая поп-дива. Сама непосредственность. Красивая и дерзкая. Скорее всего, начнет орать, хамить, сопротивляться… А значит, отхватит по-полной. Уж ей ли, Марине, не знать…
- Я нормально пою? - осведомилась Алина.
- Замечательно.
- Сейчас еще посмотришь, как я танцую. Я сегодня буду танцевать до упаду. Как думаешь, я могла бы стать звездой? Типа Мадонны?.. Вообще-то я хочу стать режиссером. Или художником. Ну я же могу быть и певицей, и художником, вот Тимур, он - и боксер, и юрист, и ничего. Мы очень талантливые дети! - она засмеялась.
- Знаю, дорогая. Ты станешь суперзвездой...
Несколько капель кляксами упали на лобовое стекло.
- Ты смотри… - Алина высунулась в окно, сморщив носик. - Уау! Мы что, за город едем?
- Ну да. Далеко за город.
- Ничтяк! Просто супер!!! - она заерзала на сидении.
- А ты как думала? Этот твой день рождения запомнится нам всем… Обещаю...



                V

Большие мраморные цветочницы около особняка едва не снесло, когда  во двор, словно черный смерч, влетела ревущая спортивная “Тойота”. Тимур успел затормозить у самых ступенек, чуть не разбив ее вдребезги.
- Марго!!! - заорал он и бросился вверх по лестнице, сжимая в руках телефон. Вода ручьями стекала с его лица и вымокшей куртки. Он ударил дверь ногой и гигантскими шагами вошел в холл.
На полувинтовой лестнице, ведущей на верхний этаж, поочередно засверкали изящные домашние туфельки цвета слоновой кости. Марго появилась с недовольным лицом, кутаясь в атласный пеньюар.
- Ну зачем так орать, Тимур? - она потерла пальцами висок. - Я чуть не оглохла! И прекрати носиться, как угорелый, на своем драндулете, пока не разбил себе го…
- Она появилась?! - нетерпеливо перебил ее Тимур.
- Нет.
Он выругался и гневно пнул ногой журнальный столик, который, опрокинувшись, задребезжал осколками.
- Бог мой! - Марго испуганно захлопала ресницами. - Ты что, с цепи сорвался?!
- Мама! Уже утро!!! - он посмотрел на нее взглядом побитого пса. - Ты осознаешь это?!!
Ее безупречные губки смазала злорадная улыбка:
- Правильно. А ты побольше ее защищай.
Он устало рухнул на диван и провел руками по лицу: - Ну где она, господи!!!! Где она?!! Где?!!
Марго задумчиво накручивала на мизинец длинную цепочку...
- Что, твои друзья-бандиты тоже не могут ее найти? -
в голосе ее пробивались язвительные иголки.
- Ее нет во Владике, - он поднял глаза на мать. - Я уже полгорода на уши поставил! Такие люди за пару часов человека хоть из-под земли достанут! Но ее здесь нет!.. - он запнулся и весь почернел.
- Эх, Тимур! Ты посмотри, на кого ты похож! - Марго потянулась пригладить ему волосы, но он раздраженно отшвырнул ее руку. - Пошел бы лучше поспал. Всю ночь мотаешься туда-сюда по городу. Иди, отдохни, твоя бесстыжая эгоистка-сестра скоро заявится как ни в чем не бывало. Я сама не сплю всю ночь. Вот только слегка вздремнула, и тут ты со своим драндулетом. Так орал, я уж думала, что-то случилось.
Тимур напряженно смотрел в пол и двигал желваками на лице:
 - Ты пахану звонила?
- Нет, - Марго зажгла длинную сигарету в мундштуке и присела рядом на диван. - Ты же сказал, не звонить, сказал, что сам все разрулишь, - она усмехнулась. - Он нас всех троих казнит.
- Заткнись! - он нервным движением выдернул у нее сигарету и отбросил прочь. - И не дыми мне в лицо!
Тимур задрал ногу на диван и схватил телефон. Марго в ужасе посмотрела на его грязный ботинок, но не рискнула что-либо сказать. Он набирал до тошноты знакомый номер, который всегда помнил лучше, чем любой другой. Не потому, что часто по нему звонил, а потому, что пальцы его каждый раз омерзительно деревенели, набирая эти цифры... На том конце потянулись длинные безмолвные секунды. Связи не было. Он мог быть в самолете, или на важной встрече, или на какой-нибудь даче, или еще черт знает где!.. Тимур смотрел на долго и бесполезно  мелькающий знак сети на дисплее и чувствовал, как руки у него становятся безвольно - ватными. С каждым новым делением дозвона в нем поднималось такое горькое и беспомощное отчаяние, которого он никогда раньше не знал...
Грохот в прихожей вдруг заставил его поднять голову, и он увидел в дверях в мутных отблесках утренней грозы промокшего до костей Хачика.
Габарай судорожно вдавил пальцем кнопку отбоя  так, что телефон хрустнул в его руках. Он медленно поднялся, глядя в глаза друга и погружаясь головой в отвратительное вязкое облако страха. Все его суставы ссохлись и заиндевели. Было в этих глазах что-то такое, чего он не хотел видеть. Никогда и ни за что.
- Ты нашел ее?
- Да, - тон его голоса был пугающе-неопределенным.
- Где она? - спросил Тимур, не слыша собственных слов.
...Вадик провел ладонями по мокрым волосам. Капли воды горели на его лице, как симптомы нарастающей агонии.
- Она в больнице, Габарай.
- Но я объездил все больницы…
- Не в городе. И ее привезли несколько минут назад...
Тимур смотрел ему в глаза. Прямо внутрь, в глубь. Жадно вгрызался, вбуривался сквозь зрачок, сквозь роговицу в недра мозга. Как одержимый убийца, шарил в темных лабиринтах в поисках единственного лютого врага - страшной новости. Как будто, если бы он обнаружил ее первым, она оказалась бы бессильна против него.
- Что с ней? - выдавил он... И тут же опрокинулся в себя, взмолился, чтобы Вадик не отвечал. Он болезненно чувствовал, что что-то смертоносное готово сорваться с этих губ, чего он не смог бы слушать. Никогда!!!
Вадик поднял ворот куртки и развернулся:
- Поехали...
Это слово сбросило с Тимура оцепенение. Он, как дрессированный пес по команде, сорвался с места и кинулся следом за Вадиком на улицу, туда, где грохотал гром и хлестал холодный ливень.
- Возьми тачку, Габарай! Я на Атаровском мотоцикле, - крикнул Вадик.
Они сбежали по бесчисленным ступенькам, Тимур рывком открыл дверь спортивной «Тойоты» и прыгнул за руль. Вадик едва успел на ходу заскочить на соседнее сиденье, и машина уже летела, как стрела...
Молния  стробоскопным светом озаряла им путь, дворники работали без передыху: туда-сюда, туда-сюда, словно маятник безжалостно отсчитывал секунды... Вадик бросил взгляд на сидящего рядом Габарая, на руки, сжимающие руль, гордый профиль, на глаза, устремленные на дорогу, и подумал, что видит его таким в последний раз...
Вода ручьями хлестала по стеклам и разлеталась в стороны от несущейся «Тойоты», как от гидроцикла. Это был заезд, достойный гонок авторалли. Вадик боялся взглянуть на спидометр. От того, с каким хладнокровием Тимур вел машину: игнорируя светофоры и знаки, на полной скорости влетая в крутые повороты, врубая сигнал и мчась по встречной против движения, даже у него шевелились волосы на голове!.. Габарай всецело ушел в эту гонку, как будто все сейчас зависело только от нее. Вадик не мешал ему. Он знал - это теперь было единственное и последнее, что казалось ему имевшим значение...
- Куда теперь? - сквозь зубы спросил Габарай.
- Направо.
Тимур резко крутанул руль, и плоская, обтекаемая красавица-машина, сверкнув раскосыми фарами, каким-то чудом не вписалась в столб. Из-под визжащих колес полетел гравий. Они свернули в неположенном месте и налетели на выруливший серебристый «Мерседес». От толчка Тимура бросило вперед, и он, ударившись о панель, рассек себе лоб.
- Твою мать… - он поднялся и дал задний ход. Одна из фар посыпалась, а на «Мерседесе» осталась красоваться внушительная вмятина. Из его недр выкатился отъетый мужик, разверз полный золота рот и замахал кулаками.
- Иди на ***!!! - оглушительно взревел Тимур так, что задрожал весь салон. Как будто в этом крике мог выпустить наружу весь свой гнев, ужас, боль, отчаяние… Как гной из нарыва...
«Тойота» снова рванула вперед, окатив «Мерседес» и его хозяина холодным душем из лужи... Они неслись до самой больницы сквозь косые пунктиры дождя так, что Хачик все время ожидал, что раскаленные колеса оторвутся от земли, и они взлетят.
- Здесь?
- Да.
Тимур ударил ногой по тормозу и машина, пронзительно взвизгнув, притихла с безобразно вывернутыми колесами, наполовину въехав на тротуар.
- Отделение реанимации, - сказал Вадик и открыл дверцу... Тимур, стиснув зубы, выпрыгнул под проливной дождь. Пацаны пробежали по глубоким лужам, разбрызгивая воду, и через минуту уже мчались вверх по лестничному маршу. Добежав до выкрашенной двери с рифлеными стеклами, Тимур навалился на нее и влетел в длинный побеленный коридор, пропитанный запахом дезинфекции.
- Габарай, тормози! - Вадик сзади схватил его за куртку.
- Какая палата? - Тимур развернул свое ужасающее лицо. Дыхание с нездоровым свистом вырывалось из его груди.
- Братан, успокойся, - Вадик положил руки на его огромные плечи.
- Какая палата?!! - он с остервенением скинул его руки.
- Габарай, слушай… Тебе туда нельзя, понимаешь? Они тебя туда не пустят.
- Чего?!! - он припадочно расхохотался. - Да ты что, погнал, что ли?!! Они меня не пустят?!! Они МЕНЯ не пустят к НЕЙ?!!
- Не сходи с ума, старик.
- Какая палата, мать твою?!!! - хрипло взревел Тимур, вращая озверевшими глазами. - Какая палата?!!
Он с ненавистью схватил Вадика за ворот куртки, со всего размаху припечатал к стене и несколько раз долбанул о побеленную поверхность так, что клочьями посыпалась штукатурка. Вадик не сопротивлялся, только тихо качал головой, глядя в его волчьи глаза...
- Да ты что, сука, я  тебя…
Габарай заорал на всю больницу таким крутым и истошным матом, что дежурные медсестры с этажа стали сбиваться в кучку, осуждающе глядя на них и возмущенно шушукаясь.
- Вяжи, брат, вяжи, - Вадик сжал ладонями его отчаянное, издерганное, перепуганное и по-детски агрессивное лицо.
- Отвали, Хачик! Иди на хер! -крикнул Габарай почти жалобно и поспешно оттолкнул его руки. - Я пойду к моей Алишке…
- Тимур, она в очень тяжелом состоянии.
- Нет!!!
- Да, Габарай.
- Да нет же!.. Нет! С ней все будет… - его голос сорвался. На губах застыла какая-то слабоумная улыбка. Его затрясло мелкой дрожью то ли от сдерживаемых слез, то ли от смеха.
Вадик схватил его за куртку, рывком привлек к себе и стиснул в крепких, братских объятиях:
- Все, Габарай, успокойся.
- Хачик… - Тимур нервно кусал губы, впиваясь плывущим взглядом поверх его плеча в бесконечный, стерильно-белый больничный коридор. - Хачик, что с ней такое случилось?.. Я хочу ее увидеть...
- Не надо.
- Нет?..
В конце коридора творилась странная суета: распахнулась дверь, оттуда выскочила пара врачей и несколько человек заскочили.
- Нет!..
Тимур резко отпихнул его от себя и бросился вперед. Его мокрая куртка раздувалась на бегу, как парашют.
- Эй, стой! Куда это ты? - высокий усач в белом колпаке преградил ему дорогу. - Туда нельзя, парень.
Мощный удар в челюсть сбил санитара с ног. Испуганные вскрикивания послышались со всех сторон. Тимур отшвырнул стоящую в дверях медсестру, растолкал всех и влетел в палату...
Он увидел ее в ту же самую секунду. Глаза его ошалело застыли, затем медленно сузились, и лицо окаменело. Текущий кадр, дрожа, завис в его голове, будто кто-то нажал на “паузу”. Дальше была чернота... Он вдруг в одно мгновенье, словно в обратной перемотке увидел все, что предшествовало этой секунде: суету, гонку на дороге, сонную Марго, утро и видеокамеру, каждый кадр вплоть до своего рождения. Он видел сразу всю свою жизнь: она, до боли ясная, простая и цельная, как морской камешек, лежала на его ладони; и одновременно в невыносимой режущей четкости он видел каждый миг, ее составлявший. Секунды, часы, года - все слилось, формируясь в некую новую, невиданную молекулу... Холодная, равнодушная глубина этого мутанта затянула его, как воронка, и не было ничего ужаснее чувства, которое там, в непроглядном мраке, сдавило его горло, выжало мозг, окутав тяжелыми, склизкими кольцами...
Он просто стоял и смотрел. Смотрел долго, наверное, целую вечность, словно его глаза никак не могли насытиться всей этой кровью. Далекие обрывки фраз доносились откуда-то из другого измерения: «Сердце…» «Пятьдесят, двести…» «Она умирает…» «Откуда тут посторонние?..»
В глазах у него зарябило от красных и белых пятен. Он все смотрел и смотрел, пока твердая, горячая рука не легла ему на плечо.
- Пошли… - услышал он земной голос Вадика над самым своим ухом. - Пошли отсюда.
Они вышли в коридор, чуть пошатываясь, как пьяные. Тимур остановился и посмотрел на него неестественно-спокойными и разумными глазами.
- У меня тут есть кровь? - он показал на свой разбитый лоб.
- Да.
- Она может испугаться. Она ненавидит кровь. - Тимур вынул носовой платок и протянул ему. - На. Вытри все к черту. Чтобы не было больше крови, ладно?
- Ладно.
- Я не хочу на себе никакой сраной крови, сечешь? - Он, как заведенный, медленно водил головой из стороны в сторону.
- Стой спокойно, - Вадик стал тереть платком его лицо.
- Боже… - бормотал Тимур. - Боже… Это что, все была ее кровь, да? Да, Хачик?
- Тимур…
- Я же обещал ей… Она совершенно ее не переносит. Откуда так много крови, Хачик? Понимаешь ты, о чем я говорю, мать твою?!
Вадик подозрительно посмотрел на друга:
- Габарай, с тобой все нормально?
- Со мной? - Тимур горько усмехнулся - Со мной-то да. А с ней - нет. Вот такие дела... - он устало запрокинул голову, навалившись на стену. - Ты стер кровь с моей рожи?
- Да.
- Всю? Ничего больше не видно?
- Немножко осталось на виске. Нужно нормально намочить, тогда отойдет. А так - не отходит.
- Не отходит… - он усмехнулся и закусил губу. - Я так и знал, - глаза его печально и задумчиво заблестели. - Скажи, Вадик, как будет по-армянски «любовь»?
Вадик покачал головой.
- Заткнись, Габарай. Что ты несешь, псих ненормальный?!
...Тимур обессиленно опустил тяжелые веки и стиснул зубы, как будто стараясь закупорить пробоину в своем мужестве.
- Я, кажется, подыхаю, Хачик… Можешь кое-что сделать для меня?
- Да.
- Сгоняй… позвони  пацанам… Скажи, что она нашлась, что все в порядке… - дыхание его становилось все тяжелее и обрывистее, лицо бледнело прямо на глазах. Вадик пристально вглядывался ему в глаза.
- Габарай, ты нормально себя чувствуешь?
- Да… - он с трудом рывком опустил запрокинутую голову и через силу улыбнулся. - Что, хреново выгляжу, да? Ничего, фуфло это все, - он хлопнул его по плечу. - Давай, вали! Мне не нужны тут сестры милосердия и все в этом вонючем роде…
Вадик заметил, как его пальцы судорожно цеплялись за стену.
- Да тебе же дурно, идиот ты! Что ты мне тут чешешь?!
Тимур повернулся к нему спиной, жадно припав лицом к холодной поверхности:
- Я в порядке, клянусь… Здесь так жарко… и душно в этой поганой больнице… Где тут окно, мать его?..
Габарай оттолкнулся от угла и, шатаясь, зигзагами доковылял до узкого окошка.
- Открыть? - спросил Хачик.
- Валяй…
Вадик вытащил задвижки и толкнул рамы наружу. На них тут же повеяло утренней прохладой и шумом ливня.
- Так лучше?
- Гораздо, - Тимур облокотился о подоконник. - Благодарю. Вы так любезны, сэр.
Он подставил лицо под струи дождя, и вода стала, как бутафорские слезы, скатываться со щек на  вздрагивающие губы...

                VI

...Кристина долго нерешительно топталась, глядя на то, как врач покрывает таинственными письменами линованные листы, подклеивает их в пухлые тома, пробегает глазами по написанному, копошится в недосягаемых шифровках диагнозов, откладывает их в сторону, раскрывает новые растрепанные карты…
- Добрый день, - наконец вставила она между историей болезни и рецептом. - Я бы хотела поинтересоваться о здоровье Габараевой.
- Габараевой? - врач приподняла брови и как-то странно посмотрела на Кристину поверх очков.
- Да, Алины Габараевой. Мне сказали, что она на этом этаже.
- Сейчас состояние стабильное, но… тяжелое, - женщина вздохнула. - Стабильно-тяжелое. У девочки очень крепкое сердце и благодаря этому она все еще жива. Но я бы не стала давать никаких гарантий. Вы родственница?
- Да… Нет… - Кристина замялась. - Вообще-то я… невеста ее брата. Хотелось бы ее проведать.
- Ах, вот как! - врач кашлянула и тут же решительно отодвинула от себя магические бумаги. - Присядьте, пожалуйста.
Кристина села за стол напротив нее.
- Значит, невеста того самого… - она озадаченно потерла кончиками пальцев лоб.
- Вы можете говорить мне все прямо. Я не родственница. Что, есть какие-то осложнения?
- Видите ли… Над этим ребенком жестоко поиздевались какие-то изверги. А потом ее вывезли в горы и скинули с дороги в обрыв, она всю ночь пролежала в этом овраге под дождем практически голая... У нее чудовищные травмы, плюс острая пневмония. Фактически, если она выживет, то останется инвалидом. Но этот парень… Сейчас всех больше волнует он…
- А что с ним?
-Такая неустойчивая психика… Ему нужна квалифицированная помощь. Мне кажется, он… Как бы это доступно выразиться… Просто помешался.
Кристина встала:
- Можно их видеть? В какой они палате?
Врач посмотрела на нее с сочувствием и недоумением, как на душевнобольную.
- Вы раньше приходили?
- Нет.
- Оно и понятно… - женщина сняла очки и устало провела рукой по глазам, сразу из могущественного доктора превратившись в земную, пожилую, нездоровую женщину. - Эти последние три дня… У нас тут такое творится! Я не встречала подобного за сорок лет практики... Просто ледовое побоище!..
Кристина испуганно смотрела на нее.
- Должно быть, он очень сильно любил эту девочку… Я никогда еще такого не видела. Он сумасшедший!
- Можно туда пройти?
- Думаю, лучше не стоит.
- Почему? Туда не пускают?
Врач вздохнула и снова обреченно надела очки:
- Присядь, детка.
Кристина послушно, как школьница, села.
- Он сидит там над ней, как паук над добычей, уже почти трое суток. Безвылазно. Не ест, не пьет. И никого к ней не подпускает. Кроме врачей и персонала. Когда приехала мать, он ее просто вышиб оттуда. Отца - и того хуже… Потом пришла целая делегация: какие-то однокурсницы, друзья, еще кто-то… Кошмар, что было! С ним никто не может ничего сделать. Он, как натуральный зомби!..
Кристина вздрогнула:
- Боже…
- Да. Кто только ни пытался. Ты имеешь на него какое-нибудь влияние?
- Не знаю.
- Я тоже несколько раз старалась с ним поговорить. И как врач, и как мать… Бесполезно. По-моему, если она умрет, то его закопают вместе с ней.
- Господи Боже! - прошептала Кристина.
- Ох, - врач сокрушенно покачала головой, - бедные дети! Просто сердце кровью обливается. Кто же совершил такое зло?!
Кристина героически встала:
- Я пойду к нему.
- Пойдешь? - женщина с сомнением посмотрела на нее. - Ну, не знаю... Хотя… Если тебе так дорог этот мальчик… Пойди, попытайся. Помоги ему... Если не боишься.
Кристина набрала побольше воздуха в легкие, как перед смертельным трюком:
- Дайте мне халат.
- Возьмешь в ординаторской.
Врач вышла вместе с ней из кабинета.
- Прямо по коридору и налево, - она указала рукой. - Последняя дверь. Удачи, милая...
Кристина, подавляя дрожь, приблизилась к двери и постучала. Тишина. Доносилось лишь легкое попискивание медицинских приборов. Она вздохнула и, набравшись мужества, вошла…
Он сидел возле кровати на узкой лавке спиной к ней и был похож на застывшую каменную глыбу.
- Тимур… Это я, Кристина.
Он молчал и не оборачивался. Она около минуты постояла, врастая в  удушливую, гнетущую атмосферу, затем осторожно приблизилась к койке.
От того, что она увидела, вихрь промчался  у нее по спине. На постели лежал бездыханный ребенок, казавшийся трупом. Кристина хорошо помнила эту необычайно красивую девочку, которая теперь была вся покрыта бинтами и повязками. Там, где проглядывало лицо, кожа выглядела сплошным фиолетовым кровоподтеком. Распухшие сомкнутые веки были похожи на огромные черные сливы. Множество проводков, как капилляры бегущих от безустанно работающих машин, хрупко соединяло ее с жизнью... Кристина долго ошарашенно таращилась на нее, как будто ее мозг все никак не мог переключиться в новый режим и принять такую реальность.
- Это моя сестренка, - раздался откуда-то неживой механический голос, от которого она вздрогнула.
Габарай по-прежнему сидел неподвижно, окаменев, тупо уставившись на кровать.
- Ее зверски изнасиловали... - произнес он как-то противоестественно внятно и отчетливо, как автоответчик... Она поразилась перемене, произошедшей в нем. Он выглядел неухоженным, отталкивающим, как бомж. Заросшее, осунувшееся лицо было нездорового плесневато-зеленого цвета, под изможденными глазами чернели страшные круги, щеки ввалились, размашистые плечи бессильно свесились… В мутном свете, бьющем сквозь жалюзи, он казался старше лет на двадцать. Перед ней был словно совершенно другой человек.
-…Изнасиловали, - снова повторил он, пережевывая, глотая, изрыгая, упиваясь, мучая слово, как будто убеждая самого себя в смертном приговоре. - Как тебе это нравится?
- Тимур… Я знаю, как тебе больно…
- Знаешь? - он недоверчиво приподнял на нее задымленные щелки глаз. - Откуда ты знаешь?
Кристина трусливо потупилась, не в силах выдержать его взгляд.
- Кто же мог… Кто же сделал с ней такое?..
Он молчал несколько минут, разглядывая пустынную стену за ее спиной.
- Тимур… Это ужасно.
- Это… Это… - он запнулся. Слов не было. Слов тут и не могло быть. Никаких слов на свете не могло хватить.
Он сцепил пальцы и подпер свешенную голову:
- Все… Конец. Просто конец, и все...
Кристина присела рядом, с чувством глядя на него.
- Ты должен надеяться на лучшее.
- На какое? - спросонья бормотнул он.
- Ведь она же не умерла. Она еще, может быть, выживет.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на сестру.
- Я… - его голос дрогнул и он опустил ресницы. - Я не знаю, что для нее лучше.
- Ну зачем ты так…
Он молчал. Они молчали долго. Его горе было таким огромным, что слова тонули, растворялись в нем...

- Она такая необыкновенная… - заговорил, наконец, Тимур  замедленно, отрешенно. Тщательно, с любовью вылепляя каждое слово, как ребенок вылепляет дорогую поделку. - Я помню, как водил ее в школу и на танцы. Она занималась кавказскими танцами. Боже, какой она была красоткой в национальном костюме! - он улыбнулся. Лицо его озарилось бликом светлых воспоминаний, как будто он разглядывал альбом детских фотографий. - Как она танцевала… - его утопленный туманный взгляд устремился вдаль. - Я помню ее даже совсем крошечкой, когда она родилась. Я часами торчал возле ее кроватки, а она всегда спала и никогда не плакала. Она была такой хорошенькой, вся в кружевах, а нос у нее был чертовски смешной: маленький-маленький, как кнопочка… - он закусил губу, подавляя смешок. - Я всегда возил ее в коляске и на санках, а потом, когда она подросла - на велосе… Пахан подарил мне классный скейт, а ей - ролики. Мы всегда были вместе, всегда! Она рассказывала мне о себе все… Еще я помню, как мы все вместе ездили на Кипр. Это было в 92-м… Тогда я научил ее плавать. Она ужас как боялась воды и всегда визжала!.. Зато потом… Потом она даже прыгнула с вышки, с самой высокой! Когда я увидел, меня чуть удар не хватил!.. А она приплыла, как ни в чем не бывало, я чуть не удушил ее тогда! - он рассмеялся. - Вот такая она храбрая, моя Алишка. У нее был розовый купальник с пингвином на всю грудь и она говорила, что он похож на меня, и походка у меня такая же понтливая - типа  как у пингвина... А потом, на четырнадцатилетие нарисовала мне пингвина-качка на мотоцикле с большущими бицами и сказала, что это вылитый я. М-да… Она потом долго еще обзывала меня пингвином, только недавно перестала… - Тимур замолчал и задумался. Его мысли умчались куда-то, в те далекие, светлые дни. - Она…Она выросла… Начала формироваться, превращаться в девушку… - в его голосе послышались надтреснутые нотки острой боли. Он, как в бреду, говорил сам с собой. - А теперь… Теперь…Будто ничего и не было… Ничего… - в горле у него словно оборвалась до предела натянутая жила - … Не было, - прохрипел он почти шепотом и отвернулся...
Обрывки воспоминаний тихо рассеивались над ними, в палату все так же лился серый будничный свет... Кристина молчала... Безысходность его боли многотонным грузом давила сверху, как руины после землетрясения...

- У нее сотрясение мозга, - вдруг заявил он переменившимся жестким тоном, пристально глядя на кровать. - Я не знаю, что будет с ее психикой, станет ли она когда-нибудь такой, какой была. Никто не знает… У нее сломаны ребра. Поврежден позвоночник. Я видел ее лицо. У нее навсегда останутся шрамы. Она никогда не сможет иметь детей… Знаешь… Я не хочу, чтобы она была несчастной, - он осторожно взял маленькую ручку сестры, ласково перебирая тонкие детские пальцы, и, склонив голову набок, стал с душеубийственным любованием смотреть на ее изуродованное лицо.
- Умирай, моя девочка, - проговорил он с выпотрошенной, истерзанной улыбкой. - Не живи. Не надо… Не надо просыпаться, ласточка! Моя сладенькая, самая родная, самая любимая! Мое маленькое, прекрасное золотое солнышко!..
Кристину сковал ужас. В позвоночнике затрещал жгучий мороз от вида этой перекошенной, несуразной, жуткой до сумасшествия сцены.
Габарай продолжал с тоской и отрадой смотреть на живой труп перед собой, а из его влюбленных глаз одна за другой покатились слезы. Он плакал! Она не верила своим глазам: Габарай плакал!
...Внезапно лицо его уродливо перекосилось, как от чудовищного спазма, рот разодрался страшной черной дырой; казалось, он сейчас закричит так, что обрушатся потолок  и стены, а может, и все небо... Тимур обхватил руками голову и сполз на пол. Он рыдал в голос, сипло всхлипывая и воя, как раненый волк; огромные плечи судорожно сотрясались, грудь рвали хриплые стоны. Это не были человеческие звуки - скорее, предсмертная агония животного. Кристина обмерла! Гордый, самоуверенный, невозмутимый красавец-Аполлон, рыдая, валялся у ее ног, кричал и бился, как в припадке эпилепсии... Она наклонилась и схватила его за плечи, стараясь приподнять, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Он с воем стиснул руками голову, как будто она была готова лопнуть от боли. Ему ничто не могло помочь. Его можно было только пристрелить, как бешеного пса, и тогда он, возможно, притих бы и успокоился.
- Тимур… Тимур… - Кристина вцепилась руками в футболку на его плечах, как будто пыталась удержать повисшего над пропастью. Он уткнулся лицом в ее обувь.
- Почему?!! Почему?!! - раздираясь, орали какие-то внутренности из его утробы.
- Тимур, не надо…
Он поднял лицо, и она тут же увернулась, как от удара от его непосильного дикого, вопрошающего взгляда.
- Почему?! Почему она, Господи?!! Она ведь такая маленькая, добрая, глупенькая, доверчивая! За что?!! Если у кого-то были счеты со мной, пусть бы отыгрались на мне! Пусть бы сделали со мной что угодно: четвертовали бы, сожгли, петушнули - что угодно, но при чем тут она?!! При чем моя Алишка?!
- Никто никогда не ответит на этот вопрос, - мудро заметила Кристина. - Жизнь - жестокая вещь.
Надо же… Она говорила ему, что жизнь – жестокая вещь! Она!..

Тимур сел на полу, прижавшись к стене, обхватил руками колени и уставился прямо перед собой... Прошло сколько-то времени в тишине. Слезы его высохли и не осталось совсем ничего. В глазах было холодное пепелище.

- Послушай… - завела Кристина старую, как мир, дежурную  байку. - То, что произошло с твоей сестрой… Я знаю, какая это катастрофа для тебя. Но жизнь будет идти вперед. И я знаю, что ты преодолеешь свою боль, потому что ты - очень сильный человек. Мы все это знаем...
Он молчал и, казалось, вообще не слушал ее.
- В тебе достаточно сил, - внушительно повествовала она. - И ты должен жить дальше.
Он безразлично глянул на нее:
- На кой черт?
- Есть смысл.
- Да? Ну так покажи мне этот сраный смысл.
- Я не могу знать. Ты сам должен найти то, на что сможешь сейчас опереться. Ну… Ты должен жить ради своей семьи…
- Нет у меня никакой семьи! - угол его рта нервно дернулся.
- Тогда живи ради того, чтобы отомстить. Найди их!
- Отомстить? - Тимур задумчиво посмотрел в окно, где простиралось надменное, дымчато-голубое осеннее небо. - Думаю, ей это уже не нужно.
- Не ей. Тебе.
- Да срать мне на себя...
- Послушай, - Кристина ненатурально накрыла ладонью его руку.  - Сейчас тебе кажется, что жизнь закончена, но это не так. У тебя еще все впереди. Ты молод…
- Нет… Я не молод. Совсем нет…
- Тебе всего девятнадцать.
- Ну и что? - он горько усмехнулся.
Кристина задумалась:
- ...И все-таки, Тимур… Несмотря на твое горе, я знаю многих людей, которые отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте. У тебя ведь есть… есть все! Шикарное будущее… Все, что угодно!
Он, не меняя позу, заторможенно покачал головой:
- Нет… Ни хрена нет… Да и не было у меня ни хрена… Вот все мои сокровища, - он небрежным кивком головы указал на койку. - Моя младшая сестра. Ты видишь, что от нее осталось?
- Тимур… - Кристина ошеломленно смотрела на него. - Ну как же так?.. Все сокровища - это она?.. Как же ты жил?!
Тимур медленно развернул к ней насмешливое лицо, исполосованное тенями от жалюзийных решеток.
- Катись-ка ты отсюда, Дзлиева! - произнес он омерзительно-ехидным тоном. - Давай, давай! Выметай свою жопу из этого чертового склепа!..
Кристина насупилась, тревожно глядя на него. Что-то настораживающее и пугающее, хотя и неуловимое, проблескивало в его взгляде. Нельзя сказать, что он был блуждающим - Тимур смотрел прямо на нее, но выражение глаз у него было неопределенное, как у слепого; казалось, что он недавно вкатил порядочную дозу.
Тимур слегка пошевелил сухими губами, облизнул их и вдруг рявкнул так, что ее чуть не снесло:
- Пошла вон отсюда, сука!!!
Кристина похолодела и приподнялась. На его лице было написано зверское остервенение. Он не шевелился и сидел на том же месте, у него просто не оставалось сил, чтобы встать и размазать ее по стене.
- Тимур… - зашелестела она, еле дыша. - Все нормально…
На его высоком лбу выступили бисеринки холодного пота, зубы стучали, как от лихорадки.
- Как  я жил… - пробормотал он глухо. Что-то забулькало и заклокотало у него внутри. Это жуткое бульканье становилось все громче и громче, подкатывая к горлу, пока внезапно не вырвалось безобразным, диким хохотом. Кристина вскрикнула и в ужасе бросилась к выходу. Она вылетела из палаты, как пуля, захлопнув дверь.
...Он даже не заметил этого. Он долго еще продолжал сидеть на полу, прислонившись к холодной стене, обхватив руками колени, и смеялся все тише, тише, тише…

Лишь глотнув на улице свежего воздуха, Кристина почувствовала себя немного лучше. По ее телу все еще бежали мурашки. Она встряхнулась, надела сумочку на плечо и напоследок подняла голову. Зловещее окно третьего этажа призрачно чернело в синеве наступавших сумерек. Окно склепа с двумя трупами. Ей показалось, что сквозь двойные стекла все еще доносится его смех... Кристина передернулась и пошла прочь...

                VII

Гиб на ходу выпрыгнул из подкатившего автобуса и заковылял к Атару и Вадику, которые ждали его уже около часа в условленном месте.
- Гиббон! - ехидно воскликнул Атар. - Где ты таскаешь свой обезьяний зад уже четыре дня? И где твоя «бэха»?
- Я к братьям ездил в Цхинвали, - он задрал майку, самодовольно почесал пузо и задергался от дебильного смеха. - Мы машину разбили!
- Молодцы, - снисходительно сказал Вадик. - Бешеные кудары, чего с вас взять?
Атар презрительно сплюнул и отвернулся.
- А че случилось, пацаны? - спросил Гибб, испуганно пялясь на злые, угрюмые лица кентов.
- Да случилось кое-что, - Атар мрачно усмехнулся. - Мы, кажется, остались втроем.
- Втроем??? - лицо Гиббона сморщилось от титанических мыслительных усилий. - Как так?
- Габарая помнишь?
- Ну да. Нашего Габарая? По-любому!
- Хана ему.
- Его че, завалили?
- Уж лучше бы завалили, - Атар отвел свинцовый взгляд. - Его сестру отжарили.
Гиб, оглушенный, застыл с раскрытым ртом.
- А… Алину???
Атар с отвращением сунул в зубы сигарету, не удостоив его ответом.
- Да не грузи, Атар! Че, в натуре?!
Атар молча прикуривал, закрывая вздрагивающее пламя рукой от ветра. Гибб перевел обалдевший взгляд на Вадика:
- Хачик… Не гони!
- Не гоню.
- Ой, бля! - Гиббон согнулся пополам и хлопнул себя ладонями по ляжкам. - Братва, кому-то явно жить надоело!
...Атар затянулся и бросил взгляд в сторону больницы, вырисовывавшейся глухим силуэтом вдали.
- Что, Хачик… Будет много крови?
- Оставь это, Атар. Разборками ты девчонке не поможешь.
- А Габарай? - встрял Гиббон. - Разве этот черт все так оставит?
- А ты его видел?
- Нет.
- Ну так сходи и посмотри. Сразу просечешь картину.
- Я его все… - ошеломленно забормотал Гибб. - Как же так… Алину Габараеву! Ну и ну!!!
Атар вынул сигарету изо рта и раздраженно посмотрел на него:
- Слышь, заткни пасть, а?
- Блин, да как же это?..
- Не знаешь, как это, Азамат? Забыл?
- Но так ведь… Это же ОНА!!!
- Кто-то не разобрал, она это или нет.
- Не разобрал? - усмехнулся Хачик. - Я думаю, наоборот, там все схвачено было. Ее же не просто отодрали, ее еще вбивали до полусмерти. Это месть.
- Она могла и сама нарваться. Она борзая баба была. Одевалась так… еще и базарила до ***.
- Да не смеши меня, Атар! Все знали, кто ее брат. Разве что только залетные какие …
- Так, может, это Анзора типы были, как думаешь? - спросил Атар.
- Вряд ли… - Хачик пожал плечами. - Хотя ее откуда-то с той стороны привезли… Но я не думаю. Там вообще по-беспределу... Мудачье какое-то, короче.
Атар настороженно прищурил свои звериные глаза:
- И какого она там делала?..  Даже если это неместные… Тут явно кто-то из своих приложился.
- Без базару!
- Кощей. Его почерк.
- Бля, да мало, что ли, таких, как Кощей? Тот же Бонго…
- Да не. Бонго - взросляк. Он бы не стал.
- Вот именно. Взросляки многие клинились, что Габарай-малолетка а ведет себя по-бычьи. Вспомни, как они тогда с Кокоем до него при всех докопались. Бонго запросто мог младших своих подсуетить, да он и сам девочек таких любит.
- Ну это чересчур гнило.
- А че, он не гниль? Он еще и зей конченый, когда ужалится - ему вообще ничего не в падлу.
- О, ну ты сказал: «Зей»! Ну, балуется, как все, при чем тут вообще это? Он нормальный пацан, не стал бы такую гнусную тему пороть, какой бы нагретый ни был. Тогда можно и на Арийцев подумать, и на Магу Притоновского. Мало, что ли, кто на Габарая зуб имел? Кто только такой ****утый и у кого столько жопы - не пойму…
- Да много, кто мог отмутить, Атар. Сам подумай… Даже телка какая-нибудь могла подставить. А жопа тут ни при чем. Габарай нет-нет, да перегибал. Нельзя так. Люди рассудок теряют, вот и жопы становится немерено, и дури.
- Так что, говоришь, выяснять теперь без понту?
- Он не хочет.
- Давай сами…
- Он против, Атар. Он сам мне сказал. Попросил даже.
- Когда это он тебе сказал? Я три дня туда мотался, он ни с кем не хотел разговаривать.
- Со мной тоже не хотел. А сегодня утром сказал.
- Что сказал?
- Что хватит.
- Прямо так и сказал?
- Да. Прямо так: «Хватит уже»…
Атар опустил голову и надолго задумался.
- И еще… Что-то типа… - Вадик сдвинул брови, усиленно напрягая память. - Не знаю… Если мне не послышалось… Вроде того, что «Я прощаю!..»
- Ну и ну! - удивился Гибб - Ни фига себе! С ним что, совсем плохо дело?
- М-да… - протянул Атар, - Походу безнадега. Пацан конкретно сломался. Можно «ящик» ему заказывать.
- Не знаю, - Вадик задумчиво покачал головой, - Если честно, я его не понял. Да и кто его поймет...
- А чё тут понимать? Не слабо ему жизнь отмочила удар за ударом: Кокой, а теперь вот эта мелкая… После того, как Тимур своего Аланчика не моргнув глазом в фарш превратил, я уж думал, что нет крепче него пацана на свете… Но и на старуху нашлась проруха.
Хачик криво усмехнулся.
- Трудно быть богом…
Они замолчали, рассеянно провожая глазами подъезжающие и отъезжающие автобусы. Новые и новые комплекты людей… Каждый думал о своем...

- Чего-то мы не учли…
- Знаю, Атар. Черное и белое…
- Что? - Атар почему-то вздрогнул.
- Черное и белое, - сказал Вадик. - А оказалось, что нет никакой разницы. Помнишь, как он говорил: «Да я схавал эту жизнь!»? Ну и кто кого схавал?..
Новый порыв колючего ветра с силой налетел на пацанов, пронизав их насквозь ледяными иголками. Захлопали куртки, растрепались волосы. В воздухе отчетливо запахло надвигающимися жестокими морозами и глубокими снегами. Зима уже зловеще стояла над городом в своих белых одеждах, скрываясь в тени и выжидая момента...
Атар чертыхнулся сквозь зубы и поднял воротник куртки. Неумолимый ветер продолжал безжалостно хлестать их по лицам и трепать одежду. Все трое, как один, отвернулись, заслоняясь руками и пряча лица. «Все мы - вонючие катяхи в этом протухшем свинарнике - мире», - так когда-то, очень-очень давно говорил их красивый и самоуверенный вожак. Тот самый, который теперь был мертв... В бешеном урагане сухих листьев и мусора все люди на остановке казались одинаково маленькими, жалкими и беспомощными…
 Шквал пыли умчался вдаль, ветер приутих, и все стали отряхиваться... Уже совсем стемнело. Редкие зеленоватые звездочки неуловимо подергивались в черной глубине космоса... Атар зажег новую сигарету, Вадик прислонился к столбу, Азамат уставился в небо... В темноте трудно было уловить беспощадное движение времени, но каждый точно знал, что оно не стоит на месте и что жизнь неукротимо продолжается, хотя и не для всех, но для большинства...
Как-то очень неожиданно разом зажгли уличные фонари, и пацаны задрали головы, словно ощущая знакомый рефлекс. Вадик медленно оторвался от столба, обнял друзей за плечи и подтолкнул их:
- Вперед, скоты! Город принадлежит нам!
Они двинулись по дороге мимо ларьков и кирпичных будок и вскоре скрылись в черной пасти ночи...

                VIII

...На вокзале Марину никто не провожал. Утро было раннее, людей на перроне совсем мало. Лужи за ночь покрылись филигранной вышивкой первой изморози, но когда начало рассветать, то стало ясно, что день будет теплым... Хотя в Осетии никогда не стоит пытаться предсказывать погоду: обычное дело здесь и 30-градусная жара в феврале, и снег в конце апреля...
Марина сидела на гигантском чемодане, ежась от утренней прохлады и теребя в кармане купленный заранее билет. Заспанный народ начинал не спеша подтягиваться с разных сторон - пестрая, разноперая вокзальная публика. На соседней скамейке нехотя продирал глаза примерзший бомж. Рядом сбивалась в стаю кучка взволнованных хохочущих школьников вместе с учительницей. Дети, полные энтузиазма перед предстоящим путешествием, бурно что-то обсуждали и с шумом встречали каждого новоприбывшего... Совсем близко от нее прошмыгнул цыганенок с чумазой рожей и страдальческими масляными глазами. Неподалеку курил сонный мент, ленясь вытаскивать руки из карманов...
Шли последние минуты. Ее истории. Ее Владикавказа...
Марина подняла голову...   Небо стремительно светлело с каждой секундой...
Вскоре объявили прибытие ее поезда. Она встала и подхватила чемодан. Локомотив с лязгом подползал: пучеглазый, плоскорожий и неожиданно-бодрый... Марина пошла по платформе, преследуя свою длинную, стелющуюся по асфальту тень. Сзади, подстегивая ее, неудержимо растекалось утреннее тепло и жаркой печатью плавило затылок...
Это вставало солнце...
Марина ускорила шаг. Замелькали сальные занавески в окнах и номера вагонов. С подножек кое-где свисали нарядные, игрушечно-синие проводницы. Откуда-то возникшие бабки, как по команде, натренированно покатили по перрону свои тележки с пирожками и перекупленной «Кока-колой». На платформу повысыпали люди. Жизнь набирала обороты...
На мгновение Марине дико захотелось оглянуться на эту юную дымящуюся рану, на тысячу раз виденную, но никогда не повторяющуюся картину... Солнце вставало над селом Дзауга. Семеня по горам, всплескивая рваными рукавами, терзая смутное небо… Не такое, как вчера и как завтра... Это были новый день, и новая боль, и новые дети, новые войны, новый народ, и надежды... Но все это ее больше не касалось. Наступал новый день без нее...
Марина вздохнула и чему-то улыбнулась... Показался ее вагон. Поезд стоит всего несколько минут, и надо поторопиться. Она знала, что сейчас разложит вещи и тут же забудется долгим, крепким, тяжелым сном... Впереди у нее были длинная, изматывающая дорога и целая жизнь.







 
 
 

         
      
 
















   





   
         





 
 


 

 
 


 

 
 



 
 
 


 




         




   
   


            

.